Страница:
– Только не вздумай облевать мне спину, сынок, – сердито проговорил он.
Пен облегченно вздохнула. Пиппа, молчавшая все это время, рассудительно заявила:
– Я рада, что лорд Хью не позволил им приковать его. Это было бы ужасно!
– Думаю, вам обеим тоже пора наверх, – сказала Джиневра.
Она по опыту знала, что шумный праздник скоро превратится в обычную попойку. Будь она дома, она бы тоже ушла, но сейчас она вынуждена была сидеть за столом. Во всяком случае, до возвращения Хью.
– Еще рано, – запротестовала Пиппа. – Еще рано для свадьбы. А еще я хочу торта!
– Торт съешь завтра, – пообещала ей Джиневра. – Останется много, тебе хватит.
– Пошли. – Пен потянула за собой сестру. – Я не хочу больше здесь оставаться.
Поколебавшись, Пиппа встала.
– Если бы Робин не напился, мы бы могли остаться, – обиженно проговорила она. – И съесть торт.
– Я не желаю задерживаться тут даже на минуту, – заявила Пен. – А ты, если хочешь, можешь оставаться.
– Я иду, – закричала ей вслед Пиппа. – Я только сказала… – Она побежала за сестрой.
– Мне пойти с ними, миледи? – Тилли в мгновение ока возникла позади Джиневры. Она раскраснелась – очевидно, старая камеристка получала удовольствие от общества слуг старшего поколения.
Джиневра отрицательно покачала головой:
– Нет, не надо. Я загляну к ним, когда поднимусь наверх.
– Разве я вам не понадоблюсь, чтобы помочь раздеться? – спросила Тилли.
Джиневра опять покачала головой:
– Нет, не понадобишься. На сегодня ты свободна. Развлекайся.
Секунду казалось, что Тилли будет возражать, но вдруг с того конца стола, где сидели пожилые слуги, раздался взрыв хохота.
– Ну, если вы уверены, миледи, – пробормотала Тилли и поспешила на свое место, где ее ждали увлекательные сплетни и легкий флирт со старшим конюхом.
Через несколько минут вернулся Хью и сел рядом с Джиневрой.
– Как он?
– Я успел вовремя поднести ему таз. – Хью взял свой кубок. – Ты отправила девочек спать?
– Мне показалось, что им пора. Ситуация может в любой момент выйти из-под контроля, а они уже достаточно навидались таких вещей.
Хью помолчал, а потом заметил:
– Конечно, в доме холостяка нравы грубее, чем там, где правит женщина. Мои люди склонны к жестоким играм, когда предоставляется возможность. Если тебя это оскорбило, прости.
– Я не обиделась, – заверила его Джиневра. – Они имеют право веселиться вволю. А вот Робин наутро будет единственным пострадавшим.
– Не понимаю, что с ним случилось, что заставило его совершить эту глупость.
– Не понимаешь?
– Ну, может, и понимаю, – грустно проговорил Хью. – Думаю, сегодняшнее представление излечит Пен от влюбленности.
– Пен слишком рассудительна, чтобы так быстро изменить свое мнение о нем, – возразила Джиневра. – У меня такое чувство, что между ними уже начали устанавливаться новые отношения, в которых больше дружбы, чем чего-то еще. Любовь редко вырастает на тесном общении, она предпочитает, когда ее объект окутан дымкой неизвестности и тайны. А ты что думаешь? – Она лукаво поглядела на мужа.
– У меня нет времени на тайны, – сказал Хью. – Я люблю прямолинейность. И предпочитаю понимать вещи. Может, в этом нет романтики… и я кажусь тебе скучным. Но я такой.
– Да, знаю. Я вышла замуж за простого человека, у которого нет времени на всякие ухаживания и любезности. У него прямая, грубоватая манера разговаривать, и он предпочитает неприкрытую правду.
– Что в этом плохого? – Хью не принял ее поддразниваний. Он оставался серьезным, его взгляд был прикован к ее лицу.
– Ничего, – ответила Джиневра. – Абсолютно ничего. Просто женщины – и ты наверняка знаешь об этом – чуть хитрее мужчин. И они предпочитают окольные пути.
Хью спрашивал себя, что Джиневра пытается сказать ему. Ведь она завела этот разговор не случайно, он был уверен в этом. Так что же она имеет в виду?
– Складывается впечатление, что ты хочешь меня о чем-то предупредить, – сказал он.
– Я хочу обратить твое внимание на следующее: женщины всегда найдут способ разрушить порядок, который с таким тщанием и удовлетворением строил мужчина, – весело пояснила она. – И когда это происходит, мужчины обычно удивляются. Самодовольство, милорд, опасная штука.
– Джиневра, я не боюсь, что какие-то твои действия застигнут меня врасплох, – тихо проговорил Хью. – И я никогда не страдал самодовольством, уверяю тебя.
На мгновение их взгляды встретились, но негромкий смех Джиневры разрядил обстановку.
– Мы отлично подходим друг другу, милорд. Впереди нас ожидают очень интересные времена.
– Верно, очень подходим, миледи, – прищурился Хью. – И в кровати, и вне ее.
– В связи с этим я хотела бы, чтобы ты понял: на этой свадьбе никаких укладываний невесты в постель не будет, – твердо заявила Джиневра.
– Мы с этим опоздали, – усмехнулся Хью. – Невесту уже уложили в постель. Полностью и бесповоротно, я бы сказал.
– Полностью и бесповоротно, – согласилась Джиневра, вставая. – Я бы хотела сбежать, пока гости слишком пьяны, чтобы заметить мое исчезновение. Вдруг им взбредет в голову поиграть еще в какие-нибудь игры, а у меня нет желания участвовать в них.
– Я приду, как только гости разъедутся. – Хью пожал ей руку. – Жди меня.
– Как прикажете, мой господин. – Джиневра насмешливо улыбнулась ему и выскользнула из зала.
Хью с мечтательной улыбкой на лице прикидывал, сколько ему еще ждать, прежде чем он сможет присоединиться к ней. Однако ожидание не очень огорчало его, он воспринимал его как сладкую пытку.
– Милорд. – Голос Джека Стедмена вывел ею из задумчивости.
– Садись, Джек. Выпей и съешь мяса. – Хью указал ему на стул Джиневры.
Красивое убранство стола было разрушено: скатерть лишилась своей девственной белизны, свечи оплыли и превратились в огарки. Зато на досках и в мисках было полно еды. – Благодарствую, сэр. – Джек сел и подвинул к себе доску с жареной олениной. Он ел жадно, накалывая мясо на острие своего ножа и заедая его хлебом, смоченным в соусе. Разделавшись с мясом, он опорожнил кубок эля и отрезал себе здоровенный кусок пирога.
Хью терпеливо ждал, пока тот насытится, и неторопливо потягивал вино. Он сидел, откинувшись на спинку стула, прикрыв глаза, но это спокойствие было обманчивым.
– Ну? – нарушил молчание Хью, удостоверившись, что Джек наелся.
– Тут какая-то странность, сэр. – Джек вытер рот рукавом. – Мужчина еще там, лежит в грязи и истекает кровью. Никто не пришел за ним. Думаю, его уже обыскали. Что-нибудь сперли.
– Он все еще был жив?
– Тогда был жив. Люди стояли вокруг и наблюдали, как он истекает кровью. – Джек озадаченно покачал головой. – Никогда не видел ничего подобного. Никто не хотел приближаться к нему. Как будто у него чума.
– Он что-нибудь сказал?
– Он чего-то страшно боялся, милорд. И не смерти. Молчал как рыба, не захотел говорить, даже когда я предложил отнести его к лекарю. Только бормотал что-то о приказе.
– О приказе? – медленно повторил Хью. – Чьем приказе?
Джек пожал плечами:
– Он больше ничего не сказал, сэр.
– Что ты сделал с ним?
– А что еще я мог сделать? – удивился Джек. – Оставил его там, сэр. Вы же не давали приказа принести его сюда. Сходить за ним?
Хью задумался. Его не интересовала жизнь незнакомца – вряд ли обществу пошло бы на пользу, если бы он сохранил ее. Наемный убийца – всегда наемный убийца.
– Нет, – наконец ответил он. – А нож? Ты что-нибудь узнал о нем?
Джек положил нож на стол.
– Я спросил, видел ли кто его, знает ли, кому он принадлежит. Если кто и знал, то не ответил. Одна тетка заикнулась, было насчет дьяволов, но ее быстренько заткнули.
– Дьяволов?
– О да, она была не в себе, сэр. – Джек отпил прямо из кувшина.
Хью взял нож и принялся внимательно его рассматривать. В нем не было ничего необычного – ничего, что помогло бы установить личность незнакомца. Однако этот человек выполнял приказ. Кому-то понадобилось, чтобы Хью де Боукер был мертв.
По дороге наверх Джиневра зашла в кухню и поморщилась при виде царившего там беспорядка: горы грязных кастрюль, пьяные поварята, сонные судомойки. В ее кухне в Мэллори-Холле всегда был идеальный порядок, даже в дни больших приемов. За этим следил мастер Краудер. Но здесь у него, естественно, нет власти.
Джиневра налила в высокую кружку горячей воды из котелка, в кладовой набрала сухих трав, истолкла их в ступке и высыпала в воду. Держа в одной руке кружку, а в другой – масляную лампу, она поднялась в комнату Робина, которая находилась рядом с комнатой девочек и по своему спартанскому убранству очень напоминала спальню его отца. Она поставила кружку на столик и, прикрывая рукой лампу, чтобы свет не падал на мальчика, подошла к кровати. Робин, бледный, лежал на спине. Почувствовав присутствие постороннего, он открыл глаза и застонал.
– Тебе очень плохо, Робин?
Ответом послужил еще один стон. Джиневра отставила лампу и взяла кружку.
– Выпей это, хороший мой. Питье невкусное, но, обещаю тебе, оно успокоит твой желудок. – Встав на колени рядом с кроватью, она приподняла Робина и поднесла кружку к его губам.
Робин сделал несколько глотков, закашлялся, что-то пробормотал, снова застонал и, рухнув на подушку, закрыл глаза.
– Это поможет тебе заснуть, – сказала Джиневра, отводя влажные волосы с его лба.
Робин промолчал, и она, взяв лампу, прошла в комнату Хью.
Там Джиневру ждал сюрприз: комната преобразилась. Как Пиппа и предупреждала, везде стояли вазы с цветами, а камин украшали восковые свечи. Кровать была застлана постельным бельем, которое Джиневра захватила с собой из Мэллори-Холла – оно предназначалось для домика в Колдоне. На столике были расставлены фарфоровые безделушки, тоже прибывшие из Мэллори-Холла. Серебряное апельсиновое деревце, на котором она развешивала свои драгоценности, стояло на туалетном столике рядом со шкатулкой и ее любимым серебряным подсвечником. Кувшин и тазик на умывальном столике были изготовлены из тончайшего делфтского фарфора, а на приоконных скамьях лежали диванные подушки, тоже доставленные из Мэллори-Холла.
Джиневра задумчиво оглядела комнату. Как к этому отнесется Хью? Он сказал, что Тилли может делать любую перестановку, но вряд ли он имел в виду столь радикальные изменения.
Джиневра села за туалетный столик и принялась снимать чепец. В этот момент дверь открылась, и в комнату вошел Хью. Последовавшая за этим тишина удивила Джиневру, и она обернулась. Хью ошарашенно смотрел по сторонам.
– Кровь Господня! – пробормотал он. – Мою комнату превратили в будуар!
– Я в этом, не виновата.
Хью снял бархатный берет и почесал в затылке.
– Конечно, мне не следовало рассчитывать, что ты откажешься от роскоши, к которой привыкла. Даже не думал, что ты так много привезла с собой.
– Все эти вещи были в повозке, которой правил Краудер. Я везла их для домика в Колдоне.
– Понятно, – сухо произнес Хью. – Ты не могла обойтись без этой чепухи, даже когда планировала побег?
– Я не видела смысла лишать себя абсолютно всего, – недовольно ответила Джиневра. – И, насколько мне известно, мои личные вещи не являются предметом брачного договора. Или я что-то упустила? – Она указала на деревце с украшениями и на серебряный подсвечник. – Отныне они тоже принадлежат тебе? И моя одежда? – Она положила на столик шпильки и, сняв верхний чепец, занялась нижним.
– У меня нет желания спорить с тобой сегодня, – сказал Хью, подходя к ней. – Твои личные вещи принадлежат тебе, и ты это отлично знаешь. Просто меня застали врасплох. Ведь это моя комната как-никак.
– А в доме есть пустая комната, которую я могла бы занять? – Джиневра сняла нижний чепец и повернулась к нему. – Я бы с радостью перенесла все свои личные вещи в то помещение, которое могла бы назвать своим.
– О нет, – тихо проговорил Хью, кладя руки ей на плечи. – В этом браке, жена моя, у нас не будет раздельных спален. Если я вынужден спать в шелковом будуаре – что ж, так тому и быть. Моя комната – твоя. И можешь делать с ней что пожелаешь.
– Какая заботливость, милорд. Благодарю вас. – Несмотря на ироничный тон, Джиневра не испытывала враждебности. Она знала, что брачный договор еще долго будет вызывать у нее сожаление и обиду, что будут моменты, когда ее гнев выплеснется наружу; но Хью должен понять ее.
Она принялась снимать кольца, развешивая их на деревце.
Хью, слегка нахмурившись, наблюдал за ней. Во время венчания они не обменялись кольцами. Джиневра не предложила этого, и он промолчал, так как считал, что она воспримет этот символичный жест как нечто, не согласующееся с чисто практичным духом их сделки. Что касается его самого, то у него просто не было денег, чтобы купить кольцо, хотя бы отчасти похожее на те, что висели на деревце и лежали в ее шкатулке. А гордость не позволяла ему предложить ей меньшее.
Теперь же он может покупать все, что ему нравится. Однако та же самая гордость мешала ему покупать Джиневре подарки на ее же деньги.
И все же у него есть, что подарить ей. И он принялся вынимать шпильки из ее волос.
Глава 23
Пен облегченно вздохнула. Пиппа, молчавшая все это время, рассудительно заявила:
– Я рада, что лорд Хью не позволил им приковать его. Это было бы ужасно!
– Думаю, вам обеим тоже пора наверх, – сказала Джиневра.
Она по опыту знала, что шумный праздник скоро превратится в обычную попойку. Будь она дома, она бы тоже ушла, но сейчас она вынуждена была сидеть за столом. Во всяком случае, до возвращения Хью.
– Еще рано, – запротестовала Пиппа. – Еще рано для свадьбы. А еще я хочу торта!
– Торт съешь завтра, – пообещала ей Джиневра. – Останется много, тебе хватит.
– Пошли. – Пен потянула за собой сестру. – Я не хочу больше здесь оставаться.
Поколебавшись, Пиппа встала.
– Если бы Робин не напился, мы бы могли остаться, – обиженно проговорила она. – И съесть торт.
– Я не желаю задерживаться тут даже на минуту, – заявила Пен. – А ты, если хочешь, можешь оставаться.
– Я иду, – закричала ей вслед Пиппа. – Я только сказала… – Она побежала за сестрой.
– Мне пойти с ними, миледи? – Тилли в мгновение ока возникла позади Джиневры. Она раскраснелась – очевидно, старая камеристка получала удовольствие от общества слуг старшего поколения.
Джиневра отрицательно покачала головой:
– Нет, не надо. Я загляну к ним, когда поднимусь наверх.
– Разве я вам не понадоблюсь, чтобы помочь раздеться? – спросила Тилли.
Джиневра опять покачала головой:
– Нет, не понадобишься. На сегодня ты свободна. Развлекайся.
Секунду казалось, что Тилли будет возражать, но вдруг с того конца стола, где сидели пожилые слуги, раздался взрыв хохота.
– Ну, если вы уверены, миледи, – пробормотала Тилли и поспешила на свое место, где ее ждали увлекательные сплетни и легкий флирт со старшим конюхом.
Через несколько минут вернулся Хью и сел рядом с Джиневрой.
– Как он?
– Я успел вовремя поднести ему таз. – Хью взял свой кубок. – Ты отправила девочек спать?
– Мне показалось, что им пора. Ситуация может в любой момент выйти из-под контроля, а они уже достаточно навидались таких вещей.
Хью помолчал, а потом заметил:
– Конечно, в доме холостяка нравы грубее, чем там, где правит женщина. Мои люди склонны к жестоким играм, когда предоставляется возможность. Если тебя это оскорбило, прости.
– Я не обиделась, – заверила его Джиневра. – Они имеют право веселиться вволю. А вот Робин наутро будет единственным пострадавшим.
– Не понимаю, что с ним случилось, что заставило его совершить эту глупость.
– Не понимаешь?
– Ну, может, и понимаю, – грустно проговорил Хью. – Думаю, сегодняшнее представление излечит Пен от влюбленности.
– Пен слишком рассудительна, чтобы так быстро изменить свое мнение о нем, – возразила Джиневра. – У меня такое чувство, что между ними уже начали устанавливаться новые отношения, в которых больше дружбы, чем чего-то еще. Любовь редко вырастает на тесном общении, она предпочитает, когда ее объект окутан дымкой неизвестности и тайны. А ты что думаешь? – Она лукаво поглядела на мужа.
– У меня нет времени на тайны, – сказал Хью. – Я люблю прямолинейность. И предпочитаю понимать вещи. Может, в этом нет романтики… и я кажусь тебе скучным. Но я такой.
– Да, знаю. Я вышла замуж за простого человека, у которого нет времени на всякие ухаживания и любезности. У него прямая, грубоватая манера разговаривать, и он предпочитает неприкрытую правду.
– Что в этом плохого? – Хью не принял ее поддразниваний. Он оставался серьезным, его взгляд был прикован к ее лицу.
– Ничего, – ответила Джиневра. – Абсолютно ничего. Просто женщины – и ты наверняка знаешь об этом – чуть хитрее мужчин. И они предпочитают окольные пути.
Хью спрашивал себя, что Джиневра пытается сказать ему. Ведь она завела этот разговор не случайно, он был уверен в этом. Так что же она имеет в виду?
– Складывается впечатление, что ты хочешь меня о чем-то предупредить, – сказал он.
– Я хочу обратить твое внимание на следующее: женщины всегда найдут способ разрушить порядок, который с таким тщанием и удовлетворением строил мужчина, – весело пояснила она. – И когда это происходит, мужчины обычно удивляются. Самодовольство, милорд, опасная штука.
– Джиневра, я не боюсь, что какие-то твои действия застигнут меня врасплох, – тихо проговорил Хью. – И я никогда не страдал самодовольством, уверяю тебя.
На мгновение их взгляды встретились, но негромкий смех Джиневры разрядил обстановку.
– Мы отлично подходим друг другу, милорд. Впереди нас ожидают очень интересные времена.
– Верно, очень подходим, миледи, – прищурился Хью. – И в кровати, и вне ее.
– В связи с этим я хотела бы, чтобы ты понял: на этой свадьбе никаких укладываний невесты в постель не будет, – твердо заявила Джиневра.
– Мы с этим опоздали, – усмехнулся Хью. – Невесту уже уложили в постель. Полностью и бесповоротно, я бы сказал.
– Полностью и бесповоротно, – согласилась Джиневра, вставая. – Я бы хотела сбежать, пока гости слишком пьяны, чтобы заметить мое исчезновение. Вдруг им взбредет в голову поиграть еще в какие-нибудь игры, а у меня нет желания участвовать в них.
– Я приду, как только гости разъедутся. – Хью пожал ей руку. – Жди меня.
– Как прикажете, мой господин. – Джиневра насмешливо улыбнулась ему и выскользнула из зала.
Хью с мечтательной улыбкой на лице прикидывал, сколько ему еще ждать, прежде чем он сможет присоединиться к ней. Однако ожидание не очень огорчало его, он воспринимал его как сладкую пытку.
– Милорд. – Голос Джека Стедмена вывел ею из задумчивости.
– Садись, Джек. Выпей и съешь мяса. – Хью указал ему на стул Джиневры.
Красивое убранство стола было разрушено: скатерть лишилась своей девственной белизны, свечи оплыли и превратились в огарки. Зато на досках и в мисках было полно еды. – Благодарствую, сэр. – Джек сел и подвинул к себе доску с жареной олениной. Он ел жадно, накалывая мясо на острие своего ножа и заедая его хлебом, смоченным в соусе. Разделавшись с мясом, он опорожнил кубок эля и отрезал себе здоровенный кусок пирога.
Хью терпеливо ждал, пока тот насытится, и неторопливо потягивал вино. Он сидел, откинувшись на спинку стула, прикрыв глаза, но это спокойствие было обманчивым.
– Ну? – нарушил молчание Хью, удостоверившись, что Джек наелся.
– Тут какая-то странность, сэр. – Джек вытер рот рукавом. – Мужчина еще там, лежит в грязи и истекает кровью. Никто не пришел за ним. Думаю, его уже обыскали. Что-нибудь сперли.
– Он все еще был жив?
– Тогда был жив. Люди стояли вокруг и наблюдали, как он истекает кровью. – Джек озадаченно покачал головой. – Никогда не видел ничего подобного. Никто не хотел приближаться к нему. Как будто у него чума.
– Он что-нибудь сказал?
– Он чего-то страшно боялся, милорд. И не смерти. Молчал как рыба, не захотел говорить, даже когда я предложил отнести его к лекарю. Только бормотал что-то о приказе.
– О приказе? – медленно повторил Хью. – Чьем приказе?
Джек пожал плечами:
– Он больше ничего не сказал, сэр.
– Что ты сделал с ним?
– А что еще я мог сделать? – удивился Джек. – Оставил его там, сэр. Вы же не давали приказа принести его сюда. Сходить за ним?
Хью задумался. Его не интересовала жизнь незнакомца – вряд ли обществу пошло бы на пользу, если бы он сохранил ее. Наемный убийца – всегда наемный убийца.
– Нет, – наконец ответил он. – А нож? Ты что-нибудь узнал о нем?
Джек положил нож на стол.
– Я спросил, видел ли кто его, знает ли, кому он принадлежит. Если кто и знал, то не ответил. Одна тетка заикнулась, было насчет дьяволов, но ее быстренько заткнули.
– Дьяволов?
– О да, она была не в себе, сэр. – Джек отпил прямо из кувшина.
Хью взял нож и принялся внимательно его рассматривать. В нем не было ничего необычного – ничего, что помогло бы установить личность незнакомца. Однако этот человек выполнял приказ. Кому-то понадобилось, чтобы Хью де Боукер был мертв.
По дороге наверх Джиневра зашла в кухню и поморщилась при виде царившего там беспорядка: горы грязных кастрюль, пьяные поварята, сонные судомойки. В ее кухне в Мэллори-Холле всегда был идеальный порядок, даже в дни больших приемов. За этим следил мастер Краудер. Но здесь у него, естественно, нет власти.
Джиневра налила в высокую кружку горячей воды из котелка, в кладовой набрала сухих трав, истолкла их в ступке и высыпала в воду. Держа в одной руке кружку, а в другой – масляную лампу, она поднялась в комнату Робина, которая находилась рядом с комнатой девочек и по своему спартанскому убранству очень напоминала спальню его отца. Она поставила кружку на столик и, прикрывая рукой лампу, чтобы свет не падал на мальчика, подошла к кровати. Робин, бледный, лежал на спине. Почувствовав присутствие постороннего, он открыл глаза и застонал.
– Тебе очень плохо, Робин?
Ответом послужил еще один стон. Джиневра отставила лампу и взяла кружку.
– Выпей это, хороший мой. Питье невкусное, но, обещаю тебе, оно успокоит твой желудок. – Встав на колени рядом с кроватью, она приподняла Робина и поднесла кружку к его губам.
Робин сделал несколько глотков, закашлялся, что-то пробормотал, снова застонал и, рухнув на подушку, закрыл глаза.
– Это поможет тебе заснуть, – сказала Джиневра, отводя влажные волосы с его лба.
Робин промолчал, и она, взяв лампу, прошла в комнату Хью.
Там Джиневру ждал сюрприз: комната преобразилась. Как Пиппа и предупреждала, везде стояли вазы с цветами, а камин украшали восковые свечи. Кровать была застлана постельным бельем, которое Джиневра захватила с собой из Мэллори-Холла – оно предназначалось для домика в Колдоне. На столике были расставлены фарфоровые безделушки, тоже прибывшие из Мэллори-Холла. Серебряное апельсиновое деревце, на котором она развешивала свои драгоценности, стояло на туалетном столике рядом со шкатулкой и ее любимым серебряным подсвечником. Кувшин и тазик на умывальном столике были изготовлены из тончайшего делфтского фарфора, а на приоконных скамьях лежали диванные подушки, тоже доставленные из Мэллори-Холла.
Джиневра задумчиво оглядела комнату. Как к этому отнесется Хью? Он сказал, что Тилли может делать любую перестановку, но вряд ли он имел в виду столь радикальные изменения.
Джиневра села за туалетный столик и принялась снимать чепец. В этот момент дверь открылась, и в комнату вошел Хью. Последовавшая за этим тишина удивила Джиневру, и она обернулась. Хью ошарашенно смотрел по сторонам.
– Кровь Господня! – пробормотал он. – Мою комнату превратили в будуар!
– Я в этом, не виновата.
Хью снял бархатный берет и почесал в затылке.
– Конечно, мне не следовало рассчитывать, что ты откажешься от роскоши, к которой привыкла. Даже не думал, что ты так много привезла с собой.
– Все эти вещи были в повозке, которой правил Краудер. Я везла их для домика в Колдоне.
– Понятно, – сухо произнес Хью. – Ты не могла обойтись без этой чепухи, даже когда планировала побег?
– Я не видела смысла лишать себя абсолютно всего, – недовольно ответила Джиневра. – И, насколько мне известно, мои личные вещи не являются предметом брачного договора. Или я что-то упустила? – Она указала на деревце с украшениями и на серебряный подсвечник. – Отныне они тоже принадлежат тебе? И моя одежда? – Она положила на столик шпильки и, сняв верхний чепец, занялась нижним.
– У меня нет желания спорить с тобой сегодня, – сказал Хью, подходя к ней. – Твои личные вещи принадлежат тебе, и ты это отлично знаешь. Просто меня застали врасплох. Ведь это моя комната как-никак.
– А в доме есть пустая комната, которую я могла бы занять? – Джиневра сняла нижний чепец и повернулась к нему. – Я бы с радостью перенесла все свои личные вещи в то помещение, которое могла бы назвать своим.
– О нет, – тихо проговорил Хью, кладя руки ей на плечи. – В этом браке, жена моя, у нас не будет раздельных спален. Если я вынужден спать в шелковом будуаре – что ж, так тому и быть. Моя комната – твоя. И можешь делать с ней что пожелаешь.
– Какая заботливость, милорд. Благодарю вас. – Несмотря на ироничный тон, Джиневра не испытывала враждебности. Она знала, что брачный договор еще долго будет вызывать у нее сожаление и обиду, что будут моменты, когда ее гнев выплеснется наружу; но Хью должен понять ее.
Она принялась снимать кольца, развешивая их на деревце.
Хью, слегка нахмурившись, наблюдал за ней. Во время венчания они не обменялись кольцами. Джиневра не предложила этого, и он промолчал, так как считал, что она воспримет этот символичный жест как нечто, не согласующееся с чисто практичным духом их сделки. Что касается его самого, то у него просто не было денег, чтобы купить кольцо, хотя бы отчасти похожее на те, что висели на деревце и лежали в ее шкатулке. А гордость не позволяла ему предложить ей меньшее.
Теперь же он может покупать все, что ему нравится. Однако та же самая гордость мешала ему покупать Джиневре подарки на ее же деньги.
И все же у него есть, что подарить ей. И он принялся вынимать шпильки из ее волос.
Глава 23
Хью вошел в зал, когда Джиневра и девочки завтракали в обществе магистра, и поцеловал жену в губы. Эта демонстрация собственнических инстинктов настолько смутила магистра – в предыдущих браках его госпожи о таких интимных ласках на людях не было и речи, – что он уткнулся в кружку с элем.
Хью весело поздоровался с девочками и спросил:
– А что Робин делает в это замечательное утро?
– Я пока его не видела, – ответила Джиневра. – Думаю, он все еще в кровати. – Нет, этого не может быть, – уверенно заявил Хью, но все же пошел к лестнице, хотя первоначально собирался сесть за стол.
Джиневра всей душой болела за мальчика, однако ничего не сказала. Вчера она позволила себе вмешаться в отношения Хью с сыном, а сегодня этого делать нельзя. Она будет использовать имеющееся у нее влияние осторожно, и решать вопросы по мере их поступления.
– Наверное, Робин плохо себя чувствует, – со знанием дела сказала Пиппа. – Ему нужно проспаться.
Джиневра продолжала молча есть. У Пен был расстроенный вид, она задумчиво возила по тарелке кусок бекона, пытаясь решить, как держать себя с Робином, когда он спустится вниз. С одной стороны, ей не хотелось напоминать ему о его поведении на вчерашнем празднестве, но с другой – она не могла вести себя так, будто ничего не случилось.
– С сегодняшнего дня вы должны возобновить уроки, – сказала Джиневра. – Вас это устраивает, магистр Говард? – Она вопросительно взглянула на магистра.
– О да, конечно, миледи, – закивал тот, намазывая масло на хлеб. – Сразу после завтрака мы займемся французским. – Девочки сникли, а магистр просиял.
Вскоре в зал спустились Хью и Робин. Хью был мрачен, Робин же выглядел так, будто он стоит на краю могилы. Его лицо приобрело зеленоватый оттенок, а глаза были полуприкрыты.
– Садись завтракать, Робин, – сухо велел ему Хью. – Тебе нужно поесть.
– Я не могу, – прошептал мальчик. – Мне даже смотреть на еду тошно.
– Я приготовлю тебе питье, – с сочувственной улыбкой сказала Джиневра. – Оно снимет головную боль. – Она встала из-за стола. – Хью, не заставляй его есть. Его потом просто стошнит, и все.
– Он не сможет выполнять свою работу с пустым желудком, – пробурчал Хью, но настаивать не стал.
Робин с несчастным видом сидел за столом, подперев голову рукой, а Хью молча ел. Пен с тревогой и сочувствием поглядывала на мальчика.
– Мама приготовит тебе особое питье. Ты сразу почувствуешь себя лучше, – вдруг нарушила напряженное молчание Пиппа. – Она всегда дает его нам, когда мы болеем, правда, Пен? – Она покровительственно похлопала Робина по руке, и он в ответ едва заметно улыбнулся.
– Сомневаюсь, что вы когда-нибудь болели тем же, чем Робин, – заметил Хью.
– А вот вы, сэр, по-моему, болели. Правда? – Пиппа вопросительно уставилась на него. В ее карих глазах читался вызов, и она очень сильно напоминала Хью свою мать. Он перевел взгляд на Пен и обнаружил, что та тоже смотрит на него с неодобрением. Видимо, отсутствие у него сочувствия к сыну не нашло отклика в сердцах его падчериц.
– Это не твое дело, Пиппа, – сердито проговорил он. – Если ты уже позавтракала, то советую тебе заняться делом.
Появление Джиневры с дымящейся кружкой в руке спасло Пиппу от необходимости отвечать.
– Оно не такое противное, как то, что я дала тебе вчера вечером, – сказала она, ставя кружку на стол. – Будь осторожен, питье очень горячее.
– Так ты все же полечила его вчера? – удивился Хью.
– Я дала ему питье, которое снимает тошноту и помогает заснуть.
– Ой, я пила его! – заявила Пиппа, наклоняясь, чтобы заглянуть б кружку. – Я пила его, когда у меня была лихорадка и страшно болела голова. Если положить в него мед; то оно очень даже вкусное. Положить тебе меду? – Она потянулась за горшочком с медом.
Робин покачал головой и сделал глоток.
– Если вы с Пен позавтракали, идите готовиться к уроку, – обратилась к дочерям Джиневра. – Магистр, они будут ждать вас в своей комнате через полчаса.
– Пойду, подберу нужные нам книги, – радостно объявил магистр, вставая. – Как приятно вернуться к обычной жизни, миледи. Может, мы с вами почитаем сегодня вечером, как раньше?
– Если получится, – ответила Джиневра.
– Мой сын тоже мог бы заниматься, – задумчиво проговорил Хью, когда магистр вышел из зала. – Он умеет писать, неплохо разбирается в счете, но совсем не знает языки. В частности, французский. – Он взглянул на Робина, который тупо таращился в чашку, глухой к словам отца. – Я не считал, что эти науки необходимы солдату, но сейчас, когда ему не надо учиться, как зарабатывать себе на хлеб, они бы ему не повредили. Что ты об этом думаешь, Робин? Робин!
Робин поднял голову и заморгал.
– Простите, сэр?
– Я предлагаю тебе с пользой потратить время и вместе с сестрами позаниматься с магистром. Ты не сможешь занять свое место при дворе, если будешь неотесанной деревенщиной.
– Но я хочу быть солдатом, – сказал Робин, стряхивая с себя апатию. – Я всегда хотел быть солдатом… как вы.
– Хью, ты скоро уяснишь, что изменившиеся обстоятельства не всегда меняют людей, – с милой улыбкой проговорила Джиневра, вставая из-за стола. – Если Робин твердо намерен стать солдатом, тебе вряд ли удастся сделать из него придворного просто потому, что теперь тебе это по средствам. Прошу простить меня, я должна примирить мастера Милтона с Краудером. Экономы что-то не поделили на кухне.
Тревожно хмурясь, Хью смотрел ей вслед. Джиневра, конечно, права. Но зачем она своим тоном показывает, что это доставляет ей удовольствие? Наверное, решила отомстить. Интересно, спросил он себя, надолго она затаит обиду? Если она будет при каждой возможности тыкать ему в лицо брачным договором, он начнет жалеть о том, что настоял на нем, хотя для этого нет никаких оснований. Любой человек посчитал бы договор обычным и разумным.
Хью повернулся к Робину. Тот все еще выглядел больным, несмотря на питье, приготовленное Джиневрой.
– Когда закончишь утреннее задание, можешь лечь поспать, – сказал Хью.
Робин с усилием поднял голову.
– Благодарю, сэр, – буркнул он.
Джиневра стояла посреди кухни и недовольно взирала на царивший там беспорядок. Со вчерашнего вечера, когда она готовила Робину питье, почти ничего не изменилось. Поварята и судомойки еле шевелились – очевидно, после вчерашнего праздника они страдали тем же, что и Робин. Над кучей костей жужжали мухи, а под столами рыскали собаки в поисках объедков.
Свежий воздух, проникавший в кухню через открытую дверь во двор, немного разгонял вонь от протухших продуктов и гарь. Дверь была открыта потому, что мастер Милтон и мастер Краудер разговаривали с тощим мужчиной, стоявшим у порога. Экономы напомнили Джиневре загнанных в угол собак. Создавалось впечатление, что они ощетинились друг на друга.
Джиневра приподняла шелковые юбки и, ступая по грязи, подошла к ним. Кухня является вотчиной эконома, это он должен распоряжаться здесь, а не хозяйка дома. Джиневра догадывалась, что состояние кухни до глубины души оскорбило Краудера, и он не смог удержать свое мнение при себе. Его критика, естественно, вызвала недовольство у мастера Милтона.
– Доброе утро, джентльмены.
Оба повернулись на ее голос и поклонились:
– Доброе утро, миледи.
Мужчина, с которым разговаривали экономы, прижал шляпу к груди и поклонился почти до земли.
– Миледи, – подобострастно произнес он и, выпрямившись, в раболепной улыбке показал гнилые зубы. У него было узкое лицо с близко поставленными глазами, а нос, судя по всему, ему не раз ломали.
– Кто это? – спросила Джиневра у экономов. Ответил ей мужчина:
– Меня зовут Тайлер, миледи. Я ищу работу. Думал, может, у вас найдется что-нибудь для меня. Я умею все. И по кухне, и на конюшне, и в саду. – Он заглянул в кухню. – Похоже, вам тут требуется помощь.
– Это так, – согласилась Джиневра. Она посмотрела на мастера Милтона и отошла в сторону, давая тому понять, чтобы он последовал за ней. Убедившись, что их никто не слышит, она сказала: – Мне бы не хотелось вмешиваться, Милтон, но ваши люди, похоже, не имеют представления о том, что нужно делать со всей этой грязью.
У эконома на лице отразилось замешательство.
– Мы не привыкли к таким большим приемам, мадам.
– Да, я понимаю. Но нужно, чтобы кто-то своим примером подстегнул слуг. Для начала выгоните отсюда собак и закройте продукты от мух. – Помолчав и сделав вид, будто эта мысль только что пришла ей в голову, она добавила: – Естественно, в доме стало больше народу. Одному тут не справиться. Вам не кажется разумным, если мастер Краудер возьмет на себя заботу о кухне и кладовых, а вам останется весь дом? Признаться, я поражена тем, как хорошо вы о нем заботитесь. В комнатах чисто, белье починено и пахнет свежестью, в каминах всегда дрова. Не исключено, что лорд Хью теперь чаще будет принимать гостей, поэтому нам понадобятся гостевые комнаты и все такое прочее.
Эконом был не глуп. Он понял, что под видом приятного комплимента ему отдан строгий приказ.
– Если лорда Хью устроит такое распределение обязанностей, мадам, я, конечно, сделаю, как вы говорите, – с поклоном ответил он.
– Полагаю, вы обнаружите, что лорд Хью будет доволен, – мягко сказала Джиневра. – Но если хотите, можете сами спросить его об этом.
– В этом нет надобности, мадам, – поспешно заверил ее эконом.
– Отлично. Тогда разъясните ситуацию мастеру Краудеру. Надеюсь, вы оба сможете работать в мире и согласии. – Она ласково улыбнулась и обратилась к Краудеру, который все еще стоял у двери: – Краудер, решено, что вы с мастером Милтоном разделите между собой работу по хозяйству. Вам я поручаю кухню и кладовые. – Она указала рукой на беспорядок: – У вас тут непочатый край работы.
– Слушаюсь, мадам, – ответил Краудер, и на его губах мелькнула удовлетворенная усмешка. – Для начала я найму этого человека.
– Вы об этом не пожалеете, сэр. – Тайлер продолжал мять шляпу в руках. – У меня жена и шестеро детей, миледи. Если бы я не нашел работу, нам бы пришлось побираться на улицах. Раньше я плавал на гуари[18] по реке, но обжег руки и больше не могу держать весла. – Он выставил вперед ладони, демонстрируя уродливые шрамы. – Зато мои руки сгодятся для многого другого, – добавил он. – А вот грести сложно.
– Да, понимаю, – сказала Джиневра. – Хорошо. Будешь подчиняться мастеру Краудеру.
Джиневра пошла к выходу, и Тайлер тайком следил за ней до тех пор, пока Краудер не приказал ему приступать к работе.
Тайлер быстро завоевал расположение слуг – да и как они могли не радоваться появлению человека, который взваливал на себя большую часть работы. Казалось, он одновременно был везде, и его вопросы ни у кого не вызывали возражений и недовольства.
Робин, которому понадобилось зерно для голубей, приплелся на кухню и, остановившись посередине, стал оглядываться по сторонам – он уже забыл, зачем сюда пришел. Его голова раскалывалась, все тело болело.
– Кто это? – спросил Тайлер у судомойки, помогая ей развешивать на крюках чистые кастрюли.
– А, это молодой хозяин, – ответила девушка, бросив взгляд через плечо. – Мастер Робин. Что-то он сегодня неважно выглядит. Интересно, что с ним. – Она с манящей улыбкой передала Тайлеру последнюю кастрюлю. – Спасибо тебе, Тайлер.
Тот лукаво улыбнулся в ответ и шлепнул ее по широкому заду, чем вызвал у нее смех, а затем подошел к Робину, который так и стоял посреди кухни, не замечая, как полусонный поваренок, лениво махая метлой, метет вокруг него пол.
– Чем могу вам помочь, молодой господин?
При звуке незнакомого голоса Робин вздрогнул и устремил взгляд на Тайлера.
– Я за чем-то пришел сюда, но забыл за чем. Ой, вспомнил. Зерно. Мне нужно зерно для голубей. – И он направился в кладовую, мечтая только о том, чтобы поскорее покончить с делами и лечь.
Тайлер последовал за ним.
– Позвольте, я возьму, мастер Робин. – Он закинул мешок на плечо и вышел из кухни.
Робин старался не отставать от него.
Хью весело поздоровался с девочками и спросил:
– А что Робин делает в это замечательное утро?
– Я пока его не видела, – ответила Джиневра. – Думаю, он все еще в кровати. – Нет, этого не может быть, – уверенно заявил Хью, но все же пошел к лестнице, хотя первоначально собирался сесть за стол.
Джиневра всей душой болела за мальчика, однако ничего не сказала. Вчера она позволила себе вмешаться в отношения Хью с сыном, а сегодня этого делать нельзя. Она будет использовать имеющееся у нее влияние осторожно, и решать вопросы по мере их поступления.
– Наверное, Робин плохо себя чувствует, – со знанием дела сказала Пиппа. – Ему нужно проспаться.
Джиневра продолжала молча есть. У Пен был расстроенный вид, она задумчиво возила по тарелке кусок бекона, пытаясь решить, как держать себя с Робином, когда он спустится вниз. С одной стороны, ей не хотелось напоминать ему о его поведении на вчерашнем празднестве, но с другой – она не могла вести себя так, будто ничего не случилось.
– С сегодняшнего дня вы должны возобновить уроки, – сказала Джиневра. – Вас это устраивает, магистр Говард? – Она вопросительно взглянула на магистра.
– О да, конечно, миледи, – закивал тот, намазывая масло на хлеб. – Сразу после завтрака мы займемся французским. – Девочки сникли, а магистр просиял.
Вскоре в зал спустились Хью и Робин. Хью был мрачен, Робин же выглядел так, будто он стоит на краю могилы. Его лицо приобрело зеленоватый оттенок, а глаза были полуприкрыты.
– Садись завтракать, Робин, – сухо велел ему Хью. – Тебе нужно поесть.
– Я не могу, – прошептал мальчик. – Мне даже смотреть на еду тошно.
– Я приготовлю тебе питье, – с сочувственной улыбкой сказала Джиневра. – Оно снимет головную боль. – Она встала из-за стола. – Хью, не заставляй его есть. Его потом просто стошнит, и все.
– Он не сможет выполнять свою работу с пустым желудком, – пробурчал Хью, но настаивать не стал.
Робин с несчастным видом сидел за столом, подперев голову рукой, а Хью молча ел. Пен с тревогой и сочувствием поглядывала на мальчика.
– Мама приготовит тебе особое питье. Ты сразу почувствуешь себя лучше, – вдруг нарушила напряженное молчание Пиппа. – Она всегда дает его нам, когда мы болеем, правда, Пен? – Она покровительственно похлопала Робина по руке, и он в ответ едва заметно улыбнулся.
– Сомневаюсь, что вы когда-нибудь болели тем же, чем Робин, – заметил Хью.
– А вот вы, сэр, по-моему, болели. Правда? – Пиппа вопросительно уставилась на него. В ее карих глазах читался вызов, и она очень сильно напоминала Хью свою мать. Он перевел взгляд на Пен и обнаружил, что та тоже смотрит на него с неодобрением. Видимо, отсутствие у него сочувствия к сыну не нашло отклика в сердцах его падчериц.
– Это не твое дело, Пиппа, – сердито проговорил он. – Если ты уже позавтракала, то советую тебе заняться делом.
Появление Джиневры с дымящейся кружкой в руке спасло Пиппу от необходимости отвечать.
– Оно не такое противное, как то, что я дала тебе вчера вечером, – сказала она, ставя кружку на стол. – Будь осторожен, питье очень горячее.
– Так ты все же полечила его вчера? – удивился Хью.
– Я дала ему питье, которое снимает тошноту и помогает заснуть.
– Ой, я пила его! – заявила Пиппа, наклоняясь, чтобы заглянуть б кружку. – Я пила его, когда у меня была лихорадка и страшно болела голова. Если положить в него мед; то оно очень даже вкусное. Положить тебе меду? – Она потянулась за горшочком с медом.
Робин покачал головой и сделал глоток.
– Если вы с Пен позавтракали, идите готовиться к уроку, – обратилась к дочерям Джиневра. – Магистр, они будут ждать вас в своей комнате через полчаса.
– Пойду, подберу нужные нам книги, – радостно объявил магистр, вставая. – Как приятно вернуться к обычной жизни, миледи. Может, мы с вами почитаем сегодня вечером, как раньше?
– Если получится, – ответила Джиневра.
– Мой сын тоже мог бы заниматься, – задумчиво проговорил Хью, когда магистр вышел из зала. – Он умеет писать, неплохо разбирается в счете, но совсем не знает языки. В частности, французский. – Он взглянул на Робина, который тупо таращился в чашку, глухой к словам отца. – Я не считал, что эти науки необходимы солдату, но сейчас, когда ему не надо учиться, как зарабатывать себе на хлеб, они бы ему не повредили. Что ты об этом думаешь, Робин? Робин!
Робин поднял голову и заморгал.
– Простите, сэр?
– Я предлагаю тебе с пользой потратить время и вместе с сестрами позаниматься с магистром. Ты не сможешь занять свое место при дворе, если будешь неотесанной деревенщиной.
– Но я хочу быть солдатом, – сказал Робин, стряхивая с себя апатию. – Я всегда хотел быть солдатом… как вы.
– Хью, ты скоро уяснишь, что изменившиеся обстоятельства не всегда меняют людей, – с милой улыбкой проговорила Джиневра, вставая из-за стола. – Если Робин твердо намерен стать солдатом, тебе вряд ли удастся сделать из него придворного просто потому, что теперь тебе это по средствам. Прошу простить меня, я должна примирить мастера Милтона с Краудером. Экономы что-то не поделили на кухне.
Тревожно хмурясь, Хью смотрел ей вслед. Джиневра, конечно, права. Но зачем она своим тоном показывает, что это доставляет ей удовольствие? Наверное, решила отомстить. Интересно, спросил он себя, надолго она затаит обиду? Если она будет при каждой возможности тыкать ему в лицо брачным договором, он начнет жалеть о том, что настоял на нем, хотя для этого нет никаких оснований. Любой человек посчитал бы договор обычным и разумным.
Хью повернулся к Робину. Тот все еще выглядел больным, несмотря на питье, приготовленное Джиневрой.
– Когда закончишь утреннее задание, можешь лечь поспать, – сказал Хью.
Робин с усилием поднял голову.
– Благодарю, сэр, – буркнул он.
Джиневра стояла посреди кухни и недовольно взирала на царивший там беспорядок. Со вчерашнего вечера, когда она готовила Робину питье, почти ничего не изменилось. Поварята и судомойки еле шевелились – очевидно, после вчерашнего праздника они страдали тем же, что и Робин. Над кучей костей жужжали мухи, а под столами рыскали собаки в поисках объедков.
Свежий воздух, проникавший в кухню через открытую дверь во двор, немного разгонял вонь от протухших продуктов и гарь. Дверь была открыта потому, что мастер Милтон и мастер Краудер разговаривали с тощим мужчиной, стоявшим у порога. Экономы напомнили Джиневре загнанных в угол собак. Создавалось впечатление, что они ощетинились друг на друга.
Джиневра приподняла шелковые юбки и, ступая по грязи, подошла к ним. Кухня является вотчиной эконома, это он должен распоряжаться здесь, а не хозяйка дома. Джиневра догадывалась, что состояние кухни до глубины души оскорбило Краудера, и он не смог удержать свое мнение при себе. Его критика, естественно, вызвала недовольство у мастера Милтона.
– Доброе утро, джентльмены.
Оба повернулись на ее голос и поклонились:
– Доброе утро, миледи.
Мужчина, с которым разговаривали экономы, прижал шляпу к груди и поклонился почти до земли.
– Миледи, – подобострастно произнес он и, выпрямившись, в раболепной улыбке показал гнилые зубы. У него было узкое лицо с близко поставленными глазами, а нос, судя по всему, ему не раз ломали.
– Кто это? – спросила Джиневра у экономов. Ответил ей мужчина:
– Меня зовут Тайлер, миледи. Я ищу работу. Думал, может, у вас найдется что-нибудь для меня. Я умею все. И по кухне, и на конюшне, и в саду. – Он заглянул в кухню. – Похоже, вам тут требуется помощь.
– Это так, – согласилась Джиневра. Она посмотрела на мастера Милтона и отошла в сторону, давая тому понять, чтобы он последовал за ней. Убедившись, что их никто не слышит, она сказала: – Мне бы не хотелось вмешиваться, Милтон, но ваши люди, похоже, не имеют представления о том, что нужно делать со всей этой грязью.
У эконома на лице отразилось замешательство.
– Мы не привыкли к таким большим приемам, мадам.
– Да, я понимаю. Но нужно, чтобы кто-то своим примером подстегнул слуг. Для начала выгоните отсюда собак и закройте продукты от мух. – Помолчав и сделав вид, будто эта мысль только что пришла ей в голову, она добавила: – Естественно, в доме стало больше народу. Одному тут не справиться. Вам не кажется разумным, если мастер Краудер возьмет на себя заботу о кухне и кладовых, а вам останется весь дом? Признаться, я поражена тем, как хорошо вы о нем заботитесь. В комнатах чисто, белье починено и пахнет свежестью, в каминах всегда дрова. Не исключено, что лорд Хью теперь чаще будет принимать гостей, поэтому нам понадобятся гостевые комнаты и все такое прочее.
Эконом был не глуп. Он понял, что под видом приятного комплимента ему отдан строгий приказ.
– Если лорда Хью устроит такое распределение обязанностей, мадам, я, конечно, сделаю, как вы говорите, – с поклоном ответил он.
– Полагаю, вы обнаружите, что лорд Хью будет доволен, – мягко сказала Джиневра. – Но если хотите, можете сами спросить его об этом.
– В этом нет надобности, мадам, – поспешно заверил ее эконом.
– Отлично. Тогда разъясните ситуацию мастеру Краудеру. Надеюсь, вы оба сможете работать в мире и согласии. – Она ласково улыбнулась и обратилась к Краудеру, который все еще стоял у двери: – Краудер, решено, что вы с мастером Милтоном разделите между собой работу по хозяйству. Вам я поручаю кухню и кладовые. – Она указала рукой на беспорядок: – У вас тут непочатый край работы.
– Слушаюсь, мадам, – ответил Краудер, и на его губах мелькнула удовлетворенная усмешка. – Для начала я найму этого человека.
– Вы об этом не пожалеете, сэр. – Тайлер продолжал мять шляпу в руках. – У меня жена и шестеро детей, миледи. Если бы я не нашел работу, нам бы пришлось побираться на улицах. Раньше я плавал на гуари[18] по реке, но обжег руки и больше не могу держать весла. – Он выставил вперед ладони, демонстрируя уродливые шрамы. – Зато мои руки сгодятся для многого другого, – добавил он. – А вот грести сложно.
– Да, понимаю, – сказала Джиневра. – Хорошо. Будешь подчиняться мастеру Краудеру.
Джиневра пошла к выходу, и Тайлер тайком следил за ней до тех пор, пока Краудер не приказал ему приступать к работе.
Тайлер быстро завоевал расположение слуг – да и как они могли не радоваться появлению человека, который взваливал на себя большую часть работы. Казалось, он одновременно был везде, и его вопросы ни у кого не вызывали возражений и недовольства.
Робин, которому понадобилось зерно для голубей, приплелся на кухню и, остановившись посередине, стал оглядываться по сторонам – он уже забыл, зачем сюда пришел. Его голова раскалывалась, все тело болело.
– Кто это? – спросил Тайлер у судомойки, помогая ей развешивать на крюках чистые кастрюли.
– А, это молодой хозяин, – ответила девушка, бросив взгляд через плечо. – Мастер Робин. Что-то он сегодня неважно выглядит. Интересно, что с ним. – Она с манящей улыбкой передала Тайлеру последнюю кастрюлю. – Спасибо тебе, Тайлер.
Тот лукаво улыбнулся в ответ и шлепнул ее по широкому заду, чем вызвал у нее смех, а затем подошел к Робину, который так и стоял посреди кухни, не замечая, как полусонный поваренок, лениво махая метлой, метет вокруг него пол.
– Чем могу вам помочь, молодой господин?
При звуке незнакомого голоса Робин вздрогнул и устремил взгляд на Тайлера.
– Я за чем-то пришел сюда, но забыл за чем. Ой, вспомнил. Зерно. Мне нужно зерно для голубей. – И он направился в кладовую, мечтая только о том, чтобы поскорее покончить с делами и лечь.
Тайлер последовал за ним.
– Позвольте, я возьму, мастер Робин. – Он закинул мешок на плечо и вышел из кухни.
Робин старался не отставать от него.