Фэйзер Джейн. Поцелуй вдовы

   – Прошу прощения, милорд, – с наигранным удивлением проговорила она, – но неужели вы подозреваете, что я подделала этот документ? На нем же есть печать нотариуса.
   – Мадам, – чуть ли не вскричал епископ, – мы отдаем должное вашему уму и хитрости и понимаем, что если бы вам понадобилась печать нотариуса, вы бы нашли способ заполучить ее.
   – Вовсе нет, милорд епископ, – ровным голосом возразила Джиневра, – я знаю законы, но не опускаюсь до махинаций. У вас нет оснований для того, чтобы выдвигать подобные обвинения.
   В палате воцарилось молчание. Казалось, все напряженно чего-то ждут.
   – Возможно, редко у кого имеются способности, которыми обладаю я, – продолжала Джиневра, и ее голос зазвенел в гнетущей тишине, – но нигде не говорится о том, что женщина не может ими обладать. – На этот раз она проявила осторожность, не упомянув леди Марию. – Только мой второй муж лорд Хэдлоу предпочел оставить повседневное управление его собственными поместьями в своих руках.
   – Его собственными поместьями? – повторил хранитель печати. – Когда вы составляли брачный договор, вы позаботились о том, чтобы ваши мужья не имели доли в богатстве, которое вы унаследовали от их предшественников, не так ли?
   – Это обычная практика, милорд, когда вдовец женится снова. Его новая жена владеет вдовьей долей наследства, которая часто меньше или равна ее приданому.
   – Но вы, мадам, вдова, а не вдовец.
   – Это само собой разумеется, милорд.
   Король заерзал в кресле, а в рядах зрителей послышался ропот.
   Хью прикрыл глаза. Что она себе позволяет? Ведь на этом суде решается ее жизнь. Он же сто раз повторял ей, чтобы она придерживала свой острый язык! Все без толку!
   – Позвольте напомнить вам, мадам, что здесь присутствует его величество король и высшие лорды королевства, – заявил хранитель печати, облизав тонкие губы.
   Джиневра поняла, что совершила ошибку.
   – Я не имела в виду ничего оскорбительного, милорд Кромвель. Просто я не понимаю, при чем тут мой пол. Я сделала то, что для мужчины в обычае вещей.
   – Мужчины не убивают своих жен, чтобы обогатиться, – встрял епископ.
   – У вас нет оснований обвинять меня в этом, – твердо проговорила Джиневра. – Нет ни свидетелей, ни улик, доказывающих это обвинение. – Ей хотелось оглянуться на Хью, чей взгляд она ощущала спиной, однако она превозмогла искушение.
   – Некоторые обстоятельства дают нам основания для подобных обвинений, – сказал хранитель печати.
   – Осмелюсь предположить, милорд Кромвель, что вы не хуже меня знаете, что использование косвенных улик может привести к ошибке, – проговорила Джиневра. У нее хватит знаний для того, чтобы обсуждать этот вопрос с лучшим правоведом страны: если только Хью не представит в качестве улики тот факт, что ему лгали. И если к этому прибавятся косвенные улики, ей уже не спастись.
   Хранитель печати сложил на столе руки и наклонился вперед.
   – У вас было четыре мужа. Все они умерли при странных обстоятельствах. Все они оставляли вам свое имущество. Я предполагаю, мадам, что вы устраивали браки, а потом организовывали их смерть, дабы завладеть их имуществом. Теперь вы владеете большей частью Дербишира. – Он откинулся на спинку стула, давая понять, что добавить нечего.
   Джиневра оглядела членов совета: взгляд короля оставался бесстрастным, на лицах двенадцати лордов, молчавших все это время, ничего не отражалось. Создавалось впечатление, что они здесь просто для декорации, а главные ее судьи – хранитель печати и епископ.
   Как бы в подтверждение ее догадки, слово взял епископ:
   – А я, мадам, допускаю, что вы прибегли к колдовству, чтобы заставить этих мужчин жениться на вас. Я не готов утверждать, что в их смерти замешано колдовство, но только злые чары могли принудить их принять те условия, что вы включили в брачные договоры.
   – Я считаю ваше предположение безосновательным. – Джиневра встала и прямо посмотрела на членов совета. Ей уже нечего терять. Когда для дачи показаний вызовут Хью, все будет кончено. Но пока она здесь, пока они наблюдают за ней – одни с любопытством, другие с удивлением, – она будет говорить то, что думает. – Женщина, милорд, в качестве приманки использует свою внешность – лицо, фигуру, очарование. Если она хочет жить в достатке, иметь пищу, крышу над головой и огонь в очаге, она должна привлекать к себе мужчин. Чтобы выжить, она должна применять то, чем ее наградила природа. А вы называете это колдовством. – Она невесело рассмеялась. – Если у женщины есть мозги и знания, она должна использовать и их, чтобы выжить. Неужели тому, что женщина способна конкурировать с мужчиной в каких-то областях, вы не можете найти другого объяснения, кроме магии? Здесь нет никакой магии, милорды. Чтобы обеспечить свое будущее и будущее своих дочерей, я использую присущее каждой женщине очарование и природный ум. Женщина, которая не сумела привлечь мужчину, способного обеспечить ей безбедное существование, достойна жалости. Ведь вы не будете отрицать этого, милорды. – Она обвела их взглядом, в котором сквозило презрение. – То, что мужчины оценивают женщин только по их физическим достоинствам, приводит к деградации нашего общества. И вот теперь меня обвиняют в том, что я нарушила эту практику, что я попыталась сломать неверные представления и упрочить свое положение. Я, ваше величество, милорды, просто посчитала себя равной мужчине. И в этом моя вина – моя единственная вина. – Она села и опять сложила руки на коленях.
   Король погладил свою бороду. Епископ указал на Джиневру пальцем и победно провозгласил:
   – Ересь! Ибо сказано, что женщина должна подчиняться своему мужу, который является ее властелином точно так же, как Господь является его повелителем. Ваши слова противоречат Священному Писанию.
   – Нет, милорд епископ. Я не проповедую ересь. Я изложила свое мнение. Я просто сказала, что считаю себя равной мужчине. И я понимаю, что другие могут не согласиться со мной. – Джиневра замолчала, а потом, не удержавшись, продолжила: – А в некоторых областях, милорд, я считаю себя выше некоторых мужчин.
   Наконец заговорил король. Его низкий сильный голос разнесся по палате:
   – Мадам, вы играете с огнем. – Джиневра снова встала и сделала реверанс.
   – Ваше величество, я никому не навязываю мое мнение. Я держу его при себе. А Священное Писание можно толковать как угодно.
   Во взгляде Генриха отразилось изумление. Она бросила вызов лично ему! Человеку, который интерпретировал церковные писания в свою пользу.
   – Тело Господне! – вскричал он и, сложив на груди руки, окинул ее взглядом, в котором появилась веселая искорка.
   Хью затаил дыхание. Почему-то сегодня Генрих пребывал в благодушном настроении и по достоинству оценивал отвагу и прямоту. Естественно, такое положение дел долго не продлится. Обострение язвенной болезни, какой-нибудь зуд – и Генрих превратится в жестокосердного деспота.
   – Думаю, мы достаточно наслушались ваших подстрекательских речей, – сухо кашлянул хранитель печати. – Вы отрицаете свою причастность к тем преступлениям, в которых вас обвиняют?
   – Отрицаю, милорд. – Джиневра села.
   – Хорошо, тогда выслушаем свидетельские показания. Лорд Хью де Боукер, расскажите, что вы обнаружили.
   Джиневра догадалась, что Хью встал. Ей снова пришлось бороться с искушением повернуться к нему. Замерев, она напряженно ждала, когда он произнесет губительные для нее слова.
   Хью молча смотрел на членов совета. Страстная речь Джиневры все еще звучала у него в ушах. Почему она не имеет права считать себя равной мужчине? Почему она не имеет права использовать то, что даровано ей Господом, чтобы обеспечить свое будущее? Будущее, которое, как она сказала, находится в руках мужчин. Прежде он никогда не подвергал сомнению устройство общества, но слова Джиневры пробудили в его душе сомнения. А вот восприняли ли эти взгляды ее обвинители? Он взглянул на мрачного хранителя печати, на епископа, в чьих глазах горел фанатичный огонь, и понял, что не восприняли.
   Так убила она Стивена Мэллори?
   А какое это имеет значение?
   Хью заговорил. Он описал их путешествие, свой приезд в Мэллори-Холл, рассказал, как проводил расследование.
   – Как вам известно, милорды, я претендовал на один из участков земли, принадлежащих леди Мэллори. Теперь выяснилось, что мой родственник Роджер Нидем действительно имел право оставить эту землю своей вдове. Я не подвергаю сомнению подлинность добрачного договора.
   – Гм. – Хранитель печати пожал плечами. – Это ваше дело, лорд Хью.
   – Совершенно верно, – согласился Хью.
   – Мои соболезнования, – буркнул хранитель печати. Хью позволил себе улыбнуться.
   – У леди Джиневры были роды, когда Роджер Нидем упал с лошади на охоте. Едва ли ее можно обвинять в его смерти.
   – Колдовство, – злобно прошипел епископ.
   – Я не нашел ни одного человека, который мог бы подтвердить применение колдовства, – твердо заявил Хью. – Мои люди провели тщательное расследование в деревнях и среди арендаторов. Все в один голос утверждали, что о колдовстве и речи быть не могло, и встречали подобное предположение с возмущением.
   – Это не является доказательством невиновности.
   – Возможно, но нет также доказательств вины, – осторожно напомнил Хью. – Третий муж леди Джиневры умер от потницы, в тот год мором промчавшейся по стране. И опять я не нашел улик, позволяющих усомниться в этом. В округе практически нет семьи, которая не пострадала бы от болезни. – Он пожал плечами. – Не вижу оснований для того, чтобы подозревать ее в совершении преступления.
   – Очень своевременная смерть! – возбужденно проговорил епископ и устремил на Джиневру задумчивый взгляд.
   – Вы вправе считать так, милорд епископ, но я сомневаюсь, что это пойдет на пользу правосудию и вере.
   Епископ провел рукой по гладко выбритому подбородку:
   – А что известно о втором муже? Вы не упомянули о нем.
   – Убит стрелой без каких-либо примет. Его жена была рядом с ним. В лесу было много крестьян – в тот день их землевладелец объявил свободную охоту. Вероятнее всего, произошел несчастный случай, – спокойно ответил Хью. – Никто не признал стрелу своей из страха перед последствиями. Однако ясно одно: эту стрелу выпустила не леди Джиневра.
   Кромвель нахмурился еще сильнее:
   – Она могла это подстроить.
   – Верно. Но этому нет доказательств.
   – Зато есть мотив. Обстоятельства вынуждают нас сделать такой вывод.
   – Судя по тому, что мне удалось узнать, лорд Хэдлоу и его жена были любящей парой. У них родились двое детей. Леди Джиневра уже тогда имела немалое состояние, а лорд Хэдлоу был самым бедным из ее мужей, хотя его бедность относительна, – добавил Хью, вспомнив о богатых залежах угля и железной руды на землях, которые Хэдлоу оставил своей вдове. – Хэдлоу всегда считали слишком щедрым, – продолжал он. – Он тратил немалые деньги на повышение благосостояния своих арендаторов. Леди Джиневра поддерживала его в этих начинаниях и в том, что он в своем завещании отписал арендаторам большие средства. А ведь это, естественно, значительно сокращало ее долю. Короче говоря, милорды, его смерть принесла ей больше административных проблем, чем денег. Она продолжает дело, начатое ее мужем, и демонстрирует такую же щедрость по отношению к арендаторам. Я не вижу здесь финансового мотива.
   Джиневра не верила своим ушам. Так вот, значит, что он узнал в Мэтлоке! Тогда почему он не сказал ей, что снимает с нее подозрение в причастности к смерти Тимоти, и заставил терзаться от страха?
   Но тут она вспомнила, что сама скрыла от него существование добрачного договора Нидема. Они оба играли в кошки-мышки и имели по козырю в рукаве.
   В свете показаний Хью суду будет трудно обвинить ее в причастности к трем смертям, но вот Стивен?.. Это самое слабое место в ее защите.
   Джиневра на секунду прикрыла глаза, вспоминая тот вечер. Она словно наяву услышала его тяжелые шаги. Вот он ругается, с трудом ворочая заплетающимся языком. Вот он замахивается на нее – ему все равно, куда придется удар: в губы, в зубы, в глаза, в скулу. И тогда она выставила ногу…
   – Леди Мэллори?
   Джиневра открыла глаза и обнаружила, что слегка покачивается, сидя на стуле.
   – Простите меня, – проговорила она.
   – Принесите даме вина, – приказал король. – Она очень бледна. Томас, я бы не хотел, чтобы она упала в обморок во время допроса.
   Томас Кромвель услышал в словах короля упрек и поджал губы. Кажется, король, как это нередко с ним случалось, вдруг проникся симпатией к леди Мэллори. То он хочет заточить ее в Тауэр, то с улыбкой выслушивает наглые заявления этой особы, а теперь ему вздумалось спасти ее от допроса. Как будто вся эта процедура устроена просто так, а не к его собственной материальной выгоде и выгоде хранителя печати. Только епископом движут некорыстные мотивы – Гардинеру нужна ведьма.
   Один из придворных вышел и вскоре вернулся со стаканом вина. Джиневра хотела, было отказаться, но потом подумала, что ее отказ, возможно, усилит недовольство короля. Ведь она оскорбит его, если отвергнет столь великодушный жест. Поэтому она отпила немного и вернула стакан дворянину.
   – Уже лучше. У вас порозовели щеки, миледи, – удовлетворенно объявил Генрих. – Можете продолжать, Томас.
   Кромвель поклонился королю и повернулся к Хью, который уже успел сесть. Он не видел лица Джиневры, но всем своим существом чувствовал, как она ослабела. Жаль, что он не может ей помочь… пока. Ему до боли хотелось сжать ее в объятиях и влить в нее свою силу.
   Так убила она Стивена Мэллори?
   Это не имеет значения.
   – Лорд Хью, что вы можете рассказать нам о смерти Стивена Мэллори?
   Джиневра заставила себя не поддаваться панике.
   – Гораздо больше, чем другие, лорд Кромвель.
   – Прекрасно. – Хранитель печати откинулся на спинку кресла. – Мы вас слушаем.
   – Лорд Мэллори часто и много пил. – Хью тщательно подбирал слова. Большинство присутствующих знали, что происходит с теми, кто слишком много выпил, и не считали это зазорным. – Он был крупным мужчиной. Когда он падал, мало, у кого хватало сил снова поставить его на ноги.
   – Он был пьян в день своей смерти?
   – Да. Он пригласил гостей на ужин. Мой лейтенант беседовал с ними, и все клянутся, что он, как всегда, был пьян. Его жена удалилась в свои апартаменты. Как я понял, она считала его пьянство оскорбительным для себя и не боялась говорить об этом мужу.
   По палате пронесся неодобрительный ропот.
   – Гости лорда Стивена также заметили, что леди Мэллори не оказывает своему мужу должного уважения… однако они готовы поручиться за то, что в тот день он был в стельку пьян и злился на свою жену.
   – Какому мужчине понравится, когда его критикуют на глазах у его друзей? – раздался голос одного из членов совета.
   – Конечно, – согласился Хью. – Если посчитать, у кого было больше мотивов для нанесения телесных повреждений, то, естественно, у лорда Мэллори. Он был значительно выше и тяжелее своей жены. Более того, он был склонен к жестокости.
   Хью замолчал, давая время присутствующим вникнуть в смысл сказанного.
   – Итак, что же случилось той ночью? – нарушил тишину епископ. – Лорд Мэллори имел право наказать свою жену за оскорбление. Он наказал?
   – В конце вечера он отправился на поиски леди Мэллори, но не нашел ее в спальне, – ответил Хью. – Она вместе со своей камеристкой находилась в комнате эконома и проверяла хозяйственные счета. Складывается впечатление, что лорд Мэллори, пьяный и объятый яростью, выпал из окна спальни своей жены. Там очень низкие подоконники. Другого объяснения у меня нет.
   Джиневра пыталась осмыслить услышанное. Он описал события именно так, как они происходили, лишь с одним маленьким, но важным исключением. Это исключение и еще одна маленькая ложь помогут ей оправдаться. Он не рассказал о том, как ему лгали слуги. Ни, словом не обмолвился.
   – Итак, лорд Хью, вы считаете, что леди Мэллори невиновна во всех этих преступлениях? – осведомился хранитель печати.
   – Леди Мэллори не причастна к смерти своих мужей, – твердо сказал Хью.
   Неожиданно хранитель печати вытянул руку в сторону Джиневры.
   – Ваш муж, Стивен Мэллори, был другом и соратником предателя Роберта Аска, – отчеканил он.
   Король встрепенулся и помрачнел.
   – Как это?
   – Муж этой дамы поддерживал восстание, ваше величество, – сладким голосом пояснил хранитель печати. – Поэтому логично предположить, что его жена тоже принимала участие в этом изменническом акте. Стивен Мэллори мертв. Но его жена, которая наверняка разделяла его идеи и следовала за ним по тому же пути, сидит перед нами.
   – Прошу прощения, милорд, я не понимаю, почему вы выдвигаете эти обвинения против леди Джиневры, – продолжая улыбаться, проговорил Хью. – Как мы уже выяснили, эта дама жила своим умом. Ее независимый нрав – вот что привело ее сюда. Я готов поклясться, что никакому мужу не удалось бы заставить ее разделить его взгляды, если бы они расходились с ее собственными.
   Генрих обратил свой хмурый взор на Джиневру:
   – Ваш муж поддерживал предателя Аска, мадам? – Джиневра поняла, что над ней нависла новая угроза.
   – Он знал Аска, ваше величество. Но он прервал всяческие сношения с ним, как только тот отправился в «Паломничество». – Ее губы изогнулись в легкой усмешке. – Стивен Мэллори никогда не отличался преданностью или силой своих убеждений.
   – А вы, мадам? Как вы оцениваете Аска и его «Паломничество»? – Генрих буравил Джиневру взглядом.
   Надо быть очень осторожной. Здесь ей понадобится вся ее хитрость и дипломатичность.
   – Как неразумного, – ответила Джиневра. – Любой, кто искренне верит в свои идеи, достоин уважения. Однако мистер Аск поразил меня, продемонстрировав, что ему гораздо интереснее подстрекать к мятежу и наслаждаться властью, чем следовать велению сердца.
   Она мысленно попросила прощения у того, кто умер мученической смертью за свою веру. Просто у нее не было другого выхода – пришлось лицемерить, чтобы избежать подобной участи.
   Король медленно кивнул:
   – Аск и его восстание меня больше не интересуют. Цена заплачена. – Он посмотрел на Кромвеля, не скрывавшего своего разочарования, а потом перевел взгляд на Хью: – Стало быть, лорд Хью, вы не верите в то, что эта дама убила кого-то из своих мужей?
   – Не верю, ваше величество. И чтобы подтвердить свою уверенность, я готов жениться на ней.
   Все ахнули. Епископ схватился за голову, изумление на лице хранителя печати сменилось гневом. Ему потребовалось несколько секунд на то, чтобы вернуть своему лицу столь привычное надменное выражение. Король подался вперед, его глазки, скрытые в складках одутловатого лица, лукаво блеснули.
   – Ну и ну, Хью де Боукер. Сильна же ваша уверенность. Вы не боитесь яда, колдовства, ножа в спину? – хмыкнул Генрих.
   Хью посмотрел на Джиневру, неподвижно сидевшую на стуле. Ее голова была гордо поднята, плечи расправлены. Он вспомнил предыдущую ночь. Она была объята страхом и одновременно полна отваги.
   – Я не боюсь этого, ваше величество, – произнес он.
   – Итак, миледи, – обратился король к Джиневре. – Что вы ответите на предложение лорда Хью?

Глава 19

   – Колдовство! Магия! – завопил епископ, пальцем тыча в Джиневру. – Она навела чары и на Хью де Боукера!
   На мгновение в палате воцарилась тишина, и вдруг Хью расхохотался. Он стоял, опершись на спинку передней скамьи и хохотал во все горло. Взгляд его потрясающих голубых глаз был обращен на епископа. Прошла минута, прежде чем в палате раздались робкие смешки – это смеялись те, кто хорошо знал Хью. Мысль о том, что этот прагматик до мозга костей, этот пышущий здоровьем бравый солдат… мысль о том, что Хью де Боукер может не устоять перед колдовскими чарами, была абсурдной. Заседание совета в мгновение ока лишилось обычной для подобных мероприятий мрачной торжественности.
   Хранитель печати недовольно поджал тонкие губы. Он нервно гладил свой подбородок. Король переводил взгляд с него на епископа и обратно и, казалось, наслаждался тем, что их планы потерпели крах. Редко случалось, чтобы кому-то удавалось перехитрить их.
   – Милорд епископ, уверяю вас, я ни в коей мере не очарован этой женщиной, – сказал Хью. – Я провел в ее обществе два месяца и отлично вижу ее недостатки. Она надменна и упряма, она уверена в своей правоте и не любит, когда вмешиваются в ее дела. Но эти недостатки не превращают ее в колдунью или убийцу. Я ни в коем случае не допущу, чтобы она диктовала мне, какие пункты вставлять в брачный договор. Однако я не сомневаюсь в ее невиновности и добродетели. И вряд ли среди присутствующих найдется хоть один человек, который не назовет ее красивой. Любой был бы горд, взять ее в жены.
   – А когда к ее красоте прибавляется еще и богатство, устоять невозможно, – поддел его король. – Я не вижу в этом колдовства. Лорд Хью, нам понятно ваше желание жениться на этой даме, если, конечно, вы уверены, что не последуете за вашими предшественниками раньше времени. – Он многозначительно вскинул бровь, и Хью поклонился в ответ.
   Король снова провел рукой по бороде. В палате стояла напряженная тишина: все ждали его решения. Наконец он заговорил, но его слова больше походили на вопрос, чем на утверждение:
   – Кажется, мы должны признать даму невиновной во всех преступлениях?
   Все присутствующие одновременно перевели дыхание. Хью обнаружил, что у него от волнения пересохли губы и от напряжения разболелась шея. Он победил. Или она?
   – Леди Джиневра, как вы ответите на предложение лорда Хью? – повторил свой вопрос Генрих, пристально глядя на Джиневру, которая сидела ни жива ни мертва.
   Она испытывала непередаваемое облегчение. Она даже лишилась дара речи – настолько сильными были охватившие ее эмоции – и пыталась понять, что сказал Хью. Зачем он спас ее? Он же солгал ради нее. Он, человек долга и твердых принципов, человек чести, солгал, чтобы спасти ее! В глубине души она понимала, что он не уверен в ее невиновности. Даже когда они ласкали друг друга, он все равно сомневался в ней, и она чувствовала это.
   Джиневра погрузилась в раздумья и не подозревала, что она сидит, тупо уставившись на короля. Хью спас ее, потому что хотел завладеть ее богатством. Он и не скрывал этого. Он же сказал, что не позволит ей диктовать условия договора. Он сам составит договор. Он женится на ней и спасет от смерти, но ей придется заплатить за это своей независимостью.
   А есть ли у нее выбор? Ведь только Хью мог бы спасти ее. Ни ее красноречие, ни ее доводы ничего бы не изменили. Его репутация была настолько прочна, вера в его честность и неподкупность настолько непоколебима, что никто не решился подвергать сомнению его слова.
   – Мадам, кажется, вы лишились дара речи, – сказал король. Теперь в его голосе слышалось нетерпение, а глаза утратили веселый блеск.
   Джиневра постаралась взять себя в руки.
   – Ваше величество, – проговорила она, медленно поднимаясь, – я ошеломлена предложением лорда Хью. Прошу, простите меня, если мое молчание показалось вам оскорбительным. Напротив, меня переполняет благодарность.
   – Красиво сказано, – просиял Генрих.
   Когда у него появлялось желание быть великодушным и милосердным, он обнаруживал, что мир – это довольно приятное место, и с восторгом употреблял власть на то, чтобы сделать других счастливыми. Эта женщина чем-то привлекала его. Он вспомнил ее дочерей, очаровательных малышек, таких забавных, они так смело разговаривали с ним. Ему будет приятно, если лорд Хью получит какое-то материальное вознаграждение, тем более тогда, когда это вознаграждение пролетит мимо толстого кошелька хранителя печати. Да, приятно использовать власть для таких целей.
   – Итак, миледи, вы принимаете его предложение? – Хью затаил дыхание. Несмотря на заверения Джиневры в том, что она благодарна ему, он сомневался, что она примет предложенный им вариант. Иногда, думал он, она превращается в самую упрямую женщину на свете. Однако она умна и примет его предложение под давлением инстинкта самосохранения и страха за своих детей.
   – Принимаю, ваше величество, – произнесла Джиневра, и Хью облегченно вздохнул.
   Генрих тяжело поднялся. Выждав несколько секунд и обнаружив, что пульсирующая боль в ноге стихла, он с улыбкой провозгласил:
   – Вы обвенчаетесь через два дня в дворцовой церкви Хэмптона. Королева будет рада присутствовать на церемонии. – Король так и сиял. Пышная свадьба взбодрит Джейн. Его волновало ее состояние: чем больше был срок беременности, тем сильнее становилась ее депрессия. – Двух дней достаточно на то, чтобы составить договор. Томас, – обратился он к мрачному хранителю печати, – проследите, чтобы все было сделано по закону.