Страница:
– Поставь его здесь, спасибо. – Робин указал на две высокие голубятни, стоявшие в центре садика с лекарственными травами. – Как, ты сказал, тебя зовут?
– Тайлер, сэр. Вы уверены, что мне не надо помочь вам насыпать зерно?
– Абсолютно, спасибо, Тайлер. – Робин разрезал мешок ножом. – Я знаю, сколько надо сыпать.
– Хорошо, молодой господин.
Тайлер пошел прочь, но направился не на кухню, а к боковой двери, ведущей в дом. Проскользнув внутрь, он замер на мгновение в темном коридорчике рядом с лестницей и прислушался. Убедившись, что вокруг тишина, он бесшумно поднялся наверх и отодвинул задвижку на двери, которая открывалась в коридор. В коридор выходило три двери.
Его заданные как бы, между прочим, вопросы о планировке дома принесли свои плоды. Теперь он знал, что за одной из этих дверей находится комната мальчика.
Войдя в коридор, Тайлер снова прислушался, а потом на цыпочках двинулся вперед, останавливаясь у каждой двери. За первыми двумя была тишина, из-за третьей доносились детские голоса.
Тайлер вернулся к первой двери, приоткрыл ее и сразу понял, что в этой комнате с огромной кроватью никто не живет. Видимо, это гостевая, решил он и переключил свое внимание на следующую дверь.
Комната оказалась небольшой, с узкой кроватью. Он вошел внутрь и, закрыв за собой дверь, тотчас понял, что попал куда надо: на стене в ножнах висел детский меч, а на крючке за дверью – плащ, слишком маленький для взрослого мужчины. Покопавшись в ящиках комода, Тайлер еще раз убедился в правильности своей догадки: перчатки, чулки и другая одежда – все было небольшого размера, как раз по мальчишке.
После этого Тайлер действовал быстро. Свечи в двух оловянных подсвечниках он заменил на те, что достал из своего ранца, который ни разу не снял с момента появления в доме. В масляную лампу влил содержимое пузырька, который тоже выудил из ранца, потом достал оттуда кулек и посыпал каким-то порошком одежду. Остатки порошка он высыпал на простыню и подушку.
Закончив, он огляделся по сторонам. Все выглядело как обычно, ничто не указывало на то, что теперь в комнате таится смерть. Вдруг в коридоре послышались шаги, и Тайлер, метнувшись к двери, буквально распластался по стене. Его рука легла на рукоятку ножа.
Дверь открылась.
– Робин?
В комнату вошел мужчина. Он огляделся и, убедившись, что там никого нет, отступил в коридор и закрыл за собой дверь.
Тайлер облегченно вздохнул. По одежде и по манерам он догадался, что это был Хью де Боукер. А он в отличие от некоторых не имеет привычки недооценивать свою жертву. При мысли о неудавшемся покушении на Хью де Боукера Тайлер пренебрежительно поморщился. Убийца не знал, на что идет. К счастью для него, он умер, иначе ему бы несдобровать: хранитель печати умеет наказывать неудачников.
Выждав несколько минут, Тайлер выскользнул из комнаты, спустился вниз и направился в конюшню. Там действительно много работы, лишние руки не помешают.
Не найдя Робина в комнате, Хью отправился искать его. Он уже сожалел о том, что так сурово обошелся с мальчиком, вытащив его из кровати и заставив работать. И в то же время он радовался, что Робин проявил волю и, несмотря на страшную слабость, выполнил указания отца. Хью показалось, что он слышал какой-то шум в комнате сына, и был безмерно счастлив, когда обнаружил, что ошибся. Мальчик отлично знал, что отец смягчится, если он очень попросит. Значит, им движет не страх, а гордость.
Довольно улыбаясь, Хью спустился в зал. Джиневра стояла у камина, в руке у нее было письмо. Услышав шаги Хью, она подняла голову и протянула письмо ему.
– Адресовано тебе. Если я не ошибаюсь, на нем печать Кромвеля.
Хью взял письмо и спокойно ответил:
– Нет, ты не ошибаешься. – Взломав печать, он развернул лист и вдруг присвистнул. – Сегодня вечером мы приглашены на прием, который хранитель печати дает в честь короля и королевы. А праздновать будут приближающиеся роды королевы.
– Думаю, в такое время королева предпочла бы праздновать приближение этого события в обществе своих фрейлин, – насмешливо заметила Джиневра. – Когда женщина на сносях, ей меньше всего нужно общество веселящихся мужчин.
– Королю приятно, что королеву так почитают.
– Зато не дают покоя. – Джиневра пожала плечами. – Мы должны идти?
– Нельзя отказываться от приглашения хранителя печати.
– А я бы отказалась, – сказала Джиневра. – Нижайше просим простить, молим о снисходительности, безмерно благодарны за оказанную нам честь.
Хью рассмеялся и погладил ее по голове в том месте, где разделенные на прямой пробор волосы не были скрыты под белым чепцом.
– Я бы предпочел провести эту ночь с женой.
– А это не серьезный предлог для отказа? – Хью отрицательно покачал головой:
– Нет. Надо идти.
– У меня такое чувство, будто мы постоянно находимся под пристальным вниманием хранителя печати, и это мне не нравится. Он считает, что мы в его распоряжении, – медленно проговорила Джиневра. – Неужели нельзя уехать из Лондона? Вернуться в Дербишир?
Хью опять покачал головой:
– Надвигается зима. Придется отложить путешествие, тем более такое долгое, до весны. К тому же я слуга короля.
Мне нужно разрешение, чтобы покинуть Лондон.
– Я и не знала, что твоя жизнь так четко расписана. – Она повернулась к огню. – А теперь и моя тоже.
– Я служу королю, – напомнил Хью.
– Но не хранителю печати.
– Да, – согласился он, – но поскольку хранитель печати является старшим слугой короля, я неизбежно поступаю в его распоряжение, как ты выразилась.
– Ладно, – махнула рукой Джиневра. – Но мне не по душе такой порядок вещей. Он вызывает у меня тревогу.
Хью ничего не сказал. Он был полностью согласен с ней и поэтому не мог придумать, чем бы успокоить ее. Ему не нравилось быть на поводке у хранителя печати, однако оставалось только покориться, так как Томас Кромвель являлся любимцем короля. Конечно, король лишает своего благорасположения так же часто и произвольно, как дарует его. Одна ошибка Кромвеля – и Генрих отвернется от него. И Хью бы не хотелось, чтобы в тот момент, когда это произойдет, его считали ставленником хранителя печати – ведь при дворе Генриха слуги попадают в опалу вместе со своими хозяевами, так что действовать надо очень осторожно.
– Прошу прощения, сэр.
Хью повернулся, услышав голос Робина.
– А, вот ты где. – Он оценивающе оглядел сына. – Тебе лучше?
– Нет, – ответил Робин, потирая покрасневшие глаза. – Я закончил на конюшне. Что еще мне делать?
– Иди в кровать. – Хью похлопал его по плечу. – Надеюсь, урок о том, что умеренность имеет свои прелести, пошел тебе на пользу.
Робин осторожно, чтобы не усилилась головная боль, кивнул.
– Робин, хочешь, я приготовлю тебе питье? – предложила Джиневра.
– То, что вы дали мне утром, немного сняло головную боль, – ответил мальчик. – Но потом она опять разболелась.
– Я принесу его тебе наверх.
Робин забормотал слова благодарности, а Джиневра поспешила на кухню. Там дела шли на лад: на вертеле жарилось мясо к обеду, кастрюли и сковородки висели на своих местах, пол и столы были вычищены до блеска.
Приготовив питье, Джиневра поднялась наверх. Робин уже лежал в кровати, подтянув одеяло до подбородка.
– Ты будешь обедать? – Она помогла ему сесть и сунула в руку кружку.
– Вряд ли я смогу что-нибудь съесть, мадам. Я голоден, но мысль о еде вызывает у меня тошноту.
– Тогда не думай о ней. – Джиневра направилась к двери. – Через пару часов ты будешь чувствовать значительно лучше.
Она прошла в соседнюю комнату, где девочки занимались с магистром. Увидев мать, они с надеждой взглянули на нее:
– Уже пора обедать? Можно сделать перерыв?
– Нет еще. Я бы хотела, чтобы вы почитали мне.
– Мадам, они многое позабыли со своего отъезда из Мэллори-Холла, – с сожалением проговорил магистр Говард. – Нам пришлось начать с повторения времен во французском.
Расположившись на приоконной скамье, Джиневра слушала, как ее дочери, запинаясь почти на каждом слове, читают французский текст, и удивлялась их равнодушию к учебе, сравнивая их с собой – ведь ей так и не удалось утолить жажду знаний.
Джиневра просидела с ними до тех пор, пока гонг не возвестил, что пора обедать, и они все вместе спустились вниз.
– А на приемах у хранителя печати еду подают? – спросила Джиневра у Хью, усаживаясь за стол.
– Кромвель славится пышностью своих банкетов, – ответил тот. – Я гарантирую тебе наивульгарнейшую демонстрацию богатства.
– Тогда сейчас придется не есть, – вздохнула Джиневра. Предстоящий прием вызывал у нее неосознанное чувство тревоги. – А куда нам ехать?
– В особняк хранителя печати в Остин-Фрайарз. Туда лучше добираться верхом.
– Что ж, хоть какое-то преимущество. Я уже сто лет не ездила на Изольде. – Она отпила вина и отказалась от баранины, которую ей предложил Хью.
– Где Робин? – обеспокоенно спросила Пен.
– В постели, – ответил Хью. – Спит без задних ног, наверное.
На лице Пен отразилось облегчение.
– Ненавижу болеть, – заявила Пиппа с полным ртом. – Терпеть не могу, когда меня заставляют днем лежать в постели. Пен, давай принесем ему котят! Чтобы ему не было скучно.
– Я бы не стала ему мешать, – посоветовала Джиневра и взяла ломтик сыра. – Когда нам ехать, Хью?
– В начале четвертого.
Джиневра поморщилась и вдруг заметила, что Хью хмурится.
– Что случилось?
– Что-то я не узнаю одного человека. В доме появился чужой. – Он ножом указал в сторону кухни.
– О, его зовут Тайлер. Сегодня утром я наняла его в помощь Краудеру. Краудер будет заниматься кухней и кладовыми, а мастер Милтон возьмет на себя все остальное. Все проблемы уже улажены.
– Понятно, – сухо проговорил Хью. – А я и не замечал, что есть проблемы. Кстати, какие у Тайлера рекомендации?
– Желание взяться за любую работу, – ответила Джиневра. – У него большая семья. Кажется, Краудер решил, что он ему пригодится, а я привыкла доверять своему эконому в подобных вопросах. – Она с вызовом взглянула на Хью. – Вы чем-то недовольны, милорд?
Хью покачал головой.
– Я – нет, а вот Милтон – возможно. Он не привык с кем-то делить бразды правления.
– Ничего, привыкнет, – заверила его Джиневра. – Я не желаю жить в неухоженном доме. Теперь у вас, милорд, есть жена. А я, между прочим, очень способный управляющий.
– О, уж в этом я не сомневаюсь! – воскликнул Хью. – Это, кстати, стало одним из решающих факторов для того, чтобы я женился на тебе.
– Вот именно, – хмыкнула Джиневра и поднесла кубок к губам.
Глава 24
– Тайлер, сэр. Вы уверены, что мне не надо помочь вам насыпать зерно?
– Абсолютно, спасибо, Тайлер. – Робин разрезал мешок ножом. – Я знаю, сколько надо сыпать.
– Хорошо, молодой господин.
Тайлер пошел прочь, но направился не на кухню, а к боковой двери, ведущей в дом. Проскользнув внутрь, он замер на мгновение в темном коридорчике рядом с лестницей и прислушался. Убедившись, что вокруг тишина, он бесшумно поднялся наверх и отодвинул задвижку на двери, которая открывалась в коридор. В коридор выходило три двери.
Его заданные как бы, между прочим, вопросы о планировке дома принесли свои плоды. Теперь он знал, что за одной из этих дверей находится комната мальчика.
Войдя в коридор, Тайлер снова прислушался, а потом на цыпочках двинулся вперед, останавливаясь у каждой двери. За первыми двумя была тишина, из-за третьей доносились детские голоса.
Тайлер вернулся к первой двери, приоткрыл ее и сразу понял, что в этой комнате с огромной кроватью никто не живет. Видимо, это гостевая, решил он и переключил свое внимание на следующую дверь.
Комната оказалась небольшой, с узкой кроватью. Он вошел внутрь и, закрыв за собой дверь, тотчас понял, что попал куда надо: на стене в ножнах висел детский меч, а на крючке за дверью – плащ, слишком маленький для взрослого мужчины. Покопавшись в ящиках комода, Тайлер еще раз убедился в правильности своей догадки: перчатки, чулки и другая одежда – все было небольшого размера, как раз по мальчишке.
После этого Тайлер действовал быстро. Свечи в двух оловянных подсвечниках он заменил на те, что достал из своего ранца, который ни разу не снял с момента появления в доме. В масляную лампу влил содержимое пузырька, который тоже выудил из ранца, потом достал оттуда кулек и посыпал каким-то порошком одежду. Остатки порошка он высыпал на простыню и подушку.
Закончив, он огляделся по сторонам. Все выглядело как обычно, ничто не указывало на то, что теперь в комнате таится смерть. Вдруг в коридоре послышались шаги, и Тайлер, метнувшись к двери, буквально распластался по стене. Его рука легла на рукоятку ножа.
Дверь открылась.
– Робин?
В комнату вошел мужчина. Он огляделся и, убедившись, что там никого нет, отступил в коридор и закрыл за собой дверь.
Тайлер облегченно вздохнул. По одежде и по манерам он догадался, что это был Хью де Боукер. А он в отличие от некоторых не имеет привычки недооценивать свою жертву. При мысли о неудавшемся покушении на Хью де Боукера Тайлер пренебрежительно поморщился. Убийца не знал, на что идет. К счастью для него, он умер, иначе ему бы несдобровать: хранитель печати умеет наказывать неудачников.
Выждав несколько минут, Тайлер выскользнул из комнаты, спустился вниз и направился в конюшню. Там действительно много работы, лишние руки не помешают.
Не найдя Робина в комнате, Хью отправился искать его. Он уже сожалел о том, что так сурово обошелся с мальчиком, вытащив его из кровати и заставив работать. И в то же время он радовался, что Робин проявил волю и, несмотря на страшную слабость, выполнил указания отца. Хью показалось, что он слышал какой-то шум в комнате сына, и был безмерно счастлив, когда обнаружил, что ошибся. Мальчик отлично знал, что отец смягчится, если он очень попросит. Значит, им движет не страх, а гордость.
Довольно улыбаясь, Хью спустился в зал. Джиневра стояла у камина, в руке у нее было письмо. Услышав шаги Хью, она подняла голову и протянула письмо ему.
– Адресовано тебе. Если я не ошибаюсь, на нем печать Кромвеля.
Хью взял письмо и спокойно ответил:
– Нет, ты не ошибаешься. – Взломав печать, он развернул лист и вдруг присвистнул. – Сегодня вечером мы приглашены на прием, который хранитель печати дает в честь короля и королевы. А праздновать будут приближающиеся роды королевы.
– Думаю, в такое время королева предпочла бы праздновать приближение этого события в обществе своих фрейлин, – насмешливо заметила Джиневра. – Когда женщина на сносях, ей меньше всего нужно общество веселящихся мужчин.
– Королю приятно, что королеву так почитают.
– Зато не дают покоя. – Джиневра пожала плечами. – Мы должны идти?
– Нельзя отказываться от приглашения хранителя печати.
– А я бы отказалась, – сказала Джиневра. – Нижайше просим простить, молим о снисходительности, безмерно благодарны за оказанную нам честь.
Хью рассмеялся и погладил ее по голове в том месте, где разделенные на прямой пробор волосы не были скрыты под белым чепцом.
– Я бы предпочел провести эту ночь с женой.
– А это не серьезный предлог для отказа? – Хью отрицательно покачал головой:
– Нет. Надо идти.
– У меня такое чувство, будто мы постоянно находимся под пристальным вниманием хранителя печати, и это мне не нравится. Он считает, что мы в его распоряжении, – медленно проговорила Джиневра. – Неужели нельзя уехать из Лондона? Вернуться в Дербишир?
Хью опять покачал головой:
– Надвигается зима. Придется отложить путешествие, тем более такое долгое, до весны. К тому же я слуга короля.
Мне нужно разрешение, чтобы покинуть Лондон.
– Я и не знала, что твоя жизнь так четко расписана. – Она повернулась к огню. – А теперь и моя тоже.
– Я служу королю, – напомнил Хью.
– Но не хранителю печати.
– Да, – согласился он, – но поскольку хранитель печати является старшим слугой короля, я неизбежно поступаю в его распоряжение, как ты выразилась.
– Ладно, – махнула рукой Джиневра. – Но мне не по душе такой порядок вещей. Он вызывает у меня тревогу.
Хью ничего не сказал. Он был полностью согласен с ней и поэтому не мог придумать, чем бы успокоить ее. Ему не нравилось быть на поводке у хранителя печати, однако оставалось только покориться, так как Томас Кромвель являлся любимцем короля. Конечно, король лишает своего благорасположения так же часто и произвольно, как дарует его. Одна ошибка Кромвеля – и Генрих отвернется от него. И Хью бы не хотелось, чтобы в тот момент, когда это произойдет, его считали ставленником хранителя печати – ведь при дворе Генриха слуги попадают в опалу вместе со своими хозяевами, так что действовать надо очень осторожно.
– Прошу прощения, сэр.
Хью повернулся, услышав голос Робина.
– А, вот ты где. – Он оценивающе оглядел сына. – Тебе лучше?
– Нет, – ответил Робин, потирая покрасневшие глаза. – Я закончил на конюшне. Что еще мне делать?
– Иди в кровать. – Хью похлопал его по плечу. – Надеюсь, урок о том, что умеренность имеет свои прелести, пошел тебе на пользу.
Робин осторожно, чтобы не усилилась головная боль, кивнул.
– Робин, хочешь, я приготовлю тебе питье? – предложила Джиневра.
– То, что вы дали мне утром, немного сняло головную боль, – ответил мальчик. – Но потом она опять разболелась.
– Я принесу его тебе наверх.
Робин забормотал слова благодарности, а Джиневра поспешила на кухню. Там дела шли на лад: на вертеле жарилось мясо к обеду, кастрюли и сковородки висели на своих местах, пол и столы были вычищены до блеска.
Приготовив питье, Джиневра поднялась наверх. Робин уже лежал в кровати, подтянув одеяло до подбородка.
– Ты будешь обедать? – Она помогла ему сесть и сунула в руку кружку.
– Вряд ли я смогу что-нибудь съесть, мадам. Я голоден, но мысль о еде вызывает у меня тошноту.
– Тогда не думай о ней. – Джиневра направилась к двери. – Через пару часов ты будешь чувствовать значительно лучше.
Она прошла в соседнюю комнату, где девочки занимались с магистром. Увидев мать, они с надеждой взглянули на нее:
– Уже пора обедать? Можно сделать перерыв?
– Нет еще. Я бы хотела, чтобы вы почитали мне.
– Мадам, они многое позабыли со своего отъезда из Мэллори-Холла, – с сожалением проговорил магистр Говард. – Нам пришлось начать с повторения времен во французском.
Расположившись на приоконной скамье, Джиневра слушала, как ее дочери, запинаясь почти на каждом слове, читают французский текст, и удивлялась их равнодушию к учебе, сравнивая их с собой – ведь ей так и не удалось утолить жажду знаний.
Джиневра просидела с ними до тех пор, пока гонг не возвестил, что пора обедать, и они все вместе спустились вниз.
– А на приемах у хранителя печати еду подают? – спросила Джиневра у Хью, усаживаясь за стол.
– Кромвель славится пышностью своих банкетов, – ответил тот. – Я гарантирую тебе наивульгарнейшую демонстрацию богатства.
– Тогда сейчас придется не есть, – вздохнула Джиневра. Предстоящий прием вызывал у нее неосознанное чувство тревоги. – А куда нам ехать?
– В особняк хранителя печати в Остин-Фрайарз. Туда лучше добираться верхом.
– Что ж, хоть какое-то преимущество. Я уже сто лет не ездила на Изольде. – Она отпила вина и отказалась от баранины, которую ей предложил Хью.
– Где Робин? – обеспокоенно спросила Пен.
– В постели, – ответил Хью. – Спит без задних ног, наверное.
На лице Пен отразилось облегчение.
– Ненавижу болеть, – заявила Пиппа с полным ртом. – Терпеть не могу, когда меня заставляют днем лежать в постели. Пен, давай принесем ему котят! Чтобы ему не было скучно.
– Я бы не стала ему мешать, – посоветовала Джиневра и взяла ломтик сыра. – Когда нам ехать, Хью?
– В начале четвертого.
Джиневра поморщилась и вдруг заметила, что Хью хмурится.
– Что случилось?
– Что-то я не узнаю одного человека. В доме появился чужой. – Он ножом указал в сторону кухни.
– О, его зовут Тайлер. Сегодня утром я наняла его в помощь Краудеру. Краудер будет заниматься кухней и кладовыми, а мастер Милтон возьмет на себя все остальное. Все проблемы уже улажены.
– Понятно, – сухо проговорил Хью. – А я и не замечал, что есть проблемы. Кстати, какие у Тайлера рекомендации?
– Желание взяться за любую работу, – ответила Джиневра. – У него большая семья. Кажется, Краудер решил, что он ему пригодится, а я привыкла доверять своему эконому в подобных вопросах. – Она с вызовом взглянула на Хью. – Вы чем-то недовольны, милорд?
Хью покачал головой.
– Я – нет, а вот Милтон – возможно. Он не привык с кем-то делить бразды правления.
– Ничего, привыкнет, – заверила его Джиневра. – Я не желаю жить в неухоженном доме. Теперь у вас, милорд, есть жена. А я, между прочим, очень способный управляющий.
– О, уж в этом я не сомневаюсь! – воскликнул Хью. – Это, кстати, стало одним из решающих факторов для того, чтобы я женился на тебе.
– Вот именно, – хмыкнула Джиневра и поднесла кубок к губам.
Глава 24
Джиневру и Хью сопровождали Джек Стедмен и трое дружинников. Вдоль дороги к дому хранителя печати в Остин-Фрайарз стояли копейщики в ливреях Кромвеля. Они сдерживали толпу, которая собралась, чтобы приветствовать короля и королеву и поглазеть на гостей, прибывавших в каретах с металлическими колесами и верхом.
Чтобы построить свой особняк, Кромвель разрушил упраздненный монастырь в Остин-Фрайарз. Он без зазрения совести снес большую часть монастырских построек, мешавших его архитектурному плану, а вокруг сада, вобравшего в себя около двадцати палисадников при коттеджах, воздвиг высокую каменную стену с полмили длиной.
Джиневра смотрела на флюгера, установленные на остроконечных крышах. Сделанные в виде тяжеловооруженных всадников с поднятыми вверх знаменами, они ярко сверкали золотом в опускающихся сумерках.
– Ну и особнячок, – пробормотала она, ежась от странного ощущения опасности, которое охватило ее, когда они через ворота въехали во внутренний двор.
Двор то и дело оглашался громкими криками: это церемониймейстеры подзывали грумов, чтобы те забрали лошадей у гостей или открыли дверцы кареты. Гостей провожали в огромный зал, занимавший практически весь первый этаж дома. Потолок зала был украшен изумительной позолотой.
Джиневру и Хью усадили за один из столов, тянувшихся вдоль зала. Мужчины сидели по одну сторону стола, женщины – по другую. Джиневра с любопытством оглядывалась по сторонам и тщетно старалась избавиться от чувства тревоги и неприятного холодка в животе.
Фанфары возвестили о прибытии короля и королевы. Гости встали. Роскошный занавес позади возвышения разошелся, и в зал вошли их величества. За ними следовали фрейлины и придворные. Король и королева заняли свои места за столом на возвышении, а их свита встала позади них полукругом. Да, на королевской службе можно умереть с голоду, подумала Джиневра.
К ее облегчению, хранитель печати сидел не за их столом, а за тем, который был ближе всего к возвышению, – там, где были места для самых важных гостей. Джиневра обратила внимание, что Кромвель непрестанно оглядывает присутствующих. В какое-то мгновение его взгляд остановился на ней, и он не мигая, с бесстрастным выражением, смотрел на нее до тех пор, пока она не отвернулась.
Джиневра взглянула на Хью и тут же успокоилась. Надежный и сильный, он вселял в нее уверенность. Очевидно, он почувствовал ее взгляд и, прервав на секунду беседу с соседом, подмигнул ей.
Что касается соседок Джиневры, то у них, кажется, не было желания вступать с ней в беседу. Она догадалась, что на подобных мероприятиях главную роль играет влияние, которым обладает человек. Все внимательно следят за тем, кто с кем говорит и о чем. На таких приемах подбирают сторонников – для любых дел, плохих или хороших. А она – чужая, никто.
Вообще-то Джиневра не очень переживала из-за того, что ее игнорируют. Вряд ли возможно вести светскую беседу под стук множества столовых приборов, звон золотых тарелок и бокалов венецианского стекла и под звуки фанфар, провозглашавших новую перемену блюд. А перемен было множество. Журавль, павлин, лебедь, кабан – не какая-то там оленина. Вокруг столов сновали слуги с блюдами и графинами с великолепным рейнским.
Джиневра пила мало, а ела еще меньше. Она все спрашивала себя, почему вдруг хранителю печати вздумалось пригласить их на эту выставку его богатства. Королеве явно было тяжело сидеть за столом. Даже вежливая улыбка, застывшая у нее на губах, не могла скрыть ее скуки. Подавшись вперед, король смотрел только что начавшееся театральное представление. Он непрерывно жевал, то и дело, набивая рот тем, что хватал с тарелки.
Представление устроили в центральной части зала. Из пола вдруг, словно по волшебству, забил фонтан, и в образовавшемся крохотном озерце появились лебеди. Вокруг них танцевали изящные лесные нимфы, преследуемые тремя сатирами. Король громко им аплодировал.
От страшного шума у Джиневры разболелась голова. Она не могла понять, откуда взялся фонтан, и ее абсолютно не интересовало, чем закончится борьба лесных нимф с сатирами. Она взглянула на Хью, и тот, многозначительно вскинув бровь, едва заметно качнул головой в сторону портьеры. Правильно истолковав его знак – он приглашал ее выйти, – Джиневра кивнула и встала из-за стола. Хью тоже поднялся и, обойдя стол, подал ей руку.
– Над залом есть галерея, мы могли бы там поговорить. Там прохладнее и тише.
– У меня с головой то же самое, что у Робина, – сказала Джиневра. – Как противно…
– Ш-ш! – Он дернул ее за руку. – Здесь уши повсюду. – Джиневра прикусила язык.
– Прости меня. У нас в Дербишире такого нет.
– Тут это в порядке вещей, – мрачно проговорил Хью, отодвигая позади Джиневры портьеру, за которой она увидела винтовую лестницу.
Ни она, ни Хью не заметили, как мужчина, сидевший на противоположном конце их стола, встал вслед за ними и исчез за другой портьерой.
Джиневра поднималась наверх, одной рукой держась за перила, а другой – приподнимая юбку. Лестница привела их на галерею, нависавшую над залом.
Джиневре сразу стало лучше, когда она почувствовала простор вокруг себя.
– Давай немного пройдемся.
Хью взял ее под локоть в той же собственнической манере, что целовал ее сегодня утром. Джиневре это нравилось. Они пошли по галерее, и она изредка поглядывала вниз, в зал, где сатиры постепенно одолевали нимф. Когда она посмотрела на возвышение, то увидела, что королева с фрейлинами ушла, и король сидит один, наслаждаясь представлением.
– Итак, милорд, я поняла, что вам зачем-то понадобилось уединиться.
Внезапно Джиневра заметила, что им навстречу, пошатываясь, идет мужчина. Дублет едва сходился на его огромном брюхе, а полосатый гульфик заметно оттопыривался. Взгляд его маленьких глазок был тяжелым. Со стороны могло бы показаться, что мужчина пьян, но Джиневра готова была поклясться, что он значительно трезвее ее самой.
– Дружище, какая у тебя цыпочка! Я бы тоже ушел с королевского приема, чтобы покувыркаться с ней! – Он почти вплотную подошел к Джиневре и окинул ее похотливым взглядом.
Джиневра почувствовала, что Хью на секунду окаменел, а потом его рука дернулась, и она поняла, что он с трудом сдерживает желание выхватить шпагу.
– Иди на место, парень, – с напускным спокойствием сказал он. – Там ты найдешь развлечения поинтереснее.
Но мужчина не унимался и все ближе подступал к Джиневре.
– Один поцелуй, красавица, – наклонился он к ней. – И ваш… ваш покровитель… он не будет возражать. Ведь ты согласен поделиться, правда, дружище?
Джиневра услышала, как Хью с шумом вздохнул. Он сильно сжал ее локоть, однако ему все еще удавалось сохранять спокойствие.
– Здесь тебе ничего не светит.
Мужчина наполовину вытащил шпагу из ножен и впился взглядом в Хью.
– Да ладно тебе, дружище. Неужели ты лишишь меня кусочка этого лакомого пирога? Я слышал, что многие уже отведали его.
Джиневре не верилось, что Хью может спокойно стоять и слушать эти гадости. Однако он стоял и слушал. Он убрал руку с рукоятки шпаги и внимательно смотрел на мужчину. Джиневра чувствовала, что внутри у него полыхает гнев, но внешне это было незаметно.
– Прошу простить нас, – проговорил он. – Мы бы хотели продолжить прогулку. – Он положил руку мужчине на плечо, без видимых усилий просто отодвинул его к перилам и, поддерживая Джиневру, пошел вперед.
В следующее мгновение послышался звон вынимаемой из ножен шпаги. Хью не обернулся и продолжал спокойно идти по галерее.
Когда они достигли лестницы, по которой сюда поднялся мужчина, Джиневра оглянулась. На галерее никого не было. Она посмотрела на Хью и обнаружила, что он очень бледен и напряжен. Его челюсти были плотно сжаты, в глазах горел огонь.
– Что это было? – тихо спросила она. – Он хотел втянуть тебя в ссору, да?
– Мне так кажется. – Хью устремил на нее вопросительный взгляд: – Тебе известно, какое наказание полагается тому, кто обнажил шпагу в помещении, где находится король? – Джиневра отрицательно покачала головой. Хью помолчал минуту и сказал: – Лишение глаза считается мягким наказанием. Обычно лишают головы.
Джиневра поежилась:
– Зачем он придирался к тебе?
– Не имею понятия.
– Мне не нравится здесь, Хью. Мы можем уехать сейчас?
– Нет, только после короля. – Он поклонился, пропуская ее вперед на лестницу.
– Ты знаком с ним? – осведомилась Джиневра, спиной чувствуя взгляд мужа.
– Нет. Я вообще впервые его вижу.
Они спустились вниз. Секунду Хью пристально смотрел на жену, а потом повел ее к портьере. В зале они заняли свои места.
Вскоре король вслед за женой скрылся за занавесом, и Хью с Джиневрой воспользовались представившейся возможностью и собрались уезжать. Заметив это, хранитель печати обошел стол и остановил их на пути к двери.
– Хью… миледи де Боукер. – Он улыбнулся своей холодной улыбкой. – Надеюсь, вам понравилась наша маленькая вечеринка.
– Она была для меня открытием, лорд Кромвель, – сказала Джиневра. – У нас в Дербишире нет таких чудес.
– Да, конечно, нет. – Сморщив нос, он впился взглядом в Джиневру. – Но мы покажем вам и другие чудеса. Уверен, вам понравится.
Джиневра сделала реверанс.
– Мне уже нравится, милорд. – Поколебавшись, она добавила: – Я очень благодарна за вашу заботу.
Хранитель печати поднял указательный палец.
– Благодарность, мадам, – это мудрая добродетель. – Он перевел взгляд на Хью. – А вам, Хью, тоже, надеюсь, понравилось?
– Естественно, – с готовностью согласился Хью. – Своим приглашением, милорд, вы оказали нам большую честь. Мы молимся за то, чтобы королева благополучно разрешилась от бремени.
– Да. Сын принесет покой и гармонию, – кивнул Кромвель. – Король будет удовлетворен. Вы способны понять эту радость – ведь у вас есть сын.
– Да. – Хью взял Джиневру под руку. – Наши лошади заждались.
– Счастливого пути. – Хранитель печати отвернулся от них, своим видом давая понять, что они его больше не интересуют, и углубился в толпу отбывающих гостей.
Джек Стедмен с дружинниками ждал их во внутреннем дворе, держа под уздцы лошадей. Джиневра – на свежем воздухе она почувствовала себя лучше, головная боль прошла, – села в седло и расправила юбки.
Хью тоже вскочил в седло, но почему-то не тронул с места своего жеребца. Двор быстро заполнялся людьми, но он, казалось, не замечал этого и только хмурился, глядя в одну точку и играя желваками. Неожиданно он посмотрел на Джиневру, и в его взгляде опять был вопрос.
– Поехали, – сказала она. – Я хочу побыстрее убраться отсюда.
Хью кивнул и обратился к Джеку Стедмену:
– Джек, найди в толпе мужчину в желто-зеленом стеганом дублете, черном гауне с куньей отделкой, зеленых чулках и желтом берете. Ему на вид сорок лет, у него бородка клинышком и огромное брюхо. Постарайся выяснить, кто у него в друзьях.
У Джека на лице отразилось сомнение.
– Сделаю, что смогу, милорд. Но это все равно, что искать иголку в стогу сена.
– Я понимаю. И все же вдруг тебе повезет. Мне надо свести с ним счеты.
Джек спешился и исчез в толпе, выходившей из дверей особняка.
– Он его не найдет, – проговорила Джиневра, когда они выехали на улицу.
Хью пожал плечами.
– Может, и не найдет. – Больше он ничего не сказал и молчал до самого дома.
Несмотря на поздний час, зал был ярко освещен. Джиневра бросила плащ на спинку скамьи и сладко зевнула.
– Я абсолютно без сил.
– Иди в кровать. А я подожду Джека. – Хью налил себе вина из графина, оставленного на столе специально к его возвращению.
– Ты думаешь, он хотел убить тебя? – спросила Джиневра.
– Он хотел устроить мне неприятности, – ответил Хью. – Кажется, кто-то очень заинтересован в том, чтобы нарушить плавное течение моей жизни.
– Почему? – тихо спросила Джиневра.
– Если бы я знал, то, возможно, догадался бы, кто это, – покачал головой Хью. – Иди спать, Джиневра. Мне хочется побыть одному.
Обидевшись на то, что от нее так бесцеремонно отделались, Джиневра поднялась наверх и на цыпочках вошла в комнату дочерей. Девочки мирно спали под громкое сопение Тилли. Джиневра наклонилась к ним и с наслаждением вдохнула исходивший от них аромат детства. Светлячок и Мускат, устроившиеся между хозяйками, приподняли головы и недовольно уставились на нее.
Джиневра расправила одеяла, поцеловала дочерей в румяные щечки и вышла в коридор. У комнаты Робина она остановилась. Из-под двери виднелась полоска света. Джиневра услышала сухой, раздирающий горло кашель.
Войдя внутрь, она оставила дверь открытой. Робин спал, но неспокойно, он метался и что-то бормотал во сне. Джиневра дотронулась до его щеки и обнаружила, что он горит. Внезапно у него начался новый приступ сухого кашля. Нахмурившись, она задумалась. Вряд ли это результат вчерашней неумеренности.
– Что ты делаешь?
Вздрогнув, Джиневра круто повернулась. Она не слышала, как пришел Хью, и его голос прозвучал слишком громко в тишине спящего дома.
– Я всегда заглядываю к своим детям перед сном, – прошептала Джиневра.
Робин опять закашлялся, что-то забормотал и заложил руку за голову.
Хью подошел к кровати и потрогал его щеку.
– У него жар.
– Да, у него лихорадка, – согласилась Джиневра. – Я приготовлю ему иссоп с эхинацеей – это снимет жар.
– Нет! – вдруг вскричал Хью и, тут же понизив голос до шепота, уже спокойнее сказал: – Сон – вот лучшее для него лекарство. Оставь его. – Он взял Джиневру за руку и повел к двери.
– Погаси лампу, – напомнила Джиневра. – Не знаю, кто оставил ее зажженной. Свет может помешать ему.
Хью погасил лампу, и комната погрузилась во мрак. Они вышли в коридор, и он тихо закрыл дверь.
– Джек вернулся?
Хью отрицательно покачал головой и направился к лестнице.
– Не жди меня.
– А я и не буду. – Джиневра пошла в противоположную сторону, к спальне.
Хью дождался, когда она скроется в спальне, и вернулся в комнату Робина. Он стоял и задумчиво смотрел на спящего сына. Робин всегда отличался хорошим здоровьем, в детстве он почти не болел. Тогда что же с ним? В последнее время он практически не покидал дом, поэтому не мог нигде заразиться.
Дома… рядом с…
Гм, странно, что ему в голову пришла такая мысль. Но Хью уже не мог не думать об этом.
– Он не поддался? – Хранитель печати сидел в резном кресле рядом с камином, беспокойно барабанил пальцами по подлокотнику и постукивал ногой по полу.
– Нет, милорд. Я старался и так и сяк, но у него ни один мускул не дрогнул. – Мужчина в желто-зеленом стеганом дублете в почтительной позе стоял перед своим хозяином.
– Де Боукер человек небывалой выдержки, – пробормотал хранитель печати, – но я надеялся, что этим его удастся пронять. – Он посмотрел на своего слугу, и тот, увидев в его взгляде угрозу, ощутил, как у него кровь стынет в жилах. – Кажется, меня окружают одни идиоты, – пробормотал Кромвель. – Зная, какая перед тобой стоит задача, зачем ты разоделся, как огромный уродливый шмель? Неужели ты думаешь, что он не попытается разыскать тебя? Ведь он же узнает тебя с первого взгляда. – Хранитель печати взял со стола кубок с вином и презрительно взглянул на дрожащего от страха слугу.
Чтобы построить свой особняк, Кромвель разрушил упраздненный монастырь в Остин-Фрайарз. Он без зазрения совести снес большую часть монастырских построек, мешавших его архитектурному плану, а вокруг сада, вобравшего в себя около двадцати палисадников при коттеджах, воздвиг высокую каменную стену с полмили длиной.
Джиневра смотрела на флюгера, установленные на остроконечных крышах. Сделанные в виде тяжеловооруженных всадников с поднятыми вверх знаменами, они ярко сверкали золотом в опускающихся сумерках.
– Ну и особнячок, – пробормотала она, ежась от странного ощущения опасности, которое охватило ее, когда они через ворота въехали во внутренний двор.
Двор то и дело оглашался громкими криками: это церемониймейстеры подзывали грумов, чтобы те забрали лошадей у гостей или открыли дверцы кареты. Гостей провожали в огромный зал, занимавший практически весь первый этаж дома. Потолок зала был украшен изумительной позолотой.
Джиневру и Хью усадили за один из столов, тянувшихся вдоль зала. Мужчины сидели по одну сторону стола, женщины – по другую. Джиневра с любопытством оглядывалась по сторонам и тщетно старалась избавиться от чувства тревоги и неприятного холодка в животе.
Фанфары возвестили о прибытии короля и королевы. Гости встали. Роскошный занавес позади возвышения разошелся, и в зал вошли их величества. За ними следовали фрейлины и придворные. Король и королева заняли свои места за столом на возвышении, а их свита встала позади них полукругом. Да, на королевской службе можно умереть с голоду, подумала Джиневра.
К ее облегчению, хранитель печати сидел не за их столом, а за тем, который был ближе всего к возвышению, – там, где были места для самых важных гостей. Джиневра обратила внимание, что Кромвель непрестанно оглядывает присутствующих. В какое-то мгновение его взгляд остановился на ней, и он не мигая, с бесстрастным выражением, смотрел на нее до тех пор, пока она не отвернулась.
Джиневра взглянула на Хью и тут же успокоилась. Надежный и сильный, он вселял в нее уверенность. Очевидно, он почувствовал ее взгляд и, прервав на секунду беседу с соседом, подмигнул ей.
Что касается соседок Джиневры, то у них, кажется, не было желания вступать с ней в беседу. Она догадалась, что на подобных мероприятиях главную роль играет влияние, которым обладает человек. Все внимательно следят за тем, кто с кем говорит и о чем. На таких приемах подбирают сторонников – для любых дел, плохих или хороших. А она – чужая, никто.
Вообще-то Джиневра не очень переживала из-за того, что ее игнорируют. Вряд ли возможно вести светскую беседу под стук множества столовых приборов, звон золотых тарелок и бокалов венецианского стекла и под звуки фанфар, провозглашавших новую перемену блюд. А перемен было множество. Журавль, павлин, лебедь, кабан – не какая-то там оленина. Вокруг столов сновали слуги с блюдами и графинами с великолепным рейнским.
Джиневра пила мало, а ела еще меньше. Она все спрашивала себя, почему вдруг хранителю печати вздумалось пригласить их на эту выставку его богатства. Королеве явно было тяжело сидеть за столом. Даже вежливая улыбка, застывшая у нее на губах, не могла скрыть ее скуки. Подавшись вперед, король смотрел только что начавшееся театральное представление. Он непрерывно жевал, то и дело, набивая рот тем, что хватал с тарелки.
Представление устроили в центральной части зала. Из пола вдруг, словно по волшебству, забил фонтан, и в образовавшемся крохотном озерце появились лебеди. Вокруг них танцевали изящные лесные нимфы, преследуемые тремя сатирами. Король громко им аплодировал.
От страшного шума у Джиневры разболелась голова. Она не могла понять, откуда взялся фонтан, и ее абсолютно не интересовало, чем закончится борьба лесных нимф с сатирами. Она взглянула на Хью, и тот, многозначительно вскинув бровь, едва заметно качнул головой в сторону портьеры. Правильно истолковав его знак – он приглашал ее выйти, – Джиневра кивнула и встала из-за стола. Хью тоже поднялся и, обойдя стол, подал ей руку.
– Над залом есть галерея, мы могли бы там поговорить. Там прохладнее и тише.
– У меня с головой то же самое, что у Робина, – сказала Джиневра. – Как противно…
– Ш-ш! – Он дернул ее за руку. – Здесь уши повсюду. – Джиневра прикусила язык.
– Прости меня. У нас в Дербишире такого нет.
– Тут это в порядке вещей, – мрачно проговорил Хью, отодвигая позади Джиневры портьеру, за которой она увидела винтовую лестницу.
Ни она, ни Хью не заметили, как мужчина, сидевший на противоположном конце их стола, встал вслед за ними и исчез за другой портьерой.
Джиневра поднималась наверх, одной рукой держась за перила, а другой – приподнимая юбку. Лестница привела их на галерею, нависавшую над залом.
Джиневре сразу стало лучше, когда она почувствовала простор вокруг себя.
– Давай немного пройдемся.
Хью взял ее под локоть в той же собственнической манере, что целовал ее сегодня утром. Джиневре это нравилось. Они пошли по галерее, и она изредка поглядывала вниз, в зал, где сатиры постепенно одолевали нимф. Когда она посмотрела на возвышение, то увидела, что королева с фрейлинами ушла, и король сидит один, наслаждаясь представлением.
– Итак, милорд, я поняла, что вам зачем-то понадобилось уединиться.
Внезапно Джиневра заметила, что им навстречу, пошатываясь, идет мужчина. Дублет едва сходился на его огромном брюхе, а полосатый гульфик заметно оттопыривался. Взгляд его маленьких глазок был тяжелым. Со стороны могло бы показаться, что мужчина пьян, но Джиневра готова была поклясться, что он значительно трезвее ее самой.
– Дружище, какая у тебя цыпочка! Я бы тоже ушел с королевского приема, чтобы покувыркаться с ней! – Он почти вплотную подошел к Джиневре и окинул ее похотливым взглядом.
Джиневра почувствовала, что Хью на секунду окаменел, а потом его рука дернулась, и она поняла, что он с трудом сдерживает желание выхватить шпагу.
– Иди на место, парень, – с напускным спокойствием сказал он. – Там ты найдешь развлечения поинтереснее.
Но мужчина не унимался и все ближе подступал к Джиневре.
– Один поцелуй, красавица, – наклонился он к ней. – И ваш… ваш покровитель… он не будет возражать. Ведь ты согласен поделиться, правда, дружище?
Джиневра услышала, как Хью с шумом вздохнул. Он сильно сжал ее локоть, однако ему все еще удавалось сохранять спокойствие.
– Здесь тебе ничего не светит.
Мужчина наполовину вытащил шпагу из ножен и впился взглядом в Хью.
– Да ладно тебе, дружище. Неужели ты лишишь меня кусочка этого лакомого пирога? Я слышал, что многие уже отведали его.
Джиневре не верилось, что Хью может спокойно стоять и слушать эти гадости. Однако он стоял и слушал. Он убрал руку с рукоятки шпаги и внимательно смотрел на мужчину. Джиневра чувствовала, что внутри у него полыхает гнев, но внешне это было незаметно.
– Прошу простить нас, – проговорил он. – Мы бы хотели продолжить прогулку. – Он положил руку мужчине на плечо, без видимых усилий просто отодвинул его к перилам и, поддерживая Джиневру, пошел вперед.
В следующее мгновение послышался звон вынимаемой из ножен шпаги. Хью не обернулся и продолжал спокойно идти по галерее.
Когда они достигли лестницы, по которой сюда поднялся мужчина, Джиневра оглянулась. На галерее никого не было. Она посмотрела на Хью и обнаружила, что он очень бледен и напряжен. Его челюсти были плотно сжаты, в глазах горел огонь.
– Что это было? – тихо спросила она. – Он хотел втянуть тебя в ссору, да?
– Мне так кажется. – Хью устремил на нее вопросительный взгляд: – Тебе известно, какое наказание полагается тому, кто обнажил шпагу в помещении, где находится король? – Джиневра отрицательно покачала головой. Хью помолчал минуту и сказал: – Лишение глаза считается мягким наказанием. Обычно лишают головы.
Джиневра поежилась:
– Зачем он придирался к тебе?
– Не имею понятия.
– Мне не нравится здесь, Хью. Мы можем уехать сейчас?
– Нет, только после короля. – Он поклонился, пропуская ее вперед на лестницу.
– Ты знаком с ним? – осведомилась Джиневра, спиной чувствуя взгляд мужа.
– Нет. Я вообще впервые его вижу.
Они спустились вниз. Секунду Хью пристально смотрел на жену, а потом повел ее к портьере. В зале они заняли свои места.
Вскоре король вслед за женой скрылся за занавесом, и Хью с Джиневрой воспользовались представившейся возможностью и собрались уезжать. Заметив это, хранитель печати обошел стол и остановил их на пути к двери.
– Хью… миледи де Боукер. – Он улыбнулся своей холодной улыбкой. – Надеюсь, вам понравилась наша маленькая вечеринка.
– Она была для меня открытием, лорд Кромвель, – сказала Джиневра. – У нас в Дербишире нет таких чудес.
– Да, конечно, нет. – Сморщив нос, он впился взглядом в Джиневру. – Но мы покажем вам и другие чудеса. Уверен, вам понравится.
Джиневра сделала реверанс.
– Мне уже нравится, милорд. – Поколебавшись, она добавила: – Я очень благодарна за вашу заботу.
Хранитель печати поднял указательный палец.
– Благодарность, мадам, – это мудрая добродетель. – Он перевел взгляд на Хью. – А вам, Хью, тоже, надеюсь, понравилось?
– Естественно, – с готовностью согласился Хью. – Своим приглашением, милорд, вы оказали нам большую честь. Мы молимся за то, чтобы королева благополучно разрешилась от бремени.
– Да. Сын принесет покой и гармонию, – кивнул Кромвель. – Король будет удовлетворен. Вы способны понять эту радость – ведь у вас есть сын.
– Да. – Хью взял Джиневру под руку. – Наши лошади заждались.
– Счастливого пути. – Хранитель печати отвернулся от них, своим видом давая понять, что они его больше не интересуют, и углубился в толпу отбывающих гостей.
Джек Стедмен с дружинниками ждал их во внутреннем дворе, держа под уздцы лошадей. Джиневра – на свежем воздухе она почувствовала себя лучше, головная боль прошла, – села в седло и расправила юбки.
Хью тоже вскочил в седло, но почему-то не тронул с места своего жеребца. Двор быстро заполнялся людьми, но он, казалось, не замечал этого и только хмурился, глядя в одну точку и играя желваками. Неожиданно он посмотрел на Джиневру, и в его взгляде опять был вопрос.
– Поехали, – сказала она. – Я хочу побыстрее убраться отсюда.
Хью кивнул и обратился к Джеку Стедмену:
– Джек, найди в толпе мужчину в желто-зеленом стеганом дублете, черном гауне с куньей отделкой, зеленых чулках и желтом берете. Ему на вид сорок лет, у него бородка клинышком и огромное брюхо. Постарайся выяснить, кто у него в друзьях.
У Джека на лице отразилось сомнение.
– Сделаю, что смогу, милорд. Но это все равно, что искать иголку в стогу сена.
– Я понимаю. И все же вдруг тебе повезет. Мне надо свести с ним счеты.
Джек спешился и исчез в толпе, выходившей из дверей особняка.
– Он его не найдет, – проговорила Джиневра, когда они выехали на улицу.
Хью пожал плечами.
– Может, и не найдет. – Больше он ничего не сказал и молчал до самого дома.
Несмотря на поздний час, зал был ярко освещен. Джиневра бросила плащ на спинку скамьи и сладко зевнула.
– Я абсолютно без сил.
– Иди в кровать. А я подожду Джека. – Хью налил себе вина из графина, оставленного на столе специально к его возвращению.
– Ты думаешь, он хотел убить тебя? – спросила Джиневра.
– Он хотел устроить мне неприятности, – ответил Хью. – Кажется, кто-то очень заинтересован в том, чтобы нарушить плавное течение моей жизни.
– Почему? – тихо спросила Джиневра.
– Если бы я знал, то, возможно, догадался бы, кто это, – покачал головой Хью. – Иди спать, Джиневра. Мне хочется побыть одному.
Обидевшись на то, что от нее так бесцеремонно отделались, Джиневра поднялась наверх и на цыпочках вошла в комнату дочерей. Девочки мирно спали под громкое сопение Тилли. Джиневра наклонилась к ним и с наслаждением вдохнула исходивший от них аромат детства. Светлячок и Мускат, устроившиеся между хозяйками, приподняли головы и недовольно уставились на нее.
Джиневра расправила одеяла, поцеловала дочерей в румяные щечки и вышла в коридор. У комнаты Робина она остановилась. Из-под двери виднелась полоска света. Джиневра услышала сухой, раздирающий горло кашель.
Войдя внутрь, она оставила дверь открытой. Робин спал, но неспокойно, он метался и что-то бормотал во сне. Джиневра дотронулась до его щеки и обнаружила, что он горит. Внезапно у него начался новый приступ сухого кашля. Нахмурившись, она задумалась. Вряд ли это результат вчерашней неумеренности.
– Что ты делаешь?
Вздрогнув, Джиневра круто повернулась. Она не слышала, как пришел Хью, и его голос прозвучал слишком громко в тишине спящего дома.
– Я всегда заглядываю к своим детям перед сном, – прошептала Джиневра.
Робин опять закашлялся, что-то забормотал и заложил руку за голову.
Хью подошел к кровати и потрогал его щеку.
– У него жар.
– Да, у него лихорадка, – согласилась Джиневра. – Я приготовлю ему иссоп с эхинацеей – это снимет жар.
– Нет! – вдруг вскричал Хью и, тут же понизив голос до шепота, уже спокойнее сказал: – Сон – вот лучшее для него лекарство. Оставь его. – Он взял Джиневру за руку и повел к двери.
– Погаси лампу, – напомнила Джиневра. – Не знаю, кто оставил ее зажженной. Свет может помешать ему.
Хью погасил лампу, и комната погрузилась во мрак. Они вышли в коридор, и он тихо закрыл дверь.
– Джек вернулся?
Хью отрицательно покачал головой и направился к лестнице.
– Не жди меня.
– А я и не буду. – Джиневра пошла в противоположную сторону, к спальне.
Хью дождался, когда она скроется в спальне, и вернулся в комнату Робина. Он стоял и задумчиво смотрел на спящего сына. Робин всегда отличался хорошим здоровьем, в детстве он почти не болел. Тогда что же с ним? В последнее время он практически не покидал дом, поэтому не мог нигде заразиться.
Дома… рядом с…
Гм, странно, что ему в голову пришла такая мысль. Но Хью уже не мог не думать об этом.
– Он не поддался? – Хранитель печати сидел в резном кресле рядом с камином, беспокойно барабанил пальцами по подлокотнику и постукивал ногой по полу.
– Нет, милорд. Я старался и так и сяк, но у него ни один мускул не дрогнул. – Мужчина в желто-зеленом стеганом дублете в почтительной позе стоял перед своим хозяином.
– Де Боукер человек небывалой выдержки, – пробормотал хранитель печати, – но я надеялся, что этим его удастся пронять. – Он посмотрел на своего слугу, и тот, увидев в его взгляде угрозу, ощутил, как у него кровь стынет в жилах. – Кажется, меня окружают одни идиоты, – пробормотал Кромвель. – Зная, какая перед тобой стоит задача, зачем ты разоделся, как огромный уродливый шмель? Неужели ты думаешь, что он не попытается разыскать тебя? Ведь он же узнает тебя с первого взгляда. – Хранитель печати взял со стола кубок с вином и презрительно взглянул на дрожащего от страха слугу.