Страница:
Она окунула перо в чернильницу и стала писать. Вымарала первую строчку и начала заново. Борис и Оскар разлеглись между столом и дверью гостиной. Обычно в это время дня Арабелла отправлялась на верховую прогулку, и собаки освобождались от накопившейся энергии, стараясь поспеть за ее лошадью…
А как же насчет Ренегата, ее коня? Он все еще принадлежит ей или теперь уже Джеку Фортескью? Она замерла, не закончив строчки. Ренегат родился в имении и потому формально стал его собственностью. Строго говоря, он ей не принадлежал. Это было чем-то вроде ссуды… и продолжалось в течение пяти лет.
Арабелла уронила перо на бумагу, разбрызгав чернила. Что же еще не принадлежало ей? Одежда?.. Да нет же, конечно, одежда эта была ее. Но ведь она была куплена на доходы от имения. И все же эта мысль показалась ей абсурдной. Собаки заскулили, и она прикрикнула на них с несвойственным ей нетерпением. Уж они-то принадлежали ей. Они были подарены ей в день рождения сэром Марком Барретом. И были его гордостью, так как происходили от помета, принесенного его обожаемой Ред Леди.
Несколько драгоценностей тоже были ее личным имуществом. Было несколько вещиц ее матери и жемчужный гарнитур, подаренный ей отцом по случаю, когда ее представили ко двору… Он назвал это расточительством, поскольку она вернулась домой, не обретя поклонника. Но подарка не отобрал. Арабелла подумала, что юридически и их можно счесть имуществом, приобретенным на прибыли от имения. Конечно, у нее было крошечное состояние, перешедшее от матери. Этими деньгами она смогла бы оплачивать свое содержание, но оно не помогло бы ей жить независимо.
О, это было невозможно! У нее закружилась голова, потому что она почувствовала, что в комнате вдруг стало невыносимо жарко. Она вскочила с места:
– Отлично, мы покатаемся верхом.
Два пушистых хвоста завиляли, показывая неподдельную радость их хозяев. Арабелла прошла мимо них в спальню, сбрасывая по дороге домашнее платье. Надеть бриджи и амазонку из практичного тонкого зеленого сукна было минутным делом. Она взяла жилет такого же цвета и из такой же ткани, потом бросила его на кровать. Быстро заправила свою простую белую льняную юбку под широкий пояс амазонки. Погода была слишком жаркой для того, чтобы обременять себя жилетом или плащом. Она ведь не собиралась показываться в этом наряде в обществе. Она не выедет за границы имения. Арабелла присела, чтобы натянуть сапоги. Собаки волновались и шумно дышали, дожидаясь ее у двери. Она схватила перчатки и хлыст, взяла было шляпу, потом» и ее бросила на кровать. Ей надо почувствовать, как ветер развевает волосы.
– Идемте, мальчики.
Арабелла открыла дверь, и собаки запрыгали вниз по лестнице, опережая ее. Было уже почти три часа, и герцог, должно быть, совещался в библиотеке с Франклином и миссис Эллиот. Ей бы ни за что не хотелось столкнуться с ним. Поэтому она предпочла спуститься по черной лестнице и выйти из дома через кухню и подсобные помещения.
– Сегодня Ренегат несколько вялый, миледи, – сообщил ей грум, как только она вошла на задний двор, где располагалась конюшня. – Думаю, это от жары. Нас всех от нее клонит ко сну.
Арабелла с улыбкой кивнула ему, соглашаясь, и присела на перевернутую бочку для сбора дождевой воды подождать, пока оседлают ее лошадь.
– Нынче утром пришел здоровый малый, – непринужденно заметил грум, выводивший ее лошадь из конюшни, – и привел сюда четырех первоклассных упряжных лошадей.
Он застенчиво бросил на хозяйку вопросительный взгляд, потом положил седло на спину Ренегата.
– Думаю, у его светлости герцога Сент-Джулза все самое лучшее, – сказала Арабелла с холодным кивком. – Полагаю, он отличный ценитель лошадей.
– Ну уж кто-то точно ценитель, – заявил грум. – Вы только взгляните на них, миледи. Мерин в четвертом деннике, а остальные в конце второго ряда.
Арабелла соскользнула с бочонка и направилась к конюшне, притворяясь едва заинтересованной во вновь прибывших лошадях, что было далеко от истины. Норовистый гнедой был великолепным животным, но требовались крепкие руки, чтобы его удержать, и еще более сильные, чтобы управлять им. Она представила узкие изящные руки герцога и испытала смятение, осознав, что заметила форму его рук. Оказалось даже, что она запомнила каждую мелочь в его внешности, от наманикюренных ногтей до бледной гладкой кожи на тыльной стороне рук, туго натянутой на суставы, до узких запястий, выступающих из пены кружевных манжет. Но стройность не означала слабости. Она легко могла представить их упругую силу, мощь человека, умеющего владеть рапирой и знающего, когда и как ее применить.
Напомнив себе, что не стоит воображать всякие нелепости, она отвернулась от денника и вышла из конюшни на солнечный свет. Ренегат, завидев ее, тряхнул головой, а Борис и Оскар принялись носиться по мощен ному булыжником двору все расширяющимися кругами. Грум подвел лошадь к колоде, с которой Арабелла легко взлетела в седло. Она наклонилась вперед, чтобы похлопать животное по холке.
– Ну же, просыпайся, Ренегат.
Он всхрапнул и снова мотнул головой, потом неспешно и расслабленно двинулся со двора.
Арабелла направила коня в овраг, а потом к берегу реки. Она расслабилась, приспосабливаясь к его ровному ходу, наслаждаясь живительным дуновением ветра, который овевал ее лицо, прояснял мысли и даже каким-то образом помогал разобраться в путанице обрушившихся на нее проблем.
Возможно, в Корнуолле, на земле ее родственников, коттедж все еще пустует. Он, конечно, невелик, всего-то домик из двух комнат, но ей вполне подойдет. Ее средств хватит на самую скромную жизнь. Овощи она сможет выращивать сама. У нее будет садик, возможно, пара фруктовых деревьев. Она сможет обменивать свои плоды на мясо и муку… Ей вовсе не придется существовать на подаяние. Есть способ свести концы с концами, если только она найдет кров. И если она сможет транспортировать свои орхидеи, то будет их выращивать и продавать, как делает это теперь. Сейчас это было для нее всего лишь хобби, но со временем может стать хорошим заработком.
Когда Арабелла повернула Ренегата к дому, она была полна покоя и умиротворения, словно вопрос о ее будущем был благополучно решен. Собаки вразвалку трусили вровень с лошадью, истощив свою неуемную буйную энергию. Они рысцой направились к конюшне, и Арабелла еле слышно выбранилась: герцог и Питер Бэйли стояли посреди двора, погруженные, как ей показалось, в серьезный разговор.
Оба они обернулись, когда она въезжала во двор. Питер Бэйли сорвал с головы шляпу. Она заметила, что его доброе умное лицо выразило глубокое огорчение. Он направился к ней.
– Леди Арабелла, я так потрясен вестью о смерти графа.
Разговаривая с ней, он держал руку на уздечке. Она кивнула и приветствовала его бледной улыбкой:
– Да, это было так неожиданно, Питер. Герцог разъяснил вам все обстоятельства?
– Да, в основном разъяснил, мадам. – Лицо Питера еще больше омрачилось, а голос он понизил так, что тот звучал чуть громче шепота. – Странная ситуация с землями и состоянием Данстона, если мне будет позволено высказать свое мнение.
Арабелла снова кивнула:
– Не понимаю, как это произошло, но, как вы знаете, мой брат был сам себе голова и закон и имел полное право распоряжаться своим имуществом, как ему заблагорассудится.
В ответ на это Питер удовольствовался полупоклоном, соглашаясь с ней. Говорить о покойнике дурно не принято, но, как и все остальные обитатели имения, Питер не питал никаких иллюзий в отношении характера Фредерика Лэйси и обстоятельств смерти графа, о которых ему поведал герцог. И изменить было ничего нельзя.
Джек скромно выжидал с минуту или две, не желая потревожить этих двоих, переговаривавшихся шепотом. Он подумал, что никогда прежде не встречал достойной женщины из общества, которая бы столь мало заботилась о своей внешности. На ней не было ни плаща, ни шляпы, волосы ее были растрепаны и спутаны, после того как над ними порезвился ветер. На носу у нее была пыль, лоб покрыт испариной. Леди Арабелла выглядела вполне уместно на конюшне и вполне могла сойти за дочь фермера, возвратившуюся после целого дня работы в поле на уборке сена. Он подумал о Лили, своей прекрасной и элегантной любовнице, у которой из прически никогда не выбивалось ни единого волоска даже в пароксизме страсти. По неизвестной причине эта непохожесть вызвала у него невольную улыбку.
Кашлянув, чтобы предупредить их о своем приближении, он направился к ним через двор.
– Я думал, мадам, что вы слишком заняты нынче днем для верховой прогулки, – сказал он с холодноватой улыбкой.
Он оглядел ее, и на мгновение взгляд его задержался на ее высокой груди, обтянутой легкой тканью. Это создавало интересный контраст с тонкой талией и широкими бедрами под зеленой амазонкой.
– Дать возможность погулять собакам – одно из моих дел, – ответила Арабелла, испытывая смущение и неловкость под этим быстрым оценивающим взглядом, и подумала, что зря не надела плаща или хотя бы шляпы. Вероятно, она выглядела как цыганка, такая же взлохмаченная и потная, как утром в оранжерее, герцог же снова был одет безупречно, и это выводило ее из себя. Она могла с уверенностью сказать, что он сменил рубашку со времени их последней встречи.
Он положил руку на теплую шею ее лошади, погладив ее мягкий, бархатистый нос.
– А в компании это сделать невозможно, – задумчиво проговорил он, и в этой фразе была только тень вопроса.
– Скорость, с какой я скачу, когда выгуливаю собак, не располагает к беседе, ваша светлость, – заявила Арабелла и сжала коленями бока Ренегата, понуждая его приблизиться к колоде, предназначенной для того, чтобы садиться на лошадь и спешиваться.
Чем скорее она закончит этот неприятный разговор, тем лучше – она и так оказалась в невыигрышном положении.
Джек пошел рядом.
– Красивый мерин, – похвалил он. – Да.
Арабелла спрыгнула с седла на колоду и отвернулась от герцога:
– Питер, если вы сможете прийти в дом, после того как закончите дела с его светлостью, я буду рада кое-что обсудить с вами.
– Сделаю это с радостью, мадам. – Питер отвесил поклон.
Арабелла бегло улыбнулась ему в знак признательности, передала поводья груму, свистнула собакам и покинула двор, едва удостоив взглядом Джека Фортескью.
Джек смотрел ей вслед, поглаживая подбородок и любуясь тем, как покачиваются ее бедра, когда она удаляется быстрым и деловитым шагом. Потом тряхнул головой, будто отказавшись от мысли разрешить загадку.
Питер прервал тягостное молчание, осторожно заметив:
– Арендаторы обожают леди Арабеллу. Эта новость потрясет их. Она знает их всех по именам, также как и их детей. Им известно, что они могут обратиться к ней в случае несчастья и она поможет деньгами, едой или отложит выплату арендной платы. Что они будут делать без нее?
Джек промолчал.
После краткой паузы Питер продолжал:
– Когда стало ясно, что леди Арабелла не собирается вступать в брак юной, я попытался убедить ее отца выделить ей часть земли и капитала на всякий случай, ну вот такой, как этот. Конечно, он думал, что лорд Фредерик позаботится о сестре, когда вступит в права наследства.
– А он этого не сделал.
Питер покачал головой:
– Я пытался убедить его создать траст на ее имя, но… – Его фраза снова осталась незаконченной, пока наконец он не собрался с духом и не решился высказаться более прямолинейно: – Видите ли, милорд герцог, графа и леди Арабеллу не связывали особенно нежные чувства.
– Понимаю.
Джек слегка наклонил голову, показывая, что это его не слишком удивило. Теперь, когда он познакомился с сестрой Фредерика, он понял, что трудно себе представить более непохожих людей, чем брат и сестра.
Питер откашлялся и продолжал:
– Лорд Фредерик очень мало принимал участия в ведении хозяйства в имении. Если вы меня извините, ваша светлость, то это просто преступление, что тот член семьи, кто всегда пекся о благополучии арендаторов и заботился о хозяйстве в усадьбе, оказался ни с чем. – Он посмотрел на герцога с отвагой и беспокойством одновременно, будто хотел бросить ему вызов. – Прошу прощения, что я высказываюсь так прямо, сэр.
– Разумеется, – ответил Джек. – Но должен вам сказать, что если эта речь рассчитана на то, что я устыжусь и устрою дела леди Арабеллы, то вы обратились не по адресу.
Предложить даме приемлемую альтернативу в противовес браку с ним никак не соответствовало его цели.
Питер отшатнулся от него, услышав такое заявление, произнесенное будничным и холодным тоном. И подумал, что этот новый хозяин нравится ему еще меньше прежнего. Уж граф по крайней мере имел неоспоримое право на свою землю и имущество.
– Однако вы скоро убедитесь, что я вовсе не равнодушен к судьбе своих арендаторов и ценю благоустройство имения, – продолжал герцог. – Я верю, что вы окажете мне честь сохранить свое место здесь.
Он бросил взгляд искоса на собеседника и с некоторым смущением заметил ледяное выражение его лица. Должно быть, леди Арабелла была ему дорога.
– Я останусь здесь так долго, как вы пожелаете, ваша светлость, – ответил Питер смущенно.
– Благодарю вас. – Герцог улыбнулся, и у управляющего возникло странное чувство, будто рядом с ним находится совершенно другой человек. – Вы можете не сомневаться, что я не желаю зла леди Арабелле. Я вовсе не собираюсь выгнать ее из дома, пока она не решит, что хочет его покинуть.
Питер слегка оттаял:
– Тогда вы можете остановиться в местной гостинице. Она вполне приличная.
Джек покачал головой:
– Нет, я останусь в Лэйси-Корт. Управляющий с изумлением воззрился на него:
– Но… но… ваша светлость, это неприлично.
– Леди Арабелла считает, что прилично, – ответил Джек мягко. – Ведь в конце концов я замещаю ее брата. – И он тотчас же заговорил о другом: – А теперь расскажите мне, если возможно, о здешних условиях и системе хозяйства.
Джек вернулся в дом вскоре после пяти часов пополудни. Питер расстался с ним чуть раньше, якобы для того, чтобы встретиться и поговорить с Арабеллой, и герцог продолжил прогулку по своим владениям в одиночку. Куда бы он ни бросил взгляд, он видел результаты кропотливого труда и разумного хозяйствования. Сады, в изобилии украшенные цветами, были прекрасны и являли собой свидетельство умелого и тщательного ухода, а ферма процветала. Там был пруд со множеством уток, курятнике огромным количеством кур, голуби на голубятне и пчелы в ульях. Фруктовые деревья ломились под тяжестью плодов, сено на полях подготовлено к тому, чтобы его сложили в скирды. Коровы в стойлах оповещали мычанием о том, что близится час вечерней дойки.
Он чувствовал, что о нем судачат, пока прогуливался по вновь обретенным землям. Коровницы перестали сбивать масло, как только он вошел в прохладное помещение молочной фермы, но краснощекая женщина, снимавшая сливки с молока, прикрикнула на них, и они вернулись к своей работе. Девушка, которая помогала на кухне, а сейчас собирала в огороде бобы, выпрямилась и с раскрытым ртом вытаращилась на элегантного гостя. Джек коротко кивнул ей. Она отчаянно покраснела.
Если верить Питеру Бэйли, то все шло в имении гладко только благодаря усилиям Арабеллы. Джек отлично знал: если хозяйство налажено и обходится без постоянного строгого надзора, несомненно, это происходит благодаря тому, что кто-то берет на себя ответственность за порядок. Ясно, что Питер Бэйли – хороший управляющий, но он был наемным работником, а Лэйси-Корт со всеми своими сельскохозяйственными достижениями обнаруживал участие кого-то, лично заинтересованного в процветании имения и эмоционально с ним связанного.
Конечно, любовь Арабеллы к своему дому сделает ее более сговорчивой и заставит принять любое предложение, которое даст ей возможность сохранить его. Как бы то ни было, он сознавал, что это потребует от него дополнительных усилий, ему придется натянуть новую тетиву в своем луке, и с этой мыслью он направился к дому и обеду. Он был отчаянно голоден, потому что с момента завтрака на рассвете не держал во рту ни крошки. И смутно припоминал, что Арабелла, кажется, в полдень предлагала ему перекусить, когда еще думала, что он вернется в Лондон, но, поскольку их беседа в этот момент стала особенно волнующей, вопрос о еде отпал как-то сам собой. Он не спросил, в котором часу садится обедать хозяйка дома. В Лондоне он обычно обедал около шести, но догадывался, что в деревне, вероятно, соблюдается другое расписание. Значит, он заставил Арабеллу ждать.
Он поспешил под сень прохладного холла. Откуда ни возьмись появился Франклин, должно быть, услышавший шаги герцога. Он церемонно поклонился и спросил:
– В котором часу ваша светлость желает отобедать?
Джек ответил ему дружеской улыбкой, надеясь пробиться сквозь холодную учтивость дворецкого.
– Как только переоденусь и смою с себя грязь, Франклин. Это не займет более пятнадцати минут.
Франклин, не откликнувшись на улыбку, только снова отвесил поклон:
– Очень хорошо, ваша светлость. Обед будет подан в столовой через четверть часа.
Он повернулся и растворился в тени.
Джек пожал плечами и стал подниматься по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Обычно он не задумывался над вопросом о том, любят его слуги или нет. Для него это не имело никакого значения, если они выполняли работу, за которую получали деньги, но сейчас ситуация была особенной. Эти люди не добивались, чтобы он взял их на службу. Они готовы были сохранить место здесь в силу обстоятельств, но Джек предпочел бы, чтобы слуги остались по доброй воле, а не потому, что им некуда идти.
Лакей ждал его в просторных комнатах, принадлежавших прежде графу Данстону.
– Думаю, подойдет бирюзовый бархат, ваша светлость. В сочетании с золототканым жилетом.
Он указал щеткой для одежды на сюртук, отделанный по краю золотым кружевом, который в этот момент чистил.
– Да, это будет прекрасно, – ответил Джек, движением плеч освобождаясь от костюма для верховой езды.
Он разделся до нижнего белья и умылся, постаравшись удалить влажной губкой пыль, смешанную с потом. Он рассчитывал провести приятный дружеский вечер в обществе леди Арабеллы, а если бы ей пришлось слишком долго дожидаться его за столом, начало их дружбы было бы испорчено.
Десятью минутами позже он стоял перед зеркалом в человеческий рост и оправлял пену кружев у шеи. Он, как обычно, не стал пудрить волосы, но это было его единственным отступлением от строгих правил моды, предписывавших определенный вечерний туалет. Он подумал, как оденется к обеду Арабелла. Она выглядела опрятно в своем утреннем яблочно-зеленом платье. Что же вообще касалось ее туалетов, то ее одежду в лучшем случае можно было бы назвать небрежной. Но к обеду она, вероятно, оденется тщательнее.
Он заколол кружева воротника булавкой с алмазом, размышляя с загадочной улыбкой, что хотел бы сам позаботиться о ее гардеробе. Необычные краски и фигура Юноны принадлежали к ее достоинствам, и ей бы подошел новый и даже вызывающий стиль в одежде. Он подумал, что знает с полдюжины модисток, которые перерезали бы друг другу глотки, оспаривая право одевать герцогиню Сент-Джулз.
– Вас что-то позабавило, ваша светлость? – спросил лакей, подавая ему серебряную табакерку, украшенную чеканкой.
– Ничего, Луи, – сказал герцог, опуская табакерку в карман сюртука.
Непонятно, почему он думал о возможной женитьбе с удовольствием, в то время как считал ее всего лишь правильным и разумным устройством дел? Он нахмурился, веселье покинуло его, и с мрачным видом герцог направился к двери.
– Кстати, – обратился он к лакею, – вас удобно устроили?
– Вполне сносно, – ответил тот, фыркнув. – Но если бы мне дозволили высказаться с полной откровенностью, я сказал бы, что эта деревенская челядь не имеет понятия о том, какие требования предъявляет джентльмен к своему благоустройству.
Джек приостановился, держа руку на ручке двери, и спокойно оглядел своего слугу с головы до ног, и тот съежился под этим взглядом и смущенно сглотнул слюну.
– Заруби себе на носу, дружище, что эти люди ведут свое хозяйство безупречно без нашего вмешательства. И я намерен оставить здесь все как есть.
Луи поклонился так низко, что чуть не коснулся носом колен.
– Разумеется, ваша светлость. Это всего лишь наблюдение.
– Так оставь свои наблюдения при себе. – посоветовал герцог и вышел из комнаты.
Он вступил в холл, как раз когда часы пробили четверть. Дверь гостиной была открыта, и он приостановился, думая, что Арабелла ждет его там. Но комната оказалась пуста, хотя недавнее присутствие хозяйки ощущалось. Воздух был напоен благоуханием крупных роз, стоявших в огромных вазах, окна отворены навстречу прохладному вечеру и ароматам сада. Безошибочно чувствовался женский вкус в убранстве гостиной, и это было приятно.
Шарлотта тоже это любила, подумал он, ощутив знакомую боль, но Лили не занималась такими мелочами. Ее дом, а точнее сказать, дом ее мужа, был безупречно элегантным, и все в нем соответствовало требованиям новейшей моды. Ничто старомодное не могло запятнать его. К примеру, эти розы были бы отвергнуты Лили, потому что они в какой-то степени не были чистыми, как, впрочем, и садовник. Он поймал себя на том, что снова улыбается.
– Ваша светлость?
Голос Франклина отвлек его от размышлений. Дворецкий стоял в настежь распахнутых дверях столовой с приветливой улыбкой на лице.
– Обед подан, сэр.
– Благодарю вас, Франклин.
Герцог пересек холл и вошел в столовую, все еще улыбаясь. Комната купалась в золотистом свете раннего вечера. В распахнутые окна проникали пение птиц и ароматы сада. На всем протяжении стола красного дерева стояли зажженные свечи, мерцал хрусталь, сверкало серебро. От восхитительного запаха жареного мяса рот его наполнился слюной.
Но на столе был только один прибор. В дальнем конце его в округлом алькове стоял резной стул и перед ним на столе бокал, приборы, фарфоровые тарелки – все, что требовалось для изысканного обеда. Но, похоже, обедать ему придется в одиночестве.
Франклин подошел, чтобы отодвинуть стул от стола, и сказал что-то о том, что надеется угодить герцогу кларетом, выбранным им к обеду. Джек удивленно проговорил:
– Я подожду леди Арабеллу. Франклин кашлянул в ладонь:
– Она наверху, сэр. В своей гостиной. Она пожелала, чтобы я открыл…
Герцог перебил его:
– Ей известно, что обед подан? Пожалуйста, сообщите ей. Я буду ждать ее в гостиной. – Он повернулся, чтобы выйти из комнаты.
Франклин торопливо заговорил:
– Ваша светлость, миледи уже отобедала.
Джек резко обернулся:
– Отобедала?
– Да, ваша светлость. Она предпочла пообедать в своей гостиной. Миледи всегда обедает в пять часов, и она не пожелала…
Фантазия дворецкого иссякла. Леди Арабелла дала понять своим слугам, что ее намерения вести независимую жизнь отлично известны герцогу. Но, похоже, что все было не так. Ему не понравилось выражение серых глаз его светлости. На мгновение в них загорелась искра гнева, но тотчас же исчезла, и герцог спокойно сказал:
– Скажите леди Арабелле, что я бы был счастлив насладиться ее обществом, пока буду обедать. Может, она не откажется выпить бокал вина?
Он обошел стол, чтобы сесть на стул, который дворецкий все еще держал наготове.
Франклин на мгновение заколебался, прежде чем направиться к двери. Он уже собирался выйти, когда Джек остановил его:
– Нет, подождите.
Франклин вздохнул с облегчением:
– Да, ваша светлость?
Джек решительно отодвинул стул и встал:
– Я передумал, пожалуй, я сам, лично, приглашу ее. Где ее гостиная?
Ошеломленный Франклин не двигался с места.
– Ваша светлость, это личные покои леди Арабеллы.
– Вы забываете, Франклин, что обстоятельства несколько изменились. Теперь леди Арабелла – моя гостья.
Потом добавил мягко:
– Единственные личные покои в этом доме – мои.
Он направился к дворецкому, и Франклин невольно сделал шаг назад, хотя приближение герцога не представляло для него никакой угрозы.
Джек обратился к нему самым вежливым и мягким тоном:
– Будьте любезны, Франклин, показать мне, где эта гостиная.
Франклин поколебался одно мгновение, готовясь к битве за свою хозяйку, но разум подсказал ему, что такой вызов был бы бессмысленным. Это было бы все равно, как если бы обычный петух выступил против бойцового. Не произнеся ни слова, он повернулся и направился к лестнице.
Джек последовал за ним подлинному коридору в крыло, противоположное тому, где помещались его комнаты. Он отметил про себя, что покои Арабеллы были чрезвычайно далеко от комнат ее брата. Собственно говоря, здесь было вполне возможно вести совершенно независимую друг от друга жизнь даже под одной крышей. И он начал понимать, почему она приняла его предложение без особых возражений.
Франклин постучал в одни, потом в другие двустворчатые двери, близнецы дверей в комнаты Джека, и в ответ на нежный голос из-за последней двери встал в дверном проеме, загораживая вход.
– Миледи, его светлость хотел бы, чтобы вы присоединились к нему в столовой, – обратился к Арабелле дворецкий.
А как же насчет Ренегата, ее коня? Он все еще принадлежит ей или теперь уже Джеку Фортескью? Она замерла, не закончив строчки. Ренегат родился в имении и потому формально стал его собственностью. Строго говоря, он ей не принадлежал. Это было чем-то вроде ссуды… и продолжалось в течение пяти лет.
Арабелла уронила перо на бумагу, разбрызгав чернила. Что же еще не принадлежало ей? Одежда?.. Да нет же, конечно, одежда эта была ее. Но ведь она была куплена на доходы от имения. И все же эта мысль показалась ей абсурдной. Собаки заскулили, и она прикрикнула на них с несвойственным ей нетерпением. Уж они-то принадлежали ей. Они были подарены ей в день рождения сэром Марком Барретом. И были его гордостью, так как происходили от помета, принесенного его обожаемой Ред Леди.
Несколько драгоценностей тоже были ее личным имуществом. Было несколько вещиц ее матери и жемчужный гарнитур, подаренный ей отцом по случаю, когда ее представили ко двору… Он назвал это расточительством, поскольку она вернулась домой, не обретя поклонника. Но подарка не отобрал. Арабелла подумала, что юридически и их можно счесть имуществом, приобретенным на прибыли от имения. Конечно, у нее было крошечное состояние, перешедшее от матери. Этими деньгами она смогла бы оплачивать свое содержание, но оно не помогло бы ей жить независимо.
О, это было невозможно! У нее закружилась голова, потому что она почувствовала, что в комнате вдруг стало невыносимо жарко. Она вскочила с места:
– Отлично, мы покатаемся верхом.
Два пушистых хвоста завиляли, показывая неподдельную радость их хозяев. Арабелла прошла мимо них в спальню, сбрасывая по дороге домашнее платье. Надеть бриджи и амазонку из практичного тонкого зеленого сукна было минутным делом. Она взяла жилет такого же цвета и из такой же ткани, потом бросила его на кровать. Быстро заправила свою простую белую льняную юбку под широкий пояс амазонки. Погода была слишком жаркой для того, чтобы обременять себя жилетом или плащом. Она ведь не собиралась показываться в этом наряде в обществе. Она не выедет за границы имения. Арабелла присела, чтобы натянуть сапоги. Собаки волновались и шумно дышали, дожидаясь ее у двери. Она схватила перчатки и хлыст, взяла было шляпу, потом» и ее бросила на кровать. Ей надо почувствовать, как ветер развевает волосы.
– Идемте, мальчики.
Арабелла открыла дверь, и собаки запрыгали вниз по лестнице, опережая ее. Было уже почти три часа, и герцог, должно быть, совещался в библиотеке с Франклином и миссис Эллиот. Ей бы ни за что не хотелось столкнуться с ним. Поэтому она предпочла спуститься по черной лестнице и выйти из дома через кухню и подсобные помещения.
– Сегодня Ренегат несколько вялый, миледи, – сообщил ей грум, как только она вошла на задний двор, где располагалась конюшня. – Думаю, это от жары. Нас всех от нее клонит ко сну.
Арабелла с улыбкой кивнула ему, соглашаясь, и присела на перевернутую бочку для сбора дождевой воды подождать, пока оседлают ее лошадь.
– Нынче утром пришел здоровый малый, – непринужденно заметил грум, выводивший ее лошадь из конюшни, – и привел сюда четырех первоклассных упряжных лошадей.
Он застенчиво бросил на хозяйку вопросительный взгляд, потом положил седло на спину Ренегата.
– Думаю, у его светлости герцога Сент-Джулза все самое лучшее, – сказала Арабелла с холодным кивком. – Полагаю, он отличный ценитель лошадей.
– Ну уж кто-то точно ценитель, – заявил грум. – Вы только взгляните на них, миледи. Мерин в четвертом деннике, а остальные в конце второго ряда.
Арабелла соскользнула с бочонка и направилась к конюшне, притворяясь едва заинтересованной во вновь прибывших лошадях, что было далеко от истины. Норовистый гнедой был великолепным животным, но требовались крепкие руки, чтобы его удержать, и еще более сильные, чтобы управлять им. Она представила узкие изящные руки герцога и испытала смятение, осознав, что заметила форму его рук. Оказалось даже, что она запомнила каждую мелочь в его внешности, от наманикюренных ногтей до бледной гладкой кожи на тыльной стороне рук, туго натянутой на суставы, до узких запястий, выступающих из пены кружевных манжет. Но стройность не означала слабости. Она легко могла представить их упругую силу, мощь человека, умеющего владеть рапирой и знающего, когда и как ее применить.
Напомнив себе, что не стоит воображать всякие нелепости, она отвернулась от денника и вышла из конюшни на солнечный свет. Ренегат, завидев ее, тряхнул головой, а Борис и Оскар принялись носиться по мощен ному булыжником двору все расширяющимися кругами. Грум подвел лошадь к колоде, с которой Арабелла легко взлетела в седло. Она наклонилась вперед, чтобы похлопать животное по холке.
– Ну же, просыпайся, Ренегат.
Он всхрапнул и снова мотнул головой, потом неспешно и расслабленно двинулся со двора.
Арабелла направила коня в овраг, а потом к берегу реки. Она расслабилась, приспосабливаясь к его ровному ходу, наслаждаясь живительным дуновением ветра, который овевал ее лицо, прояснял мысли и даже каким-то образом помогал разобраться в путанице обрушившихся на нее проблем.
Возможно, в Корнуолле, на земле ее родственников, коттедж все еще пустует. Он, конечно, невелик, всего-то домик из двух комнат, но ей вполне подойдет. Ее средств хватит на самую скромную жизнь. Овощи она сможет выращивать сама. У нее будет садик, возможно, пара фруктовых деревьев. Она сможет обменивать свои плоды на мясо и муку… Ей вовсе не придется существовать на подаяние. Есть способ свести концы с концами, если только она найдет кров. И если она сможет транспортировать свои орхидеи, то будет их выращивать и продавать, как делает это теперь. Сейчас это было для нее всего лишь хобби, но со временем может стать хорошим заработком.
Когда Арабелла повернула Ренегата к дому, она была полна покоя и умиротворения, словно вопрос о ее будущем был благополучно решен. Собаки вразвалку трусили вровень с лошадью, истощив свою неуемную буйную энергию. Они рысцой направились к конюшне, и Арабелла еле слышно выбранилась: герцог и Питер Бэйли стояли посреди двора, погруженные, как ей показалось, в серьезный разговор.
Оба они обернулись, когда она въезжала во двор. Питер Бэйли сорвал с головы шляпу. Она заметила, что его доброе умное лицо выразило глубокое огорчение. Он направился к ней.
– Леди Арабелла, я так потрясен вестью о смерти графа.
Разговаривая с ней, он держал руку на уздечке. Она кивнула и приветствовала его бледной улыбкой:
– Да, это было так неожиданно, Питер. Герцог разъяснил вам все обстоятельства?
– Да, в основном разъяснил, мадам. – Лицо Питера еще больше омрачилось, а голос он понизил так, что тот звучал чуть громче шепота. – Странная ситуация с землями и состоянием Данстона, если мне будет позволено высказать свое мнение.
Арабелла снова кивнула:
– Не понимаю, как это произошло, но, как вы знаете, мой брат был сам себе голова и закон и имел полное право распоряжаться своим имуществом, как ему заблагорассудится.
В ответ на это Питер удовольствовался полупоклоном, соглашаясь с ней. Говорить о покойнике дурно не принято, но, как и все остальные обитатели имения, Питер не питал никаких иллюзий в отношении характера Фредерика Лэйси и обстоятельств смерти графа, о которых ему поведал герцог. И изменить было ничего нельзя.
Джек скромно выжидал с минуту или две, не желая потревожить этих двоих, переговаривавшихся шепотом. Он подумал, что никогда прежде не встречал достойной женщины из общества, которая бы столь мало заботилась о своей внешности. На ней не было ни плаща, ни шляпы, волосы ее были растрепаны и спутаны, после того как над ними порезвился ветер. На носу у нее была пыль, лоб покрыт испариной. Леди Арабелла выглядела вполне уместно на конюшне и вполне могла сойти за дочь фермера, возвратившуюся после целого дня работы в поле на уборке сена. Он подумал о Лили, своей прекрасной и элегантной любовнице, у которой из прически никогда не выбивалось ни единого волоска даже в пароксизме страсти. По неизвестной причине эта непохожесть вызвала у него невольную улыбку.
Кашлянув, чтобы предупредить их о своем приближении, он направился к ним через двор.
– Я думал, мадам, что вы слишком заняты нынче днем для верховой прогулки, – сказал он с холодноватой улыбкой.
Он оглядел ее, и на мгновение взгляд его задержался на ее высокой груди, обтянутой легкой тканью. Это создавало интересный контраст с тонкой талией и широкими бедрами под зеленой амазонкой.
– Дать возможность погулять собакам – одно из моих дел, – ответила Арабелла, испытывая смущение и неловкость под этим быстрым оценивающим взглядом, и подумала, что зря не надела плаща или хотя бы шляпы. Вероятно, она выглядела как цыганка, такая же взлохмаченная и потная, как утром в оранжерее, герцог же снова был одет безупречно, и это выводило ее из себя. Она могла с уверенностью сказать, что он сменил рубашку со времени их последней встречи.
Он положил руку на теплую шею ее лошади, погладив ее мягкий, бархатистый нос.
– А в компании это сделать невозможно, – задумчиво проговорил он, и в этой фразе была только тень вопроса.
– Скорость, с какой я скачу, когда выгуливаю собак, не располагает к беседе, ваша светлость, – заявила Арабелла и сжала коленями бока Ренегата, понуждая его приблизиться к колоде, предназначенной для того, чтобы садиться на лошадь и спешиваться.
Чем скорее она закончит этот неприятный разговор, тем лучше – она и так оказалась в невыигрышном положении.
Джек пошел рядом.
– Красивый мерин, – похвалил он. – Да.
Арабелла спрыгнула с седла на колоду и отвернулась от герцога:
– Питер, если вы сможете прийти в дом, после того как закончите дела с его светлостью, я буду рада кое-что обсудить с вами.
– Сделаю это с радостью, мадам. – Питер отвесил поклон.
Арабелла бегло улыбнулась ему в знак признательности, передала поводья груму, свистнула собакам и покинула двор, едва удостоив взглядом Джека Фортескью.
Джек смотрел ей вслед, поглаживая подбородок и любуясь тем, как покачиваются ее бедра, когда она удаляется быстрым и деловитым шагом. Потом тряхнул головой, будто отказавшись от мысли разрешить загадку.
Питер прервал тягостное молчание, осторожно заметив:
– Арендаторы обожают леди Арабеллу. Эта новость потрясет их. Она знает их всех по именам, также как и их детей. Им известно, что они могут обратиться к ней в случае несчастья и она поможет деньгами, едой или отложит выплату арендной платы. Что они будут делать без нее?
Джек промолчал.
После краткой паузы Питер продолжал:
– Когда стало ясно, что леди Арабелла не собирается вступать в брак юной, я попытался убедить ее отца выделить ей часть земли и капитала на всякий случай, ну вот такой, как этот. Конечно, он думал, что лорд Фредерик позаботится о сестре, когда вступит в права наследства.
– А он этого не сделал.
Питер покачал головой:
– Я пытался убедить его создать траст на ее имя, но… – Его фраза снова осталась незаконченной, пока наконец он не собрался с духом и не решился высказаться более прямолинейно: – Видите ли, милорд герцог, графа и леди Арабеллу не связывали особенно нежные чувства.
– Понимаю.
Джек слегка наклонил голову, показывая, что это его не слишком удивило. Теперь, когда он познакомился с сестрой Фредерика, он понял, что трудно себе представить более непохожих людей, чем брат и сестра.
Питер откашлялся и продолжал:
– Лорд Фредерик очень мало принимал участия в ведении хозяйства в имении. Если вы меня извините, ваша светлость, то это просто преступление, что тот член семьи, кто всегда пекся о благополучии арендаторов и заботился о хозяйстве в усадьбе, оказался ни с чем. – Он посмотрел на герцога с отвагой и беспокойством одновременно, будто хотел бросить ему вызов. – Прошу прощения, что я высказываюсь так прямо, сэр.
– Разумеется, – ответил Джек. – Но должен вам сказать, что если эта речь рассчитана на то, что я устыжусь и устрою дела леди Арабеллы, то вы обратились не по адресу.
Предложить даме приемлемую альтернативу в противовес браку с ним никак не соответствовало его цели.
Питер отшатнулся от него, услышав такое заявление, произнесенное будничным и холодным тоном. И подумал, что этот новый хозяин нравится ему еще меньше прежнего. Уж граф по крайней мере имел неоспоримое право на свою землю и имущество.
– Однако вы скоро убедитесь, что я вовсе не равнодушен к судьбе своих арендаторов и ценю благоустройство имения, – продолжал герцог. – Я верю, что вы окажете мне честь сохранить свое место здесь.
Он бросил взгляд искоса на собеседника и с некоторым смущением заметил ледяное выражение его лица. Должно быть, леди Арабелла была ему дорога.
– Я останусь здесь так долго, как вы пожелаете, ваша светлость, – ответил Питер смущенно.
– Благодарю вас. – Герцог улыбнулся, и у управляющего возникло странное чувство, будто рядом с ним находится совершенно другой человек. – Вы можете не сомневаться, что я не желаю зла леди Арабелле. Я вовсе не собираюсь выгнать ее из дома, пока она не решит, что хочет его покинуть.
Питер слегка оттаял:
– Тогда вы можете остановиться в местной гостинице. Она вполне приличная.
Джек покачал головой:
– Нет, я останусь в Лэйси-Корт. Управляющий с изумлением воззрился на него:
– Но… но… ваша светлость, это неприлично.
– Леди Арабелла считает, что прилично, – ответил Джек мягко. – Ведь в конце концов я замещаю ее брата. – И он тотчас же заговорил о другом: – А теперь расскажите мне, если возможно, о здешних условиях и системе хозяйства.
Джек вернулся в дом вскоре после пяти часов пополудни. Питер расстался с ним чуть раньше, якобы для того, чтобы встретиться и поговорить с Арабеллой, и герцог продолжил прогулку по своим владениям в одиночку. Куда бы он ни бросил взгляд, он видел результаты кропотливого труда и разумного хозяйствования. Сады, в изобилии украшенные цветами, были прекрасны и являли собой свидетельство умелого и тщательного ухода, а ферма процветала. Там был пруд со множеством уток, курятнике огромным количеством кур, голуби на голубятне и пчелы в ульях. Фруктовые деревья ломились под тяжестью плодов, сено на полях подготовлено к тому, чтобы его сложили в скирды. Коровы в стойлах оповещали мычанием о том, что близится час вечерней дойки.
Он чувствовал, что о нем судачат, пока прогуливался по вновь обретенным землям. Коровницы перестали сбивать масло, как только он вошел в прохладное помещение молочной фермы, но краснощекая женщина, снимавшая сливки с молока, прикрикнула на них, и они вернулись к своей работе. Девушка, которая помогала на кухне, а сейчас собирала в огороде бобы, выпрямилась и с раскрытым ртом вытаращилась на элегантного гостя. Джек коротко кивнул ей. Она отчаянно покраснела.
Если верить Питеру Бэйли, то все шло в имении гладко только благодаря усилиям Арабеллы. Джек отлично знал: если хозяйство налажено и обходится без постоянного строгого надзора, несомненно, это происходит благодаря тому, что кто-то берет на себя ответственность за порядок. Ясно, что Питер Бэйли – хороший управляющий, но он был наемным работником, а Лэйси-Корт со всеми своими сельскохозяйственными достижениями обнаруживал участие кого-то, лично заинтересованного в процветании имения и эмоционально с ним связанного.
Конечно, любовь Арабеллы к своему дому сделает ее более сговорчивой и заставит принять любое предложение, которое даст ей возможность сохранить его. Как бы то ни было, он сознавал, что это потребует от него дополнительных усилий, ему придется натянуть новую тетиву в своем луке, и с этой мыслью он направился к дому и обеду. Он был отчаянно голоден, потому что с момента завтрака на рассвете не держал во рту ни крошки. И смутно припоминал, что Арабелла, кажется, в полдень предлагала ему перекусить, когда еще думала, что он вернется в Лондон, но, поскольку их беседа в этот момент стала особенно волнующей, вопрос о еде отпал как-то сам собой. Он не спросил, в котором часу садится обедать хозяйка дома. В Лондоне он обычно обедал около шести, но догадывался, что в деревне, вероятно, соблюдается другое расписание. Значит, он заставил Арабеллу ждать.
Он поспешил под сень прохладного холла. Откуда ни возьмись появился Франклин, должно быть, услышавший шаги герцога. Он церемонно поклонился и спросил:
– В котором часу ваша светлость желает отобедать?
Джек ответил ему дружеской улыбкой, надеясь пробиться сквозь холодную учтивость дворецкого.
– Как только переоденусь и смою с себя грязь, Франклин. Это не займет более пятнадцати минут.
Франклин, не откликнувшись на улыбку, только снова отвесил поклон:
– Очень хорошо, ваша светлость. Обед будет подан в столовой через четверть часа.
Он повернулся и растворился в тени.
Джек пожал плечами и стал подниматься по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Обычно он не задумывался над вопросом о том, любят его слуги или нет. Для него это не имело никакого значения, если они выполняли работу, за которую получали деньги, но сейчас ситуация была особенной. Эти люди не добивались, чтобы он взял их на службу. Они готовы были сохранить место здесь в силу обстоятельств, но Джек предпочел бы, чтобы слуги остались по доброй воле, а не потому, что им некуда идти.
Лакей ждал его в просторных комнатах, принадлежавших прежде графу Данстону.
– Думаю, подойдет бирюзовый бархат, ваша светлость. В сочетании с золототканым жилетом.
Он указал щеткой для одежды на сюртук, отделанный по краю золотым кружевом, который в этот момент чистил.
– Да, это будет прекрасно, – ответил Джек, движением плеч освобождаясь от костюма для верховой езды.
Он разделся до нижнего белья и умылся, постаравшись удалить влажной губкой пыль, смешанную с потом. Он рассчитывал провести приятный дружеский вечер в обществе леди Арабеллы, а если бы ей пришлось слишком долго дожидаться его за столом, начало их дружбы было бы испорчено.
Десятью минутами позже он стоял перед зеркалом в человеческий рост и оправлял пену кружев у шеи. Он, как обычно, не стал пудрить волосы, но это было его единственным отступлением от строгих правил моды, предписывавших определенный вечерний туалет. Он подумал, как оденется к обеду Арабелла. Она выглядела опрятно в своем утреннем яблочно-зеленом платье. Что же вообще касалось ее туалетов, то ее одежду в лучшем случае можно было бы назвать небрежной. Но к обеду она, вероятно, оденется тщательнее.
Он заколол кружева воротника булавкой с алмазом, размышляя с загадочной улыбкой, что хотел бы сам позаботиться о ее гардеробе. Необычные краски и фигура Юноны принадлежали к ее достоинствам, и ей бы подошел новый и даже вызывающий стиль в одежде. Он подумал, что знает с полдюжины модисток, которые перерезали бы друг другу глотки, оспаривая право одевать герцогиню Сент-Джулз.
– Вас что-то позабавило, ваша светлость? – спросил лакей, подавая ему серебряную табакерку, украшенную чеканкой.
– Ничего, Луи, – сказал герцог, опуская табакерку в карман сюртука.
Непонятно, почему он думал о возможной женитьбе с удовольствием, в то время как считал ее всего лишь правильным и разумным устройством дел? Он нахмурился, веселье покинуло его, и с мрачным видом герцог направился к двери.
– Кстати, – обратился он к лакею, – вас удобно устроили?
– Вполне сносно, – ответил тот, фыркнув. – Но если бы мне дозволили высказаться с полной откровенностью, я сказал бы, что эта деревенская челядь не имеет понятия о том, какие требования предъявляет джентльмен к своему благоустройству.
Джек приостановился, держа руку на ручке двери, и спокойно оглядел своего слугу с головы до ног, и тот съежился под этим взглядом и смущенно сглотнул слюну.
– Заруби себе на носу, дружище, что эти люди ведут свое хозяйство безупречно без нашего вмешательства. И я намерен оставить здесь все как есть.
Луи поклонился так низко, что чуть не коснулся носом колен.
– Разумеется, ваша светлость. Это всего лишь наблюдение.
– Так оставь свои наблюдения при себе. – посоветовал герцог и вышел из комнаты.
Он вступил в холл, как раз когда часы пробили четверть. Дверь гостиной была открыта, и он приостановился, думая, что Арабелла ждет его там. Но комната оказалась пуста, хотя недавнее присутствие хозяйки ощущалось. Воздух был напоен благоуханием крупных роз, стоявших в огромных вазах, окна отворены навстречу прохладному вечеру и ароматам сада. Безошибочно чувствовался женский вкус в убранстве гостиной, и это было приятно.
Шарлотта тоже это любила, подумал он, ощутив знакомую боль, но Лили не занималась такими мелочами. Ее дом, а точнее сказать, дом ее мужа, был безупречно элегантным, и все в нем соответствовало требованиям новейшей моды. Ничто старомодное не могло запятнать его. К примеру, эти розы были бы отвергнуты Лили, потому что они в какой-то степени не были чистыми, как, впрочем, и садовник. Он поймал себя на том, что снова улыбается.
– Ваша светлость?
Голос Франклина отвлек его от размышлений. Дворецкий стоял в настежь распахнутых дверях столовой с приветливой улыбкой на лице.
– Обед подан, сэр.
– Благодарю вас, Франклин.
Герцог пересек холл и вошел в столовую, все еще улыбаясь. Комната купалась в золотистом свете раннего вечера. В распахнутые окна проникали пение птиц и ароматы сада. На всем протяжении стола красного дерева стояли зажженные свечи, мерцал хрусталь, сверкало серебро. От восхитительного запаха жареного мяса рот его наполнился слюной.
Но на столе был только один прибор. В дальнем конце его в округлом алькове стоял резной стул и перед ним на столе бокал, приборы, фарфоровые тарелки – все, что требовалось для изысканного обеда. Но, похоже, обедать ему придется в одиночестве.
Франклин подошел, чтобы отодвинуть стул от стола, и сказал что-то о том, что надеется угодить герцогу кларетом, выбранным им к обеду. Джек удивленно проговорил:
– Я подожду леди Арабеллу. Франклин кашлянул в ладонь:
– Она наверху, сэр. В своей гостиной. Она пожелала, чтобы я открыл…
Герцог перебил его:
– Ей известно, что обед подан? Пожалуйста, сообщите ей. Я буду ждать ее в гостиной. – Он повернулся, чтобы выйти из комнаты.
Франклин торопливо заговорил:
– Ваша светлость, миледи уже отобедала.
Джек резко обернулся:
– Отобедала?
– Да, ваша светлость. Она предпочла пообедать в своей гостиной. Миледи всегда обедает в пять часов, и она не пожелала…
Фантазия дворецкого иссякла. Леди Арабелла дала понять своим слугам, что ее намерения вести независимую жизнь отлично известны герцогу. Но, похоже, что все было не так. Ему не понравилось выражение серых глаз его светлости. На мгновение в них загорелась искра гнева, но тотчас же исчезла, и герцог спокойно сказал:
– Скажите леди Арабелле, что я бы был счастлив насладиться ее обществом, пока буду обедать. Может, она не откажется выпить бокал вина?
Он обошел стол, чтобы сесть на стул, который дворецкий все еще держал наготове.
Франклин на мгновение заколебался, прежде чем направиться к двери. Он уже собирался выйти, когда Джек остановил его:
– Нет, подождите.
Франклин вздохнул с облегчением:
– Да, ваша светлость?
Джек решительно отодвинул стул и встал:
– Я передумал, пожалуй, я сам, лично, приглашу ее. Где ее гостиная?
Ошеломленный Франклин не двигался с места.
– Ваша светлость, это личные покои леди Арабеллы.
– Вы забываете, Франклин, что обстоятельства несколько изменились. Теперь леди Арабелла – моя гостья.
Потом добавил мягко:
– Единственные личные покои в этом доме – мои.
Он направился к дворецкому, и Франклин невольно сделал шаг назад, хотя приближение герцога не представляло для него никакой угрозы.
Джек обратился к нему самым вежливым и мягким тоном:
– Будьте любезны, Франклин, показать мне, где эта гостиная.
Франклин поколебался одно мгновение, готовясь к битве за свою хозяйку, но разум подсказал ему, что такой вызов был бы бессмысленным. Это было бы все равно, как если бы обычный петух выступил против бойцового. Не произнеся ни слова, он повернулся и направился к лестнице.
Джек последовал за ним подлинному коридору в крыло, противоположное тому, где помещались его комнаты. Он отметил про себя, что покои Арабеллы были чрезвычайно далеко от комнат ее брата. Собственно говоря, здесь было вполне возможно вести совершенно независимую друг от друга жизнь даже под одной крышей. И он начал понимать, почему она приняла его предложение без особых возражений.
Франклин постучал в одни, потом в другие двустворчатые двери, близнецы дверей в комнаты Джека, и в ответ на нежный голос из-за последней двери встал в дверном проеме, загораживая вход.
– Миледи, его светлость хотел бы, чтобы вы присоединились к нему в столовой, – обратился к Арабелле дворецкий.