Фэйзер Джейн. Почти невинна

   — Немедленно прикажи вымыть ее и переодеть. Я приду позже, — велел он.
   Магдалена безвольно, как кукла, позволила монахине и служанке снять ее жесткую от грязи одежду, умыть и вычесать из волос колтуны, а потом одеть в полотняную сорочку и чистое платье. И ничем не показала, как счастлива избавиться от вони и мерзкой грязи. Ее повели к очагу и усадили на стул, принесли ребенка, предложили вина и бульона. Магдалена пассивно, безмолвно подчинялась.
   Когда кузен вернулся, была уже ночь. Она по-прежнему сидела на стуле, сложив руки на коленях. Незажженная свеча стояла на столе. Магдалена как будто не замечала темноты.
   Шарль вынул кремень и огниво и зажег свечи. Но она не повернула голову к огню и ничем не дала знать, что видит его.
   — Итак, кузина, — начал он, приближаясь к ней и высоко держа свечу, чтобы свет падал на ее лицо, такое же желанное в своей неподвижности и бледности, как и в здоровье и счастье. Он повернул к себе это лицо и поцеловал, прошипев перед этим: — Интересно, как ты ответишь на мои поцелуи сегодня?
   Магдалена, спокойная и холодная, как мраморное надгробие, безучастно вынесла прикосновение его губ. Шарль резко отпустил ее и пошел к двери.
   — Ведите ее вниз.
   Обжигающий ужас наполнил Магдалену. Она проиграла!
   Но она даже не пошевелилась, разглядывая канавку между двумя каменными плитами на полу. Шея невыносимо болела от напряжения.
   Шарль продолжал пристально рассматривать ее, желая понять, проник ли в ее сознание его приказ. Но не мог различить ни малейших изменений ни в осанке, ни в выражении лица. И когда мужчины шагнули к ней, сделал им знак повременить. Если Магдалена действительно находится на грани безумия и он снова прикажет заточить ее, слишком скоро после ночи, проведенной в полной тьме, она легко скользнет за эту грань, а он не может рисковать испортить все чрезмерным рвением.
   — Убирайтесь!
   Мужчины вышли, а Шарль поставил свечу на стол.
   — Утром ты покоришься мне, кузина, и поклянешься в верности Бертрану. Если же скажешь хоть слово поперек, сгниешь в темнице вместе с девчонкой.
   Она не слышала, и он будто в приступе раздражения подхватил ее под мышки и вздернул вверх.
   — Тебе ясно, кузина? Вместе с девчонкой.
   Она не должна реагировать. Не должна.
   Магдалена снова и снова повторяла эти слова, пока надоедливый ритм не вытеснил из головы все остальные мысли. Едва он оттолкнул ее, она упала на стул, по-прежнему обмякшая и беспомощная.
   Дверь захлопнулась, и Магдалену затрясло от облегчения. Она выиграла целую ночь передышки!
 
   Гай де Жерве взглянул на затянутое тучами небо. Духота все сгущалась, как перед летней грозой. Но отсутствие луны и звезд только служило их целям.
   — Как по-твоему, она спит? — донесся до него голос Эдмунда. — Они ничего ей не сделали?
   Гай повернулся. Привыкшие к мраку глаза различили силуэт стоявшего перед ним человека. Как и он сам, Эдмунд надел кольчугу и взял двуручный меч и щит. Их доспехи не понадобятся, пока не начнется сражение. Сначала они поведут переговоры.
   — Не думай о Магдалене, — посоветовал он, как советовал себе сотни раз во время их долгой погони. — Твои тревоги ей не помогут.
   — Но она так страшится своего кузена!
   — Страх не убивает, — коротко бросил Гай. — Она не только храбра, но и умна.
   — Все готово! — объявил выскользнувший неизвестно откуда Дюран. — Сторожевая башня города захвачена, и некому позвонить в набат.
   В его голосе не было ни малейшего волнения. В этом предприятии у него не имелось никакого личного интереса, кроме желания развлечься и набить мошну.
   Он уже давно понял, что его интерес к леди Магдалене разделяют слишком много мужчин и вряд ли его ждет успех на этом пути.
   — Мы оставим гореть в лагере костры и факелы, чтобы со стороны казалось, будто все тихо, а сами к рассвету займем нужные позиции.
   Они прошли через темный спящий город. Сорок копейщиков двигались почти бесшумно. Копыта коней, обмотанные тряпками, не стучали по камням мостовой. За ними шли воины, вооруженные пиками и луками, солдаты с большими связками хвороста и длинными осадными лестницами. Те горожане, что слышали их, прятались за закрытыми ставнями. Поскольку набат молчал, единственным разумным выходом было не лезть в чужие дела и благодарить Бога за то, что вооруженные разбойники оставили в покое город и его жителей.
   Улицы вплотную примыкали к стенам крепости, и осаждающие, не выходя из тени, прятались под нависающими парапетами. Стража крепости смотрела вдаль, проверяя, не надвигается ли опасность оттуда. Часовые видели темную массу разбойничьих шатров, но тал! по-прежнему горели огоньки, как последние несколько дней, когда разбойничий предводитель привез пленницу в крепость. Прямо вниз никто не догадался посмотреть, на это просто не было причин: в набат не звонили. Поэтому они не заметили крадущихся врагов, занимавших заранее назначенные места и готовящихся навести мосты через ров и атаковать стены бомбардами, отвлекая внимание от огненных стрел и осадных лестниц.
   Но как только над горами показалась первая светлая полоска, воздух разорвало пронзительное пение рогов, словно дюжина сельских петухов состязалась в том, кто скорее разбудит обитателей крепости. Штандарты Брессе, Жерве и Ланкастеров затрепетали на ветру. Герольды снова протрубили свой сигнал.
   В крепости поднялась суматоха. Солдаты бежали к стенам, глядя на вооруженное войско, столпившееся внизу. Побелевший от ужаса оруженосец, опасавшийся, что гнев господина обрушится на первого, кто сообщит дурную весть, осмелился разбудить Бертрана де Борегара. По пятам пажа следовал начальник гарнизона и, пока Бертран надевал доспехи, успел сообщить, чьи штандарты реют у их ворот.
   — Кровь Христова! Ты сказал, что там и штандарт де Брессе? — заревел Бертран и тут же обругал пажа, слишком долго возившегося со стальными наголенниками. — Немедленно приведи д'Ориака!
   Но Шарль уже был здесь, бледный, решительный, хотя и без доспехов.
   — Господин мой…
   — Ты ручался, что он умрет! — выплюнул дядя.
   — И сейчас ручаюсь. Только на этот раз от моей руки.
   Бертран нетерпеливо тряхнул головой.
   — У этого человека больше жизней, чем у кошки! Он протиснулся мимо племянника, вышел к внешней стене крепости и поднялся на парапет.
   — Потребуй, чтобы они назвали себя и объяснили причину вызова, — бросил он герольду, словно и впрямь ничего не знал.
   Герольд протрубил сигнал. Другой герольд подъехал к подъемному мосту с противоположной стороны. Голос в предрассветном воздухе звучал особенно чисто и четко:
   — Лорд де Брессе пришел за своей женой, леди Магдаленой. Лорд де Жерве явился как представитель Джона, герцога Ланкастерского, за дочерью вышеупомянутого Джона, леди Магдаленой.
   Прежде чем ответить, Бертран взял поднесенную пажом драгоценную чашу и выпил вина.
   — Скажи, что мы ответим через час.
   Герольд протрубил послание, и Бертран спустился вниз. Его сыновья и племянник уже ждали во внешнем дворе.
   — Пойдемте, — коротко приказал он. — Нужно посоветоваться.
   Они последовали за главой рода в круглую, комнату в башне, где утреннее солнце освещало пыльные разводы на выщербленном столе.
   — Ну? — нарушил тишину Бертран. — Я требую объяснений.
   Взоры присутствующих устремились на Шарля д'Ориака. Он все еще был немного бледен, но в остальном казался совершенно спокойным.
   — Похоже, я ошибся, — медленно произнес он.
   — Иначе говоря, женщина была права, — заключил Бертран. — Если бы ты додумался сделать работу сам… если бы у твоего кузена хватило ума самому прикончить…
   Он, не договорив, полоснул яростным взглядом Жерара, явно испытывавшего некоторое удовлетворение от неудачи Шарля.
   — На этот раз я все сделаю, — повторил Шарль.
   — Еще бы, ведь тебе не терпится самому заполучить женщину, — коварно ухмыльнулся Марк. — Ничего не скажешь, кузен, это мощный стимул.
   — Как и гордость! — отрезал Шарль. — Я не промахнусь.
   — И что же ты предлагаешь? — неожиданно смягчился Бертран, кажется, обрадованный перепалкой родственничков. — Целая армия осадила крепость, требуя женщину и девчонку.
   — С ними Дюран, — сообщил Филипп. — До чего же прихотлив разум наемника!
   — Я бы так не сказал, — возразил Бертран. — Он нюхом чует поживу и совершенно безразличен к тому, кто и за что платит.
   — Сможем ли мы выдержать такую осаду? — вмешался Жерар. — До чего же дьявольское невезение, что мы все собрались здесь и некому привести подкрепление!
   — Они хорошо приготовились к штурму, — заметил Бертран. — Кроме того, Дюран без труда наберет еще вдвое больше солдат, если понадобится. Нас вскоре превзойдут численно, какой бы жестокий урон мы ни нанесли врагу.
   — Нам не придется выдерживать осаду, — объявил Шарль, наливая себе вина. — Мы используем женщину. Пусть послужит семье. Именно она приведет к гибели мужа и любовника.
   Он широко улыбнулся, но Бертран хмуро свел брови.
   — Ты сломал ее? Так скоро? И уверен, что заставишь ее предать де Жерве и де Брессе? О, ты слишком легкомыслен, друг мой, это твой основной недостаток.
   Но Шарль продолжал улыбаться, поглаживая подбородок.
   — Ты забываешь о ребенке. Если ему будет грозить опасность, она сделает все. Предаст кого угодно. Странно, почему я не подумал об этом раньше?!
   — Но нам нужна и девчонка, — запротестовал Марк. — В отличие от матери она вырастет настоящей де Борегар.
   — Верно, поэтому я и не подумал о ней раньше, — согласился Шарль. — Но при таких обстоятельствах жертва вполне уместна… правда, я ни на секунду не подразумеваю, что жертва должна быть действительно принесена.
   — Продолжай, — кивнул Бертран.
   — Она выйдет к ним и приведет в крепость для переговоров. Каким именно образом? Это дело ее, но она должна быть убеждена, что, если потерпит неудачу, девчонка умрет. У нее все получится, — провозгласил он со спокойной убежденностью. — Я видел, как она смотрит на младенца.
   — В таком случае предлагаю незамедлительно все изложить нашей родственнице.
   Магдалена слышала трубный клич, но ничего не могла разглядеть в высоко прорезанных окнах-амбразурах. Звук зажег огонь в крови, неся с собой надежду, хотя Магдалена не могла понять, почему так считает. Во всяком случае, возникла возможность того, что кто-то бросил де Борегарам вызов и те, на некоторое время занятые непрошеными гостями, оставят ее в покое. Она не забыла угрозу кузена и всю долгую ночь безуспешно пыталась придумать, что делать дальше.
   Вошла сестра Тереза. Как ни странно, ее неподвижное лицо сейчас выражало нечто вроде
   беспокойства.
   — Вам нужно поскорее одеться и вместе с ребенком подняться на крепостную стену, — велела она. Магдалена не ответила. Ее вчерашнее притворство сработало на славу, и в голову ей не пришло ничего более действенного. Она оставалась молчаливой и вялой, но послушно натянула брошенную ей одежду. Неповиновение нужно поберечь для более важных дел.
   Взяв проснувшуюся Зои, она вышла из комнаты вслед за сестрой Терезой. Мысль о свежем воздухе и солнце прибавила ей бодрости, и она с трудом заставляла себя волочить ноги и держать голову опущенной, особенно когда они выбрались из унылого полумрака донжона во внутренний двор. Магдалена украдкой посмотрела туда, где трепетали штандарты де Борегаров и французского короля. Кто посмел бросить вызов гордым знаменам?!
   Дядя и кузены собрались на крепостном валу. Там были расставлены лучники с уже наложенными на тетиву стрелами и арбалетчики, старательно заряжавшие свое смертоносное оружие. Мужчины подносили к стенам ведра с водой, если придется тушить костры, которые могут зажечь осаждающие, чтобы под прикрытием дыма поставить лестницы.
   Магдалена распознала все признаки подготовки к отражению штурма. Она и сама когда-то отдавала такие приказания. Но кто хочет напасть на твердыню де Борегаров? В душе опять блеснула искорка надежды.
   Она поднялась по ступеням, стараясь сохранять полное безразличие и едва передвигая ноги, и подошла к родичам. Зои махала ручонками и ворковала от удовольствия при виде кружащих в небе грачей, цветных флагов и незнакомых людей.
   Приблизившись к краю крепостного вала, Магдалена глянула вниз и едва не упала от неожиданности при виде Гая на гигантском боевом коне с непокрытой золотисто-рыжей головой и штандартом в руке. Невыразимое ощущение счастья и облегчения медом растеклось в ее венах. Он жив, в безопасности и явился за ней!
   Притворное безразличие мигом исчезло. Ей хотелось окликнуть его, кричать о своей любви в ярко-синее небо. Рядом с ним гарцевал Эдмунд, и ее радость по этому поводу была не менее пронзительной. Мужчины оба здесь, вместе, и это означает одно: они сумели договориться, и на ее совести не будет ничьей смерти. Их кровь не запятнает ее руки. В этот момент она поняла, что из благодарности к Господу должна отринуть Гая, оставив его только как смутное воспоминание, освещающее мрак души, и принять мужа со всей любовью, которая еще осталась в сердце.
   — Да, кузина, похоже, оба твоих защитника прискакали следом за тобой, — с сухим сарказмом заметил Шарль, мигом нарушив течение ее мыслей. Радость молниеносно растаяла, вытесненная твердой убежденностью в том, что впереди ждет новое испытание. Семья матери не собирается выдать ее без борьбы.
   — Встань сюда и покажись. Пусть узрят то, за чем пришли, — велел Бертран, показывая на ступеньку в крепостной стене. — Только не бери с собой ребенка. Это опасно.
   Магдалена сама не поняла, как отдала Зои Филиппу, который ловко выхватил девочку, прежде чем она успела сообразить, что делает. Но Магдалена слишком спешила перегнуться через стену, чтобы лучше увидеть мужчин. Чья-то рука поддержала ее под локоть, и она очутилась на ступеньке, возвышаясь над валом.
   Гай увидел ее, и, несмотря на расстояние, между ними пролетела какая-то искра, объединив на минуту в единое целое. Волосы Магдалены, ничем не скрепленные, были прихвачены на лбу деревянным венчиком, и ветер трепал по плечам густую каштановую гриву, облепляя шелком платья роскошные изгибы ее тела.
   — Магдалена!
   Эдмунд, менее сдержанный, чем Гай, не мог противиться порыву окликнуть жену, но ветер унес его крик.
   — Она невредима? — с отчаянной тревогой спросил он своего спутника.
   — Кажется, да, — тихо ответил Гай. В этот миг единения он почувствовал, что она здорова, хотя ощутил кое-что еще и не мог справиться со смятением, пока Магдалена стояла на крепостной стене. Она сумела передать ему свой страх.
   — Теперь можешь спуститься, — объявил Бертран, и она ступила вниз, на каменную ступень. Но когда повернулась, чтобы взять Зои, Филипп отскочил.
   — Дай ее мне, — потребовала она, пытаясь справиться с паникой, обдавшей ее горячей волной.
   — Нет. Сначала сделаешь то, что прикажут, — ответил Бертран, — и только тогда тебе вернут девчонку.
   — О чем вы?
   Теперь она поняла, что ужас, куда более жуткий, чем ночь в темнице, ждет ее, и тихо застонала, умоляюще протягивая руки.
   — Шарль объяснит.
   Она повернулась к д'Ориаку, улыбавшемуся своей тонкогубой улыбкой.
   — Пойдешь к мужу и любовнику и пригласишь обоих в крепость на переговоры. Как только они пройдут в ворота, тебе вернут ребенка. Если же ты… — Он небрежно коснулся щеки Зои длинным пальцем. — Если ты откажешься или потерпишь неудачу, она умрет. Удар пикой, и можешь вылавливать ее тело изо рва.
   — Нет! Вы не… — Но она знала: они способны на все. Ее рука метнулась к горлу. — Пожалуйста…
   — Замани их в крепость, — перебил Шарль.
   — Чтобы вы их убили?
   — Их или ребенка. Выбирай.
   Перед ней разверзлась бездна. Магдалена все ближе подходила к краю этой бездны, но каждый раз, думая, что уже достигла ее, ошибалась. Только теперь бездонный провал разверзся у ее ног.
   — Но как?
   Она едва ворочала языком. Горло пересохло, как песок в пустыне, а воздух, казалось, не проходил в легкие.
   Шарль пожал плечами.
   — Решай сама, дорогая кузина. Тебе лучше знать, как завлечь мужчин. Ты близко знакома с обоими, — оскорбительно усмехнулся он. — А теперь спустимся вниз.
   Они вышли во внутренний двор, где все еще стояла сестра Тереза. Монахиня без всякого удивления взяла ребенка.
   — Унеси ее и не выпускай из виду, — скомандовал Бертран. — Ее мамаша очень занята.
   Магдалена, охваченная черным отчаянием, смотрела, как монахиня несет Зои обратно в донжон. Ах, если бы ее собственная смерть могла спасти остальных, она, не задумываясь, пошла бы на любую казнь! Но ей даже этой милости не позволили. Она должна увлечь Гая и Эдмунда, стать причиной их гибели. Прийти к ним с любовью в глазах, распростертыми объятиями и словами обещания и призыва на губах. Воззвать к любви, которую они оба к ней питают, и оба последуют за ней прямо в ловушку. Она предаст их обетами любви точно так же, как мать когда-то погубила многих врагов де Борегаров. Она дочь своей матери. Та передала ей свою силу.
   Магдалена, ни словом не обмолвившись, направилась к внешнему двору и арочным воротам крепости.
   — У тебя всего час, кузина, — мягко предупредил Шарль, словно вонзая кинжал ей в спину.
   Ей дали пройти и опустили мост. Она медленно побрела по нему, ощущая пристальные взгляды лучников, стоявших на крепостном валу, взгляды родичей ее матери, провожавших глазами каждый ее шаг.
   Гай и Эдмунд доскакали до конца моста и спешились, но не попытались ступить на мост, руководствуясь правилами рыцарской чести, гласившими, что во время переговоров нельзя пользоваться доверием врага, ослабившего бдительность.
   Она спустилась с моста на прохладную зеленую траву, росшую вдоль рва. Мужчины продолжали стоять неподвижно. О, как она нуждалась в объятиях Гая! Как жаждала ощутить жар его тела, обжигающий страстью и любовью! И как она чувствовала безумное желание Эдмунда вернуть ее, вернуть хотя бы дружбу. Как хотела ответить на это желание!
   И поэтому не подошла ни к тому, ни к другому. Только, словно заклиная пощадить, протянула руки. Подняла мертвенно-бледное лицо, посмотрела на них застывшими от ужаса глазами.
   — Что? — ахнул Гай. — Что они с тобой сделали?
   — Я должна привести вас обоих в замок, иначе они убьют Зои, — ответила она, вдруг осознав, что и не могла сказать им ничего, кроме правды.
   Гай мельком глянул на усеявших стены крепости наблюдателей и тут же отвернулся.
   — Пойдем со мной, — коротко приказал он, умело скрывая бушующую ярость, грозящую лишить рассудка и способности соображать здраво. — И ты тоже, Эдмунд.
   Они ушли с солнцепека на тенистую городскую улицу. Там Гай остановился, повернулся к ним и, оценивающе оглядев, решил, что сейчас Эдмунд ничего не сможет сделать для Магдалены. Гай открыл ей объятия.
   — Иди сюда, крошка.
   Она с бессвязным рыданием упала ему на грудь, и он стал гладить ее волосы, утешая, ободряя. Совсем как в детстве, когда она так часто прибегала к нему со своими горестями. И Магдалена на миг забыла об ужасе и сложила оружие, впервые с того дня, как они расстались в церкви Брессе и он уехал от нее.
   Эдмунд из глубин собственного ужаса, рожденного откровениями Магдалены, смотрел на них без всякой ревности, понимая, что не может дать ей то, что она получит от другого. Это печалило его, но не вызывало ощущения измены.
   — Довольно, — велел наконец Гай, когда душераздирающие рыдания сменились прерывистыми всхлипами. — Плантагенеты не сдаются и не продают друзей. Вспомни, кто ты есть, Магдалена Ланкастер.
   Магдалена подняла залитое слезами лицо. На щеке слабо краснел отпечаток кольчуги: видимо, она слишком крепко прижималась к нему.
   — Я дочь шлюхи, призванная сыграть роль шлюхи.
   Эдмунд негодующе вскрикнул, а Гай потемнел от гнева, но ни словом не возразил. Да и что тут было возражать?
   — Сколько времени тебе дали?
   Ее не обидело отсутствие уверений в обратном. Она просто констатировала правду, и боль была только ее собственной.
   — Один час.
   Ее слезы вдруг высохли, а душа освободилась от всяких эмоций. Даже от страха. Осталась только холодная темная пустота.
   — Слишком мало, — заметил Гай, поворачиваясь к Кортни Дюрану, стоявшему в тени и, очевидно, что-то сообразившему. Во всяком случае, какие-то выводы из этой сцены он уж точно сделал. — Что вы думаете, Дюран?
   Разбойник немного помолчал, удивляясь, почему, если уж женщина в их руках, им попросту не покинуть это место. Дети — вещь бросовая, ценности не представляют, а эта к тому же слишком мала. Кто знает, что случится с ней через несколько лет!
   Но, поняв интуицией зверя, что предложение не вызовет одобрения, он угрюмо буркнул:
   — Леди должна просить больше времени.
   — Не знаю, смогу ли я, — пролепетала Магдалена.
   — Ты должна.
   — Магдалена… — нерешительно выговорил Эдмунд.
   Она вспомнила тот момент на крепостном валу, когда поклялась отдать своему мужу все, что осталось в сердце, и поняла, что в отчаянном стремлении поскорее припасть к источнику силы Гая даже не обратила внимания на мужа. Она быстро шагнула к нему с распростертыми руками.
   — Прости меня.
   Он сжал ее пальцы, с болью представляя их последнюю встречу.
   — Это ты прости за все, что я с тобой сделал, — тихо попросил он. — Я сожалел об этом каждую минуту…
   Магдалена энергично замотала головой.
   — Я не думала об этом… и никогда не стану думать.
   Он жаждал обнять ее, но не мог, поэтому только стискивал ее ладошки и пожирал глазами лицо.
   — Я так боялся за тебя.
   — Эдмунд… Магдалена… — тихо окликнул Гай. Он и Дюран успели поговорить с Оливье, который в своей обычной манере появился молча и вовремя. — Магдалена, тебе нужно вернуться и выговорить еще два часа, прежде чем мы войдем в крепость.
   — Они убьют…
   — Молчи и слушай.
   Пристыженная Магдалена сжала губы, но не обиделась, потому что расслышала в повелительном тоне некие оптимистические нотки.
   — Оливье знает, где расположен подземный ход, — продолжал Гай. Во всех построенных на совесть замках были такие, идущие от подземелий в донжон, а оттуда под стены и ров наружу. По этим подземным ходам доставляли припасы во время осады, а если враги захватывали крепость, можно было спастись бегством. Правда, там не могло вместиться много людей: тоннели были слишком узкими и низкими, и их расположение знали в основном только хозяева и военачальник. Но в одно из своих посещений Каркасона Оливье умудрился выведать тайну.
   — Лаз выходит в город, в лавку седельника, — сообщил Оливье, ковыряя палочкой в зубах. — А начинается под арсеналом, в гарнизонном дворе.
   — Мы пошлем туда небольшой отряд, — объяснил Гай. — Им должно хватить времени пробраться в замок, прежде чем там окажемся мы с Эдмундом. Ты скажешь Бертрану, что мы готовы обсудить сумму выкупа за тебя и ребенка и согласны прийти на переговоры через два часа. С собой приведем оруженосцев, пажей и двух рыцарей в качестве эскорта.
   — А если они не согласятся?
   — Сделай так, чтобы согласились. Магдалена молча обдумывала сказанное.
   — Не могли бы мы послать герольда с условиями? — нерешительно заметил Эдмунд. — Магдалена осталась бы здесь, в безопасности…
   — Они убьют Зои, — дрожащим голосом перебила Магдалена. — Я думала, ты это понимаешь. Если я не вернусь через час, ее насадят на пику. Если же вы не придете в крепость, ее тоже убьют.
   — Я бы не стал просить от тебя ничего подобного, — мягко объяснил Гай, — но не вижу иного выхода. Прошу тебя, поверь, что мы придем за вами обеими.
   — Что еще от меня требуется?
   — Если только возможно, постарайся остаться вместе с девочкой во внешнем дворе. Мы поднимем решетку, как только сможем, чтобы впустить подкрепления. Едва она будет поднята, немедленно уходи. И не заботься о том, что будет дальше. Главное — спаси себя и Зои.
   — Я скажу, что вы, со своей стороны, выдвинули условия. Я должна, живая и здоровая, вместе с Зои подняться на крепостную стену, — все еще слегка дрожащим голосом предложила она, хотя в голове уже прояснилось и тоскливый страх сменился холодной решимостью. — Таким образом, им придется отдать мне малышку, а уж я постараюсь, чтобы они больше ее не забрали.
   Гай кивнул.
   — А теперь возвращайся, крошка. Ты должна продержаться еще немного.
   Магдалена скорбно покачала головой и почти неслышно ответила:
   — Нет, Гай, ты ошибаешься. Я должна держаться всю оставшуюся жизнь.
   Он знал, что это означает. Полный и абсолютный отказ от любви.
   — И я тоже, — признался он так же тихо. — Иди.
   Он проводили ее к мосту. Магдалена перешла его, не оглядываясь, и проскользнула в ворота. Мост немедленно подняли.
   Дядя и кузены ждали ее на плацу.
   — Ну? — рявкнул Бертран.
   — Все расскажу через минуту, — заверила Магдалена, вскидывая подбородок. — Но у меня сегодня еще крошки во рту не было, и я вот-вот сознание потеряю от голода.
   — Клянусь святым распятием, ты истинная дочь своей матери, — хрипло засмеялся Бертран, прервав ошеломленное молчание. — Сколько раз я видел, как Изольда вот таким манером вздергивала подбородок!
   — Я еще и Плантагенет, — напомнила Магдалена, стараясь выиграть время. Но она не должна заходить слишком далеко. — Могу я поесть? — скромно вопросила она.
   — Они придут? — не выдержал Шарль, и она повернулась к нему, с удивлением распознав некоторое беспокойство в его голосе, словно именно ему больше всех требовалось, чтобы предательство удалось. Магдалена постаралась скрыть злорадное удовлетворение, поспешно опустила глаза и жалко закивала, будто осознав всю меру собственного поражения.