Флинн Майкл. В стране слепых

   — Ред, поцелуй меня. Я… Морган хотел… Но я никогда еще…
   Видя ее смущение, он не дал ей договорить.
   Поцелуй оказался совсем не таким, какого он ожидал. Прощальные поцелуи всегда совсем не такие. У Алисы губы уже успели похолодеть, когда он… Но у Сары они были теплые и податливые. Прикосновение к ней потрясло его, голова у него бешено кружилась, но во всем этом не было ни капли эротики. Чувство, охватившее его, было намного сильнее. Не выпуская ее из объятий, он заметил, что сердца их бьются в такт. Как странно — в последнюю минуту обратить внимание на такую мелочь.
   — Я всегда был против долгих прощаний, — сказал Селкирк.
   Ред еще крепче прижал Сару к себе.
   — Не смотри туда.
   — Нет. — Она повернулась лицом к Селкирку. — Нет, никогда нельзя отворачиваться.
   Ему не хотелось, чтобы Селкирк стал последним, что он увидит в жизни, и он не отрывал глаз от ее лица. Когда прозвучал выстрел, он дернулся.
   — Боже мой! — произнесла Сара. Он еще крепче стиснул ее, но она потянула его за рукав и повернула лицом к Селкирку. — Нет, смотри!
   На белой рубашке Селкирка как будто распустился большой алый цветок. Глаза его побелели и расширились, рот был полуоткрыт. Он приложил руку к груди, отвел ее и увидел, что она покрыта кровью. Он изумленно показал им окровавленную ладонь. Губы его дрогнули, но не издали ни звука, лицо смертельно побледнело.
   Второй выстрел пришелся ему в шею. Он выгнулся назад и перевалился через балюстраду, словно его небрежно перебросила туда чья-то гигантская рука. Звук падения донесся до них три секунды спустя, но эти три секунды показались им вечностью.
   Ред кинулся к перилам и поглядел вниз. Селкирк лежал на ступенях, разбросав руки и ноги, как тряпичная кукла. Чу и Уолт стояли рядом, удивленно глядя на него. Посредине автостоянки стоял фургон Чу с распахнутыми дверями. В руках у них были пистолеты. Уолт увидел, что Ред смотрит на него сверху, и сунул свой пистолет в кобуру.
   Ред повернулся к Саре и заметил, что она пристально смотрит на ряд одинаковых жилых домов, стоящих на склоне холма напротив.
   — Подмога пришла, — сказал он.
   Она не ответила. Ред подошел к ней и обнял ее за плечи.
   — Я одного не понимаю, — сказал он. — Стреляли не из пистолета. И Уолт стоял не в той стороне. Что же это было?
   Сара зябко обхватила себя руками.
   — Винтовка для всякой нечисти, — сказала она.

15

   Джереми поднял голову и посмотрел на верхушку небоскреба. Сколько в нем этажей? Слишком много. Манхэттен подавлял его. Здесь слишком холодно. И слишком людно. Он проверил адрес по бумажке, которую держал в руке, и посмотрел на номер дома. Четыреста тридцать два. На первом этаже здания был бар-ресторан. Он взглянул на Гвинн.
   — Ну, я пошел.
   Она положила руку ему на плечо.
   — Желаю удачи.
   Он пожал плечами.
   — Этот малец Босуорт ухитрился связаться с Бернстайном таким же способом, как делал Селкирк. Насколько я понимаю, Бернстайн был удивлен — хотя и не слишком, — что это оказались мы. Он признался, что Деннис все это время находился у него. Говорил что-то о том, что разошелся во мнениях с Cabinet Cachette. Я не стал даже делать вид, что понял хоть что-нибудь. Эта… Как Кальдеро это называет?
   — Дилемма Карсона, — сказала Гвинн.
   — Вот-вот. Очевидно, у этих ребят до сих пор ничего подобного не происходило. Чистая случайность, но раскол у них начался только сейчас. И что это я так разболтался?
   — В записке сказано, что нужно встретиться с ним здесь?
   Он еще раз взглянул на бумажку. Хорош он будет, если перепутает номер.
   — Да. Да, это то самое место. В баре. Третье сиденье справа. Черт возьми, Гвинн, я чувствую себя так, словно впервые иду на свидание.
   — Вы давно его не видели.
   — С тех самых пор. Мы… Мы никогда так надолго не расставались.
   Гвинн слегка подтолкнула его.
   — Так нечего больше тянуть. Я буду ждать вон в том кафе на углу.
   Он вытащил из накладного кармана на груди платок и вытер лоб.
   — А вы не думаете, что это западня?
   Она мотнула головой.
   — Нет, в этом не было бы никакого смысла. Если бы Бернстайн хотел от нас скрыться, он просто перенес бы свою штаб-квартиру куда-нибудь в другое место. И либо захватил бы Денниса с собой, либо… либо нет. — Она взглянула на верхний этаж небоскреба. — Я думаю, он ищет союзников.
   — Таких крутых парней вроде нас с вами, должно быть.

 

 
   В баре стоял полумрак и было довольно много народу — обычной публики, какая заполняет бары в центре города в пятницу после обеда. Это были по большей части бизнесмены, которые засиделись за обедом в ожидании, пока не настанет пора отправляться домой, и торговцы, которые с преувеличенным энтузиазмом расхваливали свой товар скучающим покупателям, польстившимся на дармовую выпивку. Джереми остановился в дверях и огляделся. Несколько посетителей равнодушно взглянули на него. Он не имел ни малейшего представления, каков на вид Бернстайн, но ему говорили, что тот примет все меры предосторожности. Как это называется — «залег в подполье»? Все это здание, видимо, представляло собой крепость. Джереми не сомневался, что в баре находится телохранитель, и не один. Наверное, это были те, кто сидел, немного отодвинувшись от стола, расстегнув пиджак и держа правую руку свободной.
   Один из посетителей посмотрел на него с явным сексуальным интересом. Джереми улыбнулся ему и едва заметно мотнул головой. Человек пожал плечами и отвел глаза. Джереми стянул с рук перчатки и подошел к стойке. Вдоль нее стояли высокие сиденья. Большая часть их была не занята, но на третьем справа кто-то сидел.
   Сзади этот человек был похож… Нет. У него слишком широкие плечи, гораздо шире, чем у Денниса. Может быть, это Бернстайн? Джереми подошел к нему и дотронулся до его руки.
   — Простите, но…
   Человек бросил на него ледяной взгляд, и Джереми осекся. Маленькие глазки, смотревшие на него с обеих сторон огромного, изрытого оспинами носа, пригвоздили его к полу. Человек молчал ровно столько времени, чтобы Джереми успел как следует испугаться, потом кивнул:
   — Извините. Это ваше место?
   Не дожидаясь ответа, человек взял свой стакан и ушел. Джереми показалось; что он заметил у него под пиджаком что-то черное и блестящее. Человек подсел к кому-то еще за столик у входа, и оба начали с одинаковым интересом смотреть на Джереми и на дверь. Джереми перевел дух и взгромоздился на освободившееся сиденье. Стойка была чистая, он положил на нее перчатки и шляпу, сцепил пальцы и приготовился ждать.
   Бармен, худой смуглый человек со шрамом над глазом, увидел Джереми и, хромая, подошел к нему.
   — Вам что-нибудь подать?
   Джереми взглянул через плечо в сторону двери.
   — Да. Все равно, что. Я тут жду.
   — Все мы чего-нибудь ждем, — философски заметил бармен, отошел и достал бутылку и бокал. Джереми смотрел, как он наливает коктейль, пунктуально отмеряя все составные части.
   Уголком глаза он заметил какое-то движение у входа и обернулся. Но это были всего лишь две молодые женщины, увешанные яркими браслетами, с длинными, замысловатыми прическами «джерси». Они, смеясь, о чем-то перешептывались. Несколько человек внимательно смотрели, как они уселись в отдельной кабинке, а один из торговцев поправил галстук и подошел к ним. Все было так обычно, что Джереми стало не по себе.
   Он снова повернулся к стойке. Коктейль уже стоял перед ним. Он лениво поболтал в бокале зубочисткой с насаженной на нее маленькой луковкой, глядя, как по поверхности прозрачной ледяной жидкости расходятся круги. Взглянув на часы, он снова посмотрел в сторону двери. Ему казалось, что он слишком заметен. Сидеть было неудобно — чтобы следить за дверью, приходилось поворачиваться всем телом.
   Как узнать Бернстайна, когда он войдет? Может быть, по тому, как на это прореагируют другие сидящие в баре? Но нет, большая часть их — обычные люди, занятые своими обычными делами: накручиванием счетов на представительство, мелкими супружескими изменами. Джереми чувствовал себя среди них чужим. Как будто последние месяцы он прожил в каком-то тайном мире, стеной отделенном от реальности. В мире, состоявшем из безымянных меблированных комнат и потайных ходов. В мире, где принимались решения о будущем человечества и где политики, публика и даже крупные корпорации получали указания, как эти решения выполнять. Словно он жил за кулисами и теперь, наверное, никогда уже не сможет ни спокойно сидеть в зале среди зрителей, ни принимать участие в действии, которое разворачивается на сцене.
   Джереми отхлебнул из бокала. Это был мартини с водкой, и очень неплохой. Потом он продолжал мысленно развивать аналогию с театром. Когда-то он говорил Кальдеро, что ему все равно, живет мир по кем-то задуманному сценарию или нет. Но сейчас ему почему-то очень захотелось увидеть подлинную импровизацию.
   В дверях послышались шаги. Он обернулся и увидел худощавого человека средних лет с сединой на висках, одетого в дорогой костюм из темного сукна. На руках у него были серебристые лайковые перчатки, а под мышкой он держал, как офицерский стек, трость с золотым набалдашником. Человек встретился взглядом с Джереми.
   У Джереми подкатил комок к горлу. Он увидел в этом взгляде рассеянный интерес к себе, чуть сексуально окрашенный, но холодный и отчужденный. Взгляд отнюдь не дружелюбный, но и не враждебный.
   Человек — может быть, это и есть Бернстайн? — холодно кивнул и сел за свободный столик. Джереми заметил, что со всех сторон за соседними столиками сидят здоровенные мужчины, держа бокалы в левой руке.
   Он повернулся к стоике и поспешно сделал глоток. Бернстайн это или нет? Что означал его кивок — приглашение подойти? Что он должен делать?
   Джереми разглядывал остатки своего коктейля, медленно вращая бокал между ладоней, как бойскаут, добывающий огонь трением. Вдруг он замер. Мартини с водкой? Он сказал бармену, чтобы тот подал ему все равно что, и тот подал мартини с водкой?
   Он поднял голову и уставился на бармена. Он увидел, что тот пристально смотрит на него. Шрам, смуглая кожа, хромота… Бармен подошел, остановился напротив него и вытер стойку полотенцем.
   — Еще один, сэр? — спросил он.
   — Деннис? — прошептал Джереми, наполовину боясь, что угадал, наполовину — что ошибся.
   Бармен кивнул.
   — Привет, Джерри. Давно не виделись.
   — Ты… изменился.
   — Конечно, Джерри, изменился. Все мы меняемся. Но чтобы это заметить, нужно уехать и потом вернуться. Или… вспомнить. — Его взгляд, казалось, устремлен куда-то внутрь себя. — Ты тоже изменился. Пол меня предупреждал.
   — Пол?
   Деннис кивнул человеку, который только что вошел в бар.
   — Пол Бернстайн. — Человек сидел, положив на столик перед собой руки с переплетенными пальцами и глядя на них. Он тоже кивнул в ответ — один раз.
   Джереми снова повернулся к Деннису.
   — Может быть, я и изменился, но не настолько. Ты…
   — Изменил внешность? Да. Пластическая операция. Это было ужасно, но ты ведь понимаешь, что после того несчастного случая им пришлось восстанавливать мне черты лица почти с нуля. Ты меня не спросил, что со мной было.
   — Что с тобой было? — с трудом выдавил Джереми.
   Деннис вытер руки полотенцем.
   — Сначала это был кошмар. Я проснулся и увидел, что я не в городской больнице, а в какой-то частной клинике. Все у меня болело. Через некоторое время боль прошла, появились какие-то люди и стали меня расспрашивать. Что я знаю, откуда знаю, кому это говорил, и все такое. Я думал, меня захватило Общество Бэббиджа. — Он медленно покачал головой. — У них был тот перечень, что я нашел в особняке Куинна на Эмерсон-стрит. Он очень их заинтересовал и очень встревожил. Они решили — это означает, что их тайна раскрыта и что они попали в западню. — Он взял бокал. — Дай-ка я налью тебе еще. — Он отошел в сторону, вновь наполнил бокал из графина, принес и поставил перед Джереми, который молча смотрел на него.
   — Так вот, я думаю, ты кое-что знаешь, может быть, даже почти все. Организация Пола решила распространить свои действия на Соединенные Штаты. Они ни перед чем не останавливаются. Часть их хотела… — Он закусил губу и опустил глаза. — Они хотели избавиться от меня, когда кончат меня допрашивать. Это были те, кто пытался убить и тебя тоже. Но Пол ухитрился вывезти меня и спрятать здесь, где они не могли… В общем, так. — Он вытер руки полотенцем. — Главным образом поэтому мне и понадобилось новое лицо.
   Джереми вертел в руках зубочистку с луковкой.
   — А почему Бернстайн решил тебя спасти?
   Деннис бросил быстрый взгляд через плечо Джереми.
   — Почему? Наверное, сразу по многим причинам. У него какой-то зуб на Cachette. Что-то связанное с его отцом и уничтожением евреев в Германии. Я не знаю всех подробностей. Он мне не говорил, но у меня такое впечатление, что он вынашивал этот план очень давно.
   — А почему это могло заставить его выступить против своих собратьев? — Джереми покачал головой. — Ему не было никакой нужды тебя спасать.
   Деннис отвел глаза в сторону и пожал плечами.
   Джереми взглянул на Бернстайна, который слегка улыбнулся ему. Значит, вот оно что. Он подумал, что должен был бы испытывать ревность. Но не так легко возбудить в себе недоброе чувство к человеку, который спас Денниса. Джереми отвернулся и уткнулся в свой коктейль. Неприятно, когда люди за спиной следят за каждым твоим движением.
   — Все получается совсем не так, как я ожидал.
   — А чего ты ожидал? Что я брошусь к тебе в объятия? — Деннис снова пожал плечами. — Люди меняются. Мне хотелось выжить, Джерри. А для этого пришлось обрубить все нити, которые связывали меня с прошлым.
   — Все?
   — Да.
   — И ты… никогда об этом не жалеешь?
   — О чем? О прошлом? — Деннис скрутил полотенце в тугой узел. — Каждый день жалею. О тебе. О нашей квартире. О Саре. О моей работе. Ничего этого уже нет. Ничего, что я знал, чем я владел. И что я любил. Как же об этом не жалеть? — Он поглядел на полотенце, развязал узел и разгладил его. — Ну, что сделано, то сделано.
   — Понимаю.
   — Не думай, я представляю себе, что ты пережил. И ради чего. Я тебе признателен, я тронут. Только…
   — Неважно. — Джереми слез с сиденья и взял со стойки шляпу и перчатки. — Я пойду. Не буду больше тебя тревожить.
   — Погоди. — Деннис положил руку ему на запястье. — Ты еще вернешься. Пол этого хочет.
   Джереми взглянул на Бернстайна.
   — Ну, раз уж Пол хочет…
   — Не надо так. Ему нужен связной. Кто-нибудь, через кого можно поддерживать контакт между его группой и… ну, группой, с которой связан ты.
   Джереми скривил губы.
   — Это с какой? Их так много…
   — Отчасти в этом-все и дело. Мы должны как-то согласовать свои действия.
   — Разве? А почему именно я?
   Деннис поглядел ему в глаза.
   — Пол считает, что у тебя с ним есть некоторые общие интересы.
   — А почему я должен во все это впутаться?
   — Потому что есть такие люди, кто сбивает машиной безобидных архитекторов и взрывает профессоров-историков, и есть другие люди, которые хотят их остановить.
   — Вся проблема в том, что многие хотят их остановить и у всех разные мотивы.
   — Тем больше оснований попробовать навести мосты.
   Джереми натянул перчатки и взял шляпу.
   — Хорошо. Я поговорю об этом с моими… друзьями. Прощай, Деннис. Я передам от тебя привет Саре.
   Он повернулся, чтобы уйти.
   — Джерри!
   — Да?
   — Знаешь, ты тоже изменился. Если бы этот наш разрыв происходил в июне прошлого года, ты бы сейчас был уже вне себя от отчаяния. Ты стал другим. Более уверенным в себе. Более независимым.
   Джереми остановился и оглянулся. Деннис крутил в руках полотенце.
   — Да, должно быть, так и есть. Ты прав. Люди меняются. Иногда они при этом становятся более независимыми. — Он надел шляпу. — Увидимся.

 

 
   — Ну как? — спросила его Гвинн в кафе на углу.
   Джереми задумчиво посмотрел на небоскреб, поднимавшийся в середине квартала.
   — Я только что встретился с человеком, который когда-то был Деннисом Френчем.

16

   Струны пианино рыдали. Оно было слегка расстроено, и звуки блюза раздирали ей сердце. Пальцы ее легко скользили по клавишам, рождая печальные звуки. Она подпевала вполголоса, медленно покачивая головой из стороны в сторону. Мистер Мяу сидел на крышке пианино и слушал, полузакрыв глаза. Казалось, все подземное убежище отступило куда-то далеко-далеко.
   — «Я пою, я от счастья пою», — напевала она тихо, потому что, когда поешь для себя, нет нужды петь громко. — «Я свободен, и я пою». — Ее слегка дрогнувший голос задержался на этой фразе. — «И только Господь на небе знает, как я его люблю».
   — Ну еще бы, конечно, знает. Он все знает, кто кого любит.
   Из-под пальцев Сары вырвался диссонирующий аккорд.
   — И давно ты тут подслушиваешь, Ред? — Она повернулась на стуле и увидела, что он собирает свой кларнет. — Не смущай меня, — продолжала она. — Не так уж я хорошо пою. Не люблю, когда кто-то слушает.
   — Ну, примадонна из тебя не выйдет, это точно. Но иногда душа важнее, чем голос. — Он сунул мундштук кларнета в рот и смочил его слюной. — Как, например, у меня. — Он вынул мундштук и помахал им в воздухе. — Хорошую песню ты пела. Правильно, Господь все знает. И то, что нас сейчас, по всем правилам, не должно бы быть в живых, тоже. Ты можешь объяснить, как все это получилось?
   — Джейни не сознается, что была в Сан-Франциско. Говорит, ездила на охоту.
   — На охоту, — проворчал Ред. — Это можно толковать по-разному.
   — Ред, что за человек Джейни Хэч? Я никак не могу ее понять.
   — Никто не может. Она делает, что ей вздумается, а потом придумывает себе оправдания. Может быть, ты просто ей приглянулась.
   — Подумай только, какая ирония судьбы. Селкирк мог не согласиться на твою последнюю просьбу. Может, это был первый действительно добрый поступок в его жизни, и от него он погиб.
   — Хорошие люди умирают молодыми, — философски заметил Ред. — Что ты хочешь этим сказать? Что если бы он был добрее, он бы умер куда раньше?
   — Если бы он был добрее, он вообще не оказался бы на той башне. — Ее пальцы снова тихо прошлись по клавишам. — Я думаю, он хотел доказать, что он все-таки не чудовище.
   — Зачем было доказывать это нам? Он же собирался убить нас, верно?
   — Нет. Доказать самому себе.
   — Ах, вот что. — Ред вставил мундштук. — Ну, ладно. — Он сыграл несколько пробных пассажей, снова вынул мундштук и начал его разглядывать. — А почему ты меня не застрелила?
   — Ничего себе вопрос.
   — Там, на башне. Когда Селкирк привел в действие твою программу. Ты не стала стрелять. Не думай, я рад, что ты этого не сделала. Но я не понимаю. Я ведь знаю, как сильно действует такое внушение.
   Она сыграла несколько тактов блюза, и ее пальцы замерли в воздухе над клавишами.
   — Знаешь, это очень странно. Я могу припомнить все, что тогда произошло. Во всех подробностях. Холодный ветер. Соленый запах с моря. Как все словно засветилось, когда появилась заря. Но это как сон. Все нереально, как будто я была совсем не там, а глядела откуда-то издалека. — Она повернулась на стуле и посмотрела на него. — Он приказал мне убить Джимми Кальдеро, и я помню, что глядела и глядела на тебя, но видела только Реда Мелоуна.
   Ред вздрогнул.
   — Семантическая тонкость, — сказал он. — Но это не должно было помешать.
   — Нет, дело не в семантике, Ред. В глубине души я никогда не воспринимала тебя как «Джимми Кальдеро». Селкирк велел мне убить человека, который, насколько это меня касалось, никогда не существовал.
   — Ах, вот что, — сказал он, рассеянно перебирая клапаны. — Ну, ладно.
   — Чем ты недоволен?
   — Я-то надеялся, что это просто любовь пересилила внушение.
   — Ты серьезно?
   — Нет. Не совсем. Но было бы здорово, а?
   Она повернулась к нему спиной и медленно, тихо сыграла хроматическую гамму.
   — Любовь пересилила внушение? — повторила она. — Может быть… А ты когда-нибудь был влюблен?
   — Да. Один раз.
   Она на секунду остановилась, потом продолжала играть гамму.
   — Понимаю. Джексонвилл, да?
   — Тебе кто-то рассказал.
   Она мотнула головой так, чтобы он видел.
   — Нет. Но я не такая уж дура — когда ветер с нужной стороны, могу кое-что сообразить. И если вижу шрам от старой раны, могу понять, в чем дело. Как ее звали? Не Фанни Пауэр?
   — Нет. Алиса Маколиф. Ее звали Алиса Маколиф.
   Алиса Маколиф. Имя из перечня.
   — А что произошло?
   — Ну, она была вроде тебя. Знала больше, чем надо. Была системным аналитиком, заинтересовалась историей. Толкнулась сюда, толкнулась туда и не успела опомниться, как оказалось, что она знает слишком много. Вейл закатила истерику и приказала ее убить, а Кэм послал меня, чтобы я ее предупредил. Мы вдвоем несколько недель прятались в хижине в Скалистых горах, пока Кэм торговался с Советом, чтобы ее допустили к нам, в Убежище. Это были… это были долгие недели, за это время мы хорошо узнали друг друга. Переговоры кончились успешно, все шло благополучно, только Кеннисон забыл отозвать своих псов. Или просто не подумал об этом. Они настигли нас в Джексонвилле.
   Он умолк. Она оглянулась на него через плечо.
   — И дальше?
   — Что дальше? Дальше получилось не так гладко, как у нас с тобой. У нее не было твоего опыта и твоих талантов. Я доверился кое-кому, кому доверяться не следовало, и мы… В общем, кончилось плохо. Давай больше об этом не будем.
   — Значит, вот о чем говорила Джейни…
   — О чем?
   — В тот день, когда привезла нас в Стейплтон. Она сказала тогда, что моя безопасность важнее для тебя, чем для меня. Тогда я подумала, что в этом нет никакого смысла.
   — Я тоже в этом смысла не вижу, — сказал он. — Джейни всегда была для меня загадкой. А зачем тебе все это нужно знать?
   — Потому что я должна понять, почему вроде бы разумный человек может полезть на Койт-Тауэр безоружным, зная, что там его поджидает вооруженный убийца.
   — Тогда мне показалось, что это неплохая мысль.
   — Ты действительно способен шутить по поводу самых серьезных вещей?
   Он посмотрел на нее и печально усмехнулся.
   — Бывают вещи такие серьезные, что иначе нельзя.
   — Ты думал, кто там на башне — Алиса или я?
   — Дурацкий вопрос. Какая тебе разница? Ведь тебе никакая помощь никогда не требуется. Ты сама по себе.
   Она поглядела на Мистера Мяу, протянула руку и почесала ему между ушей. Перед глазами у нее промелькнула вереница лиц. Мама. Папа. Эйб. Морган. Деннис.
   — Да, иногда. Бывает, я даже это понимаю. Не у тебя одного есть шрамы.
   — Может быть…
   Он заколебался, она снова обернулась и посмотрела на него.
   — Почему ты никогда не пытался меня поцеловать? — спросила она.
   Он удивленно взглянул на нее.
   — Я… Джейни как-то меня об этом спросила. Не знаю. А если бы ты меня оттолкнула?
   — А если бы нет?
   Внезапно Саре пришла в голову невероятная мысль — неужели Джейни подстроила всю эту историю на башне только для того, чтобы заставить их поцеловаться? А если бы они этого не сделали? Застрелила бы она тогда Селкирка? Да нет, что за чепуха!
   — Ред, а если бы в заложниках на башне оказался Уолт Половски, ты бы все равно полез на башню без оружия?
   Он усмехнулся.
   — Ну, может быть, не так резво.
   Она рассмеялась.
   — Но ты бы все равно это сделал. Правильно, всегда надо делать то, что следует, неважно, ради кого. Загляни ко мне сегодня часов в семь, у нас есть еще одно неоконченное дело. Я человек честный, обед за мной. Джейни обещала допустить меня на кухню. А пока… — Она кивнула на кларнет. — Это ты для красоты держишь или чтобы играть?
   Ред посмотрел на кларнет.
   — Дай-ка мне ля.
   Она нажала на клавишу, Ред извлек ноту, нахмурился и покачал головой.
   — На полтона выше, — заметила она.
   — Знаю. Но у тебя нота тоже не совсем правильная. — Он подкрутил мундштук. — Попробуй еще.
   — Так лучше. Что ты хотел сыграть? «Хай Сосайети»?
   — Может быть, твой любимый? «Мэйпл-Лиф Рэг»?
   — Я не знала, что ты его выучил.
   — Я посмотрел ноты, но я хочу сыграть его по-твоему — на слух.
   Она улыбнулась ему.
   — Для тебя это довольно необычно.
   — Да. Только прошу тебя, сначала сделай вот что. Сыграй его весь, чтобы я послушал.
   Сара начала играть. Ред сидел, подавшись вперед и вслушиваясь в мелодию. Через минуту или две она сказала деловым тоном:
   — В следующий вторник я встречаюсь с Деннисом.
   Ред проворчал что-то невнятное.
   — Судя по тому, что рассказывает Джереми, он сильно изменился за то время, что мы не виделись. Наверное, заключение так на него подействовало. Заложник со временем проникается любовью к тому, кто его захватил. Не знаю. Слушай внимательно этот переход.
   Она сыграла его дважды, чтобы он мог запомнить. Она видела, что он беззвучно перебирает клапаны кларнета.
   — Не знаю, — повторила она. — Возможно, он сам сделал выбор. Возможно, благодарность переросла во что-то другое, а возможно, этот Бернстайн имел в виду не просто насолить своим коллегам. А может быть, Деннису устроили промывание мозгов — запрограммировали его, как меня. — Она покачала головой. — Со мной, кажется, в жизни не было ничего ужаснее и никогда не будет. Сама мысль о рабстве для меня связана с такими ассоциациями, каких у тебя быть не может. А это самая последняя степень рабства — когда в рабстве не только тело, но и душа.
   — Это нехорошо. Я этого не одобряю.