Фолкнер Уильям. Шум и ярость

   — Мы с Бенджи теперь обратно на свадьбу, — говорит Ти-Пи. — У-ух!
   Квентин опять ударил Ти-Пи. Трясет его и стукает об стенку. Ти-Пи смеется. Каждый раз, как его стукают об стенку, он хочет сказать «у-ух» и не может от смеха. Я замолчал, но не могу остановиться. Ти-Пи упал на меня, и дверь сарая убежала. Поехала вниз, а Ти-Пи дерется сам с собой и опять упал. Он смеется, а я не могу остановиться, и хочу встать, и падаю обратно, и не могу остановиться. Верш говорит:
   — Ну, показал же ты себя. Нечего сказать. Да перестань вопить.
   Ти-Пи все смеется. Барахтается на полу, смеется.
   — У-ух! — говорит Ти-Пи. — Мы с Бенджи обратно на свадьбу. Попили саспрелевой — и обратно!
   — Тихо ты, — говорит Верш. — А где вы ее брали?
   — В погребе, — говорит Ти-Пи. — У-ух!
   — Тихо! — говорит Верш. — А где в погребе?
   — Да везде, — говорит Ти-Пи. Опять смеется. — Там сто бутылок. Миллион. Отстань, парень. Я петь буду.
   Квентин сказал:
   — Подыми его.
   Верш поднял меня.
   — Выпей, Бенджи, — сказал Квентин.
   В стакане горячее.
   — Замолчи, — сказал Квентин. — Пей лучше.
   — Пей саспрелевую, — сказал Ти-Пи. — Дай я выпью, мистер Квентин.
   — Заткнись, — сказал Верш. — Мало еще получил от мистера Квентина.
   — Поддержи его, Верш, — сказал Квентин.
   Они держат меня. Подбородком течет горячее и по рубашке. «Пей», — говорит Квентин. Они держат мне голову. Мне горячо внутри, и я заплакал. Я плачу, а внутри у меня что-то делается, и я сильнее плачу, а они меня держат, пока не прошло. И я замолчал. Опять все кружится, и вот яркие пошли. «Верш, открой ларь». Медленно плывут яркие. «Стели эти мешки на пол». Поплыли быстрей, почти как надо. «Ну-ка, за ноги берись». Слышно, как Ти-Пи смеется. Гладко плывут яркие. Я плыву с ними наверх по яркому склону.
   Наверху Верш ссадил меня на землю. — Квентин, идем! — позвал, смотрит с горы вниз. Квентин все стоит там у ручья. Камешки кидает в тени, где вода.
   — Пускай трусишка остается, — сказала Кэдди. Взяла мою руку, идем мимо сарая, в калитку. Дорожка выложена кирпичом, на ней лягушка посредине. Кэдди переступила через нее, тянет меня за руку.
   — Пошли, Мори, — сказала Кэдди. Лягушка все сидит, Джейсон пнул ее ногой.
   — Вот вскочит бородавка, — сказал Верш. Лягушка упрыгала.
   — Пошли, Верш, — сказала Кэдди.
   — У вас там гости, — сказал Верш.
   — Откуда ты знаешь? — сказала Кэдди.
   — Все лампочки горят, — сказал Верш. — Во всех окнах.
   — Как будто без гостей нельзя зажечь, — сказала Кэдди. — Захотели и включили.
   — А спорим, гости, — сказал Верш. — Идите лучше черной лестницей и наверх, в детскую.
   — И пускай гости, — сказала Кэдди. — Я прямо к ним в гостиную войду.
   — А спорим, тогда твой папа тебя выпорет, — сказал Верш.
   — Пускай, — сказала Кэдди. — Прямо в гостиную войду. Нет, прямо в столовую и сяду ужинать.
   — А где ты сядешь? — сказал Верш.
   — На бабушкино место, — сказала Кэдди. — Ей теперь в постель носят.
   — Есть хочу, — сказал Джейсон. Перегнал нас, побежал дорожкой, руки в карманах, упал. Верш подошел, поднял его.
   — Руки в карманах, вот и шлепаешься, — сказал Верш. — Где тебе, жирному, успеть их вынуть вовремя и опереться.
   У кухонного крыльца — папа.
   — А Квентин где? — сказал он.
   — Идет там по дорожке, — сказал Верш. Квентин идет медленно. Рубашка пятном белым.
   — Вижу, — сказал папа. Свет падает с веранды на него.
   — А Кэдди с Квентином друг на дружку брызгались, — сказал Джейсон.
   Мы стоим ждем.
   — Вот как, — сказал папа. Квентин подошел, и папа сказал: — Сегодня ужинать будете в кухне. — Замолчал, поднял меня на руки, и сразу свет с веранды упал на меня тоже, и я смотрю сверху на Кэдди, Джейсона, на Квентина и Верша. Папа повернулся всходить на крыльцо. — Только не шуметь, — сказал он.
   — А почему, папа? — сказала Кэдди. — У нас гости?
   — Да, — сказал папа.
   — Я говорил, что гости, — сказал Верш.
   — Совсем и нет, — сказала Кэдди. — Это я говорила. И что пойду…
   — Тихо, — сказал папа. Замолчали, и папа открыл дверь, и мы прошли веранду, вошли в кухню. Там Дилси, папа посадил меня на стульчик, закрыл передок, подкатил к столу, где ужин. От ужина пар.
   — Чтоб слушались Дилси, — сказал папа. — Не позволяй им шуметь, Дилси.
   — Хорошо, — сказала Дилси. Папа ушел.
   — Так помните: слушаться Дилси, — сказал за спиной у нас. Я наклонился к ужину. Пар мне в лицо.
   — Папа, пускай меня сегодня слушаются, — сказала Кэдди.
   — Я тебя не буду слушаться, — сказал Джейсон. — Я Дилси буду слушаться.
   — Если папа велит, будешь, — сказала Кэдди. — Папа, вели им меня слушаться.
   — А я не буду, — сказал Джейсон. — Не буду тебя слушаться.
   — Тихо, — сказал папа. — Так вот, все слушайтесь Кэдди. Когда поужинают, проведешь их, Дилси, наверх черным ходом.
   — Хорошо, сэр, — сказала Дилси.
   — Ага, — сказала Кэдди. — Теперь будешь меня слушаться.
   — А ну-ка тише, — сказала Дилси. — Сегодня вам нельзя шуметь.
   — А почему? — сказала Кэдди шепотом.
   — Нельзя — и все, — сказала Дилси. — Придет время, узнаете почему. Господь просветит.
   Поставила мою мисочку. От нее пар идет и щекочет лицо.
   — Поди сюда, Верш.
   — Дилси, а как это — просветит? — сказала Кэдди.
   — Он по воскресеньям в церкви просвещает, — сказал Квентин. — Даже этого не знаешь.
   — Тш-ш, — сказала Дилси. — Мистер Джейсон не велел шуметь. Ешьте давайте. На, Верш, возьми его ложку. — Рука Верша окунает ложку в мисочку. Ложка поднимается к моим губам. Пар щекочет во рту. Перестали есть, молча смотрим друг на друга и вот услышали опять, и я заплакал.
   — Что это? — сказала Кэдди. Положила руку на мою.
   — Это мама, — сказал Квентин. Ложка поднялась к губам, я проглотил, опять заплакал.
   — Перестань, — сказала Кэдди. Но я не перестал, и она подошла, обняла меня. Дилси пошла, закрыла обе двери, и не стало слышно.
   — Ну, перестань, — сказала Кэдди. Я замолчал и стал есть. Джейсон ест, а Квентин — нет.
   — Это мама, — сказал Квентин. Встал.
   — Сядь сейчас же на место, — сказала Дилси. — У них там гости, а ты в этой грязной одеже. И ты сядь, Кэдди, и кончайте ужинать.
   — Она там плакала, — сказал Квентин.
   — Это пел кто-то, — сказала Кэдди. — Правда, Дилси?
   — Ешьте лучше тихонько, как велел мистер Джейсон, — сказала Дилси. — Придет время — узнаете.
   Кэдди пошла, села на место.
   — Я говорила — у нас званый ужин, — сказала Кэдди.
   Верш сказал:
   — Он уже все съел.
   — Подай мне его мисочку, — сказала Дилси. Мисочка ушла.
   — Дилси, — сказала Кэдди. — А Квентин не ест. А ему велели меня слушаться.
   — Кушай, Квентин, — сказала Дилси. — Кончайте и уходите из кухни.
   — Я больше не хочу, — сказал Квентин.
   — Раз я велю, ты должен кушать, — сказала Кэдди. — Правда, Дилси?
   Пар идет от мисочки в лицо, рука Верша окунает ложку, и от пара щекотно во рту.
   — Я не хочу больше, — сказал Квентин. — Какой же званый ужин, когда бабушка больна.
   — Ну и что ж, — сказала Кэдди. — Гости внизу, а она может выйти и сверху глядеть. Я тоже надену ночную рубашку и выйду на лестницу.
   — Это мама плакала, — сказал Квентин. — Правда, Дилси?
   — Не докучай мне, голубок, — сказала Дилси. — Вот вас покормила, а теперь еще ужин готовить для всей компании.
   Скоро даже Джейсон кончил есть. И заплакал.
   — Твоего голоска не хватало, — сказала Дилси.
   — Он каждый вечер хнычет — с тех пор как бабушка больна и ему нельзя у нее спать, — сказала Кэдди. — Хныкалка.
   — Вот я расскажу про тебя, — сказал Джейсон.
   Плачет.
   — Ты уже и так рассказал, — сказала Кэдди. — А больше тебе нечего рассказывать.
   — Спать вам пора, вот что, — сказала Дилси. Подошла, спустила меня на пол и теплой тряпкой вытерла мне рот и руки. — Верш, проводи их наверх черным ходом, только тихо. А ты, Джейсон, перестань хныкать.
   — Еще не пора спать, — сказала Кэдди. — Мы никогда так рано не ложимся.
   — А сегодня ляжете, — сказала Дилси. — Папа велел вам идти спать сразу, как поужинаете. Сами слышали.
   — Папа велел меня слушаться, — сказала Кэдди.
   — А я не буду тебя слушаться, — сказал Джейсон.
   — Еще как будешь, — сказала Кэдди. — Теперь идемте все и слушайтесь меня.
   — Только чтоб без шума, Верш, — сказала Дилси. — Сегодня, дети, будьте тише воды, ниже травы.
   — А почему? — сказала Кэдди.
   — Мама ваша нездорова, — сказала Дилси. — Идите все за Вершем.
   — Я говорил, мама плакала, — сказал Квентин. Верш поднял меня на спину, открыл дверь на веранду. Мы вышли, и Верш закрыл дверь. Темно, только плечи и запах Верша. «Не шумите. — Мы еще погуляем. — Мистер Джейсон велел сразу наверх. — Он велел меня слушаться. — А я не буду тебя слушаться. — Он всем велел. И тебе Квентин.» Я чувствую затылок Верша, слышу всех нас. «Правда, Верш? — Правда. — Вот и слушайтесь. Сейчас пойдем немножко погуляем во дворе. Идемте». Верш открыл дверь, мы вышли.
   Сошли по ступенькам.
   — Давайте отойдем подальше, к Дилсиному дому. Оттуда нас не слышно будет, — сказала Кэдди. Верш спустил меня на землю. Кэдди взяла мою руку, и мы пошли по кирпичной дорожке.
   — Идем, — сказала Кэдди. — Лягушка ускакала. Она давно уже в огороде. Может, нам другая встретится.
   Роскус несет ведра с молоком. Пронес мимо. Квентин не пошел с нами. Сидит на ступеньках кухни. Мы идем к дому, где Верш живет. Я люблю, как там пахнет. Горит огонь. Ти-Пи присел — рубашка подолом до полу, — подкладывает, чтобы сильней горело.
   Потом я встал, Ти-Пи одел меня, мы пошли на кухню, поели. Дилси стала петь, и я заплакал, и она замолчала.
   — Иди гуляй с ним, только подальше от дома, — сказала Дилси.
   — Туда нам нельзя, — говорит Ти-Пи.
   Мы играем в ручье.
   — Туда нельзя, — говорит Ти-Пи. — Слышал, мэмми не велела.
   В кухне Дилси поет, я заплакал.
   — Тихо, — говорит Ти-Пи. — Идем. Пошли к сараю.
   У сарая Роскус доит. Он доит одной рукой и охает. Птицы сели на дверь, смотрят. Одна на землю села, ест с коровами. Я смотрю, как Роскус доит, а Ти-Пи кормит Квини и Принса. Теленок в свиной загородке. Тычется мордой в проволоку, мычит.
   — Ти-Пи, — позвал Роскус. Ти-Пи отозвался из сарая: «Да». Фэнси выставила голову из стойла, потому что Ти-Пи еще не кормил ее. — Скорей управляйся там, — сказал Роскус. — Придется тебе додоить. Правая рука совсем уже не действует.
   Ти-Пи пришел, сел доить.
   — Почему ты к доктору не сходишь? — сказал Ти-Пи.
   — Доктор тут не поможет, — сказал Роскус. — Место у нас такое.
   — Какое-такое? — сказал Ти-Пи.
   — Злосчастное тут место, — сказал Роскус. — Ты кончил — впусти теленка.
   «Злосчастное тут место», сказал Роскус. Позади него и Верша огонь вставал, падал, скользил по их лицам. Дилси уложила меня. Постель пахла Ти-Пи. Хорошо пахла.
   — Что ты в этом смыслишь? — сказала Дилси. — Озаренье тебе было, знак был даден, что ли?
   — Не надо озаренья, — сказал Роскус. — Вот он, знак, в постели лежит. Пятнадцать лет, как люди видят этот знак.
   — Ну и что? — сказала Дилси. — Ни тебе, ни твоим вреда он никакого не принес. Верш работает, Фрони замуж выдана, Ти-Пи подрастет — заступит тебя, как вовсе ревматизмом скрутит.
   — Двоих уже взял господь у них, — сказал Роскус. — Третий на очереди. Знак ясный, сама не хуже меня видишь.
   — В ту ночь сова ухала, — сказал Ти-Пи. — Еще с вечера. Налил я Дэну похлебки — так и не подошел пес. Ближе сарая ни в какую. А только стемнело — завыл. Вот Верш тоже слышал.
   — Все мы на той очереди, — сказала Дилси. — Покажи мне человека, чтобы вечно жил.
   — Не в одних только смертях дело, — сказал Роскус.
   — Знаю я, о чем ты, — сказала Дилси. — Вот будет тебе злосчастье, как скажешь ее имя вслух — сам будешь сидеть с ним, успокаивать.
   — Злосчастное тут место, — сказал Роскус. — Я с самого его рожденья заприметил, а как сменили ему имя, понял окончательно.
   — Хватит, — сказала Дилси. Выше укрыла меня одеялом. Оно пахло Ти-Пи. — Помолчите, пусть заснет.
   — Знак ясный, — сказал Роскус.
   — Ага, знак, что придется Ти-Пи всю твою работу делать за тебя, — сказала Дилси. «Ти-Пи, забери его и Квентину, пусть там у дома с Ластером играют. Фрони за ними присмотрит. А сам иди отцу помоги».
   Мы кончили есть. Ти-Пи взял Квентину на руки, и мы пошли к дому, где Ти-Пи живет. Ластер сидит на земле, играет. Ти-Пи посадил Квентину, она тоже стала играть. У Ластера катушки, Квентина — отнимать, забрала. Ластер заплакал, пришла Фрони, дала Ластеру жестянку играть, а потом я взял катушки, Квентина стала драться, и я заплакал.
   — Уймись, — сказала Фрони. — Не совестно тебе у маленькой игрушку отымать. — Взяла катушки, отдала Квентине.
   — Уймись, — сказала Фрони. — Цыц, говорят тебе.
   — Замолчи, — сказала Фрони. — Порку хорошую, вот что тебе надо. — Взяла Ластера и Квентину на руки. — Идем, — сказала Фрони. Мы пошли к сараю. Ти-Пи доит корову. Роскус сидит на ящике.
   — Чего он там еще накуролесил? — спросил Роскус.
   — Да вот привела его вам, — сказала Фрони. — Обижает маленьких опять. Отымает игрушки. Побудь здесь с Ти-Пи и не реви.
   — Выдаивай чисто, — сказал Роскус. — Прошлую зиму довел, что у той молодой пропало молоко. Теперь еще эту испортишь, совсем без молока останемся.
   Дилси поет.
   — Туда не ходи, — говорит Ти-Пи. — Знаешь ведь, что мэмми не велела.
   Там поют.
   — Пошли, — говорит Ти-Пи. — Поиграем с Квентиной и Ластером. Идем.
   Квентина с Ластером играют на земле перед домом, где Ти-Пи живет. В доме встает и падает огонь, перед огнем сидит Роскус — черным пятном на огне.
   — Вот и третьего господь прибрал, — говорит Роскус. — Я еще в позапрошлом году предрекал. Злосчастное место.
   — Так переселялся б на другое, — говорит Дилси. Она раздевает меня. — Только Верша сбил с толку своим карканьем. Если б не ты, не уехал бы Верш от нас в Мемфис.
   — Пусть для Верша в этом будет все злосчастье, — говорит Роскус.
   Вошла Фрони.
   — Кончили уже? — сказала Дилси.
   — Ти-Пи кончает, — сказала Фрони. — Мис Кэлайн зовет — Квентину спать укладывать.
   — Вот управлюсь и пойду, — сказала Дилси. — Пора б ей знать, что у меня крыльев нету.
   — То-то и оно, — сказал Роскус. — Как месту не быть злосчастным, когда тут имя собственной дочери под запретом.
   — Будет тебе, — сказала Дилси. — Хочешь его разбудоражить?
   — Чтоб девочка росла и не знала, как звать ее маму, — сказал Роскус.
   — Не твоя печаль, — сказала Дилси. — Я всех их вырастила, и эту уж как-нибудь тоже. А теперь помолчите. Дайте ему заснуть.
   — Подумаешь, разбудоражить, — сказала Фрони. — Будто он различает имена.
   — Еще как различает, — сказала Дилси. — Ты ему это имя во сне скажи — услышит.
   — Он знает больше, чем люди думают, — сказал Роскус. — Он все три раза чуял, когда их время приходило, — не хуже нашего пойнтера. И когда его самого время придет, он тоже знает, только сказать не может. И когда твое придет. И мое когда.
   — Мэмми, переложите Ластера от него в другую постель, — сказала Фрони. — Он на Ластера порчу наведет.
   — Типун тебе на язык, — сказала Дилси. — Умнее не придумала? Нашла кого слушать — Роскуса. Ложись, Бенджи.
   Подтолкнула меня, и я лег, а Ластер уже лежал там и спал. Дилси взяла длинный дерева кусок и положила между Ластером и мной.
   — На Ластерову сторону нельзя, — сказала Дилси. — Он маленький, ему будет больно.
   «Еще нельзя туда», сказал Ти-Пи. «Обожди».
   Мы смотрим из-за дома, как отъезжают шарабаны.
   — Теперь можно, — сказал Ти-Пи. Взял Квентину на руки, и мы побежали, стали в конце забора, смотрим, как едут. — Вон там его везут, — сказал Ти-Пи. — Вон в том, с окошками который. Смотри. Вон он лежит. Видишь?
   «Пошли», говорит Ластер. «Отнесем домой, чтоб не потерялся. Ну нет, ты этот мячик не получишь. Они увидят у тебя, скажут — украл. Замолчи. Тебе нельзя его. Зачем тебе? Тебе мячики-шарики ни к чему».
   Фрони и Ти-Пи играют у порога на земле. У Ти-Пи светляки в бутылке.
   — Разве вам еще разрешили гулять? — сказала Фрони.
   — Там гости, — сказала Кэдди. — Папа велел меня сегодня слушаться. Значит, тебе и Ти-Пи тоже нужно меня слушаться.
   — А я не буду, — сказал Джейсон. — И Фрони с Ти-Пи совсем не нужно тебя слушаться.
   — Вот велю им — и будут слушаться, — сказала Кэдди. — Только, может, я еще не захочу велеть.
   — Ти-Пи никого не слушается, — сказала Фрони. — Что, похороны уже начались?
   — А что такое похороны? — сказал Джейсон.
   — Ты забыла: мэмми не велела говорить им, — сказал Верш.
   — Похороны — это когда голосят, — сказала Фрони. — У тетушки Бьюлы Клэй на похоронах два дня голосили.
   В Дилсином доме голосят. Дилси. Заголосила, и Ластер сказал нам: «Тихо», и мы сидим тихо, потом я заплакал и Серый завыл под крыльцом. Дилси замолчала, и мы тоже.
   — Нет, — сказала Кэдди. — Это у негров. А у белых не бывает похорон.
   — Фрони, — сказал Верш. — Нам же не велели говорить им.
   — Про что не велели? — сказала Кэдди.
   Дилси голосила, и когда мы услыхали, я заплакал, а Серый завыл под крыльцом, «Ластер», сказала Фрони из окна. «Уведи их к сараю. Мне надо стряпать, а я из-за них не могу. И этого пса тоже. Убери их отсюда».
   «Я к сараю не пойду», сказал Ластер. «Еще дедушка привидится. Он вчера вечером мне из сарая руками махал».
   — А почему не говорить? — сказала Фрони. — Белые тоже умирают. Ваша бабушка умерла — все равно как любая негритянка.
   — Это собаки умирают, — сказала Кэдди. — Или лошади — как тогда, когда Нэнси упала в ров и Роскус ее пристрелил, и прилетели сарычи, раздели до костей.
   Под луной круглятся кости из рва, где темная лоза и ров черный, как будто одни яркие погасли, а другие нет. А потом и те погасли, и стало темно. Я замолчал, чтоб вдохнуть, и опять, и услышал маму, и шаги уходят быстро, и мне слышно запах. Тут комната пришла, но у меня глаза закрылись. Я не перестал. Мне запах слышно. Ти-Пи отстегивает на простыне булавку.
   — Тихо, — говорит он. — Тш-ш.
   Но мне запах слышно. Ти-Пи посадил меня в постели, одевает быстро.
   — Тихо, Бенджи, — говорит Ти-Пи. — Идем к нам. Там у нас дома хорошо, там Фрони. Тихо. Тш-ш.
   Завязал шнурки, надел шапку мне, мы вышли. В коридоре свет. За коридором слышно маму.
   — Тш-ш, Бенджи, — говорит Ти-Пи. — Сейчас уйдем.
   Дверь открылась, и запахло совсем сильно, и выставилась голова. Не папина. Папа лежит там больной.
   — Уведи его во двор.
   — Мы и так уже идем, — говорит Ти-Пи. Взошла Дилси по лестнице.
   — Тихо, Бенджи, — говорит Дилси. — Тихо. Веди его к нам, Ти-Пи. Фрони постелет ему. Смотрите там за ним. Тихо, Бенджи. Иди с Ти-Пи.
   Пошла туда, где слышно маму.
   — У вас там пусть и остается. — Это не папа. Закрыл дверь, но мне слышно запах.
   Спускаемся. Ступеньки в темное уходят, и Ти-Пи взял мою руку, и мы вышли через темное в дверь. Во дворе Дэн сидит и воет.
   — Он чует, — говорит Ти-Пи. — И у тебя, значит, тоже на это чутье?
   Сходим с крыльца по ступенькам, где наши тени.
   — Забыл надеть тебе куртку, — говорит Ти-Пи. — А надо бы. Но назад вертаться не стану.
   Дэн воет.
   — Замолчи, — говорит Ти-Пи. Наши тени идут, а у Дэна ни с места, только воет, когда Дэн воет.
   — Размычался, — говорит Ти-Пи. — Как же тебя к нам вести. Раньше хоть этого баса жабьего у тебя не было. Идем.
   Идем кирпичной дорожкой, и тени наши тоже. От сарая пахнет свиньями. Около стоит корова, жует на нас. Дэн воет.
   — Ты весь город на ноги подымешь своим ревом, — говорит Ти-Пи. — Перестань.
   У ручья пасется Фэнси. Подходим, на воде блестит луна.
   — Ну нет, — говорит Ти-Пи. — Тут слишком близко. Еще дальше отойдем. Пошли. Ну и косолапый — чуть не по пояс в росе. Идем.
   Дэн воет.
   Трава шумит, и ров открылся в траве. Из черных лоз круглятся кости.
   — Ну вот, — сказал Ти-Пи. — Теперь ори сколько влезет. Вся ночь твоя и двадцать акров луга.
   Ти-Пи лег во рву, а я сел, смотрю на кости, где сарычи клевали Нэнси и взлетали из рва тяжело и темно.
   «Когда мы ходили тут утром, монета была», говорит Ластер. «Я еще показывал тебе. Помнишь? Мы стоим вот здесь, я вынул из кармана и показываю».
   — Что ж, по-твоему, и бабушку разденут сарычи? — сказала Кэдди. — Глупости какие.
   — Ты бяка, — сказал Джейсон. Заплакал.
   — Глупая ты, — сказала Кэдди. Джейсон плачет. Руки в карманах.
   — Джейсону богатым быть, — сказал Верш. — Все время за денежки держится.
   Джейсон плачет.
   — Вот, додразнили, — сказала Кэдди. — Не плачь, Джейсон. Разве сарычам пробраться к бабушке? Папа их не пустит. Ты маленький — и то не дался б им. Не плачь.
   Джейсон замолчал.
   — А Фрони говорит, что это похороны, — сказал Джейсон.
   — Да нет же, — сказала Кэдди. — Это у нас званый ужин. Ничегошеньки Фрони не знает. Он светляков подержать хочет. Дай ему, Ти-Пи.
   Ти-Пи дал мне бутылку со светляками.
   — Пошли обойдем кругом дома и в окно заглянем в гостиную, — сказала Кэдди. — Вот тогда увидите, кто прав.
   — Я и так знаю, — сказала Фрони. — Мне и заглядывать не надо.
   — Ты лучше молчи, Фрони, — сказал Верш. — А то получишь порку от мэмми.
   — Ну, что ты знаешь? — сказала Кэдди.
   — Что знаю, то знаю, — сказала Фрони.
   — Идемте, — сказала Кэдди. — Пошли смотреть в окно.
   Мы пошли.
   — А светляков вернуть забыли? — сказала Фрони.
   — Пусть он еще подержит — можно, Ти-Пи? — сказала Кэдди. — Мы принесем.
   — Не вы их ловили, — сказала Фрони.
   — А если я разрешу вам идти с нами, тогда можно, чтоб еще подержал? — сказала Кэдди.
   — Нам с Ти-Пи никто не велел тебя слушаться, — сказала Фрони.
   — А если я скажу, что вам не нужно меня слушаться, тогда можно, чтоб еще подержал? — сказала Кэдди.
   — Ладно, — сказала Фрони. — Пусть подержит, Ти-Пи. Мы зато посмотрим, как там голосят.
   — Там совсем не голосят, — сказала Кэдди. — Говорят же тебе, там званый ужин. Правда, Верш?
   — Отсюда не видать, что у них там, — сказал Верш.
   — Ну, так пошли, — сказала Кэдди. — Фрони и Ти-Пи можно меня не слушаться. А остальным всем слушаться. Подыми его, Верш. Уже темно почти.
   Верш взял меня на спину, мы пошли к крыльцу и дальше кругом дома.
   Мы выглянули из-за дома — два огня едут к дому аллеей. Ти-Пи вернулся к погребу, открыл дверь.
   «А знаешь, что там внизу стоит?» сказал Ти-Пи. Содовая. Я видел, мистер Джейсон нес оттуда бутылки в обеих руках. Постой минутку здесь".
   Ти-Пи пошел, заглянул в двери кухни. Дилси сказала: «Ну, чего заглядываешь? А где Бенджи?»
   «Он здесь во дворе», сказал Ти-Пи.
   «Иди смотри за ним», сказала Дилси. «Чтоб в дом не шел».
   «Хорошо, мэм», сказал Ти-Пи. «А что, уже началось?»
   «Ты иди, знай гуляй с ним подальше от глаз», сказала Дилси. «У меня и без того полны руки».
   Из-под дома выползла змея. Джейсон сказал, что не боится змей, а Кэдди сказала, он боится, а она вот нет, и Верш сказал, они оба боятся, и Кэдди сказала, не шумите, папа не велел.
   «Нашел когда реветь», говорит Ти-Пи. «Глотни лучше этой саспрелевой».
   Она щекочет мне нос и глаза.
   «Не хочешь — дай я выпью», говорит Ти-Пи. «Вот так, раз — и нету. Теперь за новой бутылкой сходить, пока никто нам не мешает. Да замолчи ты».
   Мы стали под деревом, где окно в гостиную. Верш посадил меня в мокрую траву. Холодно. Свет во всех окнах.
   — Вон за тем окном бабушка, — сказала Кэдди. — Она теперь все дни больна. А когда выздоровеет, у нас будет пикник.
   — Что я знаю, то знаю, — сказала Фрони.
   Деревья шумят и трава.
   — А рядом комнатка, где мы болеем корью, — сказала Кэдди. — Фрони, а вы с Ти-Пи где болеете корью?
   — Да где придется, — сказала Фрони.
   — Там еще не началось, — сказала Кэдди.
   «Сейчас начнут», сказал Ти-Пи. «Ты стой здесь, а я пойду ящик приволоку, с него будет видно в окно. Сперва только бутылку кончим. Ух ты, от нее прямо хочется совой заухать».
   Мы допили. Ти-Пи втолкнул бутылку через решетку под дом и ушел. Мне слышно их в гостиной, я руками вцепился в стену. Ти-Пи тащит ящик. Упал, засмеялся. Лежит и смеется в траву. Встал, тащит ящик под окно. Удерживается, чтоб не смеяться.
   — Жуть, как горланить охота, — говорит Ти-Пи. — Залазь на ящик, посмотри, не началось там?
   — Еще не началось, — сказала Кэдди. — Музыкантов еще нет.
   — И не будет музыкантов, — сказала Фрони.
   — Много ты знаешь, — сказала Кэдди.
   — Что я знаю, то знаю, — сказала Фрони.
   — Ничего ты не знаешь, — сказала Кэдди. Подошла к дереву. — Подсади меня, Верш.
   — Твой папа не велел тебе лазить на дерево, — сказал Верш.
   — Это давно было, — сказала Кэдди. — Он уже забыл. И потом, он велел сегодня меня слушаться. Что, разве неправда?
   — А я не буду тебя слушаться, — сказал Джейсон. — И Фрони с Ти-Пи тоже не будут.
   — Подсади меня, Верш, — сказала Кэдди.
   — Ладно, — сказал Верш. — Тебя будут пороть, не меня.
   Подошел, подсадил Кэдди на дерево, на нижний сук. У нее штанишки сзади грязные. А теперь ее не видно. Трещат и качаются ветки.
   — Мистер Джейсон говорил, что выпорет, если сломаешь дерево, — сказал Верш.
   — А я тоже про нее скажу, — сказал Джейсон.
   Дерево перестало качаться. Смотрим на тихие ветки.
   — Ну, что ты там увидела? — Фрони шепотом.
   Я увидел их. Потом увидел Кэдди, в волосах цветы, и длинная вуаль, как светлый ветер. Кэдди. Кэдди.