Фолкнер Уильям. Шум и ярость

   Ем кусок торта. Ластера рука пришла, взяла еще кусок. Слышно, как он ест. Смотрю в огонь. Длинная железка из-за плеча у меня протянулась к дверце, и огонь ушел. Я заплакал.
   — Ну, чего завыл? — говорит Ластер. — Глянь-ка. — Огонь опять на месте. Я молчу. — Сидел бы себе, на огонь глядя, и молчал бы, как мэмми велела, так нет, — говорит Ластер. — И не стыдно тебе. На. Вот тебе еще кусок.
   — Ты что ему тут сделал? — говорит Дилси. — Зачем ты его обижаешь?
   — Да я же стараюсь, чтоб он замолчал и не досаждал мис Кэлайн, — говорит Ластер. — Он опять ни с чего заревел.
   — Знаю я это твое ни с чего, — говорит Дилси. — Вот приедет Верш, он тебя поучит палкой, чтоб не озоровал. Ты с утра сегодня палки просишь. Водил его к ручью?
   — Нет, мэм, — говорит Ластер. — Мы весь день со двора никуда, как было велено.
   Рука его пришла за новым куском. Дилси по руке ударила.
   — Протяни опять попробуй, — говорит Дилси. — Я ее вот этим резаком оттяпаю. Он, верно, ни куска еще не съел.
   — Еще как съел, — говорит Ластер. — Я себе один, ему два. Пускай сам скажет.
   — Попробуй только взять еще, — говорит Дилси. — Протяни только руку.
   «Так, так», сказала Дилси. «Теперь, верно, мой черед расплакаться. Надо же и мне похлюпать над бедным Мори».
   «Его Бенджи теперь зовут», сказала Кэдди.
   «А зачем?» сказала Дилси. «Что, старое, родимое его имя сносилось уже, не годится?»
   «Бенджамин — это из Библии»5, сказала Кэдди. «Оно ему лучше подходит, чем Мори».
   «А чем оно лучше?» сказала Дилси.
   «Мама сказала, что лучше».
   «Придумали тоже», сказала Дилси. «Новое имя ему не поможет. А старое не навредит. Имена менять — счастья не будет. Дилси я родилась, и так оно и останется Дилси, когда меня давно уж позабудут все».
   «Как же оно останется, когда тебя позабудут, а, Дилси?» сказала Кэдди.
   «Оно, голубка, в Книге останется»6, сказала Дилси. «Там записано».
   «А ты же не умеешь читать», сказала Кэдди.
   «Мне читать не надо будет», сказала Дилси. "За меня прочтут. Мне — только отозваться: «Здесь я».
   Из-за плеча к дверце опять длинная железка, и огонь ушел. Я заплакал.
   Дилси с Ластером дерутся.
   — Ну нет, попался! — говорит Дилси. — Ну уж нет, я видела! — Вытащила Ластера из угла, трясет его. — Так вот оно какое — твое ни с чего! Погоди, приедет твой отец. Была б я помоложе, я б тебе уши с корнем оторвала. Вот запру в погреб на весь вечер, будет тебе вместо артистов. Увидишь, запру.
   — Ой, мэмми! — говорит Ластер. — Ой, мэмми!
   Я тяну руку туда, где был огонь.
   — Не пускай его! — сказала Дилси. — Пальцы сожжет!
   Моя рука отдернулась, я в рот ее. Дилси схватила меня. Когда нет моего голоса, мне и сейчас часы слышно. Дилси повернулась к Ластеру, хлоп его по голове. Мой голос опять громко и опять.
   — Соду подай! — говорит Дилси. Вынула мне руку изо рта. Голос мой громко. Дилси сыплет соду на руку мне.
   — Там на гвозде в кладовке тряпка, оторви полосу, — говорит она. — Тш-ш-ш. А то мама опять заболеет от твоего плача. Гляди-ка лучше на огонь. Дилси руку полечит, рука в минуту перестанет. Смотри, огонь какой! — Открыла дверцу плиты. Я смотрю в огонь, но рука не перестает, и я тоже. Руке в рот хочется, но Дилси держит.
   Обвязала руку тряпкой. Мама говорит:
   — Ну, что тут опять с ним? И болеть не дадут мне спокойно. Двое взрослых негров не могут за ним присмотреть, я должна вставать с постели и спускаться к нему успокаивать.
   — Уже все прошло, — говорит Дилси. — Он сейчас замолчит. Просто обжег немного руку.
   — Двое взрослых негров не могут погулять с ним, чтобы он не орал в доме, — говорит мама. — Вы знаете, что я больна, и нарочно его заставляете плакать. — Подошла ко мне, стоит. — Прекрати, — говорит. — Сию минуту прекрати. Ты что, потчевала его этим?
   — В этом торте Джейсоновой муки нету, — говорит Дилси. — Я его на свои в лавке купила. Именины Бенджи справила.
   — Ты его отравить захотела этим лавочным дешевым тортом, — говорит мама. — Не иначе. Будет ли у меня когда-нибудь хоть минута покоя?
   — Вы идите обратно к себе наверх, — говорит Дилси. — Рука сейчас пройдет, он перестанет. Идемте, ляжете.
   — Уйти и оставить его вам здесь на растерзание? — говорит мама. — Разве можно спокойно там лежать, когда он здесь орет? Бенджамин! Сию минуту прекрати.
   — А куда с ним денешься? — говорит Дилси. — Раньше хоть на луг, бывало, уведешь, пока не весь был проданный. Не держать же его во дворе у всех соседей на виду, когда он плачет.
   — Знаю, знаю, — говорит мама. — Во всем моя вина. Скоро уж меня не станет, без меня и тебе будет легче, и Джейсону. — Она заплакала.
   — Ну, будет вам, — говорит Дилси, — не то опять расхвораетесь. Идемте лучше, ляжете. А его я с Ластером отправлю в кабинет, пусть там себе играют, пока я ему ужин сготовлю.
   Дилси с мамой ушли из кухни.
   — Тихо! — говорит Ластер. — Кончай. А то другую руку обожгу. Ведь не болит уже. Тихо!
   — На вот, — говорит Дилси. — И не плачь. — Дала мне туфельку, я замолчал. — Иди с ним в кабинет. И пусть только я опять услышу его плач — своими руками тебя выпорю.
   Мы пошли в кабинет. Ластер зажег свет. Окна черные стали, а на стену пришло то пятно, высокое и темное, я подошел, дотронулся. Оно как дверь, но оно не дверь.
   Позади меня огонь пришел, я подошел к огню, сел на пол, держу туфельку. Огонь вырос. Дорос до подушечки в мамином кресле.
   — Тихо ты, — говорит Ластер. — Хоть ненамного замолчи. Вон я тебе огонь разжег, а ты и смотреть не хочешь.
   «Тебя теперь Бенджи зовут», сказала Кэдди. «Слышишь? Бенджи. Бенджи».
   «Не коверкай его имя», сказала мама. «Подойди с ним ко мне».
   Кэдди обхватила меня, приподняла.
   «Вставай, Мо… то есть Бенджи», сказала она.
   «Не смей его таскать», сказала мама. «За руку взять и к креслу подвести — на это у тебя уже не хватает соображения».
   «Я его и на руках могу», сказала Кэдди. — Можно, Дилси, я его на руках снесу наверх?
   — Еще чего, крохотка, — сказала Дилси. — Да тебе и блохи не поднять туда. Идите тихонько, как велел мистер Джейсон.
   На лестнице наверху свет. Там папа в жилетке стоит. На лице у него: «Тихо!» Кэдди шепотом:
   — Что, мама нездорова?
   Верш спустил меня на пол, мы пошли в мамину комнату. Там огонь — растет и падает на стенах. А в зеркале другой огонь. Пахнет болезнью. Она у мамы на лбу — тряпкой белой. На подушке мамины волосы. До них огонь не дорастает, а на руке горит, и прыгают мамины кольца.
   — Идем, спокойной ночи скажешь маме, — сказала Кэдди. Мы идем к кровати. Огонь ушел из зеркала. Папа встал с кровати, поднял меня к маме, она положила руку мне на голову.
   — Который час? — сказала мама. Глаза ее закрыты.
   — Без десяти семь, — сказал папа.
   — Его еще рано укладывать, — сказала мама. — Опять он проснется чуть свет, и повторится как сегодня, и это меня доконает.
   — Полно тебе, — сказал папа. Дотронулся до маминого лица.
   — Я знаю, что я только в тягость тебе, — сказала мама. — Но скоро уж меня не станет, и ты вздохнешь свободно.
   — Ну перестань, — сказал папа. — Я сойду с ним вниз. — Взял меня на руки. — Пошли, старина, посидим пока внизу. Только не шуметь: Квентин готовит уроки.
   Кэдди подошла, наклонилась лицом над кроватью, и мамина рука пришла, где огонь. Играют ее кольца на спине у Кэдди.
   «Мама нездорова», сказал папа. «Дилси вас уложит. А где Квентин?»
   «Верш пошел за ним», сказала Дилси.
   Папа стоит и смотрит, как мы проходим. Слышно маму там, в маминой комнате. «Тс-с», говорит Кэдди. Джейсон еще идет по лестнице. Руки в карманах.
   — Ведите себя хорошо, — сказал папа. — Не шумите, не тревожьте маму.
   — Мы не будем шуметь, — сказала Кэдди. — Нельзя шуметь, Джейсон, — сказала она. Мы идем на цыпочках.
   Слышно крышу. Огонь видно и в зеркале. Кэдди опять подняла меня.
   — Идем, поднесу тебя к маме, — сказала. — А после вернемся к огню. Не плачь.
   — Кэндейси, — сказала мама.
   — Не плачь, Бенджи, — сказала Кэдди. — Мама зовет на минутку. Ты же хороший мальчик. А потом вернемся.
   Опустила меня, я перестал.
   — Пусть он посидит тут, мама, — сказала Кэдди. — Насмотрится на огонь, а уж после можно будет вам и учить его.
   — Кэндейси, — сказала мама. Кэдди нагнулась, подняла меня. Мы шатнулись. — Кэндейси, — сказала мама.
   — Не плачь, — сказала Кэдди. — Тебе и сейчас огонь видно. Не плачь.
   — Веди его сюда, — сказала мама. — И не смей брать на руки. Он слишком тяжел. Еще позвоночник себе повредишь. Женщины в нашем роду всегда гордились своей осанкой. Хочешь сутулой быть, как прачка.
   — Он не тяжелый, — сказала Кэдди. — Я его и на руках могу носить.
   — А я запрещаю тебе, — сказала мама. — Пятилетнего ребенка на руках таскать. Нет, нет. Только не на колени мне. Поставь его на пол.
   — На колени к маме, тогда он замолчал бы, — сказала Кэдди. — Тс-с, — сказала она. — Сейчас вернемся к огню. Погляди-ка. Вот подушечка твоя на кресле. Видишь?
   — Прекрати, Кэндейси, — сказала мама.
   — Пусть смотрит — плакать перестанет, — сказала Кэдди. — Приподымитесь чуточку, я вытяну ее. Вот она, Бенджи, смотри!
   Я на подушечку смотрю, не плачу.
   — Вы ему чересчур потакаете, — сказала мама. — Ты и отец твой. Вы не хотите сознавать, что последствия лягут всей тяжестью на меня. Вот так же бабушка избаловала Джейсона, и пришлось его целых два года отучать. А для Бенджамина у меня уже нет сил.
   — Да вы не бойтесь, — сказала Кэдди. — Я люблю с ним нянчиться. Правда, Бенджи?
   — Кэндейси, — сказала мама. — Я ведь запретила тебе коверкать его имя. С меня достаточно того, что отец упорно называет тебя этой твоей глупой кличкой, а Бенджамина не позволю. Уменьшительные имена вульгарны. Они в ходу лишь у простонародья. Бенджамин, — сказала мама.
   — На меня смотри, — сказала мама.
   — Бенджамин, — сказала мама. Взяла мое лицо руками, повернула к себе.
   — Бенджамин, — сказала мама. — Убери эту подушку Кэндейси.
   — Он плакать будет, — сказала Кэдди.
   — Я сказала: убери подушку, — сказала мама. — Его надо научить слушаться.
   Подушечка ушла.
   — Тс-с, Бенджи, — сказала Кэдди.
   — Отойди от него, сядь вон там, — сказала мама. — Бенджамин. — Держит мое лицо близко к своему. — Прекрати, — сказала. — Замолчи.
   Но я не замолчал, мама обняла меня, заплакала, и я плачу. Вернулась подушечка, Кэдди подняла ее над маминой головой, подложила, притянула маму за плечо, и мама легла в кресло, плачет на красной и желтой подушечке.
   — Не плачьте, мама, — сказала Кэдди. — Идите лягте в постель и болейте себе там спокойно. Я пойду Дилси позову. — Подвела меня к огню. Смотрю, как гладко плывут яркие. Огонь слышно и крышу.
   Папа взял меня на руки. От него пахло дождем.
   — Ну как, Бенджи? — сказал папа. — Хорошим был сегодня мальчиком?
   Кэдди и Джейсон в зеркале дерутся.
   — Кэдди! — сказал папа.
   Они дерутся. Джейсон заплакал.
   — Кэдди! — сказал папа. Джейсон плачет. Он больше не дерется, а Кэдди в зеркале дерется, и папа спустил меня с рук, вошел в зеркало и тоже начал. Поднял Кэдди с пола. Она вырывается. Джейсон на полу лежит и плачет. У него в руке ножницы. Папа держит Кэдди.
   — Он все Бенджины куклы изрезал, — сказала Кэдди. — Я его самого сейчас изрежу.
   — Кэндейси! — сказал папа.
   — Вот увидите, — сказала Кэдди. — Вот увидите. — Вырывается. Папа ее держит. Кэдди ногами достать хочет Джейсона. Он откатился в угол, вон из зеркала. Пана к огню пошел с Кэдди. Теперь в зеркале никого, только огонь. Как будто дверь, и огонь за порогом.
   — Нельзя драться, — сказал папа. — Вы ведь не хотите, чтобы мама заболела.
   Кэдди перестала.
   — Он все куклы на кусочки — все, что мы с Мо… с Бенджи из бумаги понаделали. Он это назло.
   — Я не назло, — сказал Джейсон. Уже не лежит, сидит на полу, плачет. — Я не знал, что это его куклы. Я думал, просто старые бумажки.
   — Еще как знал, — сказала Кэдди. — Ты назло, назло.
   — Тише, — сказал папа. — Джейсон, — сказал папа.
   — Я тебе другие завтра сделаю, — сказала Кэдди. — Много сделаю кукол. Гляди, вот и подушечка твоя.
   Джейсон вошел.
   «Сколько раз говорено тебе, кончай!» говорит Ластер.
   «Почему шум?» говорит Джейсон.
   — Это он просто так, — говорит Ластер. — Он весь день сегодня плачет.
   — А ты поменьше лезь к нему, — говорит Джейсон. — Не умеешь успокоить, так ступайте в кухню. Мы не можем все, как матушка, запереться от него по комнатам.
   — Мэмми не велела водить его в кухню, пока не кончит ужин стряпать, — говорит Ластер.
   — Тогда играй с ним, и пусть будет тихо, — говорит Джейсон. — Целый день гнешь горб, придешь с работы — и тебя встречает сумасшедший дом. — Раскрыл газету, читает.
   «Смотри себе в огонь, и в зеркало, и на подушечку тоже», сказала Кэдди. «Не нужно даже ждать до ужина — вот она, твоя подушечка». Слышно крышу. И как Джейсон громко плачет за стеной.
   Дилси говорит:
   — Садитесь, Джейсон, ужинать. Ты что, обижал тут Бенджи?
   — Что вы, мэм! — говорит Ластер.
   — А где Квентина? — говорит Дилси. — Я сейчас подам на стол.
   — Не знаю, мэм, — говорит Ластер. — Ее здесь не было.
   Дилси ушла.
   — Квентина! — сказала она в коридоре. — Квентина! Ужинать иди.
   Нам слышно крышу. От Квентина тоже пахнет дождем. "А что Джейсон сделал? ", сказал Квентин.
   «Все куклы Бенджины изрезал», сказала Кэдди.
   «Мама велела говорить — Бенджамин», сказал Квентин. Сидит на ковре с нами. «Скорей бы дождь кончился», сказал Квентин. «А то сиди в комнате без дела».
   «Ты дрался с кем-то», сказала Кэдди. «Скажешь, нет?»
   «Да нет, слегка только» — сказал Квентин.
   «Так тебе и поверили», сказала Кэдди. «Папа все равно увидит».
   «Ну и пусть», сказал Квентин. «И когда этот дождь кончится».
   — Дилси звала меня ужинать? — говорит в дверях Квентина.
   — Да, мэм, — говорит Ластер. Джейсон посмотрел на Квентину. Опять газету читает. Квентина вошла. — Мэмми сказала, сейчас на стол подаст, — сказал Ластер. Квентина села с размаху в мамино кресло. Ластер сказал:
   — Мистер Джейсон.
   — Что тебе? — говорит Джейсон.
   — Вы мне двадцать пять центов не дадите? — говорит Ластер.
   — Зачем тебе? — говорит Джейсон.
   — На артистов сегодня, — говорит Ластер.
   — Я слышал, Дилси собиралась взять у Фрони тебе на билет, — говорит Джейсон.
   — Да она взяла, — говорит Ластер. — Только я потерял монету. Мы с Бенджи целый день проискали. Хоть у Бенджи спросите.
   — Вот у него и займи, — говорит Джейсон. — Мне деньги даром не даются. — Читает газету. Квентина смотрит в огонь. Огонь в ее глазах и на губах. Губы красные.
   — Это он сам пошел к гамаку, я не пускал, — говорит Ластер.
   — Заткнись, — говорит Квентина. Джейсон смотрит на нее.
   — Ты забыла, что я обещал сделать, если опять тебя увижу с этим типом из балагана? — говорит Джейсон. Квентина смотрит в огонь. — Может быть, ты не расслышала?
   — Расслышала, — говорит Квентина. — Что же вы не делаете?
   — Не беспокойся, — говорит Джейсон.
   — И не думаю, — говорит Квентина. Джейсон опять читает газету.
   Слышно крышу. Папа нагнулся, смотрит на Квентина.
   «Поздравляю», сказал папа. «И кто же победил?»
   — Никто, — сказал Квентин. — Нас разняли. Учителя.
   — А кто он? — сказал папа. — Если не секрет.
   — Все было по-честному, — сказал Квентин. — Он как я ростом.
   — Рад слышать, — сказал папа. — А из-за чего у вас, можно узнать?
   — Да так, — сказал Квентин. — Он сказал, что положит ей лягушку в стол, а она не высечет его, побоится.
   — Вот как, — сказал папа. — Она. И потом, значит…
   — Да, сэр, — сказал Квентин. — Потом я его двинул.
   Слышно крышу, и огонь, и за дверью сопенье.
   — А где бы он в ноябре достал лягушку? — сказал папа.
   — Не знаю, сэр, — сказал Квентин.
   Опять слышно.
   — Джейсон, — сказал папа. Нам слышно Джейсона.
   — Джейсон, — сказал папа. — Входи и не сопи там. Нам слышно крышу, и огонь, и Джейсона.
   — Перестань, — сказал папа. — Не то опять накажу.
   Поднял Джейсона, посадил в кресло рядом. Джейсон всхлипнул. Огонь слышно и крышу. Джейсон всхлипнул погромче.
   — Еще только разок посмей, — сказал папа. Слышно огонь и крышу.
   «Ну вот», сказала Дилси. «А теперь входите ужинать».
   От Верша пахло дождем. И собаками тоже. Слышно огонь и крышу.
   Слышно, как Кэдди идет быстро. Папа и мама смотрят на открытую дверь. Кэдди мимо идет быстро. Не смотрит. Быстро идет.
   — Кэндейси, — сказала мама. Кэдди перестала идти.
   — Да, мама, — сказала.
   — Не надо, Кэролайн, — сказал папа.
   — Поди-ка сюда, — сказала мама.
   — Не надо, Кэролайн, — сказал папа. — Оставь ее в покое.
   Кэдди подошла, стала в дверях, смотрит на папу и маму. Потом глаза Кэддины на меня и сразу от меня. Я заплакал. Громко заплакал и встал. Кэдди вошла, стала у стены, смотрит на меня. Я к ней, плача, она прижалась спиной к стене, я увидел ее глаза, заплакал еще громче, тяну за платье. Она упирается руками, а я тяну. Глаза ее бегут от меня.
   Верш сказал: "Тебя теперь Бенджамин звать. А зачем это, можешь ты, мне сказать? Из тебя хотят синедёсного сделать.7 Мэмми говорит, в старину дед твой одному негру тоже переменил имя, и тот проповедником сделался, а после смотрят — у него и десны синие. Хотя раньше были как у всех. А стоит только чтоб беременная какая синедёсному в глаза поглядела в полнолунье — и ее ребенок тоже будет синедёсный. И когда тут по усадьбе уже с дюжину синедёсных ребятишек бегало, как-то вечером тот проповедник не вернулся домой. Рожки да ножки от него охотники в лесу нашли. А кто его слопал, угадай. Те ребятишки синедёсные".
   Мы в коридоре. Кэдди все смотрит на меня. Руку держит у рта, а глаза мне видно, и я плачу. Идем по лестнице наверх. Опять стала к стене, смотрит, я плачу, пошла дальше, я за ней, плачу, она к стене прижалась, смотрит на меня. Открыла дверь в комнату к себе, но я тяну ее за платье, и мы идем к ванной, она у двери стала, смотрит на меня. Потом лицо рукой закрыла, а я толкаю ее плача к умывальнику.
   «Опять он у тебя плачет», говорит Джейсон. «Зачем ты к нему лезешь?»
   «Да я не лезу», говорит Ластер. «Он сегодня весь день так. Ему порку хорошую надо».
   «Его надо в Джексон отослать», говорит Квентина. «Просто невозможно жить в этом доме».
   «Вам, мадемуазель, у нас не нравится — не живите», говорит Джейсон.
   «А я и не собираюсь», говорит Квентина. «Не беспокойтесь».
   Верш сказал:
   — Посторонись, дай ноги обсушить, — Подвинул меня от огня — И не подымай тут рева. Тебе так тоже видно. Только и делов у тебя, что на огонь смотреть. Под дождем тебе-то мокнуть не приходится Ты и не знаешь, каким счастливчиком родился. — На спину лег перед огнем.
   — А знаешь, почему тебе имя сменили? — сказал Верщ. — Мэмми говорит, твоя мамаша слишком гордая, ты ей в стыд.
   — Да тише ты, дай ноги обсушить, — сказал Верш. — А то знаешь что сделаю? Успокою ремнем по заднице.
   Огонь слышно, и крышу, и Верша.
   Верш сел быстро и ноги отдернул. Папа сказал:
   — Ну, Верш, приступай.
   — Можно, я его сегодня покормлю, — сказала Кэдди. — Он у Верша плачет иногда за ужином.
   — Отнеси этот поднос мисс Кэлайн, — сказала Дилси. — И скорей назад — Бенджи кормить.
   — А хочешь, тебя Кэдди покормит? — сказала Кэдди.
   «И обязательно ему надо эту грязную старую туфлю на стол класть», говорит Квентина. «Как будто нельзя его кормить в кухне. С ним за столом сидеть — все равно что со свиньей».
   «Не нравится, как мы едим, — не садись с нами», говорит Джейсон.
   От Роскуса пар. Он сидит у плиты. Дверца духовки раскрыта, там Роскуса ноги. От моей мисочки пар. Кэдди мне ложку в рот легко так. Внутри мисочки чернеет щербинка.
   «Ну, не злись», говорит Дилси. «Он тебе не будет больше досаждать».
   Суп уже опустился за щербинку. Вот и пустая мисочка. Ушла.
   — Он голодный какой, — сказала Кэдди. Мисочка вернулась, щербинки не видно. А теперь видно. — Прямо изголодался сегодня, — сказала Кэдди. — Подумать, сколько съел.
   «Как же, не будет он», говорит Квентина. «Все вы тут подсылаете его за мной шпионить. Ненавижу все здесь. Убегу отсюда».
   — Дождь на всю ночь зарядил, — сказал Роскус.
   «Ты все убегаешь, убегаешь, однако каждый раз к обеду возвращаешься», говорит Джейсон.
   «А вот увидите», говорит Квентина.
   — Тогда мне и вовсе беда, — сказала Дилси. — Нога разнылась, просто отымается. Весь вечер я по этой лестнице вверх-вниз.
   «Что ж, этим ты меня не удивишь», говорит Джейсон. «От таких можно ожидать чего угодно».
   Квентина бросила салфетку на стол.
   «Помолчите-ка, Джейсон», говорит Дилси. Подошла, обняла Квентину за плечи. «Садись, голубка. И не стыдно ему чужой виной тебе глаза колоть».
   — Что она, опять у себя в спальне дуется? — сказал Роскус.
   — Помалкивай, — сказала Дилси.
   Квентина отпихнула Дилси. Смотрит на Джейсона. У нее губы красные. Смотрит на Джейсона, подняла свой стакан с водой, замахнула назад руку. Дилси руку поймала. Дерутся. Стакан об стол разбился, вода потекла в стол. Квентина убегает.
   — Опять мама больна, — сказала Кэдди.
   — Еще бы, — сказала Дилси. — Эта погода хоть кого в постель уложит. Когда же ты есть-то кончишь, парень?
   «У, проклятый», говорит Квентина. «Проклятый». Слышно, как она бежит по лестнице. Мы в кабинет идем.
   Кэдди дала мне подушечку, и можно смотреть на подушечку, и в зеркало, и на огонь.
   — Только чур не шуметь, Квентин готовит уроки, — сказал папа. — Ты чем там занят, Джейсон?
   — Ничем, — сказал Джейсон.
   — Выйди-ка оттуда, — сказал папа.
   Джейсон вышел из угла.
   — Что у тебя во рту? — сказал папа.
   — Ничего, — сказал Джейсон.
   — Он опять жует бумагу, — сказала Кэдди.
   — Поди сюда, Джейсон, — сказал папа.
   Джейсон бросил в огонь. Зашипела, развернулась, чернеть стала. Теперь серая. А теперь ничего не осталось. Кэдди, папа и Джейсон сидят в мамином кресле. Джейсон глаза припухлые жмурит, двигает губами, как жует. Кэддина голова на плече у папы. Волосы ее как огонь, и в глазах огня крупинки, и я пошел, папа поднял меня тоже в кресло, и Кэдди обняла. Она пахнет деревьями.
   Она пахнет деревьями. В углу темно, а окно видно. Я присел там, держу туфельку. Мне туфельку не видно, а рукам видно, и я слышу, как ночь настает, и рукам видно туфельку, а мне себя не видно, но рукам видно туфельку, и я на корточках слушаю, как настает темнота.
   «Вот ты где», говорит Ластер. «Гляди, что у меня!» Показывает мне. «Угадай, кто дал эту монету? Мис Квентина. Я знал, что все равно пойду на представление. А ты чего здесь прячешься? Я уже хотел во двор идти тебя искать. Мало сегодня навылся, так еще сюда в пустую комнату пришел бормотать и нюнить. Идем уложу спать, а то на артистов опоздаю. Сегодня у меня тут нету времени с тобой возиться. Только они в трубы затрубят, и я пошел».
   Мы не в детскую пришли.
   — Здесь мы только корью болеем, — сказала Кэдди. — А почему сегодня нельзя в детской?
   — Как будто не все вам равно, где спать, — сказала Дилси. Закрыла дверь, села меня раздевать. Джейсон заплакал. — Тихо, — сказала Дилси.
   — Я с бабушкой хочу спать, — сказал Джейсон.
   — Она больна, — сказала Кэдди. — Вот выздоровеет, тогда спи себе. Правда, Дилси?
   — Тихо! — сказала Дилси. Джейсон замолчал.
   — Тут и рубашки наши, и все, — сказала Кэдди. — Разве нас насовсем сюда?
   — Вот и надевайте их быстрей, раз они тут, — сказала Дилси. — Расстегивай Джейсону пуговки.
   Кэдди расстегивает. Джейсон заплакал.
   — Ой, выпорю, — сказала Дилси. Джейсон замолчал.
   «Квентина», сказала мама в коридоре.
   «Что?» сказала за стеной Квентина. Слышно, как мама закрыла дверь на ключ. Заглянула в нашу дверь, вошла, нагнулась над кроватью, меня в лоб поцеловала.
   «Когда уложишь Бенджамина, сходишь узнаешь у Дилси, не затруднит ли ее приготовить мне грелку», говорит мама. «Скажешь ей, что если затруднит, то я обойдусь и без грелки. Я просто хочу знать».
   «Слушаю, мэм», говорит Ластер. «Ну, давай штаны скидай».
   Вошли Квентин и Верш. Квентин лицо отворачивает.
   — Почему ты плачешь? — сказала Кэдди.
   — Тш-ш-ш! — сказала Дилси. — Раздевайтесь поживей. А ты, Верш, иди теперь домой.
   Я раздетый, посмотрел на себя и заплакал. «Тихо!» говорит Ластер. «Нету их у тебя, хоть смотри, хоть не смотри. Укатились. Перестань, а то не устроим, тебе больше именин». Надевает мне халат. Я замолчал, а Ластер вдруг стал, повернул к окну голову. Пошел к окну, выглянул. Вернулся, взял меня за руку. «Гляди, как она слазит», говорит Ластер. «Только тихо». Подошли к окну, смотрим. Из Квентинина окна вылезло, перелезло на дерево. Ветки закачались вверху, потом внизу. Сошло с дерева, уходит по траве. Ушло. «А теперь в постель», говорит Ластер. «Да поворачивайся ты! Слышишь, затрубили! Ложись, пока просят по-хорошему».
   Кроватей две. На ту лег Квентин. Лицом повернулся к стене. Дилси кладет к нему Джейсона. Кэдди сняла платье.
   — Ты погляди на панталончики свои, — сказала Дилси. — Твое счастье, что мама не видит.
   — Я уже сказал про нее, — сказал Джейсон.
   — Ты, да не скажешь, — сказала Дилси.
   — Ну и что, похвалили тебя? — сказала Кэдди. — Ябеда.
   — А что, может, высекли? — сказал Джейсон.