Страница:
По ним стреляла французская армия. Сражаться с французским флотом долг "Отчаянного" и самого Хорнблауэра, но подвергать свое драгоценное судно, своих матросов обстрелу со стороны солдат, не стоящих французскому правительству почти ни гроша - глупость, а делать это без малейшей возможности ответить - чистое безумие. Пока Янг снимал с обломков люггера пострадавших, Хорнблауэр в ярости барабанил пальцами по коечной сетке. Он взглянул на берег и увидел столб белого дыма. Это гаубица - прежде, чем ветер отнес дым, Хорнблауэр увидел, что столб его направлен вверх. Максимальная дальность достигается у гаубицы при угле подъема 50°, а в конце траектории снаряд падает под углом 60°. Эта гаубица стреляла с низкого берега или из какого-то окопа: Хорнблауэр видел в подзорную трубу, как офицер взмахами рук командует стоящему у его ног орудию.
Снова просвистел снаряд - довольно низко над головой. Даже фонтан воды он поднимал не такой, как круглое ядро. Янг подвел шлюпку к шлюпочным талям; Буш с матросами готовы были их выбирать. Хорнблауэр наблюдал, как они это делают, его злила каждая потерянная секунда. Спасенные по большей части были ранены, некоторые смертельно. Надо будет пойти посмотреть, чтоб им оказали надлежащую помощь - нанести визит вежливости - но не раньше, чем "Отчаянный" отойдет подальше от этой ненужной опасности.
- Очень хорошо, мистер Провс. Приведите судно к ветру.
Заскрипели реи. Рулевой повернул штурвал, и "Отчаянный" начал медленно набирать скорость, оставляя позади ненавистный берег. Затем один за другим раздались громкие звуки. Хотя между первым и последним прошло не более двух секунд, каждый из них был слышен отчетливо и раздельно - свист снаряда, треск ломающейся древесины, хлопок, с которым лопнул грот-стеньги-бакштаг, глухой шлепок о коечную сетку, рядом с которой стоял Хорнблауэр, удар о палубу в трех футах от его ног. Смерть, шипящая смерть катилась к нему по палубе. Корабль накренился, и смерть застучала по доскам, описывая неправильную кривую - ободок мешал снаряду катиться. Хорнблауэр увидел тоненькую струйку дыма - она шла от горящего запала длиной в восьмую часть дюйма. Времени на раздумья не оставалось. Он прыгнул к вставшему на ободок снаряду, потерев запал, потушил его, убедился, что искра погасла, и, прежде чем выпрямиться, еще раз потер, уже без всякой надобности. Рядом стоял морской пехотинец. Хорнблауэр махнул ему рукой.
- Выбросьте эту дрянь за борт, черт побери! - Он был в такой ярости, что даже выругался.
Потом он огляделся по сторонам. Все, стоявшие на палубе, замерли в неестественных позах, словно некая Медуза-Горгона обратила их в камень. Когда Хорнблауэр заговорил, они вернулись к жизни, зашевелились, расслабились - казалось, время встало для всех, кроме Хорнблауэра. Промедление еще подхлестнуло его ярость, и он обрушился на всех без разбора.
- О чем вы думаете? Рулевой, положите руль на борт! Мистер Буш! Посмотрите на крюйс-марса-рей! Сию же минуту пошлите матросов наверх! Сплеснить бакштаг! Эй, там! Вы что, еще не свернули шлюпочные тали?! Живо, разрази вас гром!
- Есть, сэр! Есть, сэр!
Машинальный хор звучал как-то странно, и посреди суматохи Хорнблауэр увидел сначала Буша в одном ракурсе, потом Провса в другом - оба глядели на него, и лица у них были странные.
- Что с вами?! - заорал он, и тут до него дошло. Его поступок представился им в чудовищно искаженном свете как нечто героическое, нечто великое. Они не понимали, что ничего другого просто не оставалось, не знали, что вид запала толкнул его к действиям помимо воли. Единственное, что делало ему честь - он увидел недогоревший запал и начал действовать быстрее других. Это не смелость и уж тем более не героизм.
Хорнблауэр посмотрел на своих подчиненных и обостренными до предела чувствами понял, что в этот миг зародилась легенда, и что случай этот обрастет самыми дикими небылицами. Это неожиданно смутило его. Он засмеялся и тут же понял, что смеется над собой, смеется бессмысленным идиотским смехом. Он еще сильнее обозлился на себя, на Чамберса с "Наяды", на весь свет. Он хотел бы оказаться подальше отсюда, на подступах к Бресту, и делать свое дело, а не участвовать в безответственной операции, ни на йоту не приближающей победу над Бонапартом.
Тут он увидел, что запал прожег на перчатке дыру. Эти перчатки подарила ему Мария тем темным утром, когда он уходил от нее, чтоб вывести "Отчаянного" в море.
19
В Ируазе, укрывшись от юго-восточного ветра, Хорнблауэр снова пополнял запасы. После починки в Плимуте он второй раз проходил через эту трудоемкую процедуру. Надо было заполнить бочки из водоналивного судна, поменять пустые бочки из-под солонины на полные и выманить все мелочи, какие удастся, со странствующего корабля-склада, взятого на службу Корнваллисом. "Отчаянный" провел в море уже шесть месяцев, и теперь готов был провести там еще три.
Хорнблауэр с некоторым облегчением наблюдал, как плавучий склад отошел прочь: шести месяцев в море едва хватило на то, чтоб очистить корабль от всех мерзостей, которых он набрался в Плимуте - заразных болезней, клопов, вшей и блох. Хуже всего были клопы - их гоняли из одного укрытия в другое, выкуривали тлеющей паклей, раз за разом замазывали краской. Стоило Хорнблауэру счесть, что с этой заразой покончено, как какой-нибудь несчастный матрос подходил к дивизионному офицеру и, козырнув, докладывал: "Простите, сэр, мне кажется, у меня опять в койке клопы".
Пришло семь писем от Марии - сначала Хорнблауэр вскрыл последнее и убедился, что с ней и с маленьким Горацио все в порядке - и уже дочитывал остальные шесть, когда в дверь постучался Буш. Сидя за столом, Хорнблауэр слушал, что докладывает Буш - все это были пустяки, и Хорнблауэр никак не мог взять в толк, зачем Буш беспокоит ими капитана. Тут Буш вытащил из бокового кармана журнал, и Хорнблауэр обреченно вздохнул, поняв истинную причину визита. Это был последний номер "Военно-Морской Хроники", поступивший на борт вместе с почтой - кают-компания подписывалась на него вскладчину. Буш пролистал журнал, раскрыл его перед Хорнблауэром и ткнул в нужное место заскорузлым пальцем. Хорнблауэру понадобилось всего две минуты, чтобы прочитать: это был отчет Чамберса Корнваллису о безобразной стычке у Абер Урека. Очевидно, его напечатали в "Вестнике", чтоб ознакомить читающую публику с обстоятельствами гибели "Кузнечика". Палец Буша указывал на последние четыре строчки. "Капитан Хорнбла-уэр сообщил мне, что на "Отчаянном" жертв не было, хотя в шлюп и попал пятидюймовый снаряд, причинивший значительный ущерб рангоуту и такелажу, но по счастью не взорвавшийся".
- Ну, мистер Буш? - Хорнблауэр надеялся, что его ледяной тон остановит Буша.
- Это неправда, сэр.
Есть серьезные недостатки в том, что служишь так близко от дома. Это значит, что через какие-то два-три месяца флот прочитает отчеты в "Вестнике" или в газетах, а люди на удивление чувствительны ко всему, что о них пишется. Это может пагубно сказаться на дисциплине, и Хорнблауэр хотел в зародыше пресечь такую возможность.
- Будьте добры объясниться, мистер Буш. Буш был непробиваем. Он упрямо повторил: - Это неправда, сэр.
- Что неправда? Вы хотите сказать, это не был пятидюймовый снаряд?
- Нет, сэр. Это...
- Вы хотите сказать, он не причинил значительного ущерба рангоуту и такелажу?
- Конечно, причинил, сэр, но...
- Может быть вы хотите сказать, что на самом деле снаряд взорвался?
- О нет, сэр. Я...
- Тогда я решительно не понимаю, чем вы недовольны, мистер Буш.
Крайне неприятно было мучить мистера Буша резкостью и сарказмом, но сделать это было необходимо. Однако Буш не сдавался.
- Это неправда, сэр. Это нечестно. Это нечестно по отношению к вам, сэр, и по отношению к кораблю,
- Чепуха, мистер Буш. Кто мы, по вашему мнению? Актрисы? Политики? Мы королевские офицеры, мистер Буш, мы должны исполнять свой долг, не думая ни о чем другом. Прошу вас, мистер Буш, впредь никогда так со мной не говорить.
Буш смотрел на него ошалело, но с тем же упорством.
- Это нечестно, сэр.
- Вы слышали мой приказ, мистер Буш? Я не желаю больше об этом слышать. Попрошу вас немедленно покинуть мою каюту.
Ужасно было видеть, как Буш поплелся прочь, обиженный и подавленный. Вся беда в том, что у Буша нет воображения: он не может увидеть дело с другой стороны. Хорнблауэр мог - он мог вообразить слова, которые написал бы, если б решил сделать, как хотел Буш. "Снаряд упал на палубу и я своими собственными руками загасил запал в тот самый момент, когда снаряд должен был взорваться". Не мог он написать такой фразы. Не мог он таким образом добиваться чьего-то расположения. А главное, он сам презирал бы тех, кто потерпит человека, способного написать такую фразу. Если по случайности его дела не говорят сами за себя, он о них говорить не будет. Самовосхваление претило ему, и он сказал себе, что дело не во вкусе, что решение было взвешенное и направлено на благо службы, и что в этом смысле он проявил не больше воображения, чем Буш.
И тут же поймал себя на лжи. Все это самообман, отказ смотреть правде в лицо. Он льстил себе, утверждая, будто у него не больше воображения, чем у Буша - воображения, возможно, больше, а вот мужества - гораздо меньше. Буш не подозревал о тошнотворном страхе, накатившем на Хорнблауэра в ту секунду, когда упал снаряд. Буш не знал, что его обожаемый капитан тогда представил себе, как разлетается в кровавые клочья, что сердце его почти перестало биться - сердце труса. Откуда Бушу знать, что такое страх, и он не поверит, что его капитану знакомо это чувство. А значит, Буш никогда не поймет, почему Хорнблауэр обошел в отчете инцидент со снарядом и почему так разозлился, стоило о нем заговорить. Но Хорнблауэр знал, и догадался бы раньше, если б заставил себя взглянуть правде в глаза.
На шканцах послышались громкие приказы, зашлепали по доскам босые ноги, зашуршали по древесине веревки - "Отчаянный" изменил курс. Хорнблауэр встал, желая узнать, что там такое происходит без его ведома. В дверях каюты он столкнулся с Янгом.
- Флагман сигналит, сэр. "Отчаянному" явиться к главнокомандующему.
- Спасибо.
На шканцах Буш отдал честь.
- Я повернул судно, как только мы прочитали приказ, сэр, - объяснил он.
- Очень хорошо, мистер Буш.
Если главнокомандующий требует к себе корабль, действовать надо немедленно, не дожидаясь даже, пока позовут капитана.
- Я подтвердил сигнал, сэр.
- Очень хорошо, мистер Буш.
"Отчаянный" повернулся к Бресту кормой, и, с ветром на раковине, бежал по морю, прочь от Франции. Видимо, у главнокомандующего были веские причины отозвать самого дальнего своего часового. Он позвал судно, а не только капитана. Это предвещало нечто серьезное.
Буш построил команду по стойке "смирно", чтоб отдать честь флагману Паркера, флагману Прибрежной эскадры.
- Надеюсь, у него есть судно не хуже нашего, чтоб нас заменить, сэр, сказал Буш. Видимо, он, подобно своему капитану, предчувствовал, что они надолго покидают Ируазу.
- Без сомненья, - ответил Хорнблауэр. Его порадовало, что Буш не держит зла за недавнюю выволочку. Конечно, бодрила уже сама смена обстановки, но Хорнблауэр во внезапном озарении понял, что Буш, всю жизнь сносивший причуды ветра и погоды, сумел философски отнестись и к непредсказуемым причудам своего капитана.
Они были в открытом море, в безбрежной Атлантике. На горизонте в строгом порядке выстроились марсели - это Ла-Маншский флот, чьи люди и пушки не дают Бонапарту поднять трехцветный флаг над Виндзорским замком.
- Главнокомандующий сигналит, сэр. Наши позывные. "Подойдите на расстояние окрика".
- Подтвердите. Мистер Провс, возьмите азимут, пожалуйста.
Приятная маленькая задачка: "Ирландия" идет в бейдевинд под малыми парусами, а "Отчаянный" - под всеми парусами в бакштаг - надо выбрать курс, чтоб потратить как можно меньше времени. С Провсом Хорнблауэр посоветовался исключительно, чтоб сделать ему приятное - он твердо намеревался выполнить маневр, полагаясь только на свой глазомер. По его приказу рулевые повернули штурвал, и "Отчаянный" начал сходиться с "Ирландией".
- Мистер Буш, приготовьтесь привести судно к ветру.
- Есть, сэр.
Большой фрегат шел в кильватере "Ирландии". Хорнблауэр смотрел на него не отрываясь. Это был "Неустанный", некогда знаменитый фрегат Пелью корабль, на котором Хорнблауэр пережил мичманом несколько увлекательных лет. Он и не подозревал, что "Неустанный" присоединился к Ла-Маншскому флоту. Три фрегата, следовавшие за "Неустанным", он узнал сразу: "Медуза", "Быстроходный", "Амфион" - все три ветераны Ла-Маншского флота. По фалам "Ирландии" побежали флажки.
- "Всем капитанам", сэр!
- Спустите шлюпку, мистер Буш.
Еще один пример, какой хороший слуга Доути - он появился на шканцах с плащом и шпагой через несколько минут после сигнала. Крайне желательно было спустить шлюпку не позже, а лучше даже быстрее, чем это сделают на фрегатах, хотя в результате Хорнблауэру дольше придется выносить качку в шлюпке, пока старшие капитаны поднимутся на борт "Ирландии". Однако мысль о явно намечающейся новой и спешной операции помогла Хорнблауэру выдержать испытание.
В каюте "Ирландии" представлять пришлось только двоих: Хорнблауэра капитану Грэму Муру с "Неустанного". Мур оказался необычайно красивым рослым шотландцем - Хорнблауэр слышал когда-то, что он брат сэра Джона Мура, одного из самых многообещающих армейских генералов. Остальных Хорнблауэр знал: Гор с "Медузы", Хэммонд с "Быстроходного", Саттон с "Амфиона". Корнваллис сидел спиной к большому кормовому окну, Коллинз слева от него, а пять капитанов - напротив.
- Не станем терять время, джентльмены, - сказал Корнваллис. - Капитан Мур привез мне депеши из Лондона, и мы должны действовать немедленно.
Как бы противореча собственным словам, он секунду или две переводил добрые голубые глаза с одного капитана на другого и лишь потом перешел к объяснениям.
- Наш посол в Мадриде... - начал он. Все зашевелились - с самого начала войны флот ждал, что Испания вновь станет союзницей Франции. Корнваллис говорил быстро, но не пропуская ничего существенного. Британским агентам в Мадриде стало известно содержание секретных пунктов в соглашении о перемирии, заключенном Францией и Испанией в Сан-Ильдефонсо. Открытие это подтвердило давнишние опасения. В соответствии с этими пунктами Испания должна объявить войну Англии по первому требованию со стороны Франции, а до тех пор - ежемесячно выплачивать французской казне по миллиону франков.
- Миллион франков в месяц золотом и серебром, Джентльмены, - сказал Корнваллис. Бонапарту постоянно не хватало денег на военные расходы; Испания могла их ему предоставить за счет рудников в Мексике и Перу. Каждый месяц наполненные слитками фургоны шли во Францию через Пиренейские перевалы. Каждый год испанская эскадра везла сокровища из Америки в Кадис.
- Следующая flota ожидается этой осенью, джентльмены, - сказал Корнваллис. - Обычно она перевозит четыре миллиона долларов короне и почти столько же частным лицам.
Восемь миллионов долларов. Серебряный испанский доллар стоил в наводненной бумажными деньгами Англии целых семь шиллингов. Почти три миллиона фунтов.
- То, что не пойдет Бонапарту, - продолжал Корнваллис, - будет направлено главным образом на переоснащение испанского флота, который может быть использован против Англии, как только Бонапарт этого захочет. Так что, как вы понимаете, желательно, чтобы flota не дошла в этом году до Кадиса.
- Так это война, сэр? - спросил Мур, но Корнваллис покачал головой.
- Нет. Я отправляю эскадру перехватить флотилию. Я думаю, вы уже догадались, что я посылаю ваши корабли, джентльмены. Но это не война. Капитан Мур, как старший офицер, должен будет обратиться к испанцам с просьбой изменить курс и войти в английский порт. Здесь сокровища отправят на берег, а корабли отпустят. Сокровище захвачено не будет. Оно останется у правительства Его Величества в качестве залога и будет возвращено Его Католическому Величеству по заключении общего мира.
- Что там за корабли?
- Фрегаты. Военный корабли. Три фрегата, иногда четыре.
- Ими командуют испанские флотские офицеры?
- Да.
- Они никогда не согласятся, сэр. Они не нарушат приказа только из-за того, что мы им так скажем.
Корнваллис возвел глаза к палубному бимсу, потом снова опустил.
- Вы получите письменный приказ принудить их.
- Значит, мы должны с ними драться, сэр?
- Если они будут так глупы, что окажут сопротивление.
- Тогда это будет война, сэр.
- Да. Правительство Его Величества считает, что Испания без восьми миллионов долларов менее опасна в качестве явного врага, чем с этими деньгами в качестве врага тайного. Теперь ситуация вполне ясна вам, джентльмены?
Все стало очевидно. Понять это можно было даже быстрее, чем произвести простые арифметические выкладки. Призовые деньги: четвертая часть восьми миллионов фунтов пойдет капитанам - что-то около восьмиста тысяч каждому. Огромное состояние - на эти деньги капитан сможет купить поместье, и у него останется еще достаточно, чтоб вложить в государственные ценные бумаги и получать приличный доход. Хорнблауэр видел, что остальные четыре капитана заняты такими же расчетами.
- Я вижу, вы все поняли, джентльмены. Капитан Мур отдаст вам приказы как действовать в случае, если вы разделитесь, и разработает свои планы, как перехватить флотилию. Капитан Хорнблауэр. - Все взгляды обратились на него, - немедленно отправится в Кадис и получит последнюю информацию от консула Его Британского Величества, а затем присоединится к вам на позиции, выбранной капитаном Муром. Капитан Хорнблауэр, не будете ли вы так любезны остаться, после того, как эти джентльмены нас покинут.
Это было очень вежливое предложение остальным четырем капитанам покинуть корабль, оставив Хорнблауэра наедине с Корнваллисом. Голубые глаза адмирала, насколько знал Хорнблауэр, всегда были добрыми, но обычно выражение их было подчеркнуто бесстрастным. В виде исключения, сейчас они весело прищурились.
- Вы в жизни не получили ни пенса призовых денег, так ведь, Хорнблауэр? - спросил Корнваллис.
- Да, сэр.
- Похоже, на этот раз вы несколько пенсов получите.
- Вы думаете, доны будут драться, сэр?
- А вы думаете нет?
- Думаю, да, сэр.
- Только дурак думал бы иначе, а вы не дурак, Хорнблауэр.
Подхалим ответил бы на это "Спасибо, сэр", но Хорнблауэр не собирался заискивать перед Корнваллисом.
- Сможем ли мы воевать и с Францией, и с Испанией, сэр?
- Я думаю, сможем. Война интересует вас больше, чем призовые деньги, Хорнблауэр?
- Конечно, сэр.
Коллинз вернулся в каюту и прислушивался к разговору.
- На войне вы уже неплохо себя показали, - сказал Корнваллис. - Вы на пути к тому, чтобы сделать себе имя.
- Спасибо, сэр. - В этот раз можно было ответить так, ибо имя не значит ничего.
- Насколько мне известно, у вас нет покровителей при дворе? Друзей в Кабинете? Или в Адмиралтействе?
- Нет, сэр.
- Путь от капитана-лейтенанта к капитану долог, Хорнблауэр.
- Да, сэр.
- И у вас на "Отчаянном" нет молодых джентльменов?
- Нет, сэр.
Почти каждый капитан брал на борт мальчиков из хороших семей. Их зачисляли вольноопределяющимися или слугами, и они готовились стать морскими офицерами. Большинство семей должно было куда-то пристраивать младших сыновей, и этот способ был не хуже других. Принять к себе такого мальчика было во многих отношениях выгодно капитану, который, оказывая услугу знатной семье, естественно, рассчитывал на благодарность. Иные капитаны даже извлекали из этого материальную выгоду, присваивая себе мизерную плату волонтера и выдавая ему взамен лишь немного денег на карманные расходы.
- А почему? - спросил Корнваллис.
- Когда мы набирали команду, мне прислали четырех вольноопределяющихся из Военно-Морской Академии, сэр. А с тех пор у меня не было времени.
По этой самой причине капитаны и не любили молодых джентльменов из Военно-морской Академии - "Королевских учеников" - они уменьшали число волонтеров, от которых капитан мог получить какие-то выгоды.
- Вам не везет, - сказал Корнваллис.
- Да, сэр.
- Простите, сэр, - вмешался Коллинз. - Вот приказы, капитан, касательно того, как вам вести себя в Кадисе. Вы, конечно, получите дополнительные приказы от капитана Мура.
- Спасибо, сэр.
У Корнваллиса еще оставалось время посудачить.
- И все-таки в тот день, когда погиб "Кузнечик", вам повезло, что снаряд не взорвался, так ведь, Хорнблауэр?
- Да, сэр.
- Просто невозможно поверить, - присоединился к разговору Коллинз, каким рассадником слухов может быть иногда флот. Про этот снаряд рассказывают самые фантастические истории.
Он пристально посмотрел на Хорнблауэра. Тот взглянул ему прямо в глаза.
- Я тут не при чем, сэр, - сказал он.
- Конечно, конечно, - примиряюще вмешался Корнваллис. - Ну, пусть удача всегда сопутствует вам, Хорнблауэр.
20
Хорнблауэр вернулся на "Отчаянный" в превосходном настроении. Его неминуемо ожидали сто пятьдесят тысяч фунтов. Это должно удовлетворить миссис Мейсон. Хорнблауэр не стал задерживаться на мысли о Марии в роли деревенской помещицы. Вместо этого он стал думать о том, что ему предстоит: о заходе в Кадис, о дипломатических контактах, о том, как будут они искать испанскую эскадру на просторах Атлантики. А если этого недостаточно для приятных мыслей, он мог вспомнить недавний разговор с Корнваллисом. Главнокомандующий у родных берегов не имеет права назначать капитанов, но рекомендация его будет иметь вес. Возможно...
Буш отдал честь, приветствуя капитана на борту. Он не улыбался, напротив, лицо у него было озабоченное.
- Что случилось, мистер Буш? - спросил Хорнблауэр.
- Это огорчит вас, сэр.
Неужели все его мечты напрасны? Неужели "Отчаянный" получил пробоину, которую невозможно заделать?
- Что случилось? - Хорнблауэр еле сдержался, чтоб не прибавить "черт возьми".
- Ваш слуга под арестом за бунт, сэр.
Хорнблауэр без единого слова вытаращился на Буша, тот продолжал: - Он ударил старшего по званию.
Хорнблауэр не выдал ни изумления, ни огорчения. Лицо его было каменным.
- Коммодор сигналит, сэр, - это вмешался Форман. - Наши позывные. "Пришлите шлюпку".
- Подтвердите. Мистер Оррок! Немедленно спускайте шлюпку.
Мур на "Неустанном" уже поднял брейд-вымпел, отличавший командира эскадры. Фрегаты лежали в дрейфе, близко один от другого. Достаточно капитанов, чтоб составить трибунал и повесить Доути сегодня же вечером.
- Ну, мистер Буш, расскажите мне, что вы об этом знаете.
Правая сторона шканцев мгновенно опустела, стоило Хорнблауэру и Бушу к ней приблизиться. Здесь было так же возможно поговорить наедине, как где бы то ни было на маленьком суденышке.
- Насколько я знаю, сэр, - сказал Буш. - Это было так.
Принимать запасы в море приходилось авралом, то есть всей командой. Даже когда все было загружено, аврал продолжался, так как оставалось еще перераспределить припасы по судну. Доути, работавший на шкафуте, возразил боцманмату Мэйну. Мэйн размахнулся линьком - куском веревки с узлами (линьками пользовались унтер-офицеры, чтоб подгонять матросов - на взгляд Хорнблауэра, слишком часто). И тогда Доути его ударил. Это видели двадцать человек, а если б и этого было мало, существовало и другое свидетельство: губа у Мэйна была разбита, из нее лилась кровь.
- Мэйн всегда был несдержан, сэр, - сказал Буш. - Но это...
- Да, - ответил Хорнблауэр.
Он наизусть знал двадцать вторую статью Кодекса Законов Военного Времени. Первая часть касалась нанесения удара старшему по званию, вторая споров и неподчинения. И первая часть кончалась словами "подлежит смертной казни" без смягчающего "или меньшему наказанию". Пролилась кровь и тому есть свидетели. Даже в таком случае, некоторые унтер-офицеры, распоряжающиеся тяжелыми работами по судну, могли бы разобраться по-домашнему, но только не Мэйн.
- Где теперь Доути? - спросил Хорнблауэр.
- В кандалах, сэр. - Другого ответа быть не могло.
- Приказы от коммодора, сэр! - Оррок бежал к ним по палубе, размахивая запечатанным письмом. Хорнблауэр взял пакет.
Доути может подождать; приказы не могут. Хорнблауэр подумал было спуститься в каюту и прочесть их в спокойной обстановке, но для капитана корабля покой - недостижимая роскошь. Как только он сломал печать, Буш и Оррок отошли в сторону, оставляя его наедине с приказами, насколько возможно это было на палубе, где все, кому нечего было делать, таращились на Хорнблауэра.
Первое предложение было достаточно ясным и определенным.
Сэр,
Сим предписывается Вам незамедлительно проследовать на находящемся под Вашим командованием шлюпе Его Величества "Отчаянный" в Кадис.
Второй абзац предписывал Хорнблауэру выполнить в Кадисе приказы, полученные от главнокомандующего. Третий и последний указывал место встречи, широту, долготу, азимут и расстояние от мыса Сан-Висенти и требовал "отбыть со всей возможной поспешностью сразу по выполнении своих приказов в Кадисе".
Хорнблауэр перечел, без необходимости, первый абзац. Там было слово "незамедлительно".
- Мистер Буш. Поставьте все обычные паруса. Мистер Провс! Курс, чтоб обогнуть финистерре, побыстрее, пожалуйста. Мистер Форман, сигнальте коммодору: "Отчаянный" - "Неустанному". "Прошу разрешения отбыть".
Хорнблауэр успел всего один раз пройтись взад и вперед по шканцам, и вот: - "Коммодор" - "Отчаянному". "Утвердительный".
Снова просвистел снаряд - довольно низко над головой. Даже фонтан воды он поднимал не такой, как круглое ядро. Янг подвел шлюпку к шлюпочным талям; Буш с матросами готовы были их выбирать. Хорнблауэр наблюдал, как они это делают, его злила каждая потерянная секунда. Спасенные по большей части были ранены, некоторые смертельно. Надо будет пойти посмотреть, чтоб им оказали надлежащую помощь - нанести визит вежливости - но не раньше, чем "Отчаянный" отойдет подальше от этой ненужной опасности.
- Очень хорошо, мистер Провс. Приведите судно к ветру.
Заскрипели реи. Рулевой повернул штурвал, и "Отчаянный" начал медленно набирать скорость, оставляя позади ненавистный берег. Затем один за другим раздались громкие звуки. Хотя между первым и последним прошло не более двух секунд, каждый из них был слышен отчетливо и раздельно - свист снаряда, треск ломающейся древесины, хлопок, с которым лопнул грот-стеньги-бакштаг, глухой шлепок о коечную сетку, рядом с которой стоял Хорнблауэр, удар о палубу в трех футах от его ног. Смерть, шипящая смерть катилась к нему по палубе. Корабль накренился, и смерть застучала по доскам, описывая неправильную кривую - ободок мешал снаряду катиться. Хорнблауэр увидел тоненькую струйку дыма - она шла от горящего запала длиной в восьмую часть дюйма. Времени на раздумья не оставалось. Он прыгнул к вставшему на ободок снаряду, потерев запал, потушил его, убедился, что искра погасла, и, прежде чем выпрямиться, еще раз потер, уже без всякой надобности. Рядом стоял морской пехотинец. Хорнблауэр махнул ему рукой.
- Выбросьте эту дрянь за борт, черт побери! - Он был в такой ярости, что даже выругался.
Потом он огляделся по сторонам. Все, стоявшие на палубе, замерли в неестественных позах, словно некая Медуза-Горгона обратила их в камень. Когда Хорнблауэр заговорил, они вернулись к жизни, зашевелились, расслабились - казалось, время встало для всех, кроме Хорнблауэра. Промедление еще подхлестнуло его ярость, и он обрушился на всех без разбора.
- О чем вы думаете? Рулевой, положите руль на борт! Мистер Буш! Посмотрите на крюйс-марса-рей! Сию же минуту пошлите матросов наверх! Сплеснить бакштаг! Эй, там! Вы что, еще не свернули шлюпочные тали?! Живо, разрази вас гром!
- Есть, сэр! Есть, сэр!
Машинальный хор звучал как-то странно, и посреди суматохи Хорнблауэр увидел сначала Буша в одном ракурсе, потом Провса в другом - оба глядели на него, и лица у них были странные.
- Что с вами?! - заорал он, и тут до него дошло. Его поступок представился им в чудовищно искаженном свете как нечто героическое, нечто великое. Они не понимали, что ничего другого просто не оставалось, не знали, что вид запала толкнул его к действиям помимо воли. Единственное, что делало ему честь - он увидел недогоревший запал и начал действовать быстрее других. Это не смелость и уж тем более не героизм.
Хорнблауэр посмотрел на своих подчиненных и обостренными до предела чувствами понял, что в этот миг зародилась легенда, и что случай этот обрастет самыми дикими небылицами. Это неожиданно смутило его. Он засмеялся и тут же понял, что смеется над собой, смеется бессмысленным идиотским смехом. Он еще сильнее обозлился на себя, на Чамберса с "Наяды", на весь свет. Он хотел бы оказаться подальше отсюда, на подступах к Бресту, и делать свое дело, а не участвовать в безответственной операции, ни на йоту не приближающей победу над Бонапартом.
Тут он увидел, что запал прожег на перчатке дыру. Эти перчатки подарила ему Мария тем темным утром, когда он уходил от нее, чтоб вывести "Отчаянного" в море.
19
В Ируазе, укрывшись от юго-восточного ветра, Хорнблауэр снова пополнял запасы. После починки в Плимуте он второй раз проходил через эту трудоемкую процедуру. Надо было заполнить бочки из водоналивного судна, поменять пустые бочки из-под солонины на полные и выманить все мелочи, какие удастся, со странствующего корабля-склада, взятого на службу Корнваллисом. "Отчаянный" провел в море уже шесть месяцев, и теперь готов был провести там еще три.
Хорнблауэр с некоторым облегчением наблюдал, как плавучий склад отошел прочь: шести месяцев в море едва хватило на то, чтоб очистить корабль от всех мерзостей, которых он набрался в Плимуте - заразных болезней, клопов, вшей и блох. Хуже всего были клопы - их гоняли из одного укрытия в другое, выкуривали тлеющей паклей, раз за разом замазывали краской. Стоило Хорнблауэру счесть, что с этой заразой покончено, как какой-нибудь несчастный матрос подходил к дивизионному офицеру и, козырнув, докладывал: "Простите, сэр, мне кажется, у меня опять в койке клопы".
Пришло семь писем от Марии - сначала Хорнблауэр вскрыл последнее и убедился, что с ней и с маленьким Горацио все в порядке - и уже дочитывал остальные шесть, когда в дверь постучался Буш. Сидя за столом, Хорнблауэр слушал, что докладывает Буш - все это были пустяки, и Хорнблауэр никак не мог взять в толк, зачем Буш беспокоит ими капитана. Тут Буш вытащил из бокового кармана журнал, и Хорнблауэр обреченно вздохнул, поняв истинную причину визита. Это был последний номер "Военно-Морской Хроники", поступивший на борт вместе с почтой - кают-компания подписывалась на него вскладчину. Буш пролистал журнал, раскрыл его перед Хорнблауэром и ткнул в нужное место заскорузлым пальцем. Хорнблауэру понадобилось всего две минуты, чтобы прочитать: это был отчет Чамберса Корнваллису о безобразной стычке у Абер Урека. Очевидно, его напечатали в "Вестнике", чтоб ознакомить читающую публику с обстоятельствами гибели "Кузнечика". Палец Буша указывал на последние четыре строчки. "Капитан Хорнбла-уэр сообщил мне, что на "Отчаянном" жертв не было, хотя в шлюп и попал пятидюймовый снаряд, причинивший значительный ущерб рангоуту и такелажу, но по счастью не взорвавшийся".
- Ну, мистер Буш? - Хорнблауэр надеялся, что его ледяной тон остановит Буша.
- Это неправда, сэр.
Есть серьезные недостатки в том, что служишь так близко от дома. Это значит, что через какие-то два-три месяца флот прочитает отчеты в "Вестнике" или в газетах, а люди на удивление чувствительны ко всему, что о них пишется. Это может пагубно сказаться на дисциплине, и Хорнблауэр хотел в зародыше пресечь такую возможность.
- Будьте добры объясниться, мистер Буш. Буш был непробиваем. Он упрямо повторил: - Это неправда, сэр.
- Что неправда? Вы хотите сказать, это не был пятидюймовый снаряд?
- Нет, сэр. Это...
- Вы хотите сказать, он не причинил значительного ущерба рангоуту и такелажу?
- Конечно, причинил, сэр, но...
- Может быть вы хотите сказать, что на самом деле снаряд взорвался?
- О нет, сэр. Я...
- Тогда я решительно не понимаю, чем вы недовольны, мистер Буш.
Крайне неприятно было мучить мистера Буша резкостью и сарказмом, но сделать это было необходимо. Однако Буш не сдавался.
- Это неправда, сэр. Это нечестно. Это нечестно по отношению к вам, сэр, и по отношению к кораблю,
- Чепуха, мистер Буш. Кто мы, по вашему мнению? Актрисы? Политики? Мы королевские офицеры, мистер Буш, мы должны исполнять свой долг, не думая ни о чем другом. Прошу вас, мистер Буш, впредь никогда так со мной не говорить.
Буш смотрел на него ошалело, но с тем же упорством.
- Это нечестно, сэр.
- Вы слышали мой приказ, мистер Буш? Я не желаю больше об этом слышать. Попрошу вас немедленно покинуть мою каюту.
Ужасно было видеть, как Буш поплелся прочь, обиженный и подавленный. Вся беда в том, что у Буша нет воображения: он не может увидеть дело с другой стороны. Хорнблауэр мог - он мог вообразить слова, которые написал бы, если б решил сделать, как хотел Буш. "Снаряд упал на палубу и я своими собственными руками загасил запал в тот самый момент, когда снаряд должен был взорваться". Не мог он написать такой фразы. Не мог он таким образом добиваться чьего-то расположения. А главное, он сам презирал бы тех, кто потерпит человека, способного написать такую фразу. Если по случайности его дела не говорят сами за себя, он о них говорить не будет. Самовосхваление претило ему, и он сказал себе, что дело не во вкусе, что решение было взвешенное и направлено на благо службы, и что в этом смысле он проявил не больше воображения, чем Буш.
И тут же поймал себя на лжи. Все это самообман, отказ смотреть правде в лицо. Он льстил себе, утверждая, будто у него не больше воображения, чем у Буша - воображения, возможно, больше, а вот мужества - гораздо меньше. Буш не подозревал о тошнотворном страхе, накатившем на Хорнблауэра в ту секунду, когда упал снаряд. Буш не знал, что его обожаемый капитан тогда представил себе, как разлетается в кровавые клочья, что сердце его почти перестало биться - сердце труса. Откуда Бушу знать, что такое страх, и он не поверит, что его капитану знакомо это чувство. А значит, Буш никогда не поймет, почему Хорнблауэр обошел в отчете инцидент со снарядом и почему так разозлился, стоило о нем заговорить. Но Хорнблауэр знал, и догадался бы раньше, если б заставил себя взглянуть правде в глаза.
На шканцах послышались громкие приказы, зашлепали по доскам босые ноги, зашуршали по древесине веревки - "Отчаянный" изменил курс. Хорнблауэр встал, желая узнать, что там такое происходит без его ведома. В дверях каюты он столкнулся с Янгом.
- Флагман сигналит, сэр. "Отчаянному" явиться к главнокомандующему.
- Спасибо.
На шканцах Буш отдал честь.
- Я повернул судно, как только мы прочитали приказ, сэр, - объяснил он.
- Очень хорошо, мистер Буш.
Если главнокомандующий требует к себе корабль, действовать надо немедленно, не дожидаясь даже, пока позовут капитана.
- Я подтвердил сигнал, сэр.
- Очень хорошо, мистер Буш.
"Отчаянный" повернулся к Бресту кормой, и, с ветром на раковине, бежал по морю, прочь от Франции. Видимо, у главнокомандующего были веские причины отозвать самого дальнего своего часового. Он позвал судно, а не только капитана. Это предвещало нечто серьезное.
Буш построил команду по стойке "смирно", чтоб отдать честь флагману Паркера, флагману Прибрежной эскадры.
- Надеюсь, у него есть судно не хуже нашего, чтоб нас заменить, сэр, сказал Буш. Видимо, он, подобно своему капитану, предчувствовал, что они надолго покидают Ируазу.
- Без сомненья, - ответил Хорнблауэр. Его порадовало, что Буш не держит зла за недавнюю выволочку. Конечно, бодрила уже сама смена обстановки, но Хорнблауэр во внезапном озарении понял, что Буш, всю жизнь сносивший причуды ветра и погоды, сумел философски отнестись и к непредсказуемым причудам своего капитана.
Они были в открытом море, в безбрежной Атлантике. На горизонте в строгом порядке выстроились марсели - это Ла-Маншский флот, чьи люди и пушки не дают Бонапарту поднять трехцветный флаг над Виндзорским замком.
- Главнокомандующий сигналит, сэр. Наши позывные. "Подойдите на расстояние окрика".
- Подтвердите. Мистер Провс, возьмите азимут, пожалуйста.
Приятная маленькая задачка: "Ирландия" идет в бейдевинд под малыми парусами, а "Отчаянный" - под всеми парусами в бакштаг - надо выбрать курс, чтоб потратить как можно меньше времени. С Провсом Хорнблауэр посоветовался исключительно, чтоб сделать ему приятное - он твердо намеревался выполнить маневр, полагаясь только на свой глазомер. По его приказу рулевые повернули штурвал, и "Отчаянный" начал сходиться с "Ирландией".
- Мистер Буш, приготовьтесь привести судно к ветру.
- Есть, сэр.
Большой фрегат шел в кильватере "Ирландии". Хорнблауэр смотрел на него не отрываясь. Это был "Неустанный", некогда знаменитый фрегат Пелью корабль, на котором Хорнблауэр пережил мичманом несколько увлекательных лет. Он и не подозревал, что "Неустанный" присоединился к Ла-Маншскому флоту. Три фрегата, следовавшие за "Неустанным", он узнал сразу: "Медуза", "Быстроходный", "Амфион" - все три ветераны Ла-Маншского флота. По фалам "Ирландии" побежали флажки.
- "Всем капитанам", сэр!
- Спустите шлюпку, мистер Буш.
Еще один пример, какой хороший слуга Доути - он появился на шканцах с плащом и шпагой через несколько минут после сигнала. Крайне желательно было спустить шлюпку не позже, а лучше даже быстрее, чем это сделают на фрегатах, хотя в результате Хорнблауэру дольше придется выносить качку в шлюпке, пока старшие капитаны поднимутся на борт "Ирландии". Однако мысль о явно намечающейся новой и спешной операции помогла Хорнблауэру выдержать испытание.
В каюте "Ирландии" представлять пришлось только двоих: Хорнблауэра капитану Грэму Муру с "Неустанного". Мур оказался необычайно красивым рослым шотландцем - Хорнблауэр слышал когда-то, что он брат сэра Джона Мура, одного из самых многообещающих армейских генералов. Остальных Хорнблауэр знал: Гор с "Медузы", Хэммонд с "Быстроходного", Саттон с "Амфиона". Корнваллис сидел спиной к большому кормовому окну, Коллинз слева от него, а пять капитанов - напротив.
- Не станем терять время, джентльмены, - сказал Корнваллис. - Капитан Мур привез мне депеши из Лондона, и мы должны действовать немедленно.
Как бы противореча собственным словам, он секунду или две переводил добрые голубые глаза с одного капитана на другого и лишь потом перешел к объяснениям.
- Наш посол в Мадриде... - начал он. Все зашевелились - с самого начала войны флот ждал, что Испания вновь станет союзницей Франции. Корнваллис говорил быстро, но не пропуская ничего существенного. Британским агентам в Мадриде стало известно содержание секретных пунктов в соглашении о перемирии, заключенном Францией и Испанией в Сан-Ильдефонсо. Открытие это подтвердило давнишние опасения. В соответствии с этими пунктами Испания должна объявить войну Англии по первому требованию со стороны Франции, а до тех пор - ежемесячно выплачивать французской казне по миллиону франков.
- Миллион франков в месяц золотом и серебром, Джентльмены, - сказал Корнваллис. Бонапарту постоянно не хватало денег на военные расходы; Испания могла их ему предоставить за счет рудников в Мексике и Перу. Каждый месяц наполненные слитками фургоны шли во Францию через Пиренейские перевалы. Каждый год испанская эскадра везла сокровища из Америки в Кадис.
- Следующая flota ожидается этой осенью, джентльмены, - сказал Корнваллис. - Обычно она перевозит четыре миллиона долларов короне и почти столько же частным лицам.
Восемь миллионов долларов. Серебряный испанский доллар стоил в наводненной бумажными деньгами Англии целых семь шиллингов. Почти три миллиона фунтов.
- То, что не пойдет Бонапарту, - продолжал Корнваллис, - будет направлено главным образом на переоснащение испанского флота, который может быть использован против Англии, как только Бонапарт этого захочет. Так что, как вы понимаете, желательно, чтобы flota не дошла в этом году до Кадиса.
- Так это война, сэр? - спросил Мур, но Корнваллис покачал головой.
- Нет. Я отправляю эскадру перехватить флотилию. Я думаю, вы уже догадались, что я посылаю ваши корабли, джентльмены. Но это не война. Капитан Мур, как старший офицер, должен будет обратиться к испанцам с просьбой изменить курс и войти в английский порт. Здесь сокровища отправят на берег, а корабли отпустят. Сокровище захвачено не будет. Оно останется у правительства Его Величества в качестве залога и будет возвращено Его Католическому Величеству по заключении общего мира.
- Что там за корабли?
- Фрегаты. Военный корабли. Три фрегата, иногда четыре.
- Ими командуют испанские флотские офицеры?
- Да.
- Они никогда не согласятся, сэр. Они не нарушат приказа только из-за того, что мы им так скажем.
Корнваллис возвел глаза к палубному бимсу, потом снова опустил.
- Вы получите письменный приказ принудить их.
- Значит, мы должны с ними драться, сэр?
- Если они будут так глупы, что окажут сопротивление.
- Тогда это будет война, сэр.
- Да. Правительство Его Величества считает, что Испания без восьми миллионов долларов менее опасна в качестве явного врага, чем с этими деньгами в качестве врага тайного. Теперь ситуация вполне ясна вам, джентльмены?
Все стало очевидно. Понять это можно было даже быстрее, чем произвести простые арифметические выкладки. Призовые деньги: четвертая часть восьми миллионов фунтов пойдет капитанам - что-то около восьмиста тысяч каждому. Огромное состояние - на эти деньги капитан сможет купить поместье, и у него останется еще достаточно, чтоб вложить в государственные ценные бумаги и получать приличный доход. Хорнблауэр видел, что остальные четыре капитана заняты такими же расчетами.
- Я вижу, вы все поняли, джентльмены. Капитан Мур отдаст вам приказы как действовать в случае, если вы разделитесь, и разработает свои планы, как перехватить флотилию. Капитан Хорнблауэр. - Все взгляды обратились на него, - немедленно отправится в Кадис и получит последнюю информацию от консула Его Британского Величества, а затем присоединится к вам на позиции, выбранной капитаном Муром. Капитан Хорнблауэр, не будете ли вы так любезны остаться, после того, как эти джентльмены нас покинут.
Это было очень вежливое предложение остальным четырем капитанам покинуть корабль, оставив Хорнблауэра наедине с Корнваллисом. Голубые глаза адмирала, насколько знал Хорнблауэр, всегда были добрыми, но обычно выражение их было подчеркнуто бесстрастным. В виде исключения, сейчас они весело прищурились.
- Вы в жизни не получили ни пенса призовых денег, так ведь, Хорнблауэр? - спросил Корнваллис.
- Да, сэр.
- Похоже, на этот раз вы несколько пенсов получите.
- Вы думаете, доны будут драться, сэр?
- А вы думаете нет?
- Думаю, да, сэр.
- Только дурак думал бы иначе, а вы не дурак, Хорнблауэр.
Подхалим ответил бы на это "Спасибо, сэр", но Хорнблауэр не собирался заискивать перед Корнваллисом.
- Сможем ли мы воевать и с Францией, и с Испанией, сэр?
- Я думаю, сможем. Война интересует вас больше, чем призовые деньги, Хорнблауэр?
- Конечно, сэр.
Коллинз вернулся в каюту и прислушивался к разговору.
- На войне вы уже неплохо себя показали, - сказал Корнваллис. - Вы на пути к тому, чтобы сделать себе имя.
- Спасибо, сэр. - В этот раз можно было ответить так, ибо имя не значит ничего.
- Насколько мне известно, у вас нет покровителей при дворе? Друзей в Кабинете? Или в Адмиралтействе?
- Нет, сэр.
- Путь от капитана-лейтенанта к капитану долог, Хорнблауэр.
- Да, сэр.
- И у вас на "Отчаянном" нет молодых джентльменов?
- Нет, сэр.
Почти каждый капитан брал на борт мальчиков из хороших семей. Их зачисляли вольноопределяющимися или слугами, и они готовились стать морскими офицерами. Большинство семей должно было куда-то пристраивать младших сыновей, и этот способ был не хуже других. Принять к себе такого мальчика было во многих отношениях выгодно капитану, который, оказывая услугу знатной семье, естественно, рассчитывал на благодарность. Иные капитаны даже извлекали из этого материальную выгоду, присваивая себе мизерную плату волонтера и выдавая ему взамен лишь немного денег на карманные расходы.
- А почему? - спросил Корнваллис.
- Когда мы набирали команду, мне прислали четырех вольноопределяющихся из Военно-Морской Академии, сэр. А с тех пор у меня не было времени.
По этой самой причине капитаны и не любили молодых джентльменов из Военно-морской Академии - "Королевских учеников" - они уменьшали число волонтеров, от которых капитан мог получить какие-то выгоды.
- Вам не везет, - сказал Корнваллис.
- Да, сэр.
- Простите, сэр, - вмешался Коллинз. - Вот приказы, капитан, касательно того, как вам вести себя в Кадисе. Вы, конечно, получите дополнительные приказы от капитана Мура.
- Спасибо, сэр.
У Корнваллиса еще оставалось время посудачить.
- И все-таки в тот день, когда погиб "Кузнечик", вам повезло, что снаряд не взорвался, так ведь, Хорнблауэр?
- Да, сэр.
- Просто невозможно поверить, - присоединился к разговору Коллинз, каким рассадником слухов может быть иногда флот. Про этот снаряд рассказывают самые фантастические истории.
Он пристально посмотрел на Хорнблауэра. Тот взглянул ему прямо в глаза.
- Я тут не при чем, сэр, - сказал он.
- Конечно, конечно, - примиряюще вмешался Корнваллис. - Ну, пусть удача всегда сопутствует вам, Хорнблауэр.
20
Хорнблауэр вернулся на "Отчаянный" в превосходном настроении. Его неминуемо ожидали сто пятьдесят тысяч фунтов. Это должно удовлетворить миссис Мейсон. Хорнблауэр не стал задерживаться на мысли о Марии в роли деревенской помещицы. Вместо этого он стал думать о том, что ему предстоит: о заходе в Кадис, о дипломатических контактах, о том, как будут они искать испанскую эскадру на просторах Атлантики. А если этого недостаточно для приятных мыслей, он мог вспомнить недавний разговор с Корнваллисом. Главнокомандующий у родных берегов не имеет права назначать капитанов, но рекомендация его будет иметь вес. Возможно...
Буш отдал честь, приветствуя капитана на борту. Он не улыбался, напротив, лицо у него было озабоченное.
- Что случилось, мистер Буш? - спросил Хорнблауэр.
- Это огорчит вас, сэр.
Неужели все его мечты напрасны? Неужели "Отчаянный" получил пробоину, которую невозможно заделать?
- Что случилось? - Хорнблауэр еле сдержался, чтоб не прибавить "черт возьми".
- Ваш слуга под арестом за бунт, сэр.
Хорнблауэр без единого слова вытаращился на Буша, тот продолжал: - Он ударил старшего по званию.
Хорнблауэр не выдал ни изумления, ни огорчения. Лицо его было каменным.
- Коммодор сигналит, сэр, - это вмешался Форман. - Наши позывные. "Пришлите шлюпку".
- Подтвердите. Мистер Оррок! Немедленно спускайте шлюпку.
Мур на "Неустанном" уже поднял брейд-вымпел, отличавший командира эскадры. Фрегаты лежали в дрейфе, близко один от другого. Достаточно капитанов, чтоб составить трибунал и повесить Доути сегодня же вечером.
- Ну, мистер Буш, расскажите мне, что вы об этом знаете.
Правая сторона шканцев мгновенно опустела, стоило Хорнблауэру и Бушу к ней приблизиться. Здесь было так же возможно поговорить наедине, как где бы то ни было на маленьком суденышке.
- Насколько я знаю, сэр, - сказал Буш. - Это было так.
Принимать запасы в море приходилось авралом, то есть всей командой. Даже когда все было загружено, аврал продолжался, так как оставалось еще перераспределить припасы по судну. Доути, работавший на шкафуте, возразил боцманмату Мэйну. Мэйн размахнулся линьком - куском веревки с узлами (линьками пользовались унтер-офицеры, чтоб подгонять матросов - на взгляд Хорнблауэра, слишком часто). И тогда Доути его ударил. Это видели двадцать человек, а если б и этого было мало, существовало и другое свидетельство: губа у Мэйна была разбита, из нее лилась кровь.
- Мэйн всегда был несдержан, сэр, - сказал Буш. - Но это...
- Да, - ответил Хорнблауэр.
Он наизусть знал двадцать вторую статью Кодекса Законов Военного Времени. Первая часть касалась нанесения удара старшему по званию, вторая споров и неподчинения. И первая часть кончалась словами "подлежит смертной казни" без смягчающего "или меньшему наказанию". Пролилась кровь и тому есть свидетели. Даже в таком случае, некоторые унтер-офицеры, распоряжающиеся тяжелыми работами по судну, могли бы разобраться по-домашнему, но только не Мэйн.
- Где теперь Доути? - спросил Хорнблауэр.
- В кандалах, сэр. - Другого ответа быть не могло.
- Приказы от коммодора, сэр! - Оррок бежал к ним по палубе, размахивая запечатанным письмом. Хорнблауэр взял пакет.
Доути может подождать; приказы не могут. Хорнблауэр подумал было спуститься в каюту и прочесть их в спокойной обстановке, но для капитана корабля покой - недостижимая роскошь. Как только он сломал печать, Буш и Оррок отошли в сторону, оставляя его наедине с приказами, насколько возможно это было на палубе, где все, кому нечего было делать, таращились на Хорнблауэра.
Первое предложение было достаточно ясным и определенным.
Сэр,
Сим предписывается Вам незамедлительно проследовать на находящемся под Вашим командованием шлюпе Его Величества "Отчаянный" в Кадис.
Второй абзац предписывал Хорнблауэру выполнить в Кадисе приказы, полученные от главнокомандующего. Третий и последний указывал место встречи, широту, долготу, азимут и расстояние от мыса Сан-Висенти и требовал "отбыть со всей возможной поспешностью сразу по выполнении своих приказов в Кадисе".
Хорнблауэр перечел, без необходимости, первый абзац. Там было слово "незамедлительно".
- Мистер Буш. Поставьте все обычные паруса. Мистер Провс! Курс, чтоб обогнуть финистерре, побыстрее, пожалуйста. Мистер Форман, сигнальте коммодору: "Отчаянный" - "Неустанному". "Прошу разрешения отбыть".
Хорнблауэр успел всего один раз пройтись взад и вперед по шканцам, и вот: - "Коммодор" - "Отчаянному". "Утвердительный".