Форестер Сесил Скотт. Хорнблауэр и 'Отчаянный' (Хорнблауэр - 3)

   Коллинз присоединился к разговору.
   - Как ваши припасы?
   - Достаточно, сэр. Провианта и воды на шестьдесят дней на полном рационе.
   - Как насчет пороха и ядер? - Коллинз постучал пальцами по рапорту, который только что закончил читать.
   - Хватит еще на одну стычку.
   - А ваше судно?
   - Мы заделали дыры в бортах, сэр. Пока ветер не слишком сильный, мы можем нести парус на грота-рее. Снова заговорил Корнваллис.
   - Разобьется ли ваше сердце, если вам придется вернуться в Плимут?
   - Конечно нет, сэр.
   - Это хорошо, потому что я отправляю вас на починку.
   - Есть, сэр. Когда мне отплывать?
   - Вы так торопитесь, что не останетесь даже обедать?
   - Нет, не тороплюсь. Корнваллис рассмеялся.
   - Не буду вас испытывать.
   Он взглянул на указатель флюгера под палубным бимсом. Люди, всю жизнь сражавшиеся с причудами ветров, смотрели на дело одинаково - когда дует попутный ветер, чистое безумие тратить время на развлечения.
   - Лучше вам отплыть прямо сейчас, - продолжал Корнваллис. - Вы знаете, что у меня новый заместитель?
   - Нет, сэр.
   - Лорд Гарднер. Теперь, когда кроме Бони я должен воевать еще и с донами, мне понадобился вице-адмирал.
   - Это не удивительно, сэр.
   - Если вы отплывете в таком тумане, вам не придется ему салютовать. Это сохранит королю немного пороха, который вы с таким рвением жжете. Коллинз, вручите капитану Хорнблауэру его приказы.
   Итак, он возвращается в Плимут. Он снова возвращается к Марии.
   24
   - Это было впечатляющее зрелище, - сказала Мария.
   "Военно-Морские Хроники", которые Хорнблауэр проглядывал, разговаривая с женой, употребили то же сочетание слов: "впечатляющее зрелище".
   - Я уверен, так оно и было, дорогая.
   Хорнблауэр читал, как выгружали испанские сокровища с захваченных Муром фрегатов. Конечно, когда миллионы в золоте и серебре перегружают в фургоны и тащат по улицам к крепости, без войск не обойтись, но фанфары тут явно ни при чем. Верховой эскорт составил Второй Драгунский Гвардейский батальон, Семьдесят первый Пехотный шагал рядом с фургонами, местное ополчение выстроилось на улицах, и все военные оркестры на мили кругом играли патриотическую музыку. А когда сокровища повезли в Лондон, войска двинулись с ними, с войсками двинулись оркестры, и каждый город, который они проходили, мог лицезреть все то же впечатляющее зрелище. Хорнблауэр подозревал, что правительство не прочь было продемонстрировать народу солидную прибавку к национальной казне в тот самый момент, когда Испания прибавилась к списку враждебных Англии государств.
   - Говорят, капитаны получат сотни и тысячи фунтов каждый, - сказала Мария. - Я думаю, нам никогда так не повезет, дорогой?
   - Это всегда возможно, - ответил Хорнблауэр. Поразительно, но очень кстати, что Мария не догадывается о связи между недавними приключениями "Отчаянного" и захватом каравана. Мария проницательна, но все служебные подробности оставляет мужу, и ей не пришло в голиву расспрашивать, как "Отчаянный", входящий в состав Ла-Маншского флота, оказался у мыса Сан-Висенти. Миссис Мэйсон могла бы проявить большее любопытство, но она слава Богу, вернулась в Саутси.
   - А что с Доути? - спросила Мария.
   - Он дезертировал, - ответил Хорнблауэр. Опять-таки к счастью, Марию не интересовало, как дезертируют, и она не стала расспрашивать.
   - Мне не жалко, дорогой, - сказала она. - Мне он никогда не нравился. Но боюсь, тебе будет его не хватать.
   - Я и без него неплохо обойдусь, - ответил Хорнблауэр. Бессмысленно покупать каперсы и кайенский перец - Бэйли не будет знать, что с ними делать.
   - Может быть, в эти дни я смогу позаботиться о тебе вместо этих слуг, - сказала Мария.
   В голосе ее звучала нежность. Она придвинулась ближе.
   - Никто не может сделать это лучше тебя, милая - ответил Хорнблауэр. Он должен был это сказать. Он не может ее обидеть. Он женился на ней по доброй воле. Он должен и дальше играть эту роль. Он обнял ее за талию.
   - Ты самый добрый муж на свете, милый, - сказала Мария. - Я так с тобой счастлива.
   - А я еще счастливей, когда ты так говоришь, - ответил Хорнблауэр. Это произнес скрытый в нем интриган, тот самый коварный негодяй, который позволил Доути избежать суда. Нет. Он должен помнить, совесть его в этом отношении чиста. Потворство своим слабостям он смыл кровью, обагрившей палубы "Фелиситэ".
   - Я часто удивляюсь, почему... - продолжала Мария, и в голосе ее появились новые нотки. - Удивляюсь, почему ты так добр ко мне, когда сравниваю себя с тобой.
   - Чепуха, - сказал Хорнблауэр так лицемерно, как только мог. - Ты должна верить моим чувствам к тебе, дорогая. Никогда не сомневайся во мне.
   - Милый мой, - сказала Мария. Ее голос снова изменился, вопросительные нотки исчезли, осталась одна нежность. Она таяла в его объятиях. - Я так счастлива, что в этот раз ты надолго сможешь остаться в Плимуте.
   - И я тоже счастлив, дорогая.
   Заменить транцы, которые Буш безжалостно спилил для боя с "Фелиситэ", оказалось делом непростым - корму "Отчаянного" пришлось практически отстраивать заново.
   - А малыш весь вечер спит, как ангел, -продолжала Мария. Хорнблауэру оставалось только надеяться, что он не будет из-за этого орать всю ночь. В дверь постучали, и Мария поспешно высвободилась из его объятий.
   - К вам джентльмен, объявил голос квартирной хозяйки.
   Это был Буш, в бушлате и шарфе. Он в нерешительности стоял на пороге.
   - Добрый вечер, сэр. Ваш слуга, мэм. Надеюсь, я не помешал.
   - Конечно нет, - сказал Хорнблауэр, дивясь, какой ветер или политические новости занесли сюда Буша. Он видел, что Буш ведет себя как-то странно.
   - Заходите же, заходите. Позвольте мне взять ваш бушлат - или новости такие спешные?
   - Отнюдь, - многозначительно произнес Буш, и, смущаясь, позволил забрать у себя бушлат. - Но я чувствую, вас они порадуют.
   Он стоял, глядя на Хорнблауэра и Марию, глаза у него были не в фокусе, однако он видел, что Мария молчит и, может быть, ему не рада. Но Мария тут же исправилась.
   - Садитесь сюда, пожалуйста, мистер Буш.
   - Спасибо, мэм.
   Он сел, продолжая смотреть то на Хорнблауэра, то на его жену. Сейчас Хорнблауэру стало ясно, что Буш немного пьян.
   - Ну, в чем же дело? - спросил он.
   Лицо Буша расплылось в восторженной улыбке.
   - Права Адмиралтейства, сэр, - сказал он.
   - Что вы хотите этим сказать?
   - Мур и его фрегаты - то есть капитан Мур, конечно, прошу прощения, сэр.
   - Что с ними?
   - Я был в кофейной комнате "Лорда Хаука", сэр - я часто захожу туда по вечерам - когда из Лондона пришли газеты за среду. Там это и напечатано, сэр. Права Адмиралтейства.
   Останки судов, выброшенные на берег киты, обломки кораблекрушений Права Адмиралтейства касались такого рода вещей, относя их к собственности Короны и, помимо названия, никакого отношения к Лордам Адмиралтейства не имели.
   - Поделом им, верно сэр? - сказал Буш.
   - Вам придется объясниться подробнее.
   - Все сокровища, захваченные у испанцев, сэр: вовсе это не призовые деньги. Они переходят к правительству по Правам Адмиралтейства. Видите ли, сэр, это было в мирное время.
   Теперь Хорнблауэр понял. Когда начинается война с другим государством, корабли этого государства, находящиеся в английских портах, отходят к правительству по Правам Адмиралтейства. Призовые деньги идут по другой статье: призы, захваченные в море во время войны, относятся к Правам Короны и передаются в собственность захвативших их команд по специальной декларации.
   Правительство действовало на вполне законных основаниях. Как бы ни бесились команды фрегатов, весь флот будет смеяться в открытую, как смеется сейчас Буш.
   - Так что мы не потеряли ничего из-за ваших благородных действий, сэр, - продолжал Буш. - Благородных - я всегда хотел сказать вам, что это было благородно, сэр.
   - Но как вы могли что-нибудь потерять? - удивилась Мария.
   - А вы не знаете, мэм? - спросил Буш, поворачиваясь к ней. Пьяный или нет, но Буш сразу понял, что Марию оставили в неведении относительно упущенной возможности, и он был достаточно трезв, чтоб не пуститься в объяснения.
   - Что капитан Хорнблауэр сделал такого благородного? - настаивала Мария.
   - Слово серебро, а молчание золото, мэм, - объявил Буш. Он запустил руку в боковой карман и с усилием выудил оттуда маленькую бутылочку. - Я взял на себя смелость принести это с собой, мэм, чтоб мы смогли выпить за здоровье капитана Мура, "Неустанного" и Прав Адмиралтейства. Это ром, мэм. Если в него добавить горячей воды, сахара и лимон, мэм, получится вполне подходящий напиток для этого времени суток.
   Хорнблауэр поймал взгляд Марии.
   - Слишком поздно сегодня, мистер Буш, - сказал Хорнблауэр. - Мы выпьем за это завтра. Я подам вам ваш бушлат.
   После того, как Буш ушел (смутившись почти до немоты оттого, что капитан подал ему бушлат), Хорнблауэр повернулся к Марии.
   - До корабля он доберется, - сказал он.
   - Так значит, ты сделал что-то благородное, милый, - прошептала Мария.
   - Буш пьян, - ответил Хорнблауэр. - Он молол чушь.
   Мария подошла к нему, положила руки ему на плечи и придвинулась ближе, чтоб он смог возобновить прерванные объятия.
   - Конечно, у тебя должны быть от меня секреты, - сказала она. - Я понимаю. Ты не только мой любимый муж, ты еще и королевский офицер.
   Он обнял ее, и она запрокинула голову, чтоб взглянуть ему в лицо.
   - Но не секрет, - продолжала она, - что я люблю тебя, мой дорогой, мой благородный. Люблю больше жизни...
   Хорнблауэр знал, что это правда. Он чувствовал, как от нее исходит нежность. Но она продолжала.
   - И еще кое-что не секрет. Может быть, ты уже догадался. Думаю, что догадался.
   - Догадался, - сказал Хорнблауэр. - Ты даришь мне столько счастья, моя дорогая жена.
   Мария улыбалась, лицо ее преобразилось.
   - Может быть, на этот раз будет девочка. Маленькая прелестная дочурка.
   Хорнблауэр действительно это подозревал. Он сказал, что рад, хотя и не знал, радует это его или нет. Всего через день или два он вновь поведет "Отчаянный" в море, к Бресту, к утомительным опасностям Гуля.
   25
   "Отчаянный" лежал в дрейфе в Ируазе, рядом тоже в дрейфе лежало провиантское судно. Предстоит утомительный труд по перегрузке припасов. После шестидесяти дней блокады дел было по горло, хотя ясный солнечный день и облегчал задачу. Кранцы подвесили за бортом, и первая шлюпка с провиантского судна уже подошла. На ней прибыл офицер с накладными.
   - Вот почта, сэр, - сказал офицер, вручая Хорнблауэру пачку писем, предназначенных для команды. - А вот письмо от главнокомандующего. Его передали мне с "Ирландии", когда я проходил Внешнюю эскадру.
   - Спасибо, - сказал Хорнблауэр.
   Он передал почту Бушу, чтоб тот ее разобрал. Здесь должны быть письма от Марии, но письмо от главнокомандующего идет первым. На письме было написано официально:
   Горацио Хорнблауэру, эск.
   Капитан-лейтенанту
   Е. В. шлюпа "Отчаянный"
   Письмо было запечатано неофициальной облаткой.
   Мой дорогой капитан Хорнблауэр, Надеюсь, Вы сможете посетить меня на "Ирландии", ибо у меня для Вас новости, которые я предпочел бы сообщить в личной беседе. Чтоб "Отчаянному" не удаляться с позиции, а Вам - избежать утомительного путешествия в шлюпке, Вы можете отправиться с провиантским судном, которое доставит Вам это письмо. Уполномочиваю Вас оставить корабль на первого лейтенанта, а когда дело будет закончено, найду способ переправить Вас обратно.
   С радостью жду встречи с Вами
   Ваш покорный слуга У.Корнваллис
   Секунды две Хорнблауэр стоял в изумлении, потом его охватило страшное подозрение. Он вырвал у Буша остальные письма и поспешно выбрал из них те, что были от Марии.
   "Предпочел бы сообщить в личной беседе" - Хорнблауэр испугался, что с Марией случилась беда, и Корнваллис взял на себя ответственность сообщить ему новость. Но вот письмо от Марии, написанное всего восемь дней назад тогда все было в порядке и с ней, и с маленьким Горацио, и с будущим ребенком. Корнваллис не мог получить более свежих новостей.
   Хорнблауэр перечитывал письмо, взвешивая каждое слово, как пылкий юноша, получивший первое в своей жизни любовное послание. В целом оно было написано очень сердечно, но Хорнблауэр вынужден был признать, что если б его вызывали на ковер, слова были бы в точности те же. Кроме первого слова "мой" - это было отступление от официальной практики, но это вполне могла быть описка. И в письме говорится о каких-то новостях. Хорнблауэр прошелся по палубе и принужденно рассмеялся. Он действительно ведет себя как влюбленный юнец. Если за долгие годы службы он не привык терпеливо дожидаться неизбежного, значит, он не усвоил первейшего урока, которому учит флот.
   Припасы медленно перегружались на борт - надо было подписывать ведомости, и, конечно, люди, боящиеся ответственности, без конца лезли с торопливыми вопросами.
   - Сами подумайте, - рявкнул Хорнблауэр одному, потом другому: - Мистер Буш скажет вам, что делать, и, надеюсь, вправит вам мозги.
   И вот наконец он на непривычной палубе, с интересом изучает, как управляют незнакомым судном. Провиантский корабль расправил паруса и взял курс прочь от Ируазы. Капитан предложил Хорнблауэру посидеть в каюте и попробовать новую партию рома, но Хорнблауэр не смог принять ни того, ни другого. Он едва мог заставить себя спокойно стоять у гакаборта, пока они уходили от берега, прошли Прибрежную эскадру и взяли курс на далекие марсели Ла-Маншского флота.
   Перед ними возникла громада "Ирландии". Хорнблауэр машинально перелез через борт и отсалютовал караулу. Ньютон, капитан корабля, и Коллинз, капитан флота, оба оказались на палубе. Они встретили его достаточно сердечно. Хорнблауэр надеялся, что они не заметили, как он нервно сглатывает, отвечая на их "Добрый день". Коллинз собрался проводить его к адмиралу.
   - Пожалуйста, не беспокойтесь, сэр. Я и сам найду дорогу, запротестовал Хорнблауэр.
   - Мне лучше провести вас мимо всех церберов, охраняющих нашу преисподнюю, - сказал Коллинз.
   Корнваллис сидел за одним столом, его флаг-адъютант - за другим. При виде Хорнблауэра оба встали и флаг-адъютант незаметно проскользнул за занавес в соседнюю каюту. Корнваллис пожал Хорнблауэру руку - явно его ожидал не выговор. И все же Хорнблауэр едва присел на крайчик предложенного ему стула. Корнваллис сел куда свободней, но все равно спина его по многолетней привычке оставалась совершенно прямой.
   - Ну? - сказал Корнваллис.
   Хорнблауэр понял, что его собеседник пытается скрыть свое настроение, - однако ясные голубые глаза немного прищурены - или это только кажется? Долгие годы службы главнокомандующим так и не превратили адмирала в законченного дипломата. Или все-таки превратили? Хорнблауэр мог только ждать: он не придумал никакого ответа на это междометие.
   - Мне поступило сообщение из Департамента Военно-Морского Флота, сурово произнес Корнваллис после паузы.
   - Да, сэр? - На это Хорнблауэр мог ответить. Департамент Военно-Морского Флота имел дело с припасами и всем таким прочим. Это не могло означать ничего серьезного.
   - Они обращают мое внимание на потребление запасов "Отчаянным". Вы расточительны, Хорнблауэр. Порох, ядра, парусина, тросы - вы расходуете этого столько, словно "Отчаянный" - линейный корабль. Вы можете что-нибудь на это сказать?
   - Нет, сэр. - В этом нечего оправдываться, тем более перед Корнваллисом.
   - Я тоже. - Корнваллис вдруг улыбнулся, и все лицо его преобразилось. - Вот что я ответил Департаменту Военно-Морского Флота: "Долг флотского офицера - стрелять и быть обстрелянным".
   - Спасибо, сэр.
   - Передав им это, я сделал все, что от меня требовалось. Улыбка Корнваллиса погасла, уступив место глубокой печали. Он вдруг показался совсем старым. Хорнблауэр приготовился встать - он решил, что Корнваллис вызвал его для того, чтоб лишить всякой силы обвинения Департамента Военно-Морского Флота. На службе долго ожидаемый кризис нередко оборачивается чем-то совершенно несущественным. Но Корнваллис продолжал говорить. В голосе его звучала печаль.
   - Теперь мы можем оставить официальные темы, - сказал он, - и перейти к более личным. Я спускаю свой флаг, Хорнблауэр.
   - Мне жаль это слышать, сэр. - Вроде бы банальные, избитые слова - но они такими не были. Жалость Хорнблауэра была искренней, и Корнваллис не мог этого не видеть.
   - Для каждого из нас приходит это время, - продолжал он. - Пятьдесят один год на флоте.
   - И нелегкие годы, сэр,
   - Да. Два года и три месяца я не ступал на берег.
   - Но никто не сделал бы того, что сделали вы, сэр. Никто другой не смог бы поддерживать боеспособность Ла-Маншского флота в те первые годы войны, не смог бы поставить такой железный заслон на пути Бонапарта.
   - Вы мне льстите, - ответил Корнваллис. - Очень любезно с вашей стороны, Хорнблауэр. Гарднер займет мое место, и справится не хуже меня.
   Как ни печален был момент, от внимательного Хорнблауэра не ускользнуло, что Корнваллис назвал Гарднера по фамилии, не прибавив ни "лорд", ни "адмирал". Его принял в доверительное общение адмирал, пусть и уходящий в отставку.
   - Не могу выразить, как я об этом жалею, сэр, - сказал он.
   - Попробуем поговорить о чем-нибудь более веселом, - сказал Корнваллис. Голубые глаза смотрели на Хорнблауэра в упор, казалось, проникая в самую ДУШУ. Похоже увиденное доставляло им удовольствие. Лицо Корнваллиса смягчилось. В нем появилось что-то, что можно было даже назвать нежностью.
   - Вам это ничего не говорит, Хорнблауэр? - спросил он.
   - Нет, сэр, - удивленно ответил Хорнблауэр. - Только то, что я уже сказал. Мне очень жаль, что вы уходите, сэр.
   - И больше ничего?
   - Ничего, сэр.
   - Я и не думал, что возможна такая незаинтересованность. Вы не помните, какая привилегия положена уходящему в отставку главнокомандующему?
   - Нет, сэр. - Когда Хорнблауэр говорил, это была правда. Секундой позже он понял. - Ах да, конечно...
   - Ну вот, вы начинаете догадываться. Мне позволено произвести три повышения. Мичмана в лейтенанты. Лейтенанта в капитан-лейтенанты. Капитан-лейтенанта в капитаны.
   - Да, сэр, - еле выговорил Хорнблауэр. Он тяжело сглотнул.
   - Это хорошее правило, - продолжал Корнваллис. - В конце карьеры главнокомандующий произведет эти повышения нелицеприятно. Ему нечего больше ждать в этой жизни, и он может позаботиться о будущей, выбирая исключительно ради блага службы.
   - Да, сэр.
   - Надо ли мне продолжать? Я назначу вас капитаном.
   - Спасибо, сэр. Я не могу... - Истинная правда. Говорить он не мог.
   - Как я уже сказал, я руководствуюсь исключительно интересами службы. Лучшего выбора чем вы, Хорнблауэр, я сделать не мог.
   - Спасибо, сэр.
   - Помните, это последнее, что я могу для вас сделать. Через две недели я буду никем. Вы говорили мне, у вас нет высокопоставленных друзей?
   - Да, сэр.
   - А места распределяются по знакомству. Надеюсь, вы его найдете, Хорнблауэр. И я надеюсь, что вам больше повезет с призовыми деньгами. Я со своей стороны сделал все возможное.
   - Я лучше буду бедным капитаном, чем кем-нибудь другим и богатым, сэр.
   - Разве что адмиралом. - Корнваллис ухмыльнулся.
   - Да, сэр.
   Корнваллис поднялся. Теперь он снова стал главнокомандующим, и Хорнблауэр понял, что свободен. Корнваллис закричал громко, как кричат на флоте:
   - Позовите капитана Коллинза!
   - Я должен поблагодарить вас, сэр, от всей души.
   - Не благодарите меня больше. Вы достаточно отблагодарили меня. Если вы когда-нибудь станете адмиралом с правом раздавать повышения, вы поймете, почему.
   Коллинз вошел и встал у двери.
   - До свидания, Хорнблауэр.
   - До свидания, сэр.
   Они молча пожали друг другу руки, и Хорнблауэр пошел за Коллинзом на шканцы.
   - Я приказал водоналивному судну подождать вас, - сказал Коллинз. - В два галса он дойдет до "Отчаянного".
   - Спасибо, сэр.
   - Вы будете в "Вестнике" через три недели. У вас хватит времени подготовить дела к передаче.
   - Да, сэр.
   Под свист дудок Хорнблауэр спустился за борт и в шлюпке добрался до водоналивного судна. Требовалось усилие, чтоб быть вежливым с капитаном. Маленькая команда успела поднять большие рейковые паруса, прежде чем Хорнблауэр понял, что за этим интересным процессом следовало бы понаблюдать повнимательнее. Паруса круто обрасопили, маленькое судно легло в бейдевинд и, вспенивая волны, двинулось к Франции.
   Последние слова Коллинза все еще звучали у Хорнбла-уэра в ушах. Ему придется оставить "Отчаянный", распрощаться с Бушем и со всеми остальными. При этой мысли ему стало так грустно, что весь его душевный подъем начисто улетучился. Конечно, придется их оставить: "Отчаянный" слишком мал, чтоб им командовал настоящий капитан. Ему придется ждать нового места. Как младший капитан в списке он скорее всего получит самое маленькое и незначительное судно шестого класса. Но все-таки он станет капитаном. Мария будет довольна.