Форсит Кейт. Череп мира

   Поев, Изабо забралась с ногами в большое кресло у камина, а Сьюки отправилась укладывать близнецов. Хотя Изолт приказала, чтобы ей приготовили отдельную комнату, Изабо очень хотелось рассказать о своих приключениях, и она собиралась дождаться остальных, прежде чем самой лечь спать.
   В гостиной было тихо и спокойно, и Изабо скоро незаметно для себя самой провалилась в сон. Спустя некоторое время ее разбудил негромкий шум голосов. Она приоткрыла ресницы.
   В кресле напротив нее сидела Мегэн, положив руки на мягкую коричневую шерстку Гита. Изолт придвинула свое кресло поближе к ней, а Лахлан по своему обыкновению неугомонно расхаживал взад-вперед по комнате, так что его килт развевался, открывая крепкие ноги.
   — Так трудно решить, с чего начать, — говорил Лахлан. — Мы всю зиму строили флот, а теперь я боюсь отправлять его в плавание из опасения, что они закончат на дне океана, как все остальные корабли, покинувшие гавань за последние десять лет. Корабельный Налог очень непопулярен в народе, и я не могу допустить, чтобы все эти деньги пошли прахом.
   Он остановился перед камином, приподняв килт, чтобы погреться сзади. Изабо поспешно закрыла глаза.
   — И, конечно же, каждому нужно от нас что-то свое, — продолжил Лахлан. — Линли Мак-Синн хочет, чтобы мы послали корабли в Карриг и отвоевали у Фэйргов Башню Сирен, купцы хотят, чтобы мы искоренили пиратов и охраняли торговые маршруты от морских змеев, а Айен с Эльфридой хотят, чтобы мы напали на Брайд. Что бы мы ни делали, кто-нибудь все равно останется недовольным. Я просто не могу понять, что мне делать, Мегэн. Ты можешь что-нибудь мне посоветовать?
   Колдунья погладила Гита. Ее лицо было обеспокоенным.
   — Возможно, стоит попытаться выяснить, кто предает нас, — сказала Изолт ледяным голосом. — Без толку строить планы, если наши враги знают их не хуже нас самих.
   Мегэн вздохнула, и Лахлан снова принялся мерить шагами комнату.
   — Я чувствую себя, как раненая овца, над которой с воплями кружит стая гравенингов, — сказал он хмуро. — Что бы я ни делал, меня со всех сторон осаждают враги. Мы обезглавливаем одну распрю, но на ее месте тут же возникают две новых, как у арлекин-гидры…
   — Арлекин-гидра. Символ непобедимого врага, — негромко сказала Мегэн. — Отруби одну голову, и на ее месте вырастут две новых.
   Лахлан тяжело уселся в кресло, взявшись за голову.
   — Ну, нам просто придется победить арлекин-гидру, как твоему тезке, Лахлану Мореплавателю, — сказала старая колдунья. — Впадать в отчаяние все равно бесполезно, Лахлан. Изолт права. Если мы отыщем того, кто этот шпион в наших рядах, у нас появятся большие шансы преодолеть все остальные препятствия.
   Лахлан сделал нетерпеливый жест.
   — Думаешь, мы не пытались? Когда мы изгнали Финли, я думал, что со шпионами и предателями покончено. И все же каждый раз, когда мы выступаем против Ярких Солдат, они уже ждут нас. Я уже потерял столько хороших людей в их проклятых засадах! И, как будто этого недостаточно, каждый корабль, который мы отправляем, захватывают, потому что мерзкие пираты точно знают, каким маршрутом мы планировали идти. Это просто невозможно!
   — Я все это знаю, — сказала Мегэн так же нетерпеливо.
   Лахлан вскочил на ноги. Прошелся по комнате, поковырял узор на комоде, отодвинул занавеску и выглянул в окно, поправил картину. Потом внезапно подошел и уселся обратно в свое кресло, глядя прямо на Изабо. К ее щекам прилила кровь.
   — Значит, ты проснулась, Бо, — сказал он. — Почему ты не рассказываешь нам свои новости?
   Не зная, чем занять руки, Изабо потянула за кисточки на ушах Бубы, хотя сова сонно забормотала, протестуя.
   — Я даже не знаю, с чего начать, столько всего случилось.
   — Расскажи нам о Старых Путях, — велел Лахлан в тот же миг, когда Изолт сказала:
   — Скажи нам свое новое имя!
   — Обычно неплохо бывает начать с самого начала, — сказала Мегэн.
   На этот раз рассказывать историю поиска своего имени Изабо было куда труднее, поскольку Лахлан и Мегэн постоянно перебивали ее вопросами и восклицаниями. Когда Изабо наконец добралась до того, как она превратилась в сову, оба подались вперед, изумленно вскрикнув. Лахлан сначала не верил своим ушам, потом разволновался, а лицо Мегэн засияло от гордости и удовлетворения.
   — Вот и все, — сказала она наконец. — Я не могла прилететь в Лукерсирей, потому что Эсрок поглощена строительством гнезда, так что я заставила дайадена рассказать мне, как путешествовать по Старым Путям, и вернулась по ним домой.
   — Как это тебе удалось? — с кривой улыбкой спросила Изолт. — Не могу себе представить, чтобы воина семи шрамов мог заставить что-то сделать простой ребенок.
   — Уже не ребенок, — воскликнула Изабо, прикоснувшись к своему инициационному шраму.
   — И все-таки, — настаивала Изолт.
   Изабо ухмыльнулась.
   — Я хитростью вынудила его сделать это.
   — Но ты почти ничего не рассказала о Старых Путях, Бо, только то, что Хан'гарад научил тебя пользоваться ими. Ты можешь рассказать побольше? — попросила Мегэн.
   Изабо нехотя покачала головой.
   — Я поклялась молчать.
   По лицу Мегэн пробежало раздражение.
   — Ну, Бо, я уверена, что ты можешь рассказать мне большее. Что это такое? Как они действуют? Куда ведут?
   Повелительные взгляды Лахлана и Мегэн были прикованы к ее лицу, и Изабо вспыхнула, но все же снова покачала головой.
   — Простите, но я дала священную клятву. Я не могу ничего рассказывать.
   — Что значит, не можешь рассказывать? — воскликнул Лахлан. — Кому ты поклялась?
   — Это не моя тайна, и я не могу ее раскрыть, — возразила Изабо. Щеки у нее горели, точно раскаленные. Она отчаянно взглянула на Мегэн. — Почему бы тебе не спросить Облачную Тень, если тебе так хочется это узнать? Ее нужно спрашивать, а не меня.
   — Облачная Тень тоже ничего мне не скажет, — фыркнула Мегэн. — Я не раз просила ее раскрыть мне этот секрет, но она так и не согласилась.
   — Тогда как ты можешь просить об этом меня? — воскликнула Изабо. — Это тайна Селестин, и я сама не имею права знать ее. Люди уже предавали Селестин, кому как не тебе знать это, Мегэн. Ты не должна меня спрашивать!
   — Но ты сама сказала, что хитростью вынудила твоего отца рассказать ее тебе, — насмешливо заметил Лахлан. — Тебе ли вести такие речи?
   — Возможно, если бы мы могли пользоваться волшебными дорогами, это спасло бы всех нас от большой опасности, — убеждающе сказала Изолт. — Неужели ты откажешься помочь нам, Бо?
   — Не могу, я ведь обещала, — закричала Изабо, чувствуя, что вот-вот заплачет.
   — А ты знаешь, что твой старый друг Дайд может погибнуть, потому что ты не хочешь нам помочь? — Лахлан склонился над ней, его смуглое лицо еще больше потемнело от гнева и досады.
   — Почему? Куда вы посылаете его? Вы уже говорили о каком-то опасном путешествии.. Что это за опасное путешествие?
   Изабо с трудом удержалась от того, чтобы не вжаться в спинку кресла, чтобы быть подальше от грозно нависшего над ней мужчины, его крепкой шеи и груди, его огромных черных крыльев, всей его силы и королевской власти.
   К ее удивлению и облегчению, он вдруг отступил, опустив глаза. Потом сказал угрюмо:
   — Откуда мне знать, что тебе можно доверять, Изабо?
   Глубоко задетая, Изабо могла лишь потрясенно смотреть на него. Он безжалостно продолжил:
   — Почему я должен открывать тебе наши самые секретные планы, если ты не хочешь рассказать нам то, что знаешь? Ты помогала Колдунье и укрывала ее. Откуда нам знать, вдруг она околдовала тебя и заставила выполнять ее поручения?
   Изолт запротестовала, но Лахлана было уже не остановить. Он сказал громко, с жестокой колкостью в голосе:
   — Мы знаем, что шпионом должен быть кто-то очень нам близкий, потому что он посвящен в самые наши тайные планы. Кто может поручиться, что это не ты, Изабо?
   — Довольно, Лахлан! — прикрикнула Мегэн, а Изолт вскочила на ноги, побелев от гнева. Изабо сказала дрожащим голосом:
   — Но меня ведь здесь не было…
   — Вот именно, не было, — отрезал Лахлан. — Пока мы здесь сражались, ты отсиживалась в горах, в безопасности, катаясь на драконах и играя с совами. Мы просим тебя о какой-то малости, чтобы ты рассказала нам о том, что может оказать нам неоценимую помощь, а ты отказываешься помочь.
   — Но я же дала клятву, — беспомощно сказала Изабо. В глазах у нее стояли слезы. Гита перелетел к ней на плечо, чтобы утешить, расстроенно стрекоча, а Буба тихонько ухала и терлась головой о руку Изабо.
   Изолт присела рядом с ней на колени и взяла за руку, сказав через плечо:
   — Лахлан, как ты можешь говорить такое? Ты же знаешь, что Изабо верна и предана тебе.
   — Нет, не знаю, — ответил Лахлан. Гневный румянец у него на лице уже начал потихоньку гаснуть. — Я считал Финли верным и преданным, я считал, что могу доверять всем своим людям. Теперь я могу поверить в предательство кого угодно. Я говорил о Майе вполне серьезно. Изабо укрывала ее почти год. Мы знаем, что эта злыдня обладает Умением принуждения, как никакая другая ведьма. Как мы можем быть уверены, что она не околдовала Изабо?
   К ужасу Изабо, никто ничего не сказал. Она знала, что они думают о Латифе и брате Лахлана, Джаспере, подпавших под чары Майи несмотря на всю свою силу. Изабо оттолкнула руку Изолт и встала на ноги. Слезы слепили ее.
   — Я укрывала Майю только для того, чтобы разрушить проклятие, которое она навела на тебя, — сказала Изабо, понимая, что это не вся правда. — Я не знаю, где она сейчас и чем занимается. Я не общалась с ней с тех самых пор, как она покинула тайную долину. А даже если бы и знала, то никогда не сделала бы ничего, что могло бы повредить тебе или Шабашу…
   У нее сорвался голос.
   — Ох, Бо, — ласково сказала Мегэн. — Лахлан…
   — Да знаю я, знаю, — раздраженно рявкнул он. Протянув руку, он схватил ее за локоть. — Прости, Бо. Не расстраивайся так. Я просто пытался донести до тебя, до всех вас…
   Прикосновение ее руки точно прорвало какую-то плотину в душе Изабо. Измученная всеми событиями этой ночи, Изабо оказалась не в силах сдержать рыданий, которые подступали к горлу и душили ее.
   — Ты считаешь… что я… что я…. Я никогда бы… Как ты мог…? — Слова не шли у нее с языка.
   Лахлан привлек ее к себе. Изабо не могла сопротивляться искушению уткнуться головой в его плечо, рыдая в его рубаху. Под ее щекой перекатывались его мускулы, мягкий шелк его иссиня-черных перьев щекотал ее.
   — Прости, — сказал он неловко, опустив голову и пытаясь заглянуть ей в лицо. — Я не хотел тебя обидеть. Пожалуйста, не плачь. Разве ты не понимаешь, что я просто пытался объяснить тебе?
   Изабо размазала слезы по щекам.
   — Я никогда бы….
   — Я знаю, знаю. — Он похлопал ее по спине. — Прости. Я не должен был этого говорить. Я разозлился. Просто ты знаешь то, что можешь так помочь нам, и не хочешь говорить. Но я не должен был выходить из себя. Прости.
   Изабо подняла на него глаза, все еще держась за его рубаху, потом внезапно резко отстранилась. Она вытерла слезы пальцами, отвернувшись так, чтобы они не видели ее лица.
   — И вы тоже простите меня, — сказала она, глотая слезы.
   Лахлан тоже отвернулся, мрачно глядя в огонь.
   — Я не считаю, что это ты шпионка, Изабо, — сказал он отрывисто. — Я знаю, что этого никак не могло быть. Ты ведь не знала о наших секретных планах.
   Изабо упала в свое кресло, уязвленная и расстроенная. Буба заползла к ней в руки, и она прижала маленькую сову к себе.
   — Ладно, Изабо, — сказала Мегэн, поднимаясь на ноги. — Мы все устали после долгой ночи, и, похоже, никто из нас не может сейчас рассуждать здраво. Почему бы нам всем не пойти отдохнуть и восстановить силы, а поговорим днем.
   Изабо кивнула, хотя и боялась, что они снова попытаются выжать из нее секрет, который она поклялась зеленой кровью Эйя никогда не раскрывать.
   — Где мне постелили? — спросила она.
   — Служанки приготовили для тебя твою старую комнату, — сказала Изолт, поднимаясь на ноги.
   — Нет, ты должна пойти в Башню, — решительно сказала Мегэн. — Ты слишком долго отсутствовала. Разве ты все еще не моя ученица? Хорошенькая же из тебя ученица, если тебя никогда нет рядом со мной.
   Изабо слишком устала, чтобы различить в голосе Мегэн шутку.
   — Но Мегэн, ты ведь знаешь, что я… — начала она обиженно.
   Мегэн похлопала ее по руке, улыбнувшись.
   — Не надо оправдываться, милая, я просто дразнила тебя. Я знаю, что королева драконов сказала тебе, что ты должна научиться всему, что сможешь, у народа твоего отца, но теперь, когда ты получила свой шрам, пора тебе вернуться в Теургию и взяться за учебу всерьез. Ты получила такое пестрое образование!
   — Да, что правда, то правда, — со слабой улыбкой согласилась Изабо. Она попыталась подняться на ноги и смутилась, когда Лахлан наклонился и ухватил ее за руку, вытащив из кресла. — Спасибо, — пробормотала она, не глядя на него.
   Медленно шагая по аллее вместе с Мегэн, она услышала детские крики и смех, и они очутились на площади перед Башней Двух Лун. Обретшее после ремонта свое былое великолепие, массивное здание возвышалось в западной части дворцового парка. Величественные контрфорсные арки поддерживали четыре устремленных в небо шпиля, по одному в каждой стороне света. Вдоль всей длины здания шла широкая терраса, засаженная семью священными деревьями в огромных квадратных кадках с символом Шабаша. В тени деревьев резвились ребятишки, играя в кости или с восторженными воплями носясь друг за другом. Несколько юношей и девушек степенно прогуливались, склонив головы в серьезной дискуссии. Когда Мегэн и Изабо поднялись по трем широким каменным ступеням на террасу, студенты почтительно поклонились. Некоторые пробормотали смущенные приветствия, и Изабо была поражена тем, что они называли ее Ваше Высочество.
   Она удивленно оглянулась на Мегэн, но та лишь пожала плечами.
   — Слухи о том, кто ты на самом деле, распространятся по Теургии очень скоро. Не забывай, здесь лишь очень немногие помнят тебя.
   Поэтому Изабо только кивнула и с улыбкой приняла их приветствия. Скоро они поймут что она всего лишь сестра Банри и такая же студентка, как и они сами.
   Они прошли с нагретой солнцем террасы в холодную тишину главного здания. Изабо с интересом оглядывалась вокруг. Она с трудом узнавала в этом роскошном зале с увешанными гобеленами стенами и покрытым коврами полом ту закопченную и населенную одними призраками развалину, которая была здесь всего шесть лет назад.
   Мегэн прочитала ее мысли.
   — Детский смех гораздо лучше помогает изгнать уродливые призраки прошлого, чем любой другой вид экзорцизма, — сказала она, и Изабо поразилась, увидев, насколько смягчилось ее лицо. — Теперь я почти не чувствую призраков.
   Поскольку рядом с Изабо была Хранительница Ключа, все формальности по принятию Изабо в Теургию были улажены очень быстро. Она приняла ниспадающее черное платье, которое ей дали, а Дайллас Хромой, старший преподаватель Теургии, тут же нагрузил ее книгами и свитками. Старая колдунья решила, что Изабо должна как можно быстрее нагнать потерянное время. Изабо с готовностью подчинилась, полная рвения как можно лучше показать себя перед преподавателями. Она училась у Дайлласа, когда Теургия еще только возобновила работу после самайнского восстания, и ей очень нравился этот старик, который так же жестоко пострадал от Оула, как и она сама.
   Ощущая, что в ее душе воцарился какой-то покой, она покорно пошла вслед за Дайлласом и Мегэн, и самые могущественные колдун и колдунья во всей стране отвели ее в ее новую комнату.
   Ее поселили в крошечную комнатку в ученическом крыле Теургии. Там еле помещались маленькая чистенькая постель, комод, письменный стол и книжный шкаф, но все же она была куда больше той комнатки в доме-дереве, где она выросла. Сквозь стрельчатые окна она видела зеленые листья дуба, росшего на террасе. Она свалила груду книг, которую несла, на стол, и встала у окна, глядя на играющих ребятишек, а Дайллас с Мегэн стояли в дверях, обсуждая, кто и чему будет ее учить. Буба спорхнула с ее плеча и устроилась на спинке стула, крутя головой с явным интересом в круглых глазах.
   С трудом подавив неожиданный зевок, Изабо открыла слезящиеся глаза и обнаружила, что Дайллас смотрит на нее с сочувствием.
   — Ты, должно быть, очень устала, девочка. Почему бы тебе не отдохнуть и не прийти в себя, а о твоих занятиях подумаем завтра. В день весеннего равноденствия никто не учится.
   Спать-ух? — с надеждой ухнула Буба, и Изабо тихонько ухнула в ответ. Дайллас и Мегэн улыбнулись и, похлопав ее по руке и проговорив ласково «Да благословит Эйя твой сон», — вышли из комнаты. Изабо наконец-то осталась одна.
 
   Когда она проснулась, в комнате стояли сумерки. Она долго лежала неподвижно, не узнавая смутные очертания окружавшей ее мебели и запах мастики, лаванды и старой кожи. Ощутив невольный приступ страха, она зажгла на ладони огонь. Комнату озарил яркий свет, и она мгновенно расслабилась, поняв, где находится.
   Она спокойно лежала, улыбаясь. Изабо была очень рада, что живет здесь, а не во дворце. Здесь у нее была возможность найти свой путь, не зависящий от ее сестры-Банри. Как бы сильно Изабо ни любила Изолт, у нее не было никакого желания становиться еще одной прихлебательницей при дворе. Ее желание стать колдуньей было сильным как никогда, и она была счастлива снова находиться рядом со своей любимой Мегэн, видеть ее каждый день, слушать ее рассказы и впитывать ее мудрость.
   Изабо свесила ноги с кровати и, почувствовав, как быстро забилось ее сердце, через голову натянула черное платье ученицы. Строгого покроя и цвета, оно было свободным, без единой складки или рюша, чтобы оживить его строгость. Она отбросила непослушные рыжие локоны со лба и быстро заплела их в тугую толстую косу, достигавшую ей до талии. Зеркала в комнате не было, но она отдернула занавеску и посмотрела на свое отражение в окне, которое благодаря многочисленным филенкам казалось какой-то затейливой головоломкой. Она могла различить лишь бледное и серьезное лицо, выплывающее из моря темноты, окруженное ореолом огненных кудрей, отказывавшихся держаться в косе. Оставшись вполне довольной этим зрелищем, она снова улыбнулась.
   Буба все еще спала, втянув голову со стоящими торчком ушами в перья. Изабо нежно погладила белую головку одним пальцем, и круглые золотистые глаза приоткрылись, сонно моргая.
   — Я ухожу, Буба. Хочешь со мной.
   Сплю-ух, отозвалась Буба, и глаза снова закрылись.
   Улыбаясь, Изабо открыла дверь. За ней был широкий балкон, обрамленный колоннадой из небольших готических арок, поддерживавших высокий сводчатый потолок, окаймленный замысловатым фризом из звезд и лун.
   Балкон выходил на гладкую зеленую лужайку, обсаженную кипарисами и с фонтаном в центре. Единственным звуком было журчание воды, пение птиц и приглушенные голоса, нараспев произносящие заклинание.
   Изабо обнаружила Хранительницу Ключа в своих покоях в главной башне. Мегэн что-то писала в Книге Теней, объемистом томе в тисненом переплете из красной кожи. В нем была заключена вся история и мудрость Шабаша Ведьм, и обязанностью каждого Хранителя Ключа было записывать на его страницах все важное, что происходило в Эйлианане.
   — Я записываю рассказ о твоих приключениях на Хребте Мира, — с ласковой улыбкой сказала Мегэн. — Расскажи мне ее еще разок, Бо. Мое старое сердце радуется, слушая, как ты ее рассказываешь.
   Изабо снова принялась рассказывать, и Мегэн тщательно записывала ее слова, часто прося ее подождать, чтобы она успела все записать. Изабо видела, как сильно дрожит рука Мегэн и каким тонким и неровным стал ее почерк, и предложила самой записать все вместо нее. Но Мегэн лишь покачала седой головой и продолжила писать. Добравшись до конца последней страницы в книге, она осторожно посыпала ее песком, на миг закрыла книгу и снова открыла ее. Там, где секунду назад ничего не было, появилась чистая белая страница. Мегэн улыбнулась Изабо, которая возобновила свой прерванный рассказ, и старая женщина аккуратно записывала каждое ее слово.
   Наконец Мегэн закончила, закрыла книгу и заперла ее серебряным ключом длиной в палец Изабо. Потом осторожно поставила Книгу теней обратно на полку.
   — Какая история! — вздохнула она, наливая в два кубка терновое вино. — Думаю, что никогда не слышала ничего подобного. Но я всегда знала, что у тебя очень могущественный Талант, моя Бо, с тех самых пор, когда ты была еще непослушной девчушкой.
   Изабо только улыбнулась, потягивая вино и один за другим жадно глотая медовые кексы Изабо.
   — Ребенком ты приводила меня в большое недоумение, — задумчиво проговорила Мегэн. — У тебя была такая связь с животными, что я часто думала, что ты пойдешь по моим стопам и станешь лесной ведьмой, но ты не слишком хорошо понимала все остальные силы земли. Это было очень странно. Огонь явно был твоей самой сильной стихией, и все же огонь и разговоры с животными обычно совершенно не сосуществуют друг с другом. И ты всегда устраивала игры и притворялась кем-то другим, что очень тревожило меня. — Она глотнула вина. Отблески огня заиграли на ее морщинистом лице, заставляя ее казаться неизмеримо старой. — Теперь все стало понятно, — сказала она негромко. — Совершенно понятно.
   — Латифа говорила, что огонь — стихия превращений, — сказала Изабо.
   — Да, это так. Она была права. Я рада, что послала тебя к ней. Она хорошо тебя учила.
   — И не только огненной магии, — оживленно сказала Изабо, желая разогнать грусть, туманившую взгляд Мегэн. — Думаю, ты будешь очень рада узнать, что она научила меня еще и готовить.
   Мегэн скупо улыбнулась.
   — Что ж, по крайней мере, это больше, чем удалось мне.
   — Да, но ученица или учительница была тому виной? — дерзко ответила Изабо.
   Мегэн снова улыбнулась, но тень печали так и не исчезла с ее лица.
   — Можешь показать? — попросила она внезапно. — Превратись в кого-нибудь.
   Изабо погрустнела, но все-таки кивнула.
   — Я попробую, — сказала она. — Я до сих пор совсем не понимаю, что я делаю.
   Она собралась с силами, глядя на руки, сцепленные на коленях. Она изогнула их, представив вместо них когтистые лапы. Своим мысленным взором она ясно увидела себя в облике совы, с белыми перьями, чуть тронутыми пятнышками коричневого, с непроницаемыми золотистыми глазами. Мир странно изменился, когда она превращалась, все изогнулось и удлинилось, стало бесцветным, но детали обозначились четче и резче. Превращение завершилось. Она взглянула на старую женщину, теперь такую огромную и пугающую, и ее человеческий запах заставил Изабо инстинктивно съежиться.
   Вот-ух видишь-ух, ухнула она.
   Вижу-ух, ухнула старая женщина в ответ. Изабо ощутила теплоту ее темных глаз, волны понимания и ободрения, исходившие от нее, почти осязаемые, точно запах сосновой смолы в жаркий день. Она слегка расслабилась, ее перья перестали топорщиться, кисточки на ушах опали. Женщина ласково улыбнулась, протянув руку, подзывая Изабо к себе. Через секунду Изабо взмахнула крыльями и перелетела через комнату, приземлившись на тонкой, точно прутик, руке женщины. Они задумчиво оглядели друг друга, и женщина принялась поворачивать руку в разные стороны, разглядывая когти Изабо, ее перья, защитный узор из коричнево-серых пятнышек и полосок, которые были видны лишь тогда, когда она съеживалась, пытаясь спрятаться. Голова Изабо повернулась сначала в одну сторону, потом в другую вслед за морщинистым лицом женщины. Узловатый палец потянулся и ласково почесал увенчанные кисточками ушки Изабо, и она снова расслабилась.
   Ты-ух действительно-ух сова-ух, ухнула женщина.
   Изабо сердито ухнула в ответ и встопорщила перья.
   Прости-ух, я не хотела-ух тебя-ух обидеть-ух, извинилась старая женщина. Можешь-ух превращаться-ух обратно.
   Изабо какое-то время разглядывала ее, потом внезапно встряхнулась и превратилась обратно. Она немедленно упала на пол, отбив себе весь зад. Мегэн потирала руку, на которую на миг обрушился полный вес высокой и мускулистой фигуры Изабо.
   — Глупая девчонка! — воскликнула она. — Ты что, не могла сначала слететь на пол? По-моему, ты сломала мне руку.
   — Я не подумала, — надувшись, сказала Изабо, потирая голый зад и неуверенно поднимаясь на ноги. Все силы, которые придали ей вино и кексы, она израсходовала. Она чувствовала себя так, как будто снова пробежала весь Старый Путь. На миг она покачнулась, почувствовав приступ головокружения, потом кое-как села, сделала глоток вина и положила голову на руку, прикрывшись пледом.
   — Невероятно, — сказала Мегэн. — Ты действительно была совой, в этом нет никаких сомнений. Это не была простая иллюзия. Я чувствовала твои перья и когти, и твой разум, твои мысли — это были мысли совы, а не той глупой девчонки, которую я знаю.
   Изабо ничего не сказала, лишь протянула свой кубок, чтобы Мегэн налила ей еще вина. Та вновь наполнила ее кубок, продолжая взволнованно говорить.
   — Значит, ты принимала обличье совы, снежного льва и беркута. Совершенно разные животные. А еще в кого-нибудь превратиться можешь?
   Изабо осушила свой кубок и сделала глубокий вдох. Она представила себя донбегом, с блестящими глазами и пушистым хвостом, как у Гита, который устроился на коленях у Мегэн, с интересом наблюдая за происходящим. Она выросла вместе с донбегами и знала все их повадки и особенности.