Форсит Кейт. Череп мира

   — Тебе не надо здесь быть, — выговорил он все еще непослушными губами. — Они заподозрят…
   — Я приходила и уходила, — прошептала она. — Тихо, тебе нужно поспать. Я присмотрю за тобой.
   Проснувшись в середине ночи, он увидел, что над ним склонился его отец, а стоящая рядом с ним жрица высоко подняла ночесферу, и ее зеленоватый свет отбрасывает на его постель странные тени. Его отец хмурился.
   — Что тебя беспокоит, сын? — спросил он.
   — Должно быть, съел что-то не то, — выдавил Нила.
   Король взглянул на жрицу, и та усмехнулась. Ее зубы странно сверкали в люминесцирующем зеленом свете.
   — Его отравили ядом лорели, мой повелитель, — сказала она со свистящими интонациями жрицы Йора.
   Король мгновенно разъярился.
   — Ох уж эти мои глупые, слабовольные и трусливые сыновья! — взревел он, ударив кулаком по ладони другой руки. — Неужели у нас и без того недостаточно врагов, чтобы еще мои сыновья грызлись, как акулы? Неужели они не понимают, что нам нужны все силы, если мы хотим стереть этих проклятых Йором людей в песок? Чем я заслужил таких слепых, невежественных и бесхребетных детей?
   — Ваш семнадцатый сын, младший из всех принцев, был настолько глуп, что вывесил всем напоказ на своей груди черную жемчужину, — прошипела жрица.
   Король скупо улыбнулся.
   — Я заметил. Гордыня и честолюбие всегда были отличительными чертами Помазанников Йора. И все-таки если мой семнадцатый сын хочет восседать на Хрустальном Троне, это я и его братья должны давать Виночерпию пробовать свое вино. Но я почему-то не боюсь. Этот бесклыкий мальчишка слишком слабоволен и мягок, чтобы осмелиться выдавить в мое вино лорели или спрятать морского ежа в постель к братьям. Он всего лишь жалкий сопляк, бесхребетный, точно медуза.
   Нила лежал неподвижно, сгорая от унижения, что Король так отзывается о нем перед женщиной, пусть даже эта женщина и была Жрицей Йора. Король презрительно расхохотался, ткнул Нилу широкой перепончатой ногой и сказал:
   — Не спи слишком крепко, сын мой.
   Он развернулся и удалился, позвякивая ожерельями и браслетами.
   Жрица еще немного постояла над ним. Рыба-гадюка лениво плавала в стеклянной сфере, и свет, отбрасываемый ее люминесцирующим телом, тревожно метался по его лицу. Хотя он не смог посмотреть ей в глаза, он увидел ее усмешку, а потом и она тоже ушла — лишь взметнулись вихрем ее одеяния из тюленьей кожи.
   Убедившись, что они действительно ушли, Нила приподнял покрывала, и из-под них выползла Фанд. В пещере было слишком темно, чтобы можно было разглядеть ее лицо, но он чувствовал, как она дрожит. Он прижал ее к себе, но она вырвалась.
   — А вдруг они поймали бы меня, Нила? — спросила она тонким от страха голоском. — Я даже сквозь меха почувствовала не себе ее глаза, точно жгучие солнца. Я знаю, она поняла, что я здесь.
   — Ну и что? — спросил Нила. — Она решит, что ты просто моя наложница. Даже самый младший из сыновей Короля может взять женщину к себе в постель, если захочет. — В его голосе прозвучала горечь.
   Фанд содрогнулась.
   — Не знаю почему, но у меня по коже бегают мурашки. Когда я увидела сияние ночесферы и услышала их шаги, то поняла, что должна спрятаться. Сердце у меня колотилось, и я едва дышала…
   — С этими жрицами все так себя чувствуют, — утешил ее Нила. — Но ты можешь их не бояться. Ты одна из рабынь Короля. Они не тронут тебя.
   Он притянул ее к себе, и она положила голову ему на плечо.
   — Я не могу остаться, — прошептала она. — Кто-нибудь заметит…
   — Пусть, — коротко ответил он и почувствовал на своей груди теплое дыхание — она вздохнула.
   Когда Нила на следующее утро появился в Пещере Тысячи Королей, он немедленно ощутил щупальца тайной злобы, потянувшиеся к нему. Он позволил рабыням подать ему маленьких рачков, еще извивавшихся на подносе, и с видимым удовольствием принялся поглощать их, запивая соком из морского винограда. Некоторые его братья с притворным участием в голосе осведомились, как он себя чувствует, и он отвечал всем:
   — Спасибо, замечательно.
   Прошло больше недели, пока он не почувствовал себя в достаточной безопасности, чтобы встретиться с Фанд. Ускользнуть из пещеры под бдительным наблюдением множества глаз, следящих за каждым его шагом, было нелегко, но в конце концов это ему все-таки удалось. Он знал, что Фанд почувствует его намерение и встретится с ним на развалинах на суше. Там они могли не опасаться назойливых глаз, поскольку никто не осмеливался пробираться сквозь тьму Бездонных Пещер. Ступени к старой башне ведьм находились далеко в стороне от обычных галерей и пещер, используемых королевской семьей и их слугами, и лишь бурые водоросли оплетали туннели, в которые не проникал солнечный свет.
   Хотя члены королевской семьи Фэйргов занимали Остров Богов многие тысячелетия, лабиринт пещер, пронизывавших старый вулкан, так никогда и не исследовали полностью. Большая часть пещер скрывалась далеко от поверхности, куда не мог пробиться естественный свет. Поскольку Жрицы Йора носили ночесферы, это означало, что Фэйрги посещали лишь те места, где трещины в стенах пещер пропускали естественный свет или где прошлые исследователи оставили веревки из водорослей, чтобы указать путь. В нижних пещерах рыскало множество ужасных чудищ, чья жажда теплой крови была поистине неутолимой. Из дна могли неожиданно забить струи шипящего пара, а многие пещеры затапливались во время прилива, и на них с головокружительной скоростью обрушивались темные волны. Говорили, что сам Йор, Бог Безбрежных Морей, родился в Пылающем Чреве, глубоко в недрах острова.
   Когда появились люди, они изгнали Фэйргов из их священных пещер стальными мечами и пылающими факелами. Огонь разогнал тысячелетний мрак. Ошеломленные таким святотатством, Фэйрги изо всех сил защищали священную тайну Бездонных Пещер, но спасения от огня и металла не было. Тогда погибли многие сотни.
   Бесхвостые захватчики бросили якоря в Пещере Тысячи Королей, превратив королевские спальни в склады для своих мешков и бочонков и вырезав из жилой скалы лестницу до небес. На вершине Острова Богов они построили огромную крепость, где их ведьмы жили и изучали новые ужасные способы убивать морских жителей. Теперь эта крепость лежала в развалинах, открытая ледяным ветрам и населенная лишь морскими птицами и призраками. Именно к этой груде камней сейчас и пробирался Нила с широко открытыми глазами, тревожно оглядываясь вокруг, хотя его окружала непроницаемая тьма. Несмотря на то, что они с Фанд обнаружили путь в старую башню уже несколько лет назад, юный принц так и не мог отделаться от ужаса, что собьется с пути и навсегда затеряется в Бездонных Пещерах.
   Наконец со вздохом облегчения он увидел проблеск серого света и принялся поспешно подниматься по грубым каменным ступеням, царапавшим его перепончатые ступни. Снег ударил в лицо, кожу мгновенно обжег морозный огонь, и он поплотнее закутался в свой плащ из тюленьей кожи.
   Он выбрался на поверхность посередине заснеженной кучи серых камней. Там и сям к свинцовому небу поднимались изящные дуги полуразрушенных арок. Но большая часть здания превратилась в груды камней. Фанд уже ждала его в ненадежном укрытии опасно накренившейся стены, дрожа от холода. На ней были лишь какие-то разорванные в клочья шкуры, и ее кожа пошла сине-лиловыми пятнами. Он обнял ее и закутал в свой плащ, и они лихорадочно набросились друг на друга, прижимаясь к стене. В их спешке было то отчаяние, то безрассудство, которому не было никакого дела до обжигающего холода. Закончив, они прижались друг к другу, тяжело дыша и еле сдерживая слезы.
   — Я больше так не могу, — выдохнул Нила. — Я хочу, чтобы ты была моей женой и мы могли ничего не бояться.
   Он почувствовал, как она мучительно вздохнула, а потом сказала, безо всякой насмешки:
   — Не говори глупостей. Ты же знаешь, что этому никогда не бывать.
   Он прижался губами к ее мягкой коже и ничего не ответил. Они долго стояли рядом, прижавшись к холодному камню, потом она наконец отстранилась от него, сказав печально:
   — Мне пора возвращаться. У меня много работы.
   — Следующим летом мы убежим в зимние моря, — прошептал он. — Мы найдем островок на солнышке и будем вместе навечно. — Она кивнула. — Родим себе малыша, и ты будешь петь ему, а я стану ловить рыбу для вас обоих, и мы будем заниматься любовью в теплом океане, и я сделаю для тебя корону из жемчужин…
   — А я буду собирать морской лук и делать для нас сладкое вино, — прошептала она, и он приник к ней в поцелуе, долгом и нежном.
   — Я не могу жить без мечты о будущем, — сказал он, когда наконец оторвался от ее губ. Она кивнула, но в ее опущенных аквамариновых глазах стояли слезы.
   Снегопад усилился.
   — Нам нужно возвращаться, — сказал Нила, не в силах скрыть отвращения при мысли о возвращении к королевскому двору. Фанд кивнула, и они вместе поспешили к зияющему черному колодцу.
   Медленно, держась за руки, они пробирались по темным туннелям, ощупывая ногами землю, чтобы не упасть в какую-нибудь из множества ям. Наконец их пальцы наткнулись на ржавую металлическую цепь, подвешенную ведьмами многие столетия назад. Они вздохнули в унисон и поспешили дальше, теперь уже без опаски ступая на невидимую во тьме землю. Наконец они вошли в длинную низкую галерею, тускло освещенную пробивающимся сквозь трещину в потолке светом, и их шаги стали более уверенными.
   Фанд оставила его в начале Обжигающих Водопадов, и Нила, тяжело ступая, отправился вдоль цепочки бурлящих озер и каскадов к Пещере Тысячи Королей. Подойдя к первому водопаду, Нила услышал позади какой-то свист и полуобернулся. Он успел заметить стремительное движение вниз, и на него обрушился вихрь мехов. Он инстинктивно выбросил вверх руку. Удар, нацеленный ему в голову, пришелся на предплечье, с треском ломая кость. Нила вскрикнул. Еще один удар угодил ему в висок, потом его больно ударили в живот. Он согнулся пополам, хватая ртом воздух. На него тут же обрушился шквал ударов, сваливших его наземь, и он потерял сознания.
 
   Очнулся Нила в темноте. Он лежал наполовину в ледяной воде лицом и грудью на мокром и слизком камне. Все тело у него ныло, сломанное предплечье болезненно пульсировало. Он слегка пошевелился, и все тело тут же пронзила мучительная боль. Он невольно вскрикнул, и его голос подхватило многократное эхо. Сердце у него сжалось от страха.
   Он попытался выползти из воды, прижимая к себе сломанную руку. Вода вздымалась и опадала вокруг него. Его ногу задело что-то слизкое, и Нила с криком шарахнулся. Ему удалось заползти по скользкой скале чуть выше, но его ногу обвило толстое щупальце. Он принялся лихорадочно искать свой кинжал, но пояс был пуст. Еще одно щупальце поползло по его телу и обвилось вокруг талии, мертвой хваткой вцепившись в него своими бесчисленными присосками. Медленно и неумолимо его затягивало обратно в море. Он закричал, зовя на помощь, но услышал в ответ лишь то же бездумное эхо.
   Темная вода сомкнулась над его головой. Нила захлопнул ноздри и рот, и по бокам его шеи затрепетали жабры. Здоровой рукой он из последних сил вцепился в выступ скалы, но пальцы соскользнули. Ужасное существо, схватившее его, кем бы оно ни было, оказалось очень сильным. Нила отчаянно извивался и сопротивлялся, но чувствовал, как вода давит на него все сильнее и сильнее по мере того, как он приближался к логову морского чудища.
   Потом где-то далеко-далеко вверху показался зеленоватый блеск. Внезапно поверхность воды покрылась пеной — за ним нырнули водолазы. Зеленоватое сияние озарило все вокруг, и он мельком увидел грозную разинутую пасть и извивающиеся щупальца гигантского спрута, поймавшего его в свои тенета. Через миг вокруг него уже кишели воины, набросившиеся на чудище с кинжалами. Хлынула мерзкого цвета жидкость, ослепляя их и парализуя жабры. На некоторое время все превратилось в мешанину бурлящей воды, толстых щупалец и тонких чешуйчатых рук и ног. Сверху в воду полетели копья, поразив спрута в его уязвимый рот. Все присоски разом ослабли, и чудище погрузилось в чернильную глубину.
   Задыхаясь и не в силах ни видеть, ни слышать, ни двигаться, Нила и воины шли ко дну вслед за ним. Потом в воду нырнул сам Король, схватив Нилу и еще двух воинов и вытащив их на поверхность. Пока они лежали на камнях, кашляя и задыхаясь, Король снова нырнул, разыскивая оставшихся парализованных воинов. Наконец все были благополучно спасены и лежали на камнях под презрительным взглядом двух Жриц Йора, склонившихся над ними с ночесферами.
   Нила медленно пришел в сознание. Перед глазами у него все плавало. Он лежал лицом вниз и долго тупо смотрел перед собой, пока не понял, что между перепончатыми ногами жриц стоит пара босых человеческих. У него екнуло сердце. Он поднял голову и увидел Фанд, в опущенных глазах которой застыло отчаяние.
   Нила взглянул на нее, и она ответила ему жалким взглядом. Он увидел, что две жрицы крепко держали ее за локти. Обе они улыбались.
   — Похоже, у этой полукровки есть таланты, которые будут очень полезны жрицам в их служении Йору, богу водоворотов и приливных волн, — с присвистом сказала одна.
   — Этой девчонке очень повезло, — сказала другая. — Мы освободим ее от рабства, и она станет одной из наших сестер.
   — Ее посвятят в таинства Йора.
   — Научат использовать всю ее примитивную человеческую силу.
   — Дисциплинируют ее слабые человеческие эмоции.
   — Раскроют силу воли и безупречность цели.
   — Приставят к делу.
   — На службу жрицам.
   — На службу Йору, — сказала первая с легким порицанием в голосе.
   — На святую службу всемогущему Йору, Богу Безбрежных Морей, — поправилась вторая.
   Нила взглянул на Фанд. На лице у нее был ужас. Она дернулась, пытаясь вырваться из рук жриц. Их хватка лишь усилилась, пока ее губы не исказились от боли, но их торжествующие лица никак не изменились.
   — Нет!
   Он рванулся, пытаясь встать несмотря на головокружение. Они улыбнулись, и он с трудом подавил ужас.
   — Вы ошибаетесь, — непослушными губами выговорил он. — Она всего лишь глупая полукровка, не стоящая даже броска костей. У нее нет никакой силы, никакого таланта.
   — У нее хватило смелости броситься к подножию моего трона и умолять меня спасти тебя, — сказал фэйргийский король с ноткой изумления в голосе. — Когда мы спросили ее, видела ли она, как на тебя напали, она попыталась солгать и сказала, что видела…
   — Но лишь глупцы лгут Жрицам Йора, — просвистела одна из жриц.
   — Понадобилось совсем немного времени, чтобы она призналась, что почувствовала нападение на вас, — воскликнула вторая.
   — Она смогла провести нас сюда через Бездонные Пещеры, — сказал Король. — Похоже, она, как и многие из этих ублюдков-полукровок, обладает действительно сильным талантом.
   Нила лихорадочно пытался придумать, что сказать.
   — Она моя наложница…
   — Вокруг полно рабынь-полукровок, — безразлично сказал Король. — Выбирай любую, если уж они так тебе по вкусу.
   Он махнул перепончатой рукой, и жрицы низко поклонились ему. Перед Нилой они склонились куда менее почтительно, потом развернулись, собираясь уходить и таща за собой упирающуюся Фанд.
   Нила с трудом поднялся на ноги.
   — Нет! — закричал он. — Оставьте ее! Вы не можете ее забрать. Она моя!
   — Вообще-то, — с улыбкой заметил Король, — она моя.
   Он сделал знак, и воины схватили Нилу за локти, не дав ему подбежать к Фанд. Хотя он отчаянно пытался высвободиться, против их силы он был бессилен. Фанд не сопротивлялась. Повесив голову так, что волосы рассыпались по всему лицу, она позволила жрицам увести ее. Мерцание ночесфер жриц постепенно затерялось во тьме.

ОСНОВА И УТОК

ПОЛЕТ ДРАКОНА

   Весна уже простирала свое нежно-зеленое покрывало над лесом, когда Изабо наконец добралась до Башен Роз и Шипов. Хотя на горных вершинах все еще лежал снег, она чувствовала на коже теплый ветер и ликовала. Весна была для Изабо вестницей нового времени года и новой жизни, свободной от гиса перед королевой драконов.
   На голых ветвях, нависавших над дорогой, уже начали распускаться молодые листочки, а шиповник, оплетавший беседки, покрывали почки. Изабо радовалась, глядя на ухоженный сад, который совершенно зарос, когда она впервые появилась здесь пять лет назад. Флойд Садовод, главный садовник, опершись на лопату, окликнул ее, и она подошла к нему, чтобы поприветствовать.
   Он был среди множества тех, кто решил попытать счастья в горах, вдали от бедствий войн, опустошавших южный Эйлианан. Ри Лахлан Крылатый, зять Изабо, набрал пятьсот беженцев, которые отправились в Башни Роз и Шипов вместе с Хан'гарадом и Ишбель. Среди них были каменщики и плотники, чтобы помочь восстановить разрушенные башни, садовники и фермеры, чтобы засадить землю зерном и овощами, ткачи, швеи, повара и слуги, чтобы помочь вести хозяйство в замке, писцы и ученики ведьм, чтобы работать в библиотеке, и рудокопы, которые должны были разыскивать в горах залежи полезных ископаемых. Кроме того, в Башни отправилась и свита из младших сыновей знати, горящих желанием выдвинуться на службе у новопровозглашенного прионнса.
   Путешествие в Тирлетан по горам заняло у беженцев почти год, поскольку они везли множество припасов и скот. Древняя дорога, некогда связывавшая Тирлетан с Рионнаганом, практически исчезла, и переселенцам пришлось прокладывать ее заново. Они добрались до долины совсем незадолго до того, как Изабо пришло время покинуть ее и отправиться к прабабке на Хребет Мира, и изменения, произошедшие с долиной за несколько месяцев ее отсутствия, потрясли Изабо. На лугах кипела жизнь: мужчины и женщины пахали, строили стены и прорывали канавы, выпалывали чертополох и бурьян, восстанавливали разрушенные домики, вновь отвоеванные у леса, и пасли коз, овец и лошадей.
   Из заброшенной кучи камней, оплетенной паутинами и населенной лишь крысами, совами и призраками, Башни Роз и Шипов превратились в кипящий жизнью замок, ухоженный и самодостаточный, как это, судя по всему, было во времена первых Красных Колдунов тысячу лет назад.
   — Что новенького, Флойд? — спросила Изабо.
   Он мрачно покачал головой и сжал в зубах пустую трубку.
   — Зима выдалась суровая, все время мело, и бывали дни, когда мы даже носу на улицу высунуть не осмеливались из страха заблудиться в снегу. Я очень беспокоился, как бы мороз не погубил все мои новые деревья, ведь их надо было сажать раньше…
   — А мама? — прервала его пространный рассказ Изабо. — С ней все в порядке?
   — Огромная, как голубой кит, — коротко ответил главный садовник, — и совершенно не в духе, как я слышал.
   — Так малыши еще не появились на свет? — воскликнула Изабо с облегчением. — Слава Эйя!
   — Да, слава Эйя, — подхватил он. — Хотя старая Димпна и говорит, что приняла уйму пищащих младенцев, я бы ей не доверился.
   Изабо только улыбнулась и, попрощавшись с ним, вновь повернула к башням, которые, серые и высокие, взмывали в голубое небо. Когда-то их так оплел шиповник и ежевика, что они были почти незаметны, но теперь серая громада зданий была отделена от сада, и их огромные серые контрфорсные арки, увенчанные коническими шпилями башенки и изящные арки, перекинутые через реку, ясно виднелись в солнечном свете. Лужайки тянулись до самого озера, где отражения двух башен, казалось, тянулись вперед в попытке прикоснуться к отражению двух пиков-близнецов, врезающихся в небесную синь так же отчетливо, как и пик Черепа Мира. Пейзаж дышал красотой и покоем, и Изабо радостно улыбнулась, взбежав по ступенькам и устремившись в огромный вестибюль первой башни.
   Ишбель видела, как она шла по саду, и уже спешила ей навстречу по винтовой лестнице с протянутыми руками. Облаченная в просторное белое платье, она действительно была огромной, предшествуемая своим невероятных размеров животом. При виде ее глаза Изабо слегка расширились. Она была даже толще, чем Изолт во время двух своих беременностей, и Изабо была уверена, что близнецы появятся на свет гораздо раньше положенного срока. Она помогала сестре при рождении год назад ее близнецов, Оуэна и Ольвинны, и наследника трона, Доннкана, и его мертворожденной сестренки пять лет назад. Пережитого вполне хватило Изабо, чтобы от души радоваться, что по пророчеству ей самой не суждено было иметь детей.
   Мать и дочь неуклюже обнялись, и Ишбель с гримаской махнула рукой на свой живот.
   — Почему, ну почему мне нужно было обязательно влюбиться в мужчину, у которого в роду одни близнецы? — простонала она. — Ты видела когда-нибудь что-нибудь подобное?
   — Должно быть, тебе жутко неудобно, — отозвалась Изабо, взяв мать под руку и помогая ей подняться обратно по лестнице. Пышно украшенная резьбой в виде однолепестковых роз, лестница была достаточно широка, чтобы по ней могли плечом к плечу пройти семеро.
   — Неудобно? Да это еще слабо сказано! Я не могу спать, потому что эти младенцы всю ночь напролет танцуют джигу на моей печени. Руки и ноги у меня так опухли, что я не влезаю ни в одни туфли и ни в одно кольцо, а сил у меня хватает только на то, чтобы утром спуститься с лестницы. Почему только мне приходится жить в старой башне, где столько лестниц, во имя Эйя!
   — Могло бы быть и хуже. Ты могла бы снова рожать в логове драконов, — с улыбкой заметила Изабо. Ишбель театрально вздрогнула и опустилась на диван в роскошной гостиной. Изабо одобрительно огляделась вокруг. За зиму ткачихи наделали гобеленов, подушек и украшенных богатой вышивок покрывал, которые придали залу жилой и уютный вид, которого ему раньше определенно недоставало.
   — Я так рада, что ты успела вернуться к своему дню рождения, милая, — сказала Ишбель, отдышавшись. — Я боялась, что тебе придется снова праздновать его в одиночестве, а ты ведь знаешь, я поклялась, что этого никогда больше не случится.
   — Хотелось бы только, чтобы нам с Изолт когда-нибудь удалось отпраздновать его вместе, — грустно усмехнулась Изабо. — Вечно мы находимся вдали друг от друга.
   — Да, может, и настанет день, когда мы все сможем собраться на Кандлемас вместе. Позвони, чтобы принесли вина, милая, и пошли кого-нибудь за твоим дайаденом, он очень по тебе соскучился. Он хочет знать, прошла ли ты посвящение.
   Изабо коснулась своей щеки. Благодаря бальзаму шрам совершенно затянулся, но все еще был красным.
   — Я вижу, что прошла, бедная малышка, но подожди, когда придет отец, тогда и расскажешь все сразу нам обоим.
   Изабо кивнула и дернула за шнурок колокольчика. Пока они ждали, она принялась расспрашивать Ишбель о новостях из Лукерсирея и услышала массу историй об уме и красоте близнецов, озорстве и смышлености Доннкана, пиратских набегах, воинственности Фэйргов, глупости лордов и все усиливающейся дряхлости Мегэн. Девочкой Ишбель была ученицей Мегэн Хранительницы Ключа и горячо любила старую колдунью. В ее голосе звучала неподдельная тревога, и Изабо нахмурилась, охваченная внезапным беспокойством.
   — Месмерд по-прежнему повсюду за ней ходит? — спросила она вполголоса, и Ишбель кивнула. Ее отекшее лицо беспокойно сморщилось.
   Изабо вздохнула.
   — Мне нужно вернуться в Лукерсирей, — сказала она себе под нос.
   Ишбель испуганно вскрикнула.
   — Но зачем? Я так надеялась, что ты вернешься до рождения близнецов, чтобы ты смогла мне помочь. Почему ты собираешься так скоро покинуть нас снова?
   — Но не прямо же сейчас, — успокоила ее Изабо. — Разумеется, я останусь до твоих родов, не беспокойся. У меня же не каждый день появляются брат и сестра! Нет, я уйду только тогда, когда буду уверена, что с тобой и с малышами все в порядке. У тебя здесь уйма народу, чтобы помочь, а я должна увидеться с Мегэн и возобновить учебу. Я и так уже потеряла слишком много времени.
   Ишбель вздохнула и пошевелилась, пытаясь сесть поудобнее.
   — Но почему ты не можешь остаться здесь и заниматься в библиотеке, как делала последние несколько лет?
   — Мне нужен учитель, — ласково ответила Изабо. — Я уже почти достаточно взрослая, чтобы пройти Третье Испытание и получить разрешение вступить в Шабаш. Я должна была сидеть у ног Мегэн и учиться у нее, а вместо этого я была то тут, то на Хребте Мира. Да, я узнала многое, но боюсь, что все-таки недостаточно многое, и возможно, не совсем то, что нужно. Наука Матери Мудрости очень отличается от науки ведьм.
   Ишбель нехотя кивнула.
   — Кроме того, — сказала Изабо еле слышно, — возможно, мне осталось провести с Мегэн не так много времени.
   — Ну, она крепкий старый орешек! — воскликнул Хан'гарад, входя в дверь. Это был высокий и сильный мужчина с буйными рыжими волосами, перехваченными кожаной лентой, и толстыми изогнутыми рогами Хан'кобана. Его суровое лицо украшали семь шрамов Шрамолицего Воина, а гибкую талию охватывал пояс с оружием, среди которого угрожающе поблескивала восьмиконечная звезда рейла. Одетый в потрепанную и грязную одежду, он был весь в пыли. — Не беспокойся за Мегэн, дочка. Она прожила такую долгую жизнь, что я не думаю, чтобы стоило переживать за ее здоровье теперь, когда все спокойно.