Розовые облака, облитые снизу расплавленным золотом, опоясывали небо от горизонта до горизонта, постепенно угасая. По волнующемуся серому морю пробежала первая дорожка света от поднимающихся лун. Внезапно ледяная волна лизнула ее, оставив мокрой насквозь до самого пояса, и она поняла, что забрела очень далеко вдоль берега.
   Ощутив внезапный приступ страха, Изабо огляделась вокруг и поняла, что наступил прилив. На нее неслись огромные пенистые волны. Солнце скрылось за темным лесом, и песок накрыла тень мола. Сумерки раскрасили дюны серым и фиолетовым. Волны уже подступали к изгибу массивной стены. Если она не поторопится, путь назад будет отрезан.
   Девушка поспешила по пляжу обратно. Волны лизали песок, смывая ее следы. Вода поднималась с ужасающей скоростью. Песок, еще двадцать минут назад бывший таким теплым, теперь покрывали холодные хлопья пены. Изабо перешла на бег.
   Когда она, наконец, добежала до лестницы, вода уже доходила ей до колен. Юбки намокли и тянули вниз, приросшие к перекладинам раковины нещадно резали босые ноги? Башмаки, которые она повесила на шею, мешали каждому движению. На нее накатила новая волна, и на миг обе ее ноги снесло со ступеньки. Изабо изо всех сил вцепилась в лестницу руками и подтянулась повыше.
   Дрожа от холода и усталости, она поднималась вверх очень медленно. Казалось, вода тянется к ней ледяными когтистыми лапами, смывая ее вниз, увлекая за собой. Она уже начала терять последние силы, когда сверху раздался низкий женский голос.
   - Быстро, девочка, а не то угодишь прямо на обед морскому змею. Хватайся за мою руку.
   Чувствуя прилив энергии, Изабо вскарабкалась по склизким ступенькам и обхватила руку Мораг. Сильные пальцы сомкнулись вокруг ее запястья и протащили ее вверх несколько последних футов. Вцепившись в железные столбы, Изабо оглянулась на море, принявшее стальной серый цвет и угрожающе подступившее к каменному молу.
   - Прилив заходит так далеко, - ахнула она.
   - Ну разумеется, именно поэтому стену сделали такой высокой. Вылезай быстрей. У тебя очень усталый вид, а я не хочу, чтобы ты свалилась обратно в море.
   У Изабо так тряслись ноги, что она еле справилась с этой задачей и медленно пошла вдоль мола.
   - Зачем ты спустилась на пляж? - голос Мораг был суровым и слегка испуганным. - Ты что, не помнишь, что до осеннего равноденствия осталось всего несколько недель? Да еще на море буря, и волны поднимаются выше, чем были с самой весны!
   Изабо кивнула, ругая себя за забывчивость. Обернувшись, она снова взглянула на море, не в силах поверить, что прилив наступил так быстро.
   - Взгляни! - ахнула она.
   Над огромным валом, несущимся на берег, виднелись несколько гладких черных голов. Они ехали верхом на волнах с легкостью морского бычка, ныряя и вновь показываясь из воды, точно наслаждаясь бешеным напором течения. Они были слишком далеко, чтобы можно было различить их черты, но Изабо не сомневалась, что это Фэйрги. Мораг взглянула туда, куда показала Изабо, и ее лицо приняло странное выражение.
   - Пойдем! - закричала она. - Нужно уходить отсюда!
   - Но ведь мы в безопасности? - удивилась Изабо. - Они же не могут перепрыгнуть через эту стену...
   - Если ты можешь взобраться по лестнице и пролезть в дырку, с чего ты взяла, что Фэйрги не могут? - мрачно ответила Мораг. Ее лицо побелело, и она обхватила себя за плечи руками, точно охваченная страхом.
   На Изабо нахлынул ужас, и она отпрянула от мола. С сильно бьющимся сердцем она смотрела на Фэйргов, все еще резвившихся в волнах. Ее мечта о том, чтобы увидеть морской народ, стала явью, но Изабо чувствовала один лишь страх.
   - Мне нужно возвращаться, - сказала Мораг. - Будь осторожна, Рыжая. Не ходи на пляж, когда в море Фэйрги - они утащат тебя и утопят без колебания.
   Встав на бревно, чтобы вставить ногу в стремя, она уселась в дамское седло.
   Изабо не стала даже дожидаться, когда затихнет стук копыт ее лошади, и мысленно позвала Лазаря. Почувствовав ее волнение, он прискакал галопом, и она вскочила ему на спину, даже не дожидаясь, пока он остановится. Он скакал так всю дорогу до опушки, и лишь умение не позволило ей свалиться, когда из сумерек внезапно возникали ветви, и с обеих сторон подступали массивные стволы деревьев. Наконец, вся в царапинах и синяках, Изабо соскользнула с его спины и уткнулась лбом в его взмыленную шею. Будь осторожен. Лазарь, отчаянно подумала она.
   К ее огромному изумлению и восторгу, в ответ она услышала слабое: И ты тоже...
   ФЕЙЕРВЕРК
   Донован Косолапый облокотился на перила, глядя на то, как на него катится жемчужная рассветная волна. Город у него за спиной был тих и темен, но над остроконечными островами уже выплывало из белой дымки солнце. Он поковылял дальше, озабоченно глядя на ржавчину, окружающую огромные задвижки. Шлюзы давно нуждались в хорошем ремонте, но Ри не одобрил бы подобные расходы. Мол находился в еще худшем состоянии, и при виде раскрошившихся огромных камней Донована кольнуло беспокойство. Моря кишели Фэрйгами, так неужели Ри не понимал, что стену нужно отремонтировать? Да, в апатии Мак-Кьюинна действительно было что-то странное. При всех своих недостатках Мак-Кьюинны никогда не были безразличны к благоденствию своего народа.
   Из тумана выплыли изящные силуэты шести больших кораблей. Паруса на их мачтах безжизненно висели, но корабли легко заплыли внутрь, увлекаемые приливом. Донован Косолапый нахмурился и задумчиво набил глиняную трубку, заталкивая табак в чашечку большим пальцем. Табаком его снабжали торговцы с Прекрасного Архипелага, проходя через ворота с грузом, чтобы ускорить процесс его проверки и подъема через шлюз. Прекрасный Архипелаг был единственным местом из всех Дальних Островов, где он рос, поскольку любил умеренный климат, поэтому табак и был редкостью, приберегаемой обычно для толстосумов. Донован Косолапый рассматривал это как привилегию своей должности начальника порта.
   Он разжег трубку, угрюмо глядя на то, как корабли входят в залив. Они знали, эти тирсолерские моряки, что самое лучшее время для входа в Бертфэйн - это прилив. Похоже, время прилива было известно им так же хорошо, как и ему самому. И этот табак, который он курил - они не забыли сунуть ему один тюк, проходя через его ворота. Откуда они узнали и где взяли табак? Он явно не рос на холодных равнинах Тирсолера. Он раздумывал обо всем этом, как раздумывал о многих вещах, произошедших за последние несколько лет. Но Донован подчинялся приказам Ри, а Мак-Кьюинн сказал: "Пропусти эти корабли с белыми парусами".
   Донован Косолапый по одному пропустил корабли через ворота в шлюз. Волна подхватила их и вынесла в спокойные воды Бертфэйна. Капитан каждого из шести кораблей оставил ему по тюку табака, коротко кивнув или сухо улыбнувшись. Каждый корабль казался вполне невинным, на палубах не было никого, кроме загорелых матросов и нескольких солдат. Но волоски на загривке Донована Косолапого встали дыбом, и он с кривой ухмылкой убрал табак, чувствуя, что, пожалуй, ему стоит рассказать кому-нибудь о своих мыслях. Вот только кому?
   В ту ночь Дугалл Мак-Бренн почувствовал беспокойство, не дававшее ему заснуть. Его очень встревожило последнее письмо от отца, жившего в счастливом уединении семейного поместья в дальнем конце Равеншо. Мак-Бренн был уже очень стар и настолько поглощен множеством своих экстравагантных изобретений и хитроумных приспособлений, что редко обращал внимание на то, что происходит вокруг него. Его письма всегда были сбивчивыми и бессвязными, но последнее оказалось еще более путаным, чем обычно. Среди пространных описаний своей новейшей летучей машины, восхищения последним пометом щенков от любимой гончей и жалоб на затянувшееся отсутствие сына отец Дугалла упоминал визит шайки Ярких Солдат. Через три абзаца он вскользь обмолвился о том, что они хотели воспользоваться множеством укромных портов и бухточек Равеншо, а две страницы спустя упомянул, что они предложили за эту привилегию немыслимую кучу денег. Мак-Бренну не пришло в голову сообщить своему долготерпеливому сыну о том, какой ответ она дал, хотя загадочный постскриптум, в котором говорилось, что он "отослал их, устроив такую нахлобучку, какой они вовек не забудут", с равной степенью вероятности мог относиться как к Ярким Солдатам, так и к щенкам.
   Дугалл Мак-Бренн не мог бы объяснить, почему отцовское письмо так обеспокоило его. Его встревожили вовсе не разрозненные обрывки мыслей, брошенные на полуслове анекдоты и своеобразные выражения, ибо таков был обычный эпистолярный стиль Прионнса Равеншо. Не была это и новость о том, что тирсолерцы просили у отца разрешения воспользоваться бухтами, хотя она действительно давала богатую пищу для размышлений. Это был не рассказ о том, что в море видели странные корабли, и не истории о Фэйргах, появляющихся в реках. Это был тот холодок, пробегающий по его спине, который Дугалл так хорошо знал. Он чувствовал надвигающуюся опасность. Вот что заставляло его крутиться и ворочаться в постели и побудило подняться за несколько часов до рассвета.
   Он сел, надел длинный бархатный халат и отороченные мехом туфли и направился к двери. Во дворце было тихо и темно. Он долго не мог решиться, но потом поднялся по парадной лестнице в покои Ри на верхнем этаже. Сонные стражники, кивнув, пропустили его, зная, что Дугалл Мак-Бренн - лучший друг Ри.
   Дугалл знал, что другие прионнса ругали его за то, что он сохранил хорошие отношения с Джаспером, ибо мать Дугалла, Матильда Ник-Кьюинн, была убита Красными Стражами в День Расплаты. Это стало таким потрясением для ее отца - и без того эксцентричного, - что он превратился в тихо помешанного. Многие лорды презирали Дугалла за то, что он так кротко принял убийство своей матери, хотя многие из них тоже потеряли родственников в Сожжении. Молодой Дугалл хочет вернуть было счастье клана Мак-Бреннов, - шептались они, - поэтому и заделался лизоблюдом Ри... Дугалл не обращал внимания на слухи. Да и что еще ему оставалось делать? С тех пор как он обнаружил Джаспера, терзаемого муками вины после Дня Расплаты, кузены сблизились, как никогда. Джаспер всегда был его лучшим другом, а не просто кузеном, и Дугалл понимал силу наложенного на него заклинания. Он давно решил во всем поддерживать Джаспера и, несмотря на то, что это решение обошлось ему очень дорого, он никогда не отклонялся от курса, который выбрал для себя.
   Джаспер спал, закинув одну руку за голову, темные кудри слиплись от пота. Дугалл поплотнее закутался в свой халат и уселся в кресло у кровати. Огонь догорал, ночь перетекала в утро, и в комнате становилось все холоднее и холоднее. Он смотрел на лицо своего кузена, освещенное отблесками умирающего огня, и ругал себя последними словами. Никакой опасности не было. Джаспер спал. Во дворце было тихо. Ему следовало бы быть в постели, видя сны человека, у которого нет в жизни больших проблем, чем последний карточный долг..
   Дугалл почувствовал, как по его спине снова прошел озноб, и сжал кулаки. Это предчувствие опасности не было игрой его воображения. Дугалл уже не раз ощущал такое раньше, и всегда это предшествовало боли, горю и утратам. Он положил голову на руки и приготовился бодрствовать остаток ночи.
   Яркие Солдаты провели весь день, осматривая знаменитый голубой город Дан-Горм. Брайд, столица Тирсолера, был большим и величественным, но и он не мог сравниться с этим фантастическим и богатым городом, построенным из серовато-голубого мрамора. Когда, шагая по улицам строгим строем, которого они ни разу не нарушили, они встречали других Ярких Солдат, то прикладывали ладонь к сердцу и бормотали "Деус Вулт".
   В ту ночь, когда городские трактиры заполнились недовольными торговцами, буйными сквайрами и шумными матросами, Яркие Солдаты, стоя на коленях в своих каютах, возносили молитвы. Закончив - довольно долгое время спустя, - они улеглись на свои койки, положив рядом мечи, и заснули.
   В предрассветной тьме, когда даже самые шумные гуляки, наконец, угомонились, они поднялись, вымылись ледяной водой, надели свои латы и снова принялись молиться.
   - Деус Вулт! - восклицали они шепотом. - Деус Вулт!
   На приколе у берегов Бертфэйна стояло теперь пятнадцать кораблей тирсолерцев. Шесть из них были четырехмачтовыми галеонами, еще шесть трехмачтовыми каравеллами, быстрыми и более маневренными, но по сравнению со своими громоздкими соседями казавшимися совсем крошечными. Остальные три были купеческими карраками, с двумя квадратными парусами и бизанью.
   С каждого корабля спустили маленькие лодки, часть из них была полна солдат, которые, обвязав весла тряпками, погребли к берегу. Остальными, доверху наполненными соломой, управлял всего один человек, с обнаженной грудою и одноногий. Шлюпки с соломой бесшумно двинулись через бухту, внезапно превратившись в плавучие факелы. Когда искры, точно светлячки, запорхали в такелаже, а огонь пополз вверх по якорным канатам, тирсолерцы нырнули под воду и перерезали штуртросы эйлианаиских кораблей, сделав их неуправляемыми.
   Над одним из купеческих кораблей взметнулись огромные языки пламени, и там началась паника. В ночное небо стаями светлячков взлетали снопы искр. За двадцать минут большинство эйлиананских кораблей превратилось в погребальные костры, а ночь разрывали вопли оставшихся на борту. Город проснулся, вся портовая стена зажглась огнями, где-то тревожно гудел набат. Оставшиеся на борту тирсолерцы стащили брезент, прикрывавший огромные пушки, установленные на палубах кораблей. Остальным кораблям подали сигналы сделать то же самое, и каравеллы начали маневрировать, подбираясь ближе к берегу. Пушки били только на близкое расстояние, а тирсолерцы хотели нанести Дан-Горму как можно большие разрушения. Адмирал тирсолерского флота дожидался рассвета, чтобы открыть огонь. Зарядка и наводка пушек и так были достаточно сложной задачей, не говоря уж о том, чтобы попытаться сделать это под покровом темноты. Ждал он и сигнала с берега о том, что его солдаты вывели из строя военный штаб Красных Стражей и заняли башню начальника порта. Снаружи стоял еще один флот тирсолерских кораблей, везущих солдат, а чтобы пропустить их в Бертфэйн, нужно было открыть ворота. Наконец достаточно рассвело, чтобы он смог разглядеть, что на улицах города идут бои. Адмирал нахмурился. Солдатам явно не удалось взять город врасплох, и он с изумлением заметил, что многие из сопротивлявшихся Ярким Солдатам не были одеты в красные плащи Стражи Банри, и задумался, кто же они такие, что так неистово бьются. Он поднял руку и резко опустил ее - с каждого корабля выстрелили пушки, обрушив на город ураган твердых бронзовых ядер. Адмирал закашлялся, подавившись едким дымом, и вытер заслезившиеся глаза. Когда черное облако рассеялось, он с удовлетворением заметил, что городу нанесен огромный урон.
   Снова и снова он отдавал приказ пушкам стрелять не только по городским укреплениям, но и по самому Риссмадиллу. Дворец, расположенный так высоко над их мачтами на гигантском каменном уступе, оказался трудной целью для кораблей но все, что могло помочь адмиралу обеспечить быстрое падение дворца, стоило попытаться сделать.
   Огонь догорел, угли подернулись серым пеплом, и темноту и тишину спальни ничто не нарушало, когда Дугалл поднял голову. Внезапное желание схватить на руки исхудавшее тело Ри и унести его прочь было почти непреодолимым. На Дугалла вдруг накатил страх, что Ри умер во сне, и он пошарил по подушке, отыскивая почти прозрачное запястье кузена. Пульс все еще бился. От прикосновения пальцев Дугалла пульс участился, и слабый голос спросил:
   - Кто здесь?
   - Это я, Дугалл. - Он почувствовал, как запястье облегченно обмякло.
   - Ты пришел посмотреть, как я сплю, Дуг? - В сонном голосе Ри прозвучала нежность. - Боишься, что я умру ночью?
   - Я боюсь... - нерешительно ответил Дугалл, - боюсь за твою безопасность, Джаспер, но не спрашивай меня, почему.
   - Моя смерть уже близко, - прошептал Джаспер. - Я чувствую ее.
   - Да ну, брось. Треснувшая чашка целые переживет, ты же знаешь!
   - Когда я был еще ребенком, говорили, что у меня есть Талант, проговорил Джаспер. - Поверь мне, Дугалл, если у меня еще и остался какой-то Талант, то это предвидение моей собственной смерти.
   Дугалл был потрясен.
   - Надеюсь, что это не так, Джаспер, потому что настали такие времена, когда нам нужен сильный Ри.
   - Я хочу вернуться в Лукерсирей. Я скучаю по Жемчужинам Рионнагана, сверкающим под солнцем, я скучаю по Сияющим Водам, я скучаю по садам и прогулкам по лабиринту. Помнишь, как мы играли там в пятнашки? Говорят, в тот день, когда Башню сожгли, он исчез. - Джаспер вздохнул. - Мне до сих пор иногда кажется, что я слышу зов Лодестара... Мой ребенок должен взять его в руки, я не хочу, чтобы он стал первым за четыреста лет Мак-Кьюинном, рука которого не коснется Лодестара... - Его голос прервался - силы покинули его.
   Чувство опасности стало настолько острым, что Дугалл чувствовал ее у себя за плечами, ее дыхание полярным ветром леденило ему спину.
   - Джаспер! - сказал он настойчиво. - Что-то не так! Я это чувствую.
   - Уже почти рассвело. Мне очень хотелось бы снова увидеть рассвет, прежде чем я умру.
   - Я помогу тебе подойти к окну, - с готовностью отозвался Дугалл.
   - Я не могу ходить. Ноги трясутся, а сердце бухает, как барабан.
   Дугалл нагнулся и взял кузена на руки, ужаснувшись, каким легким он стал. Джаспер, как и большинство Мак-Кьюиннов, был не высок, но теперь он стал не тяжелее ребенка.
   - Отнеси меня к западному окну, - попросил Джаспер. - Хочу посмотреть, как рассветает в Белочубых горах. Не хочу видеть море. - Он суеверно вздрогнул и покрепче ухватился за шею Дугалла.
   Тот пронес его через все покои и усадил, чтобы отдернуть занавеси и открыть высокие окна. Джаспер приник к нему, дрожа от холода. Стукнув себя по лбу, Дугалл стащил с себя халат и закутал в него исхудавшую фигуру Ри. Он помог кузену перебраться через порог, и они очутились на маленьком балкончике.
   В своих роскошных покоях в королевском крыле дворца барон Невилл Сен-Клер, опершись на подоконник, с нескрываемой радостью смотрел на первые яркие сполохи пожара, занимающегося над городом.
   - Деус Вулт! - воскликнул он и нежно погладил рукоятку своего меча.
   Главный мастер Древней Гильдии Устроителей Фейерверков оказался действительно полезным. Слегка нажав на старика, они выудили из него рецепт пороха, и теперь победа Ярким Солдатам была обеспечена.
   Древняя Гильдия почти тысячу лет хранила секрет производства пороха как зеницу ока, продавая свое волшебное вещество за огромные деньги прионнса для подрывных работ, добычи полезных ископаемых и выплавки металлов. Рецепт взрывчатого порошка пришел из Другого Мира, но белое кристаллическое вещество, из которого его делали, здесь было редкостью, и добывали его лишь в северных районах Шантана, Каррига и Тирсолера.
   Многие годы селитра была одной из самых прибыльных статей торговли этих стран, поскольку весь Эйлианан очень любил фейерверки, а все прионнса нуждались во взрывчатке для своих производств. Древняя Гильдия Устроителей Фейерверков была одной из богатейших гильдий и самой скрытной в отношении своей деятельности. Фейерверочный порох всегда использовали в производстве оружия, но как мушкеты, так и пушки нужно было очень долго заряжать, они постоянно взрывались в самый неподходящий момент и были совершенно бесполезны в сырую погоду. Поскольку селитра была редкостью, ее приберегали в основном для производственных нужд, в особенности в последние четыреста лет. С тех пор как Эйдан Мак-Кьюинн провозгласил себя Ри, гражданские войны, так долго раздиравшие Эйлианан, прекратились, и столь мощное оружие вышло из употребления.
   Тирсолер не стал исключением. Несмотря на то что его бесчисленные известняковые пещеры были богаты селитрой, со времени последней попытки семьи Мак-Хильдов вернуть себе трон в Яркой Стране не было гражданских войн. Суровое военное общество не одобряло фейерверки, поэтому у Древней Гильдии Устроителей Фейерверков в Брайде была лишь маленькая фабрика. После того как Филде, благослови Бог ее душу, решила очистить мир от еретиков-эйлиананцев, сочувствующих ведьмам, они попытались перекупить у Гильдии рецепт пороха, но те предпочли умереть, но не расстаться с ним.
   Но это к счастью, лишь ненадолго помешало их планам. На фабрике в Брайде хранились достаточные запасы серого порошка, чтобы регионы смогли обучиться обращению с аркебузами, а военные инженеры сконструировать улучшенную пушку, которую можно было установить на палубе корабля. К тому времени, как у них закончились запасы пороха, они подписали соглашение с банприоннса Эррана. У нее самой пороха не было, и никакой необходимости в нем для своего гнусного колдовства она не видела, но зато она командовала месмердами, которые могли проникнуть в любую крепость. Болотные демоны отвели отряд Ярких Солдат в самое сердце Дан-Идена и помогли унести мешки с порохом и обмякшее тело главного мастера Гильдии. Используя свои гипнотические таланты, месмерды с легкостью выманили у него рецепт, а потом убили его, как и всех остальных, кто знал о нем в Блессеме.
   Это неожиданное нападение на Ри было очень умным планом и к тому же тщательно согласованным. Договоры с Маргрит Эрранской и пиратами с Прекрасного Архипелага позволили им напасть на Дан-Иден и Дан-Горм одновременно. Дипломатическая миссия польстила тщеславию Ри и подготовила путь для флота торговых кораблей, в то время как весь южный Эйлианан изнывал от прекращения торговли. На галеонах, встреченных в Бертфэйне с распростертыми объятиями, скрывались солдаты и осадные машины. Украденный рецепт пороха дал Ярким Солдатам оружие, при помощи которого они могли справиться с превосходящими силами Ри.
   Идея нанести удар сразу же после Ламмаса была гениальной. Все казармы маялись похмельем, а Риссмадилл был битком набит сокровищами страны, которыми прионнса выплатили свою десятину. Филде намеревалась украсить алтарь главного собора Брайда парчовым покровом и повесить над ним украшенный драгоценными камнями крест.
   Богатые земли Южного Эйлианана будут принадлежать им! Кукурузные и ячменные поля, соляные озера, густые леса, горы, богатые рудами и драгоценными камнями, дающая жизнь река, огромная гавань и отлогие берега все это будет принадлежать им! Всегда сурово сжатые губы барона Невилла сейчас почти улыбались.
   - Деус Вулт! - прошептал он.
   Его помощник, Бенедикт Святой, стоял рядом с ним, и его радость выдавал лишь еле заметный блеск глаз на бесстрастном лице.
   - Пора, как вы думаете, милорд?
   - Да, действительно пора, - ответил барон Невилл и поднял свой шлем, аккуратно надев его на коротко остриженную седую голову, прежде чем выйти из комнаты.
   На верхних этажах дворца было очень тихо. В коридорах горело несколько фонарей, но все остальные помещения были погружены в мрак. Барон Невилл вытащил из ножен кинжал. Если он и чувствовал какие-то угрызения совести по поводу того, что собирался совершить, они никак не отразились на выражении его аскетического лица. Его рот был твердо сжат, пальцы не дрожали. Двенадцать других тирсолерцев, которых поселили в самом Риссмадилле, должны были подползти к подъемному мосту и быть готовыми на все, лишь бы помочь ускорить падение дворца. Даже если им не удастся повредить механизм, поднимающий и опускающий мост, они смогут убить и ранить множество часовых и, не исключено, поднять решетку, преграждающую доступ во внутренний дворик.
   Барон Невилл и Бенедикт Святой в своих развевающихся белых плащах поднялись по парадной лестнице на верхний этаж, где находились покои Ри и Банри. Стражники на площадке вскочили навытяжку, проворно преградив им путь скрещенными копьями. Если они и сочли странным то обстоятельство, что глава дипломатической миссии тирсолерцев крадется по дворцу среди ночи, возможности выразить свое удивление им не представилось. Оба умерли мгновенно и без единого звука, а их тела спрятали за занавесями, отделявшими лестницу от жилых помещений.
   Стражники, стоявшие перед дверью Ри, умерли столь же быстро, но их тела оставили лежать там, где они упали. Пальцы барона дрожали от возбуждения, когда он открывал дверь, ведущую в покои Ри. Внутри было темно. Огонь не горел, и единственный лучик света проникал в комнату сквозь щелочку в занавесях. Барон на цыпочках прошел по ковру, сжимая в руке скользкий от пота нож, а Бенедикт крался вслед за ним. Тирсолерцу никогда раньше не приходилось бывать в покоях Ри, поэтому он мог только догадываться о том, где стоит кровать. Его пальцы наткнулись на мягкое бархатное покрывало, и он быстро ощупал его, добравшись, наконец, до высокой подушки. С бешено бьющимся сердцем барон и его помощник занесли свои кинжалы и с громким криком "Деус Вулт!" глубоко вонзили ножи в податливую мягкость постели. Они наносили удар за ударом, крича:
   - Видишь, как подыхают те, кто якшаются с ведьмами, Мак-Кьюинн?
   На западе уже начали вырисовываться смутные очертания гор. Луны клонились к горизонту, круглые, точно головки сыра, и почти такие же оранжевые. Даже Гладриэль окрасилась в яркий цвет, а тени на боку Магниссона резко выделялись, точно следы шлепка.