Форсит Кейт. Пруд Двух Лун (Ведьмы Эйлианана - 2)

   - Очень хороший вопрос, милорд, - учтиво отозвался незнакомец. - Я и сам очень хотел бы узнать ответ.
   - Кто вы? Где я?
   - Я, милорд, Катмор Шустрый, сын Десмонда Сапожника. Вы находитесь в сердце лагеря повстанцев, и я предупреждаю вас, милорд, не делайте никаких резких движений, поскольку вокруг этой палатки примерно пять сотен человек...
   - Во имя Кентавра, ты считаешь, что я сейчас способен на какие-нибудь резкие движения? - рявкнул Энгус. - Где моя дочь?
   - Я хотел бы знать, как вы догадались, где нас искать, милорд? - В бархатном голосе мятежника таилась угроза.
   - Я преследовал молодого Мак-Кьюинна, - ответил Энгус, прикрыв глаза ладонью. - Где он? Я видел, как он выехал отсюда... Где моя дочь? Молчание, повисшее после его вопроса, заставило Энгуса вновь открыть глаза. Катмор нахмурился и обнажил свой кинжал. - Ради Эйя, парень, я не враг ни вам, ни Мак-Кьюинну.
   - Разве вы не служите Майе Колдунье? Разве это не вы схватили Мегэн Ник-Кьюинн и отдали ее в руки Оула?
   - Да, я, но она все поняла... Убери нож, парень, ты меня нервируешь. Похоже, придется рассказать тебе всю историю целиком, тогда ты все поймешь. - Коротко и быстро Энгус объяснил обстоятельства, приведшие его в лагерь повстанцев. - Понимаешь, я просто хочу найти мою дочь. Мегэн думает, что девочка здесь.
   Катмор, что-то прикидывая, взглянул на него.
   - Она не здесь, милорд. Среди ребятишек была девочка по имени Финн, но она уехала вместе с прионнса.
   - Куда они отправились?
   - Этого я вам не скажу, милорд. Прионнса узнал вас, поручил моим заботам и велел держать вас под стражей. - Он слегка подчеркнул последние слова.
   - Имей же жалость, парень. Клянусь, мне нет дела до того, что вы затеваете.
   - Это вы так говорите, милорд. На самом деле, это не имеет никакого значения, поскольку скоро нас здесь не будет. Мы подержим вас тут до тех пор, пока вы уже ничем не сможете навредить нам, а потом вы будете свободны и можете идти на все четыре стороны. Его Высочество почему-то не хочет, чтобы я заставил вас замолчать навечно. - Гладя свой кинжал, Катмор добавил: - Только не думайте, что я не убью вас, если вы попытаетесь что-нибудь сделать, милорд. Мы все слишком долго боролись, чтобы теперь поставить наши планы под угрозу.
   Ничто из того, что рассказал Энгус, не поколебало мнения мятежника. К его досаде, прионнса со слугой заключили в одной маленькой палатке, а Кейси Соколиный Глаз и юный волынщик находились - в другой. Табитас без устали шагала по палатке, тихонько поскуливая, но каждый раз, когда они лишь выглядывали из палатки, им угрожали палашами.
   На следующий день они услышали шум, который безошибочно говорил о том, что большая группа людей собралась и двинулась в путь. Стражи продержали их в заключении еще сутки, а потом что-то подмешали им в еду, так что все четверо и даже волчица забылись тяжелым сном. Когда они проснулись, гигантская котловина опустела.
   По приказу Энгуса Табитас опустила нос к земле и повела их по следу отряда Фионнгал. Волчица шла по долинам и ущельям, а люди ехали следом за ней, пока не добрались до Малеха, бурным потоком несущегося к югу. Они уже несколько дней ехали вдоль неровно изрезанного края ущелья, по которому текла река, но так и не смогли нагнать отряд Крылатого Прионнса. Несмотря на то что у Энгуса до сих пор кружилась голова и он плохо себя чувствовал, он безжалостно пришпоривал своего коня, теперь уже твердо уверенный, что девочка-нищенка по имени Финн и есть его пропавшая дочка.
   Завернув за огромный валун, они остановились. Перед ними возвышался громадный утес, его отвесная поверхность была черной и блестящей от брызг, на которые разбивалась вода, срываясь со скалы в нескольких сотнях футов над их головами. Бурля и пенясь, водопад белым потоком несся вниз, обрушиваясь в ущелье.
   Табитас бегала взад и вперед по краю утеса, скуля и глядя на Энгуса тревожными глазами.
   - Как могла Фионнгал раствориться в воздухе? Найди ее, Табитас!
   Волчица снова заскулила, бегая туда-сюда с опущенным к земле носом. Потом она подняла голову на прионнса, резко стегнула хвостом, разбежалась и спрыгнула с края утеса. Она полетела вниз, ее темное изогнутое тело с плеском упало в воду.
   - Нет! - закричал Энгус, увидев, как она исчезла под пенящимся потоком. - Табитас, нет!
   Но было уже слишком поздно. Волчица исчезла.
   Изабо сидела у огня, мешая суп в огромном котле. Над ее головой ветви превращали серое небо в причудливую мозаику; по обеим сторонам замшелые валуны сдерживали наступление множества стройных, облитых золотом листвы деревьев. Вдоль дороги солдаты разбивали палатки, стреноживали лошадей, собирали хворост и проверяли тропинки, уходящие в лес.
   На дороге стоял, накренившись под странным углом, украшенный богатой резьбой экипаж Ри. Днем у него отлетело колесо, и солдаты все еще пытались починить сломанную ось. Остальные экипажи выстроились за ним вдоль дороги, дожидаясь, пока каретник закончит свою работу. Солдаты были хмуры и молчаливы - охранять Ри и Банри в подобных обстоятельствах было вовсе не тем, чего им хотелось бы.
   Три недели, прошедшие с тех пор, как они бежали из дворца, были нескончаемыми и полными досадных неприятностей. Ухабы превратили путешествие в выматывающий кошмар, а стычки с бандитами заставляли всех постоянно быть начеку.
   Настроение у Изабо было хуже некуда. Разбивка лагеря означала отдых для пассажиров роскошных экипажей лордов, но уйму работы для слуг. Каждая косточка в теле Изабо болела, руки и ноги закоченели, и ей до смерти надоело быть девочкой на побегушках. Изувеченная рука не спасала ее от необходимости таскать тяжелые ведра с водой, носить охапки хвороста, быть на посылках у лордов, лакеев, солдат и конюхов. Поскольку Изабо не позволила никому позаботиться о ее шрамах, рука у нее ныла от непривычного напряжения, а некоторые уродливые рубцы потрескались, и все бинты были в пятнах крови вперемешку с грязью.
   Был вечер дня осеннего равноденствия. Если бы Изабо была дома, они с Мегэн совершили бы все положенные ритуалы, но здесь, похоже, никого не волновало, что день опять сравнялся с ночью, и силы - мужские и женские, свет и тьма, добро и зло - на короткое время находились в совершенном равновесии.
   До заката оставалось еще несколько часов. Повинуясь какому-то импульсу, Изабо швырнула на землю деревянную ложку и, схватив плед, ускользнула в лес. Ну и что, что никто из остальных ведьм, скрывавшихся среди свиты Ри, не осмелился праздновать равноденствие? Она была воспитана Мегэн Повелительницей Зверей и не могла позволить смене времен года пройти неотпразднованной.
   Впервые с тех пор, как они покинули дворец, ей удалось уйти из лагеря. Если бы Латифа была поблизости, Изабо не удалось бы ускользнуть, но старая кухарка ушла срывать раздражение на слугах, устанавливающих палатку, в которой должны были спать Ри и Банри. С начала их путешествия здоровье Мак-Кьюинна заметно ухудшилось, и Латифа все время была раздраженной и беспокойной. Ни одно из снадобий Изабо, похоже, не помогало, и рыжеволосая девушка не надеялась на выздоровление Ри. Единственной наградой за всю ее заботу была оплеуха, от которой у нее загудело в голове, да предупреждение Латифы о том, что она сдерет с Изабо шкуру, если Ри умрет во время пути. Изабо пробормотала, что здесь все зависит от Гэррод, разрезающей нить, чем заслужила еще одну оплеуху по другой щеке.
   Уши у Изабо до сих пор горели, и она так и не простила этого Латифе. В приливе энергии, вызванной возмущением, она взлетела на холм и остановилась лишь тогда, когда начала задыхаться и у нее заболел бок.
   Они уже были высоко в горах, двигаясь по дороге, которая шла вдоль стремнин Бан-Барраха, несущегося к Лукерсирею. Острые пики Белочубых гор окружали их со всех сторон, а на самых высоких из них поблескивал снег. Среди мрачной хвои разноцветьем красок сияла ослепительная осенняя листва кленов и буков. Небольшие водопады сбегали по склонам каменистых холмов, питая Бан-Баррах. Изабо даже пришлось перейти один из них, перепрыгивая с камня на камень.
   Она легла на живот в зарослях серой колючки, глядя на лежащий внизу лагерь, и злорадно наблюдала за дородной фигурой Латифы, стоящей у костра с ложкой в руке и напрасно зовущей Изабо. Она хихикнула, осторожно встала и начала подниматься выше, исполненная решимости по меньшей мере исполнить ритуал; девушка хотела отойти как можно дальше от лагеря. Когда Изабо добралась до вершины следующего холма и начала спускаться в лощину, она услышала звон водопада и направилась к нему.
   Изабо была уже почти у основания холма, когда до нее донеслись голоса. Будь разговор на языке, который Изабо знала, она просто развернулась бы и пошла в другом направлении, но странность этих голосов заставила ее остановиться и прислушаться. Они поднимались, становясь резкими, и падали, делаясь мелодичными, со свистящими модуляциями, которые совершенно не походили ни на что, слышанное Изабо до сих пор. Она знала языки почти всех животных и волшебных существ страны, но этот пронзительный, отдающийся эхом звук озадачил ее. Она осторожно раздвинула ветви и заглянула в лощину.
   На бревне прямо под ней сидели две фигуры. Между ними был какой-то предмет, который мерцал и вспыхивал, - это было зеркальце. Глядя в его серебристую поверхность, две фигуры запели на своем странном языке, и, к изумлению Изабо, зеркало отозвалось глубоким низким тоном. Сильный и звучный, как океан, голос звучал очень долго. Когда он затих, и меньшая из двух фигур наклонилась, собираясь ответить, и у Изабо сердце ухнуло в пятки - она узнала, что это Сани.
   Очень медленно она вернула ветки обратно на место и бесшумно пошла назад. У нее не было никакого желания оповещать Сани о том, что за ней наблюдали. К счастью, старая женщина была слишком поглощена своим зеркалом, чтобы услышать шорох листьев под башмаками Изабо, и той удалось благополучно вернуться в лес и поспешить прочь с бешено колотящимся сердцем. Она была твердо уверена в том, что Сани говорила с кем-то через зеркало, как это проделывала Мегэн со своим хрустальным шаром. Но с кем и на каком языке? И кто была эта вторая фигура? Изабо не сомневалась в том, что это была сама Банри и говорили они на языке Фэйргов. Это был единственный диалект волшебных существ, которого Изабо не знала.
   Первым ее побуждением было побежать в лагерь и рассказать об увиденном Латифе. Но уши у Изабо до сих пор горели, и у нее не было никакого желания попадаться кухарке на глаза. Она решила найти уединенный холм и посмотреть на закат и восход лун, как и собиралась, думая, что у нее еще будет уйма времени, чтобы поговорить с Латифой, в особенности когда та почти ничего не могла сделать в этой-то глуши.
   Изабо добралась до вершины холма, откуда открывался вид на лес. Солнце уже садилось за горы, и по склону холма протянулись длинные тени деревьев. Острые пики были черными, небо золотилось, в лесу свистел пахнущий снегом ветер, прозрачные луны казались рубцеватыми. Покой хлынул в ее душу, исцеляя ее. Подняв руки к опоясанному облаками небу, она затянула заклинание к Эйя, как делала каждое солнцестояние и равноденствие в своей жизни. Закончив ритуал, она спустилась по склону холма, умиротворенная после возрождения связи с естественными силами жизни. Под деревьями было темно, но у Изабо было необыкновенное зрение, и в темноте она видела почти так же хорошо, как и при дневном свете. Она прошла через березовую рощу, отводя тонкие прутики, так и норовившие стегнуть ее по лицу, и поспешила к дороге.
   Шум от большого тела, ломящегося через подлесок, заставил ее застыть на месте. Она прижалась спиной к замшелому стволу сосны и начала напряженно прислушиваться. В свете двух лун, просачивающемся сквозь ветви деревьев, она увидела высокого коня, мчащегося к ней, и мгновенно узнала эту изящную голову и гордую осанку.
   - Лазарь! - закричала она и побежала навстречу жеребцу. Он встал как вкопанный и замотал головой, а она обеими руками обхватила его шею, прижавшись лицом к шелковистой шкуре. - Я так беспокоилась за тебя, пожаловалась она. Он пренебрежительно всхрапнул и ткнулся в нее теплым носом. Изабо ласково погладила его - и он зафырчал, слегка пританцовывая.
   Появление жеребца безмерно обрадовало Изабо. Она волновалась о нем с тех самых пор, как они покинули дворец, беспокоясь, что его найдут Яркие Солдаты или Фэйрги, вышедшие из моря.
   В то время как она втолковывала жеребцу, чтобы он был очень осторожен и не показывался никому на глаза, до нее донесся топот копыт. Девушка похлопала его по носу, не обращая внимания на его пугливое фырканье и косящие глаза. Глубоко в мозгу пронеслось слабое: Опасность...
   Уходи, Лазарь! Будь осторожен...
   Он яростно затряс головой, роя копытом землю, но она подтолкнула его и пошла через лес к дороге. Спрятавшись в тени огромного упавшего дерева, Изабо даже в скудном свете лун, пробивавшемся через переплетение ветвей, хорошо видела тропинку. Черная кобыла, нервно трясущая головой и прядающая ушами, осторожно ступала по каменистой дороге.
   Изабо удивленно замерла. Она уже видела эту кобылу. Но что ее подруга с берега делает здесь, в пустынных лесах Белочубых гор, в трех неделях пути от моря? Повинуясь импульсу, она вышла на дорогу. Кобыла шарахнулась, и белые руки, держащие узду, быстро натянули поводья. Прежде чем она успела пришпорить лошадь, Изабо воскликнула:
   - Мораг? Это я, Рыжая. Подожди!
   На миг ей показалось, что Мораг поскачет дальше, поэтому она тихонько заржала, успокаивая кобылу, которая моментально притихла, и сказала весело:
   - Мораг, это ведь ты? Я узнала бы твою красавицу-кобылу где угодно. Что ты здесь делаешь?
   Мораг сбросила капюшон.
   - Рыжая? Что ты здесь делаешь?
   - Я первая спросила! - сказала Изабо. Мораг заколебалась, но потом ответила:
   - Я еду в Рионнаган. Весь день я просидела в битком набитом экипаже, вся одеревенела, извелась и решила проехаться на Молнии, а то она, бедняжка, много дней уже идет на поводу.
   - Так значит, ваш лагерь где-то поблизости? Какое совпадение!
   - Да, у нас случилась небольшая авария. Ось сломалась... - Мораг замолчала, а глаза Изабо изумленно расширились. Две сломавшиеся оси в такой близости друг от друга казались слишком уж большим совпадением. Но разве возможно, чтобы Мораг ехала в том же караване, что и она сама? Изабо знала большинство слуг по именам и всех - в лицо. Действительно, она редко видела кого-либо из аристократов, которые ехали далеко впереди и у которых были собственные слуга и собственные костры, и все же их было не больше дюжины, и большинство из них она видела, когда они прогуливались вдоль дороги в солнечные дни, разминая ноги. Но Мораг среди них она не замечала ни разу.
   Высоко в небе закричал ястреб. Изабо инстинктивно отступила назад, и кобыла пугливо шарахнулась в сторону. Внезапно послышалось пронзительное ржание. Из леса выскочил Лазарь, бешено вращая глазами. Он встал на дыбы над кобылой Мораг, сверкнув копытами. Глубоко в мозгу Изабо услышала его отчаянный зов: Берегись! Зло! Обидит тебя...
   Мораг натянула поводья, пытаясь отъехать подальше от мелькающих копыт Лазаря. Жеребец снова встал на дыбы, яростно заржав. Изабо попыталась ухватить его за гриву, но он не подчинился ей, отпрыгнув в сторону.
   Нет, Лазарь! Друг!
   Не друг! Враг! Враг! Зло...
   Одно копыто жеребца задело плечо кобылы. Взвившись на дыбы, она вытряхнула Мораг из седла. Тяжело плюхнувшись на землю, женщина закричала от боли и обмякла с искаженным лицом. Лазарь встал на дыбы над ее головой, неистово заржав.
   Изабо подбежала к жеребцу.
   - Что ты наделал, глупый конь? - закричала она, пытаясь уцепиться за его гриву.
   Зло. Враг. Жеребец отпрянул, не позволив ей приблизиться.
   - Она моя подруга! Что ты с ней сделал? - всхлипывала Изабо. Она наклонилась над стонущей Мораг. Ястреб закричал и спикировал на голову Лазарю. Тот снова взвился на дыбы и замолотил копытами, но птица уклонилась и с криком полетела к его морде, метя когтями, украшенными длинными цветными лентами, прямо в глаза.
   Заржав, Лазарь затряс головой и поскакал обратно в лес. Мой враг... берегись...
   - Мое... дитя, - задыхаясь, выдавила Мораг. - Мое... дитя!
   К своему ужасу Изабо увидела на юбке Мораг расплывающееся пятно крови.
   - Мое дитя, - выдохнула та.
   Изабо охватила парализующая нерешительность. Она схватила Мораг за руку.
   - Можешь идти? - спросила она, но ответом ей было побелевшее от боли лицо Мораг. Она качалась туда-сюда, а алое пятно на ее юбке расплывалось все больше и больше.
   - Латифа... - Изабо вскочила на ноги. Она знала, что старая кухарка была опытной повитухой. - Я не могу бросить тебя здесь, уже темно, и ветер очень холодный. Я отвезу тебя обратно в лагерь, там есть женщина, которая тебе поможет.
   Мораг лишь застонала в ответ.
   Чувствуя нарастающую панику, Изабо попыталась поймать кобылу Мораг. Несмотря на то, что беспокойство Лазаря передалось и ей, Изабо удалось успокоить ее достаточно для того, чтобы отвести туда, где лежала Мораг, закусив побледневшую губу.
   Попытка посадить Мораг на лошадь вымотала Изабо, которая и так устала после долгой прогулки. В конце концов ей все-таки удалось взгромоздить беременную женщину в седло при помощи упавшего дерева, и она повела кобылу по лесу.
   Поднявшиеся луны скрылись за грозовыми облаками, и под деревьями стало совсем темно. Любое резкое движение кобылы заставляло Мораг стонать. Несколько раз она чуть не вылетела из седла, когда лошадь шарахалась от тени, но все же каждый раз ей удавалось не свалиться. Изабо вгляделась в темноту и увидела стражей за несколько шагов до того, как они увидели ее. Но все же сердце у нее глухо забилось, когда они подняли свои мечи и закричали:
   - Стой!
   - Мне нужно найти Латифу! - крикнула Изабо. - Женщина... раненая. Она рожает!
   Почти в лицо ей уткнулся горящий факел, и стражник воскликнул:
   - Рыжая, это ты!
   Огонь вспыхнул, заиграв на нервно ходящих боках кобылы, и он закричал, не веря своим глазам:
   - Молния! - Стражник поспешно поднял факел выше, в смятении крикнув: Стража! Быстро! Это Банри!
   В лагере поднялась суматоха. Изабо вцепилась в поводья, сбитая с толку и такая усталая, что еле понимала, о чем он говорит. Со всех сторон бежали стражники, крича во все горло. Зажглись огни. Двое стражников аккуратно сняли Мораг с лошади, и она без сознания упала им на руки.
   - Найдите Латифу! - закричала Изабо, пытаясь пробиться поближе к подруге. Они отстранили ее - решительно, но не зло. - Вы не понимаете. Она упала с лошади! Она рожает! Ребенок умрет! - всхлипывала Изабо.
   Стражник рявкнул, раздавая приказы, и солдаты разбежались в разные стороны. Изабо не понимала, почему на ее просьбу о помощи отозвались с таким энтузиазмом, но была благодарна. Она уселась прямо посередине дороги, не в состоянии отвести глаза от этого ужасного темного пятна, расплывающегося по юбке Мораг.
   Внезапно появилась Латифа, ее круглое смуглое лицо беспокойно сморщилось. Повсюду горели факелы.
   - О, Эйя! - охнула она, не заботясь о том, что ее могут услышать. - Это действительно Банри! - Она повелительно махнула солдатам рукой. - С дороги, болваны! - Бросив один взгляд на лицо и позу Мораг, она сорвала малиновый плащ со спины одного из солдат.
   - Давай сюда свой плащ, ты, идиот безмозглый, - заорала она, прикрывая стонущую женщину от солдатских глаз. - Ваше Высочество, - сказала она ласково, - мне нужно, чтобы вы сели. Давайте, вот так.
   Мораг была не в состоянии ответить, дыхание вырывалось у нее изо рта хриплыми стонами.
   - Мы не можем допустить, чтобы она рожала посреди дороги, на виду у всех. Бегом, найдите палатку и разведите огонь, как можно быстрее. Изабо, неси свои травы и подумай, как лучше всего успокоить ребенка во время родов.
   Изабо стояла столбом, разинув рот. Она не могла поверить в то, что Мораг оказалась Банри, женщиной, которую она с детства привыкла считать своим врагом. Она не могла в это поверить, продолжая думать, что это какая-то ошибка. Но ведь Латифа не могла так ошибаться? Старая кухарка помогла Майе сесть, нажимая пальцами на ее раздувшийся живот. Майя вскрикнула и ударила Латифу по руке.
   - Тихо, милая, тихо, - уговаривала ее Латифа. Потом обратилась к Изабо, - Королевское дитя должно было родиться только через месяц! Это просто ужасно. Что стряслось?
   Изабо, дрожа от страха и волнения, попыталась рассказать. Шокированная внезапностью нападения Лазаря, она была потрясена и перепугана и тем, что ее подруга Мораг оказалась Банри - самой могущественной женщиной страны. Все произошло так быстро. Разводя огонь, она украдкой поглядывала на бледное, блестящее от пота лицо Банри - теперь она так привыкла пользоваться кремнем, что ей и в голову даже не приходило разжигать огонь силой мысли. Это был ее величайший враг, женщина, которую она поклялась низвергнуть. Весь ее мир встал с ног на голову.
   Латифа расстегнула платье Банри и осматривала опухший синяк на ее боку.
   - Поднеси свечу поближе, Изабо, - пробормотала она. - Кровь все еще течет. Спасти ребенка будет нелегко...
   Услышав эти слова, Майя закричала.
   - Нет, нет, вы должны спасти мое дитя! Вы должны спасти мое дитя! повторила она плача.
   Где-то в вышине пронзительно закричал ястреб.
   - Успокойтесь, милая, - спокойно сказала Латифа. - Я сделаю все, что в моих силах. Вы должны быть спокойны, потому что ребенку и так несладко. Скажите, вы чувствуете схватки?
   Майя кивнула, ее глаза потемнели от страха и боли. Латифа положила на живот Банри ладонь и прижалась к ней ухом.
   - А теперь, Ваше Высочество, вы должны в точности исполнять то, что я скажу вам.
   - Нет, я не могу, не сейчас, - стонала Майя. - Слишком рано, еще не время.
   - Вам, может быть, и рано, Ваше Высочество, но этот младенец уже готов родиться.
   Когда Латифа попыталась уложить ее, Банри замотала головой и засопротивлялась, бормоча:
   - Нет, нет, не так... Мне нужна... вода.
   Изабо попыталась дать ей попить, но та только всхлипнула и, отпихнув чашку, попросила позвать Сани. Но старую служанку нигде не смогли найти, и Майя снова закричала, прося воды, но когда Изабо поднесла к ее губам поильник, она лишь слабо отмахнулась.
   Роды были долгими и трудными. Изабо никогда раньше не видела, как рождается ребенок, и страдания Майи ужаснули ее. Но она очень многое знала о травах, применявшихся в родах, ибо это было одним из главных Умений любой знахарки.
   Был миг, когда они испугались, что и мать и ребенок умрут. Им никак не удавалось остановить кровотечение, и дыхание Майи стало неглубоким и неравномерным, а пульс под пальцами Изабо пугающе замедлился. Латифе пришлось развернуть ребенка в матке и вытащить его оттуда почти без помощи матери.
   Это было крохотное красное сморщенное существо, покрытое желтоватой слизью. Старая кухарка перерезала пуповину и со знанием дела перевязала ее. Где-то в вышине все еще раздавались крики ястреба.
   Изабо погрузила новорожденную девочку в таз с теплой водой, смывая родовую смазку. Пальцы рук и ног малышки были заметно перепончатыми, а кожа мерцала странным радужным светом. На ее шее, прямо под ушами, виднелись три узкие прозрачные щели, почти невидимые на бледной коже. Изабо показала их Латифе, которая нахмурилась и тихо пробормотала:
   - Странно. Говорят, в Карриге младенцы иногда рождаются с перепончатыми пальцами, как у лягушек, но таких отметин я никогда раньше еще не видела.
   Майя пыталась посмотреть на ребенка, но сесть сил не хватило. Латифа сноровисто запеленала малышку и передала ее матери.
   - У вас прелестная дочурка, - оживленно сказала она, ничем выдавая своего замешательства.
   Горькое разочарование исказило лицо Майи.
   - Дочь! Нет! Не может быть.
   - Это действительно девочка, правда, пока чуточку маленькая и слабенькая, но она вырастет.
   Майя оттолкнула младенца. По щекам у нее текли слезы.
   - Нет! - закричала она. - У меня должен был родиться сын. Я должна была родить сына. Какая мне польза от дочери!
   - Как вы можете говорить такие вещи о своей малышке, - успокаивающе сказала Латифа. - Я уверена, что от дочерей пользы не меньше, чем от сыновей...
   Майя покачала головой и начала всхлипывать.
   - Какая мне польза от дочери, - повторяла она. - У меня должен был родиться сын! - Она с такой яростью отпихнула спеленатую малышку, что плачущая девочка чуть не свалилась на пол. Латифа больше ничего не сказала, лишь передала младенца Изабо, а сама принялась утешать Майю.
   Девушка устало уселась на землю, качая малышку. Девочка выпростала крошечные кулачки, ее красное личико сморщилось еще больше. Изабо захлестнула волна нежности, и она одним пальцем погладила мягкую ладошку. Малышка немедленно зажала его в кулачке. Девушка подняла голову и увидела, что глаза Майи прикованы к ней и ребенку. Они были темными от страха и страдания и еще от какого-то чувства, которое Изабо затруднилась определить. Ей показалось, что больше всего оно походило на ненависть.
   НИТЬ ПЕРЕРЕЗАНА
   ЗИМА
   ЛУКЕРСИРЕЙСКИЙ ДВОРЕЦ
   Изабо сидела у огня, качая на руках плачущего младенца.
   - Тише, Бронвин, тише, моя маленькая, - напевала она.
   Латифа стояла на коленях над очагом, раздувая огонь. Ее маленькие черные глазки покраснели, смуглое круглое лицо сморщилось от слез. Ри чуть не умер этой ночью, и лишь травы Изабо помогли ему остаться в живых. Она знала рецепт митана Мегэн, снадобья, содержащего наперстянку, ягоды боярышника и ландыш, которое могло подстегнуть любое ослабшее сердце.