Страница:
Он пожал плечами, ожидая, что Сирина будет над ним смеяться. Но она улыбнулась – улыбнулась так, словно все поняла. Словно ей это понравилось.
– Звучит отлично, – застенчиво проговорила она. – Мне так нравится запах барбекю! Не понимаю, почему считается, что его можно готовить только летом! В конце концов, мы же живем в Калифорнии. – Ее улыбка стала шире и радостней, преобразив каждый уголок прекрасного лица, и Руди словно наяву почувствовал жар июльского солнца и пряный запах жаркого. В груди у него как будто били крыльями сотни крошечных бабочек. Что, черт побери, эта крошка с ним делает? Нет, так нельзя. Приди в себя, Руди Грин!
– К сожалению, сейчас почти все магазины закрыты. А в тех, что открыты, нет мороженого мяса. И это в Лос-Анджелесе! Будь у меня магазин, я бы держал его открытым круглые сутки и круглый год…
Руди вздрогнул и умолк, заметив, как смотрит на него Сирина. А смотрела она на него круглыми, сияющими глазами и слушала его болтовню о торговле мясом, словно новое откровение. Заметив его смущение, она моргнула и расправила плечи, как будто допустила бестактность и теперь надеялась, что этого никто не заметил.
– Да, мне кажется, вы правы, – робко согласилась она.
Руди рассмеялся.
– А впрочем, какая разница, что я думаю о мороженом мясе? У меня все равно нет магазина. Ну что ж… – Он вздохнул. «Скажи что-нибудь, – мысленно молил он ее, – останься со мной еще хоть на несколько минут!» Но Сирина молчала. – Ну что ж, не буду вас задерживать. Вас, наверно, ждут.
– Очень рада была с вами встретиться, – вежливо попрощалась Сирина, убирая в сумку аспирин.
– С Рождеством!
Сирина оглянулась через плечо, но не повернулась к нему.
– Вас тоже.
Руди грустно повез свою тележку к другому выходу. Он пытался представить, кто ждет его маленькую секретаршу? Мама с папой? Приятель? Он слышал треск огня в камине, нестройный шум голосов, незамысловатые шутки, понятные только в семейном кругу. Может быть, даже рождественские гимны – один или два, все хорошо в меру…
По пути Руди завернул в отдел игрушек и купил музыкальную шкатулку, чтобы скрасить свое одиночество. Бросив ее в тележку, он повернул направо… и остановился как вкопанный. Перед ним стояла Сирина. Оправившись от удивления, Руди покатил тележку прямо к ней.
– Если честно, меня никто не ждет, – сказала она.
– А у меня в духовке поместятся два бифштекса, – ответил Руди.
Сирина шагнула вперед и взялась за другую ручку тележки. «Как странно, – думал Руди, – словно она всегда была со мной».
– Руди! Привет!
Двери лифта открылись, и Руди увидел Лору. Она отсалютовала ему полупустой бутылкой бренди и, неуверенно шагнув вперед, повисла у него на шее. Весила она, казалось, не меньше тонны, а пахла, как целый винокуренный завод. Сумка с покупками оказалась зажата между ними; что-то хрустнуло – бедная музыкальная шкатулка!
– С Рождеством, босс!
– И тебя тоже, Лора! – с трудом произнес Руди. Он не сердился на нее – он сейчас ни на кого не мог сердиться. Осторожно, как только мог, он оторвал ее от себя и поставил на ноги. Лора, должно быть, дожидалась его не один час: она дрожала от холода, и даже бренди не мог ее согреть.
Следом из лифта вышла Сирина. Лора, увидев ее, открыла рот, да так и осталась. Сирина-секретарша? Да, это она, удивительно похорошевшая без очков и уродливого «хвостика», стоит рядом с Руди, словно ей здесь самое место. Лора попятилась и схватилась за стену. Бутылка выпала из ее дрожащих рук. Сирина подбежала к ней.
– Здравствуйте, мисс Принс, – приветливо поздоровалась она и поддержала Лору под локоть – так же, как много раз поддерживала пьяную мать.
Лора выпрямилась и уставилась на Сирину. Надо бы сказать спасибо, думала она, но язык ей не повиновался. Сирина улыбалась ей, и улыбка ее была прекрасна. Все в ней было прекрасно – волосы, кожа, глаза… Лора беспомощно взглянула на Руди. Неужели он не понимает, как противны ей прикосновения этой наглой девчонки? Но на лице Руди отражались лишь досада и раздражение. «Ты мне больше не нужна», – говорил его взгляд. С ним она работала, с ним спала, много лет была рядом, а теперь он не хочет даже притвориться, что рад ее видеть! Предана! Все ее предают. Сначала Дейни, теперь эта серая мышка-секретарша… Что ж, мистер Руди Грин может катиться к чертовой матери. Лора повернулась на каблуках. Он ей больше не нужен.
Александер провел ночь с Корал за два дня до Рождества. Они занимались любовью под музыку Эрика Клэптона с альбома «Перекрестки»: начали под «Хочу любить тебя», продолжили под «Полночь» и вкусили блаженный отдых под «Кокаин». Оба знали, что это прощание. Корал предстоял отпуск на Карибских островах, а Александеру – возвращение к жене Полли.
Полли. Двадцать лет понадобилось Александеру, чтобы понять: ее беззаветная любовь для него всего лишь возмещала недостаток любви материнской. Когда он это понял, Маргарет уже не было на свете, а супружеское ложе покрылось толстым слоем пыли. Милая глупенькая женушка со своим обожанием изрядно ему надоела. Он повзрослел и избавился от иллюзий: воображаемому уюту домашнего очага он предпочитал яростное в своей реальности физическое наслаждение. Так он начал обманывать Полли. Он был хорошим актером: она ничего не замечала.
Решение мужа развестись с ней грянуло словно гром с ясного неба. Она умоляла и угрожала: она устраивала сцены ревности и пыталась удержать его ласками. В горе, в потрясении она стала почти красива, а в борьбе за мужа – почти сексуальна. Александер едва не изменил своего решения. Но все-таки настоял на своем – и не жалел об этом.
Но сегодня все изменится. Он стоит у дверей Полли; в руках у него рождественский подарок. Сейчас он войдет и начнет унижаться перед ней, вымаливая прощение, упрашивая, чтобы она разрешила ему вернуться. Оказывается, не так просто на это решиться.
– …Полли, у тебя прекрасная елка! – Он приблизился к лохматому чудовищу, увешанному игрушками. Лучше уж смотреть на елку, чем в страдальческое лицо жены. – Право, не знаю, как тебе это удается. Год от года – все лучше и лучше. А эта – красивей всех.
– У меня много свободного времени. Я ведь не работаю, как другие женщины. И у меня нет…
Полли вовремя прикусила язык. Чуть было не сказала, что у нее нет мужа, а дочь живет своей жизнью. Не на кого готовить, стирать, убирать… Но психоаналитик однажды сказал ей, что Александер не из тех, кого можно растрогать жалобами. И Полли с этим согласилась. Она улыбнулась – широко, но не слишком весело, затем, не зная, куда девать глаза, уставилась в чашку, словно хотела прочесть свою судьбу по кофейной гуще, и наконец сделала то, на что и во время их семейной жизни решалась нечасто, – взглянула Александеру в лицо.
– Александер, не надо со мной играть. Ты же знаешь, ради тебя я готова мир перевернуть. Я не могу тебя ненавидеть. Я тебя люблю. Всегда любила и всегда буду любить. А теперь скажи, зачем ты пришел.
Александер прикрыл глаза тяжелыми веками, чтобы Полли не заметила сверкнувшего в них циничного удовлетворения. Бедняжка Полли! Знала бы она, в какие игры он играет! Но Полли никогда не поймет его целей. И притворяться она не умеет. Чтобы безукоризненно сыграть свою роль, она должна верить в его искренность. Александер поднял глаза: в них не отражалось ничего, кроме любви и преданности. Такой язык Полли поймет.
– Хорошо, Полли. Не буду тянуть и мучить тебя. – Он засунул руки в карманы и ровно в три больших шага очутился возле нее. – Я пришел сказать тебе, что не хочу развода. Я знаю, что поступил с тобой жестоко. Знаю, что ты винишь в этом себя, но это неправда. Ты ни в чем не виновата и не заслужила такого обращения.
Александер отвернулся, словно стыдясь той боли, которую ей причинил. На самом-то деле он уже лет пятнадцать вовсе не думал о чувствах жены. Он подошел к камину; там висели чулки, приготовленные для Санта-Клауса. Александер нежно погладил чулок. Хороший жест, подумал он. Надо запомнить.
– Знаешь, это приходит с возрастом. Чувствуешь, что жизнь твоя перевалила за половину, и в голову закрадывается мысль: что, если не все еще потеряно? Что, если расправить крылья и начать заново – да так, чтоб никто не путался под ногами? А потом приходит отрезвление…
Александер повернулся к елке, словно пытался разглядеть в лабиринте пушистых ветвей свой путь домой. На самом деле он смотрел на свое отражение в золотистом шаре. Отличное лицо. Полная искренность. Александер вздохнул. Все слишком просто – даже неинтересно.
– Думаю, все мужчины через это проходят.
Александер покачал головой и невесело рассмеялся. Уголком глаза он заметил, что Полли сидит, насупившись, повесив голову. Настало время решающего удара. Он склонился над ней и прошептал то, что она так хотела услышать:
– Я знаю, мне нет прощения. Если бы я мог вернуть время назад… – Он тоже опустил голову – гордый человек, признающий свою ошибку. – Прости меня, Полли. Мне так совестно… так жаль…
Наступило молчание – только в углу старомодный проигрыватель терзал «Колокольный звон». Наконец иголка соскочила с бороздки. Полли встала, выключила проигрыватель, выпавший из жизни, как и его хозяйка, и вернулась к мужу.
Она подошла совсем близко и заглянула ему в лицо. Но поняла, что совершила ошибку: ее победа – его поражение, и не стоит усугублять его муки. Ему поможет только доброта. Доброта и терпение. Ему есть чего стыдиться, но она никогда ничего не поставит ему в укор. Полли Грант лучше своего мужа – добрее, благороднее; значит, он без нее пропадет. Всю его вину, и боль, и стыд она примет на себя. Полли Грант думала о том, сколько ей пришлось вынести, и сердце ее радостно билось. Она живет ради него. Ради него она готова страдать.
– Не мучай себя, Александер, – произнесла она – в голосе ее звучали слезы. – Теперь ты дома. Я никуда больше никогда тебя не отпущу…
Александер бросился перед ней на колени и зарылся лицом в ее ладони. Пошлый жест, но для нее сойдет. Полли почувствовала, как он дрожит, и сама вздрогнула и гордо подняла подбородок, радуясь, что мужа до сих пор волнует ее прикосновение.
– Возвращайся домой, – произнесла она. – Возвращайся домой. Мы забудем обо всем…
– Но столько изменилось, Полли! Я стал сенатором. Мне придется уезжать надолго. Ты не представляешь, как тяжело… как одиноко…
– Александер! – Полли подняла голову мужа и пристально взглянула ему в глаза: – Ты хочешь вернуться, потому что тоскуешь обо мне – или…
Вздох вырвался из груди Александера – вздох облегчения. Он прижал руки к груди и, глядя ей в глаза, ответил со всей искренностью, на какую был способен:
– Клянусь, Полли, я вернулся, потому что ты нужна мне. Ты не представляешь, как ты мне нужна…
– Не выключай мотор. Я вернусь через минуту.
– Поторопись, Сэм! Через десять минут мы должны быть у мамы, а я не хочу опаздывать.
Девушка откинулась на сиденье, переключила коробку скоростей на нейтральную передачу и на полную громкость врубила магнитофон. Сэм уже пересек стоянку и подбежал к стеклянным дверям здания 1800 по Восточной Парковой. Внутри, за столом он увидел полусонного толстяка-охранника. Сэм постучал и, состроив несчастную физиономию, ждал, пока вахтер откроет дверь.
– Извините, не хотелось бы вас беспокоить, – быстро заговорил он, – дело в том, что я забыл у себя на столе рождественский подарок. Я быстренько за ним забегу и вернусь.
– В каком офисе? – подозрительно поинтересовался охранник. По его разумению, ни один добропорядочный гражданин не стал бы ломиться в казенное место в такой вечер.
– Агентство Грина. Четырнадцатый этаж. Ну пожалуйста, старик, будь другом…
– Ключ есть? Сам я с тобой наверх не пойду. Я должен дежурить у дверей.
– Есть, есть ключ, сейчас вернусь, – заторопился Сэм, поспешно расписался в вахтенном журнале и бросился к лифту.
– Сколько народу дурью мается, один я при деле, – проворчал ему вслед грозный страж.
Сэм нажал кнопку и топнул ногой, словно надеялся, что лифт, испугавшись, приедет быстрее. Его подружка, наверно, уже рвет и мечет. Она терпеть не может ждать – ни минуты. Ничего, увидев эту цепочку, сразу забудет о ссоре. Нет, надо же быть таким болваном – оставить подарок в кабинете!
Пять минут спустя Сэм уже стоял в полутемном кабинете. Слава Богу, крошечная серебряная шкатулочка была на месте. Сэм уже вышел в коридор – но тут какая-то неведомая сила потянула его к кабинету Дейни. Там лежали материалы, готовые для презентации. Ни одной своей работой он так не гордился, как этой. И подумать только, что его на презентацию не возьмут… Нет, он должен взглянуть еще раз…
Несколько секунд спустя Сэм забыл и о презентации, и о гордости творца, и о девушке, ждущей в машине. Дрожащими от волнения руками он набирал номер Руди.
Дейни накинула, не застегивая, рубашку Блейка и проходила так весь день. За окном клубился туман, в природе царила промозглая сырость: но Дейни не было холодно, ведь она провела Рождество на кухне и в спальне. И сейчас, пока Блейк мылся под душем, она сидела на кухне, с вожделением поглядывая на рождественский ужин. Надо бы подождать Блейка, но очень уж хочется попробовать! Она сунула палец в компот и облизала, затем съела веточку сельдерея и совсем было собралась выяснить, хорошо ли прожарились цыплячьи грудки… когда зазвонил телефон.
Дейни не обращала внимания на звонок: она как раз вынимала из духовки цыплят, украшенных паприкой. На четвертом звонке заработал автоответчик.
– Вы дозвонились Блейку Синклеру, – заговорил магнитофон голосом Блейка, – потрясающему любовнику, сказочному работнику, мужчине среди мужчин…
Дейни улыбнулась. Но в следующую минуту улыбка ее погасла, и она со всех ног бросилась к телефону, молясь об одном: чтобы Блейк еще несколько минут не выключал душ. До нее донесся голос, который она совсем не ожидала здесь услышать.
– Дейни, это Руди. У нас неприятности с презентацией «Апач»…
Мысленно желая Руди провалиться сквозь землю, Дейни схватила трубку.
– Боже мой, Руди! Откуда ты узнал этот номер? Ты соображаешь, что делаешь?..
– Заткнись, Дейни, и прекрати читать мне мораль. По крайней мере, сначала поздоровайся. Дело серьезное. Пропали три документа из папки презентации.
– Не смеши меня, – сердито перебила его Дейни. – Я собрала их все в папку, папку положила на стол в своем кабинете и ушла.
– Как бы там ни было, их нет. Если только Сэм не ослеп. Пропал образец рекламного плаката и две диаграммы.
– Что за чушь, Руди! Не могли же бумаги взять и уйти! Если не… – Дейни запнулась. Ее поразила ужасная мысль. – Руди, ты не думаешь, что это Лора? Может быть, она хочет сорвать презентацию?
– Господи помилуй, Дейни, зачем ей?
– Не знаю, но, по-моему, она может…
– Да брось! – оборвал ее Руди, хотя отнюдь не был так уверен в Лоре. В конце концов, именно Лора с самого начала была против презентации… Черт бы ее побрал! Что важнее: защитить Лору или выяснить, что случилось с бумагами? – Господи! Да нет, не может быть! У нее нет никаких причин…
– Черт! – Дейни закусила губу, уставившись на дверь ванной. Вот-вот смолкнет шум воды… Мысли ее лихорадочно метались. – Ладно, ладно, – быстро заговорила она. – Извини. Но не могли же они просто взять и уйти! Я хочу знать, куда они делись! И выясню это, как только вернусь!
– Гениально, Шерлок, – фыркнул Руди. – И что же нам теперь делать?
– Во-первых, не паниковать! Никакой паники. Никаких истерик. Прежде всего – обыскать весь офис. И если вы их куда-нибудь засунули… – злобно прошипела Дейни.
– Сэм все обыскал, – немедленно ответил Руди. – Из-за этого с девушкой поссорился…
– Ясно. – Дейни машинально прикусила ноготь – в минуты волнения к ней возвращалась детская привычка. – Значит, так. У всех бумаг есть копии. Часть – у Сэма, часть, отпечатанная на машинке, – у Сирины.
– А плакат…
– Знаю. Это уже хуже. Все закрыто, до цветных принтеров не доберешься. Но у меня есть идея. Я знаю, где взять принтер. А вы приготовьте к моему возвращению все остальное… Господи! Просто поверить не могу!
– Не ты одна, – буркнул Руди.
– Знаю, – хриплым шепотом ответила Дейни. Она поплотнее закуталась в рубашку и упала в кресло. Ну почему, тоскливо думала она, почему у нее все не как у людей? Уже полгода, чтобы она ни делала – ничего не выходит. Теперь-то, казалось ей, все наладилось – нет, опять! Дейни глубоко вздохнула, стараясь успокоиться. – Слушай внимательно, у нас мало времени, Блейк сейчас выйдет из ванной. Главное – восстанови диаграммы, а с плакатом я что-нибудь придумаю. У нас еще шесть дней. Копии пришлешь мне по факсу. Я позвоню завтра откуда-нибудь, и мы все обсудим.
– Ладно, – проворчал Руди. – Ты уж постарайся, пожалуйста! Не можем же мы явиться на презентацию без плаката! Это будет полный идиотизм!
– Думаешь, я не понимаю? – рявкнула Дейни. У нее сосало под ложечкой от страха. Столько трудов, столько жертв – и теперь, когда она была так близка к победе… Ну что, что могло с ними случиться? А может быть, это наказание свыше за ее предательство, ложь, эгоизм? Да, если есть Бог, то тут без него не обошлось. «Господи, – взмолилась Дейни, – выручи меня в последний раз, и, клянусь, я стану совсем другой! Я буду честной, заботливой, любящей…»
– Руди, пожалуйста, не обращай на меня внимания. Меня это выбило из колеи. Мы все восстановим и получим контракт. У нас все получится, вот увидишь. Будут проблемы, звони. Но звони по моему номеру. Я включу автоответчик, может быть, и сама там появлюсь. Ладно?
– Ладно, – буркнул Руди. В голосе его слышались раздражение и тревога. – Знаешь, Дейни, это дело значит для меня больше, чем я думал. И дело не в деньгах.
– Я понимаю, Руди.
– Ну пока. Скоро увидимся.
Дейни повесила трубку и задумалась. Через несколько минут среди сумятицы мыслей наклюнулось решение. Дейни встала и вошла в ванную. Шум воды уже стих: Блейк, обмотав бедра полотенцем, брился перед зеркалом. Дейни обняла его сзади и прижалась к нему.
– Кто это звонил?
Дейни провела ногтями по его груди, поцеловала прямую линию позвоночника, прижалась щекой к мускулистой спине – и только затем заговорила. Сказала правду – так лучше.
– Клиент из Лос-Анджелеса.
– Ага, страшная тайна! – Блейк прищелкнул пальцами. Закрыв глаза, Дейни слышала, как он выдавливает из тюбика крем, представляла его покрытое пеной лицо и чувствовала, что он сгорает от любопытства. Но она молчала. Он подтолкнул ее, но она не ответила. Блейк рассмеялся.
– Что, какие-то неприятности?
Дейни рассмеялась – не вполне искренне.
– Скоро презентация, и вся работа на мне.
Уже готовая во всем признаться, она ждала следующего вопроса. Но услышала только удовлетворенный вздох: Блейк любовался творением рук своих. Дейни крепче прижалась к нему. Что ж, у него была возможность докопаться до истины. Она хочет быть честной, а не настырной.
– И ты уехала, не доделав работу? Стыдно, детка. А когда презентация? – Блейк сполоснул лицо, вытер и, развернувшись, прижал Дейни к себе. – Посмотри-ка на мою работу! – улыбнулся он. Дейни покачала головой. Ее раздражала беззаботная веселость Блейка. Как он может быть счастливым, когда она его обманывает?
– Презентация третьего числа, – сухо ответила она.
– Ну, ты ничего не сможешь сделать, – разочарованно ответил Блейк. – Где ты возьмешь принтер? Сейчас праздники, все закрыто.
– Что-нибудь придумаю. Блейк, боюсь, несколько следующих дней нам не удастся провести вместе. Мне надо поехать к себе, отправить кое-какие письма, сделать некоторые наброски. Ты меня простишь? – Поднявшись на цыпочки, Дейни чмокнула его в подбородок и запустила пальцы в густые длинные волосы.
– Не прощу, – грустно ответил Блейк. – Но разве тебя это когда-нибудь останавливало?
Он был жестоко оскорблен, но Дейни не замечала его обиды. Мыслями она была уже далеко отсюда.
– А может, так и должно быть? – прошептала она. Долгий-долгий миг они не отрывали взгляда друг от друга. Блейк чувствовал, что что-то не так, но боялся облечь смутное чувство в слова. Дейни с ужасом поняла, что из ее благих намерений ничего не вышло: стало только хуже. Она широко улыбнулась и ущипнула его. Блейк улыбнулся в ответ. – Ты никогда меня не останавливаешь – за это я тебя и люблю. И поэтому мы и не свили уютного гнездышка.
– Еще не поздно. – Блейк прижал ее к себе и прильнул губами к нежной шее. Дейни радовалась, что он не видит ее лица. Она знала: уже поздно.
– Может быть, – прошептала она. Губы Блейка скользнули вниз, распахнули рубашку… Сотня мыслей металась в измученном мозгу Дейни, но вот Блейк достиг груди, и язык его начал описывать круги, словно исследуя новую землю, – и все мысли исчезли.
– Может быть, сейчас? – Он поднял ее в воздух, и она обвилась вокруг него, словно нежный плющ вокруг могучего дуба. Они были вместе: запах их тел слился воедино, они тянулись друг к другу губами, и наконец их губы встретились. Дейни все крепче прижималась к Блейку, чувствуя, что он желает ее так же сильно, как и она его. Он опустил ее на кровать и упал сверху, а язык его вновь погрузился в нежные глубины ее рта. Дейни тихо стонала: в стонах ее слышалась детская обида – она хотела большего, чем поцелуй. Блейк откинулся назад и тихо засмеялся, не в силах сдержать своего счастья. Но Дейни не могла ждать ни секунды: она сорвала с него полотенце – и радость Блейка сменилась бурной страстью. Они ласкали друг друга, и каждый старался отдать другому все, что имел. И в тот миг, когда Дейни приподняла бедра, чтобы Блейк вошел в нее, – она поняла, что никогда не забудет эту ночь. Ту ночь, когда Блейк и Дейни забыли обо всем на свете ради друг друга.
Глава 16
– Звучит отлично, – застенчиво проговорила она. – Мне так нравится запах барбекю! Не понимаю, почему считается, что его можно готовить только летом! В конце концов, мы же живем в Калифорнии. – Ее улыбка стала шире и радостней, преобразив каждый уголок прекрасного лица, и Руди словно наяву почувствовал жар июльского солнца и пряный запах жаркого. В груди у него как будто били крыльями сотни крошечных бабочек. Что, черт побери, эта крошка с ним делает? Нет, так нельзя. Приди в себя, Руди Грин!
– К сожалению, сейчас почти все магазины закрыты. А в тех, что открыты, нет мороженого мяса. И это в Лос-Анджелесе! Будь у меня магазин, я бы держал его открытым круглые сутки и круглый год…
Руди вздрогнул и умолк, заметив, как смотрит на него Сирина. А смотрела она на него круглыми, сияющими глазами и слушала его болтовню о торговле мясом, словно новое откровение. Заметив его смущение, она моргнула и расправила плечи, как будто допустила бестактность и теперь надеялась, что этого никто не заметил.
– Да, мне кажется, вы правы, – робко согласилась она.
Руди рассмеялся.
– А впрочем, какая разница, что я думаю о мороженом мясе? У меня все равно нет магазина. Ну что ж… – Он вздохнул. «Скажи что-нибудь, – мысленно молил он ее, – останься со мной еще хоть на несколько минут!» Но Сирина молчала. – Ну что ж, не буду вас задерживать. Вас, наверно, ждут.
– Очень рада была с вами встретиться, – вежливо попрощалась Сирина, убирая в сумку аспирин.
– С Рождеством!
Сирина оглянулась через плечо, но не повернулась к нему.
– Вас тоже.
Руди грустно повез свою тележку к другому выходу. Он пытался представить, кто ждет его маленькую секретаршу? Мама с папой? Приятель? Он слышал треск огня в камине, нестройный шум голосов, незамысловатые шутки, понятные только в семейном кругу. Может быть, даже рождественские гимны – один или два, все хорошо в меру…
По пути Руди завернул в отдел игрушек и купил музыкальную шкатулку, чтобы скрасить свое одиночество. Бросив ее в тележку, он повернул направо… и остановился как вкопанный. Перед ним стояла Сирина. Оправившись от удивления, Руди покатил тележку прямо к ней.
– Если честно, меня никто не ждет, – сказала она.
– А у меня в духовке поместятся два бифштекса, – ответил Руди.
Сирина шагнула вперед и взялась за другую ручку тележки. «Как странно, – думал Руди, – словно она всегда была со мной».
– Руди! Привет!
Двери лифта открылись, и Руди увидел Лору. Она отсалютовала ему полупустой бутылкой бренди и, неуверенно шагнув вперед, повисла у него на шее. Весила она, казалось, не меньше тонны, а пахла, как целый винокуренный завод. Сумка с покупками оказалась зажата между ними; что-то хрустнуло – бедная музыкальная шкатулка!
– С Рождеством, босс!
– И тебя тоже, Лора! – с трудом произнес Руди. Он не сердился на нее – он сейчас ни на кого не мог сердиться. Осторожно, как только мог, он оторвал ее от себя и поставил на ноги. Лора, должно быть, дожидалась его не один час: она дрожала от холода, и даже бренди не мог ее согреть.
Следом из лифта вышла Сирина. Лора, увидев ее, открыла рот, да так и осталась. Сирина-секретарша? Да, это она, удивительно похорошевшая без очков и уродливого «хвостика», стоит рядом с Руди, словно ей здесь самое место. Лора попятилась и схватилась за стену. Бутылка выпала из ее дрожащих рук. Сирина подбежала к ней.
– Здравствуйте, мисс Принс, – приветливо поздоровалась она и поддержала Лору под локоть – так же, как много раз поддерживала пьяную мать.
Лора выпрямилась и уставилась на Сирину. Надо бы сказать спасибо, думала она, но язык ей не повиновался. Сирина улыбалась ей, и улыбка ее была прекрасна. Все в ней было прекрасно – волосы, кожа, глаза… Лора беспомощно взглянула на Руди. Неужели он не понимает, как противны ей прикосновения этой наглой девчонки? Но на лице Руди отражались лишь досада и раздражение. «Ты мне больше не нужна», – говорил его взгляд. С ним она работала, с ним спала, много лет была рядом, а теперь он не хочет даже притвориться, что рад ее видеть! Предана! Все ее предают. Сначала Дейни, теперь эта серая мышка-секретарша… Что ж, мистер Руди Грин может катиться к чертовой матери. Лора повернулась на каблуках. Он ей больше не нужен.
Александер провел ночь с Корал за два дня до Рождества. Они занимались любовью под музыку Эрика Клэптона с альбома «Перекрестки»: начали под «Хочу любить тебя», продолжили под «Полночь» и вкусили блаженный отдых под «Кокаин». Оба знали, что это прощание. Корал предстоял отпуск на Карибских островах, а Александеру – возвращение к жене Полли.
Полли. Двадцать лет понадобилось Александеру, чтобы понять: ее беззаветная любовь для него всего лишь возмещала недостаток любви материнской. Когда он это понял, Маргарет уже не было на свете, а супружеское ложе покрылось толстым слоем пыли. Милая глупенькая женушка со своим обожанием изрядно ему надоела. Он повзрослел и избавился от иллюзий: воображаемому уюту домашнего очага он предпочитал яростное в своей реальности физическое наслаждение. Так он начал обманывать Полли. Он был хорошим актером: она ничего не замечала.
Решение мужа развестись с ней грянуло словно гром с ясного неба. Она умоляла и угрожала: она устраивала сцены ревности и пыталась удержать его ласками. В горе, в потрясении она стала почти красива, а в борьбе за мужа – почти сексуальна. Александер едва не изменил своего решения. Но все-таки настоял на своем – и не жалел об этом.
Но сегодня все изменится. Он стоит у дверей Полли; в руках у него рождественский подарок. Сейчас он войдет и начнет унижаться перед ней, вымаливая прощение, упрашивая, чтобы она разрешила ему вернуться. Оказывается, не так просто на это решиться.
– …Полли, у тебя прекрасная елка! – Он приблизился к лохматому чудовищу, увешанному игрушками. Лучше уж смотреть на елку, чем в страдальческое лицо жены. – Право, не знаю, как тебе это удается. Год от года – все лучше и лучше. А эта – красивей всех.
– У меня много свободного времени. Я ведь не работаю, как другие женщины. И у меня нет…
Полли вовремя прикусила язык. Чуть было не сказала, что у нее нет мужа, а дочь живет своей жизнью. Не на кого готовить, стирать, убирать… Но психоаналитик однажды сказал ей, что Александер не из тех, кого можно растрогать жалобами. И Полли с этим согласилась. Она улыбнулась – широко, но не слишком весело, затем, не зная, куда девать глаза, уставилась в чашку, словно хотела прочесть свою судьбу по кофейной гуще, и наконец сделала то, на что и во время их семейной жизни решалась нечасто, – взглянула Александеру в лицо.
– Александер, не надо со мной играть. Ты же знаешь, ради тебя я готова мир перевернуть. Я не могу тебя ненавидеть. Я тебя люблю. Всегда любила и всегда буду любить. А теперь скажи, зачем ты пришел.
Александер прикрыл глаза тяжелыми веками, чтобы Полли не заметила сверкнувшего в них циничного удовлетворения. Бедняжка Полли! Знала бы она, в какие игры он играет! Но Полли никогда не поймет его целей. И притворяться она не умеет. Чтобы безукоризненно сыграть свою роль, она должна верить в его искренность. Александер поднял глаза: в них не отражалось ничего, кроме любви и преданности. Такой язык Полли поймет.
– Хорошо, Полли. Не буду тянуть и мучить тебя. – Он засунул руки в карманы и ровно в три больших шага очутился возле нее. – Я пришел сказать тебе, что не хочу развода. Я знаю, что поступил с тобой жестоко. Знаю, что ты винишь в этом себя, но это неправда. Ты ни в чем не виновата и не заслужила такого обращения.
Александер отвернулся, словно стыдясь той боли, которую ей причинил. На самом-то деле он уже лет пятнадцать вовсе не думал о чувствах жены. Он подошел к камину; там висели чулки, приготовленные для Санта-Клауса. Александер нежно погладил чулок. Хороший жест, подумал он. Надо запомнить.
– Знаешь, это приходит с возрастом. Чувствуешь, что жизнь твоя перевалила за половину, и в голову закрадывается мысль: что, если не все еще потеряно? Что, если расправить крылья и начать заново – да так, чтоб никто не путался под ногами? А потом приходит отрезвление…
Александер повернулся к елке, словно пытался разглядеть в лабиринте пушистых ветвей свой путь домой. На самом деле он смотрел на свое отражение в золотистом шаре. Отличное лицо. Полная искренность. Александер вздохнул. Все слишком просто – даже неинтересно.
– Думаю, все мужчины через это проходят.
Александер покачал головой и невесело рассмеялся. Уголком глаза он заметил, что Полли сидит, насупившись, повесив голову. Настало время решающего удара. Он склонился над ней и прошептал то, что она так хотела услышать:
– Я знаю, мне нет прощения. Если бы я мог вернуть время назад… – Он тоже опустил голову – гордый человек, признающий свою ошибку. – Прости меня, Полли. Мне так совестно… так жаль…
Наступило молчание – только в углу старомодный проигрыватель терзал «Колокольный звон». Наконец иголка соскочила с бороздки. Полли встала, выключила проигрыватель, выпавший из жизни, как и его хозяйка, и вернулась к мужу.
Она подошла совсем близко и заглянула ему в лицо. Но поняла, что совершила ошибку: ее победа – его поражение, и не стоит усугублять его муки. Ему поможет только доброта. Доброта и терпение. Ему есть чего стыдиться, но она никогда ничего не поставит ему в укор. Полли Грант лучше своего мужа – добрее, благороднее; значит, он без нее пропадет. Всю его вину, и боль, и стыд она примет на себя. Полли Грант думала о том, сколько ей пришлось вынести, и сердце ее радостно билось. Она живет ради него. Ради него она готова страдать.
– Не мучай себя, Александер, – произнесла она – в голосе ее звучали слезы. – Теперь ты дома. Я никуда больше никогда тебя не отпущу…
Александер бросился перед ней на колени и зарылся лицом в ее ладони. Пошлый жест, но для нее сойдет. Полли почувствовала, как он дрожит, и сама вздрогнула и гордо подняла подбородок, радуясь, что мужа до сих пор волнует ее прикосновение.
– Возвращайся домой, – произнесла она. – Возвращайся домой. Мы забудем обо всем…
– Но столько изменилось, Полли! Я стал сенатором. Мне придется уезжать надолго. Ты не представляешь, как тяжело… как одиноко…
– Александер! – Полли подняла голову мужа и пристально взглянула ему в глаза: – Ты хочешь вернуться, потому что тоскуешь обо мне – или…
Вздох вырвался из груди Александера – вздох облегчения. Он прижал руки к груди и, глядя ей в глаза, ответил со всей искренностью, на какую был способен:
– Клянусь, Полли, я вернулся, потому что ты нужна мне. Ты не представляешь, как ты мне нужна…
– Не выключай мотор. Я вернусь через минуту.
– Поторопись, Сэм! Через десять минут мы должны быть у мамы, а я не хочу опаздывать.
Девушка откинулась на сиденье, переключила коробку скоростей на нейтральную передачу и на полную громкость врубила магнитофон. Сэм уже пересек стоянку и подбежал к стеклянным дверям здания 1800 по Восточной Парковой. Внутри, за столом он увидел полусонного толстяка-охранника. Сэм постучал и, состроив несчастную физиономию, ждал, пока вахтер откроет дверь.
– Извините, не хотелось бы вас беспокоить, – быстро заговорил он, – дело в том, что я забыл у себя на столе рождественский подарок. Я быстренько за ним забегу и вернусь.
– В каком офисе? – подозрительно поинтересовался охранник. По его разумению, ни один добропорядочный гражданин не стал бы ломиться в казенное место в такой вечер.
– Агентство Грина. Четырнадцатый этаж. Ну пожалуйста, старик, будь другом…
– Ключ есть? Сам я с тобой наверх не пойду. Я должен дежурить у дверей.
– Есть, есть ключ, сейчас вернусь, – заторопился Сэм, поспешно расписался в вахтенном журнале и бросился к лифту.
– Сколько народу дурью мается, один я при деле, – проворчал ему вслед грозный страж.
Сэм нажал кнопку и топнул ногой, словно надеялся, что лифт, испугавшись, приедет быстрее. Его подружка, наверно, уже рвет и мечет. Она терпеть не может ждать – ни минуты. Ничего, увидев эту цепочку, сразу забудет о ссоре. Нет, надо же быть таким болваном – оставить подарок в кабинете!
Пять минут спустя Сэм уже стоял в полутемном кабинете. Слава Богу, крошечная серебряная шкатулочка была на месте. Сэм уже вышел в коридор – но тут какая-то неведомая сила потянула его к кабинету Дейни. Там лежали материалы, готовые для презентации. Ни одной своей работой он так не гордился, как этой. И подумать только, что его на презентацию не возьмут… Нет, он должен взглянуть еще раз…
Несколько секунд спустя Сэм забыл и о презентации, и о гордости творца, и о девушке, ждущей в машине. Дрожащими от волнения руками он набирал номер Руди.
Дейни накинула, не застегивая, рубашку Блейка и проходила так весь день. За окном клубился туман, в природе царила промозглая сырость: но Дейни не было холодно, ведь она провела Рождество на кухне и в спальне. И сейчас, пока Блейк мылся под душем, она сидела на кухне, с вожделением поглядывая на рождественский ужин. Надо бы подождать Блейка, но очень уж хочется попробовать! Она сунула палец в компот и облизала, затем съела веточку сельдерея и совсем было собралась выяснить, хорошо ли прожарились цыплячьи грудки… когда зазвонил телефон.
Дейни не обращала внимания на звонок: она как раз вынимала из духовки цыплят, украшенных паприкой. На четвертом звонке заработал автоответчик.
– Вы дозвонились Блейку Синклеру, – заговорил магнитофон голосом Блейка, – потрясающему любовнику, сказочному работнику, мужчине среди мужчин…
Дейни улыбнулась. Но в следующую минуту улыбка ее погасла, и она со всех ног бросилась к телефону, молясь об одном: чтобы Блейк еще несколько минут не выключал душ. До нее донесся голос, который она совсем не ожидала здесь услышать.
– Дейни, это Руди. У нас неприятности с презентацией «Апач»…
Мысленно желая Руди провалиться сквозь землю, Дейни схватила трубку.
– Боже мой, Руди! Откуда ты узнал этот номер? Ты соображаешь, что делаешь?..
– Заткнись, Дейни, и прекрати читать мне мораль. По крайней мере, сначала поздоровайся. Дело серьезное. Пропали три документа из папки презентации.
– Не смеши меня, – сердито перебила его Дейни. – Я собрала их все в папку, папку положила на стол в своем кабинете и ушла.
– Как бы там ни было, их нет. Если только Сэм не ослеп. Пропал образец рекламного плаката и две диаграммы.
– Что за чушь, Руди! Не могли же бумаги взять и уйти! Если не… – Дейни запнулась. Ее поразила ужасная мысль. – Руди, ты не думаешь, что это Лора? Может быть, она хочет сорвать презентацию?
– Господи помилуй, Дейни, зачем ей?
– Не знаю, но, по-моему, она может…
– Да брось! – оборвал ее Руди, хотя отнюдь не был так уверен в Лоре. В конце концов, именно Лора с самого начала была против презентации… Черт бы ее побрал! Что важнее: защитить Лору или выяснить, что случилось с бумагами? – Господи! Да нет, не может быть! У нее нет никаких причин…
– Черт! – Дейни закусила губу, уставившись на дверь ванной. Вот-вот смолкнет шум воды… Мысли ее лихорадочно метались. – Ладно, ладно, – быстро заговорила она. – Извини. Но не могли же они просто взять и уйти! Я хочу знать, куда они делись! И выясню это, как только вернусь!
– Гениально, Шерлок, – фыркнул Руди. – И что же нам теперь делать?
– Во-первых, не паниковать! Никакой паники. Никаких истерик. Прежде всего – обыскать весь офис. И если вы их куда-нибудь засунули… – злобно прошипела Дейни.
– Сэм все обыскал, – немедленно ответил Руди. – Из-за этого с девушкой поссорился…
– Ясно. – Дейни машинально прикусила ноготь – в минуты волнения к ней возвращалась детская привычка. – Значит, так. У всех бумаг есть копии. Часть – у Сэма, часть, отпечатанная на машинке, – у Сирины.
– А плакат…
– Знаю. Это уже хуже. Все закрыто, до цветных принтеров не доберешься. Но у меня есть идея. Я знаю, где взять принтер. А вы приготовьте к моему возвращению все остальное… Господи! Просто поверить не могу!
– Не ты одна, – буркнул Руди.
– Знаю, – хриплым шепотом ответила Дейни. Она поплотнее закуталась в рубашку и упала в кресло. Ну почему, тоскливо думала она, почему у нее все не как у людей? Уже полгода, чтобы она ни делала – ничего не выходит. Теперь-то, казалось ей, все наладилось – нет, опять! Дейни глубоко вздохнула, стараясь успокоиться. – Слушай внимательно, у нас мало времени, Блейк сейчас выйдет из ванной. Главное – восстанови диаграммы, а с плакатом я что-нибудь придумаю. У нас еще шесть дней. Копии пришлешь мне по факсу. Я позвоню завтра откуда-нибудь, и мы все обсудим.
– Ладно, – проворчал Руди. – Ты уж постарайся, пожалуйста! Не можем же мы явиться на презентацию без плаката! Это будет полный идиотизм!
– Думаешь, я не понимаю? – рявкнула Дейни. У нее сосало под ложечкой от страха. Столько трудов, столько жертв – и теперь, когда она была так близка к победе… Ну что, что могло с ними случиться? А может быть, это наказание свыше за ее предательство, ложь, эгоизм? Да, если есть Бог, то тут без него не обошлось. «Господи, – взмолилась Дейни, – выручи меня в последний раз, и, клянусь, я стану совсем другой! Я буду честной, заботливой, любящей…»
– Руди, пожалуйста, не обращай на меня внимания. Меня это выбило из колеи. Мы все восстановим и получим контракт. У нас все получится, вот увидишь. Будут проблемы, звони. Но звони по моему номеру. Я включу автоответчик, может быть, и сама там появлюсь. Ладно?
– Ладно, – буркнул Руди. В голосе его слышались раздражение и тревога. – Знаешь, Дейни, это дело значит для меня больше, чем я думал. И дело не в деньгах.
– Я понимаю, Руди.
– Ну пока. Скоро увидимся.
Дейни повесила трубку и задумалась. Через несколько минут среди сумятицы мыслей наклюнулось решение. Дейни встала и вошла в ванную. Шум воды уже стих: Блейк, обмотав бедра полотенцем, брился перед зеркалом. Дейни обняла его сзади и прижалась к нему.
– Кто это звонил?
Дейни провела ногтями по его груди, поцеловала прямую линию позвоночника, прижалась щекой к мускулистой спине – и только затем заговорила. Сказала правду – так лучше.
– Клиент из Лос-Анджелеса.
– Ага, страшная тайна! – Блейк прищелкнул пальцами. Закрыв глаза, Дейни слышала, как он выдавливает из тюбика крем, представляла его покрытое пеной лицо и чувствовала, что он сгорает от любопытства. Но она молчала. Он подтолкнул ее, но она не ответила. Блейк рассмеялся.
– Что, какие-то неприятности?
Дейни рассмеялась – не вполне искренне.
– Скоро презентация, и вся работа на мне.
Уже готовая во всем признаться, она ждала следующего вопроса. Но услышала только удовлетворенный вздох: Блейк любовался творением рук своих. Дейни крепче прижалась к нему. Что ж, у него была возможность докопаться до истины. Она хочет быть честной, а не настырной.
– И ты уехала, не доделав работу? Стыдно, детка. А когда презентация? – Блейк сполоснул лицо, вытер и, развернувшись, прижал Дейни к себе. – Посмотри-ка на мою работу! – улыбнулся он. Дейни покачала головой. Ее раздражала беззаботная веселость Блейка. Как он может быть счастливым, когда она его обманывает?
– Презентация третьего числа, – сухо ответила она.
– Ну, ты ничего не сможешь сделать, – разочарованно ответил Блейк. – Где ты возьмешь принтер? Сейчас праздники, все закрыто.
– Что-нибудь придумаю. Блейк, боюсь, несколько следующих дней нам не удастся провести вместе. Мне надо поехать к себе, отправить кое-какие письма, сделать некоторые наброски. Ты меня простишь? – Поднявшись на цыпочки, Дейни чмокнула его в подбородок и запустила пальцы в густые длинные волосы.
– Не прощу, – грустно ответил Блейк. – Но разве тебя это когда-нибудь останавливало?
Он был жестоко оскорблен, но Дейни не замечала его обиды. Мыслями она была уже далеко отсюда.
– А может, так и должно быть? – прошептала она. Долгий-долгий миг они не отрывали взгляда друг от друга. Блейк чувствовал, что что-то не так, но боялся облечь смутное чувство в слова. Дейни с ужасом поняла, что из ее благих намерений ничего не вышло: стало только хуже. Она широко улыбнулась и ущипнула его. Блейк улыбнулся в ответ. – Ты никогда меня не останавливаешь – за это я тебя и люблю. И поэтому мы и не свили уютного гнездышка.
– Еще не поздно. – Блейк прижал ее к себе и прильнул губами к нежной шее. Дейни радовалась, что он не видит ее лица. Она знала: уже поздно.
– Может быть, – прошептала она. Губы Блейка скользнули вниз, распахнули рубашку… Сотня мыслей металась в измученном мозгу Дейни, но вот Блейк достиг груди, и язык его начал описывать круги, словно исследуя новую землю, – и все мысли исчезли.
– Может быть, сейчас? – Он поднял ее в воздух, и она обвилась вокруг него, словно нежный плющ вокруг могучего дуба. Они были вместе: запах их тел слился воедино, они тянулись друг к другу губами, и наконец их губы встретились. Дейни все крепче прижималась к Блейку, чувствуя, что он желает ее так же сильно, как и она его. Он опустил ее на кровать и упал сверху, а язык его вновь погрузился в нежные глубины ее рта. Дейни тихо стонала: в стонах ее слышалась детская обида – она хотела большего, чем поцелуй. Блейк откинулся назад и тихо засмеялся, не в силах сдержать своего счастья. Но Дейни не могла ждать ни секунды: она сорвала с него полотенце – и радость Блейка сменилась бурной страстью. Они ласкали друг друга, и каждый старался отдать другому все, что имел. И в тот миг, когда Дейни приподняла бедра, чтобы Блейк вошел в нее, – она поняла, что никогда не забудет эту ночь. Ту ночь, когда Блейк и Дейни забыли обо всем на свете ради друг друга.
Глава 16
Едва раздался звонок, Дейни сняла трубку. Она ждала этого звонка с Рождества, а сегодня уже канун Нового года.
– Дженни?
– Я, – ответил голос в трубке. – Все разошлись. Только Джеймс сидит в курилке, но и он уже уходит.
– Замечательно. Кто же останется в офисе в праздник?.. Я уж думала, ты никогда не позвонишь. – Последняя фраза вырвалась у Дейни сама собой. Она прикyсила язык. Только бы Дженни не обиделась! И только бы не услышала в ее голосе страха.
– Слушай, чего ты от меня хочешь? – обидчиво отозвалась Дженни. – Я ведь на этом деле могу и шею себе сломать.
– Дженни, я знаю. Ты не представляешь, как я тебе благодарна, как я за тебя боюсь. Но что же делать – цветные принтеры сейчас есть только у вас. Дженни, когда мое агентство станет втрое больше агентства Приджерсона, ты станешь в нем вице-президентом.
Дженни рассмеялась.
– Нет уж, спасибо. С меня хватит какого-нибудь тихого местечка в Сан-Франциско. Не люблю рисковать.
– Не верю!
– Придется поверить. Слушай, если хочешь что-то печатать, давай побыстрей. Может быть, я и не Бриджет Фонда, но на свете немало мужчин, неравнодушных к моим чарам, и с одним из них я сегодня ужинаю. Так что, чем быстрее мы закончим, тем лучше.
– Уже иду. Подожди меня в вестибюле.
– Ладно. Я тебе открою.
Дженни повесила трубку и, опасливо озираясь, спустилась в вестибюль. Четверть часа спустя Дейни уже расцеловывала Дженни в обе щеки и бормотала слова благодарности. А еще через несколько минут лифт вознес обеих женщин к сияющим высотам агентства Приджерсона.
Дрожь пробежала по телу Дейни; ноги вдруг стали ватными. Она прижала к себе портфель и прислонилась к стене. Дженни, отпирая дверь, взглянула на нее через плечо.
– Дейни, что с тобой? – участливо спросила она.
Дейни рассмеялась, но голос ее дрожал.
– Все в порядке. Просто… так странно… я думала, что с этим покончено… Ничего, просто волнуюсь.
– Понимаю, – кивнула Дженни и легко похлопала Дейни по плечу.
– Боже, как я любила свой офис! – Дейни прижала портфель к груди, словно защищаясь от воспоминаний. – Здесь я чувствовала себя нужной… Знаешь, я боялась сюда идти. Думала, вдруг у Приджерсона осталась часть моей души?
– Дейни! – успокаивающе улыбнулась Дженни. – Ты сама-то слышишь, что говоришь? Словно цыганка на базаре! Ты меня в дрожь вгонишь такими ужасами!
– Прости. Я не смогла удержаться…
– Мне самой не по себе в пустом здании. Знаешь, давай-ка напечатаем что тебе нужно и пойдем выпьем по рюмочке. Сегодня – Новый год, а не Хеллоуин, и мне вовсе не улыбается увидеть привидение.
Дженни толкнула дверь, и Дейни проскользнула в офис вслед за ней. Внутри было не уютней, чем снаружи. Как всякое обезлюдевшее рабочее помещение, офис казался пустынным и заброшенным, и женщины уже готовы были поверить, что здесь водятся привидения. Признаки недавно кипевшей здесь жизни – горящие лампочки на телефонной панели, стопки бумаг, запах сигарет, включенный на полную мощность кондиционер – лишь усиливали это чувство. Тусклое аварийное освещение, смешавшись с туманной мутью за окном, погрузило комнаты в призрачный серебристый свет. Несколько минут женщины стояли молча, объятые непонятным страхом.
– Сюда, – прошептала наконец Дженни. Шепот ее разорвал тишину, словно удар грома. Дейни молча последовала за ней, хотя отлично знала дорогу.
Добравшись до застекленного компьютерного зала, обе вздохнули с непонятным облегчением. Дейни выдвинула вращающийся стул и села: Дженни включила машину.
– Дженни?
– Я, – ответил голос в трубке. – Все разошлись. Только Джеймс сидит в курилке, но и он уже уходит.
– Замечательно. Кто же останется в офисе в праздник?.. Я уж думала, ты никогда не позвонишь. – Последняя фраза вырвалась у Дейни сама собой. Она прикyсила язык. Только бы Дженни не обиделась! И только бы не услышала в ее голосе страха.
– Слушай, чего ты от меня хочешь? – обидчиво отозвалась Дженни. – Я ведь на этом деле могу и шею себе сломать.
– Дженни, я знаю. Ты не представляешь, как я тебе благодарна, как я за тебя боюсь. Но что же делать – цветные принтеры сейчас есть только у вас. Дженни, когда мое агентство станет втрое больше агентства Приджерсона, ты станешь в нем вице-президентом.
Дженни рассмеялась.
– Нет уж, спасибо. С меня хватит какого-нибудь тихого местечка в Сан-Франциско. Не люблю рисковать.
– Не верю!
– Придется поверить. Слушай, если хочешь что-то печатать, давай побыстрей. Может быть, я и не Бриджет Фонда, но на свете немало мужчин, неравнодушных к моим чарам, и с одним из них я сегодня ужинаю. Так что, чем быстрее мы закончим, тем лучше.
– Уже иду. Подожди меня в вестибюле.
– Ладно. Я тебе открою.
Дженни повесила трубку и, опасливо озираясь, спустилась в вестибюль. Четверть часа спустя Дейни уже расцеловывала Дженни в обе щеки и бормотала слова благодарности. А еще через несколько минут лифт вознес обеих женщин к сияющим высотам агентства Приджерсона.
Дрожь пробежала по телу Дейни; ноги вдруг стали ватными. Она прижала к себе портфель и прислонилась к стене. Дженни, отпирая дверь, взглянула на нее через плечо.
– Дейни, что с тобой? – участливо спросила она.
Дейни рассмеялась, но голос ее дрожал.
– Все в порядке. Просто… так странно… я думала, что с этим покончено… Ничего, просто волнуюсь.
– Понимаю, – кивнула Дженни и легко похлопала Дейни по плечу.
– Боже, как я любила свой офис! – Дейни прижала портфель к груди, словно защищаясь от воспоминаний. – Здесь я чувствовала себя нужной… Знаешь, я боялась сюда идти. Думала, вдруг у Приджерсона осталась часть моей души?
– Дейни! – успокаивающе улыбнулась Дженни. – Ты сама-то слышишь, что говоришь? Словно цыганка на базаре! Ты меня в дрожь вгонишь такими ужасами!
– Прости. Я не смогла удержаться…
– Мне самой не по себе в пустом здании. Знаешь, давай-ка напечатаем что тебе нужно и пойдем выпьем по рюмочке. Сегодня – Новый год, а не Хеллоуин, и мне вовсе не улыбается увидеть привидение.
Дженни толкнула дверь, и Дейни проскользнула в офис вслед за ней. Внутри было не уютней, чем снаружи. Как всякое обезлюдевшее рабочее помещение, офис казался пустынным и заброшенным, и женщины уже готовы были поверить, что здесь водятся привидения. Признаки недавно кипевшей здесь жизни – горящие лампочки на телефонной панели, стопки бумаг, запах сигарет, включенный на полную мощность кондиционер – лишь усиливали это чувство. Тусклое аварийное освещение, смешавшись с туманной мутью за окном, погрузило комнаты в призрачный серебристый свет. Несколько минут женщины стояли молча, объятые непонятным страхом.
– Сюда, – прошептала наконец Дженни. Шепот ее разорвал тишину, словно удар грома. Дейни молча последовала за ней, хотя отлично знала дорогу.
Добравшись до застекленного компьютерного зала, обе вздохнули с непонятным облегчением. Дейни выдвинула вращающийся стул и села: Дженни включила машину.