Страница:
Сенаторы согласно закивали. Возобновился притихший было тревожный шум. Молчал только Александер Грант. Никто не желал узнать его мнение; но его это, казалось, вовсе не беспокоило. Сенаторы почти забыли о нем и были немало удивлены, когда он вдруг заговорил.
– По-моему, главная наша задача – принять закон, который будет работать. А осчастливит он кого-нибудь или нет – уже второй вопрос.
Его голос прорезал невнятный шум. Воцарилось изумленное молчание. Председатель вздернул голову, поросячьи глазки на мясистом лице недовольно заморгали. Что-то не нравится ему этот тихоня!
– Ну разумеется! – расплылся он в улыбке. – Совсем забыл! Спасибо, что напомнили, сенатор… Грант, кажется?
– Правильно. Александер Грант. – Грант взглянул председателю в лицо; серые глаза его потемнели, стали стальными, словно два ружейных дула. Несколько секунд продолжался поединок взглядов. Наконец председатель наклонился вперед, его толстые губы сложились в покровительственную улыбку.
– Конечно, конечно! – воскликнул он. – Я хорошо знал вашу мать. Близко знал, можно сказать. – Он хитровато улыбнулся.
Александер не ответил. Он знал свою мать гораздо лучше, чем этот жирный ублюдок.
Председатель, смущенный его молчанием, заговорил громче: его техасский акцент проявился в полную силу.
– Сенатор, мы делаем все, что можем. Но наши возможности ограничены. Вы недавно пришли в политику: думаю, для вас пока лучше всего сидеть и наблюдать за тем, что происходит. Да и для всех нас лучше будет подождать. Когда потребуются активные действия, мы вам сообщим – правда, ребята?
И он закрыл заседание. Следующий раз члены подкомиссии встретятся после Рождества, когда придет время заслушивать экспертов. Полгода на экспертов, год на разработку закона, два – на то, чтобы его протолкнуть, – а тем временем в Белом доме сменится хозяин и все полетит к чертям. Сенаторы серьезно относились к своей работе: но они знали, что каждое новое правительство, стремясь стать в глазах избирателей лучше предыдущего, разворачивает политический курс на сто восемьдесят градусов. Итак, сенаторы разошлись – каждый по своим делам. В толпе вышел и Александер Грант. Снаружи его ждал Эрик.
– Ну как? – спросил он босса.
– Интересно, – вяло ответил Александер. – Узнал много нового. Не хочешь выпить?
– С удовольствием. – Не в правилах Эрика было отказываться от дарового угощения.
Они дошли до маленького офиса Маргарет Грант. Нет: теперь – офиса Александера.
Александер открыл дверь. В приемной было тихо и пусто. Мужчины прошли в кабинет; Александер указал Эрику на встроенный бар.
– Что предпочитаешь?
– «Джек Дэниелз», если есть. – Эрик удобно – нога на ногу – устроился в кресле и расслабил узел галстука.
«Чудной парень», – думал он, глядя на босса. Никак его не разгадаешь. Порой чертовски умен, а иногда… как будто его пыльным мешком по голове стукнули. Но, гений он или идиот, деспот или либерал – Александер не из тех, кто весь на ладони. Это Эрику нравилось. И не только это. Проницательным взором опытного сердцеведа он видел то, чего не замечали другие: как бы ожесточенно Александер ни отрекался от Маргарет, он оставался ее сыном.
– Разумеется, есть.
Эрик моргнул, возвращаясь к реальности, и обнаружил у себя перед носом полный стакан. «Спасибо», – пробормотал он. Александер расстегнул пиджак, сел напротив и отпил бренди с содовой. Прежде чем заговорить, он задумчиво окинул взглядом аскетически обставленный кабинет.
– Не странно ли? – заговорил он наконец. – У матери был изысканный вкус, но она его тщательно скрывала. Этот кабинет обставлен по-спартански, словно комнатка какого-нибудь клерка, но если открыть бар… Чего там только нет! Даже «Наполеон», представляешь?
– Я всегда восхищался баром вашей матушки, – улыбнулся Эрик и поднял стакан. – Что ж, выпьем в ее память и за ее хороший вкус.
– Будь здоров.
Они выпили, не чокаясь.
– Слава Богу, она осталась только в нашей памяти, – пробормотал Александер словно про себя. Он сделал большой глоток, отставил стакан и остановил свой удивительный взгляд на Эрике. – Нелегкое время мы с тобой пережили, верно? – осторожно начал он и замолчал, ожидая реакции своего помощника.
– А чего вы ожидали? – ответил вопросом Эрик. – Вы не готовились к политической деятельности; вы попали в сенат случайно. Неудивительно, что вам пришлось туго, да и мне тоже.
– Ты прав. – Александер помолчал, затем продолжил: – Она заседала в сенате почти двадцать пять лет. И перед этим десять – в конгрессе штата. Итого – тридцать пять лет в политике. Мне было семь, когда все это началось, и мой отец уже год как умер. Когда я подрос и начал что-то понимать, я возненавидел мать за то, что, заботясь о «народе», она забыла обо мне.
Александер рассмеялся – удивительно открыто, без сарказма или затаенной злобы. Эрик впервые слышал, как смеется его босс, – и этот смех ему понравился.
Политики и простые люди похожи в одном: начав исповедь, они не успокоятся, пока не откроют душу до конца.
– Ты, кажется, не удивлен, что я отношусь к ней без должного пиетета? – улыбнулся Александер.
– Я давно заметил, что вы умны, – откровенно ответил Эрик.
– Ты так думаешь? Тогда объясни, ради Бога, почему у меня ничего не выходит? Вспомни: когда я только приехал, все эти ослы дрожали передо мной! Я решил молчать и изучать обстановку. По-моему, именно этого обычно ждут от новичка. Что я сделал неправильно?
Эрик сделал большой глоток и заговорил:
– Вы и вправду молчали. Как рыба. Если вы любили и уважали свою мать, если вам хоть немного нравилось то, что она делает, – вы должны были подняться на трибуну и сказать, что она была замечательным политиком и прекрасным человеком, и вы собираетесь продолжить ее дело. Вот чего от вас ждали! А вы?.. – Эрик задумчиво потер подбородок. – У нее на столе не было вашей карточки, – продолжал он, – и Дебби – секретарше – не приходилось оплачивать телефонные счета за звонки домой. Похоже, вы с матерью были близки – как две параллельные прямые.
– Очень верно подмечено, – спокойно ответил Александер.
Эрик скромно пожал плечами.
– Я работал с вашей матерью два года. Я-то знаю, что она была за человек. Динамит, а не женщина! – Александер слегка пошевелился в кресле, но не ответил. Эрик продолжал: – Не то чтобы я был очень ей предан… в огонь и в воду, конечно, не пошел бы… Но мне нравилось, как она делает свое дело. А семья – кто же знает, что там происходит, в семье? Мне рассказывали, например, что она вас била.
Итак, Эрик отрекался от матери, чтобы заверить в своей преданности сына. Александер улыбнулся.
– Хуже, – ответил он. – Она меня просто не замечала. Отправила в закрытую школу и извлекала оттуда только на время выборов. Мы стояли рядом перед камерами – маленькая семья, пораженная, но не сломленная безвременной смертью отца. В роли любящей матери Маргарет была поистине великолепна. А потом меня отсылали обратно. Я ненавидел ее. Ненавидел политику. А потом… Потом я вырос. Много лет работал в суде и узнал жизнь во всех ее проявлениях. И я понял, что не стоит тратить силы на ненависть.
– Почему же вы согласились на просьбу губернатора?
– А почему бы и нет? Меня ничто не связывало. Я разменял пятый десяток, устал от калифорнийского солнца. С женой разошелся. Захотелось перемен… Не знаю. Интересно стало. Может быть, подсознательно я хотел понять, что же это такое – политика, ради которой мать бросила своего ребенка.
Александер замолк и налил себе еще. Тишину нарушало лишь тиканье часов и постукивание кубиков льда в бокале. Эрик был слишком взволнован, чтобы говорить. Взволнован не рассказом о предательстве и ненависти – он слыхал истории и похуже. Много дней Эрик ломал голову, пытаясь разгадать нового шефа, – и вдруг он сам открывает душу и делится с подчиненным своими детскими горестями! Неужели же он и вправду пошел в политику из любопытства? Нет, должно быть что-то еще…
– И что же, поняли? – решился наконец Эрик.
Александер не медлил с ответом.
– Да. Теперь я знаю, почему мать любила политику. Это восхитительная игра. И я тоже хочу попробовать свои силы. – Он помолчал, затем спросил негромко: – Поможешь мне?
– Разумеется! – широко улыбнулся Эрик и допил свой бокал.
Глава 6
– По-моему, главная наша задача – принять закон, который будет работать. А осчастливит он кого-нибудь или нет – уже второй вопрос.
Его голос прорезал невнятный шум. Воцарилось изумленное молчание. Председатель вздернул голову, поросячьи глазки на мясистом лице недовольно заморгали. Что-то не нравится ему этот тихоня!
– Ну разумеется! – расплылся он в улыбке. – Совсем забыл! Спасибо, что напомнили, сенатор… Грант, кажется?
– Правильно. Александер Грант. – Грант взглянул председателю в лицо; серые глаза его потемнели, стали стальными, словно два ружейных дула. Несколько секунд продолжался поединок взглядов. Наконец председатель наклонился вперед, его толстые губы сложились в покровительственную улыбку.
– Конечно, конечно! – воскликнул он. – Я хорошо знал вашу мать. Близко знал, можно сказать. – Он хитровато улыбнулся.
Александер не ответил. Он знал свою мать гораздо лучше, чем этот жирный ублюдок.
Председатель, смущенный его молчанием, заговорил громче: его техасский акцент проявился в полную силу.
– Сенатор, мы делаем все, что можем. Но наши возможности ограничены. Вы недавно пришли в политику: думаю, для вас пока лучше всего сидеть и наблюдать за тем, что происходит. Да и для всех нас лучше будет подождать. Когда потребуются активные действия, мы вам сообщим – правда, ребята?
И он закрыл заседание. Следующий раз члены подкомиссии встретятся после Рождества, когда придет время заслушивать экспертов. Полгода на экспертов, год на разработку закона, два – на то, чтобы его протолкнуть, – а тем временем в Белом доме сменится хозяин и все полетит к чертям. Сенаторы серьезно относились к своей работе: но они знали, что каждое новое правительство, стремясь стать в глазах избирателей лучше предыдущего, разворачивает политический курс на сто восемьдесят градусов. Итак, сенаторы разошлись – каждый по своим делам. В толпе вышел и Александер Грант. Снаружи его ждал Эрик.
– Ну как? – спросил он босса.
– Интересно, – вяло ответил Александер. – Узнал много нового. Не хочешь выпить?
– С удовольствием. – Не в правилах Эрика было отказываться от дарового угощения.
Они дошли до маленького офиса Маргарет Грант. Нет: теперь – офиса Александера.
Александер открыл дверь. В приемной было тихо и пусто. Мужчины прошли в кабинет; Александер указал Эрику на встроенный бар.
– Что предпочитаешь?
– «Джек Дэниелз», если есть. – Эрик удобно – нога на ногу – устроился в кресле и расслабил узел галстука.
«Чудной парень», – думал он, глядя на босса. Никак его не разгадаешь. Порой чертовски умен, а иногда… как будто его пыльным мешком по голове стукнули. Но, гений он или идиот, деспот или либерал – Александер не из тех, кто весь на ладони. Это Эрику нравилось. И не только это. Проницательным взором опытного сердцеведа он видел то, чего не замечали другие: как бы ожесточенно Александер ни отрекался от Маргарет, он оставался ее сыном.
– Разумеется, есть.
Эрик моргнул, возвращаясь к реальности, и обнаружил у себя перед носом полный стакан. «Спасибо», – пробормотал он. Александер расстегнул пиджак, сел напротив и отпил бренди с содовой. Прежде чем заговорить, он задумчиво окинул взглядом аскетически обставленный кабинет.
– Не странно ли? – заговорил он наконец. – У матери был изысканный вкус, но она его тщательно скрывала. Этот кабинет обставлен по-спартански, словно комнатка какого-нибудь клерка, но если открыть бар… Чего там только нет! Даже «Наполеон», представляешь?
– Я всегда восхищался баром вашей матушки, – улыбнулся Эрик и поднял стакан. – Что ж, выпьем в ее память и за ее хороший вкус.
– Будь здоров.
Они выпили, не чокаясь.
– Слава Богу, она осталась только в нашей памяти, – пробормотал Александер словно про себя. Он сделал большой глоток, отставил стакан и остановил свой удивительный взгляд на Эрике. – Нелегкое время мы с тобой пережили, верно? – осторожно начал он и замолчал, ожидая реакции своего помощника.
– А чего вы ожидали? – ответил вопросом Эрик. – Вы не готовились к политической деятельности; вы попали в сенат случайно. Неудивительно, что вам пришлось туго, да и мне тоже.
– Ты прав. – Александер помолчал, затем продолжил: – Она заседала в сенате почти двадцать пять лет. И перед этим десять – в конгрессе штата. Итого – тридцать пять лет в политике. Мне было семь, когда все это началось, и мой отец уже год как умер. Когда я подрос и начал что-то понимать, я возненавидел мать за то, что, заботясь о «народе», она забыла обо мне.
Александер рассмеялся – удивительно открыто, без сарказма или затаенной злобы. Эрик впервые слышал, как смеется его босс, – и этот смех ему понравился.
Политики и простые люди похожи в одном: начав исповедь, они не успокоятся, пока не откроют душу до конца.
– Ты, кажется, не удивлен, что я отношусь к ней без должного пиетета? – улыбнулся Александер.
– Я давно заметил, что вы умны, – откровенно ответил Эрик.
– Ты так думаешь? Тогда объясни, ради Бога, почему у меня ничего не выходит? Вспомни: когда я только приехал, все эти ослы дрожали передо мной! Я решил молчать и изучать обстановку. По-моему, именно этого обычно ждут от новичка. Что я сделал неправильно?
Эрик сделал большой глоток и заговорил:
– Вы и вправду молчали. Как рыба. Если вы любили и уважали свою мать, если вам хоть немного нравилось то, что она делает, – вы должны были подняться на трибуну и сказать, что она была замечательным политиком и прекрасным человеком, и вы собираетесь продолжить ее дело. Вот чего от вас ждали! А вы?.. – Эрик задумчиво потер подбородок. – У нее на столе не было вашей карточки, – продолжал он, – и Дебби – секретарше – не приходилось оплачивать телефонные счета за звонки домой. Похоже, вы с матерью были близки – как две параллельные прямые.
– Очень верно подмечено, – спокойно ответил Александер.
Эрик скромно пожал плечами.
– Я работал с вашей матерью два года. Я-то знаю, что она была за человек. Динамит, а не женщина! – Александер слегка пошевелился в кресле, но не ответил. Эрик продолжал: – Не то чтобы я был очень ей предан… в огонь и в воду, конечно, не пошел бы… Но мне нравилось, как она делает свое дело. А семья – кто же знает, что там происходит, в семье? Мне рассказывали, например, что она вас била.
Итак, Эрик отрекался от матери, чтобы заверить в своей преданности сына. Александер улыбнулся.
– Хуже, – ответил он. – Она меня просто не замечала. Отправила в закрытую школу и извлекала оттуда только на время выборов. Мы стояли рядом перед камерами – маленькая семья, пораженная, но не сломленная безвременной смертью отца. В роли любящей матери Маргарет была поистине великолепна. А потом меня отсылали обратно. Я ненавидел ее. Ненавидел политику. А потом… Потом я вырос. Много лет работал в суде и узнал жизнь во всех ее проявлениях. И я понял, что не стоит тратить силы на ненависть.
– Почему же вы согласились на просьбу губернатора?
– А почему бы и нет? Меня ничто не связывало. Я разменял пятый десяток, устал от калифорнийского солнца. С женой разошелся. Захотелось перемен… Не знаю. Интересно стало. Может быть, подсознательно я хотел понять, что же это такое – политика, ради которой мать бросила своего ребенка.
Александер замолк и налил себе еще. Тишину нарушало лишь тиканье часов и постукивание кубиков льда в бокале. Эрик был слишком взволнован, чтобы говорить. Взволнован не рассказом о предательстве и ненависти – он слыхал истории и похуже. Много дней Эрик ломал голову, пытаясь разгадать нового шефа, – и вдруг он сам открывает душу и делится с подчиненным своими детскими горестями! Неужели же он и вправду пошел в политику из любопытства? Нет, должно быть что-то еще…
– И что же, поняли? – решился наконец Эрик.
Александер не медлил с ответом.
– Да. Теперь я знаю, почему мать любила политику. Это восхитительная игра. И я тоже хочу попробовать свои силы. – Он помолчал, затем спросил негромко: – Поможешь мне?
– Разумеется! – широко улыбнулся Эрик и допил свой бокал.
Глава 6
Лос-Анджелес
Миссис Питерсон, пятидесяти двух лет, была замужем уже лет тридцать, вырастила пятерых детей и большую часть жизни проработала библиотекарем. Она никого и ничего не боялась. А вот ее боялись многие. При виде ее квадратных плеч и бульдожьей физиономии и не у самых робких начинали дрожать поджилки. А уж когда миссис Питерсон открывала рот…
Однако Руди Грин ждал ее. Когда миссис Питерсон ворвалась к нему в кабинет, с треском захлопнула дверь и воинственно уперла руки туда, где у обычных людей бедра, он был готов к ее приходу. Не поднимая головы, он сгреб со стола ворох бумаг и протянул ей.
– Миссис Питерсон, вот список счетов. Будьте добры оплатить их немедленно. Почему вы мне о них не напомнили? Посмотрите, некоторые лежат чуть ли не с весны! Как, по-вашему, мы сохраним хорошие отношения с поставщиками, если не будем платить вовремя?
Миссис Питерсон на мгновение потеряла дар речи.
– Вы… вы… ах вы мерзавец! – завопила она затем, брызгая слюной. – Я напоминала вам об этих счетах каждый Божий день! И не смейте все валить на меня! Вы…
– Миссис Питерсон! – Руди поднял голову. На лице его отражалось благородное негодование. – Попрошу вас не разговаривать со мной в таком тоне. Я президент фирмы. Я управляю рекламным агентством. Я нахожу клиентов, клиенты дают деньги, и из этих денег вы получаете свою зарплату. Если вам это не нравится, можете искать себе другую работу. В противном случае будьте любезны заниматься своим делом и не учить меня, как мне заниматься моим.
Миссис Питерсон сверкнула глазами. Она с удовольствием нашла бы другую работу – только кому она нужна, в ее-то возрасте?.. Разве что этому бездельнику – ведь ни один молодой и перспективный работник к нему не пойдет!
Уже несколько месяцев миссис Питерсон оплачивала счета агентства Грина. Агентству вечно не хватало денег; а вот сам Руди на бедность не жаловался. Он ездил на «Ягуаре»; он купил рояль и заплатил из фондов компании; он превысил свой банковский счет, чтобы приобрести бунгало в Палм-Спрингс. Работу он воспринимал как некое неизбежное зло, в котором, впрочем, есть свои забавные стороны. Удивительно, что при таком отношении к делу агентство еще держалось на плаву. Но оно держалось, и миссис Питерсон регулярно получала неплохое жалованье. Яростно засопев, она прижала пачку счетов к плоской груди и вылетела вон. Президент рекламного агентства расхохотался ей вслед.
Угрозы Руди были несерьезны: он не собирался расставаться с этой воинственной особой. Без нее повседневная жизнь агентства погрязнет в тоскливой рутине. Много ли на свете людей с таким же забавным отношением к делу? Остальные служащие Руди – всего их было пятеро – тоже принимали свою работу всерьез, но не до такой же степени! Как они не могут понять, что так называемый «бизнес» – это ловкость рук, не больше. Балансируешь между клиентами и поставщиками, получаешь свое и с тех и с других и ухитряешься сделать так, чтобы все остались довольны.
Но с недавних пор Руди потерял покой. Он устал рекламировать «Божественные блюда Холли». Его тошнило от «Музыкальной системы Рика» – двадцать раз в день на коротких волнах. Как шахматист из провинциального клуба мечтает сразиться с гроссмейстером – так Руди Грин рвался в мир Большого Бизнеса, в мир крупных корпораций, банков и призов Клео. Быть может, настанет день, когда «Гран-при» достанется рекламному агентству Грина…
Руди нажал кнопку связи со своим первым – и единственным – финансовым консультантом. Лора Принс ответила сразу: как и прочие служащие, она скучала без дела у себя в кабинете.
– Ты не могла бы кое-куда сходить? – спросил он.
– С удовольствием, куда хочешь, – весело отозвалась Лора. Верный друг, всегда готова услужить. Лоре уже за тридцать, но в душе она навсегда осталась шаловливой девчонкой-подростком. Из-за склонности к мелкому мошенничеству она не удерживалась ни на одной работе; но именно эту склонность в ней больше всего любил Руди.
– На пять минут, – отозвался Руди. – Зайди в приемную и посмотри, куда делась секретарша. Телефоны просто обзвонились.
– Будет сделано!
Через пять минут Лора появилась в кабинете Руди с чемоданчиком в руке.
– Секретарша уволилась, – сообщила она и, помахав у него перед носом заявлением об уходе, разорвала бумагу на мелкие кусочки и бросила в корзину.
– А, черт! Ладно, – философски пожал плечами Руди, – что ж тут можно сделать? Попроси Полин посидеть на телефоне до конца рабочего дня. А миссис Питерсон пусть позвонит в агентство по найму.
– Хорошо.
Лора исчезла. Когда она вернулась, Руди уже застегнул пиджак и взял в руки внушительный черный портфель, сопровождавший его на все презентации. С широкой ухмылкой он прижал портфель к груди и покачал, как ребенка.
– Мы очаровательны! – пропел он. – Мистер и миссис «Апач» будут в восторге!
Руди и Лора вышли рука об руку. Путь их лежал на обувную фабрику «Апач»; им предстояло убедить процветающего фабриканта, что без рекламного агентства Грина он просто пропадет.
Лора Принс проработала в рекламном бизнесе ненамного меньше Руди. Однако работали они по-разному. Руди никогда не бывал в Большом Бизнесе и до последнего времени туда и не стремился. Его вполне удовлетворяла роль крупной рыбы в маленьком пруду. На работе он большей частью развлекался, а когда развлечение приносило доход, воспринимал это как подарок судьбы.
Лора, напротив, начала работу в солидной фирме, но не прошло и года, как ей указали на дверь. Лора металась от одного агентства к другому, и везде повторялось то же самое. Не то чтобы ей недоставало ума. Нет, сообразительности было хоть отбавляй – не хватало умения ее разумно и честно использовать. Голова у Лоры пухла от гениальных комбинаций; получив задания, она принималась со слоновьей грацией осуществлять их все сразу – и неизбежно вступала в конфликт с неписаными законами бизнеса.
Она уже свыклась с отчаянием, когда встретила Руди. Этот обаятельный авантюрист с голливудской улыбкой помог ей вновь поверить в свои силы. Он, казалось, не замечал ее промахов. В конце концов, говорил он, какое нам дело до мнения клиентов? Они понятия не имеют, из чего складывается хорошая рекламная кампания. Руди дал Лоре работу и приличную зарплату; у нее даже появился подчиненный – велика ли важность, что только один? А главное – он принял ее такой, какая она есть. И Лора благоговела перед ним.
Так Лора и Руди стали коллегами по латанию дыр в бюджете агентства, друзьями и любовниками. Оба считали, что выбивать баксы из несговорчивых клиентов не столько нудная обязанность, сколько развлечение. И сейчас эта парочка готовилась к тому, что у них лучше всего получалось. Они покажут владельцу «Апач» маленькое представление – как только…
Как только этот старый козел заткнется.
В строгих темно-синих костюмах, с блокнотами наготове, с выражением неподдельного интереса на лицах, Лора и Руди слушали речь клиента.
– Когда мы приехали в эта страна, мы не имели ничего, – сообщил мистер Зелости в третий раз. – Ни-че-го! Мы бежали из Румыния в одна тысяча девятьсот шестьдесят пятом году. С пустые карманы и полные головы. Полные ума! – Он выразительно постучал себя по лбу. Маленькие глазки засветились, словно мистер Зелости решил открыть посетителям страшную тайну: – Это моя жена придумала, что мы должны делать обувь.
Он повернул голову и улыбнулся жене, с ног до головы запакованной в символы новоприобретенного богатства – от шелестящего шелкового платья до часов, усеянных бриллиантами. Крашеные волосы миссис Зелости были уложены в сложную прическу; одна ядовито-желтая прядь свисала вдоль одутловатой щеки. Макияж ее был бы к лицу покойнице: но миссис Зелости дышала, шевелилась и даже разговаривала, чем нарушала единство образа. Что ж, по крайней мере, по-английски она говорила лучше мужа.
– Это правда. В Румынии приходилось повсюду ходить пешком, и мы начали шить туфли и сапоги. Наши первые сапоги, – хихикнула она, – я сшила на кухонном столе – вот так…
И миссис Зелости распростерла ухоженные пухлые руки над ореховым столом, показывая, как она тачала сапоги на кухне тридцать лет назад.
– Итак, – вклинился в разговор ее муж, – мы идем хорошо. Мы идем хорошо без реклама. Зачем нам реклама?
Его сердитые глазки скользнули с Руди на Лору и обратно. Мистер Зелости любил наживать деньги и терпеть не мог их тратить. Он уже почти возненавидел незваных гостей. Лора улыбнулась, и миссис Зелости ответила ей улыбкой. «Какая милая девушка, – думала она, – должно быть, румынка». Только Руди знал, что ярким румянцем и цыганским блеском в черных глазах Лора обязана не румынской крови, а русской водке. Но мистер Зелости взирал на псевдорумынское личико Лоры так же хмуро, как и на голливудскую физиономию Руди. Что ж, шутки в сторону: начинается мужская работа.
Руди почтительно склонил голову, не отрывая взгляда от владельцев «Обуви «Апач». Миссис Зелости покровительственно улыбалась: ей нравились его остроносые ботинки и гладкие, зачесанные назад волосы. Ее супруг был по-прежнему зол, как черт. Руди встал и наклонился над столом.
– Вы, мистер Зелости, сами ответили на свой вопрос, – начал он негромко, с тем, чтобы испытанным приемом повысить голос на следующей фразе. – Тридцать лет назад вы начали свое дело вдвоем на кухонном столе. Пришло время, и вам понадобилось огромное помещение, сотни рабочих и современная автоматика. Теперь же, когда вы стали реальной силой в модной индустрии, вам не обойтись без рекламы и паблик рилейшнз.
Благодаря высокому качеству продукции, благодаря вашей репутации – репутации честных и трудолюбивых профессионалов – «Обувь «Апач» сделала себе имя. Взгляните вокруг – почти у каждой девушки на ногах туфли или сапожки «Апач». Вот доказательство вашего успеха, мистер Зелости. Неоспоримое доказательство!
Однако… – Руди сокрушенно покачал головой. Голос его упал на целую октаву. – Взгляните, где и как продается ваш товар. Мистер Зелости, вы не выходите за порог нескольких специализированных магазинов. А между тем ваша обувь пользуется спросом по всей Америке! И не только в Америке – ее вывозят контрабандой и продают на берегу Венецианского залива! Вы популярны среди пешеходов, как «Джоан и Дэвид» – среди автомобилистов! Вы можете стать королем обуви! Что для этого нужно? Только одно. – Руди оперся руками о стол. – Имидж!
Представьте себе: вы приглашаете покупателей в супермаркеты Нордстрома, Неймана Маркуса, может быть, даже Харриса! Представьте себе, как внучка миллионера, никогда в жизни не носившая ничего, кроме туфелек «Джордан», просит: «Заверните мне «Апач»«. Разве не об этом вы мечтали?
Руди обогнул стол, снял с демонстрационной стойки малопривлекательный сапог и прижал его к груди, словно талисман.
– Мистер Зелости, неужели вы не хотите стать силой, с которой считаются?
Тщедушный мистер Зелости напыжился и закивал. Руди подобрался, словно пантера перед прыжком. Настало время решительного удара.
– Что же для этого нужно? Вы должны прислушаться к своей интуиции – интуиции делового человека, – легкий поклон в сторону мистера Зелости, – и художника, – томный взгляд в сторону восхищенной миссис Зелости и пауза, чтобы она как следует насладилась его улыбкой.
– Расскажите покупательнице, как изменится мир, едва она наденет туфли «Апач». Обращайтесь к ней со страниц женских журналов, говорите с ней по радио, призывайте ее… – Голос Руди прервался, веки затрепетали, словно в сладчайший миг любви… – призывайте ее с экрана телевизора. Создайте свой имидж! Создайте женщину, которая носит обувь «Апач» – и к вам придет сокрушительный успех!
Руди умолк и вернулся в свое кресло. Настала очередь Лоры.
– Руди совершенно прав, – подхватила она. – С помощью рекламы вы оставите своих конкурентов далеко позади. Мы собрали некоторые сведения: думаю, они вас заинтересуют. Изучив рынок, мы взяли на себя смелость подсчитать примерное число потенциальных покупателей, незнакомых с вашей продукцией, – результаты удручающие.
– Вы специально изучали наш рынок? – выдохнула пораженная миссис Зелости.
Руди склонил голову. В глазах его светилась рыцарская преданность.
– Потому что мы верим в вашу продукцию, – признался он.
Наступила тишина. Руди почти слышал, как скрипят мозги почтенной пары. Он знал, о чем они думают. Миссис Зелости представляет себя в роли женщины, которая носит обувь «Апач». Мистер Зелости задумался о детях: что, если он оставит им не просто процветающее дело, а целую обувную империю?
Руди улыбнулся. Слишком просто, даже неинтересно. Осталось получить их подписи – и делу конец.
– Мистер и миссис Зелости, мы принесли с собой образец контракта – просто чтобы вы ознакомились с тем, как работает рекламный бизнес. Возможно, вы захотите показать его вашим юристам – но, по совести сказать, контракт чрезвычайно прост, а время – деньги. Вы – опытный бизнесмен: вы, несомненно, разберетесь в условиях контракта и поймете, как выгоден подобный договор для наших клиентов.
Видите ли, когда мы покупаем для вас место в журнале или время на радио, журнал и радиостанция платят нам комиссионные. Так вот, эта сумма включается в ваш счет. Как в турагентстве. Вы оплачиваете процент от стоимости продукции плюс комиссионные. Процент обычный – двадцать пять процентов общей стоимости, не считая расходов на творческое оформление и воспроизведение, составляющих твердую ставку сто восемьдесят долларов в час…
Тем же вкрадчивым голосом Руди вытребовал себе добрых десять процентов комиссионных и отдельный счет за оригинальные идеи – за такие деньги можно было бы нанять сроком на год десяток лучших умов Америки. Бумаги скользнули на стол, мистер Зелости взял их в руки и начал просматривать. Он больше не слушал Руди; тот, не желая терять времени, повернулся к хозяйке дома «Апач».
– Знаете, – проворковал он, обходя стол и приближаясь к ней, – я предполагаю устроить что-то типа кампании Джорджии Холтен. Вы наверняка видели рекламу ее сумочек в журналах – «Вог», «Таун энд Кантри», «Архитектурал Дайджест». Прекрасно сработано. За эту кампанию отвечал я.
В яблочко! Миссис Зелости широко раскрыла глаза.
– Не может быть! – прошептала она.
– Согласен, эта работа далека от совершенства, к тому же она заняла несколько месяцев. Но в конце концов увенчалась успехом. Почему? Думаю, потому что Джорджия Холтен уловила идею кампании и работала со мной в одной команде. А у нее есть вкус, та, знаете ли, утонченность, что редко встречается в наши дни…
Миссис Зелости наклонилась к нему в ожидании нового комплимента. Мистер Зелости недовольно изогнул бровь. Но Руди ожидал подобной реакции; он оторвался от стола и метнулся назад, к Лоре.
– Мы понимаем, что это серьезное решение, – заговорил он, убирая папку в портфель, – и оставляем вас, чтобы вы могли обсудить наше предложение. Но прежде чем уйти, хочу пригласить вас посетить один из наших офисов. У нас вы получите индивидуальный подход, которого так не хватает в крупных агентствах. Мы – не бездушные наемники. Мы искренне желаем вам успеха. И чтобы это доказать, мы готовы провести первую кампанию бесплатно! Вы не будете платить ни за творческое оформление, ни за воспроизведение. Мы готовы работать день и ночь, чтобы обеспечить успех «Обуви «Апач»! Мистер и миссис Зелости, было большим удовольствием…
Владельцы «Обуви «Апач» хотели бы задать еще немало вопросов – но их смутила и обезоружила эта пылкая и, по всей видимости, искренняя речь. Руди поднялся, и они встали вслед за ним. Рукопожатия… обещания скоро, очень скоро позвонить… и пять минут спустя Руди и Лора были уже на улице.
Руди нацепил темные очки и сел за руль. Лора устроилась рядом, поджав под себя ногу, так что ее круглое колено касалось его бедра.
– Что это ты нес насчет женщины всеобщей мечты?
– Понравилось? – Руди ухмыльнулся и подмигнул, хотя за темными очками этого было и не видно.
– По-моему, глупо, Руди. Как мы теперь дадим задний ход?
– Не знаю. Может быть, и никак. – Он рассмеялся и потрепал ее по подбородку. – Расслабься. Будет им женщина мечты. Не забудь предупредить Сэма, что первую кампанию мы проведем по как можно более низкой себестоимости.
– Руди, деньги еще не у тебя в кармане. Не думаешь, что мы опозоримся? Боюсь, на создание рекламного образа наших силенок не хватит.
Руди расхохотался.
– Наших силенок хватит на все. Мы им такой рекламный образ закатим! Миссис Зелости удар хватит от восторга.
– Ой, не верится!
– «И не будь неверующим, а будь верующим!» – продекламировал Руди и снова расхохотался. «Ягуар» взревел и выехал на шоссе.
Перед съездом на аллею Робертсона Лора вспомнила, о чем хотела спросить Руди.
– Я не знала, что ты делал рекламу Джорджии Холтен.
– Я ее и не делал. Но им-то откуда знать? Не станут же они проверять. А если и станут… – Он пожал плечами. – Черт возьми, половина удовольствия от этой работы – в складном и убедительном вранье. Верно?
Миссис Питерсон, пятидесяти двух лет, была замужем уже лет тридцать, вырастила пятерых детей и большую часть жизни проработала библиотекарем. Она никого и ничего не боялась. А вот ее боялись многие. При виде ее квадратных плеч и бульдожьей физиономии и не у самых робких начинали дрожать поджилки. А уж когда миссис Питерсон открывала рот…
Однако Руди Грин ждал ее. Когда миссис Питерсон ворвалась к нему в кабинет, с треском захлопнула дверь и воинственно уперла руки туда, где у обычных людей бедра, он был готов к ее приходу. Не поднимая головы, он сгреб со стола ворох бумаг и протянул ей.
– Миссис Питерсон, вот список счетов. Будьте добры оплатить их немедленно. Почему вы мне о них не напомнили? Посмотрите, некоторые лежат чуть ли не с весны! Как, по-вашему, мы сохраним хорошие отношения с поставщиками, если не будем платить вовремя?
Миссис Питерсон на мгновение потеряла дар речи.
– Вы… вы… ах вы мерзавец! – завопила она затем, брызгая слюной. – Я напоминала вам об этих счетах каждый Божий день! И не смейте все валить на меня! Вы…
– Миссис Питерсон! – Руди поднял голову. На лице его отражалось благородное негодование. – Попрошу вас не разговаривать со мной в таком тоне. Я президент фирмы. Я управляю рекламным агентством. Я нахожу клиентов, клиенты дают деньги, и из этих денег вы получаете свою зарплату. Если вам это не нравится, можете искать себе другую работу. В противном случае будьте любезны заниматься своим делом и не учить меня, как мне заниматься моим.
Миссис Питерсон сверкнула глазами. Она с удовольствием нашла бы другую работу – только кому она нужна, в ее-то возрасте?.. Разве что этому бездельнику – ведь ни один молодой и перспективный работник к нему не пойдет!
Уже несколько месяцев миссис Питерсон оплачивала счета агентства Грина. Агентству вечно не хватало денег; а вот сам Руди на бедность не жаловался. Он ездил на «Ягуаре»; он купил рояль и заплатил из фондов компании; он превысил свой банковский счет, чтобы приобрести бунгало в Палм-Спрингс. Работу он воспринимал как некое неизбежное зло, в котором, впрочем, есть свои забавные стороны. Удивительно, что при таком отношении к делу агентство еще держалось на плаву. Но оно держалось, и миссис Питерсон регулярно получала неплохое жалованье. Яростно засопев, она прижала пачку счетов к плоской груди и вылетела вон. Президент рекламного агентства расхохотался ей вслед.
Угрозы Руди были несерьезны: он не собирался расставаться с этой воинственной особой. Без нее повседневная жизнь агентства погрязнет в тоскливой рутине. Много ли на свете людей с таким же забавным отношением к делу? Остальные служащие Руди – всего их было пятеро – тоже принимали свою работу всерьез, но не до такой же степени! Как они не могут понять, что так называемый «бизнес» – это ловкость рук, не больше. Балансируешь между клиентами и поставщиками, получаешь свое и с тех и с других и ухитряешься сделать так, чтобы все остались довольны.
Но с недавних пор Руди потерял покой. Он устал рекламировать «Божественные блюда Холли». Его тошнило от «Музыкальной системы Рика» – двадцать раз в день на коротких волнах. Как шахматист из провинциального клуба мечтает сразиться с гроссмейстером – так Руди Грин рвался в мир Большого Бизнеса, в мир крупных корпораций, банков и призов Клео. Быть может, настанет день, когда «Гран-при» достанется рекламному агентству Грина…
Руди нажал кнопку связи со своим первым – и единственным – финансовым консультантом. Лора Принс ответила сразу: как и прочие служащие, она скучала без дела у себя в кабинете.
– Ты не могла бы кое-куда сходить? – спросил он.
– С удовольствием, куда хочешь, – весело отозвалась Лора. Верный друг, всегда готова услужить. Лоре уже за тридцать, но в душе она навсегда осталась шаловливой девчонкой-подростком. Из-за склонности к мелкому мошенничеству она не удерживалась ни на одной работе; но именно эту склонность в ней больше всего любил Руди.
– На пять минут, – отозвался Руди. – Зайди в приемную и посмотри, куда делась секретарша. Телефоны просто обзвонились.
– Будет сделано!
Через пять минут Лора появилась в кабинете Руди с чемоданчиком в руке.
– Секретарша уволилась, – сообщила она и, помахав у него перед носом заявлением об уходе, разорвала бумагу на мелкие кусочки и бросила в корзину.
– А, черт! Ладно, – философски пожал плечами Руди, – что ж тут можно сделать? Попроси Полин посидеть на телефоне до конца рабочего дня. А миссис Питерсон пусть позвонит в агентство по найму.
– Хорошо.
Лора исчезла. Когда она вернулась, Руди уже застегнул пиджак и взял в руки внушительный черный портфель, сопровождавший его на все презентации. С широкой ухмылкой он прижал портфель к груди и покачал, как ребенка.
– Мы очаровательны! – пропел он. – Мистер и миссис «Апач» будут в восторге!
Руди и Лора вышли рука об руку. Путь их лежал на обувную фабрику «Апач»; им предстояло убедить процветающего фабриканта, что без рекламного агентства Грина он просто пропадет.
Лора Принс проработала в рекламном бизнесе ненамного меньше Руди. Однако работали они по-разному. Руди никогда не бывал в Большом Бизнесе и до последнего времени туда и не стремился. Его вполне удовлетворяла роль крупной рыбы в маленьком пруду. На работе он большей частью развлекался, а когда развлечение приносило доход, воспринимал это как подарок судьбы.
Лора, напротив, начала работу в солидной фирме, но не прошло и года, как ей указали на дверь. Лора металась от одного агентства к другому, и везде повторялось то же самое. Не то чтобы ей недоставало ума. Нет, сообразительности было хоть отбавляй – не хватало умения ее разумно и честно использовать. Голова у Лоры пухла от гениальных комбинаций; получив задания, она принималась со слоновьей грацией осуществлять их все сразу – и неизбежно вступала в конфликт с неписаными законами бизнеса.
Она уже свыклась с отчаянием, когда встретила Руди. Этот обаятельный авантюрист с голливудской улыбкой помог ей вновь поверить в свои силы. Он, казалось, не замечал ее промахов. В конце концов, говорил он, какое нам дело до мнения клиентов? Они понятия не имеют, из чего складывается хорошая рекламная кампания. Руди дал Лоре работу и приличную зарплату; у нее даже появился подчиненный – велика ли важность, что только один? А главное – он принял ее такой, какая она есть. И Лора благоговела перед ним.
Так Лора и Руди стали коллегами по латанию дыр в бюджете агентства, друзьями и любовниками. Оба считали, что выбивать баксы из несговорчивых клиентов не столько нудная обязанность, сколько развлечение. И сейчас эта парочка готовилась к тому, что у них лучше всего получалось. Они покажут владельцу «Апач» маленькое представление – как только…
Как только этот старый козел заткнется.
В строгих темно-синих костюмах, с блокнотами наготове, с выражением неподдельного интереса на лицах, Лора и Руди слушали речь клиента.
– Когда мы приехали в эта страна, мы не имели ничего, – сообщил мистер Зелости в третий раз. – Ни-че-го! Мы бежали из Румыния в одна тысяча девятьсот шестьдесят пятом году. С пустые карманы и полные головы. Полные ума! – Он выразительно постучал себя по лбу. Маленькие глазки засветились, словно мистер Зелости решил открыть посетителям страшную тайну: – Это моя жена придумала, что мы должны делать обувь.
Он повернул голову и улыбнулся жене, с ног до головы запакованной в символы новоприобретенного богатства – от шелестящего шелкового платья до часов, усеянных бриллиантами. Крашеные волосы миссис Зелости были уложены в сложную прическу; одна ядовито-желтая прядь свисала вдоль одутловатой щеки. Макияж ее был бы к лицу покойнице: но миссис Зелости дышала, шевелилась и даже разговаривала, чем нарушала единство образа. Что ж, по крайней мере, по-английски она говорила лучше мужа.
– Это правда. В Румынии приходилось повсюду ходить пешком, и мы начали шить туфли и сапоги. Наши первые сапоги, – хихикнула она, – я сшила на кухонном столе – вот так…
И миссис Зелости распростерла ухоженные пухлые руки над ореховым столом, показывая, как она тачала сапоги на кухне тридцать лет назад.
– Итак, – вклинился в разговор ее муж, – мы идем хорошо. Мы идем хорошо без реклама. Зачем нам реклама?
Его сердитые глазки скользнули с Руди на Лору и обратно. Мистер Зелости любил наживать деньги и терпеть не мог их тратить. Он уже почти возненавидел незваных гостей. Лора улыбнулась, и миссис Зелости ответила ей улыбкой. «Какая милая девушка, – думала она, – должно быть, румынка». Только Руди знал, что ярким румянцем и цыганским блеском в черных глазах Лора обязана не румынской крови, а русской водке. Но мистер Зелости взирал на псевдорумынское личико Лоры так же хмуро, как и на голливудскую физиономию Руди. Что ж, шутки в сторону: начинается мужская работа.
Руди почтительно склонил голову, не отрывая взгляда от владельцев «Обуви «Апач». Миссис Зелости покровительственно улыбалась: ей нравились его остроносые ботинки и гладкие, зачесанные назад волосы. Ее супруг был по-прежнему зол, как черт. Руди встал и наклонился над столом.
– Вы, мистер Зелости, сами ответили на свой вопрос, – начал он негромко, с тем, чтобы испытанным приемом повысить голос на следующей фразе. – Тридцать лет назад вы начали свое дело вдвоем на кухонном столе. Пришло время, и вам понадобилось огромное помещение, сотни рабочих и современная автоматика. Теперь же, когда вы стали реальной силой в модной индустрии, вам не обойтись без рекламы и паблик рилейшнз.
Благодаря высокому качеству продукции, благодаря вашей репутации – репутации честных и трудолюбивых профессионалов – «Обувь «Апач» сделала себе имя. Взгляните вокруг – почти у каждой девушки на ногах туфли или сапожки «Апач». Вот доказательство вашего успеха, мистер Зелости. Неоспоримое доказательство!
Однако… – Руди сокрушенно покачал головой. Голос его упал на целую октаву. – Взгляните, где и как продается ваш товар. Мистер Зелости, вы не выходите за порог нескольких специализированных магазинов. А между тем ваша обувь пользуется спросом по всей Америке! И не только в Америке – ее вывозят контрабандой и продают на берегу Венецианского залива! Вы популярны среди пешеходов, как «Джоан и Дэвид» – среди автомобилистов! Вы можете стать королем обуви! Что для этого нужно? Только одно. – Руди оперся руками о стол. – Имидж!
Представьте себе: вы приглашаете покупателей в супермаркеты Нордстрома, Неймана Маркуса, может быть, даже Харриса! Представьте себе, как внучка миллионера, никогда в жизни не носившая ничего, кроме туфелек «Джордан», просит: «Заверните мне «Апач»«. Разве не об этом вы мечтали?
Руди обогнул стол, снял с демонстрационной стойки малопривлекательный сапог и прижал его к груди, словно талисман.
– Мистер Зелости, неужели вы не хотите стать силой, с которой считаются?
Тщедушный мистер Зелости напыжился и закивал. Руди подобрался, словно пантера перед прыжком. Настало время решительного удара.
– Что же для этого нужно? Вы должны прислушаться к своей интуиции – интуиции делового человека, – легкий поклон в сторону мистера Зелости, – и художника, – томный взгляд в сторону восхищенной миссис Зелости и пауза, чтобы она как следует насладилась его улыбкой.
– Расскажите покупательнице, как изменится мир, едва она наденет туфли «Апач». Обращайтесь к ней со страниц женских журналов, говорите с ней по радио, призывайте ее… – Голос Руди прервался, веки затрепетали, словно в сладчайший миг любви… – призывайте ее с экрана телевизора. Создайте свой имидж! Создайте женщину, которая носит обувь «Апач» – и к вам придет сокрушительный успех!
Руди умолк и вернулся в свое кресло. Настала очередь Лоры.
– Руди совершенно прав, – подхватила она. – С помощью рекламы вы оставите своих конкурентов далеко позади. Мы собрали некоторые сведения: думаю, они вас заинтересуют. Изучив рынок, мы взяли на себя смелость подсчитать примерное число потенциальных покупателей, незнакомых с вашей продукцией, – результаты удручающие.
– Вы специально изучали наш рынок? – выдохнула пораженная миссис Зелости.
Руди склонил голову. В глазах его светилась рыцарская преданность.
– Потому что мы верим в вашу продукцию, – признался он.
Наступила тишина. Руди почти слышал, как скрипят мозги почтенной пары. Он знал, о чем они думают. Миссис Зелости представляет себя в роли женщины, которая носит обувь «Апач». Мистер Зелости задумался о детях: что, если он оставит им не просто процветающее дело, а целую обувную империю?
Руди улыбнулся. Слишком просто, даже неинтересно. Осталось получить их подписи – и делу конец.
– Мистер и миссис Зелости, мы принесли с собой образец контракта – просто чтобы вы ознакомились с тем, как работает рекламный бизнес. Возможно, вы захотите показать его вашим юристам – но, по совести сказать, контракт чрезвычайно прост, а время – деньги. Вы – опытный бизнесмен: вы, несомненно, разберетесь в условиях контракта и поймете, как выгоден подобный договор для наших клиентов.
Видите ли, когда мы покупаем для вас место в журнале или время на радио, журнал и радиостанция платят нам комиссионные. Так вот, эта сумма включается в ваш счет. Как в турагентстве. Вы оплачиваете процент от стоимости продукции плюс комиссионные. Процент обычный – двадцать пять процентов общей стоимости, не считая расходов на творческое оформление и воспроизведение, составляющих твердую ставку сто восемьдесят долларов в час…
Тем же вкрадчивым голосом Руди вытребовал себе добрых десять процентов комиссионных и отдельный счет за оригинальные идеи – за такие деньги можно было бы нанять сроком на год десяток лучших умов Америки. Бумаги скользнули на стол, мистер Зелости взял их в руки и начал просматривать. Он больше не слушал Руди; тот, не желая терять времени, повернулся к хозяйке дома «Апач».
– Знаете, – проворковал он, обходя стол и приближаясь к ней, – я предполагаю устроить что-то типа кампании Джорджии Холтен. Вы наверняка видели рекламу ее сумочек в журналах – «Вог», «Таун энд Кантри», «Архитектурал Дайджест». Прекрасно сработано. За эту кампанию отвечал я.
В яблочко! Миссис Зелости широко раскрыла глаза.
– Не может быть! – прошептала она.
– Согласен, эта работа далека от совершенства, к тому же она заняла несколько месяцев. Но в конце концов увенчалась успехом. Почему? Думаю, потому что Джорджия Холтен уловила идею кампании и работала со мной в одной команде. А у нее есть вкус, та, знаете ли, утонченность, что редко встречается в наши дни…
Миссис Зелости наклонилась к нему в ожидании нового комплимента. Мистер Зелости недовольно изогнул бровь. Но Руди ожидал подобной реакции; он оторвался от стола и метнулся назад, к Лоре.
– Мы понимаем, что это серьезное решение, – заговорил он, убирая папку в портфель, – и оставляем вас, чтобы вы могли обсудить наше предложение. Но прежде чем уйти, хочу пригласить вас посетить один из наших офисов. У нас вы получите индивидуальный подход, которого так не хватает в крупных агентствах. Мы – не бездушные наемники. Мы искренне желаем вам успеха. И чтобы это доказать, мы готовы провести первую кампанию бесплатно! Вы не будете платить ни за творческое оформление, ни за воспроизведение. Мы готовы работать день и ночь, чтобы обеспечить успех «Обуви «Апач»! Мистер и миссис Зелости, было большим удовольствием…
Владельцы «Обуви «Апач» хотели бы задать еще немало вопросов – но их смутила и обезоружила эта пылкая и, по всей видимости, искренняя речь. Руди поднялся, и они встали вслед за ним. Рукопожатия… обещания скоро, очень скоро позвонить… и пять минут спустя Руди и Лора были уже на улице.
Руди нацепил темные очки и сел за руль. Лора устроилась рядом, поджав под себя ногу, так что ее круглое колено касалось его бедра.
– Что это ты нес насчет женщины всеобщей мечты?
– Понравилось? – Руди ухмыльнулся и подмигнул, хотя за темными очками этого было и не видно.
– По-моему, глупо, Руди. Как мы теперь дадим задний ход?
– Не знаю. Может быть, и никак. – Он рассмеялся и потрепал ее по подбородку. – Расслабься. Будет им женщина мечты. Не забудь предупредить Сэма, что первую кампанию мы проведем по как можно более низкой себестоимости.
– Руди, деньги еще не у тебя в кармане. Не думаешь, что мы опозоримся? Боюсь, на создание рекламного образа наших силенок не хватит.
Руди расхохотался.
– Наших силенок хватит на все. Мы им такой рекламный образ закатим! Миссис Зелости удар хватит от восторга.
– Ой, не верится!
– «И не будь неверующим, а будь верующим!» – продекламировал Руди и снова расхохотался. «Ягуар» взревел и выехал на шоссе.
Перед съездом на аллею Робертсона Лора вспомнила, о чем хотела спросить Руди.
– Я не знала, что ты делал рекламу Джорджии Холтен.
– Я ее и не делал. Но им-то откуда знать? Не станут же они проверять. А если и станут… – Он пожал плечами. – Черт возьми, половина удовольствия от этой работы – в складном и убедительном вранье. Верно?