Страница:
– Не понимаю, о чем ты. Я не играю в эти игры. – Дейни уже не пыталась вырваться. Она должна быть очень осторожна. Сид овладел собой – а значит, стал гораздо опасней.
– Видишь ли, Дейни, ты меня привлекаешь уже… уже очень давно. – Дейни чувствовала на лице его горячее дыхание. – Я отнюдь не Казанова и не интересуюсь сексом ради секса, но… ты меня заинтриговала. Я хочу тебя. Если ты откажешься – ну что ж, мне придется пойти в суд и объяснить, что, назначив тебя вице-президентом, я совершил ужасную ошибку. Видишь ли – не хотелось бы, конечно, но придется объяснить и это – недавно я узнал, что ты замешана в одной мошеннической проделке. Помнишь, десять лет назад ты неплохо поживилась за счет одного из наших клиентов?
Он резко отпустил ее и отошел к окну, повернувшись к ней спиной. Дейни пошатнулась, словно потеряла опору. А Сид продолжал – тихо, доверительно, как будто уже стал ей близок.
– Ты не знаешь, что значит стареть. Каждый день – новые седые волосы, новые морщины… Разрушается здоровье, уходит мужская сила, слабеет ум… И кажется, что все кончено, что впереди – пустота. Но я еще поборюсь со старостью! И ты мне поможешь, Дейни. Только вот моего места ты не получишь. Извини, но ты меня еще не превзошла. И никогда не превзойдешь!
– Хорошо, Сид, хорошо, – успокаивающе пробормотала Дейни. Господи, он, кажется, сходит с ума! Но ее сейчас совершенно не тянуло к психоанализу. Единственное, чего она хотела, – оказаться по ту сторону дубовой двери. Дейни сделала осторожный шажок – но тут же остановилась как вкопанная, ибо Сид назвал знакомое ей имя.
– Чарли Картер, – сказал он. – Помнишь, ты работала с ним в одной команде?
Сид повернул голову, и на фоне огней Сан-Франциско четко обрисовался его профиль. Красивый профиль, почти орлиный. При взгляде на него невольно вспоминаются французские вина и дорогие автомобили. Но теперь Дейни знала, что за этим блеском скрывается безумие, разложение и уродство.
– За счет ловких махинаций со счетами агентство получило двойной гонорар. И, если не ошибаюсь, финансами занималась именно ты. Нехорошо! Только что из колледжа – и уже такая прожженная мошенница!
Он повернулся к ней лицом. Сид Приджерсон прекрасно владел собой – сейчас на его лице играла легкая, почти незаметная улыбка.
– Увы, я узнал об этом совсем недавно. Чарли рассказал мне за ленчем. Он сам заметил на днях, когда просматривал старые бумаги. Ты не представляешь, как он переживал!.. Тебе не кажется, что у нас, рекламщиков, невероятно чуткая совесть? Почти как самолюбие!
– Все это – наглая ложь, и ты это знаешь! – бросилась в бой Дейни. – Я говорила об этих двойных счетах с тобой. Ты заявил, что они необходимы – мало ли какие предстоят дополнительные расходы! Что кризис восемьдесят четвертого подорвал наш бизнес, что агентство погибнет без этих денег! Я все это помню! И как я возражала, а ты попросту приказал мне заполнить счета! Как уверял, что эти бумажки не имеют никакого значения! Как пригрозил, что навеки закроешь мне путь наверх! Я все это расскажу на суде! Ты меня заставил…
Голос Дейни дрогнул, и она умолкла, кляня себя за слабость. Сид слушал молча, наслаждаясь ее смятением.
– Разве на счетах стоит моя подпись? – спокойно спросил он. – Или, может быть, наш разговор подтвердят свидетели? Но… предположим даже, что тебе поверят. Приятно ли будет правлению узнать, что один из наших вице-президентов замешан в неблаговидной истории? Боюсь, что нет. Тебе ли не знать, как важна в нашем бизнесе незапятнанная репутация? Агентство не может рисковать своим именем. Понимаешь, мы просто обязаны сохранять имидж!
Сид расхохотался и раскинул руки, хищно растопырив пальцы, словно хотел сгрести в охапку весь свой кабинет. И этот кабинет, и десятки других, и вся эта многоэтажная башня из стекла и стали, – все здесь принадлежит ему. И Дейни тоже. Губы Сида искривились в улыбке. Можно не спешить. Никуда она от него не денется.
– Между нами, Дейни, ты чертовски умна и изобретательна, – продолжал он. – Прекрасный администратор. Честна – пока это не мешает делу. Среди нас, рекламщиков, порядочные люди – такая редкость!.. Гибкий ум, твердые принципы, стройная фигурка – все вместе весьма и весьма привлекательно. В твоей карьере, о которой ты так заботишься, наступил переломный момент. Ты можешь погибнуть… а можешь процветать под моим чутким руководством. Да, процветать… – Сид прикрыл глаза, словно устал говорить. Сколько можно ее уговаривать! – Ну, Дейни, покажи мне, что ты все поняла.
– Послушай, Сид, – спокойно начала Дейни. Она еще надеялась вернуть его к реальности. – И ты, и я иногда совершаем ошибки. Я ошиблась много лет назад. И мой просчет пошел на пользу делу. Клиент остался доволен, а вырученные деньги спасли агентство. Давай забудем об этом. Просто забудем, как будто ничего не было. Что ты на это скажешь?
«Спокойно, спокойно», – приказала она себе. Он блефует. Однако Сида нельзя недооценивать. Неизвестно, куда он направит следующий удар.
Сид отвернулся от окна и пригладил ладонью седеющие волосы.
– Нет, Дейни, – тихо ответил он. – Ни ты, ни я не забудем того, что случилось между нами сегодня. Ты прекрасный работник, Дейни, но чересчур… увлекающийся. Ты взвинчивала цены и манипулировала со счетами. Я поймал тебя за руку. По-моему, настало время попросить тебя о маленьком одолжении. Совсем пустячном – по сравнению с теми услугами, что я не раз оказывал тебе.
Он шагнул вперед, пожирая глазами ее стройную, гибкую фигуру. «Моя награда», – думал он. Как идет ей желтая шелковая блузка! А брюки из матовой кожи! Впрочем, раздевшись, она будет еще прекрасней. Милая, желанная – несравненно желанней той, что ждет Сида дома. Его жена красива, но ей не хватает изюминки. Дейни – та загадочна и непредсказуема, каждое ее слово, каждое движение – как вызов… Сид шел вперед, как слепой. С губ его срывались бессвязные слова, вызывающие страх.
Дейни – красавица, умница Дейни – не двигалась с места. Она думала о том, какую глупость сделала много лет назад, когда доверила Сиду свою карьеру. Но сейчас он делает еще большую глупость.
– Твоя судьба у меня в руках, – промурлыкал он. – Ты будешь играть по моим правилам – или выйдешь из игры. Навсегда, Дейни.
Он умолк, и наступило молчание. Дейни почувствовала, как сгущается и тяжелеет воздух, готовый взорваться в крике. Чего же медлить? Решение принято: пора действовать. Быстро и без колебаний, как учил отец. И Дейни сказала свое слово. Как ни странно, голос ее не дрогнул: он звучал звонко, уверенно и гордо. Боже, как она ловко блефует!
– Убирайся к черту! – сказала она.
– Я уничтожу тебя, Дейни!
– Мечтать не вредно, Сид.
Опомнилась Дейни уже за дверью. Она влетела к себе в кабинет, не глядя по сторонам, ибо знала: один взгляд на стены, увешанные грамотами и фотографиями, – и она на коленях поползет обратно к Сиду. А этого не должно случиться. Агентство – ее бывшее место работы, а Сид – бывший коллега. Вот и все. И смысл жизни не потерян, и сердце не вырвалось из груди. Разве не так?
Десять минут спустя Дейни завела «Мерседес» и поехала домой. Но, выехав из шумного центра, вдруг свернула на обочину и задумалась. Дома ее ждет одиночество. А ей сейчас позарез нужно выговориться. Куда отправиться? Кто ее поймет? Глупый вопрос. Есть только один человек – к нему-то она и поедет.
Поворачивая руль, Дейни заметила, что руки у нее дрожат. «От гнева, страха или волнения?» – мимолетно удивилась она. В веренице автомобилей на шоссе появился просвет, и Дейни вдавила педаль в пол. Она знала ответ.
Она была до смерти напугана.
Глава 3
Глава 4
– Видишь ли, Дейни, ты меня привлекаешь уже… уже очень давно. – Дейни чувствовала на лице его горячее дыхание. – Я отнюдь не Казанова и не интересуюсь сексом ради секса, но… ты меня заинтриговала. Я хочу тебя. Если ты откажешься – ну что ж, мне придется пойти в суд и объяснить, что, назначив тебя вице-президентом, я совершил ужасную ошибку. Видишь ли – не хотелось бы, конечно, но придется объяснить и это – недавно я узнал, что ты замешана в одной мошеннической проделке. Помнишь, десять лет назад ты неплохо поживилась за счет одного из наших клиентов?
Он резко отпустил ее и отошел к окну, повернувшись к ней спиной. Дейни пошатнулась, словно потеряла опору. А Сид продолжал – тихо, доверительно, как будто уже стал ей близок.
– Ты не знаешь, что значит стареть. Каждый день – новые седые волосы, новые морщины… Разрушается здоровье, уходит мужская сила, слабеет ум… И кажется, что все кончено, что впереди – пустота. Но я еще поборюсь со старостью! И ты мне поможешь, Дейни. Только вот моего места ты не получишь. Извини, но ты меня еще не превзошла. И никогда не превзойдешь!
– Хорошо, Сид, хорошо, – успокаивающе пробормотала Дейни. Господи, он, кажется, сходит с ума! Но ее сейчас совершенно не тянуло к психоанализу. Единственное, чего она хотела, – оказаться по ту сторону дубовой двери. Дейни сделала осторожный шажок – но тут же остановилась как вкопанная, ибо Сид назвал знакомое ей имя.
– Чарли Картер, – сказал он. – Помнишь, ты работала с ним в одной команде?
Сид повернул голову, и на фоне огней Сан-Франциско четко обрисовался его профиль. Красивый профиль, почти орлиный. При взгляде на него невольно вспоминаются французские вина и дорогие автомобили. Но теперь Дейни знала, что за этим блеском скрывается безумие, разложение и уродство.
– За счет ловких махинаций со счетами агентство получило двойной гонорар. И, если не ошибаюсь, финансами занималась именно ты. Нехорошо! Только что из колледжа – и уже такая прожженная мошенница!
Он повернулся к ней лицом. Сид Приджерсон прекрасно владел собой – сейчас на его лице играла легкая, почти незаметная улыбка.
– Увы, я узнал об этом совсем недавно. Чарли рассказал мне за ленчем. Он сам заметил на днях, когда просматривал старые бумаги. Ты не представляешь, как он переживал!.. Тебе не кажется, что у нас, рекламщиков, невероятно чуткая совесть? Почти как самолюбие!
– Все это – наглая ложь, и ты это знаешь! – бросилась в бой Дейни. – Я говорила об этих двойных счетах с тобой. Ты заявил, что они необходимы – мало ли какие предстоят дополнительные расходы! Что кризис восемьдесят четвертого подорвал наш бизнес, что агентство погибнет без этих денег! Я все это помню! И как я возражала, а ты попросту приказал мне заполнить счета! Как уверял, что эти бумажки не имеют никакого значения! Как пригрозил, что навеки закроешь мне путь наверх! Я все это расскажу на суде! Ты меня заставил…
Голос Дейни дрогнул, и она умолкла, кляня себя за слабость. Сид слушал молча, наслаждаясь ее смятением.
– Разве на счетах стоит моя подпись? – спокойно спросил он. – Или, может быть, наш разговор подтвердят свидетели? Но… предположим даже, что тебе поверят. Приятно ли будет правлению узнать, что один из наших вице-президентов замешан в неблаговидной истории? Боюсь, что нет. Тебе ли не знать, как важна в нашем бизнесе незапятнанная репутация? Агентство не может рисковать своим именем. Понимаешь, мы просто обязаны сохранять имидж!
Сид расхохотался и раскинул руки, хищно растопырив пальцы, словно хотел сгрести в охапку весь свой кабинет. И этот кабинет, и десятки других, и вся эта многоэтажная башня из стекла и стали, – все здесь принадлежит ему. И Дейни тоже. Губы Сида искривились в улыбке. Можно не спешить. Никуда она от него не денется.
– Между нами, Дейни, ты чертовски умна и изобретательна, – продолжал он. – Прекрасный администратор. Честна – пока это не мешает делу. Среди нас, рекламщиков, порядочные люди – такая редкость!.. Гибкий ум, твердые принципы, стройная фигурка – все вместе весьма и весьма привлекательно. В твоей карьере, о которой ты так заботишься, наступил переломный момент. Ты можешь погибнуть… а можешь процветать под моим чутким руководством. Да, процветать… – Сид прикрыл глаза, словно устал говорить. Сколько можно ее уговаривать! – Ну, Дейни, покажи мне, что ты все поняла.
– Послушай, Сид, – спокойно начала Дейни. Она еще надеялась вернуть его к реальности. – И ты, и я иногда совершаем ошибки. Я ошиблась много лет назад. И мой просчет пошел на пользу делу. Клиент остался доволен, а вырученные деньги спасли агентство. Давай забудем об этом. Просто забудем, как будто ничего не было. Что ты на это скажешь?
«Спокойно, спокойно», – приказала она себе. Он блефует. Однако Сида нельзя недооценивать. Неизвестно, куда он направит следующий удар.
Сид отвернулся от окна и пригладил ладонью седеющие волосы.
– Нет, Дейни, – тихо ответил он. – Ни ты, ни я не забудем того, что случилось между нами сегодня. Ты прекрасный работник, Дейни, но чересчур… увлекающийся. Ты взвинчивала цены и манипулировала со счетами. Я поймал тебя за руку. По-моему, настало время попросить тебя о маленьком одолжении. Совсем пустячном – по сравнению с теми услугами, что я не раз оказывал тебе.
Он шагнул вперед, пожирая глазами ее стройную, гибкую фигуру. «Моя награда», – думал он. Как идет ей желтая шелковая блузка! А брюки из матовой кожи! Впрочем, раздевшись, она будет еще прекрасней. Милая, желанная – несравненно желанней той, что ждет Сида дома. Его жена красива, но ей не хватает изюминки. Дейни – та загадочна и непредсказуема, каждое ее слово, каждое движение – как вызов… Сид шел вперед, как слепой. С губ его срывались бессвязные слова, вызывающие страх.
Дейни – красавица, умница Дейни – не двигалась с места. Она думала о том, какую глупость сделала много лет назад, когда доверила Сиду свою карьеру. Но сейчас он делает еще большую глупость.
– Твоя судьба у меня в руках, – промурлыкал он. – Ты будешь играть по моим правилам – или выйдешь из игры. Навсегда, Дейни.
Он умолк, и наступило молчание. Дейни почувствовала, как сгущается и тяжелеет воздух, готовый взорваться в крике. Чего же медлить? Решение принято: пора действовать. Быстро и без колебаний, как учил отец. И Дейни сказала свое слово. Как ни странно, голос ее не дрогнул: он звучал звонко, уверенно и гордо. Боже, как она ловко блефует!
– Убирайся к черту! – сказала она.
– Я уничтожу тебя, Дейни!
– Мечтать не вредно, Сид.
Опомнилась Дейни уже за дверью. Она влетела к себе в кабинет, не глядя по сторонам, ибо знала: один взгляд на стены, увешанные грамотами и фотографиями, – и она на коленях поползет обратно к Сиду. А этого не должно случиться. Агентство – ее бывшее место работы, а Сид – бывший коллега. Вот и все. И смысл жизни не потерян, и сердце не вырвалось из груди. Разве не так?
Десять минут спустя Дейни завела «Мерседес» и поехала домой. Но, выехав из шумного центра, вдруг свернула на обочину и задумалась. Дома ее ждет одиночество. А ей сейчас позарез нужно выговориться. Куда отправиться? Кто ее поймет? Глупый вопрос. Есть только один человек – к нему-то она и поедет.
Поворачивая руль, Дейни заметила, что руки у нее дрожат. «От гнева, страха или волнения?» – мимолетно удивилась она. В веренице автомобилей на шоссе появился просвет, и Дейни вдавила педаль в пол. Она знала ответ.
Она была до смерти напугана.
Глава 3
– Послушайте, мистер Эрскин! Я вам говорила уже миллион раз и повторять не собираюсь. Мистер Синклер работает, к нему нельзя. У него запарка, он должен сделать все снимки, пока камера не остыла – если вы понимаете, что это значит.
Маленькая брюнетка растопырила руки, загораживая толстяку вход в студию. Руки у нее были удивительно длинные для такой коротышки, а ноги неправдоподобно кривые. На обильно напудренном лице, похожем на японскую маску, навек застыло выражение презрительной скуки. Чернильные глаза были старательно подведены, а веки покрыты бледно-желтыми тенями. Прическа – из тех, что снятся в кошмарном сне. Однако сама Регина полагала, что в ней что-то есть – особенно с тех пор, как продела кольцо в нос. Мистеру Эрскину она напоминала морское чудовище из фильма ужасов. Но ему нужно увидеться с Синклером, и никакие барракуды его не остановят!
– Убирайся с дороги, нахалка, – прорычал он, – пока я не применил силу!
– Не очень-то это вежливо, мистер Эрскин, – сделала замечание Регина, отправляя в рот новую порцию жвачки.
– Я тебе покажу вежливость! – загремел толстяк. – По-твоему, если я уберусь отсюда к чертовой матери вместе с деньгами, это будет вежливо? А что скажет твой босс? А? Что он скажет, когда узнает, что по твоей милости полторы сотни тысяч уплыли у него из-под носа? Девочка моя, я и до дома доехать не успею, как ты окажешься на улице!
Регина вздохнула. Эрскин, король простыней и покрывал, в своем репертуаре: этот раскормленный денежный мешок думает, что весь мир вертится вокруг его баксов! Глядя на него, она едва удерживалась от смеха.
– Говорите что угодно, мистер Эрскин, а я вас не пущу, – повторила она скучающим тоном. – Мистер Синклер сказал, чтобы его никто не беспокоил. – Она выдула изо рта пузырь жвачки. – Хоть вы, хоть конец света, хоть что угодно – я выполняю распоряжение босса. Ясно?
– Просто возмутительно, – пропыхтел толстяк. – Какого черта он там заперся? Можно подумать, что у него есть какие-то тайны! Послушай, у меня деловое предложение. Я плачу хорошие деньги…
Договорить он не успел. В приемную вошла незнакомая женщина. Регина заулыбалась во весь рот и поднялась ей навстречу… и мистер Эрскин забыл о своем предложении, о ста пятидесяти тысячах и о барракуде-секретарше. В голове его крутилась одна мысль: «Бывает же, черт возьми, такая красота!»
За закрытой дверью студии Блейк занимался тем, что ему так хорошо удавалось: сочетал работу и удовольствие. Сейчас, пока фотомодель приводила себя в порядок в уборной, он экспериментировал с освещением, добиваясь нужной яркости.
Мег выплыла из уборной и, прикрыв от яркого света ладонью подведенные глаза, грациозно опустилась в шелковый шезлонг. Блейк улыбнулся, любуясь ею: он любил профессионализм во всем. Фотограф прикрыл лампу цветофильтром, и обнаженные плечи модели словно засветились теплым розовым светом. Блейк повернулся к другой лампе.
– Извините, что так холодно, – заметил он.
Мег бросила взгляд на его мускулистую спину, на обнаженные по локоть руки, колдующие над очередным светильником.
– Я и не заметила, – мягко ответила она, и Блейк ей поверил. – Знаете, на работе чаще приходится потеть, чем мерзнуть. – И этому он поверил, ибо знал по собственному опыту.
Мег потянулась и устроилась в шезлонге поудобнее. Когда она говорила, полные яркие губы приоткрывались совсем чуть-чуть, а теплый мурлыкающий голос, казалось, согревал холодную студию. Теперь Блейк улыбался во весь рот. Что поделать, любил он женщин. Хотя одну все-таки любил больше всех.
Закончив свои приготовления, Блейк повернулся и окинул взором декорацию. Умелый дизайнер создал в студии обстановку спальни прошлого века. Камчатные шторы прикрывают резной оконный переплет, сколоченный сегодня утром из фанеры. На столе, покрытом тяжелой скатертью до пола, в беспорядке разбросаны изысканные украшения. Пол, несколько часов назад холодный и безликий, скрывается под восточными коврами, одолженными на день у антиквара с Мелроз-стрит. В стороне от шезлонга, где привольно раскинулась Мег, возвышается необъятная дубовая кровать. Стараниями Блейка вся картина залита нежным золотисто-розовым светом, напоминающим о закате. Класс! То, что надо! Блейк провел рукой по голове – во время работы он собирал свои длинные волосы в хвост – и обернулся к героине предстоящего спектакля.
– Готово? – промурлыкала Мег, отнимая руку от глаз и бросая на него томный взгляд.
– Думаю, да. – Блейк откинул со лба черную прядь и опустился на стул рядом с ней. Волосы его всегда были растрепаны и лезли в глаза – но это придавало Блейку Синклеру особое очарование. Лицо, словно высеченное из камня, могло бы показаться хищным, – если бы не добродушная улыбка, не глаза, лучащиеся юмором и неисправимым жизнелюбием. Этот-то контраст и привлекал Мег.
Она прерывисто вздохнула, и вздох этот сказал Блейку больше, чем мог бы открыть самый проницательный взгляд в ее глаза. Он рассмеялся – так добродушно и открыто, что Мег едва не расхохоталась в ответ, хотя ничего смешного не видела. Ее сладко волновало то, что, может быть, сейчас произойдет между ними. Сквозь расстегнутый ворот она видела вздымающуюся грудь Блейка – мощные мускулы, кожу цвета миндаля. Прикрыв глаза, она вдыхала волнующий запах его одеколона. Мег призывно приоткрыла губы – но поцелуя не последовало, и она заговорила:
– Я слышала, вы – настоящий художник.
– Серьезно? – улыбнулся Блейк. Он легонько потянул за край простыни, в которую завернулась Мег. Простыня скользнула вниз, обнажив грудь и маленькие тугие соски – Блейк знал, что затвердели они вовсе не от холода, – великолепную талию, пышные бедра, и наконец – полоску пурпурного шелка, едва прикрывающую то, что по праву принадлежит только ей.
– Красиво, – вымолвил он наконец.
– Спасибо.
Бесстыдная, соблазнительная, гордая своей красотой… Однако пора за дело.
– Думаю, вы и продукция нашего клиента друг другу подойдете. – Блейк достал из коробки атласное покрывало. – Блестящая женщина и блестящее постельное белье.
– Очень мило, – прошептала она.
– Рад, что вам нравится. А теперь, – деловито заговорил он, хотя в глазах светилась улыбка, – я, как режиссер и оператор, обязан объяснить, какова ваша роль в этом спектакле.
Мег кивнула – она была на все согласна. Блейк набросил на нее прохладное, приятно щекочущее кожу покрывало и наклонился, располагая его красивыми складками. Он не поднимал головы, но знал, что Мег смотрит на него, не отрываясь.
– Вы – изнеженная аристократка, – заговорил он, сам не зная, к кому обращается – к ней, к себе или к музе – а Блейк верил, что на свете есть муза фотографии. – Вы, обнаженная, нежитесь под покрывалом, вспоминая о недавних любовных ласках. – Его руки скользнули по покрывалу. – Камера будет двигаться от ступней вверх, к коленям, бедрам, животу… – Руки Блейка следовали за словами, пока, поднявшись к бедрам, не нащупали что-то лишнее. Тоненькое, легкое, почти неощутимое – но лишнее.
Блейк нахмурился – и, казалось, стал еще красивей.
– Это надо снять.
– Их же не видно… – возразила Мег.
– Человеческим глазом – может быть. Но камера – другое дело. – Просунув руки под покрывало, Блейк нащупал тоненькие трусики и потянул их вниз – дальше, дальше, пока благоухающий шелковый лоскуток не оказался у него в руках.
– Действительно, так гораздо лучше, – промурлыкала Мег, с удовольствием потягиваясь под покрывалом. – Но мне холодно, а если камера зафиксирует мурашки…
Нежно улыбаясь, она положила ладони Блейка себе на грудь и потерла ими затвердевшие соски. Блейк наклонился, приблизил губы к ее жаждущим губам. Лицо его не изменилось – лишь потемнели и словно стали глубже глаза. Он думал о том, как любит свою работу.
И в этот миг дверь распахнулась, и вместе со струей холодного воздуха в студию ворвалась Дейни Кортленд.
– Блейк, ты здесь? Не хочу отрывать тебя от работы, но ты просто представить не можешь, что со мной случилось…
Не успел Блейк опомниться, как она плюхнулась в шезлонг рядом с Мег. Та недовольно фыркнула.
– Извините, – пробормотала Дейни, бесцеремонно отодвигая обнаженную красавицу, затем уперлась локтями в колени, а подбородок положила на скрещенные руки – ее любимая поза.
– Мне надо с тобой поговорить.
Мег открыла рот от изумления. Тем временем опомнившийся мистер Эрскин рванулся в студию, а Регина вцепилась в него, словно сторожевой пес. Оба они орали друг другу что-то оскорбительное. Как хозяин студии, Блейк обязан был прекратить этот содом. Что он и сделал.
– Завернитесь. – Он бросил Мег покрывало, шлепнул ее по заду, а затем протянул руку Дейни.
Маленькая брюнетка растопырила руки, загораживая толстяку вход в студию. Руки у нее были удивительно длинные для такой коротышки, а ноги неправдоподобно кривые. На обильно напудренном лице, похожем на японскую маску, навек застыло выражение презрительной скуки. Чернильные глаза были старательно подведены, а веки покрыты бледно-желтыми тенями. Прическа – из тех, что снятся в кошмарном сне. Однако сама Регина полагала, что в ней что-то есть – особенно с тех пор, как продела кольцо в нос. Мистеру Эрскину она напоминала морское чудовище из фильма ужасов. Но ему нужно увидеться с Синклером, и никакие барракуды его не остановят!
– Убирайся с дороги, нахалка, – прорычал он, – пока я не применил силу!
– Не очень-то это вежливо, мистер Эрскин, – сделала замечание Регина, отправляя в рот новую порцию жвачки.
– Я тебе покажу вежливость! – загремел толстяк. – По-твоему, если я уберусь отсюда к чертовой матери вместе с деньгами, это будет вежливо? А что скажет твой босс? А? Что он скажет, когда узнает, что по твоей милости полторы сотни тысяч уплыли у него из-под носа? Девочка моя, я и до дома доехать не успею, как ты окажешься на улице!
Регина вздохнула. Эрскин, король простыней и покрывал, в своем репертуаре: этот раскормленный денежный мешок думает, что весь мир вертится вокруг его баксов! Глядя на него, она едва удерживалась от смеха.
– Говорите что угодно, мистер Эрскин, а я вас не пущу, – повторила она скучающим тоном. – Мистер Синклер сказал, чтобы его никто не беспокоил. – Она выдула изо рта пузырь жвачки. – Хоть вы, хоть конец света, хоть что угодно – я выполняю распоряжение босса. Ясно?
– Просто возмутительно, – пропыхтел толстяк. – Какого черта он там заперся? Можно подумать, что у него есть какие-то тайны! Послушай, у меня деловое предложение. Я плачу хорошие деньги…
Договорить он не успел. В приемную вошла незнакомая женщина. Регина заулыбалась во весь рот и поднялась ей навстречу… и мистер Эрскин забыл о своем предложении, о ста пятидесяти тысячах и о барракуде-секретарше. В голове его крутилась одна мысль: «Бывает же, черт возьми, такая красота!»
За закрытой дверью студии Блейк занимался тем, что ему так хорошо удавалось: сочетал работу и удовольствие. Сейчас, пока фотомодель приводила себя в порядок в уборной, он экспериментировал с освещением, добиваясь нужной яркости.
Мег выплыла из уборной и, прикрыв от яркого света ладонью подведенные глаза, грациозно опустилась в шелковый шезлонг. Блейк улыбнулся, любуясь ею: он любил профессионализм во всем. Фотограф прикрыл лампу цветофильтром, и обнаженные плечи модели словно засветились теплым розовым светом. Блейк повернулся к другой лампе.
– Извините, что так холодно, – заметил он.
Мег бросила взгляд на его мускулистую спину, на обнаженные по локоть руки, колдующие над очередным светильником.
– Я и не заметила, – мягко ответила она, и Блейк ей поверил. – Знаете, на работе чаще приходится потеть, чем мерзнуть. – И этому он поверил, ибо знал по собственному опыту.
Мег потянулась и устроилась в шезлонге поудобнее. Когда она говорила, полные яркие губы приоткрывались совсем чуть-чуть, а теплый мурлыкающий голос, казалось, согревал холодную студию. Теперь Блейк улыбался во весь рот. Что поделать, любил он женщин. Хотя одну все-таки любил больше всех.
Закончив свои приготовления, Блейк повернулся и окинул взором декорацию. Умелый дизайнер создал в студии обстановку спальни прошлого века. Камчатные шторы прикрывают резной оконный переплет, сколоченный сегодня утром из фанеры. На столе, покрытом тяжелой скатертью до пола, в беспорядке разбросаны изысканные украшения. Пол, несколько часов назад холодный и безликий, скрывается под восточными коврами, одолженными на день у антиквара с Мелроз-стрит. В стороне от шезлонга, где привольно раскинулась Мег, возвышается необъятная дубовая кровать. Стараниями Блейка вся картина залита нежным золотисто-розовым светом, напоминающим о закате. Класс! То, что надо! Блейк провел рукой по голове – во время работы он собирал свои длинные волосы в хвост – и обернулся к героине предстоящего спектакля.
– Готово? – промурлыкала Мег, отнимая руку от глаз и бросая на него томный взгляд.
– Думаю, да. – Блейк откинул со лба черную прядь и опустился на стул рядом с ней. Волосы его всегда были растрепаны и лезли в глаза – но это придавало Блейку Синклеру особое очарование. Лицо, словно высеченное из камня, могло бы показаться хищным, – если бы не добродушная улыбка, не глаза, лучащиеся юмором и неисправимым жизнелюбием. Этот-то контраст и привлекал Мег.
Она прерывисто вздохнула, и вздох этот сказал Блейку больше, чем мог бы открыть самый проницательный взгляд в ее глаза. Он рассмеялся – так добродушно и открыто, что Мег едва не расхохоталась в ответ, хотя ничего смешного не видела. Ее сладко волновало то, что, может быть, сейчас произойдет между ними. Сквозь расстегнутый ворот она видела вздымающуюся грудь Блейка – мощные мускулы, кожу цвета миндаля. Прикрыв глаза, она вдыхала волнующий запах его одеколона. Мег призывно приоткрыла губы – но поцелуя не последовало, и она заговорила:
– Я слышала, вы – настоящий художник.
– Серьезно? – улыбнулся Блейк. Он легонько потянул за край простыни, в которую завернулась Мег. Простыня скользнула вниз, обнажив грудь и маленькие тугие соски – Блейк знал, что затвердели они вовсе не от холода, – великолепную талию, пышные бедра, и наконец – полоску пурпурного шелка, едва прикрывающую то, что по праву принадлежит только ей.
– Красиво, – вымолвил он наконец.
– Спасибо.
Бесстыдная, соблазнительная, гордая своей красотой… Однако пора за дело.
– Думаю, вы и продукция нашего клиента друг другу подойдете. – Блейк достал из коробки атласное покрывало. – Блестящая женщина и блестящее постельное белье.
– Очень мило, – прошептала она.
– Рад, что вам нравится. А теперь, – деловито заговорил он, хотя в глазах светилась улыбка, – я, как режиссер и оператор, обязан объяснить, какова ваша роль в этом спектакле.
Мег кивнула – она была на все согласна. Блейк набросил на нее прохладное, приятно щекочущее кожу покрывало и наклонился, располагая его красивыми складками. Он не поднимал головы, но знал, что Мег смотрит на него, не отрываясь.
– Вы – изнеженная аристократка, – заговорил он, сам не зная, к кому обращается – к ней, к себе или к музе – а Блейк верил, что на свете есть муза фотографии. – Вы, обнаженная, нежитесь под покрывалом, вспоминая о недавних любовных ласках. – Его руки скользнули по покрывалу. – Камера будет двигаться от ступней вверх, к коленям, бедрам, животу… – Руки Блейка следовали за словами, пока, поднявшись к бедрам, не нащупали что-то лишнее. Тоненькое, легкое, почти неощутимое – но лишнее.
Блейк нахмурился – и, казалось, стал еще красивей.
– Это надо снять.
– Их же не видно… – возразила Мег.
– Человеческим глазом – может быть. Но камера – другое дело. – Просунув руки под покрывало, Блейк нащупал тоненькие трусики и потянул их вниз – дальше, дальше, пока благоухающий шелковый лоскуток не оказался у него в руках.
– Действительно, так гораздо лучше, – промурлыкала Мег, с удовольствием потягиваясь под покрывалом. – Но мне холодно, а если камера зафиксирует мурашки…
Нежно улыбаясь, она положила ладони Блейка себе на грудь и потерла ими затвердевшие соски. Блейк наклонился, приблизил губы к ее жаждущим губам. Лицо его не изменилось – лишь потемнели и словно стали глубже глаза. Он думал о том, как любит свою работу.
И в этот миг дверь распахнулась, и вместе со струей холодного воздуха в студию ворвалась Дейни Кортленд.
– Блейк, ты здесь? Не хочу отрывать тебя от работы, но ты просто представить не можешь, что со мной случилось…
Не успел Блейк опомниться, как она плюхнулась в шезлонг рядом с Мег. Та недовольно фыркнула.
– Извините, – пробормотала Дейни, бесцеремонно отодвигая обнаженную красавицу, затем уперлась локтями в колени, а подбородок положила на скрещенные руки – ее любимая поза.
– Мне надо с тобой поговорить.
Мег открыла рот от изумления. Тем временем опомнившийся мистер Эрскин рванулся в студию, а Регина вцепилась в него, словно сторожевой пес. Оба они орали друг другу что-то оскорбительное. Как хозяин студии, Блейк обязан был прекратить этот содом. Что он и сделал.
– Завернитесь. – Он бросил Мег покрывало, шлепнул ее по заду, а затем протянул руку Дейни.
Глава 4
Красивые и умные, юные и нетерпеливые. Блейк и Дейни. Созданные друг для друга. В то время она работала помощником по финансам – находила компромисс между дорогим товаром и скупыми клиентами. Блейк был начинающим, но уже известным фотографом. Он сверкнул своей убийственной улыбкой, он невзначай коснулся ее руки, показывая особенно интересный снимок, он пригласил ее пообедать в голландский ресторан – но, честное слово, она влюбилась бы и без этого.
Дейни не сомневалась, что через несколько лет Блейк превратится в легенду. Тогда даже мимолетное знакомство с ним проложит ей путь наверх. И потом, если она не пожалеет сил и хитрости, чтобы заключить с ним контракт, глядишь, титул «помощник» сменится на что-нибудь более приличное. Так оно и случилось, а деловые отношения тем временем переросли во что-то гораздо большее…
Они поженились и рука об руку начали восхождение к вершинам Мэдисон-авеню. Оба работали не покладая рук, но Блейк шел в гору быстрее Дейни. Она ползла, цепляясь ногтями за каждый камень, а этот баловень судьбы легко, словно шутя, перескакивал с уступа на уступ. И однажды она поняла, что не может с ним жить. Она любила его больше, чем когда-либо, понимала, что завидовать успехам собственного мужа смешно и глупо, – но ничего не могла с собой поделать. На горизонте замаячил призрак Питера Кортленда… и она ушла. Ушла, хотя и Блейк, и собственное сердце умоляли ее остаться.
Блейк понимал, отчего так случилось: дух борьбы и соперничества, свойственный ей во всем, Дейни внесла и в любовь. Он восхищался ее энергией, настойчивостью, стремлением к успеху. Не понимал только, зачем она пытается взять верх над ним. Когда-нибудь, – думал Блейк, – когда Дейни взойдет на свою вершину, ненасытный призрак исчезнет навсегда, и она вернется. А пока остается лишь надеяться и ждать.
…Дейни закончила свою историю и откинулась в тень, на спинку стула. Она уже немного успокоилась и теперь прислушивалась к себе, пытаясь понять, чего больше в ее чувствах – горя или злости.
– Не хочешь поплакать?
Их головы почти соприкасались: ее – пепельно-белокурая, с волосами до плеч, его – черная и такая же длинноволосая. Словно две половинки разбитого сердца.
Дейни раздраженно потянулась за бокалом. Слезы – признак слабости, а она не собиралась проявлять слабость. Даже перед любимым.
Блейк поднял руку и провел пальцем по тыльной стороне ее ладони, ощутив такой знакомый ответный трепет.
– Не хочу, – сердито ответила она, досадуя на себя за неуместное волнение. Не хватало еще растаять от его мимолетной ласки!
– Дейни! – предостерегающе произнес он.
– Ладно. – Она ткнула соломинкой в кусочек льда, но промахнулась. – Хочу. И реветь, и визжать, и кататься по полу. Но не буду.
– Может быть, тебе станет легче.
Он вновь коснулся ее руки, и Дейни снова промахнулась. Оставив игру со льдом, она выпрямилась и отодвинулась от Блейка – от его влекущего запаха, точеного лица, от его испытующего взгляда.
– Блейк, я же его считай что скинула! – горячо и раздраженно заговорила она. – Он и в молодости-то ничего не понимал в рекламе, а сейчас стареет и теряет последние мозги. Пока агентство на вершине, но любому, у кого есть глаза, заметно, что оно сползает вниз. Черт, я уже почти сидела в его кресле!
Дейни подняла два пальца как символ близкой победы, и Блейк вспомнил, как каждый вечер, перед тем как заснуть рядом с ней, подносил эти хрупкие изящные пальцы к губам. Как он тоскует по ней! А она? Дай-то Бог, ведь она не будет счастлива, пока не научится любить… Отогнав назойливые мысли, Блейк прислушался к ее словам.
– И все бы вышло, если бы не Фред! Боже, какая я дура! Не зря отец говорил, что я не умею учиться на своих ошибках. Пора бы уже усвоить!..
– Дейни, ради Бога! – Блейк расхохотался и откинулся на стуле, поднося к губам стакан. Виски мерцало на темном фоне: черная рубашка, черные волосы, черные глаза, оттененные золотистым сиянием кожи – словно ночь в пустыне, освещенная яркой луной. – Забудь ты о своем отце! Он вбил тебе в голову всю эту чушь! «Если ты не на вершине, ты – ничто!» Припомни, любовь моя, именно из-за этой ерунды мы и разбежались в разные стороны. – Он снова легко коснулся ее руки. – И именно эта ерунда привела тебя… туда, где ты сейчас.
Дейни вздернула подбородок, губы ее сжались в ниточку.
– Тебе легко говорить. Тебе все дается шутя, ты не знаешь, что такое поражение.
Блейк отмахнулся от резких слов Дейни. Он знал, что сейчас ее устами говорит призрак.
– Дейни, твоя «вершина» – миф. Как бы высоко ты ни забралась, всегда найдется кто-то еще сильней, еще богаче.
– Думаешь, я мечтаю стать султаном Брунея? – выпалила Дейни.
«Ну вот, Дейни Кортленд бросается в бой. Милая, смешная! Если бы только она умела с юмором относиться к себе!»
– Все, чего я хочу – быть хозяйкой своего дела. Хочу, чтобы последнее слово оставалось за мной. Хочу управлять агентством – потому что у меня это получится лучше, чем у Сида Приджерсона. Я знаю, что лучше, и хочу это доказать!
– Конечно, лучше, – согласился Блейк. Он не возражал: пусть кричит и спорит, если ей от этого легче. Сам-то он предпочитал другие способы снимать напряжение. – По-моему, ты со многими фирмами справилась бы лучше, чем их нынешние президенты. Но зачем же интриговать? На кой черт подсиживать беднягу Сида? Жди – и удача сама придет к тебе. Работай – и тебя оценят.
– Боже, Блейк, разве я не работаю? И я – только вице-президент!
– Только? – Блейк от души расхохотался. – Дейни, милая, тебе всего двадцать девять! Не «только», а «уже», и считай, что тебе очень повезло!
– Вот видишь! – тряхнула головой Дейни. – Из-за этого мы и разошлись. У нас с тобой разные взгляды на работу… и вообще на жизнь.
– Поэтому-то нам так хорошо вместе, – прошептал Блейк. – Противоположности сходятся.
Дейни отвела взгляд, но тут же снова подняла глаза – и увидела в его лице любовь и нежность. Она опустила голову, не в силах скрыть улыбку.
– Верно. Я веду себя как ребенок, – признала она. Как она его любит! И он ее любит, понимает и принимает… Если бы только она могла с ним жить!
– А в тебе, по-моему, есть что-то от мазохиста. – Она отставила бокал и оперлась подбородком о ладонь. Другая ее рука лежала в руке Блейка.
– И это верно, – с улыбкой согласился Блейк. Он не обижался – после всего, что они наговорили друг другу два года назад, обижаться на случайное слово было бы глупо. – Помоги мне Боже, но если бы я знал, что это сделает тебя счастливой, приполз бы к тебе на коленях. Я тоскую по тебе, Дейни. Не жду, что ты вернешься… просто скучаю без тебя.
– И я тебя люблю, Блейк. К счастью, я более практичный человек. Кто знает… может быть, у нас бы что-то и вышло…
Дейни запнулась, почувствовав в своем голосе слишком теплые, интимные нотки. Это сейчас ни к чему. Рука ее выскользнула из ладони Блейка. Слава Богу, он ничего не заметил: он продолжал старый спор.
– Все бы у нас вышло, если бы ты забыла о советах своего папочки! Сколько можно прокручивать старую пластинку! Ты бы занималась своим делом – создавала потрясающую рекламу, а потом возвращалась домой, где тебя ожидал я…
– Может быть, – устало вздохнула Дейни. – Все может быть. Но сейчас речь не об этом. С Приджерсоном покончено. Слушай, тебе не кажется, что я рехнулась? Лучшее агентство в городе, прекрасная должность, а я ухожу из-за мимоходом брошенных угроз выжившего из ума старикашки. Спасаю, понимаешь ли, свою невинность!
– А ты спала с ним раньше?
– Блейк! – воскликнула Дейни, широко распахнув подведенные тушью ресницы, словно хотела сказать: «Да как ты мог подумать…» Видимо, это следовало понимать как решительное «нет».
– Значит, ты не могла поступить иначе. А теперь пора использовать твои знаменитые мозги. Пожалела себя – и хватит. Кончай солить виски слезами и иди звони в отделы кадров рекламных агентств.
– Ты прав. Это не конец света. Можно уехать в Нью-Йорк или в Чикаго.
– Дейни! – испуганно воскликнул Блейк. – Тебе нельзя уезжать!
– Почему? – холодно спросила Дейни, хотя прекрасно знала, почему. – Там есть большие агентства. Думаю, любое из них с удовольствием откроет офис в Сан-Франциско.
– А обо мне ты подумала? – обиделся Блейк. Но, даже надутый, он был невероятно обаятелен.
– Меня всегда удивляла твоя сентиментальность, – усмехнулась Дейни. – Ты проводишь в Нью-Йорке столько же времени, как в Сан-Франциско, даже больше. Мы будем видеться еще чаще, чем сейчас. Ты даже не заметишь разницы.
– Разница будет. Я уже не смогу надеяться, что однажды ранним-ранним утром ты постучишься в мою дверь…
– Верно. Так что лучше переезжай.
– Сдаюсь, – поднял руки Блейк. – Бедный мой контракт!.. Что ж, я люблю свою работу, но тебя люблю больше. Я связан обязательствами, но готов забыть их ради клятв, данных перед алтарем. Я обещаю любить тебя, почитать, поклоняться тебе, если хочешь. Даже проигрывать, – улыбнулся он.
Дейни не сомневалась, что через несколько лет Блейк превратится в легенду. Тогда даже мимолетное знакомство с ним проложит ей путь наверх. И потом, если она не пожалеет сил и хитрости, чтобы заключить с ним контракт, глядишь, титул «помощник» сменится на что-нибудь более приличное. Так оно и случилось, а деловые отношения тем временем переросли во что-то гораздо большее…
Они поженились и рука об руку начали восхождение к вершинам Мэдисон-авеню. Оба работали не покладая рук, но Блейк шел в гору быстрее Дейни. Она ползла, цепляясь ногтями за каждый камень, а этот баловень судьбы легко, словно шутя, перескакивал с уступа на уступ. И однажды она поняла, что не может с ним жить. Она любила его больше, чем когда-либо, понимала, что завидовать успехам собственного мужа смешно и глупо, – но ничего не могла с собой поделать. На горизонте замаячил призрак Питера Кортленда… и она ушла. Ушла, хотя и Блейк, и собственное сердце умоляли ее остаться.
Блейк понимал, отчего так случилось: дух борьбы и соперничества, свойственный ей во всем, Дейни внесла и в любовь. Он восхищался ее энергией, настойчивостью, стремлением к успеху. Не понимал только, зачем она пытается взять верх над ним. Когда-нибудь, – думал Блейк, – когда Дейни взойдет на свою вершину, ненасытный призрак исчезнет навсегда, и она вернется. А пока остается лишь надеяться и ждать.
…Дейни закончила свою историю и откинулась в тень, на спинку стула. Она уже немного успокоилась и теперь прислушивалась к себе, пытаясь понять, чего больше в ее чувствах – горя или злости.
– Не хочешь поплакать?
Их головы почти соприкасались: ее – пепельно-белокурая, с волосами до плеч, его – черная и такая же длинноволосая. Словно две половинки разбитого сердца.
Дейни раздраженно потянулась за бокалом. Слезы – признак слабости, а она не собиралась проявлять слабость. Даже перед любимым.
Блейк поднял руку и провел пальцем по тыльной стороне ее ладони, ощутив такой знакомый ответный трепет.
– Не хочу, – сердито ответила она, досадуя на себя за неуместное волнение. Не хватало еще растаять от его мимолетной ласки!
– Дейни! – предостерегающе произнес он.
– Ладно. – Она ткнула соломинкой в кусочек льда, но промахнулась. – Хочу. И реветь, и визжать, и кататься по полу. Но не буду.
– Может быть, тебе станет легче.
Он вновь коснулся ее руки, и Дейни снова промахнулась. Оставив игру со льдом, она выпрямилась и отодвинулась от Блейка – от его влекущего запаха, точеного лица, от его испытующего взгляда.
– Блейк, я же его считай что скинула! – горячо и раздраженно заговорила она. – Он и в молодости-то ничего не понимал в рекламе, а сейчас стареет и теряет последние мозги. Пока агентство на вершине, но любому, у кого есть глаза, заметно, что оно сползает вниз. Черт, я уже почти сидела в его кресле!
Дейни подняла два пальца как символ близкой победы, и Блейк вспомнил, как каждый вечер, перед тем как заснуть рядом с ней, подносил эти хрупкие изящные пальцы к губам. Как он тоскует по ней! А она? Дай-то Бог, ведь она не будет счастлива, пока не научится любить… Отогнав назойливые мысли, Блейк прислушался к ее словам.
– И все бы вышло, если бы не Фред! Боже, какая я дура! Не зря отец говорил, что я не умею учиться на своих ошибках. Пора бы уже усвоить!..
– Дейни, ради Бога! – Блейк расхохотался и откинулся на стуле, поднося к губам стакан. Виски мерцало на темном фоне: черная рубашка, черные волосы, черные глаза, оттененные золотистым сиянием кожи – словно ночь в пустыне, освещенная яркой луной. – Забудь ты о своем отце! Он вбил тебе в голову всю эту чушь! «Если ты не на вершине, ты – ничто!» Припомни, любовь моя, именно из-за этой ерунды мы и разбежались в разные стороны. – Он снова легко коснулся ее руки. – И именно эта ерунда привела тебя… туда, где ты сейчас.
Дейни вздернула подбородок, губы ее сжались в ниточку.
– Тебе легко говорить. Тебе все дается шутя, ты не знаешь, что такое поражение.
Блейк отмахнулся от резких слов Дейни. Он знал, что сейчас ее устами говорит призрак.
– Дейни, твоя «вершина» – миф. Как бы высоко ты ни забралась, всегда найдется кто-то еще сильней, еще богаче.
– Думаешь, я мечтаю стать султаном Брунея? – выпалила Дейни.
«Ну вот, Дейни Кортленд бросается в бой. Милая, смешная! Если бы только она умела с юмором относиться к себе!»
– Все, чего я хочу – быть хозяйкой своего дела. Хочу, чтобы последнее слово оставалось за мной. Хочу управлять агентством – потому что у меня это получится лучше, чем у Сида Приджерсона. Я знаю, что лучше, и хочу это доказать!
– Конечно, лучше, – согласился Блейк. Он не возражал: пусть кричит и спорит, если ей от этого легче. Сам-то он предпочитал другие способы снимать напряжение. – По-моему, ты со многими фирмами справилась бы лучше, чем их нынешние президенты. Но зачем же интриговать? На кой черт подсиживать беднягу Сида? Жди – и удача сама придет к тебе. Работай – и тебя оценят.
– Боже, Блейк, разве я не работаю? И я – только вице-президент!
– Только? – Блейк от души расхохотался. – Дейни, милая, тебе всего двадцать девять! Не «только», а «уже», и считай, что тебе очень повезло!
– Вот видишь! – тряхнула головой Дейни. – Из-за этого мы и разошлись. У нас с тобой разные взгляды на работу… и вообще на жизнь.
– Поэтому-то нам так хорошо вместе, – прошептал Блейк. – Противоположности сходятся.
Дейни отвела взгляд, но тут же снова подняла глаза – и увидела в его лице любовь и нежность. Она опустила голову, не в силах скрыть улыбку.
– Верно. Я веду себя как ребенок, – признала она. Как она его любит! И он ее любит, понимает и принимает… Если бы только она могла с ним жить!
– А в тебе, по-моему, есть что-то от мазохиста. – Она отставила бокал и оперлась подбородком о ладонь. Другая ее рука лежала в руке Блейка.
– И это верно, – с улыбкой согласился Блейк. Он не обижался – после всего, что они наговорили друг другу два года назад, обижаться на случайное слово было бы глупо. – Помоги мне Боже, но если бы я знал, что это сделает тебя счастливой, приполз бы к тебе на коленях. Я тоскую по тебе, Дейни. Не жду, что ты вернешься… просто скучаю без тебя.
– И я тебя люблю, Блейк. К счастью, я более практичный человек. Кто знает… может быть, у нас бы что-то и вышло…
Дейни запнулась, почувствовав в своем голосе слишком теплые, интимные нотки. Это сейчас ни к чему. Рука ее выскользнула из ладони Блейка. Слава Богу, он ничего не заметил: он продолжал старый спор.
– Все бы у нас вышло, если бы ты забыла о советах своего папочки! Сколько можно прокручивать старую пластинку! Ты бы занималась своим делом – создавала потрясающую рекламу, а потом возвращалась домой, где тебя ожидал я…
– Может быть, – устало вздохнула Дейни. – Все может быть. Но сейчас речь не об этом. С Приджерсоном покончено. Слушай, тебе не кажется, что я рехнулась? Лучшее агентство в городе, прекрасная должность, а я ухожу из-за мимоходом брошенных угроз выжившего из ума старикашки. Спасаю, понимаешь ли, свою невинность!
– А ты спала с ним раньше?
– Блейк! – воскликнула Дейни, широко распахнув подведенные тушью ресницы, словно хотела сказать: «Да как ты мог подумать…» Видимо, это следовало понимать как решительное «нет».
– Значит, ты не могла поступить иначе. А теперь пора использовать твои знаменитые мозги. Пожалела себя – и хватит. Кончай солить виски слезами и иди звони в отделы кадров рекламных агентств.
– Ты прав. Это не конец света. Можно уехать в Нью-Йорк или в Чикаго.
– Дейни! – испуганно воскликнул Блейк. – Тебе нельзя уезжать!
– Почему? – холодно спросила Дейни, хотя прекрасно знала, почему. – Там есть большие агентства. Думаю, любое из них с удовольствием откроет офис в Сан-Франциско.
– А обо мне ты подумала? – обиделся Блейк. Но, даже надутый, он был невероятно обаятелен.
– Меня всегда удивляла твоя сентиментальность, – усмехнулась Дейни. – Ты проводишь в Нью-Йорке столько же времени, как в Сан-Франциско, даже больше. Мы будем видеться еще чаще, чем сейчас. Ты даже не заметишь разницы.
– Разница будет. Я уже не смогу надеяться, что однажды ранним-ранним утром ты постучишься в мою дверь…
– Верно. Так что лучше переезжай.
– Сдаюсь, – поднял руки Блейк. – Бедный мой контракт!.. Что ж, я люблю свою работу, но тебя люблю больше. Я связан обязательствами, но готов забыть их ради клятв, данных перед алтарем. Я обещаю любить тебя, почитать, поклоняться тебе, если хочешь. Даже проигрывать, – улыбнулся он.