Форстер Ребекка. Оглянись на бегу

   – Все в порядке? – пробормотал Блейк и, с трудом подняв отяжелевшую руку, погладил ее по плечу.
   Дейни поцеловала его. Нет, все в полном беспорядке. Все летит к чертям. Но Блейк об этом не узнает.
   – Давай-ка спать, – сказала она. – Нам предстоят трудные дни. Спокойной ночи.
   Она погладила его по волосам, затем положила руку на могучую грудь и почувствовала, как мерно вздымаются и опускаются сильные мускулы. Он заснул; заснул и оставил ее одну. Слезы потекли по щекам: Дейни зажмурилась, но они брызнули сильней. Как мог Руди так поступить с ней? После всего, что она для него сделала… Как мог оказаться таким идиотом? Она и сама виновата. Не проследила, не обратила внимания… Как всегда. Все ее беды оттого, что она не о том думает, не на то обращает внимание, доверяет не тем людям. Или следует не тем образцам. А это ведь так просто! Вот он, положительный пример, – спит рядом с ней. Дейни повернулась и тронула Блейка за плечо.
   – Блейк!
   Блейк что-то проворчал и отмахнулся. Он хотел спать. Но Дейни чувствовала, что не может ждать. Пришла пора заняться тем, о чем много раз просил ее Блейк, – разобраться в себе и своей жизни. Извлечь урок из прошлых ошибок. И Блейк ей в этом поможет.
   – Блейк! Помнишь, ты всегда говорил: все мои беды оттого, что я верю своему отцу? Но ты никогда не говорил мне… как, по-твоему… – Дейни замолкла. Она не знала, хочет ли услышать ответ. Но не стоит останавливаться на полпути. В конце концов, если в сердце живого места нет, что меняет еще одна рана? – Как ты считаешь, отец любил меня?
   Ровное дыхание Блейка прервалось. Дейни могла бы поклясться, что слышала, как он открыл глаза. Наконец он вздохнул и перевернулся на спину – ближе к ней. Дейни вдруг вспомнила: прежде каждый раз, когда заходила речь о Питере Кортленде, он тянулся к ней, словно старался ее защитить. Странно, почему она раньше не понимала, что значит этот жест? Но теперь Блейк к ней не прикоснулся. Настало время сказать правду.
   Глядя в темноту, Дейни терпеливо ждала, пока Блейк подберет нужные слова. Однако молчание затягивалось. Он не мог найти слов, которые не причинили бы ей боли.
   – Нет, Дейни. Думаю, не любил.
   Несколько минут они лежали молча, словно придавленные тяжестью этих слов.
   – Совсем не любил? – Голос Дейни был еле слышен, и на мгновение Блейку почудилось, что она умирает.
   – Совсем.
   – Я знала, что ты так скажешь.
   – Я не мог сказать иначе.
   Дейни кивнула. Все сказано. Между ней и Блейком нет больше лжи, нет трусливых умолчаний и недоговоренностей. И Дейни вздрогнула, внезапно ощутив, как они теперь близки друг другу.
   Блейк повернулся к Дейни, положив ладонь под голову, и легонько дотронулся до ее шелковистых волос. Но Дейни лежала неподвижная и напряженная, и Блейк не осмелился к ней прикасаться.
   – Дейни, жизнь коротка. Мы с тобой столько времени потеряли зря из-за того, что ты всем сердцем верила своему отцу… – Блейк почувствовал, что Дейни готова броситься на защиту отца, и предостерегающе поднял руку. Время споров прошло. Настало время правды. – Дейни, я ни в чем тебя не виню. И никогда не винил. Но, знаешь, каждый раз, когда ты рассказывала о своем детстве – о жизни в этом мраморном мавзолее с отцом и его очередной женой, – мне становилось жутко. Ты уверяла, что тебе чудесно жилось, но таким голосом… – Блейк покачал головой. Он вспоминал, сколько раз слушал ее рассказы молча, хотя внутри у него все кипело от гнева. – Странный у тебя был голос. Холодный, отрешенный. Я словно воочию представлял себе эти бесконечные анфилады комнат. Холодные каменные стены. Множество прекрасных вещей, которые нельзя трогать – ведь они страшно дорогие. Дейни, не знаю уж как, но твой отец убедил тебя, что это и есть жизнь. А это – смерть. Ты же умная девочка, Дейни. Как ты могла на это купиться?
   Дейни молчала. Блейк слышал ее медленное и глубокое дыхание. Видел, как шевелятся ее сцепленные пальцы, словно пытаются оторваться от тела и улететь. Наконец увидел, как раскрылись губы.
   – Когда я была маленькая… восемь лет – это же совсем мало, правда?..
   Блейк кивнул, хотя знал, что Дейни продолжит и без его согласия. Удивительно: они часто разговаривали о детстве Дейни, но ни разу за все годы любви не говорили о Дейни как о ребенке. Должно быть, она едва ли не с колыбели чувствовала себя взрослой. Ведь ей приходилось бороться на равных с Питером Кортлендом.
   – Так вот, мне было восемь, когда родители развелись. Я очень хорошо это помню. Еще вчера мама была здесь, а сегодня ее уже нет. Она была очень красивая. И добрая. Я так ее любила! Я надеялась, что она вернется, ждала, когда же она придет со мной поиграть. Она мне снилась по ночам. С ней мне было так спокойно! Я так ее любила!.. Но она ушла и не вернулась, и мне было так горько – знаешь, совсем не по-детски. Мне казалось, что она меня предала. После этого я ее видела только раз. В суде. Она молчала – только отвечала на вопросы. Даже не смотрела на меня. И я подумала, что ей все равно. А папа все повторял, как он меня любит, что он для меня сделает, что он умрет, если меня у него отнимут…
   – Ну и как, умер?
   – Что? – Дейни повернулась к Блейку.
   – Он сделал то, что говорил? Он любил тебя? Он умер за тебя? Он дал тебе то, в чем ты так нуждалась, – например, любовь и внимание?
   Дейни уронила голову на подушку и уставилась в потолок.
   – Нет, – ответила она наконец. – Но он так боролся за меня! А мама не боролась совсем. Просто ушла. Даже не навестила меня ни разу. Как будто ей было все равно…
   – Любовь моя, ведь ты не знаешь, что произошло между ними. И я не знаю, хоть и могу предположить. Мне кажется, твой отец боролся за тебя просто потому, что ничего другого не умел. Всю жизнь он только и делал, что боролся. Думаю, он просто стер твою мать в порошок. Ты лучше меня знаешь, как это делается. Ни один человек не устоит, как бы ни старался. Так же он обращался с прочими своими женами, поэтому они так часто менялись. И с тобой. К несчастью, с тобой он развестись не мог. Он использовал тебя в борьбе с матерью, ты досталась ему в награду, но после этого не знал, что с тобой делать. Легче всего было просто не обращать на тебя внимания. Только изредка он вспоминал о родительских обязанностях и начинал тебя по-своему «воспитывать». Радость моя, ты видела равнодушие и решила, что это и есть любовь. Но это неправда. И после всего, что случилось с тобой, я думаю, самое время тебе узнать правду.
   – Что значит «после всего, что случилось»?
   Дейни приподнялась на локте, испытующе заглядывая Блейку в лицо. Откуда он знает?.. Но Блейк сжал ее руку в своей и тихо ответил:
   – Теперь, после долгих трудов и тяжких испытаний, ты наконец достигла всего, о чем мечтала. Всего, что твой отец считал целью жизни. Скажи, ты не чувствуешь, что тебе чего-то недостает? Может быть, даже, что тебя предали?
   Дейни беззвучно и горько рассмеялась. Милый Блейк! Как ему это удается? Что называется, не в бровь, а в глаз! Ей хотелось плакать, но она знала, что эту боль не излечить слезами. Эта боль идет из далекого детства – скорбь и обида девочки, доверчивой и ранимой, слишком рано испытавшей горечь предательства.
   – Да, Блейк, – тихо ответила она. – «Предали» – хорошее слово. Предали. Обманули. Обвели вокруг пальца.
   – Боже, Дейни, как мне тебя жаль! Но, может быть, это хорошо. Хорошо, что ты поняла… Дейни! – начал Блейк, но понял, что ему нечего больше сказать. Он просто взял ее руку и поцеловал поочередно каждый тонкий палец. Завтра у него большой день. Завтра они с Сириной войдут в историю. А сегодня он слишком устал, чтобы и дальше обсуждать роль Питера Кортленда в жизни Дейни. Кажется, она все поняла, и слава Богу.
   Блейк повернулся к стене. Он чувствовал, что что-то не так. Дейни слишком расстроена, и в голосе ее звучит боль не только давних воспоминаний. Что-то случилось? Что ж, он во всем разберется завтра. Она сама расскажет. А сейчас он хочет спать…
   Дейни лежала рядом, глядя во тьму и моля Бога о сне. Завтра она решит, что делать. Завтра ей понадобится энергия и свежая голова. Она должна выспаться. Наконец пришел сон, но не освежил ее. Во сне человек в черном плаще, с капюшоном, закрывающим лицо, раздел ее и привязал к столбу. Вдалеке она видела Руди, веселого, беззаботного, рядом с ним – Сирину. За ними по пятам шел Блейк с фотоаппаратом. А человек без лица поднес к ее ногам горящий факел, и из-под капюшона сверкнули его глаза.
   Глаза Питера Кортленда.

Глава 27

   Было пять часов утра. В этот ранний час Блейк и Дейни ехали на такси в аэропорт: Блейк дремал, Дейни угрюмо смотрела в окно и думала, хватит ли у нее сил не убить Руди при первой же встрече. В этот же час Руди и Сирина садились в «Ягуар»: Сирина была напряжена как струна, но сонный Руди этого не замечал. В этот час Лора Принс спала, напившись до бесчувствия. В этот час Полли Грант вошла в отель «Беверли Хилтон».
   – Чем могу помочь, мэм? – улыбнулась Полли юная девушка за стойкой. Кроме нее, в просторном полутемном вестибюле никого не было. Правда, на скамье клевал носом коридорный, но он не в счет. Полли улыбнулась в ответ.
   – Боюсь, я потеряла ключ, – ответила она полушепотом, приличествующим раннему часу. – Я миссис Александер Грант. Вчера мы с мужем заняли номер «люкс» и ждали здесь результатов выборов. Потом был праздник, чудесный вечер, и, видимо, в какой-то момент я где-то его…
   Но девушка ее перебила.
   – Миссис Грант? Да, да, конечно. Поздравляю вас и сенатора с победой. Пожалуйста, вот ключ. Может быть, я разбужу Чарли, чтобы он вас проводил?
   Полли расправила плечи и крепче прижала к себе сумочку.
   – Не надо. Я найду дорогу.
   – Еще раз поздравляю, миссис Грант.
   – Спасибо, – бросила Полли, не оборачиваясь, и голос ее затрепетал в воздухе, словно шелковый шарф.
   Девушка за стойкой долго смотрела ей вслед. «Счастливица! – думала она. – Замужем за таким человеком!»
 
   – Александер! – прошептала Полли и осторожно дотронулась до плеча мужа. – Александер, проснись!
   Он пошевелился. Повернулся на спину.
   Полли отступила на шаг и молча смотрела на него.
   Он вытянул руку и сжал ладонь, словно ловил что-то в воздухе. Затем что-то пробормотал и заворочался под одеялом. В бледном утреннем свете, сочащемся через плотно задернутые шторы, она различала седину у него на висках и совсем рядом – чужую золотисто-рыжую прядь. Ярость охватила Полли. Нет, еще не время.
   – Проснись, Александер. – Полли шагнула к нему, вдруг потеряв терпение. Нечего с ним церемониться. Она устала и хочет как можно быстрее с этим покончить. Полли потрясла его за плечо. – Просыпайся. И разбуди свою любовницу. У нас мало времени.
   Александер что-то проворчал, недовольный тем, что его беспокоят. Открыл глаза – и увидел Полли в вечернем платье, с застывшим, как маска, лицом и пустыми глазами. Он застонал и поднес руку к лицу, словно надеялся, что видение сейчас исчезнет. Позади него зашевелилась и открыла глаза Корал. Полли заметила, что глаза у нее зеленые. А через секунду с удовольствием увидела, как они расширились от ужаса, а сама Корал, издав какой-то мышиный писк, вжалась в кровать и спряталась за спиной Александера. И сам Александер побелел и открыл рот, но оттуда не вылетело ни звука. Он увидел, что в руке Полли держит револьвер и целится ему в голову.
   – Что же ты, Александер? – тихо, словно про себя спросила Полли. – Даже не поздороваешься с обманутой женой? Не извинишься за то, что мне пришлось узнавать новость самой и таким способом? Так взрослые люди не поступают. Я-то думала, ты скажешь: «Прости меня, Полли, но я люблю ее. Я не могу без нее жить. Прости, что причиняю тебе боль». Вот как это делается. Красиво, прилично. Как в кино. А вы, – она ткнула револьвером в их сторону, – прячетесь по углам, играете в какие-то глупые игры. Как дети, ей-Богу. Совсем как дети. Не думала я, что вы такие трусы. Впрочем, чтобы причинить боль другому, большой смелости не нужно. Ты, Александер, наверно, и не замечал, что со мной творится? Не замечал, да?
   К этой минуте Александер вновь обрел голос и силу. Он отстранился от Корал и заговорил, вновь испытывая на Полли свое очарование.
   – Полли, я не люблю ее. И она меня не любит. Для нас это – не больше, чем развлечение. Но остальное – правда. Я не хотел причинять тебе боль. Я всегда старался, чтобы ты не узнала. Полли, ты должна мне поверить. После всего, через что мы прошли вместе… – Голос Александера прервался. Он сглотнул и продолжал: – После нашего примирения, выборов… Согласен, я подлец. Но не дурак. Ведь только дурак может не ценить своего сокровища…
   – Александер! – простонала Корал, не в силах оторвать глаз от револьвера.
   – Заткнись, Корал, – оборвал он, не отводя взгляда от жены. – Полли, я никогда не любил никого, кроме тебя.
   – И поэтому ты сразу после съемок поехал к ней домой? – Полли указала револьвером на Корал. – А как насчет той женщины в Вашингтоне? Эллисон – так ее, кажется, зовут?
   – Господи, откуда ты…
   – Помолчи, Александер. Помолчи и дай мне сказать. А тебя… – Она взглянула на дрожащую Корал, – тебя я чтобы вообще не слышала! Пока не покончу… со всем этим… – Револьвер в руке Полли дрогнул. Свободную руку она поднесла ко лбу. Она устала. И не чувствовала больше ни обиды, ни злобы. Стоят ли эти двое ее гнева? Но, раз начала, надо закончить. – Сколько их у тебя было, Александер? – Она тяжело вздохнула, вглядываясь в блестящие от страха глаза Александера своими мертвыми глазами. – Мне ты можешь сказать. Я твоя жена. Мы должны делить и горе и радость. Это началось после развода – или ты и раньше меня обманывал?
   – Нет! Клянусь тебе, до развода ни одной не было! – быстро ответил Александер. Он сам понимал, что хватается за соломинку, но готов был сказать что угодно, лишь бы она ушла. Или хотя бы опустила револьвер. – Сам не понимаю, что на меня нашло. Власть, престиж, женщины… – Александер обшаривал глазами комнату, прикидывал расстояние – до двери, до телефона, до ванной, где можно запереться. Позади всхлипывала Корал. Александеру хотелось ее ударить. Шею ей свернуть, чтобы только она заткнулась. Это Корал во всем виновата. Если бы не она… – Клянусь тебе, Полли, я…
   – Ни с места, сука! – завизжала вдруг Полли, переводя револьвер на Корал. Та упала обратно на кровать. Одеяло сползло с нее, обнажив трясущуюся от страха грудь. Дрожащей рукой Корал натянула на себя одеяло. Казалось, воздух в спальне сгустился и отяжелел от ужаса. Двое в кровати неотрывно смотрели на женщину с револьвером, а женщина с револьвером наслаждалась их страхом. Она засмеялась, но тут же прикрыла рот свободной рукой, словно боялась обидеть своих пленников.
   – Прости. Я тебя напугала? Извини, я нечаянно. Ты моя гостья, Корал. Я не хочу, чтобы ты ушла и пропустила самое интересное.
   Она целилась в Корал и не сводила с нее глаз, но говорила, обращаясь к мужу:
   – Знаешь ли ты, Александер, что я тебя обожала? Сколько раз ты причинял мне боль – словом, или взглядом, или просто тем, что ни разу меня не приласкал? Знаешь ли ты, что я прощала тебя? Прощала и прощала, пока не почувствовала, что больше не могу. Я верила, что ты любишь меня, просто не умеешь выразить свою любовь. В этом разница между мужчиной и женщиной. Да, я вправду в это верила.
   – Полли, я никогда… – начал Александер, приподнимаясь. Он надеялся отвлечь ее внимание и выхватить револьвер.
   – Не двигайся, Александер, и слушай меня. – Ни страх Корал, ни униженные извинения мужа больше не радовали Полли. Она вновь переживала все свои горести. – Я думаю, женщины вроде тебя, когда им что-то не нравится, говорят об этом прямо, – обратилась она к Корал. – Не так ли?
   Корал только заскулила в ответ. Полли потеряла терпение.
   – Скажешь, нет? – взвизгнула она и ткнула револьвер ей в лицо. Корал на мгновение замолкла, парализованная ужасом, затем дико завопила. Полли удовлетворенно улыбнулась и убрала револьвер. Повеселились и хватит. Пора кончать.
   – Неважно, – спокойно продолжила она. – Я знаю, что ты так и делаешь. Если бы он женился на тебе, ты бы заездила его до смерти. Ну, а я так не могу. Я молча глотала все – обиды, оскорбления, одиночество. Все. А он уходил к женщинам вроде тебя. Он должен был меня любить. Что ему стоило! Так легко – легче не бывает!
   Рыдание вырвалось из груди Полли, и револьвер заплясал в руке. Полли удивленно смотрела на свою дрожащую руку. До сих пор она прекрасно владела собой. Ничего, осталось недолго.
   – Полли! – успокаивающе заговорил Александер. – Полли, не можешь же ты…
   Полли с некоторым интересом всмотрелась в его перекошенное лицо.
   – Александер, – тихо заговорила она, – никогда больше не говори мне, чего я могу или не могу думать, делать и чувствовать. Теперь я скажу тебе, чего я хочу. Я хочу сделать тебе больно. Очень больно. Я думала об этом всю ночь. Разве не смешно?
   Полли вздохнула и дернула плечом. Рука, сжимавшая револьвер, сильно дрожала. Какой он, однако, тяжелый! Полли очень устала. И хотела спать. Она ведь всю ночь не спала.
   – Чем же мне тебя достать, Александер? Как причинить тебе такую же боль, какую ты все эти годы причинял мне? Как сделать, чтобы ты всю свою жизнь меня помнил? Ты, наверно, уже догадался. А я думала-думала, ломала голову всю ночь. И вдруг меня осенило. – Полли отступила на шаг, наслаждаясь ужасом любовников. Они глаз с нее не сводили и слушали, боясь проронить хоть слово. Это было очень приятно. – Теперь-то я знаю, что сделаю. Я хочу, чтобы ты меня надолго запомнил. И чтобы ты никогда больше никого не обижал и не обманывал. Чего ты больше всего хочешь? Я скажу тебе, Александер. Ты хочешь быть сенатором и иметь власть. Эта власть уже почти у тебя в руках. Если она упорхнет у тебя из-под носа, это будет ужасно, верно, Александер? Верно, милый?
   – Боже мой, Полли! – Александер подался назад и закрыл лицо руками. – Пожалуйста… не надо… пожалуйста…
   Корал вжалась в кровать, моля Бога, чтобы пуля застряла в теле любовника и не поразила ее.
   Полли взвела курок. Александер и его подруга сжались в ожидании выстрела. Полли положила палец на спусковой крючок – и оба закричали, беспорядочно размахивая руками в тщетном желании защититься от этой сумасшедшей. Крючок пополз назад. Корал широко открыла рот, но не могла издать ни звука. Александер зажмурился: во мгновение ока вся жизнь промелькнула у него перед глазами. А в следующий миг Александер и Корал увидели нечто такое, отчего их страх превратился в леденящий ужас.
   – Посмотрим, как ты объяснишь это избирателям.
   С этими словами Полли повернула револьвер и выстрелила себе в голову.
 
   Сославшись на усталость, Дейни отошла в сторону и растянулась на горячем песке. Блейк чувствовал: что-то неладно. Но от нее ведь ничего не добьешься, пока сама не захочет рассказать. Поэтому он и молчал во время четырехчасового полета. Блейк и Руди отправились искать место для съемок; Сирина присела рядом с Дейни.
   – У тебя что-то случилось? – робко спросила она.
   Дейни улыбнулась своей юной подруге, но улыбка стерлась с ее лица, когда за спиной Сирины она увидела Руди: он шагал рядом с Блейком, увязая в песке и утирая пот со лба. Ярость вновь охватила Дейни. Чертов идиот! – думала она. Он ведь рискует не только агентством, но и Сириной! Дейни успокаивающе прикоснулась к ее руке.
   – Спасибо, ничего. Не сейчас. После съемок нас всех ждет серьезный разговор. А сейчас я хочу, чтобы вы с Блейком занимались только своим делом. Это очень важно, Сирина. Особенно для тебя.
   – Я знаю, – покорно ответила Сирина. Приставив ладонь козырьком к глазам, она вглядывалась в даль, и ее стройные ноги, натертые кремом для загара, блестели на солнце. – Хотела бы я здесь отдохнуть! – сказала она наконец. – Просто отдохнуть. Не понимаю, как можно в таком месте думать о работе!
   – Я тоже не понимаю, – пробормотала Дейни. Перед ней лежала узкая золотая полоска песка, а дальше, сколько видит глаз – необъятный синий простор. И не разобрать, где кончается море и начинается небо… Должно быть, на таком берегу вышла из пены Афродита. Ах, поднялся бы из моря какой-нибудь бог и научил Дейни, что же делать с таким партнером!
   Издалека послышался голос Блейка: фотограф махал руками, призывая женщин к себе. Руди ковылял по песку обратно. Он шел прямо к Дейни, и она поняла, что настало время разговора по душам.
   – Иди. Блейк, наверно, хочет попробовать в нескольких местах.
   – Хорошо.
   Сирина исчезла. И почти сразу же на лицо Дейни упала тень: рядом сел Руди.
   – Куда это она?
   – Позировать Блейку.
   Руди кивнул. Несколько минут они сидели молча. Руди покосился на пылающее солнце, вгляделся в даль, где на фоне поднимающейся из моря причудливо изогнутой скалы едва виднелись две крохотные фигурки. Пейзаж что надо. Но красоты природы не помешали Руди заметить, что совладелица агентства мрачна, как грозовая туча.
   – Что случилось, Дейни? Чего ты хочешь? Поговорить?
   Дейни долго молчала – молчала и смотрела на него. Мешковатые шорты, просторная рубашка – мода в этом сезоне требует тщательно рассчитанной небрежности. Неказистые на вид вещи сшиты на заказ у лучших портных Лос-Анджелеса. Скромный миллионер, да и только! Но теперь Дейни знала, что ее первое впечатление было верным. «Мелкий жулик», – подумала она, увидев его впервые. Авантюрист. Азартный игрок, ради грошового выигрыша ставящий на карту жизнь. На этот раз – не только свою. Дейни села, уткнув подбородок в колени, зарылась ногами в песок и устремила взгляд в море. На Руди она больше смотреть не могла.
   – Руди, у тебя в столе лежат две пачки счетов Гранта.
   Так спокойно. Без эмоций. Дейни почти испугалась, услышав свой безжизненный голос. Ей казалось, что она зла на Руди – да что там, просто вне себя! А оказалось, что ей просто все обрыдло. И хочется спать. Она прошла долгий и трудный путь; она победила Сида на его поле; она блестяще провела одну из лучших своих рекламных кампаний, а заодно создала процветающее агентство: а теперь все ее труды гибнут из-за чьей-то жадности. Господи, что за идиотская, бессмысленная жизнь! И никого, кому можно довериться…
   – Две толстые пачки Гранта и «Рэдисон Кемикал». В тех счетах с телевидения не было ошибки. И Дэниел Суини работал не по зову сердца. «Рэдисон Кемикал» платили тебе большие деньги, а ты покупал для Александера время в эфире, место на газетных полосах и талантливых агитаторов. Почему ты так поступал, я не знаю, но могу догадаться. Деньги. Наверняка. Ты же помешан на легких деньгах. – Дейни набрала пригоршню песка и смотрела, как он течет сквозь пальцы. – Это незаконно, Руди. Если об этом кто-нибудь узнает, мы потеряем агентство. – Дейни зарылась лицом в колени. Голос ее звучал словно из дальней дали. – Мы потеряем агентство. Ты потеряешь Сирину.
   – Никто не узнает, – отозвался Руди.
   Дейни вздернула голову. Темные очки ее сползли на нос.
   – Я же узнала! Впрочем, ты, кажется, не удивлен. Или ты этого ждал?
   – Да нет. Ты умная девочка, Дейни. Я думал, что тебя перехитрил, но ошибся. Понимаешь, это началось еще до контракта с «Апач». Я не знал, появятся ли у нас клиенты. Не знал даже, надолго ли ты у меня задержишься. Ну и… так вышло. – Руди зарылся рукой в песок и с силой сжал его в ладони. – Ты меня поймала. Что ж, спасибо, что ты, а не ФБР. Впредь буду осторожней. Постараюсь, чтобы больше ни одна душа не узнала.
   Дейни опустила голову и сжала кулаки, но это не помогло. Перед глазами ее плыли багровые пятна. Руди сам не понимает, что натворил! Походя, одним махом он разрушил ее жизнь, уничтожил веру в себя. В последние месяцы она, казалось, избавилась от мыслей об отце, а теперь призрак встал из могилы, и все началось заново. Дейни поднесла руку со скрюченными пальцами к голове, словно готова была рвать на себе волосы.
   – Руди, мы с тобой не в игрушки играем, – заговорила она тихим, придушенным голосом. – Из-за твоей идиотской жадности могут пострадать другие. Ты сломаешь мне жизнь! Мне, понимаешь? Господи, о чем я думала, когда с тобой связалась? Тогда я надеялась, что ты повзрослеешь, чему-то научишься. Поймешь наконец разницу между рекламным бизнесом и игрой в наперсток!
   Но Руди гневно прервал ее.
   – Слушай, я, может быть, и не святой, зато не страдаю потерей памяти. Помнишь, как год назад одна деловая дамочка ворвалась ко мне в кабинет и сильно осложнила мне жизнь? – Руди поднялся на колени и, оторвав руки Дейни от лица, заставил ее посмотреть ему в глаза. – Помнишь, как ты перевернула вверх дном мое агентство? Как командовала моими служащими и едва не лопалась от важности, а я болтался как неприкаянный и не знал, куда бы приткнуться? Что ж ты не проследила, чем мы там с Грантом занимаемся? Времени не было? Слишком была занята – перекраивала мою жизнь по своей мерке? А теперь, когда мы на вершине, ты начинаешь ломать руки и заявляешь, что тебе такое агентство не нравится. И я в этом виноват. Извини, мне мое агентство нравится. – Руди набрал горсть песку и с ожесточением отбросил его в сторону. Дейни отвернулась. – Мне жаль, что так получилось с Грантом, – продолжал он. – В то время я понятия не имел, чем рискую, но у нас с ним договор, и этот договор я выполню. Осталось каких-нибудь полгода. Грант пройдет в сенат, и «Рэдисон» получат от него то, что хотят. Все будут счастливы, а агентство Грина заслужит репутацию спеца по политической рекламе. Все, что от нас с тобой требуется, – держать язык за зубами.