Форстер Сюзанна. Непорочность

   – Так я спасла тебя? – Она хотела знать точно.
   Тяжесть отпустила, но Мэри Фрэнсис не пыталась двигаться. Она все еще плохо видела и не понимала, где находится и куда бежать, если решится. Она только-только начала различать его черты, но ничего утешительного не заметила. Сейчас, во мраке, его лицо было даже более зловещим, чем она помнила. Если человеческое лицо может одновременно вызывать страх и эротические фантазии, то именно таким и было лицо Кальдерона. Холодная, жестокая красота. А глаза! Боже, не глаза, а камеры пыток! Она почти поверила, что Кальдерон воскрес из мертвых и вернулся за ней.
   – Можно сказать и так, – снизошел он, холодно улыбаясь. – Однако тебе не пришлось бы спасать меня, если бы ты сначала меня не отравила.
   Поверхность, на которой лежала Мэри Фрэнсис, все время двигалась под ней, словно была на колесиках. Тошнота подступила к горлу, желудок пел так же громко, как и мотор.
   – Где я? – спросила девушка. Она уже не помнила, когда ела в последний раз.
   – Ты на моей яхте. Мы идем из Майами на Багамы.
   – Багамы? Это же на краю света. Зачем?
   – Потому что я везу тебя туда.
   – Не надо! – слабо вскрикнула она, почувствовав, как он связывает ей запястья. – Зачем ты связываешь меня? Я и так лежу неподвижно.
   – Я играю не по правилам, или ты забыла? Возмущение захлестнуло Мэри Фрэнсис. От него вскипела кровь, вспыхнули лицо и шея. Едкий запах дизельного топлива раздражал ноздри, мешал дышать.
   Она с трудом выносила его.
   – Разве можно это забыть? – с горечью ответила она. – Каждое мгновение с тобой незабываемо.
   Но Мэри Фрэнсис поняла, что гнев ее направлен не только на Кальдерона. Ей казалось, это небеса обрушили на нее испытания. Будучи в монастыре образцовой ученицей, она так и не сумела до конца укротить свою плоть И свой дух. С этим у Мэри Фрэнсис Мерфи были «затруднения». Так о ней говорили. Как бы она ни старалась, ей никак не удавалось стать вполне покорной, сдержанной и почтительной. Она так и не научилась должному послушанию, как другие девушки, выбравшие призвание по зову сердца. Она так долго пыталась обуздать собственную природу, так долго подавляла свои чувства, что даже перестала замечать, как противно ей любое принуждение.
   Она понимала, что это продиктовано высшими соображениями. Обуздать плоть ради освобождения духа. Подавить волю человека ради божественной воли. Ее подготовка и обучение были по большей части направлены на то, чтобы, отринув все земное, вкусить духовных наслаждений. Цель, безусловно, достойная жертв, высокое призвание, но Мэри Фрэнсис потерпела феноменальную неудачу. Поэтому ее и попросили покинуть монастырь. Это был страшный, непростительный грех в глазах наставниц.
   – Тебе нет нужды связывать меня, – сказала она, ненавидя себя за отчаяние, вкравшееся в ее голос, ненавидя Кальдерона за то, что довел ее до такого состояния. – Я не убегу. Я не умею плавать.
   – Я запомню это, – пообещал он.
   Ноги он связал ей не очень туго, но все же грубые веревки впились в нежную кожу лодыжек.
   Он закончил и включил свет. Мэри Фрэнсис увидела, что они в каюте – небольшой, элегантно отделанной тканью и полированным деревом. Сама же она лежала на койке, при крепленной к переборке. Кальдерон стоял в дальнем конце каюты, словно златокудрое божество, способное с ужасающей быстротой превращать земные плоть и кровь в пыль, и бесстрастно разглядывал ее. Скулы у него заострились, казалось, О них можно порезаться. Глаза – как алмазные буравчики. На лице не было и тени сочувствия ни капли. Не лицо – застывшая маска, для описания которой самым точным словом было «безразличие». Полнейшее безразличие.
   Мэри Фрэнсис с трудом верилось, что это тот самый человек; которого она покинула, считая мертвым. Над которым проливала слезы отчаяния и раскаяния. И даже вложила в руку свой медальон в смятении от чувства вины и страстного желания.
   Сейчас ей было больно видеть, какой холодностью дышит его мраморный взгляд, Лишенный сострадания, словно она совершенно не стоила усилий, приложенных, чтобы доставить ее сюда. Один только раз она успела заметить муку в этих глазах, одно – мимолетное мгновение – И эта мука исчезла. Но Мэри Фрэнсис хотелось верить: не показалось, что только она сумеет дать ему то, в чем он нуждается. Похоже, ей просто очень хочется так думать, она убедила себя, что это так, а его нелепые убеждения о ее непорочности только пригрезились ей.
   Зачем она вбила себе в голову все это? Какие романтические мечты навеяли ей образ мужчины, которого влечет к ней почти поэтической тягой? Его образ. С детства над ней висит проклятие, с детства она воображает себе темные души, ищущие спасения, но только в те времена она, еще не задумывалась об их обращении в веру.
   Она в упор смотрела на Кальдерона, пытаясь разобраться кто же он, желая убедиться, что не растратила себя зря на бесчувственного мерзавца, что он достоин ее печали. Но вдруг опустила глаза. Смотреть на него опасно. Так же, как на солнце: без защитных очков можно ослепнуть. «Плен глаз», – сказала она себе.
   – Куда ты скрываешься в такие мгновения? – вдруг тихо спросил он.
   Она поняла, о чем он спрашивает. Мэри Фрэнсис всегда считала, что у каждого человека есть место в сознании, где можно укрыться, куда никто и ничто не может добраться: ни чудища из ночных кошмаров, ни такие, как Кальдерон.
   – Никуда… – Она помолчала и неохотно призналась: – Ухожу, просто ухожу.
   – Как в той книге? В детской? «Тайный сад»? У тебя есть такое место? Ты там скрываешься?
   Она молчала. Да, именно там. Но как он догадался? Яхта накренилась, словно они делали поворот. Она прижалась к стенке, боясь скатиться с койки. Это непроизвольное движение показало ей, как сильно она хочет спрятаться от него, пусть даже просто уткнувшись, лицом в стенку.
   – Смотри на меня! – велел он, когда яхта выправилась. – Не важно, куда ты скрываешься. Я не хочу, чтобы у тебя было это убежище.
   Она неохотно повернулась, но смотреть на него отказалась. Пусть попробует заставить. Однако беспокоиться ему было не о чем. Казалось, она больше не в состоянии скрываться в своем убежище, даже сейчас, когда это ей так нужно. От него нигде не спрятаться. Она не смотрела на него, но от его голоса негде укрыться. Он везде.
   – Твоя попытка убить меня – самое безобидное из всего, Ирландка, – сказал он. – Если бы все ограничивались только этим, Я бы и пальцем не пошевелил. Но ты, запустила цепь ужасных событий. Алекс Кордес должен был получить подделку. В этом была суть нашей сделки.
   На какой-то миг Мэри Фрэнсис растерялась, все мысли о том, куда бы скрыться от него, тотчас испарились. Она совершенно не понимала, о чем он говорит.
   – Зачем нужна подделка? Ведь оригинал не имеет цены?
   Он молча уселся на стул, будто размышляя, насколько можно посвятить ее в эту интригу.
   Оригинал статуэтки был платой за микросхему, спрятанную в подделке, – пояснил он. – И поскольку ты его украла, ты и вернешь.
   Каюта дернулась, будто яхта на что-то налетела. Где-то внизу, под ними, взревели двигатели, борясь со стихией.
   – Я должна вернуть?! – переспросила она, когда снова обрела дар речи.
   Уэбб ухватился за хромированный поручень, чтобы не упасть. Мощные бицепсы напряглись. На нем были льняные брюки и черная шелковая рубашка, которая струилась словно вода, У него было длинное, покрытое золотистым загаром, крепкое тело, но главная сила Кальдерона заключалась в его дьявольском уме. Мэри Фрэнсис понимала это, Она уже совершила ошибку, недооценив его однажды, и эта ошибка едва не стоила ей жизни.
   – Совершенно верно, – подтвердил он, – возьмешь у Кордеса, которому отдала.
   Мэри Фрэнсис хотелось расхохотаться: она не могла поверить, что он говорит серьезно.
   – И как я это сделаю? – спросила она.
   – Я все расскажу, когда придет время. – Улыбка которую она так ждала, наконец появилась у него на лице, едва уловимая, загадочная. – А идем мы к небольшому островку неподалеку от побережья Нассо. Он называется Парадиз.
   Мэри Фрэнсис с трудом села. Желудок у нее урчал, голова гудела от усталости. Ей удалось сесть, используя связанные руки и ноги как рычаги, но на это ушли последние силы.
   – Это просто смешно! – возразила она. – Я не пойду на это.
   – Еще как пойдешь, если тебе не все равно, что станет с твоими друзьями.
   – Моими друзьями? – Он мог иметь ввиду только Блю и Рика. – Где они?
   – Я связал их, заткнул им рты и оставил в церковной кладовой. Там их никто не найдет. Да их и искать не будут. Кто-то устроил погром В жилище священника перед моим приходом, так что мне осталось только написать записку, что его похитили, и потребовать выкуп. Я написал ее так будто я член банды и нахожусь под кайфом. Римская католическая церковь должна делиться.
   На лице у Мэри Фрэнсис отразилось полнейшее изумление.
   – О чем ты говоришь? Ты собираешься убить их?
   – Если ты надеешься, что я не решусь, подумай еще раз, – предупредил он. – Те, кто предоставил чип к микросхеме, ждут в качестве оплаты оригинал статуэтки. Если они его не получат, то нанесут ответный удар, а методы у них варварские. Моя камера пыток в сравнении С ними всего лишь невинная шалость. Они, и глазом не моргнув, отрежут мои гениталии и заставят меня же их съесть на закуску, прямо с кровью. А потом начнут отрезать от меня по кусочку и тоже скармливать мне, разумеется, пока я буду жив. – Он отпустил поручень и пошевелил рукой. Движение больше напоминала желание разработать мышцы, чем продемонстрировать физическое превосходство, но достигло обоих целей. – А с тобой они повеселятся еще больше, – добавил он после некоторого молчания.
   Мэри Фрэнсис содрогнулась от подкатившей тошноты. Ей было точно известно, что Уэбб Кальдерон – зло и есть только один способ общаться со злом и не быть уничтоженной им – усмирить его в своей душе, выставив собственное сердце как щит.
   Возможно, раньше она бы именно так и поступила, но теперь – нет. Что-то изменилось в их отношениях.
   Изменилось, когда она, склонясь над его бездыханным телом, плакала. Это были не просто слезы вины и жалости, но слезы утраты. Пусть он и был чудовищем, не важно. Она открыла ему свое сердце, позволила себе увлечься, и теперь она беззащитна перед ним. Победить зло в Кальдероне так же невозможно, как остановить шпагу сердцем. И то, и другое одинаково убийственно. Она уже не способна на это.
   Мэри Фрэнсис перекатилась на бок, лицом к переборке. У нее не осталось никакой защиты… ни медальона, ни «тайного сада» души. Она закрыла глаза, смертельная усталость накатилась волной. Это и есть выход? Забвение?
   Она не знала, сколько времени прошло, но вдруг почувствовала, что он развязывает ей ноги.
   – Что ты собираешься делать? – спросила девушка.
   – Снять браслет. Он тебе больше не нужен.
   Она бесшумно повернулась, глядя, как он уселся к ней на койку, положил ее стопу к себе на колени и начал развинчивать замок браслета крошечным инструментом, похожим на отвертку.
   – А зачем вообще был нужен этот браслет? – спросила Мэри Фрэнсис, просто чтобы что-то сказать. Что еще он наплетет? Все это так невероятно, что врядли ей кто-нибудь когда-нибудь поверит. Она представила себе, что рассказывает о случившемся за прошедшие дни Маури Пович или еще кому-то из телевизионных ведущих, и едва не рассмеялась.
   – Под татуировкой у тебя на ноге вживлено подслушивающее устройство…
   Мэри Фрэнсис приподняла голову, но была слишком слаба, чтобы долго удерживать ее в таком положении.
   – Мне в ногу что-то вживили?
   Он кивнул, продолжая возиться с браслетом.
   – Под кожу. Тогда, когда делали татуировку.
   – Зачем? – не удержалась Мэри Фрэнсис.
   – Таким образом агентство следит за своими девушками, находится в курсе их деятельности.
   – И подслушивают даже тогда, когда они занимаются…
   – Сексом? Нет, это их не интересует. Скажем, не очень интересует.
   На этот раз Мэри Фрэнсис не смогла сдержаться. Она хохотала до слез, прекрасно понимая, что это скорее истерика. Жучок? У нее в теле? Следовало ужаснуться.
   А Может, она и ужасается, хотя какая разница? К куче грязного белья добавилась еще одна гнусность. Все это время они слышали все, что она делала, что говорила.
   Он наконец расстегнул золотую пряжку и снял браслет.
   Это маленькое устройство блокирует сигнал, поэтому я и надел его тебе на ногу. Не хотел, чтобы через тебя агентство шпионило за мной. Жучок сделан по новейшей технологии, но мощность его ограничена десятимильным радиусом, а мы уже очень далеко.
   Кажется, что-то начинало проясняться, хотя многое все еще было непонятно. И главное – она так и не знала, что за всем этим стоит.
   – Что ты подразумеваешь, говоря об их деятельности? – У нее было ощущение, что он сейчас подтвердит подозрения Блю в том, что агентство служит прикрытием для экономического шпионажа.
   – Они занимаются абсолютно всем – промышленным шпионажем, кражей информации, микросхем, произведений искусства. Единственное, с чем они не связываются, это наркотики. Считают ниже своего достоинства. Только не говори, что ты ничего не знала об этом.
   Он изучающе посмотрел на нее, и от этого взгляда девушке захотелось натянуть на себя толстое одеяло.
   Мэри Фрэнсис была готова по клясться, что от его взгляда не укрылось ни малейшего недостатка ни единого изъяна, даже тех, которых у нее и вовсе было. Но больше всего ее встревожила милейшая улыбка, промелькнувшая на его лице. Была какая-то недосказанность в чувственном изгибе губ, которая подсказала ей, что это еще не все, он припас для нее кое-что еще.
   – Прошу тебя, – взмолилась Мэри Фрэнсис, – позволь мне отдохнуть! Я совершенно измучилась.
   Он убрал браслет в нагрудный карман рубашки, положил ее ногу на койку и поднялся. Ноги девушки остались несвязанными.
   – Твое желание закон для меня, – произнес он без тени насмешки. – Постарайся уснуть. Я распоряжусь, чтобы тебе принесли поесть и свежую одежду. К сожалению, времени у нас очень мало. Начнем на рассвете.
   – На рассвете? – Сердце ее остановилось. – Ты хочешь, чтобы я вернула статуэтку на рассвете?
   – Нет, это подождет. Кордес должен встретиться со своими покупателями. Вероятно, встреча произойдет в течение ближайших сорока восьми часов. А солнце поднимется по куда более важному поводу. Состоится брачная церемония. Первая в моей жизни. А в твоей?
   Озорные искорки, промелькнувшие в его глазах, сбили Мэри Фрэнсис с толку.
   – А кто… женится? – спросила она.
   – Мы с тобой. – Она в смятении покачала головой. – Боюсь, тебе некуда деваться. – Он постарался не потерять равновесия – яхту опять качнуло. – Ты и я, Мэри Фрэнсис. Я уже обо всем позаботился.
   Тошнота подкатила к горлу. Мэри Фрэнсис перевернулась на бок, испугавшись, что ее сейчас вырвет.
   – Ты сошел с ума?
   – Очень даже возможно.
   Она закрыла глаза, но от его голоса скрыться было некуда. Он проникал в самые глубины ее сознания, и даже там от него не было спасения.
   – Но зачем ты идешь на это?
   – У меня пунктик насчет невинности. И непорочности тоже. Разве тебе не сказали?
   – Зачем? – не отступала Мэри Фрэнсис. Голос ее изменился, он умолял Уэбба Кальдерона: – Не делай этого, не надо!
   Он удивил ее тем, что подошел и присел на край койки. А когда она отодвинулась как можно дальше, даже рассмеялся.
   – Это не так страшно, Ирландка. Я не чудище, правда. Не ем женщин, если они, конечно, сами не хотят этого. Этот парень, Синяя Борода, – ты все бубнишь о нем, он ведь делал своих жен очень счастливыми, разве нет?
   – Зная, что убьет!
   Взгляд Кальдерона внезапно смягчился, стало почти больно смотреть в его лицо.
   – Почему бы нам не сосредоточиться на другой части? – предложил он.
   – Ты имеешь в виду начало, когда он запирает их и держит под замком, делает их пленницами своих желаний, заключенными в саду чувственных наслаждений?
   – Думаю, в этом саду веселее, чем в твоем.
   Похоже, он и не представляет, сколько чувственности в ее саду… а может, и очень даже представляет. Не важно, сейчас она не хочет говорить с ним об этом, не хочет обсуждать относительные преимущества смерти с улыбкой на лице, ведь именно это он подразумевает, говоря о несчастных женах Синей Бороды.
   – Ты так и не ответил на мой вопрос, – напомнила она. – Так и не сказал, зачем делаешь это.
   Он помолчал.
   – Мера предосторожности, – пояснил он наконец. – Ты, надеюсь, не против? По моим сведениям, Кордес предпринял шаги, чтобы обезопасить себя от ответного шага азиатской мафии. Он уведомил свое консульство и Казначейство США о краже статуэтки и обвинил в этом преступлении меня. Поскольку Кордес уверен, что я мертв, власти начнут охоту на тебя, Мэри Фрэнсис. Он назвал тебя в качестве свидетельницы.
   Теперь она поняла.
   – Ты хочешь быть уверен, что я не стану свидетельствовать против тебя в суде, если нас схватят?
   – А ты неплохо соображаешь. Быстро! Тебе это пригодится.
   Она собрала последние силы, чтобы взглянуть на него. И вложила в этот взгляд всю свою ненависть.
   – Так, ты женишься на мне, – сказала она, – а потом бросишь на растерзание волкам, – отдашь в руки Кордеса?
   – Ты ведь украла статуэтку, милая. Будет совершенно справедливо, если ты ее и вернешь.
   – Но если Кордес схватит меня, он со мной расправиться.
   – Не дай ему поймать себя.. – в голосе Кальдерона прозвучала насмешка, которую ему не удалось скрыть.
   – Но он убьет меня!
   – Несомненно, но не сразу. Сначала подвергнет пыткам.
   – Совсем как ты, – не сдавалась Мэри Фрэнсис, пораженная его черствостью. – Ты ведь тоже пытал женщин?
   –. Есть разница. Я делаю это не ради наслаждения.
   «А как же дневник моей сестры? – хотелось закричать Мэри Фрэнсис. – Ты же полностью подчинил Брайану, чуть до сумасшествия не довел». Она перестала быть собой, превратилась в похотливое, жаждущее одних наслаждений создание.
   Мэри Фрэнсис помнила запись дословно. Она ощущала волнение и страсть, почти экстаз, в котором Брайана писала эти слова. Он низверг ее сестру до такого состояния, что та не могла думать ни о чем, кроме чувственных удовольствий. Это было и страшно, и отвратительно одновременно. Нельзя, чтобы один человек имел такую власть над другим. Последующие записи носили еще более эротический характер, а потом Брайанна начала намекать на что-то таинственное, даже опасное, но так и не открыла, что это, а дальше записи обрывались.
   Все это сделал с сестрой Кальдерон. А теперь он изучал Мэри Фрэнсис таким холодно оценивающим взглядом, что ей стало ясно: следующая – она. Он женится на ней, а потом принесет в жертву. Значит, она все-таки станет женой Синей Бороды.

* * *

   «Мyxa», – подумал Кальдерон. Он может раздавить ее, как муху, без всяких усилий. Не только может но и должен. Она украла у него статуэтку, поставив под удар всю операцию, попыталась убить его. Он расправлялся с «друзьями» за куда меньшее. Гораздо меньшее. И все же он слишком поспешил назвать ее врагом. Когда он играл всерьез, она становилась сущим ребенком, неспособным противостоять ему. Как этой ночью. Он что было сил пытался пробить стену ее самообладания. Почти сломал ее, хотя единственным его оружием было слово. Он наносил удар за ударом, и хватило бы одного прикосновения. Не слишком вольного, так, легкий поцелуй, чтобы только напомнить обо всех сладостных местах, которых он мог коснуться, пока она связана и беспомощна. Ему безумно хотелось этого, страстно хотелось ощутить ее дрожащую плоть в своих руках.
   Так почему же он не сделал этого?
   Уэбб повернулся навстречу ветру. В лицо ему ударили холодные соленые брызги: яхта опять попала в стремнину.
   Ответ яснее ясного. – Он может сломать ее без труда. Но чего добьется? Она нужна ему живая, излучающая свет и тепло, как свеча в церкви, воплощение нежной беззащитности, идеальная наживка для Кордеса. По сведениям Уэбба, она обыграла Кордеса в его собственной игре, унизила. Такого Кордес не прощал никому. Сейчас он ищет, на ком бы отыграться. Бело-розовая, нежнейшая девственница. Мэри Фрэнсис как нельзя лучше подходила на роль жертвы.
   По иронии судьбы, вмешательство Мэри Фрэнсис предоставило уникальную возможность схватить Кордеса на месте преступления. Вместо того чтобы раздавить ее, как муху, Уэбб решил использовать ее, попутно придя к выводу, что концепция судьбы, возможно, не изжила себя до конца. Да, все это очень похоже на вмешательство судьбы. Но прежде чем послать ее к Кордесу, он отдастся во власть своего последнего, опасного порыва и войдет в ее тенистый, прохладный сад, затеряется в заманчивых гротах ее нетронутой плоти, насладится ее девственностью. Кордес не получит девственницу. Только Уэбб Кальдерон имеет на нее право, и только после церемонии, которая соединит их навеки. Он ненавидел свадебные обряды, но для нее это, несомненно, священно. И тогда Мэри Фрэнсис окажется у него в руках… просто потому, что она верит в эту чепуху.
   План великолепный, с какой стороны ни взгляни. Что мешает ему так и поступить? Что?
   Уэбб поднял руку И раскрыл ладонь, глядя на медальон, который она оставила ему в ту ночь, когда решила, что он мертв. Он внимательно изучил таинственные образы на нем: розу, цветущую на снегу, зимний пейзаж – и обнаружил, что это символ Риты Каскерийской, покровительницы сверхтрудных, невыполнимых дел – роза, цветущая зимой. Изящная вещица, но Уэбб знал: стоит ему сжать ладонь – и талисман пронзит его, заставит истекать кровью. К нему вновь вернутся все чувства, которых он сейчас лишен, – и боль, и отчаяние. В нем разом пробудится жажда жизни, Как горная река в весеннем таянии снегов.
   Он знает это. Хочет этого. Так что же удерживает его? Почему он не может решиться?
   Потому, что он изменился. Она – сущий ребенок в его руках

Глава 18

   Благодаря жестокому капризу судьбы Блю Бранденбург получила то, чего так страстно жаждала ее душа. Теперь Рик Карузо не смог бы улизнуть от нее, даже, если бы очень захотел. Они были привязаны друг к другу. Напавший на них человек – а это мог быть только Уэбб Кальдерон, судя по наводящему ужас голосу и угрозе помочь Мэри Фрэнсис навсегда исчезнуть, если они обратятся в полицию, – взял их в заложники и под дулом пистолета приказал раздеться.
   Блю не удалось как следует рассмотреть его, но уже по одному иезуитскому требованию она поняла, что это Кальдерон.
   Кто еще мог связать вместе полуголых святого отца и проститутку? Когда они разделись до нижнего белья, он отвел их в кладовую, уложил на пол спиной друг к другу, связал синктурами – шнурами, которыми обычно подпоясывают церковную одеждУ, – и заткнул рты льняными тряпками. Хорошо еще, что он не связал их лицом к лицу. На это его милосердия хватило.
   – Ааа-ууу-иии, – бубнила Блю, – aaa-ыыы. – Ей удалось немного освободить кляп, мотая головой взад и вперед, но говорить членораздельно она так и не могла.
   Рик что-то промычал в ответ, но Блю не разобрала, ни слова. Зато она ощущала малейшее движение его спины, крепко прижатой к ее спине, и не только спины, но и всех других мест пониже. Казалось, он боится шевельнуться, и, учитывая обстоятельства их столь тесного свидания, Блю понимала почему. Каждая точка соприкосновения тел была подобна настоящей мине, Которая могла взорваться, если на нее надавить чуть посильнее, а давление уже выше некуда.
   Она догадывалась, что он думает о том же – о диких ощущениях, от которых некуда деться. Такую страсть она чувствовала впервые в жизни. Эта страсть едва не разорвала их в клочья. Но больше всего Блю проклинала сдержанность Рика. До этого происшествия в его глазах горело желание, которое могло спалить все на своем пути. Она уже тогда сгорала в голубом пламени его взгляда. И продолжала гореть сейчас. До сих пор, чтобы завлечь мужчину, Блю не надо было и пальцем шевелить, – они сами падали к ее ногам. А теперь она была готова на все, чтобы заполучить Рика.
   Самое безопасное для них изображать сейчас статую, но безопасность никогда не заботила Блю, особенно если проводить час за часом в одном и том же положении. Она не знала, сколько времени прошло, но ноги у нее совершенно одеревенели от неподвижности, а это уже слишком. Да, их связали, как рождественских индеек, они почти голые и горят желанием, но действовать все же необходимо.
   – Гыы-моооэээ-диии-ааа? – попыталась спросить она.
   В ответ он тоже промычал что-то нечленораздельное.
   – А? – Она почувствовала движение почти сразу же – он пытался повернуться. Как сильно ни хотела Блю освободиться от пут, она вдруг поняла, что это не самая удачная мысль, особенно учитывая то, как он терся об нее. Он особенно и двигаться-то не мог, все больше дергался, однако ощущение было такое, будто она узнает его ягодицы все лучше и лучше, а знакомиться с ними она могла только своими ягодицами.
   Когда они разделись, она с удивлением увидела на нем плавки фирмы «Кельвин Кляйн», которые мало что прикрывали. И совсем не удивилась, увидев его длинные мускулистые ноги. Она уже однажды имела удовольствие лицезреть их, поскольку джинсы у него в некоторых местах проносились до дыр.