Форстер Сюзанна. Непорочность

   – Что ж, посмотрим, что у нас есть, сказал он, подходя. – Ага, совсем неплохо, весьма многообещающе…
   Мэри Фрэнсис растерянно стояла, не зная, что делать. Казалось, ему доставляет огромное удовольствие играть изящно вытянутой темной рукой с ее волосами, то убирая их с лица, то заправляя за уши, поглаживать кончиками пальцев кожу. Она чувствовала себя дорогим товаром, который осматривает таможенник, – осторожно, но всегда подозрительно, ожидая подвоха.
   – Кожа хорошая, – мягко проговорил он, – то, что нужно, почти прозрачная. А теперь посмотрим грудь. Это очень важно, думаю, ты понимаешь…
   Она изумленно опустила глаза и обнаружила, что кардиган уже расстегнут, и великан внимательно изучает ее обнаженную грудь.
   – Гм-м-м, да, очень даже неплохо, – проговорил он И прикрыл одну грудь ладонью. Прикосновение было легким, едва ощутимым. Мэри Фрэнсис даже подумала, уж не померещилось ли ей все это? Незнакомый мужчина ласкает ее обнаженную грудь в холле у лифта? Она почувствовала странную дрожь внутри, а тело, казалось, обещало, что это только начало. Еще чуть-чуть, и она погрузится в мир тайных страстей и прихотей, которые развращают богатых. Она, женщина, у которой жизненного опыта не больше, чем у девочки-подростка. Если не меньше! Мэри Фрэнсис попыталась что-то сказать, но тщетно.
   – Ты станешь еще красивее, – говорил тем временем черный великан. – Мужчины будут испытывать боль от желания только взглянуть на тебя, поверь мне. Ты будешь возбуждать их одним своим видом, а слабейшие из них даже, замочат свое белье, бедняги! – Он опять заразительно рассмеялся, делая ей знак следовать за ним. – Входи, входи! Войди и познай СБОЮ силу, моя прекрасная ирландская роза. Ты ведь ирландка, я угадал? Стань женщиной, которой тебе предназначено быть от рождения. Ты родилась для соблазна и удовольствий, подобно библейской Еве.
   Мэри Фрэнсис повиновалась. Ей ничего не оставалось, как последовать за неотразимым голосом своего Дудочника, подобно ребятишкам Хемлина, последовавшим за своим. Ноги с трудом слушались ее, сердце взволнованно трепетало в ожидании обещанного.

Глава 7

   Африка сдержал свое обещание. Мэри Фрэнсис подвергли множеству экзотических процедур. Обойдя вниманием лишь область таза. Совершенно не понятно, как это персонал салона допустил подобное упущение. Больше, кажется они не упустили ничего. Даже ноздри вычистили и простимулировали.
   Сам салон являл собой современную версию открытой колоннады греческого дворца, изысканно простой, без каких-либо архитектурных излишеств. Повсюду стояли отполированные скамьи, виднелись эллинские фризы. Для начала Африка отвел ее в корейские бани. В огромном, выложенном кафельной плиткой помещении, с небольшим бассейном, и, наполненными кипятком, ее встретили несколько кореянок, не говоривших по-английски, за исключением отдельных слов: «нога, рука, сядьте, встаньте».
   Мэри Фрэнсис постаралась не выдать удивления, когда кореянки окружили ее и принялись раздевать. Она настроилась заранее, что придется раздеться, но то, что ее будут раздевать коллективно, было несколько неожиданно. «Хорошо еще, что женщины, – успокоила она себя, пока чужие пальцы искали, находили, расстегивали и снимали, – а не сам Африка». Вот тогда бы ее сила духа подверглась настоящему испытанию..
   Наконец с нее сняли все, кроме медальона, расстаться с которым она наотрез отказалась, и, погрузив в теплую ванну отмокать, дали выпить янтарного цвета напиток, по вкусу напоминавший смесь меда, апельсинов, шиповникового чая и амброзии. Если она правильно поняла, женщина, подавшая напиток, назвала его «Ангельская вода».
   Вскоре ее вынули из ванны, уложили на мраморную скамью и окатили из ведра теплой водой, а потом принялись тереть мочалками с душистым мылом. Затем последовали массаж, мытье волос травяными шампунями, огуречная маска для лица и, наконец, облаченную в белоснежный махровый халат, Мэри Фрэнсис передали Африке.
   – Выпей это, – велел он, протягивая маленький пакетик с пилюлями и устраивая ее на каком-то ложе, напоминающем суперсовременное зубоврачебное кресло. У этого необычного кресла было множество подвижных деталей, в том числе и удобные ложементы для рук и ног.
   Небольшая комната, куда он привел ее, освещалась встроенными светильниками. Потолок был выложен черной зеркальной плиткой. Звук плещущейся воды и мелодичный перезвон колокольчиков навели Мэри Фрэнсис на мысль, что где-то поблизости есть фонтан.
   Она отхлебнула «Ангельской воды» из хрустального бокала, поданного Африкой, но продолжала с подозрением рассматривать пилюли.
   – Что это?
   – Лучшее, что может дать природа, – заверил он. – Пищевые добавки для кожи, волос, внутренних органов, даже органов чувств. Когда я закончу, ты будешь светиться, как светлячок. Тебя будут хотеть все. Даже женщины и дети.
   – Дети? – Мэри Фрэнсис надеялась, что он не имел в виду…
   Он улыбнулся и коснулся ее руки.
   – Выпей пилюли.
   Но у Мэри Фрэнсис перехватило горло. Она все еще не могла полностью отдаться на волю этого невероятного, фантастического случая. Хотя какой-то защитный механизм отодвинул тревогу и опасения. Она объясняла свое, спокойствие тем, что У нее нет другого выбора, и верой в необходимость того, что С ней делают. ЧТО ж, все это очень похоже на религию. Но спокойствие ее было внешним, тело все еще сопротивлялось чужой воле, несмотря на расслабляющее действие ванны и массажа.
   Проглотив пилюли, она удобно улеглась в кресле, и Африка склонился над ней. Обтянутое кожей кресло было божественно мягким: Казалось, она лежит на чьей-то огромной теплой ладони. Но расслабиться до конца Мэри Фрэнсис все еще не могла, особенно когда он стал медленно раскрывать на ней махровый халат.
   – А сейчас мы высвободим твое чувственное начало. Освободим нимфу, которая прячется в этом теплом, эротичном коконе… – ворковал он.
   Не спеша приоткрывая ей ноги, медленно поднимался вверх и, дойдя до бедер, деликатно остановился. Африка не стал развязывать кушак, перетягивающий халат на талии, оставив верхнюю часть туловища закрытой. Его огромные руки и длинные пальцы были черны и шелковисты, как панбархат, а пряный запах, исходивший от него, отдавал имбирем, одной из ее любимых специй.
   Мэри Фрэнсис подумала, что женщины его, похоже, не привлекают, но так и не решила, радует это ее или огорчает. Он был так дотошно внимателен, что она поняла: он обожает в женщинах все и Гордится тем, что знает, как пробудить их спящую чувственность. Ситуация была столь необычной, а воображение Мэри Фрэнсис разыгралось настолько, что она была уже не в состоянии справиться С любопытством, – ей хотелось знать, возбуждает ли его так же, как ее, все, что он делает с ней.
   Определить это из-за его свободного балахона было трудно, возможно, именно поэтому он так и одевался. Ей еще никогда не приходилось бывать в обществе сексуально возбужденных мужчин, но, несмотря на монастырское прошлое, совсем уж наивной она не была. Мэри Фрэнсис не раз видела обнаженных мужчин в больнице, где проходила практику. Она видела, как выглядит пенис взрослого мужчины, и в теории знала, для чего он предназначен.
   А потом Африка с помощью кресла раздвинул ей ноги.
   «Что он делает?!» Мэри Фрэнсис с трудом подавила желание вскочить, почувствовав, как ноги, помимо ее воли, раздвигаются, и обнажаются самые интимные уголки ее тела. Господи, да что же это происходит? Увидев, что Африка расположился на табурете у нее в ногах, она с ужасом поняла, что он рассматривает ее там, где не видел еще ни один мужчина.
   Колокольчики зазвенели громче, вода уже не плескалась, а гремела, как водопад… Белоснежные зубы Африки сверкнули в улыбке; в черных, как оникс, глазах блеснули искорки, успокаивая и словно говоря: «Не волнуйся, я делаю это каждый день, и женщины не придают этой процедуре никакого значения, как, впрочем, и Я».
   – Расслабься, – произнес он тихо. – Неужели никто никогда не ласкал тебе стопы?.
   Мэри Фрэнсис испугалась, что задохнется, когда он уверенно взял ее стопу в свою огромную шелковистую руку.
   Она уже поняла, что он очень нежный мужчина, но и очень властный, а то, что он полностью владеет положением и знает древние таинства делало его необычайно обольстительным. Мэри Фрэнсис чувствовала, что воля ее начинает подтаивать по краям. Да и что толку противиться? Только выдашь свое полнейшее невежество.
   – Тебе, удобно? – поинтересовался он.
   Она задумалась на мгновение и затем негромко сказала:
   – Да.
   – Отлично, – отозвался он, массируя ей подошву большими пальцами. Сначала прикосновения были медленными и легкими, но постепенно давление нарастало. Пальцы Африки творили чудеса. Их движения напоминали Мэри Фрэнсис медленное, ритмичное движение весел, опускающихся в воду и толкающих лодку вперед.
   Напряжение уходило…
   Она почувствовала, что вздыхает. Вздыхает всем телом. Вздыхает даже ее воля. Расслабься… успокойся… перестань сопротивляться.
   – Ты будешь испытывать то же самое везде, пообещал он, усыпляя ее чувства своим вкрадчивым голосом. – В подошве семь тысяч нервных окончаний. Воздействуя на них, я способен коснуться тебя везде: и снаружи, и изнутри. Нервные окончания повсюду и ждут только одного – чтобы их оживили.
   Он усмехнулся тихо и озорно будто восхищаясь собственными пальцами.
   К тому времени, как мы закончим, ты потеряешь голову от удовольствия. Совершенно расслабишься и раскрепостишься. Любые следы боли или напряжения обозначат преграды и покажут нам, где необходимо сосредоточить усилия. Но даже это будет ощущаться на подсознательном уровне… доверься мне.
   Он уже почти шептал. Теперь Африка взялся за дело серьезно. Большим пальцем он обработал ей внутренний изгиб, стопы, наполнив область живота восхитительными ощущениями. Потом размял внешний изгиб, и от этого наслаждение разлилось по всему телу Мэри Фрэнсис. Подобно шелкопрядам, пальцы его щекотали и дразнили, заползая в каждую складочку и углубление.
   Потрясающе! Просто потрясающе! Казалось, она вот-вот отключится. Время от времени Мэри Фрэнсис порывалась воспротивиться этому сказочно-сладостному подчинению. В монастыре запрещалось обнажать даже подмышки. Вся ее предшествующая жизнь была посвящена овладению мастерством укрощения плоти. В монастыре она подчинялась требованиям, которые были ей не по нутру, безжалостно укрощая порывы плоти, порой даже не понимая, как это ей удается. Как бы несуразно это ни звучало сейчас, она знала, что если сумеет призвать на помощь опыт духовного сопротивления, то справится с… пыткой.
   – Действие адреналина, – проговорил Африка, слегка надавливая на подушечки под пальцами ног и массируя нежную кожу между пальцами. – Ты чувствуешь?
   – Да… вырвался У нее тихий стон.
   – Наслаждение или боль?
   – Не знаю.
   – Гм… отлично. Значит – и то, и другое, – он громко рассмеялся, едва ощутимо коснулся губами ее стопы и встал сбоку. – Твое тело очень отзывчиво, намного отзывчивее, чем у большинства девушек из агентства. Они слишком быстро отключаются. Для них эта процедура стала работой. Обидно, ведь это – искусство. Доставлять радость – искусство. Не забывай.
   Она посмотрела на него, уверенная, что не забудет никогда, даже если захочет.
   – Можешь перевернуться, – разрешил он. Понимающая улыбка на его лице смутила ее. – Думала, закончили? Только потому, что твое тело тихонько начало петь? Когда мы действительно закончим, ты вся превратишься в один сладкоголосый неземной хор, ангельский хор.
   Его сравнение удивило Мэри Фрэнсис, задуматься над ним она не успела: Африка развязал кушак, распахнул халат до конца и поднял ее на руках. Халат соскользнул на кресло. Ловким движением сильных рук он перевернул ее на живот. Сделал это так быстро, что Мэри Фрэнсис не сразу сообразила, что произошло.
   Африка осторожно вытянул из-под нее халат, и она лежала теперь совершенно нагая.
   Мэри Фрэнсис испытала настоящее потрясение, больше похожее на радостный трепет, чем на страх. Эмоции ее притупились, но тело чутко отзывалось на каждое прикосновение. Случилось ли это из-за расслабляющих ванн, «Ангельской воды», пилюль, которые заставил проглотить ее Африка, из-за массажа или из-за всего вместе, Мэри Фрэнсис не знала. Слишком редко к ней прикасались чужие руки за последние годы, а уж так интимно – никогда. Похоже, она за один вечер наверстает упущенное.
   – Еще один массаж – и хор запоет, – негромко проговорил Африка. – Японцы называют его «проливной дождь». Я воспользуюсь тонкими побегами бамбука. Очень взбодрит, обещаю. Поначалу может немного пощипывать, но твои нервы привыкнут почти мгновенно, и ты испытаешь острое наслаждение. Закрой глаза!..
   Она повиновалась, смирившись со своей беспомощностыо. Мэри Фрэнсис удивилась, как мало тронул ее намек, что будет больно. В монастыре она выработала у себя терпимость к физическому страданию, однако настолько беззащитной она оказалась впервые. Сонливость, которую она испытывала, навела ее на мысль, что принятые пилюли оказывали легкое снотворное действие. Не потому ли ей так безразлично все, что должно произойти? Но даже эта мысль растворилась мгновенно и бесследно.
   – Вдохни, – велел он, – а потом медленно выдохни, освободи легкие.
   Когда Мэри Фрэнсис выдохнула весь воздух, он начал легко похлестывать ее бамбуковыми прутиками.
   Сознание зафиксировало шум, который они издавали, прежде чем тело ощутило покалывание. Но когда тонкие узкие листья бамбука коснулись ее кожи, она от неожиданности вскрикнула.
   – Ай-й-йl – вырвалось У нее. Ощущение было такое, словно сотня крошечных тончайших иголок впилась ей в плечи. Не сказать, чтобы больно, но весьма чувствительно. Она очнулась.
   Он исхлестал ей всю спину, возбуждая каждую клеточку, потом спустился на нежные ягодицы, бедра, подмышечные впадины. Каждое нервное окончание запело в ответ, И когда он дошел до подошв, наслаждение стало почти невыносимым. Казалось, кто-то щекотал ей подошвы. Ничто не могло возбудить ее больше.
   К тому времени, когда Африка закончил, все ее тело, от головы до ног, трепетало. Не в силах даже пошевелиться, она только тихо постанывала. Негромкий смех Африки, слившийся с журчание воды и звоном колокольчиков, звучал, как обещанный хор. Острота, с которой ее тело отозвалось на «проливной дождь», напомнил ей, каково это – отдаться без остатка. Сосредоточившись на духовной жизни, Мэри Фрэнсис считала ее смыслом собственного существования: но теперь страсть, не имевшая отношения к религии, зажгла ее изнутри. Она была уже не в состоянии погасить этот огонь, погрузившись в мир плотских ощущений.
   – Все? – выдохнула она с мольбой, когда Африка опустил ветки бамбука. И испугалась: вдруг он решит, что она ждет не дождется, когда прекратится «проливной дождь»! На самом же деле все наоборот: тело ее отзывалось на него радостно.
   – Не открывай пока глаза, – предупредил он. – Сейчас я переверну тебя и закончу процедуру.
   Он поднял ее и перевернул, устраивая поудобнее.
   Девушка почувствовала, как на глаза ей опустился прохладный компресс. Потом Африка поднял ее руку и начал обеими ладонями втирать в кожу какую-то мазь. Натертые места начали приятно гореть.
   – М-м-м, – простонала она.
   – Нравится?
   Уставившись в черноту опущенных век, она поняла, что улыбается. Казалось, тепло проникает до самых костей. Ощущение становилось все острее, кожу по-настоящему жгло.
   – Слишком горячо, – пробормотала она, с трудом ворочая языком.
   Голос негра доносился откуда-то издалека, напоминая шум горной реки.
   – Это всего лишь яд, дорогая. Твоя кожа впитывает его, и, как только он впитается, жжение исчезнет.
   – Яд?
   – Да, разве я не сказал тебе? От него твоя кожа станет еще белее. Не останется ни одной веснушки, ни единого пятнышка. Ты станешь совершенством.
   – Не надо, мне нравятся мои… – она хотела сказать, что любит свои веснушки, но это была неправда.
   Мэри Фрэнсис всегда мечтала избавиться от них. Особенно от тех, что на груди и на переносице. Но Африка все говорил и говорил, и невозможно было его прервать.
   Впрочем, она уже была не в силах вымолвить ни единого слова. Голос Африки доносился откудо-то издалека.
   – Вспомни, женщины всегда использовали мышьяк, чтобы приобрести томный, хрупкий вид? Только мой яд наружного применения. От него меньше вреда печени.
   Она попыталась помешать ему. Ей казалось, она поднимается, но на самом деле даже не шелохнулась.
   Негр отпустил ее руку и принялся натирать плечи там, где веснушки рассыпались, словно маргаритки в траве. Ладони опускались все ниже и ниже, приближаясь к упругим холмикам грудей.
   Мэри Фрэнсис замотала головой, пытаясь остановить его. Жжение стало почти невыносимым. Она чувствовала, что вот-вот потеряет сознание. Глаза ее оставались закрытыми, но в голове мелькнула картинка: лежащая в медицинском кресле обнаженная женщина, чье тело отражается в зеркальных плитках потолка, и огромный ухмыляющийся негр, склонившийся над ней. Женщина пытается встать, но ей что-то мешает. Ее руки и ноги намертво пристегнуты к креслу.
   – Нет! Не надо! Пожалуйста, не надо!
   Она выкрикивает эти слова, но ни единого звука не вырывается из ее горла, язык не повинуется ей. Слова отдаются эхом в голове.
   Не было сил говорить, открыть глаза, даже проглотить слюну. Сознание медленно уплывало; казалось, ее·сковывает паралич. Яд! Он отравил ее! Она умрет, так и не начав жить

Глава 8

   Оружием служителей церкви была вера. Рик Карузо носил револьвер. Он не расставался со своим «смит-вессоном» З8-го калибра со времен кровавых разборок юности. Револьвер не раз спасал ему жизнь, придавал уверенности, делал неуязвимым. Он упивался властью, которую давало оружие, хотя за это мнимое могущество многие заплатили слишком высокую цену. Револьвер унес уже не одну невинную жизнь. Теперь он был для Рика не Столько средством защиты, сколько символом трагедии. Именно память о трагедии сделала его священником. Он не мог стать никем другим.
   Но сегодня вечером Рик радовался, что револьвер все еще при нем. От Ларедо до Карсона не горел ни один фонарь, не исключено – назревала очередная разборка между местными бандами. Квартал будто вымер – тоже плохой знак. Казалось, тишина была наэлектризована и насыщена отрицательными зарядами. Надвигалась буря. Небеса вот-вот грозили разверзнуться и обрушить на землю всю свою ярость, но Рик Карузо упрямо шагал в изрыгающую божественный огонь пасть.
   Он взглянул вверх, подумав о возможном божественном вмешательстве, и поймал себя на том, что одновременно прижал руку к груди, где в специальном внутреннем кармане ветровки всегда носил оружие. Револьвер был на месте. «Еще один кризис веры, – подумал он. – Сколько их уже было за те десять лет, что прошли с окончания семинарии? Слишком много! А теперь еще и она».

* * *

   Он проводил Блю Бранденбург и ее приблудного кота от ресторана до квартиры Мэри Фрэнсис, а как же иначе? Но дойдя до подъезда, она пригласила его войти.
   – Могу угостить только какао, – с сожалением проговорила Блю. – Понятия не имею, где Мэри Фрэнсис хранит выпивку.
   Рику жизни так не хотелось какао, как тогда, хотя вообще он его терпеть не мог. Но он отказался, пообещав, что выпьет какао как-нибудь в другой раз, и мысленно поздравил себя с невероятной находчивостью. С этого мгновения единственной его целью было добраться до церкви В целости и сохранности, но в мыслях он все время возвращался к Блю.
   Рядом с ней добра не жди. Это бы увидел даже канатоходец, шагающий под куполом цирка с завязанными глазами. Что-то она недорассказала ему о Мэри Фрэнсис. А может и о себе. Слишком часто, пока они шли, Блю оглядывалась, будто опасаясь слежки. И это не ускользнуло от внимания Рика. Внезапное появление Блю в жизни Рика Карузо не могло не настораживать, и к тому же он был не в состоянии выбросить ее из головы…
   – Эй, гринго!
   Этот окрик сделал то, с чем не справился Рик.
   Мысли о Блю Бранденбург мгновенно вылетели у него из головы. Небольшая группа подростков шагала ем навстречу. В сгущавшихся сумерках еще можно было разглядеть ухмылки на их лицах. Подростков было человек шесть, и, наверное, вооружены до зубов, разыгрывают «Фантасмагорию» в жизни… Точно так же, как сам он двадцать лет назад.
   – Что ты здесь потерял? – требовательно спросил один из них. – Это территория «Дьявола». Ты с ним что-нибудь не поделил?
   Парнишке, обратившемуся к нему, было лет четырнадцать, остальные выглядели старше. Одет он был в штаны цвета хаки с пузырями на коленях, слишком большие для него, и рубашку из джинсовой ткани. Голова обрита наголо, за исключением широкой полоски, тянувшейся ото лба до самой шеи, где она заканчивалась жиденьким хвостиком. Его идиотская масленая улыбка вызывала не меньшую тревогу, чем метнувшаяся к поясу под рубашку рука. Сейчас он вынет оружие. Вопрос только – какое?
   – Да нет, все в порядке, – спокойно ответил Рик.
   – Ага! Так ты ищешь кайф? – Они дружно заржали, когда главный вынул из бесчисленных складок своего одеяния целлофановый пакетик с белым порошком. – Кайфа захотелось?
   Героин! Они уверены, что он ищет наркотики. Рик молча смотрел на них. Встретившись взглядом с главарем Рик не спеша засунул руку под ветровку. – Прекрасно понимая, что сейчас произойдет. Ухмылки подростков тут же исчезли с лиц. Пальцы его еще не успели нащупать то, что он собирался достать, а шесть стволов уже нацелились ему в лицо. Вот и ответ на вопрос, какое у них оружие. Щелкнули шесть предохранителей, столько же пуль в него и всадят.

* * *

   – Ты что здесь потерял, гринго? – Проревел один из них. – Уж не свои ли яйца?
   – Отстрелить их! – заорал другой. – Убить ублюдка!
   Они распалялись все больше, обрушивая на Рика яростные вопли и злобное шипение. Он нарушил границу, вторгся на чужую территорию, да еще, похоже, ничуть не боится их, не выказывает ни малейшего уважение к силе.
   Рик почувствовал тяжелые удары сердца под рукой, прижатой к груди. Странно, что он все еще стоит, хотя должен был бы уже умереть. Шесть раз. Так сейчас и случится. Значит, вот как закончится его жизнь?.. А что, если это испытание ниспослано ему свыше? И Господь Бог все еще там, наверху? Хотя сам падре Карузо уже давно не чувствовал Его присутствия на небесах.
   – Брось его, гринго! Слышишь, брось револьвер!
   Хриплая угроза взорвалась у него в голове. Неизбежная гибель под шквалом пуль принудила бы к отступлению любого, но только не Рика Карузо: он был сделан из особого теста. Он и сам не всегда понимал, что им движет. Но что он сейчас знал точно, так это то, что сердце его остановилось, спина похолодела, а рука, потянувшаяся во внутренний карман за оружием, не дрогнула.
   Он знал, что делает, и подстегивало его желание увидеть, как ярость сменится на лицах «дьяволят» изумлением. В тот миг, когда он, наконец нашел и вытащи из кармана то, что искал, Рик испытывал истинное удовлетворение. Они же не верили собственным глазам.
   Черный воротничок священника. Рик вытащил его спокойным, отработанным движением фокусника, надел на шею и заправил под рубашку.
   Замерев, подростки ошарашен но уставились на него. – Вот сука, он же священник! – прошептал один из них.
   «А иначе вас бы уже не было в живых», – промелькнуло в голове Рика, но вслух он ничего не сказал. Он только кивнул в сторону пакетика с героином и спокойно произнес:
   – Спасибо, не балуюсь.
   И, вежливо откланявшись, решительно пересек улицу. – Да он просто сумасшедший! – услышал Рик позади.
   Рик размышлял над этими словами по дороге в церковь. Точно, он сумасшедший. Только сумасшедший способен пытаться проломить головой стену, желая помочь таким, как они, помочь тем, кто не хочет принять его помощи, сломать систему, из-за которой он попал сюда, в эту забытую Богом дыру, где правит беспредел.
   Еще в годы учебы в семинарии тамошние служители культа распознали в нем «белую ворону», и с тех пор состязание в могуществе не прекращалось. Так же; как и простые смертные, служители культа не свободны от человеческих слабостей и зачастую не прочь лягнуть друг-друга. Поначалу Рик возглавлял приход вместе с еще одним священником, тихим стариком отцом Патриком, но около года назад тот заболел, а замену не прислали.
   Рику пришлось взвалить на себя все заботы по приходу. Его попытки наладить перспективную образовательную программу в помощь приходским ребятишкам не встретили понимания у руководства. Ее сочли неуместной, хотя большинство прихожан Рика прозябали в беспросветной нищете.
   Приходская детвора обожала видеоигры, и Рик не сомневался, что этот интерес может перерасти в интерес к компьютерам, к непрерывно разрастающемуся киберпространству с его информационными сокровищами, сумей только он раздобыть средства для оборудования компьютерных классов. Молодежь не имела работы из-за проблем в школе и с законом. Это толкало их на новые преступления, и порочный круг замыкался. Навыки работы в Интернете были пропуском на рынок хорошо оплачиваемых специалистов. Рик мог бы дать им будущее. Будь у него средства.
   Но вместо них он получал наставления терпеть и молиться.
   Черт, разумеется, он молился, и с каждым его «аминь» на Землю падали новые трупы. Рик уже начал подумывать, а не обратиться ли к менее праведным источникам средств. У него был выход на большие деньги, но пока еще он не хотел воспользоваться им Рик уже и так заключил столько сделок с совестью, что хватит всю оставшуюся жизнь.