Страница:
Он возьмет в этой игре верх. Он уже со всех сторон обезопасил себя от поражения.
КНИГА ШЕСТАЯ
Глава 1
Глава 2
КНИГА ШЕСТАЯ
1886 год
Глава 1
— Будь прокляты все либералы!
Услышав крики из-за закрытой тяжелой двери, два клерка остановились на полпути.
— Старик опять за свое.
— Ты лучше поостерегись говорить так, — его товарищ снизил голос до шепота. — И стариком его называть поостерегись. Ты же знаешь, какое у него самомнение.
— Не беспокойся. — Из-за двери донеслась очередная серия проклятий.
Тот, что был поменьше ростом, нервно выглянул в холл.
— Идем отсюда, Мик. Лучше нам убраться поскорее. Если Голдмэн или Эллсвот застанут нас здесь за подслушиванием, мы в две минуты окажемся на улице, и расчета не получим.
— О чем ты беспокоишься? — его безрассудный друг старался расслышать голоса из-за двери. — Сейчас время ланча, все разошлись. А кроме того, Голдмэн находится там вместе с ним. Ты ведь знаешь, что старик использует его в качестве резонатора.
— Все я знаю, но оставаться здесь тем не менее опасно, — он схватил своего друга за руку и потащил прочь. — Ну пойдем!
— Хорошо, хорошо, — другой клерк позволил наконец себя увести. Но, сходя по лестнице, он все еще пытался подслушивать.
Элиас Голдмэн терпеливо стоял посреди кабинета, в то время, как Роберт Коффин раздраженно ходил туда и обратно между столом и окном, выходившим на город. На ходу Коффин яростно жестикулировал, будто его пальцы были ножами.
— Я не могу понять, что случилось сегодня с людьми.
Элиас. Чего они хотят?
В свои семьдесят три года Коффин имел прямую и импозантную фигуру, и выглядел гораздо моложе. Элиас Голдмэн, никогда не отличавшийся в физическом плане, теперь был сгорблен, лицо его было покрыто морщинами. Но, как тростник на ветру, он знал как совладать с припадками гнева своего работодателя. Он стоял и понимающе кивал, пока ярость Коффина клокотала в кабинете.
Коффин остановился и поглядел на шумную и суетливую улицу внизу.
— Мы, конечно, в убытке, но бизнес развивался хорошо. Страна процветает. Даже этот дурак Те Кооти с его кампанией пассивного сопротивления, кажется, выдохся.
— Это правда, сэр, — Голдмэн рискнул вставить свое слово в первый промежуток проповеди Коффина. — Я слышал разговоры о том, что он собирается капитулировать на днях.
— А что касается времени, — сказал Коффин самодовольно, — то мы наконец-то подошли к концу проблемы маори, — он отвернулся от окна, усмехаясь с сожалением — Помнишь как сопротивление появилось впервые, Элиас? Мы думали, что успокоили маори за месяц. Но это, как оказалось, заняло двадцать пять лет. Четверть века!
— Да, сэр, если вы имеете ввиду сожженную Корорареку.
— Корорарека, — Коффин поглядел куда-то вдаль, и его голос внезапно зазвучал ностальгически. — Это был настоящий город! Не такой скучный и забитый людьми, как этот, — он махнул рукой по направлению к окну. — Мы стали слишком цивилизованными, Элиас. А там люди по-настоящему жили.
— Я знаю, сэр, — сам Голдмэн думал, что старая Корорарека была наиболее отвратительным пятном на всей истории страны, но он был слишком чувствительным и деликатным, чтобы высказать Коффину свое личное мнение. — Не забывайте, ведь я тоже там жил.
— Точно, я и забыл. Знаешь, ты забавный парень, Элиас.
— Разве, сэр? — ответил Голдмэн уклончиво.
— Да. Ты особо не выделяешься и не навязываешься, но зато ты всегда радом, независимо от того, есть в тебе необходимость или нет.
— Я не привык быть помехой, мистер Коффин. Я стараюсь предчувствовать.
Коффин засмеялся. Хорошо, что он развеселился, подумал Голдмэн. Последние дни он не часто смеялся. Только тогда, когда одерживал верх над конкурентами. Даже Ангус Мак-Кейд стал заходить реже. Голдмэн часто видел Коффина обедающим в тишине в Клубе или в одном из его любимых ресторанов, вместо того, чтобы принимать участие в дружеских спорах, как он обычно делал раньше.
Это происходило не от того, что он видел в них врагов, пытавшихся выманить у него информацию. Просто он больше не мог составить хорошую компанию. За исключением тех случаев, когда он бывал в хорошем настроении, как сейчас.
Он кивнул задумчиво.
— Так много лет прошло. Бедная старая Корорарека. Теперь это место называется Рассел. Это просто неправильно звучит, — Коффин быстро взглянул на Голдмэна. — Я не знаю, что бы делал без тебя, Элиас.
— И я не знаю, сэр, — Голдмэн улыбнулся под своими густыми серыми усами, и Коффин улыбнулся ему в ответ. — Приятно видеть, что вы себя лучше чувствуете, если можно так выразиться.
— Да, я знаю, что не был особенно приветливым последнее время, Элиас.
Последнее время, подумал Голдмэн? Вы не были особенно приветливым последние несколько лет. Но кто он такой, чтобы критиковать поведение Коффина? Это не входит и никогда не входило в его обязанности.
— Как идет прокладка кабеля? — спросил его Коффин.
— В соответствии с графиком, я полагаю, сэр.
— Удивительно, не правда ли? Наука и все такое! Мне, простому моряку, трудно представить, что скоро мы сможем телеграфировать в наши отделения в Сиднее или Мельбурне. Подумать только, сколько это сэкономит времени — и денег.
— К разговору о времени и деньгах, сэр. «Коринфиец» запаздывает из Сан-Франциско.
— Ничего удивительного, мистер Голдмэн. Даже в наши дни трансокеанские путешествия зависят от многих факторов. Ведь он запаздывает всего на несколько дней.
Превосходное настроение, подумал Голдмэн, и, похоже, он даже знал его причину. Но он, конечно, никогда бы не высказал своих подозрений вслух. Терпимость Коффина, возникшая в результате столь долгих взаимоотношений, все же имела пределы, за которые разумнее было бы не заходить.
— Скаггс редко поспевает вовремя, но он всегда добирается сюда.
— Всегда. Это правда, сэр.
— А груз и команда всегда оказываются в целости. Я видал других капитанов, Элиас. Они доводят своих людей до того, что они сбегают с корабля, как только достигают порта. Но хорошие моряки более ценны, чем несколько дней.
— Вы правы, сэр, — он помолчал многозначительно. — Однако я уверен, что вы знаете о том, что «Марафон» пришвартовался вчера.
— Корабль Компании Халл, — Коффин засмеялся. Крепкая девчонка эта Роза Халл. Всегда такой была, даже в детстве. Значит она первой предложит магазинам последние модные безделушки. Не важно. Наш бизнес идет не плохо и мы все еще можем рассчитывать на получение приличной выгоды от товара на «Коринфийце». Может быть в следующий раз Скаггс пришвартуется первым.
— Тут я должен с вами не согласиться, сэр. — Голдмэн решил исследовать глубины хорошего настроения Коффина. — Этого не достаточно.
— Что? Что ты имеешь ввиду? — Коффин удивленно на него посмотрел. — Элиас, мы же не собираемся вступать в политические разногласия.
— Боюсь, что именно это я имею ввиду. Вы упомянули ранее о либеральных настроениях в этой стране. Это не юношеское увлечение сэр. Это серьезно.
— Либералы? — Коффин издал короткий смешок. — Ты говоришь обо всем народе, Элиас?
— Боюсь, что это так, мистер Коффин.
— Что же, будь я проклят. Я никогда не поверил бы этому, если бы не услышал от тебя лично.
— Это от того, что вы не бываете в городе, сэр.
— О чем ты говоришь, Элиас. Я бываю в городе каждый день.
— В финансовых районах, да. В наиболее благополучных местах. Но вы не бываете на окраинах, в маленьких городах.
Это верно, что Вогель привел страну к процветанию, но к процветанию для нескольких избранных. Улыбка Коффина увяла.
— К чему ты клонишь, Элиас?
Голдмэн набрал в легкие побольше воздуха и продолжал.
— Вы преуспели, сэр. «Коффин Хаус Лимитед», и «Халл Компани», и Раштон, и Мак-Кейд, и многие другие преуспели в равной степени. Но я боюсь, что деньги, вырученные политикой мистера Вогеля не достигли простого народа.
— Элиас, я тебе удивляюсь, Я всегда думал, что ты великий почитатель Вогеля.
— Сначала я был им, сэр. Когда его политика начала работать, и страна стала подниматься из депрессии, мое восхищение им не знало границ. Даже сейчас мои чувства к нему противоречивы. Это правда, что сейчас стало больше рабочих мест и в общем мы стали жить лучше. Но люди на нижней ступеньке экономической лестницы не получили того, что получили мы. Маленькие фермеры и лавочники видят, как богатые становятся еще богаче, а они так и продолжают стоять на месте. Они не находят это справедливым, сэр.
— Понимаю, — Коффин выглядел задумчивым. — Так что же они хотят от нас? Чтобы мы играли в Робин Гудов? Отнимать у преуспевающих и отдавать разоряющимся, как советует этот сумасшедший малый — как его там? Маркс.
— Не совсем, сэр. Все простые люди видят, что страна в долгах, и что они несут на себе часть этих долгов, но не получают доли в прибыли.
— Некоторых людей просто невозможно удовлетворить, Элиас, — Коффин заложил руки за спину и снова обернулся к окну. — Десять лет назад некоторые сетовали, что у них нет работы. Теперь работа есть у всех, но им все равно чего-то не хватает.
— Они довольны работой, сэр, но система их разоряет.
— Они просто не могут видеть дальше, Элиас. Мы с тобой дальновиднее этих людей. Многие из них постоянно недовольных молоды, и я полагаю, мы должны относиться к ним терпимо, — он отвернулся от окна.
— Я приведу тебе пример, насколько они испорчены. Теперь все охотно используют на судах холодильные камеры. Это сделало выгодным малорентабельное скотоводство, но некоторые из твоих хваленых либералов позабыли об этом. Первый груз мороженной баранины ушел в Англию четыре года назад. Разве тогда они дали под это кредиты? Нет. — Голдмэн ничего не ответил.
— Подумай об этом, Элиас. Тысячи тонн отличного мяса пропадали понапрасну в течение многих лет, и все потому что не было возможности сохранять и транспортировать его. Сейчас же мы имеем не только новую индустрию, но такую индустрию, которая будет доминировать в экономике. Кроме того, мы все еще можем продавать всю шерсть, которую получаем. Теперь мы используем скот полностью.
— Помнишь все те земли, которые я купил на Южном острове? «Бесполезные» горные пастбища. Мы выпустим на них океан овец и снабдим мясом весь мир. У нас есть лучшие земли и лучшие люди, чтобы осуществить это.
— Люди, о которых я говорю, не могут позволить себе подобные свершения, сэр. Им далеко до вас, мисс Халл и Ангуса Мак-Кейда.
— Работы хватит на всех, — настаивал Коффин, не давая Голдмэну омрачить его видение, — но только на тех, кто хочет работать. Утопические социально-радикальные проекты, которые выдвигают ваши друзья-либералы, не имеют связи с реальностью.
— Тем не менее, в них есть чувство, что нужно что-то делать, чтобы обеспечить более справедливое распределение доходов.
— Ну что ж, чувства, я полагаю, еще никому не причиняли вреда.
Что это означает? подумал Голдмэн. Уступка непоколебимого Роберта Коффина или выражение согласия?
— Сэр, можно мне спросить вас, почему вы сегодня в таком превосходном настроении? Мне кажется, я догадываюсь об этом, но хотелось бы знать наверняка.
— Ты хочешь этим сказать, что обыкновенно я не нахожусь в прекрасном настроении, Элиас?
— Нет, сэр, вовсе нет, но… Коффин прервал его, засмеявшись.
— Успокойся. Просто завтра я уезжаю в Таравера, — он окинул стол быстрым взглядом. — Я позаботился о том, чтобы привести здесь все в порядок.
— Как быть с «Коринфийцем»?
— Капитан Скаггс будет рад, что меня здесь нет, чтобы замучить его вопросами, как только он пришвартуется. А во всех деталях я могу положиться на тебя. Ты знаешь, мне кажется, что ты давно не приезжал в дом на озере, Элиас. Ты и Камина и дети должны посещать его почаще.
— Я бы с радостью, сэр, но кто же тогда будет заботится о «Доме Коффина»? Патрик?
— Эллсворт хороший человек, но это не Элиас Голдмэн.
— Благодарю вас, сэр, — удивительно, как Коффин умел сперва глубоко обижать человека, а в следующий момент возносить на неслыханные вершины. — Как поживают Мерита и мальчик?
Коффин сел в кожаное кресло и положил ноги на стол. Когда он отдыхает подобным образом, думал Голдмэн, он похож на кого угодно, но не на финансового магната. Лицо его начальника было теперь покрыто морщинами, но он все еще был в замечательной физической форме. Она была следствием многих тяжелых лет, проведенных им в море. Пожалуй, если бы Коффин захотел, он бы мог побороть любого портового грузчика.
— Мерита, знаешь ли, от возраста не страдает.
— Я слыхал об этом, сэр. И фотографии говорят о том же. Замечательная леди.
— Да, — голос Коффина прозвучал задумчиво, — замечательная.
Коффин не афишировал своих отношений с Меритой, но и не держал более в секрете, Голдмэн это знал. Холли Коффин умерла много лет назад. Но только теперь он мог наконец говорить об этом без прежней горечи. Женщина просто увяла, и никто не мог объяснить, почему.
Она болела несколько лет после смерти их сына Кристофера, но затем наступил период, когда она, казалось, пошла на поправку. И тогда, когда перспективы полного выздоровления стали наиболее реальными, с ней случился серьезный рецидив, она впала в кому, из которой так и не вышла.
В те дни было страшно находиться рядом с Коффином. Одно время все боялись, что он может наложить на себя руки. Медленно, очень медленно он вернулся к ощущению своего прежнего «я». Голдмэн считал что прежде всего этому способствовала его маорийская любовница. Он не решался жениться на ней, но несколько лет назад он зашел так далеко, что дал их сыну свою фамилию.
Голдмэн хорошо знал этого юношу. Эндрю был высокий, долговязый и порывистый по натуре. Он напоминал Голдмэну молодого Роберта Коффина, хотя и был гораздо темнее кожей из-за своего полумаорийского происхождения. Эндрю хорошо воспринимал арифметику, но когда бы Голдмэн или отец ни пытались заставить его изучать бизнес, молодой человек неизменно исчезал, как только они поворачивались к нему спиной. Он постоянно твердил им, что не готов еще к серьезной размеренной жизни. Голдмэн считал, что двадцать пять лет — возраст вполне подходящий для начала карьеры в бизнесе, но в конце концов это было не его дело.
Но Коффин тоже не собирался на него давить. Ему было просто приятно находиться рядом с Эндрю. В присутствии сына он принимал горделивую осанку. А в уме у Эндрю похоже не очень укладывалась мысль, что человек, которого он в детстве знал, как «дядю» Роберта, на самом деле был его отцом. Может быть, это маори говорил в нем, думал Голдмэн. Может быть, поэтому его и не возмущало, что Коффин не женится на Мерите.
Хотя дело было не в том, что Коффин этого не предлагал.
Мерита первая была против, объясняя, что вполне счастлива теперешним положением. Она не желала усложнять себе жизнь и становиться изгоем в «благополучном» обществе Окленда. Коффин уговаривал ее, но она была настойчива. Лучше, говорила она, оставить все на своих местах. Она любила дом на озере в Таравера и не находила город привлекательным. И он в конце концов уступил. Как он не раз отмечал в шутку, она была не только самой красивой женщиной в Новой Зеландии, но и самой упрямой. Таким образом, она осталась в Таравере и редко появлялась в городе, зато Коффин использовал каждую возможность съездить к ней.
Он продал большой дом на горе и въехал во вместительную квартиру в лучшем районе города. Это место больше подходило для штаб-квартиры «Дома Коффина». Да, Голдмэн знал, что сейчас его старый друг и начальник был доволен так, как давно уже не был.
— Можно было бы подумать, что ей там одиноко в этом большом доме, — сказал Коффин, — но ничуть не бывало. А что касается Эндрю, ну, ты знаешь, какой он.
— Да сэр, такой же, как вы в его возрасте, только не такой суровый.
Коффин засмеялся и взъерошил свою все еще густую, серебрящуюся гриву волос.
— По крайней мере у него волосы его матери, и ему не надо изображать из себя старика прежде времени, как это делал я.
— Но вы никогда не выглядели так, как вы думаете, сэр.
— Возможно. Я думаю, я слишком много об этом волновался, но тогда я обо всем волновался слишком много. Голдмэн ничего не сказал.
— Что-нибудь будет беспокоить тебя, пока я буду в отъезде? Что-нибудь, с чем ты не сможешь справиться сам, Элиас?
— Думаю, нет, сэр, — ответил Голдмэн сухо. — Все, кажется, в порядке. Если бы вы согласились просмотреть эти бумаги от менеджера «Голдвьюв Фарм» до отъезда, я был бы вам очень признателен, — он протянул Коффину пачку аккуратно скрепленных писем. Коффин стал быстро просматривать их, бормоча про себя и кивая. — Также остается открытым вопрос о новом большом магазине в Веллингтоне.
Коффин задумчиво посмотрел вверх.
— «Редлайн Компани» въезжают туда тоже, не так ли?
— Да, именно «Редлайн», сэр. Напомню вам, что мы до сих пор не в состоянии разузнать, кто финансирует их. Этого никто не может разузнать. Идет много разговоров о тайных слияниях и подкупах, но за книгами «Редлайн» внимательно наблюдают. А тем временем они продолжают развиваться, и главным образом на нашей территории, не обращая внимания на свои реальные коммерческие перспективы. Одним словом мы больше не будем единственными в этой части веллингтонского рынка.
— Этот поворот будет неприятным, но не фатальным, — сказал Коффин. — Мы справимся с грабительскими ценами «Редлайн», как это уже делали раньше. Временами я думаю, что подобные люди заинтересованы в хорошей схватке больше, чем в собственном бизнесе. Что-нибудь еще?
— Нет, сэр, если только вы не измените решение и не дождетесь «Коринфийца».
— Не волнуйся насчет Скаггса. Он будет здесь не сегодня завтра. Всегда существует возможность задержки, но ни один из прибывших трансокеанских кораблей не сообщает об опасной погоде. Скаггс с трудом может связать два слова, но в жилах у него соленая вода вместо крови. Он скоро будет здесь.
Вдруг выражение Коффина смягчилось.
— Кристофер мог бы быть таким же капитаном. Он стал бы им, если бы у него был шанс. Теперь… — он вздохнул и посмотрел вверх.
— Я знаю, сэр, — Голдмэн вежливо отвел глаза. Коффин постарался вернуть себе хорошее настроение.
— Что сделано, то сделано, а мы продолжаем жить, верно. Элиас?
— Очень верно, сэр. Я, может быть, не увижу вас утром, так что желаю вам приятного путешествия. Передайте от меня привет Мерите.
— Хорошо, передам. Я выеду до рассвета. Чем старше я становлюсь, тем дороже для меня становятся дни в Таравере. И я не хочу потерять понапрасну ни одного из них.
— Я понимаю, сэр. Вам не нужно беспокоиться насчет бизнеса.
— Я знаю, Элиас, — последовала длинная пауза. — Я наверно никогда не добьюсь от тебя, чтобы ты называл меня Робертом, а?
— Боюсь, что нет, сэр. Это звучит неправильно и непривычно для меня. Кроме того, это снизит тот эффект, который оно на меня произвело, когда я пришел к вам наниматься.
Коффин засмеялся, снял свое пальто и шляпу с резной вешалки и направился к выходу.
— Ты знаешь меня, Элиас. Я упрямый. Точнее не скажешь, подумал Голдмэн.
Услышав крики из-за закрытой тяжелой двери, два клерка остановились на полпути.
— Старик опять за свое.
— Ты лучше поостерегись говорить так, — его товарищ снизил голос до шепота. — И стариком его называть поостерегись. Ты же знаешь, какое у него самомнение.
— Не беспокойся. — Из-за двери донеслась очередная серия проклятий.
Тот, что был поменьше ростом, нервно выглянул в холл.
— Идем отсюда, Мик. Лучше нам убраться поскорее. Если Голдмэн или Эллсвот застанут нас здесь за подслушиванием, мы в две минуты окажемся на улице, и расчета не получим.
— О чем ты беспокоишься? — его безрассудный друг старался расслышать голоса из-за двери. — Сейчас время ланча, все разошлись. А кроме того, Голдмэн находится там вместе с ним. Ты ведь знаешь, что старик использует его в качестве резонатора.
— Все я знаю, но оставаться здесь тем не менее опасно, — он схватил своего друга за руку и потащил прочь. — Ну пойдем!
— Хорошо, хорошо, — другой клерк позволил наконец себя увести. Но, сходя по лестнице, он все еще пытался подслушивать.
Элиас Голдмэн терпеливо стоял посреди кабинета, в то время, как Роберт Коффин раздраженно ходил туда и обратно между столом и окном, выходившим на город. На ходу Коффин яростно жестикулировал, будто его пальцы были ножами.
— Я не могу понять, что случилось сегодня с людьми.
Элиас. Чего они хотят?
В свои семьдесят три года Коффин имел прямую и импозантную фигуру, и выглядел гораздо моложе. Элиас Голдмэн, никогда не отличавшийся в физическом плане, теперь был сгорблен, лицо его было покрыто морщинами. Но, как тростник на ветру, он знал как совладать с припадками гнева своего работодателя. Он стоял и понимающе кивал, пока ярость Коффина клокотала в кабинете.
Коффин остановился и поглядел на шумную и суетливую улицу внизу.
— Мы, конечно, в убытке, но бизнес развивался хорошо. Страна процветает. Даже этот дурак Те Кооти с его кампанией пассивного сопротивления, кажется, выдохся.
— Это правда, сэр, — Голдмэн рискнул вставить свое слово в первый промежуток проповеди Коффина. — Я слышал разговоры о том, что он собирается капитулировать на днях.
— А что касается времени, — сказал Коффин самодовольно, — то мы наконец-то подошли к концу проблемы маори, — он отвернулся от окна, усмехаясь с сожалением — Помнишь как сопротивление появилось впервые, Элиас? Мы думали, что успокоили маори за месяц. Но это, как оказалось, заняло двадцать пять лет. Четверть века!
— Да, сэр, если вы имеете ввиду сожженную Корорареку.
— Корорарека, — Коффин поглядел куда-то вдаль, и его голос внезапно зазвучал ностальгически. — Это был настоящий город! Не такой скучный и забитый людьми, как этот, — он махнул рукой по направлению к окну. — Мы стали слишком цивилизованными, Элиас. А там люди по-настоящему жили.
— Я знаю, сэр, — сам Голдмэн думал, что старая Корорарека была наиболее отвратительным пятном на всей истории страны, но он был слишком чувствительным и деликатным, чтобы высказать Коффину свое личное мнение. — Не забывайте, ведь я тоже там жил.
— Точно, я и забыл. Знаешь, ты забавный парень, Элиас.
— Разве, сэр? — ответил Голдмэн уклончиво.
— Да. Ты особо не выделяешься и не навязываешься, но зато ты всегда радом, независимо от того, есть в тебе необходимость или нет.
— Я не привык быть помехой, мистер Коффин. Я стараюсь предчувствовать.
Коффин засмеялся. Хорошо, что он развеселился, подумал Голдмэн. Последние дни он не часто смеялся. Только тогда, когда одерживал верх над конкурентами. Даже Ангус Мак-Кейд стал заходить реже. Голдмэн часто видел Коффина обедающим в тишине в Клубе или в одном из его любимых ресторанов, вместо того, чтобы принимать участие в дружеских спорах, как он обычно делал раньше.
Это происходило не от того, что он видел в них врагов, пытавшихся выманить у него информацию. Просто он больше не мог составить хорошую компанию. За исключением тех случаев, когда он бывал в хорошем настроении, как сейчас.
Он кивнул задумчиво.
— Так много лет прошло. Бедная старая Корорарека. Теперь это место называется Рассел. Это просто неправильно звучит, — Коффин быстро взглянул на Голдмэна. — Я не знаю, что бы делал без тебя, Элиас.
— И я не знаю, сэр, — Голдмэн улыбнулся под своими густыми серыми усами, и Коффин улыбнулся ему в ответ. — Приятно видеть, что вы себя лучше чувствуете, если можно так выразиться.
— Да, я знаю, что не был особенно приветливым последнее время, Элиас.
Последнее время, подумал Голдмэн? Вы не были особенно приветливым последние несколько лет. Но кто он такой, чтобы критиковать поведение Коффина? Это не входит и никогда не входило в его обязанности.
— Как идет прокладка кабеля? — спросил его Коффин.
— В соответствии с графиком, я полагаю, сэр.
— Удивительно, не правда ли? Наука и все такое! Мне, простому моряку, трудно представить, что скоро мы сможем телеграфировать в наши отделения в Сиднее или Мельбурне. Подумать только, сколько это сэкономит времени — и денег.
— К разговору о времени и деньгах, сэр. «Коринфиец» запаздывает из Сан-Франциско.
— Ничего удивительного, мистер Голдмэн. Даже в наши дни трансокеанские путешествия зависят от многих факторов. Ведь он запаздывает всего на несколько дней.
Превосходное настроение, подумал Голдмэн, и, похоже, он даже знал его причину. Но он, конечно, никогда бы не высказал своих подозрений вслух. Терпимость Коффина, возникшая в результате столь долгих взаимоотношений, все же имела пределы, за которые разумнее было бы не заходить.
— Скаггс редко поспевает вовремя, но он всегда добирается сюда.
— Всегда. Это правда, сэр.
— А груз и команда всегда оказываются в целости. Я видал других капитанов, Элиас. Они доводят своих людей до того, что они сбегают с корабля, как только достигают порта. Но хорошие моряки более ценны, чем несколько дней.
— Вы правы, сэр, — он помолчал многозначительно. — Однако я уверен, что вы знаете о том, что «Марафон» пришвартовался вчера.
— Корабль Компании Халл, — Коффин засмеялся. Крепкая девчонка эта Роза Халл. Всегда такой была, даже в детстве. Значит она первой предложит магазинам последние модные безделушки. Не важно. Наш бизнес идет не плохо и мы все еще можем рассчитывать на получение приличной выгоды от товара на «Коринфийце». Может быть в следующий раз Скаггс пришвартуется первым.
— Тут я должен с вами не согласиться, сэр. — Голдмэн решил исследовать глубины хорошего настроения Коффина. — Этого не достаточно.
— Что? Что ты имеешь ввиду? — Коффин удивленно на него посмотрел. — Элиас, мы же не собираемся вступать в политические разногласия.
— Боюсь, что именно это я имею ввиду. Вы упомянули ранее о либеральных настроениях в этой стране. Это не юношеское увлечение сэр. Это серьезно.
— Либералы? — Коффин издал короткий смешок. — Ты говоришь обо всем народе, Элиас?
— Боюсь, что это так, мистер Коффин.
— Что же, будь я проклят. Я никогда не поверил бы этому, если бы не услышал от тебя лично.
— Это от того, что вы не бываете в городе, сэр.
— О чем ты говоришь, Элиас. Я бываю в городе каждый день.
— В финансовых районах, да. В наиболее благополучных местах. Но вы не бываете на окраинах, в маленьких городах.
Это верно, что Вогель привел страну к процветанию, но к процветанию для нескольких избранных. Улыбка Коффина увяла.
— К чему ты клонишь, Элиас?
Голдмэн набрал в легкие побольше воздуха и продолжал.
— Вы преуспели, сэр. «Коффин Хаус Лимитед», и «Халл Компани», и Раштон, и Мак-Кейд, и многие другие преуспели в равной степени. Но я боюсь, что деньги, вырученные политикой мистера Вогеля не достигли простого народа.
— Элиас, я тебе удивляюсь, Я всегда думал, что ты великий почитатель Вогеля.
— Сначала я был им, сэр. Когда его политика начала работать, и страна стала подниматься из депрессии, мое восхищение им не знало границ. Даже сейчас мои чувства к нему противоречивы. Это правда, что сейчас стало больше рабочих мест и в общем мы стали жить лучше. Но люди на нижней ступеньке экономической лестницы не получили того, что получили мы. Маленькие фермеры и лавочники видят, как богатые становятся еще богаче, а они так и продолжают стоять на месте. Они не находят это справедливым, сэр.
— Понимаю, — Коффин выглядел задумчивым. — Так что же они хотят от нас? Чтобы мы играли в Робин Гудов? Отнимать у преуспевающих и отдавать разоряющимся, как советует этот сумасшедший малый — как его там? Маркс.
— Не совсем, сэр. Все простые люди видят, что страна в долгах, и что они несут на себе часть этих долгов, но не получают доли в прибыли.
— Некоторых людей просто невозможно удовлетворить, Элиас, — Коффин заложил руки за спину и снова обернулся к окну. — Десять лет назад некоторые сетовали, что у них нет работы. Теперь работа есть у всех, но им все равно чего-то не хватает.
— Они довольны работой, сэр, но система их разоряет.
— Они просто не могут видеть дальше, Элиас. Мы с тобой дальновиднее этих людей. Многие из них постоянно недовольных молоды, и я полагаю, мы должны относиться к ним терпимо, — он отвернулся от окна.
— Я приведу тебе пример, насколько они испорчены. Теперь все охотно используют на судах холодильные камеры. Это сделало выгодным малорентабельное скотоводство, но некоторые из твоих хваленых либералов позабыли об этом. Первый груз мороженной баранины ушел в Англию четыре года назад. Разве тогда они дали под это кредиты? Нет. — Голдмэн ничего не ответил.
— Подумай об этом, Элиас. Тысячи тонн отличного мяса пропадали понапрасну в течение многих лет, и все потому что не было возможности сохранять и транспортировать его. Сейчас же мы имеем не только новую индустрию, но такую индустрию, которая будет доминировать в экономике. Кроме того, мы все еще можем продавать всю шерсть, которую получаем. Теперь мы используем скот полностью.
— Помнишь все те земли, которые я купил на Южном острове? «Бесполезные» горные пастбища. Мы выпустим на них океан овец и снабдим мясом весь мир. У нас есть лучшие земли и лучшие люди, чтобы осуществить это.
— Люди, о которых я говорю, не могут позволить себе подобные свершения, сэр. Им далеко до вас, мисс Халл и Ангуса Мак-Кейда.
— Работы хватит на всех, — настаивал Коффин, не давая Голдмэну омрачить его видение, — но только на тех, кто хочет работать. Утопические социально-радикальные проекты, которые выдвигают ваши друзья-либералы, не имеют связи с реальностью.
— Тем не менее, в них есть чувство, что нужно что-то делать, чтобы обеспечить более справедливое распределение доходов.
— Ну что ж, чувства, я полагаю, еще никому не причиняли вреда.
Что это означает? подумал Голдмэн. Уступка непоколебимого Роберта Коффина или выражение согласия?
— Сэр, можно мне спросить вас, почему вы сегодня в таком превосходном настроении? Мне кажется, я догадываюсь об этом, но хотелось бы знать наверняка.
— Ты хочешь этим сказать, что обыкновенно я не нахожусь в прекрасном настроении, Элиас?
— Нет, сэр, вовсе нет, но… Коффин прервал его, засмеявшись.
— Успокойся. Просто завтра я уезжаю в Таравера, — он окинул стол быстрым взглядом. — Я позаботился о том, чтобы привести здесь все в порядок.
— Как быть с «Коринфийцем»?
— Капитан Скаггс будет рад, что меня здесь нет, чтобы замучить его вопросами, как только он пришвартуется. А во всех деталях я могу положиться на тебя. Ты знаешь, мне кажется, что ты давно не приезжал в дом на озере, Элиас. Ты и Камина и дети должны посещать его почаще.
— Я бы с радостью, сэр, но кто же тогда будет заботится о «Доме Коффина»? Патрик?
— Эллсворт хороший человек, но это не Элиас Голдмэн.
— Благодарю вас, сэр, — удивительно, как Коффин умел сперва глубоко обижать человека, а в следующий момент возносить на неслыханные вершины. — Как поживают Мерита и мальчик?
Коффин сел в кожаное кресло и положил ноги на стол. Когда он отдыхает подобным образом, думал Голдмэн, он похож на кого угодно, но не на финансового магната. Лицо его начальника было теперь покрыто морщинами, но он все еще был в замечательной физической форме. Она была следствием многих тяжелых лет, проведенных им в море. Пожалуй, если бы Коффин захотел, он бы мог побороть любого портового грузчика.
— Мерита, знаешь ли, от возраста не страдает.
— Я слыхал об этом, сэр. И фотографии говорят о том же. Замечательная леди.
— Да, — голос Коффина прозвучал задумчиво, — замечательная.
Коффин не афишировал своих отношений с Меритой, но и не держал более в секрете, Голдмэн это знал. Холли Коффин умерла много лет назад. Но только теперь он мог наконец говорить об этом без прежней горечи. Женщина просто увяла, и никто не мог объяснить, почему.
Она болела несколько лет после смерти их сына Кристофера, но затем наступил период, когда она, казалось, пошла на поправку. И тогда, когда перспективы полного выздоровления стали наиболее реальными, с ней случился серьезный рецидив, она впала в кому, из которой так и не вышла.
В те дни было страшно находиться рядом с Коффином. Одно время все боялись, что он может наложить на себя руки. Медленно, очень медленно он вернулся к ощущению своего прежнего «я». Голдмэн считал что прежде всего этому способствовала его маорийская любовница. Он не решался жениться на ней, но несколько лет назад он зашел так далеко, что дал их сыну свою фамилию.
Голдмэн хорошо знал этого юношу. Эндрю был высокий, долговязый и порывистый по натуре. Он напоминал Голдмэну молодого Роберта Коффина, хотя и был гораздо темнее кожей из-за своего полумаорийского происхождения. Эндрю хорошо воспринимал арифметику, но когда бы Голдмэн или отец ни пытались заставить его изучать бизнес, молодой человек неизменно исчезал, как только они поворачивались к нему спиной. Он постоянно твердил им, что не готов еще к серьезной размеренной жизни. Голдмэн считал, что двадцать пять лет — возраст вполне подходящий для начала карьеры в бизнесе, но в конце концов это было не его дело.
Но Коффин тоже не собирался на него давить. Ему было просто приятно находиться рядом с Эндрю. В присутствии сына он принимал горделивую осанку. А в уме у Эндрю похоже не очень укладывалась мысль, что человек, которого он в детстве знал, как «дядю» Роберта, на самом деле был его отцом. Может быть, это маори говорил в нем, думал Голдмэн. Может быть, поэтому его и не возмущало, что Коффин не женится на Мерите.
Хотя дело было не в том, что Коффин этого не предлагал.
Мерита первая была против, объясняя, что вполне счастлива теперешним положением. Она не желала усложнять себе жизнь и становиться изгоем в «благополучном» обществе Окленда. Коффин уговаривал ее, но она была настойчива. Лучше, говорила она, оставить все на своих местах. Она любила дом на озере в Таравера и не находила город привлекательным. И он в конце концов уступил. Как он не раз отмечал в шутку, она была не только самой красивой женщиной в Новой Зеландии, но и самой упрямой. Таким образом, она осталась в Таравере и редко появлялась в городе, зато Коффин использовал каждую возможность съездить к ней.
Он продал большой дом на горе и въехал во вместительную квартиру в лучшем районе города. Это место больше подходило для штаб-квартиры «Дома Коффина». Да, Голдмэн знал, что сейчас его старый друг и начальник был доволен так, как давно уже не был.
— Можно было бы подумать, что ей там одиноко в этом большом доме, — сказал Коффин, — но ничуть не бывало. А что касается Эндрю, ну, ты знаешь, какой он.
— Да сэр, такой же, как вы в его возрасте, только не такой суровый.
Коффин засмеялся и взъерошил свою все еще густую, серебрящуюся гриву волос.
— По крайней мере у него волосы его матери, и ему не надо изображать из себя старика прежде времени, как это делал я.
— Но вы никогда не выглядели так, как вы думаете, сэр.
— Возможно. Я думаю, я слишком много об этом волновался, но тогда я обо всем волновался слишком много. Голдмэн ничего не сказал.
— Что-нибудь будет беспокоить тебя, пока я буду в отъезде? Что-нибудь, с чем ты не сможешь справиться сам, Элиас?
— Думаю, нет, сэр, — ответил Голдмэн сухо. — Все, кажется, в порядке. Если бы вы согласились просмотреть эти бумаги от менеджера «Голдвьюв Фарм» до отъезда, я был бы вам очень признателен, — он протянул Коффину пачку аккуратно скрепленных писем. Коффин стал быстро просматривать их, бормоча про себя и кивая. — Также остается открытым вопрос о новом большом магазине в Веллингтоне.
Коффин задумчиво посмотрел вверх.
— «Редлайн Компани» въезжают туда тоже, не так ли?
— Да, именно «Редлайн», сэр. Напомню вам, что мы до сих пор не в состоянии разузнать, кто финансирует их. Этого никто не может разузнать. Идет много разговоров о тайных слияниях и подкупах, но за книгами «Редлайн» внимательно наблюдают. А тем временем они продолжают развиваться, и главным образом на нашей территории, не обращая внимания на свои реальные коммерческие перспективы. Одним словом мы больше не будем единственными в этой части веллингтонского рынка.
— Этот поворот будет неприятным, но не фатальным, — сказал Коффин. — Мы справимся с грабительскими ценами «Редлайн», как это уже делали раньше. Временами я думаю, что подобные люди заинтересованы в хорошей схватке больше, чем в собственном бизнесе. Что-нибудь еще?
— Нет, сэр, если только вы не измените решение и не дождетесь «Коринфийца».
— Не волнуйся насчет Скаггса. Он будет здесь не сегодня завтра. Всегда существует возможность задержки, но ни один из прибывших трансокеанских кораблей не сообщает об опасной погоде. Скаггс с трудом может связать два слова, но в жилах у него соленая вода вместо крови. Он скоро будет здесь.
Вдруг выражение Коффина смягчилось.
— Кристофер мог бы быть таким же капитаном. Он стал бы им, если бы у него был шанс. Теперь… — он вздохнул и посмотрел вверх.
— Я знаю, сэр, — Голдмэн вежливо отвел глаза. Коффин постарался вернуть себе хорошее настроение.
— Что сделано, то сделано, а мы продолжаем жить, верно. Элиас?
— Очень верно, сэр. Я, может быть, не увижу вас утром, так что желаю вам приятного путешествия. Передайте от меня привет Мерите.
— Хорошо, передам. Я выеду до рассвета. Чем старше я становлюсь, тем дороже для меня становятся дни в Таравере. И я не хочу потерять понапрасну ни одного из них.
— Я понимаю, сэр. Вам не нужно беспокоиться насчет бизнеса.
— Я знаю, Элиас, — последовала длинная пауза. — Я наверно никогда не добьюсь от тебя, чтобы ты называл меня Робертом, а?
— Боюсь, что нет, сэр. Это звучит неправильно и непривычно для меня. Кроме того, это снизит тот эффект, который оно на меня произвело, когда я пришел к вам наниматься.
Коффин засмеялся, снял свое пальто и шляпу с резной вешалки и направился к выходу.
— Ты знаешь меня, Элиас. Я упрямый. Точнее не скажешь, подумал Голдмэн.
Глава 2
Эндрю Коффин старался держаться подальше от дорог. Обычно это была не проблема, с тех пор как для своих конных прогулок он стал выбирать места, где можно было встретить одни лишь следы животных. Ему нравилось прокладывать себе путь через кусты где-нибудь позади озера Ротомахана или вдоль извилистого берега реки Таравера.
Несколько раз он взбирался на саму гору. Эти экспедиции служили источником волнений для его друзей-маори. Они говорили ему, что Таравера — это дом чертей, демонов и всевозможных монстров, не говоря уже о раздражительных предках. Эндрю только смеялся и звал их туземцами, что приводило их в ярость, до тех пор пока они не обнаружили, что он смеется с ними, а не над ними. Тогда они смеялись тоже.
Сегодня, однако, он вынужден был ехать по более оживленному пути. Его матери нужны были некоторые продукты, имевшиеся только в Роторуа, и он согласился совершить путешествие в десять миль, чтобы достать их для нее. Все же он держался вблизи лесов столько, сколько это было возможно, хотя это существенно замедляло путь.
Он выехал рано, еще до того, как поднялся его отец, и остановился позавтракать в отеле «Мак-Рэ». Он старался не заводить себе любимых мест. В следующий раз остановится поесть в другом туристском отеле, в «Террейсис». Никогда не знаешь, кого встретишь или с кем познакомишься там. Благодаря своему смешанному происхождению он вызывал заинтересованность множества туристов, посещавших их область. В особенности он нравился европейским женщинам. Будучи вежливым и благодарным юношей, он более, чем охотно удовлетворял любопытство наиболее молодых и хорошеньких из них.
Его многочисленные завоевания были упрощены благодаря тому, что последние «проблемы» с маори были улажены несколько лет назад. Настоящие сражения прекратились еще раньше, так что он больше не страдал от случайных позорных выяснений его личности патрулирующими солдатами. По существу он никогда не имел подобных проблем. Фамилия его надежно защищала. Всей стране было известно, кто такой Коффин.
Завидя вдалеке облако пыли, он забрался подальше за деревья, глядя, как экипаж с туристами, громыхая, проехал по дороге. Он был до отказа набит любителями экзотических видов, направлявшимися взглянуть на Розовую и Белую Терассы, на дальний берег озера Таравера. Восьмым чудом света звали люди красивые кварцевые образования. Для Эндрю, который вырос на берегу озера и часто плавал мимо террас на каноэ вместе со своими друзьями маори, это место не представлялось каким-то особым.
Его мнение не разделяли владельцы двух больших, современных отелей, построенных в Те Вейроа специально для европейских туристов. Также не разделялось оно теми местными маори, которые оставили свои фермерские дела для того, чтобы сопровождать посетителей к этим природным чудесам. Семьи, владевшие землей, на которой располагались террасы, имели более четырех тысяч фунтов в год в качестве туристической пошлины.
Он усмехнулся иронически. Когда-то пакеа не интересовали эти насыщенные паром, негостеприимные и неплодородные земли. Земельные спекулянты ранних лет, должно быть, в гробах перевернулись, узнав, что упустили возможность приобрести их. Они бы пришли в раздражение, увидав, как маори получают прибыль со своих достопримечательностей.
Когда экипаж проезжал мимо, он постарался разглядеть, нет ли внутри хорошеньких молодых женщин, но было слишком много пыли. Когда она начала рассеиваться, он выехал обратно на дорогу и продолжил свой путь в Роторуа. Он не испытывал недостатка в женском обществе. Для европейских женщин тот факт, что он был наполовину маори представлялся экзотическим и волнующим в то время, как местных девушек маори привлекало то, что он был наполовину пакеа. Но те, кто думал, что его смешанная наследственность сделала его носителем худших черт обеих половин, воспринимал все в корне неправильно, он это знал.
Не само смешение рас делало его привлекательным. Причина была в том, что он взял лучшее из этих рас. У своей матери он взял чувственность, черные волосы и тонкие черты, которые сочетались с отцовским ростом, силой и темно-синими глазами. Это было поразительное сочетание, и как только он достаточно повзрослел, чтобы осознать это, он начал использовать это свое преимущество везде, где только возможно.
Школа причиняла ему неудобства. Он был слишком нетерпелив для того, чтобы сидеть и учиться. Слишком дикий, как выражались его преподаватели. Только настойчивость матери заставляла его выдерживать долгие часы, потраченные на изучение текстов. Это, и еще явная любовь его отца к прекрасным книгам, которые заполняли полки библиотеки.
— У меня не было много времени на то, чтобы читать, когда я был в твоем возрасте, — часто говорил ему человек, которого он многие годы знал, как дядю Роберта. — Не совершай той же ошибки.
Хотя он был уже близко к Охине-муту, маорийской части Роторуа, ехать было трудно из-за тумана. Поселение располагалось на большой горячей равнине, граничащей с озером Роторуа, имевшим семь миль в ширину. Он знал, что жить здесь было все равно, что на куске тоста, плавающем в кухонной кастрюле на плите.
Аналогия была более, чем прямой. За сотни лет маори приспособили эту землю, похожую на Царство Теней, для своих нужд. Проходя мимо одного из домов, он видел, как женщина поставила горшок, наполненный куриным мясом, в испускающий пар бассейн на заднем дворе своего дома. Через некоторое время оно будет готово к употреблению, сваренное таким образом.
Но эти же бассейны, в которых иногда готовили ужин, с такой же легкостью сварили немало маори и случайных, неосторожных пакеа.
Но были тут и другие бассейны, не такие горячие и воняющие серой, где люди купались. «Воды» звали это место европейцы. Впервые он услышал этот термин от одного джентльмена немецкого происхождения.
Эндрю не верил в предполагаемый терапевтический эффект вод, хотя купаться в них было приятно. Ребенком он с друзьями ходил плавать в подобных, хотя меньших по размеру водоемах, располагавшихся вдоль берегов Таравера. Для безмозглых маленьких мальчишек найти бассейн достаточно прохладный для купанья не составляло труда. Они находили лягушку и кидали ее в воду. Если лягушка плыла, значит, место было безопасным. Если же она переворачивалась животом вверх, значит, надо было поискать другое место.
Несколько раз он взбирался на саму гору. Эти экспедиции служили источником волнений для его друзей-маори. Они говорили ему, что Таравера — это дом чертей, демонов и всевозможных монстров, не говоря уже о раздражительных предках. Эндрю только смеялся и звал их туземцами, что приводило их в ярость, до тех пор пока они не обнаружили, что он смеется с ними, а не над ними. Тогда они смеялись тоже.
Сегодня, однако, он вынужден был ехать по более оживленному пути. Его матери нужны были некоторые продукты, имевшиеся только в Роторуа, и он согласился совершить путешествие в десять миль, чтобы достать их для нее. Все же он держался вблизи лесов столько, сколько это было возможно, хотя это существенно замедляло путь.
Он выехал рано, еще до того, как поднялся его отец, и остановился позавтракать в отеле «Мак-Рэ». Он старался не заводить себе любимых мест. В следующий раз остановится поесть в другом туристском отеле, в «Террейсис». Никогда не знаешь, кого встретишь или с кем познакомишься там. Благодаря своему смешанному происхождению он вызывал заинтересованность множества туристов, посещавших их область. В особенности он нравился европейским женщинам. Будучи вежливым и благодарным юношей, он более, чем охотно удовлетворял любопытство наиболее молодых и хорошеньких из них.
Его многочисленные завоевания были упрощены благодаря тому, что последние «проблемы» с маори были улажены несколько лет назад. Настоящие сражения прекратились еще раньше, так что он больше не страдал от случайных позорных выяснений его личности патрулирующими солдатами. По существу он никогда не имел подобных проблем. Фамилия его надежно защищала. Всей стране было известно, кто такой Коффин.
Завидя вдалеке облако пыли, он забрался подальше за деревья, глядя, как экипаж с туристами, громыхая, проехал по дороге. Он был до отказа набит любителями экзотических видов, направлявшимися взглянуть на Розовую и Белую Терассы, на дальний берег озера Таравера. Восьмым чудом света звали люди красивые кварцевые образования. Для Эндрю, который вырос на берегу озера и часто плавал мимо террас на каноэ вместе со своими друзьями маори, это место не представлялось каким-то особым.
Его мнение не разделяли владельцы двух больших, современных отелей, построенных в Те Вейроа специально для европейских туристов. Также не разделялось оно теми местными маори, которые оставили свои фермерские дела для того, чтобы сопровождать посетителей к этим природным чудесам. Семьи, владевшие землей, на которой располагались террасы, имели более четырех тысяч фунтов в год в качестве туристической пошлины.
Он усмехнулся иронически. Когда-то пакеа не интересовали эти насыщенные паром, негостеприимные и неплодородные земли. Земельные спекулянты ранних лет, должно быть, в гробах перевернулись, узнав, что упустили возможность приобрести их. Они бы пришли в раздражение, увидав, как маори получают прибыль со своих достопримечательностей.
Когда экипаж проезжал мимо, он постарался разглядеть, нет ли внутри хорошеньких молодых женщин, но было слишком много пыли. Когда она начала рассеиваться, он выехал обратно на дорогу и продолжил свой путь в Роторуа. Он не испытывал недостатка в женском обществе. Для европейских женщин тот факт, что он был наполовину маори представлялся экзотическим и волнующим в то время, как местных девушек маори привлекало то, что он был наполовину пакеа. Но те, кто думал, что его смешанная наследственность сделала его носителем худших черт обеих половин, воспринимал все в корне неправильно, он это знал.
Не само смешение рас делало его привлекательным. Причина была в том, что он взял лучшее из этих рас. У своей матери он взял чувственность, черные волосы и тонкие черты, которые сочетались с отцовским ростом, силой и темно-синими глазами. Это было поразительное сочетание, и как только он достаточно повзрослел, чтобы осознать это, он начал использовать это свое преимущество везде, где только возможно.
Школа причиняла ему неудобства. Он был слишком нетерпелив для того, чтобы сидеть и учиться. Слишком дикий, как выражались его преподаватели. Только настойчивость матери заставляла его выдерживать долгие часы, потраченные на изучение текстов. Это, и еще явная любовь его отца к прекрасным книгам, которые заполняли полки библиотеки.
— У меня не было много времени на то, чтобы читать, когда я был в твоем возрасте, — часто говорил ему человек, которого он многие годы знал, как дядю Роберта. — Не совершай той же ошибки.
Хотя он был уже близко к Охине-муту, маорийской части Роторуа, ехать было трудно из-за тумана. Поселение располагалось на большой горячей равнине, граничащей с озером Роторуа, имевшим семь миль в ширину. Он знал, что жить здесь было все равно, что на куске тоста, плавающем в кухонной кастрюле на плите.
Аналогия была более, чем прямой. За сотни лет маори приспособили эту землю, похожую на Царство Теней, для своих нужд. Проходя мимо одного из домов, он видел, как женщина поставила горшок, наполненный куриным мясом, в испускающий пар бассейн на заднем дворе своего дома. Через некоторое время оно будет готово к употреблению, сваренное таким образом.
Но эти же бассейны, в которых иногда готовили ужин, с такой же легкостью сварили немало маори и случайных, неосторожных пакеа.
Но были тут и другие бассейны, не такие горячие и воняющие серой, где люди купались. «Воды» звали это место европейцы. Впервые он услышал этот термин от одного джентльмена немецкого происхождения.
Эндрю не верил в предполагаемый терапевтический эффект вод, хотя купаться в них было приятно. Ребенком он с друзьями ходил плавать в подобных, хотя меньших по размеру водоемах, располагавшихся вдоль берегов Таравера. Для безмозглых маленьких мальчишек найти бассейн достаточно прохладный для купанья не составляло труда. Они находили лягушку и кидали ее в воду. Если лягушка плыла, значит, место было безопасным. Если же она переворачивалась животом вверх, значит, надо было поискать другое место.