Страница:
Глава 5
Дом, который Коффин построил себе для житья, располагался не так уж далеко от деловой части города. Он увенчивал собой невысокий холм, откуда открывался красивый вид на весь залив, острова, гавань и лес корабельных мачт, росший внизу. Это было простое, ничем не украшенное двухэтажное сооружение из дерева и камня. Стены в доме были не крашены и ничем не обклеены, мебель подбиралась по чисто функциональному признаку. Но в сравнении с прочими домами это, конечно; был настоящий добротный особняк.
Приближаясь к дому, он неожиданно понял, что непроизвольно замедляет шаг. Десять минут назад его жизнь была столь же надежна, организованна и регламентирована, как и сейчас. Он хорошо представлял себе, что может принести ему день сегодняшний и завтрашний. Нельзя было сказать, что сообщение о приезде жены обрушило все его планы, устроило хаос в его голове, разбило привычный ритм его жизни.
Продажа привезенных стволов каури сулила неплохую прибыль и ничто не могло помешать Коффину получить ее. Нужно было также сторговаться относительно пеньки и канатов с представителями племен, живших в глубине острова. Необходимо было покрыть некоторые незначительные, но в свое время неоплаченные счета. Коффин также собирался собрать кое-какие долги, прежде чем капитаны поднимут на своих кораблях паруса и вновь уплывут в необъятные просторы Тихого океана.
Впрочем, он понимал, что по крайней мере сейчас ему просто необходимо выбросить все эти мысли из головы, ибо случилось событие невероятное и превышающее по своим масштабам все остальное: приехала его семья! Его настоящая, законная семья.
Поблизости он заметил скальный выступ, который служил прекрасным естественным стулом. Он присел на него и устремил свой взгляд вниз, на залив. Размышления отняли у него едва ли не целый час. Солнце уже стояло высоко в небе, а проблемы так и остались проблемами. Вздохнув, он поднялся и решительно преодолел оставшуюся часть подъема. Он всегда считался умелым разработчиком всяческих планов и проектов, теперь же от него требовалось совсем другое — умение импровизировать.
Дверь была не заперта. Убийства, изнасилования и прочие варварства были в Корорареке в порядке вещей, однако, эти злодейства совершались исключительно в рамках той, четко очерченной части города, которая носила название Пляжа. Нарушители порядка остерегались местных поселенцев. Если бы здесь обидели какого-нибудь предпринимателя вроде Коффина, тому ничего не стоило бы сговориться со своими коллегами и устроить форменное эмбарго на все виды товаров и услуг кораблям, стоящим в гавани. После этого любой капитан взвыл бы от отчаяния и выдал поселенцам моряка-обидчика.
По крайней мере, с этой точки зрения Коффин мог не беспокоиться за Холли.
«Что я должен буду говорить? — встревоженно размышлял он, вновь замедляя шаги. — Что мне надо будет делать? Что предпринимать? Как все-таки вести себя? И самое главное: не прослышала ли Холли уже что-нибудь?…»
Когда он вошел в дом, звуки из задней его части переместились в главную гостиную. Похоже, Холли ухе начала здесь распоряжаться и подчинила себе пожилого маори по имени Сэмюэл, который выполнял в доме функции повара и эконома.
Коффин сделал несколько шагов по направлению к кухне и вдруг… застыл на месте.
Кто-то выскочил из коридора и преградил ему путь. Гость оказался маленьким и вертлявым. Он поднял на капитана широко раскрытые, важные глаза и одновременно сунул в рот палец.
— Привет, Кристофер, — проговорил Коффин.
Ему потребовалось какое-то время, чтобы провести параллель между этим мальчишкой и той крошкой, которую он оставил в Лондоне три года назад.
Услыхав свое имя, маленький гость развернулся, — при этом чуть не упав, — и бросился в гостиную.
Оттуда послышался другой голос:
— Кристофер, хватит носиться по дому без толку!.. Волшебный, мягкий, загадочный голос… Он мгновенно выветрил из души Коффина все тревоги и опасения, которые довлели над ним во время бесконечного пути вверх по холму от магазина до дома. Давно похороненные в самых укромных уголках сердца чувства, полузабытые эмоции немедленно всколыхнулись в нем и полностью овладели его настроением.
А потом — она уже была в его объятиях и бесконечно повторяла его имя. Он обнял ее сразу, как только она появилась перед ним, даже не успев толком ее рассмотреть. Прошло несколько минут, прежде чем они смогли наконец оглядеть друг друга с головы до ног.
— Холли… — бормотал он. — Холли…
— Я очень по тебе скучала, Роберт, и однажды решила положить этому конец.
Она на секунду скрылась в гостиной и почти сразу же появилась оттуда, вытянув за руку малыша, который уже повстречался Коффину в коридоре за пять минут до этого. Тот он молча упирался.
— А это твой папа, Кристофер. Коффин подался чуть вперед.
— Здорово, приятель.
Глаза у ребенка были настороженными, но он все же позволил Коффину обнять себя.
Внезапно Кристофер взмыл высоко в воздух. Испуганно глянув вниз, он увидел перед своими глазами широкую и добрую отцовскую улыбку.
Все обошлось хорошо. Кристофер счастливо рассмеялся. Странный для этого дома, незнакомый звук… Коффин осторожно поставил мальчишку обратно на пол. Он тут же бросился к матери и спрятался за ее юбку.
— Он неплохо выглядит. Лучше, чем в мой последний приезд.
На этот раз ему показалось, что ее улыбка стала немного вымученной. Неважно! Это обстоятельство нисколько не затуманило ее ослепительную красоту, как и свободное, широкое платье не могло скрыть контуров ее миниатюрной, но рельефной фигурки. Она за последние годы отпустила свои каштановые волосы до приличной длины и завязывала их теперь сзади аккуратным узлом.
Он оказался прав: она действительно уже по-хозяйски расположилась в доме. Холли Коффин отличалась не только красотой, но и предприимчивостью в таких делах. И только упоминание о здоровье сына могло набросить некоторую тень на ее радость.
— Сегодня он себя чувствует хорошо, но путешествие далось ему нелегко.
Коффин махнул рукой.
— Покажи мне хоть одного англичанина, который остался здоровым и психически уравновешенным после путешествия на край света!
Это шутливое замечание вернуло на ее лицо искреннюю и теплую улыбку.
— Теперь у него приступы боли случаются реже, чем тогда, когда ты приезжал в последний раз, но общее состояние… не внушает радости. Врачи боятся, что он постоянно будет находиться в опасности. Но сегодня он заметно оживился, что правда, то правда. Мне сказали, что здешний климат пойдет ему на пользу.
— Разумеется, здесь ему будет лучше, чем в дождливой, пасмурной Англии. Но, главное, нужно позаботиться о том, чтобы по возвращении домой у него не было остаточных неблагоприятных эффектов от пребывания в этих местах.
— По возвращении домой? А возвращения домой не будет, Роберт.
Он как-то нервно качнул головой.
— То есть как это «не будет»?
— Не будет, милый. Мы приехали сюда навсегда, Роберт.
— Но вы не можете здесь остаться! — вырвалось тут же у него с отчаянием. Он беспомощно взмахнул руками. Через пару секунд ему удалось вновь восстановить над собой контроль и он подвел жену к окну, выходящему на Пляж.
— Смотри вон туда. Во всем Тихом океане ты не найдешь второй такой адской дыры. Возможно, это самое дурное место на нашей планете. По ночам тут ходит дьявол и выбирает кандидатов в черти из десяти тысяч душ! Десять тысяч диких, заросших грязными волосами, пьяных вдрызг, безмозглых дураков, которые только и делают, что шатаются по округе в поисках приключений. Ради удовлетворения своих грязных желаний они не остановятся ни перед чем. Глаза их доверху залиты ромом! В последнее время местные поселенцы все чаще и чаще начинают привлекать внимание этих мерзавцев. Это место не подходит для благородной английской дамы.
— Роберт, — терпеливо дождавшись конца его тирады, заговорила она. — Ты меня хорошо знаешь. Эти глупости, о которых ты говоришь с такой горячностью, меня не пугают. Я приняла окончательное решение. Назад пути нет. Если ты помнишь, я как-то говорила тебе, что готова пойти за тобой хоть в сам Ад. А я слов на ветер бросать не привыкла.
Выражение ее лица перестало быть строгим и смягчилось. Подойдя к нему вплотную, она обвила руки вокруг его талии и прижалась лицом к его груди. От нее исходило тепло и тонкий запах роз.
— Два с половиной года, Роберт! А если считать плавание, то все три. Это ведь не жизнь, ты же понимаешь. Какие же мы в таком случае друг другу муж и жена?
— Прости, — проговорил он глухо, с трудом подавив в себе желание зарыть свое лицо в ее густых волосах. — Я знаю, что обещал навещать тебя каждый год дома, но… В последнее время здесь так много дел, мой бизнес начал ощутимо расти…
Она взглянула на него снизу вверх и положила палец на его губы.
— Неважно. Теперь у нас все будет хорошо. Так ведь? Ты был прав, когда остался здесь. Ты ведь строил наше будущее? И у тебя хорошо получается. Конечно, ты не можешь мотаться каждый год через полмира только за тем, чтобы утереть слезы на глазах твоей жены, которая устала от одиночества. О, кстати! Смотри, что я тебе сейчас покажу!
Она освободилась от его объятий, бегом бросилась в гостиную, оставив Коффина и Кристофера в коридоре одних. Мальчик и отец с минуту молчали и оценивающе глядели друг на друга. Потом вернулась Холли. В руках у нее был чуть помятый конверт.
— Что это?
— А ты открой, — предложила она, передавая ему конверт и глядя на него совсем так же, как девочка глядит на отца, разворачивающего ее самодельный рождественский подарок.
Он нерешительно взглянул на жену, затем сковырнул ногтем печать, достал из распечатанного конверта листок бумаги, развернул его и стал читать.
После первого прочтения он изумленно нахмурился и тут же принялся читать во второй раз.
Это был чек, выданный Английским Банком. В нем указывалось, что Роберт Коффин является владельцем суммы в две тысячи шестьсот фунтов…
Он поднял на нее широко раскрытые глаза и прошептал:
— Где… Как.. Как тебе это удалось?!
— Я же сказала тебе, что мы приехали сюда навсегда, Роберт. Мы будем вместе, — всей семьей, — строить здесь наше будущее. У нас наконец-то будет настоящая семья, а если это случится, я готова буду справиться со всеми трудностями, которые воздвигнет на моем пути это твоя «адская дыра». Если здесь есть церковь и пара женщин моего возраста, с которыми можно было бы перекинуться словцом… Что мне еще надо? Что же касается учебы Кристофера, то я, честно говоря, не знаю, чем вы тут располагаете в этом смысле, но, в крайнем случае, с его образованием я и сама справлюсь.
— Зачем? — машинально возразил Коффин. Он все еще не пришел в себя от заявления Холли. Да и цифра, указанная в банковском чеке, не выходила из головы. — Здесь неподалеку есть несколько прекрасных миссионерских школ. Он может посещать любую из них. Правда, если ты не будешь возражать, чтобы он сидел за одной партой с аборигеном.
— Если аборигены устраивают наших миссионеров, значит они устроят и Кристофера. Зато общение с этими ребятами, бесспорно, обогатит его представления о многообразии жизни.
Он потряс в руке банковский счет и пристально посмотрел на жену.
— Ты все еще не объяснила мне вот это.
В голове его был настоящий хаос. В ней в ту минуту смешались мысли, которых за несколько минут до этого просто и быть не могло. Две тысячи шестьсот фунтов! В этой части земного шара такая сумма составляла целое состояние. Если вложить эти деньги в какое-нибудь надежное финансовое учреждение, это обеспечит ему кредит, который могут позволить себе лишь самые могущественные поселенцы Австралии. Теперь уже не придется «Дому Коффина» беспокоиться об оплате товаров наличными.
— Я продала дом, — спокойно сказала она. Он почувствовал, как его брови поползли вверх.
— Что?!
— Дом. Я продала его. Все равно он уже не исполнял тех функций, для которых был предназначен, Роберт. Вот уже несколько лет, как его, собственно, и домом-то назвать язык не поворачивался. Просто это было то место, где мы жили в твое отсутствие.
— Но я думал, что тебе всегда хотелось иметь такой дом. Красивый городской особняк, наполненный слугами и… И снова она обняла его и положила голову ему на грудь.
— Правильно, Роберт, все это мне очень нравилось. Я не буду отрицать. Но там не было самого главного — моего мужа. Тебя, Роберт. А ты мне нравишься больше всего остального на свете. Мне сейчас очень нужен лишь мой любимый супруг, а все другое приложится.
— Где? Здесь?! В Корорареке?! — Он не удержался от смеха. — Очнись, дорогая! В Корорареке нет хороших городских особняков! Это тебе не Брайтон.
Повернувшись на каблуках и сделав широкий жест рукой, он показал ей отсутствие самого необходимого в его жилище: приличной мебели, обоев на стенах, краски на полу. Он зацепил ногой здоровенную трещину между досок пола.
— Между прочим, это лучшее, что ты смогла бы найти на сегодняшний день в наших местах.
— Ничего, могло быть и хуже. Я уже осмотрелась здесь. Трещины заделаем, а позже наклеим какие-нибудь милые обои в цветочек. Пол покрасим в комнатах разными оттенками, чтобы избавиться от ощущения однообразия. Должен же наступить день, когда здесь, кроме китобоев, появятся строительные мастера?
— Нет, ты неисправима, Холли Коффин. Она улыбнулась.
— Да ты на себя лучше посмотри, муженек! У нас все получится, Роберт! Вот увидишь! Так и быть, все детали можешь спихнуть на меня. У тебя и так много дел. А теперь попробуй только сказать, что наш приезд сделал тебя несчастным человеком!
Он не смог глядеть ей прямо в глаза и отвернулся в другую сторону.
— Тебе не следовало приезжать сюда. Тебе здесь не место. Ее голос был все таким же тихим, но стал заметно суше и требовательнее.
— Скажи, что ты не рад нашему приезду. Ну? Скажи!
— Кроме того, не забывай про то, что здесь не Европа. Здесь живут маори, — промямлил он.
— Ну и что?
— Нельзя, конечно, сказать, что в них есть дух предательства. Но, по крайней мере, эти дикари очень непредсказуемы. Например, один абориген станет тебе другом на всю жизнь, а его родной брат перережет тебе горло, как только ты повернешься к нему спиной, и понесет твою голову продавать на толкучку.
Представив себе такую картину, она поморщилась, но решила не отступать.
— Повторяю свой вопрос: ты не рад, что мы приехали? Роберт! Отвечай же!
Понимая, что смотреть в сторону далее невозможно, он вновь повернулся к ней.
Ее темные глаза светились ярким блеском. Он тонул в них.
— Если бы я знал…
И снова он вынужден был затаить дыхание, когда она бросилась ему на шею. Он знал наверняка, что не сможет дать определенный ответ на этот мучительный вопрос. Объятие было долгим, поцелуй бесконечным…
— А как с твоими родителями? — наконец смог спросить он.
— Ты правильно догадался. Они, разумеется, категорически возражали против моего решения. Выражали недовольство, которое с твоим не идет просто ни в какое сравнение.
— Так как же тебе удалось все-таки приехать? Что ты им сказала? Насколько я знаю твою мать, она вполне могла запереть тебя на замок, чтобы ты не смогла осуществить свой замысел.
— Все просто. Я сказала им, что они могут иметь дочь только при условии ее переезда в Новую Зеландию. В другом случае — у них нет дочери.
Он знал семью своей жены. Родители были строгих правил и придерживались старых добрых традиций, не допускавших никаких вольностей. Но жена тем не менее приехала к нему. Ему оставалось только восхищаться крепостью ее духа и смелостью.
— Тебе не нужно было идти на такие жертвы.
— Еще как нужно! Я просто должна была это сделать. Для тебя, мой муж. Для нас. Разве это не причина для важного жизненного шага?
На это у него не нашлось достойного ответа.
— Тебе не следовало сжигать за собой мосты.
— Что сделано, то сделано, — непререкаемым тоном проговорила она. — Теперь мой дом здесь. Там же, где и твой. Ну неужели ты совсем не рад этому?
Теперь она его уже дразнила.
— Я всегда держал в голове мысль о возвращении в Англию после того, как мне удастся сколотить тут состояние.
— Ты не подходишь для лондонской жизни, Роберт. Тебе ли шататься по театрам и балам? Я-то уж тебя знаю! Сколоти состояние, если это так нужно, и мы заживем здесь просто чудесно! Отстроим себе прекрасный дом. Это новая, свежая земля, Роберт, разве ты не ощущаешь? У нас появится второе дыхание. А лондонского джентльмена из тебя все равно не получится, поверь мне. Да не стоит и жалеть об этом, милый. — Она положила руку на голову мальчишке, который все вертелся возле ее юбки. — И потом надо подумать о Кристофере. Я не позволю мальчику расти без отца.
— Ну зачем ты так говоришь? Меня и так все последние годы мучило чувство вины.
— Я говорю это вовсе не для того, чтобы ты терзался и чувствовал себя виноватым! Я сказала это потому, что надо было сказать. От этого никуда не уйдешь, дорогой. Разве я не права?
— Нет, ты права. Ты всегда говоришь то, что нужно сказать.
На секунду Коффин вдруг отвлекся чем-то, повел носом.
— Что такое? — удивилась жена.
— Чувствую…
— Что чувствуешь?
— Аромат странный…
— Тебе не нравится?
— Не нравится?! — изумился Коффин. — Да ты что! Он просто великолепен! Что это такое?
— О, я уже успела познакомиться с твоим поваром и экономом Сэмюэлом. Я также успела заглянуть на кухню и знаешь… не скажу, что осталась в большом восторге от кулинарных достижений племени маори.
— Он хороший человек, — возразил Коффин.
— Сэмюэл-то хороший, только немного староват, на мой взгляд. Людям такого возраста трудно одновременно следить за домом и готовить пищу.
— Я нетребователен и многого от него не прошу. Мои запросы просты, и он вполне способен удовлетворить их.
— Больше этого не будет. Я беру кухню в свои руки. Она произнесла это таким тоном, что сразу стало понятно — спорить бесполезно.
— Сэмюэлу это не понравится.
— Мы с Сэмюэлом уже потихоньку находим общий язык между собой, так что не волнуйся.
Тонкий аромат, доносившийся с кухни, вызывал у него слюну.
— Да что это такое, в конце концов?
— Скоро все сам узнаешь, муженек. Я даю тебе торжественное обещание, что начиная с этого дня запросы твои будут существенно повышены и обедать ты будешь, как нормальный человек. Теперь, славу богу, ты не будешь полностью зависеть от усилий усердного, но малограмотного Сэмюэла. Кстати, почему это ты вдруг решил завести себе такого пожилого эконома?
— Молодые маори считают ниже своего достоинства работать у пакеа, — то есть у белых людей, — по найму. В последнее время отношение к этому у них резко поменялось, но все равно на то, чтобы наняться работать к белому в Корорареке маори необходимо получить разрешение от своего вождя, а вожди с большой неохотой расстаются с молодыми членами племени, так как берегут их для военных действий.
— Для военных действий? О чем ты? Они что, с нами воюют?
Он рассмеялся.
— Как правило, слава Богу, нет. Впрочем, Бог свидетель, я нище не видел других таких людей, которые с удивительным наслаждением и радостью занимаются истреблением себе подобных. У них даже не развито учение о загробной жизни. Казалось бы, каждый маори должен цепляться за свою жизнь изо всех сил, однако на деле наоборот. Они с удовольствием затевают войны со своими соседями, пользуясь для этого самыми незначительными и надуманными предлогами. Тысяча чертей, это даже забавно!
Он с интересом ждал ее реакции.
— В таком случае, они, должно быть, слишком заняты разборками друг с другом, чтобы мешать жизни поселенцев, разве не так? — спокойно проговорила жена. — Бедняжки, мне их даже жаль. А ругаться, Роберт, в присутствии малолетнего сына, я бы тебе не советовала.
Коффину потребовалось несколько секунд на то, чтобы до конца осознать, что перед ним действительно стоит отнюдь не провинившийся матрос, а его собственная жена. К тому же, она и тут оказалась права. Она всегда была права. В этом как раз и состояла одна из причин его весьма нечастых посещений Англии. Его раздражало, что он является мужем жены, которая всегда говорит правду и всегда оказывается права в своих мнениях по тому или иному вопросу. Впрочем, в женщинах ему случалось обнаруживать недостатки и похуже этого, правда, нечасто.
Роскошный, насыщенный аромат пищи, доносившийся с кухни, однако, рассеивал все раздражение в его душе.
— Мне пришлось на первый раз обойтись тем, что я смогла наскрести в твоей кладовке, — извиняющимся тоном проговорила жена. — Но я завтра же пойду покупать нормальные продукты. И Сэмюэла возьму с собой. Ему это должно понравиться. Он поймет, что мы вовсе не увольняем его. Ведь мы здесь являемся не единственной семьей белых поселенцев? Значит, должно быть хотя бы одно более или менее безопасное место для закупки продовольствия, куда не страшно было бы пойти добропорядочной английской даме, а?
— У нас здесь есть один-единственный магазинчик, который обслуживает постоянных поселенцев. Сэмюэл покажет тебе, где он находится. Но я вынужден настойчиво просить тебя попридержать свое естественное любопытство и не приближаться к тем заведениям, основным предназначением которых является удовлетворение нужд моряков. Любая женщина, которую занесет в подобное место, рассматривается тамошними посетителями в качестве красивой игрушки. Боюсь, даже мое имя и репутация не смогут уберечь тебя. Помни об этом каждый раз, когда соберешься куда-нибудь выходить из дома.
— Но ведь они англичане, — возразила она. — А англичане, вне зависимости от того, какие порядки существуют у них на кораблях, не посмеют причинить вред леди.
— Мадам, очень советую в общении с нашими матросами и китобоями не руководствоваться книжными представлениями. Здесь есть не только англичане. В Корорареку заглядывают и янки, и китайцы, и канаки, и жители Самоа и Фиджи. Национальная принадлежность выражается только в том, что каждый соотечественник стремится разгрузить у пивной стойки кошелек другого соотечественника. Все зачатки приличия и благородства немедленно топятся в роме. Держись от этих джентльменов подальше, мой тебе совет. И не забывай, что ты находишься отнюдь не при дворе королевы.
Она положила свои руки ему на плечи.
— Я буду осторожна, о муж мой, не беспокойся. Впрочем, после долгого плавания по однообразным волнам с однообразным питанием, я готова пойти на все, лишь бы добыть корзину свежих овощей. В любом случай тот риск, которому буду подвергаться я, гораздо меньше того, которому подвергаешься ты, милый. А теперь пойдем сюда.
Она взяла его за руку и усадила на диван, который был единственным во всем доме более или менее приличным предметом мебели.
— Сядь рядом со мной. Я должна многое рассказать тебе об Англии и многое узнать о моем новом доме.
Поначалу Коффин говорил с неохотой, но постепенно все больше оживлялся. Под конец он уже с удовольствием слушал рассказ Холли об их общих знакомых и друзьях. Все это он воспринимал, однако, лишь половиной мозга. Другая половина была занята совершенно иными мыслями, главной из которой была извечная мысль о супружеской измене. Он думал о жене и еще о той неотразимой, чувственной женщине, которая была в его прошлой, совсем еще недавней жизни, и которая не была его женой.
Приближаясь к дому, он неожиданно понял, что непроизвольно замедляет шаг. Десять минут назад его жизнь была столь же надежна, организованна и регламентирована, как и сейчас. Он хорошо представлял себе, что может принести ему день сегодняшний и завтрашний. Нельзя было сказать, что сообщение о приезде жены обрушило все его планы, устроило хаос в его голове, разбило привычный ритм его жизни.
Продажа привезенных стволов каури сулила неплохую прибыль и ничто не могло помешать Коффину получить ее. Нужно было также сторговаться относительно пеньки и канатов с представителями племен, живших в глубине острова. Необходимо было покрыть некоторые незначительные, но в свое время неоплаченные счета. Коффин также собирался собрать кое-какие долги, прежде чем капитаны поднимут на своих кораблях паруса и вновь уплывут в необъятные просторы Тихого океана.
Впрочем, он понимал, что по крайней мере сейчас ему просто необходимо выбросить все эти мысли из головы, ибо случилось событие невероятное и превышающее по своим масштабам все остальное: приехала его семья! Его настоящая, законная семья.
Поблизости он заметил скальный выступ, который служил прекрасным естественным стулом. Он присел на него и устремил свой взгляд вниз, на залив. Размышления отняли у него едва ли не целый час. Солнце уже стояло высоко в небе, а проблемы так и остались проблемами. Вздохнув, он поднялся и решительно преодолел оставшуюся часть подъема. Он всегда считался умелым разработчиком всяческих планов и проектов, теперь же от него требовалось совсем другое — умение импровизировать.
Дверь была не заперта. Убийства, изнасилования и прочие варварства были в Корорареке в порядке вещей, однако, эти злодейства совершались исключительно в рамках той, четко очерченной части города, которая носила название Пляжа. Нарушители порядка остерегались местных поселенцев. Если бы здесь обидели какого-нибудь предпринимателя вроде Коффина, тому ничего не стоило бы сговориться со своими коллегами и устроить форменное эмбарго на все виды товаров и услуг кораблям, стоящим в гавани. После этого любой капитан взвыл бы от отчаяния и выдал поселенцам моряка-обидчика.
По крайней мере, с этой точки зрения Коффин мог не беспокоиться за Холли.
«Что я должен буду говорить? — встревоженно размышлял он, вновь замедляя шаги. — Что мне надо будет делать? Что предпринимать? Как все-таки вести себя? И самое главное: не прослышала ли Холли уже что-нибудь?…»
Когда он вошел в дом, звуки из задней его части переместились в главную гостиную. Похоже, Холли ухе начала здесь распоряжаться и подчинила себе пожилого маори по имени Сэмюэл, который выполнял в доме функции повара и эконома.
Коффин сделал несколько шагов по направлению к кухне и вдруг… застыл на месте.
Кто-то выскочил из коридора и преградил ему путь. Гость оказался маленьким и вертлявым. Он поднял на капитана широко раскрытые, важные глаза и одновременно сунул в рот палец.
— Привет, Кристофер, — проговорил Коффин.
Ему потребовалось какое-то время, чтобы провести параллель между этим мальчишкой и той крошкой, которую он оставил в Лондоне три года назад.
Услыхав свое имя, маленький гость развернулся, — при этом чуть не упав, — и бросился в гостиную.
Оттуда послышался другой голос:
— Кристофер, хватит носиться по дому без толку!.. Волшебный, мягкий, загадочный голос… Он мгновенно выветрил из души Коффина все тревоги и опасения, которые довлели над ним во время бесконечного пути вверх по холму от магазина до дома. Давно похороненные в самых укромных уголках сердца чувства, полузабытые эмоции немедленно всколыхнулись в нем и полностью овладели его настроением.
А потом — она уже была в его объятиях и бесконечно повторяла его имя. Он обнял ее сразу, как только она появилась перед ним, даже не успев толком ее рассмотреть. Прошло несколько минут, прежде чем они смогли наконец оглядеть друг друга с головы до ног.
— Холли… — бормотал он. — Холли…
— Я очень по тебе скучала, Роберт, и однажды решила положить этому конец.
Она на секунду скрылась в гостиной и почти сразу же появилась оттуда, вытянув за руку малыша, который уже повстречался Коффину в коридоре за пять минут до этого. Тот он молча упирался.
— А это твой папа, Кристофер. Коффин подался чуть вперед.
— Здорово, приятель.
Глаза у ребенка были настороженными, но он все же позволил Коффину обнять себя.
Внезапно Кристофер взмыл высоко в воздух. Испуганно глянув вниз, он увидел перед своими глазами широкую и добрую отцовскую улыбку.
Все обошлось хорошо. Кристофер счастливо рассмеялся. Странный для этого дома, незнакомый звук… Коффин осторожно поставил мальчишку обратно на пол. Он тут же бросился к матери и спрятался за ее юбку.
— Он неплохо выглядит. Лучше, чем в мой последний приезд.
На этот раз ему показалось, что ее улыбка стала немного вымученной. Неважно! Это обстоятельство нисколько не затуманило ее ослепительную красоту, как и свободное, широкое платье не могло скрыть контуров ее миниатюрной, но рельефной фигурки. Она за последние годы отпустила свои каштановые волосы до приличной длины и завязывала их теперь сзади аккуратным узлом.
Он оказался прав: она действительно уже по-хозяйски расположилась в доме. Холли Коффин отличалась не только красотой, но и предприимчивостью в таких делах. И только упоминание о здоровье сына могло набросить некоторую тень на ее радость.
— Сегодня он себя чувствует хорошо, но путешествие далось ему нелегко.
Коффин махнул рукой.
— Покажи мне хоть одного англичанина, который остался здоровым и психически уравновешенным после путешествия на край света!
Это шутливое замечание вернуло на ее лицо искреннюю и теплую улыбку.
— Теперь у него приступы боли случаются реже, чем тогда, когда ты приезжал в последний раз, но общее состояние… не внушает радости. Врачи боятся, что он постоянно будет находиться в опасности. Но сегодня он заметно оживился, что правда, то правда. Мне сказали, что здешний климат пойдет ему на пользу.
— Разумеется, здесь ему будет лучше, чем в дождливой, пасмурной Англии. Но, главное, нужно позаботиться о том, чтобы по возвращении домой у него не было остаточных неблагоприятных эффектов от пребывания в этих местах.
— По возвращении домой? А возвращения домой не будет, Роберт.
Он как-то нервно качнул головой.
— То есть как это «не будет»?
— Не будет, милый. Мы приехали сюда навсегда, Роберт.
— Но вы не можете здесь остаться! — вырвалось тут же у него с отчаянием. Он беспомощно взмахнул руками. Через пару секунд ему удалось вновь восстановить над собой контроль и он подвел жену к окну, выходящему на Пляж.
— Смотри вон туда. Во всем Тихом океане ты не найдешь второй такой адской дыры. Возможно, это самое дурное место на нашей планете. По ночам тут ходит дьявол и выбирает кандидатов в черти из десяти тысяч душ! Десять тысяч диких, заросших грязными волосами, пьяных вдрызг, безмозглых дураков, которые только и делают, что шатаются по округе в поисках приключений. Ради удовлетворения своих грязных желаний они не остановятся ни перед чем. Глаза их доверху залиты ромом! В последнее время местные поселенцы все чаще и чаще начинают привлекать внимание этих мерзавцев. Это место не подходит для благородной английской дамы.
— Роберт, — терпеливо дождавшись конца его тирады, заговорила она. — Ты меня хорошо знаешь. Эти глупости, о которых ты говоришь с такой горячностью, меня не пугают. Я приняла окончательное решение. Назад пути нет. Если ты помнишь, я как-то говорила тебе, что готова пойти за тобой хоть в сам Ад. А я слов на ветер бросать не привыкла.
Выражение ее лица перестало быть строгим и смягчилось. Подойдя к нему вплотную, она обвила руки вокруг его талии и прижалась лицом к его груди. От нее исходило тепло и тонкий запах роз.
— Два с половиной года, Роберт! А если считать плавание, то все три. Это ведь не жизнь, ты же понимаешь. Какие же мы в таком случае друг другу муж и жена?
— Прости, — проговорил он глухо, с трудом подавив в себе желание зарыть свое лицо в ее густых волосах. — Я знаю, что обещал навещать тебя каждый год дома, но… В последнее время здесь так много дел, мой бизнес начал ощутимо расти…
Она взглянула на него снизу вверх и положила палец на его губы.
— Неважно. Теперь у нас все будет хорошо. Так ведь? Ты был прав, когда остался здесь. Ты ведь строил наше будущее? И у тебя хорошо получается. Конечно, ты не можешь мотаться каждый год через полмира только за тем, чтобы утереть слезы на глазах твоей жены, которая устала от одиночества. О, кстати! Смотри, что я тебе сейчас покажу!
Она освободилась от его объятий, бегом бросилась в гостиную, оставив Коффина и Кристофера в коридоре одних. Мальчик и отец с минуту молчали и оценивающе глядели друг на друга. Потом вернулась Холли. В руках у нее был чуть помятый конверт.
— Что это?
— А ты открой, — предложила она, передавая ему конверт и глядя на него совсем так же, как девочка глядит на отца, разворачивающего ее самодельный рождественский подарок.
Он нерешительно взглянул на жену, затем сковырнул ногтем печать, достал из распечатанного конверта листок бумаги, развернул его и стал читать.
После первого прочтения он изумленно нахмурился и тут же принялся читать во второй раз.
Это был чек, выданный Английским Банком. В нем указывалось, что Роберт Коффин является владельцем суммы в две тысячи шестьсот фунтов…
Он поднял на нее широко раскрытые глаза и прошептал:
— Где… Как.. Как тебе это удалось?!
— Я же сказала тебе, что мы приехали сюда навсегда, Роберт. Мы будем вместе, — всей семьей, — строить здесь наше будущее. У нас наконец-то будет настоящая семья, а если это случится, я готова буду справиться со всеми трудностями, которые воздвигнет на моем пути это твоя «адская дыра». Если здесь есть церковь и пара женщин моего возраста, с которыми можно было бы перекинуться словцом… Что мне еще надо? Что же касается учебы Кристофера, то я, честно говоря, не знаю, чем вы тут располагаете в этом смысле, но, в крайнем случае, с его образованием я и сама справлюсь.
— Зачем? — машинально возразил Коффин. Он все еще не пришел в себя от заявления Холли. Да и цифра, указанная в банковском чеке, не выходила из головы. — Здесь неподалеку есть несколько прекрасных миссионерских школ. Он может посещать любую из них. Правда, если ты не будешь возражать, чтобы он сидел за одной партой с аборигеном.
— Если аборигены устраивают наших миссионеров, значит они устроят и Кристофера. Зато общение с этими ребятами, бесспорно, обогатит его представления о многообразии жизни.
Он потряс в руке банковский счет и пристально посмотрел на жену.
— Ты все еще не объяснила мне вот это.
В голове его был настоящий хаос. В ней в ту минуту смешались мысли, которых за несколько минут до этого просто и быть не могло. Две тысячи шестьсот фунтов! В этой части земного шара такая сумма составляла целое состояние. Если вложить эти деньги в какое-нибудь надежное финансовое учреждение, это обеспечит ему кредит, который могут позволить себе лишь самые могущественные поселенцы Австралии. Теперь уже не придется «Дому Коффина» беспокоиться об оплате товаров наличными.
— Я продала дом, — спокойно сказала она. Он почувствовал, как его брови поползли вверх.
— Что?!
— Дом. Я продала его. Все равно он уже не исполнял тех функций, для которых был предназначен, Роберт. Вот уже несколько лет, как его, собственно, и домом-то назвать язык не поворачивался. Просто это было то место, где мы жили в твое отсутствие.
— Но я думал, что тебе всегда хотелось иметь такой дом. Красивый городской особняк, наполненный слугами и… И снова она обняла его и положила голову ему на грудь.
— Правильно, Роберт, все это мне очень нравилось. Я не буду отрицать. Но там не было самого главного — моего мужа. Тебя, Роберт. А ты мне нравишься больше всего остального на свете. Мне сейчас очень нужен лишь мой любимый супруг, а все другое приложится.
— Где? Здесь?! В Корорареке?! — Он не удержался от смеха. — Очнись, дорогая! В Корорареке нет хороших городских особняков! Это тебе не Брайтон.
Повернувшись на каблуках и сделав широкий жест рукой, он показал ей отсутствие самого необходимого в его жилище: приличной мебели, обоев на стенах, краски на полу. Он зацепил ногой здоровенную трещину между досок пола.
— Между прочим, это лучшее, что ты смогла бы найти на сегодняшний день в наших местах.
— Ничего, могло быть и хуже. Я уже осмотрелась здесь. Трещины заделаем, а позже наклеим какие-нибудь милые обои в цветочек. Пол покрасим в комнатах разными оттенками, чтобы избавиться от ощущения однообразия. Должен же наступить день, когда здесь, кроме китобоев, появятся строительные мастера?
— Нет, ты неисправима, Холли Коффин. Она улыбнулась.
— Да ты на себя лучше посмотри, муженек! У нас все получится, Роберт! Вот увидишь! Так и быть, все детали можешь спихнуть на меня. У тебя и так много дел. А теперь попробуй только сказать, что наш приезд сделал тебя несчастным человеком!
Он не смог глядеть ей прямо в глаза и отвернулся в другую сторону.
— Тебе не следовало приезжать сюда. Тебе здесь не место. Ее голос был все таким же тихим, но стал заметно суше и требовательнее.
— Скажи, что ты не рад нашему приезду. Ну? Скажи!
— Кроме того, не забывай про то, что здесь не Европа. Здесь живут маори, — промямлил он.
— Ну и что?
— Нельзя, конечно, сказать, что в них есть дух предательства. Но, по крайней мере, эти дикари очень непредсказуемы. Например, один абориген станет тебе другом на всю жизнь, а его родной брат перережет тебе горло, как только ты повернешься к нему спиной, и понесет твою голову продавать на толкучку.
Представив себе такую картину, она поморщилась, но решила не отступать.
— Повторяю свой вопрос: ты не рад, что мы приехали? Роберт! Отвечай же!
Понимая, что смотреть в сторону далее невозможно, он вновь повернулся к ней.
Ее темные глаза светились ярким блеском. Он тонул в них.
— Если бы я знал…
И снова он вынужден был затаить дыхание, когда она бросилась ему на шею. Он знал наверняка, что не сможет дать определенный ответ на этот мучительный вопрос. Объятие было долгим, поцелуй бесконечным…
— А как с твоими родителями? — наконец смог спросить он.
— Ты правильно догадался. Они, разумеется, категорически возражали против моего решения. Выражали недовольство, которое с твоим не идет просто ни в какое сравнение.
— Так как же тебе удалось все-таки приехать? Что ты им сказала? Насколько я знаю твою мать, она вполне могла запереть тебя на замок, чтобы ты не смогла осуществить свой замысел.
— Все просто. Я сказала им, что они могут иметь дочь только при условии ее переезда в Новую Зеландию. В другом случае — у них нет дочери.
Он знал семью своей жены. Родители были строгих правил и придерживались старых добрых традиций, не допускавших никаких вольностей. Но жена тем не менее приехала к нему. Ему оставалось только восхищаться крепостью ее духа и смелостью.
— Тебе не нужно было идти на такие жертвы.
— Еще как нужно! Я просто должна была это сделать. Для тебя, мой муж. Для нас. Разве это не причина для важного жизненного шага?
На это у него не нашлось достойного ответа.
— Тебе не следовало сжигать за собой мосты.
— Что сделано, то сделано, — непререкаемым тоном проговорила она. — Теперь мой дом здесь. Там же, где и твой. Ну неужели ты совсем не рад этому?
Теперь она его уже дразнила.
— Я всегда держал в голове мысль о возвращении в Англию после того, как мне удастся сколотить тут состояние.
— Ты не подходишь для лондонской жизни, Роберт. Тебе ли шататься по театрам и балам? Я-то уж тебя знаю! Сколоти состояние, если это так нужно, и мы заживем здесь просто чудесно! Отстроим себе прекрасный дом. Это новая, свежая земля, Роберт, разве ты не ощущаешь? У нас появится второе дыхание. А лондонского джентльмена из тебя все равно не получится, поверь мне. Да не стоит и жалеть об этом, милый. — Она положила руку на голову мальчишке, который все вертелся возле ее юбки. — И потом надо подумать о Кристофере. Я не позволю мальчику расти без отца.
— Ну зачем ты так говоришь? Меня и так все последние годы мучило чувство вины.
— Я говорю это вовсе не для того, чтобы ты терзался и чувствовал себя виноватым! Я сказала это потому, что надо было сказать. От этого никуда не уйдешь, дорогой. Разве я не права?
— Нет, ты права. Ты всегда говоришь то, что нужно сказать.
На секунду Коффин вдруг отвлекся чем-то, повел носом.
— Что такое? — удивилась жена.
— Чувствую…
— Что чувствуешь?
— Аромат странный…
— Тебе не нравится?
— Не нравится?! — изумился Коффин. — Да ты что! Он просто великолепен! Что это такое?
— О, я уже успела познакомиться с твоим поваром и экономом Сэмюэлом. Я также успела заглянуть на кухню и знаешь… не скажу, что осталась в большом восторге от кулинарных достижений племени маори.
— Он хороший человек, — возразил Коффин.
— Сэмюэл-то хороший, только немного староват, на мой взгляд. Людям такого возраста трудно одновременно следить за домом и готовить пищу.
— Я нетребователен и многого от него не прошу. Мои запросы просты, и он вполне способен удовлетворить их.
— Больше этого не будет. Я беру кухню в свои руки. Она произнесла это таким тоном, что сразу стало понятно — спорить бесполезно.
— Сэмюэлу это не понравится.
— Мы с Сэмюэлом уже потихоньку находим общий язык между собой, так что не волнуйся.
Тонкий аромат, доносившийся с кухни, вызывал у него слюну.
— Да что это такое, в конце концов?
— Скоро все сам узнаешь, муженек. Я даю тебе торжественное обещание, что начиная с этого дня запросы твои будут существенно повышены и обедать ты будешь, как нормальный человек. Теперь, славу богу, ты не будешь полностью зависеть от усилий усердного, но малограмотного Сэмюэла. Кстати, почему это ты вдруг решил завести себе такого пожилого эконома?
— Молодые маори считают ниже своего достоинства работать у пакеа, — то есть у белых людей, — по найму. В последнее время отношение к этому у них резко поменялось, но все равно на то, чтобы наняться работать к белому в Корорареке маори необходимо получить разрешение от своего вождя, а вожди с большой неохотой расстаются с молодыми членами племени, так как берегут их для военных действий.
— Для военных действий? О чем ты? Они что, с нами воюют?
Он рассмеялся.
— Как правило, слава Богу, нет. Впрочем, Бог свидетель, я нище не видел других таких людей, которые с удивительным наслаждением и радостью занимаются истреблением себе подобных. У них даже не развито учение о загробной жизни. Казалось бы, каждый маори должен цепляться за свою жизнь изо всех сил, однако на деле наоборот. Они с удовольствием затевают войны со своими соседями, пользуясь для этого самыми незначительными и надуманными предлогами. Тысяча чертей, это даже забавно!
Он с интересом ждал ее реакции.
— В таком случае, они, должно быть, слишком заняты разборками друг с другом, чтобы мешать жизни поселенцев, разве не так? — спокойно проговорила жена. — Бедняжки, мне их даже жаль. А ругаться, Роберт, в присутствии малолетнего сына, я бы тебе не советовала.
Коффину потребовалось несколько секунд на то, чтобы до конца осознать, что перед ним действительно стоит отнюдь не провинившийся матрос, а его собственная жена. К тому же, она и тут оказалась права. Она всегда была права. В этом как раз и состояла одна из причин его весьма нечастых посещений Англии. Его раздражало, что он является мужем жены, которая всегда говорит правду и всегда оказывается права в своих мнениях по тому или иному вопросу. Впрочем, в женщинах ему случалось обнаруживать недостатки и похуже этого, правда, нечасто.
Роскошный, насыщенный аромат пищи, доносившийся с кухни, однако, рассеивал все раздражение в его душе.
— Мне пришлось на первый раз обойтись тем, что я смогла наскрести в твоей кладовке, — извиняющимся тоном проговорила жена. — Но я завтра же пойду покупать нормальные продукты. И Сэмюэла возьму с собой. Ему это должно понравиться. Он поймет, что мы вовсе не увольняем его. Ведь мы здесь являемся не единственной семьей белых поселенцев? Значит, должно быть хотя бы одно более или менее безопасное место для закупки продовольствия, куда не страшно было бы пойти добропорядочной английской даме, а?
— У нас здесь есть один-единственный магазинчик, который обслуживает постоянных поселенцев. Сэмюэл покажет тебе, где он находится. Но я вынужден настойчиво просить тебя попридержать свое естественное любопытство и не приближаться к тем заведениям, основным предназначением которых является удовлетворение нужд моряков. Любая женщина, которую занесет в подобное место, рассматривается тамошними посетителями в качестве красивой игрушки. Боюсь, даже мое имя и репутация не смогут уберечь тебя. Помни об этом каждый раз, когда соберешься куда-нибудь выходить из дома.
— Но ведь они англичане, — возразила она. — А англичане, вне зависимости от того, какие порядки существуют у них на кораблях, не посмеют причинить вред леди.
— Мадам, очень советую в общении с нашими матросами и китобоями не руководствоваться книжными представлениями. Здесь есть не только англичане. В Корорареку заглядывают и янки, и китайцы, и канаки, и жители Самоа и Фиджи. Национальная принадлежность выражается только в том, что каждый соотечественник стремится разгрузить у пивной стойки кошелек другого соотечественника. Все зачатки приличия и благородства немедленно топятся в роме. Держись от этих джентльменов подальше, мой тебе совет. И не забывай, что ты находишься отнюдь не при дворе королевы.
Она положила свои руки ему на плечи.
— Я буду осторожна, о муж мой, не беспокойся. Впрочем, после долгого плавания по однообразным волнам с однообразным питанием, я готова пойти на все, лишь бы добыть корзину свежих овощей. В любом случай тот риск, которому буду подвергаться я, гораздо меньше того, которому подвергаешься ты, милый. А теперь пойдем сюда.
Она взяла его за руку и усадила на диван, который был единственным во всем доме более или менее приличным предметом мебели.
— Сядь рядом со мной. Я должна многое рассказать тебе об Англии и многое узнать о моем новом доме.
Поначалу Коффин говорил с неохотой, но постепенно все больше оживлялся. Под конец он уже с удовольствием слушал рассказ Холли об их общих знакомых и друзьях. Все это он воспринимал, однако, лишь половиной мозга. Другая половина была занята совершенно иными мыслями, главной из которой была извечная мысль о супружеской измене. Он думал о жене и еще о той неотразимой, чувственной женщине, которая была в его прошлой, совсем еще недавней жизни, и которая не была его женой.
Глава 6
— Ну как?
Коффин откинулся на спинку стула и глубоко вздохнул. Все съедобное было сметено со стола с той же скоростью, с какой из души пуританина сметаются все его обеты после первых же минут пребывания на Пляже.
— Как ты и обещала, это была самая лучшая еда, какую мне доводилось пробовать с того времени, когда я в последний раз был в Англии!
Она с удовлетворением улыбнулась.
Кристофер закончил обедать гораздо раньше отца и теперь уже возился за домом под чутким присмотром пожилого Сэмюэла, который на скорую руку осваивал новую для него роль няни.
Хозяин и хозяйка попросили, чтобы их оставили в доме одних.
— Особенно пудинг был хорош, — проговорил Коффин, все еще ощущая аромат еды.
Господи, ведь он почти начисто забыл, как пахнет йоркширский пудинг!…
— Благодарю тебя, Роберт, за похвалы. Прости мне убогость сервировки.
— Ничего, мы же не во дворце. Мне нет необходимости есть на серебре и на золоте. Вполне подходят простые тарелки. Еще раз напоминаю: это не Лондон, а Корорарека.
— Но вот увидишь — придет день, и у нас здесь будут первоклассные приборы. А еще я обязательно приобрету фарфор.
— Приобретешь. Это я тебе могу обещать. Серебряные приборы с Бонд-Стрит и лучший фарфор, какой только сможет предложить Китай! В Корорареку вообще-то заглядывают клиперы и довольно часто. По пути, конечно. Я знаком с несколькими капитанами. Это хорошие ребята. Мы обязательно передадим им твой заказ. Ее ответ удивил его.
— Нет. С посудой подождем. Это не срочно. Для начала нам нужно обустроить дом, купить мебель, — твердым голосом сказала она. — Фарфор от нас никуда не денется. Дорогая посуда требует достойного окружения. Ставить ее сюда сейчас было бы просто смешно, ты не находишь?
Он любовался ею, смотрел на нее с нескрываемым и искренним восторгом. Он сидел с ней за столом и все еще не верил своим глазам. «Неужели это я сейчас сижу здесь?! С ней? С полным желудком! Довольный, как какой-нибудь торговец с Хеймаркета. А через стол от меня сидит очаровательная, задумчивая жена, которая приготовила мне царский обед? Может, все это только сон?..»
Коффин откинулся на спинку стула и глубоко вздохнул. Все съедобное было сметено со стола с той же скоростью, с какой из души пуританина сметаются все его обеты после первых же минут пребывания на Пляже.
— Как ты и обещала, это была самая лучшая еда, какую мне доводилось пробовать с того времени, когда я в последний раз был в Англии!
Она с удовлетворением улыбнулась.
Кристофер закончил обедать гораздо раньше отца и теперь уже возился за домом под чутким присмотром пожилого Сэмюэла, который на скорую руку осваивал новую для него роль няни.
Хозяин и хозяйка попросили, чтобы их оставили в доме одних.
— Особенно пудинг был хорош, — проговорил Коффин, все еще ощущая аромат еды.
Господи, ведь он почти начисто забыл, как пахнет йоркширский пудинг!…
— Благодарю тебя, Роберт, за похвалы. Прости мне убогость сервировки.
— Ничего, мы же не во дворце. Мне нет необходимости есть на серебре и на золоте. Вполне подходят простые тарелки. Еще раз напоминаю: это не Лондон, а Корорарека.
— Но вот увидишь — придет день, и у нас здесь будут первоклассные приборы. А еще я обязательно приобрету фарфор.
— Приобретешь. Это я тебе могу обещать. Серебряные приборы с Бонд-Стрит и лучший фарфор, какой только сможет предложить Китай! В Корорареку вообще-то заглядывают клиперы и довольно часто. По пути, конечно. Я знаком с несколькими капитанами. Это хорошие ребята. Мы обязательно передадим им твой заказ. Ее ответ удивил его.
— Нет. С посудой подождем. Это не срочно. Для начала нам нужно обустроить дом, купить мебель, — твердым голосом сказала она. — Фарфор от нас никуда не денется. Дорогая посуда требует достойного окружения. Ставить ее сюда сейчас было бы просто смешно, ты не находишь?
Он любовался ею, смотрел на нее с нескрываемым и искренним восторгом. Он сидел с ней за столом и все еще не верил своим глазам. «Неужели это я сейчас сижу здесь?! С ней? С полным желудком! Довольный, как какой-нибудь торговец с Хеймаркета. А через стол от меня сидит очаровательная, задумчивая жена, которая приготовила мне царский обед? Может, все это только сон?..»