Постороннее присутствие в воде казалось сбивало их с толку. Они постоянно натыкались на палку и, кружась, отскакивали от нее.
   Вытащить один экземпляр для более внимательного изучения оказалось делом несложным. Эван встал на колени и сгреб одного к себе на ладонь.
   Сотовое тело украшал винтообразный, как буравчик, хвост. Под светящейся голубой раковиной находилась небольшая масса розовой протоплазмы. Хвост слабо дергался на его ладони, не в силах столкнуть своего хозяина на свободу.
   После минутного колебания он положил добычу на песчаный берег, где она беспомощно извивалась и дергалась. Камнем величиной с кулак он разбил панцирь. В ответ на это разрушительное действие не послышалось ни одного звука, но бледное голубое свечение погасло и существо перестало дергаться.
   Пальцем он взял остатки сотового панциря. На его ладони лежал кусочек розового мяса. Свет от танцующих алмазов не открыл ничего, что могло бы походить на органы; не было ни рта, ни глаз, ни сердца, ничего знакомого.
   Просто кусочек твердого мяса и хвост из чистого силиката.
   Задержав дыхание и закрыв глаза, Эван поднес мясо ко рту и откусил его там, где оно прикреплялось к хвосту.
   Мясо было плотным, но не жестким, по консистенции похожим на резину и совсем не имело запаха. Крови тоже не было, только бесцветный сок, на вкус солоноватый. Он запил мясо свежей водой, снова ткнул свою палку в пруд и выудил второго сотового водяного жука, немедленно убил его тем же способом, что и первого. Он подождал несколько минут, и так как его не вырвало, то угостился еще одной порцией жучиного мяса, устроив себе таким образом плотный ночной ужин.
   Он обнаружил, что бледно-голубые водяные жучки глотаются лучше, в то время как серо-голубые вызывают легкую тошноту. Поэтому он съедал только чисто голубых, а серых выбрасывал обратно в пруд. Охота на диатомовые формы шла все с большим энтузиазмом.
   Когда он наконец наелся, рядом поднялся небольшой холмик из разбитой скорлупы и откушенных хвостов. Живот немного побаливал, но это неудобство возникло скорее от переедания, чем от пищевых качеств избранной им добычи.
   Мечтая о мягкой подушке, но довольствуясь кучей волокон, упавших с дерева-столба, он откинулся назад и скрестил руки на своем набитом животе.
   Тотчас сверху опустились несколько коричневатых существ и шумно принялись пожирать кучу объедков, которую он оставил после еды. Он не видел, были ли у них глаза. Казалось, они состояли только из зубов и когтей.
   Не много времени понадобилось существам, чтобы подчистить то, что осталось от его пиршества и подняться в небо на гибких, парашютных крыльях. За собой они оставили только чисто силикатные структуры.
   Пожиратели углерода, как и те падальщики, которые кормились телами злополучных обитателей станции. Как бы хорошо он себя ни чувствовал, он поступит правильно, если найдет более безопасное место, чтобы выспаться и переварить свой ужин.
   Он поднялся и принялся искать подходящее место, радуясь туче танцующих алмазов и свету, который начинал бледнеть по мере расходования солнечной энергии. Ему нужно было найти убежище как можно скорее, пока полная тьма не поглотила поверхность Призмы. Хорошо бы забраться на подходящее дерево, если найдется такое, что выдержало бы его вес.
   Но оказалось, что он нашел нечто более доступное: там, где течением ручья, образовавшего цепь прудов, вымыло в мягком грунте берега небольшую пещеру. Он вполз в пещеру и обнаружил, что внутри сухо и ровно. По возможности прикрыв вход в пещеру камнями, он сделал из песка нечто вроде подушки под голову и тотчас уснул…
   Поток солнечного света, проникший в пещеру через входное отверстие наконец разбудил его. Он перевернулся на бок, не желая расставаться с уходящим сном. Тело его затекло, стало немного сыро, но не холодно. Солнце светило неумолимо.
   Он перекатился на спину. Во время этого движения его правая рука наткнулась на что-то твердое и скользкое. Существо зашевелилось. Это пробудило его гораздо скорее, чем непрошенные лучи солнца. В пещере он был не один! Неизвестный организм находился между ним и входом. Эван в панике прижался к дальней стене своего убежища, хватаясь за жалкий кусочек пузыристой травы, и приготовился отразить нападение.
   Сосед по пещере наблюдал за его действиями ничего не говорящим взором оливково-зеленых глаз. Глаз было два, но кроме этого никаких утешительных признаков в организме не наблюдалось. Он был чуть меньше метра в длину и напоминал собой французскую булку испеченную в темно-синем стекле.
   Туловище поддерживали десять канареечно-желтых ног. И туловище и ноги были непрозрачными, так что по виду его Эван затруднялся определить, что это за форма жизни: органосиликатная или чисто силикатная.
   Пока он опасливо наблюдал за существом, оно вдруг сделало то, что ему здесь не приходилось видеть раньше: оно моргнуло. Оба зеленых глаза на время прикрылись, а потом открылись парой черных силикатных створок, двигающихся с боков. Его взгляд переместился на спину существа, всю покрытую лесом жгутиков. Сначала ему показалось, что желтые жгутики представляют собой нечто вроде меха. Но теперь он мог разглядеть, что каждая ресничка, каждый жгутик увенчивался миниатюрной тарелочкой. Все они были направлены к солнечным лучам, льющимся в пещеру, и пили свет. Еще один пожиратель световой энергии, решил он.
   Его предположение подтвердилось, когда существо отошло на несколько шагов назад, чтобы лучше подставить свои рецепторы свету. Оно не сводило с
   Эвана своего взгляда и тому пришла в голову мысль, что оно так же боится его, как и он. Это его немного успокоило.
   Попав под прямые солнечные лучи, рецепторы-жгутики затрепетали. Это существо не только управляло своей системой; оно еще и наслаждалось ранним утренним теплом, так как проводимость силикона увеличивалась с повышением температуры. Оно нагнулось и начало поедать песок, вгрызаясь в него полудюжиной малюсеньких щипчиков, расположенных вокруг рта.
   Первоначальный страх, охвативший Эвана, рассеялся; когда он стал наблюдать существо за едой. Он услышал мягкое ровное урчание. Оно исходило откуда-то изнутри его гостя и было похоже на рокот небольшою мотора, работающего вхолостую. Сначала он думал, что этот звук постоянен, но чем дольше он прислушивался, тем отчетливей различал в нем легкие модуляции.
   Этот звук обезоруживал, успокаивал, облегчал, это было похоже на механическое мурлыканье.
   Он заставил себя сосредоточиться на хрустящих челюстях. Сколько времени потребуется этому чуждому организму, чтобы осознать, что в пещере есть более легкий доступ к полезным минералам, чем сырой песок?
   Стараясь держаться как можно подальше от существа, Эван начал осторожно продвигаться по внутренней стенке пещеры ближе к выходу. Пока он так двигался, чужак продолжал завтракать. Одновременно он поворачивал голову, следя за ним. Жгутики на спине поднимались следом за поднимающимися солнечными лучами.
   Он почти совсем приблизился к выходу из пещеры, как ровное урчание чужака вдруг стало немного громче. Эван прыгнул на четвереньках к выходу, но тут же ударился головой о что-то невидимое. Оглушенный, он сел, потирая лоб, ожидая, когда посветлеет в глазах. Неужели он так скверно рассчитал свой прыжок в безопасность?
   Он все рассчитал правильно. Ночью кто-то загородил вход в пещеру прозрачной дверью.
   Он быстро ощупал пальцами гладкое препятствие и резко оглянулся на своего неожиданного коллегу по ночлегу. Что-то вроде защитных выделений, решил он. Другого объяснения этой конструкции он придумать не мог. Чуждый организм забрел в пещеру ночью, не обратил внимания или не увидел другого жильца и поставил экран, чтобы нежелательные особи не мешали ему спать.
   К несчастью, закрывшись от врагов, он запер внутрь Эвана. Урчание немного стихло. Все время держа в поле зрения создание, наблюдавшее за ним с таким же интересом, Эван ударил кулаком по прозрачному экрану. Он не выглядел слишком толстым и, кроме тот, его пронизывали мелкие дырочки, но внешнее впечатление оказалось обманчивым, как всегда на этой планете.
   Несмотря на все его усилия, экран не реагировал на обыкновенные человеческие мышцы.
   Он повернулся и принялся искать камень побольше. Когда он поворачивался, чумное создание двинулось в его сторону Присев на корточки, он попятился в небольшое углубление в стене и приготовился защищаться, пока хватит сил.
   В это время, не обращая на него никакого внимания, существо приблизилось к прозрачной преграде. Один раз оно обернулось, словно хотело убедиться, там ли он продолжает сидеть, и затем повернулось головой к стеклянной стене. Из-под его рта выдвинулась крошечная гиподермическая трубочка и выпустила струю жидкости, лишенную всякого запаха, прямо на преграду. Эван замер, вспомнив, как раньше он был свидетелем опасных кислотных выделений, но сама жидкость не действовала разъедающе. Не было ни шипения, ни испарений, и прозрачная преграда не превратилась в кучу силикатного шлака.
   Жидкость перестала выделяться. Существо отошло немного назад и стало ждать. В это время Эван подобрал довольно тяжелый камень. Как оружие он был, конечно, слабоват, но Эван почувствовал себя уверенней. Существо все так же игнорировало его.
   Послышался резкий хрустящий звук. На глазах Эвана в прозрачной преграде появилась ломаная трещина. За ней последовала вторая, затем третья. Трещины соединились и прозрачность начала распадаться, хрустя, как рассыпанный сахар. Через две минуты стена, которую он так и не смог пробить, превратилась в кучу пыли на полу пещеры. Ферменты или кислоты, но какая в сущности разница, подумал он, важен результат.
   Но между ним и выходом из пещеры все еще стояло чуждое создание. Он видел, как оно съело силикатную пыль, как паук пожирает клочки своей собственной паутины и потом отодвинуло парочку камней со своей дороги.
   Жгутики на спине поворачивались к солнцу независимо от положения его тела.
   По-видимому, удовлетворенное тем, как оно очистило выход, создание перелезло через оставшиеся камни и выползло на песчаный берег. Потом оно повернулось и посмотрело в лицо Эвану. Хмурясь и не сводя с него глаз,
   Эван выполз из пещеры вслед за ним. Когда он оказался на берегу, существо отпрянуло.
   Передвигалось оно комичной походкой вразвалку и Эван едва удержался от улыбки. Какими бы мощными ни были его челюсти, при таком способе передвижения его нельзя было воспринимать всерьез. Кроме того, если оно затаило против него недоброе, то этим замыслам давно пора было проявиться.
   Он встал и потянулся, стараясь размять свои затекшие мышцы; Он все еще крепко сжимал камень на случай, если существо внезапно проявит резкую смену настроения. Но сейчас, оказавшись вне пещеры, он почувствовал себя намного уверенней. Существо представляло для него куда большую опасность, когда Эван был вынужден передвигаться на четвереньках. Вне пещеры он горой возвышался над этим созданием. Он мог легко переступить через него.
   Уверенность вернулась к нему настолько, что он решился вернуться в пещеру за своим многочисленным имуществом. Вернувшись на берег, он взял обломок пузыристой трав и пользуясь им, как чашкой, зачерпнул воды из пруда. Напился воды, стараясь представить себе, что глотает холодный фруктовый сок, который обычно готовил ему скафандр по его заказу.
   Утолив жажду, он плеснул холодной водой в лицо, вытерся рукавом нижней рубашки. Серия неритмичных сигналов заставила его обернуться.
   Он был почти уверен, что существо уже ушло, проковыляло куда-нибудь в траву, чтобы найти лучшее место погреться на солнце. Но оно не только не ушло, а напротив, придвинулось поближе. Оно остановилось, когда Эван обернулся и посмотрел на него, но не отступило. Наоборот, оно присело на свои десять ног и продолжало рассматривать его, испуская удивительные электронные посвистывания и завывания в весьма странной последовательности.
   — Ты еще более странный, чем вся местная фрактальная фауна, приятель,
   — сказал Эван. — Мои кости тебя, по-видимому, не интересуют, но ты не спешишь оставить меня в покое.
   В самом деле, среди местных форм жизни должно существовать разнообразие в интеллекте, размышлял он, продолжая выбираться. Возможно, этот экземпляр стоял на вершине эволюции Призмы. Возможно, по интеллекту и силе разума оно приближалось к домашней собаке. То, что оно не отходило от него, могло означать чувство территории или любопытство, или то и другое вместе. Можно ли его приручить? Было бы неплохо обзавестись компанией до конца его пребывания на планете, учитывая тот факт, что Мартина Офемерт могла разделить судьбу остального персонала станции. И если он сможет приручить его, какое замечательное впечатление он произведет, когда вернется и сделает свой первый доклад компании. Даже живой браслет Мачоки будет иметь бледный вид по сравнению с его псиной.
   Он сел у кромки воды и опустил в пруд свою палку, слегка помешивая.
   Но ни один из органосиликатов, которые обеспечили его ночным ужином, не появился. Очевидно, они вели ночной образ жизни. Возможно, они закопались для безопасности в мягкий песок на дне пруда.
   Но его желудок не оставлял его в покое, поэтому он неохотно полез в свой рюкзак за концентратами. Дернув за ушко, он открыл банку и стал ждать, когда содержимое приготовится само собой. Пока шел пар, он удобно устроился у большого валуна и задумчиво рассматривал своего гудящего и пищащего приятеля.
   — Я бы хотел, чтобы ты представился. — Ему было приятно слышать свой собственный голос, перекрывающий чуждую какофонию леса. — Ты меня до смерти напугал. — Голова существа несколько раз дернулась как у ящерицы, обозревающей окрестности. Оно продолжало издавать свои удивительные по разнообразию звуки.
   Эван припомнил свою прежнюю мысль о том, что от повышения температуры повышается проводимость силикона.
   — Значит, поэтому ты и присоединился ко мне? Не из-за безопасности пещеры, а из-за тепла моего тела? Это я помог тебе сохранить энергию на лишний час-два?
   Он пожал плечами, съел свой завтрак и после тщательно вымыл пакет из фольги, в которую была упакована пища. Из этой фольги выйдет удобная чашка, которая дополнит обломок пузырчатой травы. Упаковав свою самодельную утварь в рюкзак, он надел грубую защитную повязку от солнца.
   Пульсация в глазах от поднимающегося солнца начала уменьшаться, когда блеск окружающих кристаллов снизился.
   Как это ни странно, но теперь ему казалось, что он может различать фантастические формы более ясно, мог разглядеть больше деталей — хотя все еще затруднился бы сказать, где кончались одни и начинались другие.
   В продолжение завтрака, его странный приятель ни разу не шевельнулся и не выказал ничего, что говорило бы о его интеллекте. Идиот, ругал себя
   Эван. Если хоть что-то на Призме обладает мозгами крысы, это будет научным открытием. Его желания и эмоции на какой-то миг победили здравый смысл. На этой стерильной планете никто не мог составить ему компанию, даже непреднамеренно. Из чувства одиночества он приписывал этому существу свойства, для него чуждые. Обитатели этого мира были механизмами в той же мере, что и животными.
   Нельзя было даже сказать, были ли эти организмы живыми, в нормальном смысле этого слова. Можно ли назвать живым прибор, работающий на солнечной энергии? Была ли у него душа? Это правда что, что на других мирах развились крайние экземпляры отклоняющей интеллектуальной эволюции, но как бы фантастически они не выглядели внешне, все подобные формы жизни состояли из плоти и крови.
   Но у него еще будет время подумать на эту тему, когда он закончит свои поиски. Если он обнаружит маяк Офемерт в следующие два дня, все будет прекрасно. Если нет, тогда он пойдет обратно на станцию и будет решать серьезную проблему, как связаться со своей спасательной группой.
   Проверив свое местоположение по солнцу, он выбрал курс и отправился в фантастический разноцветный лес. Как только он двинулся, гигантская серая гусеница за его спиной произвела серию громких жужжаний и заковыляла следом. Пройдя примерно дюжину метров и заметив, что странный силикатный спутник сопровождает его не случайно, Эван остановился. Остановилась и гусеница. Приподняв правую пару ног, она смотрела на него холодными стеклянными глазами и очевидно ждала, когда он возобновит свой путь.
   Желтые жгутики на спине колыхались и устанавливались в сторону солнца.
   Это существо преследовало его потому, что он чем-то привлекал его или оно надеялось, что он погибнет и обеспечит его безопасным доступом к минералам? Он прожал плечами. — Ну ладно, тащись за мной, если хочешь, но не мешай мне. — Ему было приятно разговаривать с существом, хотя и безответно. Вопрос понимания был довольно спорный. У гусеницы не было ушей.
   Она не могла делать такие же широкие шаги, как он, но обладая в пять раз большим количеством ног, она умудрялась не отставать от него.
   Постепенно она нагнала его и заковыляла не позади, а рядом с ним.
   Большую часть времени оно сосредоточенно разглядывало свой путь следования, но время от времени бросало взгляд наверх, чтобы убедиться, на месте ли он.
   Эвану показалось, что оно опять дожидается наступления темноты и уютного тепла, исходящего от его тела. Ладно, он не против провести ночь с этим существом. Теперь он вполне убедился в его безвредности.
   «Постельная грелка», — подумал он. — «Да, вот до чего сузился его статус в этом сумасшедшем мире. Всего лишь источник тепла!»
   Любое безопасное общество было ему по душе. Кроме того, если в этих стеклянных лесах ночью возникнет какая-то опасность, его компаньон среагирует и разбудит его.
   «Грелка» и гусеница-часовой. Материал, более подходящий для поэмы, чем для диссертации по экобиологии.

Глава 7

   Длинный день медленно клонился к вечеру. Ничего не падало с небес, чтобы раздавить его. Ничто не выползало из леса, чтобы разорвать его массивными силикатными лапами. Плюющие кислотой оставили его в покое; поедающие кварц не обращали на него внимания, ползая по полям цитрина и халцедона.
   Его первоначальный страх бродить здесь без специального костюма, почти исчез. Наоборот, он был уверен в себе как никогда. Все, что требовалось для самосохранения в этом мире, это просто быть поосторожней, держаться подальше от неприятностей, и ничто не помешает мирно продолжать путешествие. Путешествие без МВМ было не только возможно; оно было воодушевляющим и образовательным. Он не умер, не собирался делать этого в ближайшее время и вовсю продвигался к месту расположения сигнального маяка.
   По мере продвижения он пытался оценить расстояние, которое покрыл с тех пор, как бросил свой костюм. Оно оказалось значительным, как он сам себе заметил. Пребывая в приятном расположении духа, он решил побаловать себя ранним ужином из настоящей пищи.
   Поблизости не было никакого ручейка или водоема, но жажда и не мучила его особенно. В результате коротких поисков места для отдыха он обнаружил неглубокую лощину, покрытую совершенно новым типом растительности.
   Вместо ветвей или листьев или цветоложа новое растение состояло из широких розовых пластин, растущих на коротких толстых стеблях. Каждая пластина была около четырех сантиметров толщиной и более двух метров в диаметре. Росли они друг над другом, соревнуясь за место под солнцем. Этот вид обладал несколькими огромными фоторецепторами вместо сотни более мелких.
   Эван залез под их сень и перекусил. Закончив, он упаковал остатки и растянулся под полупрозрачными розовыми пластиками. У просвечиваемых солнцем пластин он мог рассмотреть тонкий рисунок субструктур каждой из них, сетку, вытягивающую энергию из солнца и направляющую ее в толстые стебли, уходящие корнями в почву.
   «Розовые очки», — подумал он, вспомнив старинный стишок. Он смотрел на весь мир через гигантские розовые очки. Тень под этими пластинами была столь густой, что он смог наконец снять свои эффективные, но весьма неудобные защитные очки. Из этой тени он смог смотреть сколько угодно на окружающие его высокие растения. Как приятно было снять этот кусок пластика со своего лица.
   Он лежал спокойный и умиротворенный, в то время как пища его переваривалась. Часок сна ему совсем не повредит.
   Когда время истекло, он приготовился продолжить путь. Но не смог. Он принялся крутиться и извиваться. Ноги не слушались его. Единственное, что ему удалось, это сесть. Он бросил взгляд на свои ставшие неподвижными ноги. То, что он увидел, доставило его желудок сжаться в спазмах.
   Что-то или, скорее, кто-то двигался по его ногам. Это было извилистое зудящее движение, равномерное и легкое. На глазах его бежевые брюки окрасились красными пятнышками. Кровь.
   Его кровь. Несомненно, потому что у обитателей Призмы не было ничего похожего на эту густую не вызывающую сомнений жидкость. Никакой боли он не ощущал.
 
   Он протянул руку и шлепнул себя по правой ноге. Несколько извивающихся существ прорвались сквозь тонкую брючную материю. Они были не толще мизинца.
   Эти черви сливались своей окраской с песчаной почвой, на которую он прилег. Около полудюжины таких же карабкались по каждой штанине, лепясь друг к другу, голова к хвосту, с помощью маленьких мощных присосок.
   Он повернул голову и посмотрел на свой левый бок. Там червей было еще больше, все они плотно прилегали друг к другу, образуя живую сеть, которая и удерживала его неподвижно на месте отдыха. И еще множество их собратьев прибывало с каждой минутой.
   Земля под ним и вокруг казалась ожившей, сотрясаемой движением сотен голодных, алчущих созданий.
   Ужас прибавил ему сил. Он отчаянно дернул ногами и ему удалось освободить левую. Слившиеся черви полетели во все стороны. Едва коснувшись земли, они снова начинали ползти к нему, соединяясь по двое и по трое, стремясь снова образовать кокон вокруг него.
   Эвану пока что не удавалось высвободить правую ногу. Повернувшись на живот, он цеплялся пальцами за землю, пытаясь дотянуться до ближайшего стебля растений, осенявших его. Спокойное место отдыха превращалось в его собственную могилу, и достаточно омерзительную, если только ему не удастся вытащить себя из нее.
   Стебель рос слишком далеко. Снова сев, он попытался ухватиться за одну из свисавших пластин. Однако его надежды превратились в прах вместе с пластиной, рассыпавшейся у него в руках. Подобно основным видам флоры
   Призмы, это растение оказалось более хрупким, чем казалось на первый взгляд. В отчаянии он пытался нашарить взглядом какой-нибудь камень, жалея, что не сохранил ни одного при себе. Но вокруг простирался лишь голый песок.
   Его молчаливые захватчики вновь облепили освободившуюся было ногу, и в этот раз ему показалось, что он не сможет повторить свою попытку вырваться. Начиная от колен обе его ноги были измазаны кровью. Неожиданно ему пришло в голову, что червей привлекали минеральные соли в составе крови. Он с удовольствием поделился бы ими, если бы они просто отпустили его. Но зачем же им нужно делиться, подумал он в бешенстве, когда они могут иметь все. Они будут удерживать его на месте, пока не высосут все до последней капельки и не бросят его на съедение пожирателям падали. Сначала растворится и переварится его кожа, а затем и богатые кальцием кости.
   Найдя маленький камушек, он принялся разбивать живые цепи, сковавшие его бедра. Но черви оказались прочнее, чем их земные собратья. Да они не были мягкими и мясистыми или хрупкими, как те растения, под которыми его терпеливо поедали. Они казались гибкими, пружинистыми и прочными, словно силикатные жгуты. Когда ему удалось наконец убить одного, размозжив ему голову, его место тут же заняли двое новых.
   Эван опирался на свою левую руку, размахивая правой с зажатым в ней камнем, когда из-под земли вынырнули слипшиеся в цепочку три червя и обвили большой палец поддерживающей его руки. С криком он повернулся и забил их обратно в почву. Однако за этой троицей следовали другие. Ему пришло в голову, что он, должно быть, выбрал неудачное место в самом гнезде этих отвратительных существ. Его сопротивление лишь разбудило остальных, привлеченных его движениями и вкусом свежей крови. Если им удастся связать его по рукам, он окажется совершенно беспомощным.
   Хотя он терял кровь медленно, черви высосали из него не меньше пинты.
   Он начинал слабеть именно тогда, когда сила была ему нужна как никогда.
   Однако Эван был не тем человеком, который сдавался без борьбы. Он продолжал отбиваться своим несовершенным оружием.
   Каким-то чудом ему удалось освободить ноги до того, как потерять сознание. Но по мере того, как силы его уходили, удары становились все беспорядочнее, и он попадал по себе так же часто, как и по своим противникам. Он снова подперся левой рукой, удерживая равновесие, высоко поднял камень над головой и неожиданно повалился назад. Более тридцати червей образовали двойной канат, чтобы притянуть его вниз.
   Он перекатился на левый бок и попытался отпихнуть их. На третьем взмахе камень выскользнул из его рук. Обессиливший, он лежал, тяжело переводя дух и пристально рассматривая крошечную форму жизни, победившую совершеннейший мозг, имеющийся в распоряжении человечества. Эван Орджелл не мог пожаловаться на недостаток скромности даже перед лицом неминуемой гибели.