Страница:
— И что, вы их надеваете?
Хоук удивленно улыбнулся:
— Нет.
— А почему?
— Как-то, знаешь ли, ни к чему. И потом, я слишком высокий.
— А можно мне попробовать?
— Нет. Ты слишком маленький. Дети, как вы попали в мой дом?
— Нас привезла мисс Бел, — пискнул младший.
— Мисс Гамильтон?
Старший проницательно посмотрел на него.
— Вы ее дружок, да?
Хоук озадаченно посмотрел на него.
— Откуда вы знаете мисс Гамильтон?
— Она нам апельсины давала.
— Что?
— Апельсины, — повторил старший, вытаращив глаза на слегка шепелявящего младшего брата. — Она нам апельсины давала, когда торговала ими из корзинки.
— А теперь у нас больше нет апельсинов, — протянул младший с огорченным видом.
Бел спускалась по мраморной лестнице. К вечеру в честь Блюхера она была одета в прозрачное платье-тунику жемчужного цвета, на голове красовался украшенный перьями тюрбан; на запястье, затянутом в перчатку, висел вышитый жемчужинками ридикюль. Она что-то напевала. Но на середине лестницы она услышала разговор Роберта с детьми.
И похолодела.
Одной рукой Бел схватилась за перила, а другую прижала к груди, чувствуя, как от ужаса там образовался комок, — она услышала, как Томми выдал ту самую унизительную часть ее прошлого, о которой она не рассказала бы своему покровителю и через тысячу лет.
Роберт стоял перед детьми, спиной к ней.
— Торговала апельсинами? — повторил он удивленно. В глазах светского человека уличная торговка в тысячу раз презреннее, чем куртизанка.
От унижения Бел зажмурилась, потом снова открыла глаза и уставилась на эту немыслимую троицу, чувствуя, что попала в ловушку. Но она не успела убежать, потому что Эндрю увидел ее и глаза его просияли.
— Мисс Бел!
Забыв о Роберте, они бросились к ней вверх по лестнице. Томми обхватил ее за ноги, а Эндрю схватил за руку и потянул вниз, чтобы показать доспехи; оба мальчугана взволнованно верещали.
Роберт скрестил руки на груди и смотрел на нее с непроницаемым видом.
Заметив этот взгляд, Бел чуть не вскрикнула от отчаяния. Как раз тогда, когда все, кажется, пошло в ее жизни хорошо, когда Роберт начал относиться к ней как к достойной себя женщине, ему пришлось узнать, что его утонченная, как он считал, любовница — бывшая торговка апельсинами! Проклятие! Как несправедливо!
А дети все тянули ее к доспехам.
— Томми, ты уронишь меня с лестницы. Пусти! — Она попыталась высвободиться из детских рук и тут обнаружила отпечатки грязных пальцев на новом роскошном платье. Это оказалось последней каплей. — Проклятие! — крикнула она, перекрывая их легкомысленный смех. — Да вы знаете, во что мне обошлось это платье? А вы его испортили! Теперь мне нужно возвращаться наверх и переодеваться, и мы опоздаем на вечер, и мне вообще не хочется туда идти!
— Мальчики! — прикрикнул на них Роберт. — Сядьте. Вот здесь. — И, щелкнув пальцами, он указал на нижнюю ступеньку.
Они отпустили Бел и послушно сели, не сводя с него глаз. Потом тревожно взглянули на Бел.
— Мы не нарочно, мисс Бел…
— Да знаю, знаю, — проговорила она, смягчившись, уже чувствуя свою вину — неизбежное последствие бурной вспышки. — Ничего страшного, Томми. Простите, что я на вас накричала. — Ей хотелось провалиться сквозь землю.
Покраснев, она заставила себя посмотреть на Роберта, страшась увидеть в его взгляде высокомерное отвращение. Но когда она все же осмелилась взглянуть на него, то увидела на его лице только терпение.
— Мы не обязаны идти туда. Хотите остаться дома?
«Дома, — жалобно подумала она. — Разве я дома?»
А Роберт взял бразды правления в свои руки. Сначала он отослал мальчиков к кухарке, чтобы та смотрела за ними. Ослушаться они не посмели.
Потом он медленно подошел к Бел и обследовал отпечатки маленьких пальцев на платье.
— Наверное, мой камердинер сможет удалить их при помощи белого вина. А если нет, мы купим другое.
Его мягкий тон снял напряжение, стиснувшее ее сердце. Закрыв лицо руками, она опустилась на ступеньку.
Роберт присел ступенькой ниже и погладил Бел по коленке.
— Почему вы мне не сказали?
— Как я могла? Мне не хотелось, чтобы вы знали, как низко я опустилась. У меня тоже есть гордость, Роберт. Порьте, я бралась за все, прежде чем стала такой…
— Я говорю не об апельсинах, дорогая. Меня это не нтересует. Почему вы не сказали, что привезли сюда этих детей?
Услышав этот вопрос, она насторожилась и нерешительно посмотрела на него.
— Я буду сама отвечать за них, Роберт. Клянусь, от них не будет никакого беспокойства. Я сама вычищу доспехи…
— Тс-с… Откуда они взялись?
— Бог весть. Я встретила их, когда торговала апельсинами. Я пыталась помогать им и присматривать за ними. Когда я случайно встретила их сегодня, я попробовала устроить их в благотворительную школу, но директор отказался их принять. Обещаю вам, Роберт, что они будут отрабатывать свое содержание. Просто я — единственный взрослый человек, которого они знают. Они хорошие мальчики, только немного невоспитанные, и им некуда деться. Я чувствую, что мой долг — позаботиться о них.
— А мой долг — позаботиться о вас, — сказал он, ласково взяв ее за руку.
Она уставилась на него.
— И вы не прогоните их?
— Конечно, нет. Чем вы так огорчены, Белинда? — Голос его звучал тихо и убаюкивающе. — Я чувствую, что вас еще что-то беспокоит. О чем вы мне не говорите?
Она тоскливо посмотрела на него.
— Я не хочу, чтобы мое прошлое вставало между нами.
— Мисс Гамильтон, — мягко пожурил он ее, — а ведь я люблю апельсины.
— Неужели?
Он погладил ее по щеке.
— Что случилось, солнышко мое? Доверьтесь мне.
«Не могу», — подумала она. Сердце у нее ныло.
— Разве я не обещал, что никогда вас не огорчу? В первый день, когда я пришел к вам, вы не хотели рассказывать мне о Долфе, но я защитил вас от него. Вы не хотели, чтобы я знал о Мике, Брейдене, но я пришел вам на помощь Вы не хотели, чтобы я узнал о том, что ваш отец в тюрьме, о том, что вы преподавали у миссис Холл, но всякий раз, когда вы рассказывали мне об этих вещах, разве я начинал хуже к вам относиться?
— Нет, — прошептала она.
— Я ваш союзник, Белинда. Неужели нельзя покончить с тайнами?
Ей показалось, что она разрыдается, если он не перестанет смотреть на нее так ласково и задавать вопросы с такой мягкой настойчивостью.
— Я ведь просто хочу помочь.
— Я знаю. И вы уже помогли мне, Роберт. Вы и сами не знаете, как вы мне помогли.
Он погладил ее по колену, следуя взглядом за своей рукой.
— Мне бы хотелось, чтобы вы объяснили, почему у вас в глазах столько грусти. Я пытаюсь прогнать ее, — произнес он, — но она все время возвращается.
Белинда опустила голову, изо всех сил стараясь совладать с собой. Она не знала, сможет ли вынести его ласковое благородство и не раскрыть ему тайну, которая все время мучила ее.
— Просто я видела грустные вещи, — с трудом произнесла она, уводя разговор с опасного русла.
— Например?
— Ну… — Комок в горле мешал ей говорить. Она мысленно огляделась в поисках отговорки. — Например, эти мальчики. Тысячи таких детей живут на улицах в страшной нищете.
Она подняла на него глаза — на Хоуксклифа, одного из самых влиятельных людей в парламенте, обладающего силой и возможностью что-то изменить там, где простые смертные вроде нее ничего не могут сделать. Насколько же легче думать о чужих проблемах, а не о своих!
— Ну? — поторопил он ее.
Ее рука спокойно лежала в его руке, но теперь она сжала ее и посмотрела в карие бархатистые глаза.
— Если вы не возражаете, что мы пропустим вечер в честь генерала Блюхера, мне бы хотелось пойти в одно место… показать вам кое-что… но вам будет нелегко увидеть это.
— Что же это?
— Та сторона жизни, которую вы скорее всего никогда не видели. Эти дети…
— Белинда, мы говорим о вас.
— Да… я понимаю. — Она опустила глаза. — И я очень благодарна вам за вашу заботу обо мне. У меня никогда не было такого преданного друга, как вы, Роберт. Но по сравнению с их трудностями мои — ничто. Прошу вас, сделайте мне одолжение.
Он внимательно посмотрел на нее, потом кивнул с заинтересованным видом.
— Если вы этого хотите.
Она наклонилась и припала к его щеке долгим поцелуем.
— Спасибо. Вам лучше одеться попроще. Там, куда мы идем, вам могут перерезать горло ради вашей цепочки для часов.
— Что?! — вскричал он.
— Встретимся здесь через десять минут, — проговорила она, взбегая вверх по лестнице прежде, чем он успел задать ей еще какие-либо мучительные вопросы.
Вскоре Хоук уже мысленно проклинал себя за согласие сопровождать Бел. Они ехали верхом по темному лабиринту грязных улиц, образующих трущобы Святого Джайлса. Это не место ни для леди, ни вообще для цивилизованного человека. Сидя верхом на высоком беспокойном жеребце, Хоук ехал шагом рядом с послушным серым конем Белинды, держаруку на рукоятке пистолета и оглядывая улицу и ветхие здания. Их сопровождал Уильям на лошади, находившейся в распоряжении прислуги.
Влажная мускусная вонь, исходившая от реки во время отлива, расползалась по темным переулкам. Непроницаемую тьму не могли разогнать даже фонари. Сломанные вывески, скрипящие на теплом ветерке, болтались на лавках с зарешеченными окнами. На средневековых улицах зияли рытвины, такие глубокие, что в них могла покалечиться лошадь.
— Надеюсь, этому скоро будет конец, — проворчал Хоук. Лицо Белинды, скрытое легкой вуалеткой, превратилось в застывшую маску. Она остановила лошадь, слегка натянув поводья.
— Здесь, — прошептала она, указывая рукой, затянутой в перчатку, на здание склада.
Хоук внимательно осмотрел строение.
— Оно как будто нежилое.
— Ошибаетесь.
И она тронула коня.
Хоук покачал головой при виде этой деланной храбрости и сжал бока коня, держась вровень с Белиндой.
Вскоре она опять остановилась перед ветхим зданием и спешилась.
— Что вы делаете, Белинда?
— Собираюсь войти туда.
— Нет-нет, вы не…
— Подержите мою лошадь, Уильям? — обратилась она к груму.
— Да, мэм. — Малый спрыгнул на землю с хмурым видом и взял ее лошадь под уздцы.
— Белинда!
— Для этого мы сюда и приехали, Роберт. Позвольте мне войти первой.
— Вы, должно быть, шутите!
— Они меня знают. Я позову вас, как только они поймут, что вы им не опасны.
— Белинда Гамильтон, вы туда не пойдете! Сядьте в седло, — приказал он, но она не послушалась, сняла широкополую шляпу для верховой езды и быстро направилась через улицу.
Бормоча ругательства, Хоук спрыгнул с лошади и пошел за ней, как вдруг у двери склада что-то шевельнулось. Он втянул воздух и вытащил пистолет, но тут увидел, что из темноты материализовались маленькие тени и стали собираться вокруг молодой женщины.
Он остановился и уставился на них.
Дети.
Он понял, что перед ним воровской притон. Он, конечно, знал о существовании таких мрачных заведений, но никогда не видел ни одного своими глазами.
Белинда нагнулась и поздоровалась с маленькими оборвышами, чьи силуэты обрисовались на стене. Кто-то обнимал ее. Он видел, что она сунула руку в ридикюль и стала раздавать деньги. Он смотрел на нее, пораженный тем, что она осмелилась принести на самое дно с его ужасающей нищетой милосердие и сострадание.
Со все возрастающей грустью смотрел он на худых, настороженных, бедствующих детей, окруживших ее, — подрастающих воров и проституток, будущую пищу для виселиц лорда Элдона. Как ни сильно он был расстроен, еще сильнее он тревожился за безопасность Белинды. Где-то поблизости явно скрывались взрослый хозяин притона и его помощники — без сомнения, взрослые и опасные убийцы, потому что, конечно же, эти похожие на призраков дети не забирали себе всю свою добычу. Одному Богу известно, какие головорезы заправляют тут делами. Хорошо, что он взял с собой пистолеты и вооружил Уильяма. Им повезет, если к утру они не окажутся в Темзе с перерезанным горлом.
Вдруг Белинда позвала его. Он сунул пистолет в кобуру, оглянулся, чтобы убедиться, что Уильям справляется с его жеребцом, и подошел к ним, чувствуя себя Гулливером в стране лилипутов, а дети с истощенными лицами молча уступали ему дорогу.
Ободренный зовом Белинды, он вошел в здание через дверь, висящую на одной петле. Там он увидел толпу детей, и его охватили изумление и ужас.
Возвращался он, погруженный в задумчивое молчание.
— С вами все в порядке? — спросила Бел, когда они шли к своим лошадям.
Он кивнул.
— А с вами?
— Я привыкла. — Она долго смотрела на соседний переулок, который зиял дегтярной чернотой, точно это был путь в преисподнюю. Потом задумчиво произнесла: — Мне только жаль, что они увидели меня в таком наряде. Это ни к чему.
Хоук подвел ее к лошади и помог сесть в седло, а Уильям в это время успокаивал нервного жеребца. Вскоре они оставили позади трущобы Святого Джайлса.
— Для них нужно что-то сделать, — спокойно проговорил Хоук.
Белинда посмотрела на него — казалось, заглянула ему прямо в душу.
— Я знала, что вы почувствуете то же, что и я. Существует несколько благотворительных организаций, которые оказывают помощь таким детям, вроде Филантропического общества и Общества помощи нуждающимся, но, судя по тому, что я видела, это все равно что остановить потоп бутылочной пробкой.
Он взял ее за руку. Она посмотрела на него; под приподнятой вуалью взгляд ее был настороженным.
— Вы никогда не казались мне такой прекрасной, как в эту минуту, — прошептал он. — Я сделаю все, что в моей власти, чтобы помочь им, Белинда.
— Я знала, что могу на вас рассчитывать. — Она пожала ему руку, а потом отпустила ее, чтобы успокоить свою лошадь.
Когда они добрались до Найт-Хауса, Белинда поцеловала его в щеку и пошла спать, пробормотав, что это путешествие ее вымотало.
Хоук, охваченный грустью из-за безобразий, творившихся в этом мире, направился в библиотеку, погладил по дороге фортепьяно, а потом сел за письменный стол, чтобы записать свои мысли и вопросы для будущих исследований воровских притонов, детской преступности и скрытых болезней, которые, очевидно, заражают Лондон, поскольку рассадник их находится в двух шагах от Карлтон-Хауса, Букингемского дворца и великолепных особняков знати вроде его собственного.
Снова и снова он ловил себя на том, что смотрит в пустоту, а мысли его возвращаются к Белинде. Никогда ему не пришло бы в голову сказать такое, но постепенно он начал понимать, что ее решение стать куртизанкой рождено не жадностью или тщеславием, как он подумал, встретив ее впервые. Не по своей вине, но в результате легкомыслия ее отца и хищных замашек Долфа мисс Гамильтон, благородная барышня, постепенно опустилась до положения уличной торговки. «Какие же унижения она пережила!» — думал он, корчась при воспоминаниях о мелких уколах, которыми осыпал ее за то, что она решила стать куртизанкой.
Тогда ему и в голову не пришло, что речь шла о выживании. Зато сегодня он понял, что значит это слово. Но главное, несмотря ни на что, она не утратила способности замечать других людей и заботиться о них.
Он положил перо и опустил голову на руки, чувствуя себя отвратительным лицемером. Все время, пока он смотрел на нее свысока, осуждая ее как продажную женщину, ее сердце было переполнено любовью к людям и таило в себе спокойную, светлую, невоспетую добродетель.
«Господи, да прекрати ты эту чепуху», — внезапно скомандовал ему голос разума, который весьма походил на спокойный отрывистый голос его покойного отца. Ему даже показалось, что перед ним стоит призрак восьмого герцога и сердито смотрит на него. «Это абсурд, — казалось, говорил он. — Вы, Хоуксклиф, валяете дурака из-за куртизанки. Перестаньте идеализировать эту женщину и терзать себя из-за нее. Возьмите себя в руки, не то она сделает из вас полного дурака, потому что именно в дурака вы превратитесь, если будете продолжать в том же духе».
Старинные часы пробили один раз, и укоряющий призрак разгневанного отца исчез, оставив Хоука наедине со страхом, который поселился в его душе с тех пор, как он понял, что все сильнее привязывается к Белинде. Он смотрел на язычок пламени свечи и размышлял.
«Я не могу обращаться с ней как с усладой, — думал он. — Но приходится». И он знал, что так и будет. Он скривил губы в горькой усмешке. Единственное, что ему остается, — это упасть к ее ногам и признаться звезде полусвета, что он превратился в ее раба.
Глава 12
Хоук удивленно улыбнулся:
— Нет.
— А почему?
— Как-то, знаешь ли, ни к чему. И потом, я слишком высокий.
— А можно мне попробовать?
— Нет. Ты слишком маленький. Дети, как вы попали в мой дом?
— Нас привезла мисс Бел, — пискнул младший.
— Мисс Гамильтон?
Старший проницательно посмотрел на него.
— Вы ее дружок, да?
Хоук озадаченно посмотрел на него.
— Откуда вы знаете мисс Гамильтон?
— Она нам апельсины давала.
— Что?
— Апельсины, — повторил старший, вытаращив глаза на слегка шепелявящего младшего брата. — Она нам апельсины давала, когда торговала ими из корзинки.
— А теперь у нас больше нет апельсинов, — протянул младший с огорченным видом.
Бел спускалась по мраморной лестнице. К вечеру в честь Блюхера она была одета в прозрачное платье-тунику жемчужного цвета, на голове красовался украшенный перьями тюрбан; на запястье, затянутом в перчатку, висел вышитый жемчужинками ридикюль. Она что-то напевала. Но на середине лестницы она услышала разговор Роберта с детьми.
И похолодела.
Одной рукой Бел схватилась за перила, а другую прижала к груди, чувствуя, как от ужаса там образовался комок, — она услышала, как Томми выдал ту самую унизительную часть ее прошлого, о которой она не рассказала бы своему покровителю и через тысячу лет.
Роберт стоял перед детьми, спиной к ней.
— Торговала апельсинами? — повторил он удивленно. В глазах светского человека уличная торговка в тысячу раз презреннее, чем куртизанка.
От унижения Бел зажмурилась, потом снова открыла глаза и уставилась на эту немыслимую троицу, чувствуя, что попала в ловушку. Но она не успела убежать, потому что Эндрю увидел ее и глаза его просияли.
— Мисс Бел!
Забыв о Роберте, они бросились к ней вверх по лестнице. Томми обхватил ее за ноги, а Эндрю схватил за руку и потянул вниз, чтобы показать доспехи; оба мальчугана взволнованно верещали.
Роберт скрестил руки на груди и смотрел на нее с непроницаемым видом.
Заметив этот взгляд, Бел чуть не вскрикнула от отчаяния. Как раз тогда, когда все, кажется, пошло в ее жизни хорошо, когда Роберт начал относиться к ней как к достойной себя женщине, ему пришлось узнать, что его утонченная, как он считал, любовница — бывшая торговка апельсинами! Проклятие! Как несправедливо!
А дети все тянули ее к доспехам.
— Томми, ты уронишь меня с лестницы. Пусти! — Она попыталась высвободиться из детских рук и тут обнаружила отпечатки грязных пальцев на новом роскошном платье. Это оказалось последней каплей. — Проклятие! — крикнула она, перекрывая их легкомысленный смех. — Да вы знаете, во что мне обошлось это платье? А вы его испортили! Теперь мне нужно возвращаться наверх и переодеваться, и мы опоздаем на вечер, и мне вообще не хочется туда идти!
— Мальчики! — прикрикнул на них Роберт. — Сядьте. Вот здесь. — И, щелкнув пальцами, он указал на нижнюю ступеньку.
Они отпустили Бел и послушно сели, не сводя с него глаз. Потом тревожно взглянули на Бел.
— Мы не нарочно, мисс Бел…
— Да знаю, знаю, — проговорила она, смягчившись, уже чувствуя свою вину — неизбежное последствие бурной вспышки. — Ничего страшного, Томми. Простите, что я на вас накричала. — Ей хотелось провалиться сквозь землю.
Покраснев, она заставила себя посмотреть на Роберта, страшась увидеть в его взгляде высокомерное отвращение. Но когда она все же осмелилась взглянуть на него, то увидела на его лице только терпение.
— Мы не обязаны идти туда. Хотите остаться дома?
«Дома, — жалобно подумала она. — Разве я дома?»
А Роберт взял бразды правления в свои руки. Сначала он отослал мальчиков к кухарке, чтобы та смотрела за ними. Ослушаться они не посмели.
Потом он медленно подошел к Бел и обследовал отпечатки маленьких пальцев на платье.
— Наверное, мой камердинер сможет удалить их при помощи белого вина. А если нет, мы купим другое.
Его мягкий тон снял напряжение, стиснувшее ее сердце. Закрыв лицо руками, она опустилась на ступеньку.
Роберт присел ступенькой ниже и погладил Бел по коленке.
— Почему вы мне не сказали?
— Как я могла? Мне не хотелось, чтобы вы знали, как низко я опустилась. У меня тоже есть гордость, Роберт. Порьте, я бралась за все, прежде чем стала такой…
— Я говорю не об апельсинах, дорогая. Меня это не нтересует. Почему вы не сказали, что привезли сюда этих детей?
Услышав этот вопрос, она насторожилась и нерешительно посмотрела на него.
— Я буду сама отвечать за них, Роберт. Клянусь, от них не будет никакого беспокойства. Я сама вычищу доспехи…
— Тс-с… Откуда они взялись?
— Бог весть. Я встретила их, когда торговала апельсинами. Я пыталась помогать им и присматривать за ними. Когда я случайно встретила их сегодня, я попробовала устроить их в благотворительную школу, но директор отказался их принять. Обещаю вам, Роберт, что они будут отрабатывать свое содержание. Просто я — единственный взрослый человек, которого они знают. Они хорошие мальчики, только немного невоспитанные, и им некуда деться. Я чувствую, что мой долг — позаботиться о них.
— А мой долг — позаботиться о вас, — сказал он, ласково взяв ее за руку.
Она уставилась на него.
— И вы не прогоните их?
— Конечно, нет. Чем вы так огорчены, Белинда? — Голос его звучал тихо и убаюкивающе. — Я чувствую, что вас еще что-то беспокоит. О чем вы мне не говорите?
Она тоскливо посмотрела на него.
— Я не хочу, чтобы мое прошлое вставало между нами.
— Мисс Гамильтон, — мягко пожурил он ее, — а ведь я люблю апельсины.
— Неужели?
Он погладил ее по щеке.
— Что случилось, солнышко мое? Доверьтесь мне.
«Не могу», — подумала она. Сердце у нее ныло.
— Разве я не обещал, что никогда вас не огорчу? В первый день, когда я пришел к вам, вы не хотели рассказывать мне о Долфе, но я защитил вас от него. Вы не хотели, чтобы я знал о Мике, Брейдене, но я пришел вам на помощь Вы не хотели, чтобы я узнал о том, что ваш отец в тюрьме, о том, что вы преподавали у миссис Холл, но всякий раз, когда вы рассказывали мне об этих вещах, разве я начинал хуже к вам относиться?
— Нет, — прошептала она.
— Я ваш союзник, Белинда. Неужели нельзя покончить с тайнами?
Ей показалось, что она разрыдается, если он не перестанет смотреть на нее так ласково и задавать вопросы с такой мягкой настойчивостью.
— Я ведь просто хочу помочь.
— Я знаю. И вы уже помогли мне, Роберт. Вы и сами не знаете, как вы мне помогли.
Он погладил ее по колену, следуя взглядом за своей рукой.
— Мне бы хотелось, чтобы вы объяснили, почему у вас в глазах столько грусти. Я пытаюсь прогнать ее, — произнес он, — но она все время возвращается.
Белинда опустила голову, изо всех сил стараясь совладать с собой. Она не знала, сможет ли вынести его ласковое благородство и не раскрыть ему тайну, которая все время мучила ее.
— Просто я видела грустные вещи, — с трудом произнесла она, уводя разговор с опасного русла.
— Например?
— Ну… — Комок в горле мешал ей говорить. Она мысленно огляделась в поисках отговорки. — Например, эти мальчики. Тысячи таких детей живут на улицах в страшной нищете.
Она подняла на него глаза — на Хоуксклифа, одного из самых влиятельных людей в парламенте, обладающего силой и возможностью что-то изменить там, где простые смертные вроде нее ничего не могут сделать. Насколько же легче думать о чужих проблемах, а не о своих!
— Ну? — поторопил он ее.
Ее рука спокойно лежала в его руке, но теперь она сжала ее и посмотрела в карие бархатистые глаза.
— Если вы не возражаете, что мы пропустим вечер в честь генерала Блюхера, мне бы хотелось пойти в одно место… показать вам кое-что… но вам будет нелегко увидеть это.
— Что же это?
— Та сторона жизни, которую вы скорее всего никогда не видели. Эти дети…
— Белинда, мы говорим о вас.
— Да… я понимаю. — Она опустила глаза. — И я очень благодарна вам за вашу заботу обо мне. У меня никогда не было такого преданного друга, как вы, Роберт. Но по сравнению с их трудностями мои — ничто. Прошу вас, сделайте мне одолжение.
Он внимательно посмотрел на нее, потом кивнул с заинтересованным видом.
— Если вы этого хотите.
Она наклонилась и припала к его щеке долгим поцелуем.
— Спасибо. Вам лучше одеться попроще. Там, куда мы идем, вам могут перерезать горло ради вашей цепочки для часов.
— Что?! — вскричал он.
— Встретимся здесь через десять минут, — проговорила она, взбегая вверх по лестнице прежде, чем он успел задать ей еще какие-либо мучительные вопросы.
Вскоре Хоук уже мысленно проклинал себя за согласие сопровождать Бел. Они ехали верхом по темному лабиринту грязных улиц, образующих трущобы Святого Джайлса. Это не место ни для леди, ни вообще для цивилизованного человека. Сидя верхом на высоком беспокойном жеребце, Хоук ехал шагом рядом с послушным серым конем Белинды, держаруку на рукоятке пистолета и оглядывая улицу и ветхие здания. Их сопровождал Уильям на лошади, находившейся в распоряжении прислуги.
Влажная мускусная вонь, исходившая от реки во время отлива, расползалась по темным переулкам. Непроницаемую тьму не могли разогнать даже фонари. Сломанные вывески, скрипящие на теплом ветерке, болтались на лавках с зарешеченными окнами. На средневековых улицах зияли рытвины, такие глубокие, что в них могла покалечиться лошадь.
— Надеюсь, этому скоро будет конец, — проворчал Хоук. Лицо Белинды, скрытое легкой вуалеткой, превратилось в застывшую маску. Она остановила лошадь, слегка натянув поводья.
— Здесь, — прошептала она, указывая рукой, затянутой в перчатку, на здание склада.
Хоук внимательно осмотрел строение.
— Оно как будто нежилое.
— Ошибаетесь.
И она тронула коня.
Хоук покачал головой при виде этой деланной храбрости и сжал бока коня, держась вровень с Белиндой.
Вскоре она опять остановилась перед ветхим зданием и спешилась.
— Что вы делаете, Белинда?
— Собираюсь войти туда.
— Нет-нет, вы не…
— Подержите мою лошадь, Уильям? — обратилась она к груму.
— Да, мэм. — Малый спрыгнул на землю с хмурым видом и взял ее лошадь под уздцы.
— Белинда!
— Для этого мы сюда и приехали, Роберт. Позвольте мне войти первой.
— Вы, должно быть, шутите!
— Они меня знают. Я позову вас, как только они поймут, что вы им не опасны.
— Белинда Гамильтон, вы туда не пойдете! Сядьте в седло, — приказал он, но она не послушалась, сняла широкополую шляпу для верховой езды и быстро направилась через улицу.
Бормоча ругательства, Хоук спрыгнул с лошади и пошел за ней, как вдруг у двери склада что-то шевельнулось. Он втянул воздух и вытащил пистолет, но тут увидел, что из темноты материализовались маленькие тени и стали собираться вокруг молодой женщины.
Он остановился и уставился на них.
Дети.
Он понял, что перед ним воровской притон. Он, конечно, знал о существовании таких мрачных заведений, но никогда не видел ни одного своими глазами.
Белинда нагнулась и поздоровалась с маленькими оборвышами, чьи силуэты обрисовались на стене. Кто-то обнимал ее. Он видел, что она сунула руку в ридикюль и стала раздавать деньги. Он смотрел на нее, пораженный тем, что она осмелилась принести на самое дно с его ужасающей нищетой милосердие и сострадание.
Со все возрастающей грустью смотрел он на худых, настороженных, бедствующих детей, окруживших ее, — подрастающих воров и проституток, будущую пищу для виселиц лорда Элдона. Как ни сильно он был расстроен, еще сильнее он тревожился за безопасность Белинды. Где-то поблизости явно скрывались взрослый хозяин притона и его помощники — без сомнения, взрослые и опасные убийцы, потому что, конечно же, эти похожие на призраков дети не забирали себе всю свою добычу. Одному Богу известно, какие головорезы заправляют тут делами. Хорошо, что он взял с собой пистолеты и вооружил Уильяма. Им повезет, если к утру они не окажутся в Темзе с перерезанным горлом.
Вдруг Белинда позвала его. Он сунул пистолет в кобуру, оглянулся, чтобы убедиться, что Уильям справляется с его жеребцом, и подошел к ним, чувствуя себя Гулливером в стране лилипутов, а дети с истощенными лицами молча уступали ему дорогу.
Ободренный зовом Белинды, он вошел в здание через дверь, висящую на одной петле. Там он увидел толпу детей, и его охватили изумление и ужас.
Возвращался он, погруженный в задумчивое молчание.
— С вами все в порядке? — спросила Бел, когда они шли к своим лошадям.
Он кивнул.
— А с вами?
— Я привыкла. — Она долго смотрела на соседний переулок, который зиял дегтярной чернотой, точно это был путь в преисподнюю. Потом задумчиво произнесла: — Мне только жаль, что они увидели меня в таком наряде. Это ни к чему.
Хоук подвел ее к лошади и помог сесть в седло, а Уильям в это время успокаивал нервного жеребца. Вскоре они оставили позади трущобы Святого Джайлса.
— Для них нужно что-то сделать, — спокойно проговорил Хоук.
Белинда посмотрела на него — казалось, заглянула ему прямо в душу.
— Я знала, что вы почувствуете то же, что и я. Существует несколько благотворительных организаций, которые оказывают помощь таким детям, вроде Филантропического общества и Общества помощи нуждающимся, но, судя по тому, что я видела, это все равно что остановить потоп бутылочной пробкой.
Он взял ее за руку. Она посмотрела на него; под приподнятой вуалью взгляд ее был настороженным.
— Вы никогда не казались мне такой прекрасной, как в эту минуту, — прошептал он. — Я сделаю все, что в моей власти, чтобы помочь им, Белинда.
— Я знала, что могу на вас рассчитывать. — Она пожала ему руку, а потом отпустила ее, чтобы успокоить свою лошадь.
Когда они добрались до Найт-Хауса, Белинда поцеловала его в щеку и пошла спать, пробормотав, что это путешествие ее вымотало.
Хоук, охваченный грустью из-за безобразий, творившихся в этом мире, направился в библиотеку, погладил по дороге фортепьяно, а потом сел за письменный стол, чтобы записать свои мысли и вопросы для будущих исследований воровских притонов, детской преступности и скрытых болезней, которые, очевидно, заражают Лондон, поскольку рассадник их находится в двух шагах от Карлтон-Хауса, Букингемского дворца и великолепных особняков знати вроде его собственного.
Снова и снова он ловил себя на том, что смотрит в пустоту, а мысли его возвращаются к Белинде. Никогда ему не пришло бы в голову сказать такое, но постепенно он начал понимать, что ее решение стать куртизанкой рождено не жадностью или тщеславием, как он подумал, встретив ее впервые. Не по своей вине, но в результате легкомыслия ее отца и хищных замашек Долфа мисс Гамильтон, благородная барышня, постепенно опустилась до положения уличной торговки. «Какие же унижения она пережила!» — думал он, корчась при воспоминаниях о мелких уколах, которыми осыпал ее за то, что она решила стать куртизанкой.
Тогда ему и в голову не пришло, что речь шла о выживании. Зато сегодня он понял, что значит это слово. Но главное, несмотря ни на что, она не утратила способности замечать других людей и заботиться о них.
Он положил перо и опустил голову на руки, чувствуя себя отвратительным лицемером. Все время, пока он смотрел на нее свысока, осуждая ее как продажную женщину, ее сердце было переполнено любовью к людям и таило в себе спокойную, светлую, невоспетую добродетель.
«Господи, да прекрати ты эту чепуху», — внезапно скомандовал ему голос разума, который весьма походил на спокойный отрывистый голос его покойного отца. Ему даже показалось, что перед ним стоит призрак восьмого герцога и сердито смотрит на него. «Это абсурд, — казалось, говорил он. — Вы, Хоуксклиф, валяете дурака из-за куртизанки. Перестаньте идеализировать эту женщину и терзать себя из-за нее. Возьмите себя в руки, не то она сделает из вас полного дурака, потому что именно в дурака вы превратитесь, если будете продолжать в том же духе».
Старинные часы пробили один раз, и укоряющий призрак разгневанного отца исчез, оставив Хоука наедине со страхом, который поселился в его душе с тех пор, как он понял, что все сильнее привязывается к Белинде. Он смотрел на язычок пламени свечи и размышлял.
«Я не могу обращаться с ней как с усладой, — думал он. — Но приходится». И он знал, что так и будет. Он скривил губы в горькой усмешке. Единственное, что ему остается, — это упасть к ее ногам и признаться звезде полусвета, что он превратился в ее раба.
Глава 12
В Лестершире, в этой спокойной холмистой сельской местности, находился небольшой городок Мелтон-Моубрей, где каждый день останавливалась почтовая карета, а по воскресным дням устраивался базар. И каждый день шустрый мальчишка лет десяти, напустив на себя важный вид, здоровался с добродушным почтовым кучером и принимал от него правительственную почту для своего хозяина, а также ежедневную газету «Лондон тайме», которую тот читал.
После этого мальчишка отправлялся обратно пешком по дороге, вьющейся по зеленым лужайкам и огибающей невысокие холмы, и через час пути перед ним на одном из холмов появлялась островерхая черепичная крыша величественного помещичьего дома. Поднявшись на вершину холма, мальчик останавливался передохнуть. Но он не мог позволить себе долгой передышки, потому что графу Колдфеллу не терпелось получить свою газету.
Поправив на плече кожаную сумку с почтой и газетой, мальчик прищурился от солнца. Издали ему было видно, что каменщики и плотники все еще работают на лесах, приводя в порядок восточное крыло дома, сгоревшее незадолго до того, как рыжеволосая красавица графиня утонула в пруду.
Бедный старый хозяин, подумал мальчик, заметив, как его светлость, опираясь на трость, бродит возле дома, проверяя, насколько продвинулись ремонтные работы.
Мальчик-почтальон побрел к дому. Добрый старый граф, увидев его, погладил по волосам и улыбнулся, взяв газету.
Сунув под мышку сегодняшний выпуск газеты, Колдфелл направился в свой кабинет, закрыл за собой дверь и поставил трость к стене. Вставив в глаз монокль, он начал с мрачным нетерпением просматривать газету в поисках сообщения о смерти Долфа. Но вот он разочарованно отбросил газету в сторону, нахмурился, и монокль упал ему на колени.
Ничего.
— Проклятие, Хоуксклиф, чего же вы ждете? — злобно пробормотал он.
Роберт обещал отомстить за Люси и уничтожить Долфа, но, с тех пор как Колдфелл уехал в свое поместье, герцог не сделал ничего — только шатался по Лондону под ручку со своей новой шикарной любовницей. Граф прекрасно понимал, что Хоуксклифу после смерти Люси нужно утешиться с какой-нибудь женщиной. И все же ему это не нравилось. Герцогу, пожалуй, пора напомнить о его обещании. И Колдфелл решил в ближайшие дни вернуться в Лондон, чтобы побывать на вечере, который устраивала для своего покровителя красавица куртизанка. Тогда-то он сможет собственными глазами увидеть, что происходит между ней и человеком, которого он уже давно мысленно определил себе в зятья.
Лето шло, и Долф Брекинридж погружался в такое уныние и меланхолию, о которых до сих пор и не подозревал.
Он часами сидел у окна в эркере своего клуба, тупо уставившись на украшения в честь победы. Казалось, украшения эти насмехаются над его поражением. Она никогда не станет его женой.
Залпом опорожнив стакан эля, он вышел на улицу, чтобы хоть как-то развеяться. Заметив в окне портновской мастерской Белинду, примерявшую красивые платья, он остановился и стал смотреть на нее. «Я ее ненавижу. Я ее хочу. Она мне нужна. Проклятие, что за обмен имел в виду Хоуксклиф в тот вечер в Воксхолле?»
Швырнув на мостовую окурок сигары, он усмехнулся и дернул поводья. Он бесцельно кружил по лондонским улицам, словно пытался таким образом избавиться от наваждения. Почему он не может ее забыть? Он и сам не понимал, почему она так мучит его, почему так злит. Или это судьба, или — об этом он боялся думать — у него неладно с головой.
Он объехал все места, где когда-то она торговала апельсинами, и даже навестил ветхий домишко, где она снимала комнату.
Покинув окрестности Сити, он повернул к Айлингтону и вскоре оказался на аккуратной, обсаженной деревьями аллее, в конце которой находился «Пансион миссис Холл для благородных девиц», где когда-то служила Белинда. Долф придумал, как прибрать к рукам Хоуксклифа — если только он отважится на это.
Пансион располагался неподалеку от маленькой старинной деревушки, но не контактировал с ней, точно богатая наследница, случайно оказавшаяся за одним столом с бедными родственниками. Долф в течение месяца приезжал сюда повидать Бел и знал, когда воспитанниц выпускают погулять.
От кучки лавок и паба скромное кирпичное здание отделялось зеленым полем, некогда бывшим общинным выгоном, а теперь засаженное цветами и превращенное в уютное место для прогулок. В середине поля был устроен небольшой пруд, где обитала стая гусей, несколько уток и один величественный лебедь, гордо созерцающий свое отражение в воде. Воспитанницам нравилось кормить водоплавающих птиц.
Долф остановил фаэтон на краю лужайки и спрыгнул на землю, поручив лошадей заботам затюканного грума. Взглянув на карманные часы, он неторопливо направился по мощеной деревенской улочке к пекарне. Купив буханку хлеба, Долф вышел на слепящее солнце и не спеша побрел к пруду покормить уток; при этом вид у него был как у человека, занятого своим делом.
Наклонившись, чтобы бросить птицам хлебные крошки, он услышал, как в пансионе прозвенел звонок на перемену. Жестокая улыбка раздвинула его губы. Сегодня он приманит свою добычу настолько близко, что она обязательно заговорит с ним. Он это предчувствовал.
Долф слышал, как у него за спиной посмеиваются и болтают ученицы, чинно спускаясь по ступенькам, потому что пришло время для ежедневной прогулки. Он медленно распрямился и оглянулся.
Болтая с жеманным, изысканным кокетством, пансионерки, одетые в девственно-белые платья, проследовали по дорожке, ведущей к пруду, туда, где находился Долф. Их бьшо около тридцати. Он окинул их взглядом знатока и остановился на юной красавице, выделяющейся из толпы, как лебедь среди уток.
Леди Джасинда Найт, бесценная сестрица Хоуксклифа. Что ж, это прекрасный способ дать понять Хоуксклифу, что с Долфом Брекинриджем шутить не следует.
На некоторых барышнях красовались шляпки, у других волосы были заплетены в косы и закручены в кольцо; у Джасинды же буйные золотые завитки парили, точно облако, вокруг ее лица, похожего на румяное яблоко. Это была свежая, дерзкая, рано развившаяся озорница с высокими скулами и сверкающими карими глазами, страстность которых подчеркивал миндалевидный разрез. Она смеялась чаще и громче остальных, постоянно была в движении и, казалось, пританцовывала при ходьбе. Ей было шестнадцать, самое большее — семнадцать лет, тело у нее было гибкое и грациозное, как у нимфы, что лишь подчеркивало ее облик веселой шалуньи.
Она вызывала у Долфа желание. Он ждал терпеливо, как хороший охотник, чтобы она подошла ближе, и в нем не просто проснулась похоть — его переполняло волнение. Слушая нервное хихиканье и шепотки, разносимые ветерком, он понял, что девушка взволнована очередным появлением своего обожателя. Но как же им заговорить друг с другом?
Он полагался на ее юную наивность, но она знала, что ей запрещено заговаривать с мужчиной без официального представления. Он также не мог обратиться к ней, не нарушив приличий.
Леди Джасинда приближалась к нему по дорожке вместе со своей компаньонкой, бесцветной девицей с каштановыми волосами, стянутыми в тугой пучок на затылке. Вид у нее был такой, словно она приняла решение остаться старой девой. Джасинда держала в руке зонтик с оборкой из кружев и двигалась грациозно, точно тщеславная молодая кобылка на плацу, почуявшая близость жеребца, а ее скучная подруга читала ей вслух.
Судя по кокетливым, многозначительным взглядам, которые Джасинда бросала на него из-под ресниц, она была совсем не прочь оказаться в роли соблазненной жертвы. Легко было представить себе, как она мучила юношей — своих сверстников, но никогда еще взрослый мужчина не оказывал ей такого подчеркнутого внимания — мужчина, знающий, как удовлетворить расцветающие порывы, переполняющие это юное красивое тело. Весь ее вид свидетельствовал о том, что, чуть повзрослев, она разобьет не одно мужское сердце. Ведь она — единственная дочь Блудницы Хоуксклиф.
Когда Джасинда в очередной раз тайком взглянула на него, он облизнул губы и улыбнулся.
Девушка небрежно откинула с лица локоны и, вспыхнув, отвернулась. А ее похожая на старую деву подруга проследила за направлением ее взгляда, презрительно нахмурила узенький лобик и сразу стала похожа на гувернантку. Они принялись шепотом совещаться. Долф мысленно улыбнулся. Если ему удастся остаться с Джасиндой наедине, ей, возможно, захочется взглянуть на его шрамы. Женщины любят такие вещи.
Он отломил от буханки несколько кусочков и бросил их уткам, чувствуя, что Джасинда не сводит с него глаз. И тут неожиданно она доказала, что унаследовала от матери талант к кокетству. В результате то ли женской уловки, то ли вмешательства весьма хитроумной особы — матери-природы — легкий шелковый зонтик вырвался из ее руки и, подхваченный ветерком, взлетел, как воздушный змей, и опустился на середине пруда.
После этого мальчишка отправлялся обратно пешком по дороге, вьющейся по зеленым лужайкам и огибающей невысокие холмы, и через час пути перед ним на одном из холмов появлялась островерхая черепичная крыша величественного помещичьего дома. Поднявшись на вершину холма, мальчик останавливался передохнуть. Но он не мог позволить себе долгой передышки, потому что графу Колдфеллу не терпелось получить свою газету.
Поправив на плече кожаную сумку с почтой и газетой, мальчик прищурился от солнца. Издали ему было видно, что каменщики и плотники все еще работают на лесах, приводя в порядок восточное крыло дома, сгоревшее незадолго до того, как рыжеволосая красавица графиня утонула в пруду.
Бедный старый хозяин, подумал мальчик, заметив, как его светлость, опираясь на трость, бродит возле дома, проверяя, насколько продвинулись ремонтные работы.
Мальчик-почтальон побрел к дому. Добрый старый граф, увидев его, погладил по волосам и улыбнулся, взяв газету.
Сунув под мышку сегодняшний выпуск газеты, Колдфелл направился в свой кабинет, закрыл за собой дверь и поставил трость к стене. Вставив в глаз монокль, он начал с мрачным нетерпением просматривать газету в поисках сообщения о смерти Долфа. Но вот он разочарованно отбросил газету в сторону, нахмурился, и монокль упал ему на колени.
Ничего.
— Проклятие, Хоуксклиф, чего же вы ждете? — злобно пробормотал он.
Роберт обещал отомстить за Люси и уничтожить Долфа, но, с тех пор как Колдфелл уехал в свое поместье, герцог не сделал ничего — только шатался по Лондону под ручку со своей новой шикарной любовницей. Граф прекрасно понимал, что Хоуксклифу после смерти Люси нужно утешиться с какой-нибудь женщиной. И все же ему это не нравилось. Герцогу, пожалуй, пора напомнить о его обещании. И Колдфелл решил в ближайшие дни вернуться в Лондон, чтобы побывать на вечере, который устраивала для своего покровителя красавица куртизанка. Тогда-то он сможет собственными глазами увидеть, что происходит между ней и человеком, которого он уже давно мысленно определил себе в зятья.
Лето шло, и Долф Брекинридж погружался в такое уныние и меланхолию, о которых до сих пор и не подозревал.
Он часами сидел у окна в эркере своего клуба, тупо уставившись на украшения в честь победы. Казалось, украшения эти насмехаются над его поражением. Она никогда не станет его женой.
Залпом опорожнив стакан эля, он вышел на улицу, чтобы хоть как-то развеяться. Заметив в окне портновской мастерской Белинду, примерявшую красивые платья, он остановился и стал смотреть на нее. «Я ее ненавижу. Я ее хочу. Она мне нужна. Проклятие, что за обмен имел в виду Хоуксклиф в тот вечер в Воксхолле?»
Швырнув на мостовую окурок сигары, он усмехнулся и дернул поводья. Он бесцельно кружил по лондонским улицам, словно пытался таким образом избавиться от наваждения. Почему он не может ее забыть? Он и сам не понимал, почему она так мучит его, почему так злит. Или это судьба, или — об этом он боялся думать — у него неладно с головой.
Он объехал все места, где когда-то она торговала апельсинами, и даже навестил ветхий домишко, где она снимала комнату.
Покинув окрестности Сити, он повернул к Айлингтону и вскоре оказался на аккуратной, обсаженной деревьями аллее, в конце которой находился «Пансион миссис Холл для благородных девиц», где когда-то служила Белинда. Долф придумал, как прибрать к рукам Хоуксклифа — если только он отважится на это.
Пансион располагался неподалеку от маленькой старинной деревушки, но не контактировал с ней, точно богатая наследница, случайно оказавшаяся за одним столом с бедными родственниками. Долф в течение месяца приезжал сюда повидать Бел и знал, когда воспитанниц выпускают погулять.
От кучки лавок и паба скромное кирпичное здание отделялось зеленым полем, некогда бывшим общинным выгоном, а теперь засаженное цветами и превращенное в уютное место для прогулок. В середине поля был устроен небольшой пруд, где обитала стая гусей, несколько уток и один величественный лебедь, гордо созерцающий свое отражение в воде. Воспитанницам нравилось кормить водоплавающих птиц.
Долф остановил фаэтон на краю лужайки и спрыгнул на землю, поручив лошадей заботам затюканного грума. Взглянув на карманные часы, он неторопливо направился по мощеной деревенской улочке к пекарне. Купив буханку хлеба, Долф вышел на слепящее солнце и не спеша побрел к пруду покормить уток; при этом вид у него был как у человека, занятого своим делом.
Наклонившись, чтобы бросить птицам хлебные крошки, он услышал, как в пансионе прозвенел звонок на перемену. Жестокая улыбка раздвинула его губы. Сегодня он приманит свою добычу настолько близко, что она обязательно заговорит с ним. Он это предчувствовал.
Долф слышал, как у него за спиной посмеиваются и болтают ученицы, чинно спускаясь по ступенькам, потому что пришло время для ежедневной прогулки. Он медленно распрямился и оглянулся.
Болтая с жеманным, изысканным кокетством, пансионерки, одетые в девственно-белые платья, проследовали по дорожке, ведущей к пруду, туда, где находился Долф. Их бьшо около тридцати. Он окинул их взглядом знатока и остановился на юной красавице, выделяющейся из толпы, как лебедь среди уток.
Леди Джасинда Найт, бесценная сестрица Хоуксклифа. Что ж, это прекрасный способ дать понять Хоуксклифу, что с Долфом Брекинриджем шутить не следует.
На некоторых барышнях красовались шляпки, у других волосы были заплетены в косы и закручены в кольцо; у Джасинды же буйные золотые завитки парили, точно облако, вокруг ее лица, похожего на румяное яблоко. Это была свежая, дерзкая, рано развившаяся озорница с высокими скулами и сверкающими карими глазами, страстность которых подчеркивал миндалевидный разрез. Она смеялась чаще и громче остальных, постоянно была в движении и, казалось, пританцовывала при ходьбе. Ей было шестнадцать, самое большее — семнадцать лет, тело у нее было гибкое и грациозное, как у нимфы, что лишь подчеркивало ее облик веселой шалуньи.
Она вызывала у Долфа желание. Он ждал терпеливо, как хороший охотник, чтобы она подошла ближе, и в нем не просто проснулась похоть — его переполняло волнение. Слушая нервное хихиканье и шепотки, разносимые ветерком, он понял, что девушка взволнована очередным появлением своего обожателя. Но как же им заговорить друг с другом?
Он полагался на ее юную наивность, но она знала, что ей запрещено заговаривать с мужчиной без официального представления. Он также не мог обратиться к ней, не нарушив приличий.
Леди Джасинда приближалась к нему по дорожке вместе со своей компаньонкой, бесцветной девицей с каштановыми волосами, стянутыми в тугой пучок на затылке. Вид у нее был такой, словно она приняла решение остаться старой девой. Джасинда держала в руке зонтик с оборкой из кружев и двигалась грациозно, точно тщеславная молодая кобылка на плацу, почуявшая близость жеребца, а ее скучная подруга читала ей вслух.
Судя по кокетливым, многозначительным взглядам, которые Джасинда бросала на него из-под ресниц, она была совсем не прочь оказаться в роли соблазненной жертвы. Легко было представить себе, как она мучила юношей — своих сверстников, но никогда еще взрослый мужчина не оказывал ей такого подчеркнутого внимания — мужчина, знающий, как удовлетворить расцветающие порывы, переполняющие это юное красивое тело. Весь ее вид свидетельствовал о том, что, чуть повзрослев, она разобьет не одно мужское сердце. Ведь она — единственная дочь Блудницы Хоуксклиф.
Когда Джасинда в очередной раз тайком взглянула на него, он облизнул губы и улыбнулся.
Девушка небрежно откинула с лица локоны и, вспыхнув, отвернулась. А ее похожая на старую деву подруга проследила за направлением ее взгляда, презрительно нахмурила узенький лобик и сразу стала похожа на гувернантку. Они принялись шепотом совещаться. Долф мысленно улыбнулся. Если ему удастся остаться с Джасиндой наедине, ей, возможно, захочется взглянуть на его шрамы. Женщины любят такие вещи.
Он отломил от буханки несколько кусочков и бросил их уткам, чувствуя, что Джасинда не сводит с него глаз. И тут неожиданно она доказала, что унаследовала от матери талант к кокетству. В результате то ли женской уловки, то ли вмешательства весьма хитроумной особы — матери-природы — легкий шелковый зонтик вырвался из ее руки и, подхваченный ветерком, взлетел, как воздушный змей, и опустился на середине пруда.