Страница:
Работа заняла у нее больше времени, чем она предполагала, – около недели. И работа эта была тяжелая. Но когда она поставила последний стул рядом со столом и повесила портрет своей прабабушки над резной доской, она почувствовала приятное удовлетворение. Спина ее ныла безбожно, и руки были истерты до крови, но ей было наплевать на это.
– Все сделала? – спросила Дерри.
– Нет, малышка, – устало сказала Кэтлин, – но уже скоро.
Полуденная гроза загнала детей в дом, и Кэтлин слышала, как они хихикали на кухне и бегали взад-вперед по лестнице. Затем она услышала, как Джастис сказал что-то насчет конюшни.
– Дерри, не ходи на улицу, – предупредила она девочку.
Дверь, ведущая на кухню, раскрылась, и Дерри зашла на веранду.
– А Застис усел, – обиженно сказала она.
– Джастис уже большой мальчик, – увещевала Кэтлин, – у него есть свои обязанности по дому.
– Делли тозе хосет обязаноси.
– Конечно, деточка, вот подрастешь немного, и у тебя обязательно появятся свои обязанности.
Когда Кэтлин торопливо поднялась наверх, в свою комнату, Дерри последовала за ней, точно хвостик. Дождь лил как из ведра, барабаня по крыше. Кэтлин подумала о Шейне и Гейбриеле, которые оставались где-то на лугах. Нашли ли они какое-нибудь укрытие?
Дерри убежала вниз, но очень скоро вернулась, возбужденно размахивая руками.
– Застис поймал змею.
Кэтлин подхватила девочку и усадила ее на стул.
– Настоящую змею? – спросила Кэтлин рассеянно. Она посмотрела на Дерри и покачала головой. Один носок сполз с ноги девочки, а на ботинке другой ноги развязались шнурки. Лямка от платья съехала с ее плеча, и все платье перекосилось. Рот был вымазан в меду, а руки просто чернели от грязи. – Нет, деточка, не трогай руками платье, я сама все поправлю, когда вымою тебе руки. Вот только найду кое-что.
Дерри улыбнулась и потрясла головой, отчего ее кудряшки разметались во все стороны.
– Настоясюю голубую змею.
– Голубую? А-а-а, понятно. – Кэтлин улыбнулась. – Сиди спокойно. Я скоро освобожусь.
Она была уверена, что упаковала четыре льняные занавески и положила их на дно сундука. Когда-то они прекрасно смотрелись в спальне ее матери, а сейчас послужат в столовой.
Дома, в их имении в графстве Клэр, она воспринимала роскошь: дорогую мебель, фамильные портреты в богатых рамах, столовое серебро – как нечто само собой разумеющееся. Они были не так уж богаты, что бы там ни говорил Шейн, но у них водились деньги, и ее родители любили жить на широкую ногу. Отец любил книги, а мама – музыку и живопись. Морин научилась играть на фортепьяно, а сама Кэтлин – на малой арфе. Кэтлин помнила званые обеды с танцами, чтением стихов и застольями, которые продолжались за полночь.
Здесь, в Миссури, не было ничего, кроме бездонного неба над головой, бесконечной травы перед глазами, древних лесов да бурных речушек. Кэтлин, конечно, восхищалась божественной красотой здешних мест, ко ей очень не хватало интеллектуальной полноты ее прежней жизни.
– Как мудро я поступила, что привезла с собой книги, – сказала она Дерри. – В этом доме я не нашла ничего, кроме потрепанной Библии.
– Тебе нлавятся змеи, мама, нлавятся? – спросила малышка.
– Не особо. – Кэтлин еше раз перевернула вверх дном все содержимое деревянного сундука, но тщетно. Никаких следов занавесок. – Где же они могут быть? Я же точно видела их на прошлой неделе.
– А Застису нлавятся зеленые змеи.
– Мм-м, – протянула Кэтлин, думая о своем. – Может, в другом сундуке? – Она закусила нижнюю губу и откинула крышку сундука поменьше. – Думаю, я видела их здесь.
Что-то скользнуло по ее руке. Кэтлин закричала и отпрянула назад.
Дерри захлопала в ладоши и радостно завизжала.
– Змейка, змейка, зеленая змейка!
Сердце едва не выскочило у Кэтлин из груди. Она заглянула в открытый сундук и увидела там маленькую зеленую змейку. Рептилия покачивалась из стороны в сторону и высовывала раздвоенный язык, уставившись на Кэтлин немигающим взглядом.
Дерри залилась веселым смехом.
– Очень смешно. – Кэтлин захлопнула крышку, дотянувшись до нее ногой.
Шутки Джастиса становились все более злыми. Вчера Кэтлин подсластила свой чай ложкой соли, зачерпнув ее из посуды, где обычно был сахар. А позавчера она легла спать и обнаружила, что на свежую простыню насыпан мокрый песок.
Зловредное хихиканье Джастиса раздалось из коридора.
Кэтлин прижала палец к губам, чтобы Дерри молчала, и на цыпочках подкралась к двери. Затем она выскочила наружу и схватила стервеца за ухо.
– Куда это вы собрались, молодой человек?
– Пусти, больно же.
– Я полагаю, вы забыли кое-что в моем сундуке. – Кэтлин подтащила парня к сундуку. – Вынимай.
Глаза сорванца сузились.
– Это не я. Если Дерри говорит, что я, то она врет. Врет и не краснеет.
– Вынимай змею, Джастис, – приказала Кэтлин.
– Пусти ухо, мне больно.
– И будет еще больнее, если не уберешь эту дрянь из моей комнаты.
Чуть позже, после того как Джастис избавился от змеи, Кэтлин вымыла Дерри, укутала ее в теплую рубашку и уложила подремать пару часиков. Она отыскала пропавшие занавески в третьем сундуке и спустилась вниз, в свою столовую.
Кэтлин как раз заканчивала закреплять над окном последнюю занавеску, когда услышала, что дверь с кухни открылась. Она не спустилась со стула, лишь обернулась, готовая отразить очередные насмешки Мэри, но вместо индианки увидела в дверях своего мужа в промокшем насквозь плаще. В одной руке он держал шляпу, с полей которой капала вода, а в другой – букет маргариток.
Она даже не знала, что с ним сделать – прогнать или рассмеяться.
– Шейн?
Слабая улыбка заиграла на его губах. Он был хорош! Темный ирландец. Стального цвета глаза и дьявольски привлекательные губы. Но он не получит прощения так просто. Парой маргариток он не отделается.
Бабушка всегда говорила Кэтлин, что дьявол не станет ползать вокруг на своих раздвоенных копытах, с хвостом за спиной. Она любила повторять, что он скорее всего будет похож на падшего ангела. В обличье какого-нибудь красавца со стальными глазами и хорошо подвешенным языком.
Сердце Кэтлин учащенно забилось, но она не могла сказать с уверенностью, было это из-за ее гнева или из-за похоти. Она скрестила руки на груди.
– С тебя капает на пол.
– Прости, я не знал, что ты здесь.
– Но я здесь, – ответила она, – а если бы меня не было, то, по-твоему, капать на пол было бы нормально?
Она бросила взгляд на ножницы, которые лежали на краю стола. Что он скажет, когда она разрежет его цветочки на мелкие кусочки? Большего он не заслуживает. Еще набрался наглости прийти сюда со своими жалкими маргаритками в надежде соблазнить ее! И это после всего, что произошло между ними!
– Думал, ты захочешь поставить их на стол, – сказал Шейн и снял ее со стула. – Мы попали под дождь.
– Я заметила.
Шейн скинул плащ. Рубашка под ним промокла насквозь, прилипла к телу, словно вторая кожа.
– Соизволь повесить это где-нибудь, чтобы просохло. – Она указала пальцем на плащ.
– Я тут думал... ну... по поводу роз, что ты собираешься сажать... я... – ему явно не хватало слов. Кэтлин злорадно ухмыльнулась. Ей нравилось видеть Шейна не в своей тарелке.
Он подобрал плащ и кинул его на скамейку на кухне.
– Мы с Гейбриелом чинили ограду на южном пастбище, и нас застигла гроза, – объяснил он, возвращаясь на веранду. – В общем, там этих цветов полно.
– Спасибо. – Ее слова вонзились между ними, точно ледяные торосы.
Он бросил на нее затравленный взгляд и слабо улыбнулся. Затем пробежал пятерней по мокрым волосам и устало прикрыл глаза. На секунду, на какой-то краткий миг она снова увидела в нем того самого Шейна, которого любила когда-то. Но она не дала воли своим чувствам.
– Тебе стоит подстричь волосы, – сказала она холодно.
– Да, я знаю. Может, ты подстрижешь? Раньше меня стригла Сериз... – Он понял свою оплошность и прикусил язык.
– Макенна хотеть кофе? – раздался с кухни громкий голос Мэри. Она просунула голову в дверной проем и огляделась. Ее волосы, которые она всегда скручивала в тугой узел у шеи, тоже были мокрые.
Гейбриел, стаскивая с себя мокрую рубашку, появился позади Мэри.
– Забавные штуки повесила на окна твоя жена, Макенна.
Шейн обернулся к ним.
– Может мужчина наедине поговорить со своей женой?
Но ковбоя было не пронять. Он скептически посмотрел на цветы.
– Ни разу раньше не замечал за тобой подобного. Тебя молнией ударило?
– Да идите вы оба... Давайте, давайте, оставьте нас одних.
Шейн вытолкал Гейбриела и захлопнул дверь у них перед носами.
Кэтлин посмотрела на маргаритки. Неужели Шейн действительно верит, что можно вымолить прощение у женщины таким пошлым и примитивным способом? И это после всех оскорблений, что выпали на ее долю?
– Прости меня, – сказал он.
Кэтлин просто сгорала от любопытства. Интересно, за что он просит прощения? За то, что бросил ее в Ирландии? Или за то, что опозорил ее, спутавшись с Сериз? Или за свое холодное отношение с самой первой минуты, как они встретились на пристани? Как он может рассчитывать на то, что она забудет все и простит его так скоро? Ведь он только что напомнил ей о своем грехе с матерью Джастиса!
Она хотела заставить его почувствовать стыд. Раскаяния – вот чего она хотела добиться от своего блудного супруга. И еще она хотела отмщения. Она хотела, чтобы он помучился так же сильно, как мучилась сама. Но в то же время она не хотела оттолкнуть его.
– Красивые цветы, – сказала она неприязненно. Хотя, нужно признать, цветы действительно были замечательные, даже несмотря на то что он вымочил их под дождем. Белые лепестки с желтой сердцевиной. Просто прелесть. Просто удивительно, как они выросли в дикой природе.
Она сглотнула, пытаясь избавиться от кома в горле. Какой старый трюк – принести женщине полевые цветы. И ведь, что самое обидное, действует. Но она знала себе цену и не собиралась сдаваться так легко.
– Пойди переоденься, пока не подхватил простуду, – сказала она.
– Да, пожалуй.
Она посмотрела на него. Будь проклята эта Сериз! Все те ночи, что она проревела в подушку, тоскуя по нему... Одна мысль о том, что эта стерва стригла Шейну волосы, дотрагивалась до его лица, согревала его теплом своего тела долгими холодными ночами, была ей точно нож в сердце.
– А это здорово, – сказал Шейн рассеянно.
– Что здорово?
– Ну, то, что ты здесь сделала. Эта побелка и все такое. – Он обвел руками веранду. – Мне, конечно, следовало притащить для тебя все это самому. Но я, признаться, забыл, что у дяди были все эти вещи. Они принадлежали его жене. Она умерла еще до того, как я приехал в Америку. Наверное, он не смог их выкинуть. Слишком дорога ему была память о ней.
Она подошла к столу и дотронулась до цветов. От них шел какой-то странный аромат.
– Бычий глаз.
Она удивленно посмотрела на Шейна.
– Маргаритки эти в здешних краях называются «бычий глаз», – пояснил он и махнул в сторону цветов шляпой, отчего на стол полетели капли.
– Надо же, никогда не слышала.
Она хотела подойти к столу и стереть капли, но ее ноги словно вросли в пол. Удивительно, но вблизи, особенно в помещении, Шейн казался ей еще больше. Штаны его были такими же мокрыми, как и все остальное. Он побрился сегодня утром, и Кэтлин заметила, что шрам на щеке подживает. С зачесанными назад волосами, свежевыбритый, он казался моложе, доступнее.
– Я могу отвезти тебя туда, если хочешь, – предложил он.
– Куда?
Он шумно вдохнул воздух и стал переминаться с ноги на ногу.
– Ну, на тот луг. Где маргаритки растут. Может, ты захочешь прокатиться верхом?
– Под таким дождем?
Она знала, что должна отказаться, но боялась обидеть Шейна. Когда она увидела улыбку на его лице, у нее отлегло от сердца.
– Не-е. Лучше завтра. Мы закончим чинить изгороди, и...
– С удовольствием, – сказала она, сдерживая улыбку. – Но объясни, почему ты предлагаешь мне посмотреть на полевые цветы? Согласись, странное поведение для человека, который хочет избавиться от жены.
Шейн отчаянно потряс головой.
– Если бы я хотел избавиться от тебя, ты уже была бы на ближайшем пароходе до Сент-Луиса.
– Ты уверен? Впрочем, о чем я? Конечно, уверен.
Она приблизилась к нему на один шажок. Ветер бил дождем в окно, барабаня по стеклу. Молния сверкнула и померкла. В помещении атмосфера накалилась не меньше, чем снаружи. Она поймала себя на том, что изучает пульсирующую на его виске жилку.
– Черт возьми, как же ты все усложняешь, женщина.
– Нет, это ты все усложняешь, – прошептала она.
– Ты взглядом своим можешь заморозить, – сказал он осипшим голосом. – Я бы сказал тебе о Сериз, но я знал, что ты тяжело это воспримешь.
Она кивнула.
– Ни одна благородная женщина не захочет узнать, что ей изменяли с такой женщиной, как Сериз. – Кэтлин почувствовала, что гнев ее проходит, оставляя после себя тупую ноющую боль в сердце. – Это делает наш брак дешевым фарсом. Это делает меня какой-то пародией на жену.
– Зря ты так.
Ну почему он не может просто прижать ее к себе? Кэтлин хотелось кричать, но она не смела. Все, что она хотела от своего законного супруга, – это любви и доверия.
Лицо Шейна заострилось, черты стали резкими. Она уже много раз замечала эту страшную перемену, с тех пор как приехала на Миссури.
– Сериз была такой же, как все, из плоти и крови. Со своими недостатками и со своими достоинствами. Она много пила и, когда выпивала лишнего, становилась жестокой. Но когда она была трезвой, в ней было так много достойных черт!
– Не сомневаюсь. – Она попыталась уйти, обогнув его, но он не позволил. Его пальцы стальной хваткой сжали ее руку.
– Не убегай от меня, не выслушав до конца. Я полдня собирался с мыслями, чтобы поговорить. Так что тебе придется дослушать. Это как сорняк. Лучше вырвать его с корнем, пока он не разросся, отравляя своими соками душу.
Она нервно кивнула, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не опуститься до банальных слез.
– Что было, то было. Я хочу оставить прошлое позади, – он тяжело вздохнул, помолчал немного, затем продолжил: – Пойми, Сериз была не просто теплым телом, к которому я мог прижаться дождливой ночью. И Джастис заслуживает большего, чем прослыть сыном шлюхи.
Взор Кэтлин затуманился, когда она посмотрела в глаза Шейну.
– Я стараюсь.
Она прижалась к груди Шейна и разрыдалась. Трудно было сказать, кто первым сделал шаг. Да разве это так важно? Руки Шейна гладили ее по спине, он шептал ей что-то успокаивающее на ухо.
– Я никогда не хотел причинить тебе боль, – сказал он внятно, – но мне было так одиноко! И я думал, что ты забыла меня.
– О, Шейн! – только и смогла выговорить она.
– Да ладно, чего там. Я справлюсь. Мы сможем пережить все это. Все будет путем.
Дверь со скрипом открылась, и они услышали напряженный голос Гейбриела:
– Макенна, ты что, ударил ее?
– Нет! – закричал Шейн раздраженно. – Никого я не ударил. А сейчас проваливай отсюда. Могу я в конце-то концов поговорить со своей женой?
– Ну не знаю, по мне, так на разговор это не похоже. Миссис Макенна, у вас...
– Все хорошо, Гейбриел. Правда. Спасибо за заботу.
Гейбриел пробормотал что-то по-индейски и закрыл дверь.
– Я чувствую себя такой дурой. – Кэтлин отстранилась от Шейна и посмотрела ему в глаза.
Он улыбнулся ей, и она улыбнулась в ответ.
Как странно. Она хотела, чтобы он пришел и извинился. Он пришел и извинился. Она хотела, чтобы он сам попытался все исправить. Так ведь именно это он сейчас и делает. Так что же с ней? Почему она до сих пор не уверена в его чувствах?
– Кейти, ты слушаешь меня?
– Да, прости.
– Я говорил, что с детьми, с Мэри и Гейбриелом нам никогда не будет одиноко в этом доме. Мы так долго были в разлуке. – Он замолчал, подбирая верные слова. – Не знаю даже, подходим ли мы друг другу. Подходили ли вообще когда-нибудь?
– Но мы не станем ближе и не узнаем этого, если не будем откровенны, – сказала она.
– Думаю, у нас было бы больше шансов, если бы нас не прерывали все время. – Он посмотрел на кухонную дверь. – Я знаю, что Мэри тебе устроила нелегкую жизнь.
– Это можно понять. Ей тоже пришлось нелегко. – Кэтлин вытерла глаза и попыталась взять себя в руки. Впервые они разговаривали как муж и жена, и она не хотела останавливаться. – Сегодня я сказала ей, что хочу разрисовать эту стену фресками, а она заявила, что у меня в голове тараканы завелись.
– Фрески?
Она кивнула. И чего она разревелась? Сейчас он решит, что она плакса, слабая и мягкая женщина. А она хотела, чтобы он считал ее сильной.
– Ты хочешь разрисовать стену?
– Дерево в цвету. Может быть, грушу? У нас в кабинете были нарисованы фрески. Гавань Венеции.
Боже, она мямлит, словно младенец. Хуже Дерри. Шейн посмотрел на дверь.
– Пожалуй, пойду все же переоденусь.
– Я подстригу тебе волосы... если хочешь, конечно.
– Позже.
Боль все еще была там, в сердце. Но слезы смыли напряжение, возникшее между ними, подтопили лед их отношений. Впервые за последние несколько дней она почувствовала, что ей есть с чего начать, есть на что опереться.
Глава 11
– Все сделала? – спросила Дерри.
– Нет, малышка, – устало сказала Кэтлин, – но уже скоро.
Полуденная гроза загнала детей в дом, и Кэтлин слышала, как они хихикали на кухне и бегали взад-вперед по лестнице. Затем она услышала, как Джастис сказал что-то насчет конюшни.
– Дерри, не ходи на улицу, – предупредила она девочку.
Дверь, ведущая на кухню, раскрылась, и Дерри зашла на веранду.
– А Застис усел, – обиженно сказала она.
– Джастис уже большой мальчик, – увещевала Кэтлин, – у него есть свои обязанности по дому.
– Делли тозе хосет обязаноси.
– Конечно, деточка, вот подрастешь немного, и у тебя обязательно появятся свои обязанности.
Когда Кэтлин торопливо поднялась наверх, в свою комнату, Дерри последовала за ней, точно хвостик. Дождь лил как из ведра, барабаня по крыше. Кэтлин подумала о Шейне и Гейбриеле, которые оставались где-то на лугах. Нашли ли они какое-нибудь укрытие?
Дерри убежала вниз, но очень скоро вернулась, возбужденно размахивая руками.
– Застис поймал змею.
Кэтлин подхватила девочку и усадила ее на стул.
– Настоящую змею? – спросила Кэтлин рассеянно. Она посмотрела на Дерри и покачала головой. Один носок сполз с ноги девочки, а на ботинке другой ноги развязались шнурки. Лямка от платья съехала с ее плеча, и все платье перекосилось. Рот был вымазан в меду, а руки просто чернели от грязи. – Нет, деточка, не трогай руками платье, я сама все поправлю, когда вымою тебе руки. Вот только найду кое-что.
Дерри улыбнулась и потрясла головой, отчего ее кудряшки разметались во все стороны.
– Настоясюю голубую змею.
– Голубую? А-а-а, понятно. – Кэтлин улыбнулась. – Сиди спокойно. Я скоро освобожусь.
Она была уверена, что упаковала четыре льняные занавески и положила их на дно сундука. Когда-то они прекрасно смотрелись в спальне ее матери, а сейчас послужат в столовой.
Дома, в их имении в графстве Клэр, она воспринимала роскошь: дорогую мебель, фамильные портреты в богатых рамах, столовое серебро – как нечто само собой разумеющееся. Они были не так уж богаты, что бы там ни говорил Шейн, но у них водились деньги, и ее родители любили жить на широкую ногу. Отец любил книги, а мама – музыку и живопись. Морин научилась играть на фортепьяно, а сама Кэтлин – на малой арфе. Кэтлин помнила званые обеды с танцами, чтением стихов и застольями, которые продолжались за полночь.
Здесь, в Миссури, не было ничего, кроме бездонного неба над головой, бесконечной травы перед глазами, древних лесов да бурных речушек. Кэтлин, конечно, восхищалась божественной красотой здешних мест, ко ей очень не хватало интеллектуальной полноты ее прежней жизни.
– Как мудро я поступила, что привезла с собой книги, – сказала она Дерри. – В этом доме я не нашла ничего, кроме потрепанной Библии.
– Тебе нлавятся змеи, мама, нлавятся? – спросила малышка.
– Не особо. – Кэтлин еше раз перевернула вверх дном все содержимое деревянного сундука, но тщетно. Никаких следов занавесок. – Где же они могут быть? Я же точно видела их на прошлой неделе.
– А Застису нлавятся зеленые змеи.
– Мм-м, – протянула Кэтлин, думая о своем. – Может, в другом сундуке? – Она закусила нижнюю губу и откинула крышку сундука поменьше. – Думаю, я видела их здесь.
Что-то скользнуло по ее руке. Кэтлин закричала и отпрянула назад.
Дерри захлопала в ладоши и радостно завизжала.
– Змейка, змейка, зеленая змейка!
Сердце едва не выскочило у Кэтлин из груди. Она заглянула в открытый сундук и увидела там маленькую зеленую змейку. Рептилия покачивалась из стороны в сторону и высовывала раздвоенный язык, уставившись на Кэтлин немигающим взглядом.
Дерри залилась веселым смехом.
– Очень смешно. – Кэтлин захлопнула крышку, дотянувшись до нее ногой.
Шутки Джастиса становились все более злыми. Вчера Кэтлин подсластила свой чай ложкой соли, зачерпнув ее из посуды, где обычно был сахар. А позавчера она легла спать и обнаружила, что на свежую простыню насыпан мокрый песок.
Зловредное хихиканье Джастиса раздалось из коридора.
Кэтлин прижала палец к губам, чтобы Дерри молчала, и на цыпочках подкралась к двери. Затем она выскочила наружу и схватила стервеца за ухо.
– Куда это вы собрались, молодой человек?
– Пусти, больно же.
– Я полагаю, вы забыли кое-что в моем сундуке. – Кэтлин подтащила парня к сундуку. – Вынимай.
Глаза сорванца сузились.
– Это не я. Если Дерри говорит, что я, то она врет. Врет и не краснеет.
– Вынимай змею, Джастис, – приказала Кэтлин.
– Пусти ухо, мне больно.
– И будет еще больнее, если не уберешь эту дрянь из моей комнаты.
Чуть позже, после того как Джастис избавился от змеи, Кэтлин вымыла Дерри, укутала ее в теплую рубашку и уложила подремать пару часиков. Она отыскала пропавшие занавески в третьем сундуке и спустилась вниз, в свою столовую.
Кэтлин как раз заканчивала закреплять над окном последнюю занавеску, когда услышала, что дверь с кухни открылась. Она не спустилась со стула, лишь обернулась, готовая отразить очередные насмешки Мэри, но вместо индианки увидела в дверях своего мужа в промокшем насквозь плаще. В одной руке он держал шляпу, с полей которой капала вода, а в другой – букет маргариток.
Она даже не знала, что с ним сделать – прогнать или рассмеяться.
– Шейн?
Слабая улыбка заиграла на его губах. Он был хорош! Темный ирландец. Стального цвета глаза и дьявольски привлекательные губы. Но он не получит прощения так просто. Парой маргариток он не отделается.
Бабушка всегда говорила Кэтлин, что дьявол не станет ползать вокруг на своих раздвоенных копытах, с хвостом за спиной. Она любила повторять, что он скорее всего будет похож на падшего ангела. В обличье какого-нибудь красавца со стальными глазами и хорошо подвешенным языком.
Сердце Кэтлин учащенно забилось, но она не могла сказать с уверенностью, было это из-за ее гнева или из-за похоти. Она скрестила руки на груди.
– С тебя капает на пол.
– Прости, я не знал, что ты здесь.
– Но я здесь, – ответила она, – а если бы меня не было, то, по-твоему, капать на пол было бы нормально?
Она бросила взгляд на ножницы, которые лежали на краю стола. Что он скажет, когда она разрежет его цветочки на мелкие кусочки? Большего он не заслуживает. Еще набрался наглости прийти сюда со своими жалкими маргаритками в надежде соблазнить ее! И это после всего, что произошло между ними!
– Думал, ты захочешь поставить их на стол, – сказал Шейн и снял ее со стула. – Мы попали под дождь.
– Я заметила.
Шейн скинул плащ. Рубашка под ним промокла насквозь, прилипла к телу, словно вторая кожа.
– Соизволь повесить это где-нибудь, чтобы просохло. – Она указала пальцем на плащ.
– Я тут думал... ну... по поводу роз, что ты собираешься сажать... я... – ему явно не хватало слов. Кэтлин злорадно ухмыльнулась. Ей нравилось видеть Шейна не в своей тарелке.
Он подобрал плащ и кинул его на скамейку на кухне.
– Мы с Гейбриелом чинили ограду на южном пастбище, и нас застигла гроза, – объяснил он, возвращаясь на веранду. – В общем, там этих цветов полно.
– Спасибо. – Ее слова вонзились между ними, точно ледяные торосы.
Он бросил на нее затравленный взгляд и слабо улыбнулся. Затем пробежал пятерней по мокрым волосам и устало прикрыл глаза. На секунду, на какой-то краткий миг она снова увидела в нем того самого Шейна, которого любила когда-то. Но она не дала воли своим чувствам.
– Тебе стоит подстричь волосы, – сказала она холодно.
– Да, я знаю. Может, ты подстрижешь? Раньше меня стригла Сериз... – Он понял свою оплошность и прикусил язык.
– Макенна хотеть кофе? – раздался с кухни громкий голос Мэри. Она просунула голову в дверной проем и огляделась. Ее волосы, которые она всегда скручивала в тугой узел у шеи, тоже были мокрые.
Гейбриел, стаскивая с себя мокрую рубашку, появился позади Мэри.
– Забавные штуки повесила на окна твоя жена, Макенна.
Шейн обернулся к ним.
– Может мужчина наедине поговорить со своей женой?
Но ковбоя было не пронять. Он скептически посмотрел на цветы.
– Ни разу раньше не замечал за тобой подобного. Тебя молнией ударило?
– Да идите вы оба... Давайте, давайте, оставьте нас одних.
Шейн вытолкал Гейбриела и захлопнул дверь у них перед носами.
Кэтлин посмотрела на маргаритки. Неужели Шейн действительно верит, что можно вымолить прощение у женщины таким пошлым и примитивным способом? И это после всех оскорблений, что выпали на ее долю?
– Прости меня, – сказал он.
Кэтлин просто сгорала от любопытства. Интересно, за что он просит прощения? За то, что бросил ее в Ирландии? Или за то, что опозорил ее, спутавшись с Сериз? Или за свое холодное отношение с самой первой минуты, как они встретились на пристани? Как он может рассчитывать на то, что она забудет все и простит его так скоро? Ведь он только что напомнил ей о своем грехе с матерью Джастиса!
Она хотела заставить его почувствовать стыд. Раскаяния – вот чего она хотела добиться от своего блудного супруга. И еще она хотела отмщения. Она хотела, чтобы он помучился так же сильно, как мучилась сама. Но в то же время она не хотела оттолкнуть его.
– Красивые цветы, – сказала она неприязненно. Хотя, нужно признать, цветы действительно были замечательные, даже несмотря на то что он вымочил их под дождем. Белые лепестки с желтой сердцевиной. Просто прелесть. Просто удивительно, как они выросли в дикой природе.
Она сглотнула, пытаясь избавиться от кома в горле. Какой старый трюк – принести женщине полевые цветы. И ведь, что самое обидное, действует. Но она знала себе цену и не собиралась сдаваться так легко.
– Пойди переоденься, пока не подхватил простуду, – сказала она.
– Да, пожалуй.
Она посмотрела на него. Будь проклята эта Сериз! Все те ночи, что она проревела в подушку, тоскуя по нему... Одна мысль о том, что эта стерва стригла Шейну волосы, дотрагивалась до его лица, согревала его теплом своего тела долгими холодными ночами, была ей точно нож в сердце.
– А это здорово, – сказал Шейн рассеянно.
– Что здорово?
– Ну, то, что ты здесь сделала. Эта побелка и все такое. – Он обвел руками веранду. – Мне, конечно, следовало притащить для тебя все это самому. Но я, признаться, забыл, что у дяди были все эти вещи. Они принадлежали его жене. Она умерла еще до того, как я приехал в Америку. Наверное, он не смог их выкинуть. Слишком дорога ему была память о ней.
Она подошла к столу и дотронулась до цветов. От них шел какой-то странный аромат.
– Бычий глаз.
Она удивленно посмотрела на Шейна.
– Маргаритки эти в здешних краях называются «бычий глаз», – пояснил он и махнул в сторону цветов шляпой, отчего на стол полетели капли.
– Надо же, никогда не слышала.
Она хотела подойти к столу и стереть капли, но ее ноги словно вросли в пол. Удивительно, но вблизи, особенно в помещении, Шейн казался ей еще больше. Штаны его были такими же мокрыми, как и все остальное. Он побрился сегодня утром, и Кэтлин заметила, что шрам на щеке подживает. С зачесанными назад волосами, свежевыбритый, он казался моложе, доступнее.
– Я могу отвезти тебя туда, если хочешь, – предложил он.
– Куда?
Он шумно вдохнул воздух и стал переминаться с ноги на ногу.
– Ну, на тот луг. Где маргаритки растут. Может, ты захочешь прокатиться верхом?
– Под таким дождем?
Она знала, что должна отказаться, но боялась обидеть Шейна. Когда она увидела улыбку на его лице, у нее отлегло от сердца.
– Не-е. Лучше завтра. Мы закончим чинить изгороди, и...
– С удовольствием, – сказала она, сдерживая улыбку. – Но объясни, почему ты предлагаешь мне посмотреть на полевые цветы? Согласись, странное поведение для человека, который хочет избавиться от жены.
Шейн отчаянно потряс головой.
– Если бы я хотел избавиться от тебя, ты уже была бы на ближайшем пароходе до Сент-Луиса.
– Ты уверен? Впрочем, о чем я? Конечно, уверен.
Она приблизилась к нему на один шажок. Ветер бил дождем в окно, барабаня по стеклу. Молния сверкнула и померкла. В помещении атмосфера накалилась не меньше, чем снаружи. Она поймала себя на том, что изучает пульсирующую на его виске жилку.
– Черт возьми, как же ты все усложняешь, женщина.
– Нет, это ты все усложняешь, – прошептала она.
– Ты взглядом своим можешь заморозить, – сказал он осипшим голосом. – Я бы сказал тебе о Сериз, но я знал, что ты тяжело это воспримешь.
Она кивнула.
– Ни одна благородная женщина не захочет узнать, что ей изменяли с такой женщиной, как Сериз. – Кэтлин почувствовала, что гнев ее проходит, оставляя после себя тупую ноющую боль в сердце. – Это делает наш брак дешевым фарсом. Это делает меня какой-то пародией на жену.
– Зря ты так.
Ну почему он не может просто прижать ее к себе? Кэтлин хотелось кричать, но она не смела. Все, что она хотела от своего законного супруга, – это любви и доверия.
Лицо Шейна заострилось, черты стали резкими. Она уже много раз замечала эту страшную перемену, с тех пор как приехала на Миссури.
– Сериз была такой же, как все, из плоти и крови. Со своими недостатками и со своими достоинствами. Она много пила и, когда выпивала лишнего, становилась жестокой. Но когда она была трезвой, в ней было так много достойных черт!
– Не сомневаюсь. – Она попыталась уйти, обогнув его, но он не позволил. Его пальцы стальной хваткой сжали ее руку.
– Не убегай от меня, не выслушав до конца. Я полдня собирался с мыслями, чтобы поговорить. Так что тебе придется дослушать. Это как сорняк. Лучше вырвать его с корнем, пока он не разросся, отравляя своими соками душу.
Она нервно кивнула, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не опуститься до банальных слез.
– Что было, то было. Я хочу оставить прошлое позади, – он тяжело вздохнул, помолчал немного, затем продолжил: – Пойми, Сериз была не просто теплым телом, к которому я мог прижаться дождливой ночью. И Джастис заслуживает большего, чем прослыть сыном шлюхи.
Взор Кэтлин затуманился, когда она посмотрела в глаза Шейну.
– Я стараюсь.
Она прижалась к груди Шейна и разрыдалась. Трудно было сказать, кто первым сделал шаг. Да разве это так важно? Руки Шейна гладили ее по спине, он шептал ей что-то успокаивающее на ухо.
– Я никогда не хотел причинить тебе боль, – сказал он внятно, – но мне было так одиноко! И я думал, что ты забыла меня.
– О, Шейн! – только и смогла выговорить она.
– Да ладно, чего там. Я справлюсь. Мы сможем пережить все это. Все будет путем.
Дверь со скрипом открылась, и они услышали напряженный голос Гейбриела:
– Макенна, ты что, ударил ее?
– Нет! – закричал Шейн раздраженно. – Никого я не ударил. А сейчас проваливай отсюда. Могу я в конце-то концов поговорить со своей женой?
– Ну не знаю, по мне, так на разговор это не похоже. Миссис Макенна, у вас...
– Все хорошо, Гейбриел. Правда. Спасибо за заботу.
Гейбриел пробормотал что-то по-индейски и закрыл дверь.
– Я чувствую себя такой дурой. – Кэтлин отстранилась от Шейна и посмотрела ему в глаза.
Он улыбнулся ей, и она улыбнулась в ответ.
Как странно. Она хотела, чтобы он пришел и извинился. Он пришел и извинился. Она хотела, чтобы он сам попытался все исправить. Так ведь именно это он сейчас и делает. Так что же с ней? Почему она до сих пор не уверена в его чувствах?
– Кейти, ты слушаешь меня?
– Да, прости.
– Я говорил, что с детьми, с Мэри и Гейбриелом нам никогда не будет одиноко в этом доме. Мы так долго были в разлуке. – Он замолчал, подбирая верные слова. – Не знаю даже, подходим ли мы друг другу. Подходили ли вообще когда-нибудь?
– Но мы не станем ближе и не узнаем этого, если не будем откровенны, – сказала она.
– Думаю, у нас было бы больше шансов, если бы нас не прерывали все время. – Он посмотрел на кухонную дверь. – Я знаю, что Мэри тебе устроила нелегкую жизнь.
– Это можно понять. Ей тоже пришлось нелегко. – Кэтлин вытерла глаза и попыталась взять себя в руки. Впервые они разговаривали как муж и жена, и она не хотела останавливаться. – Сегодня я сказала ей, что хочу разрисовать эту стену фресками, а она заявила, что у меня в голове тараканы завелись.
– Фрески?
Она кивнула. И чего она разревелась? Сейчас он решит, что она плакса, слабая и мягкая женщина. А она хотела, чтобы он считал ее сильной.
– Ты хочешь разрисовать стену?
– Дерево в цвету. Может быть, грушу? У нас в кабинете были нарисованы фрески. Гавань Венеции.
Боже, она мямлит, словно младенец. Хуже Дерри. Шейн посмотрел на дверь.
– Пожалуй, пойду все же переоденусь.
– Я подстригу тебе волосы... если хочешь, конечно.
– Позже.
Боль все еще была там, в сердце. Но слезы смыли напряжение, возникшее между ними, подтопили лед их отношений. Впервые за последние несколько дней она почувствовала, что ей есть с чего начать, есть на что опереться.
Глава 11
Гроза прошла только к вечеру. Стрекотали сверчки, и светлячки летали за окнами спальни Шейна. Сегодня было заметно свежее, чем в предыдущие ночи, и он надеялся, что ему удастся поспать. Он с самого утра был в седле, и раны, что он получил в схватке с быком, давали о себе знать. Но как назло сон не шел, и он лежал на спине, глядя в потолок.
Шейн повернулся на бок, положил под голову руку и закрыл глаза. Он устал, тело ныло, и он никак не мог заснуть. Дело было в его голове, как всегда.
Он никак не мог перестать думать о Кэтлин и о том, как свалял дурака с этими мокрыми цветами. А затем, как будто цветов было недостаточно, чтобы выглядеть полным идиотом, он начал извиняться. Неудивительно, что все закончилось тем, что он стал рассказывать жене о своих отношениях с Сериз!
Все, что он планировал в отношениях с Кэтлин, полетело к чертям с самого начала. С того самого мига, как он увидел ее на пристани. Карты перетасовали и раздали заново. И самое забавное заключалось в том, что он не был уверен ни в правилах этой новой игры, ни в ставках.
Лежать стало невыносимо, Шейн поднялся и босиком протопал к окну. Он приоткрыл раму на пару дюймов и стал вслушиваться в ночь. С пруда доносилось кваканье лягушек, а в лесу ухал филин.
Туман стелился над самой землей. В такие ночи любой звук разносился на мили вокруг. Шейн слушал до тех пор, пока не понял, что ничего нового для себя он не услышит. Тогда он закрыл окно, аккуратно притянув раму, чтобы не разбудить Кэтлин, которая спала в соседней комнате.
Абсурдность ситуации сводила его с ума. Его жена спит в соседней комнате. Одна. И он спит один. Едва ли они оба хотели, чтобы все вышло именно так. Но винить, кроме себя, ему было некого.
Он так страстно желал ее, что мысли о ней не выходили из головы с самого полудня, задолго до того, как он закончил дела. Он наблюдал за ней, когда она работала на кухне или возилась с розами. Он следил за ней взглядом, когда она нагибалась, чтобы стереть мед со щеки Дерри, и когда она подметала крыльцо. А если он не мог отыскать ее взглядом, то просто сходил с ума, пока она не появлялась в поле зрения.
Он хотел ее, это было очевидно. Но все же не сделал ли он ошибку, пригласив ее сюда?
Он не лукавил, когда сказал Кэтлин, что они абсолютно разные люди. Когда он взял ее в жены, она была молоденькой, чертовски привлекательной девушкой, сейчас она взрослая женщина.
– Женщина с лживым языком и развратной душой, – повторил он вслух слова отца, которые всегда так больно отдавались в его сердце.
Ни для кого не было секретом, что Патрик Макенна женился на прелестной Эйнджи О'Мур, не имея ни малейшего понятия, что она уже четыре месяца носит под сердцем чужого ребенка. И уж тем более ни для кого не было секретом, что он превратил ее жизнь в сущий ад из-за этого.
Семнадцати лет, что прошли с тех пор, и могилы, в которой покоилось бренное тело Патрика Макенны, было недостаточно, чтобы заглушить его злые слова. Будь проклят этот мерзкий пьяница! Шейн до сих пор слышал его крики, когда он поносил мать, ругая ее последними словами.
Несмотря на то что сделала его мать, он ненавидел отца. Ненавидел до сих пор. Патрик Макенна посеял зерна недоверия глубоко в сердце сына.
Шейн любил Кейти. Но сможет ли он когда-нибудь простить ей то, что она сделала? Сможет ли он победить отца в своем сердце и простить предательство Кэтлин?
Каждый день их супружества он будет смотреть на милое личико Дерри как живое свидетельство измены его жены.
Сможет ли он найти в себе силы, чтобы не бросить в гневе страшные слова в лицо Кэтлин? Или он найдет утешение на дне бутылки, как и его отец?
Он никогда не хотел походить на своего отца, которому гнев и алкоголь застили божий свет. Шейн поклялся себе, что черная тень отца в нем никогда не выползет наружу, покуда дело касается женщины. И он держался, сорвавшись лишь раз, в ту памятную ночь, когда погибла Сериз. Но раз это уже случилось однажды, кто даст гарантию, что это не произойдет снова, с Кэтлин?
Он подвергает ее жизнь опасности, оставляя здесь. Шейн яростно сорвал с постели влажную смятую простыню, кинув на пол. Почему он не может принять то, что Кэтлин нашла утешение в объятиях любовника? Он-то превосходно проводил время с Сериз. Ведь Кэтлин в конце концов тоже человек.
Дерри была замечательным ребенком. Она очаровала бы даже мужчину с каменным сердцем. Что с того, что отцом ее был другой человек? Он может стать ей настоящим отцом, если сам того захочет.
Он напомнил себе, что Кэтлин не побоялась позора и родила ребенка от другого мужчины. В отличие от Сериз, которая потребовала у него денег, чтобы избавиться от плода. Хотя она и клялась, что отцом был он.
Почему же Кэтлин так сложно сказать ему всю правду?
В голове у него был полный сумбур, но при этом он не забывал, что должен быть очень осторожным. Кэтлин придется доказать ему, что она сможет прижиться в этих суровых краях, прежде чем он преподнесет ей свое сердце на блюдечке с голубой каемочкой. Даже у такого тупого ирландского работяги, как он, хватит на это ума. Ему мало было просто делить с ней ложе. Нет, на этот раз, если уж он отдаст ей свое сердце, то это будет навсегда. Он знал, что еще одной драмы он не вынесет.
Шейн застелил постель свежей простыней и снова растянулся на кровати. Он привык спать нагишом, и эта ночь не была исключением. Свежий прохладный воздух приятно ласкал его кожу, но был бессилен остудить больную душу.
– Если и дальше так пойдет, то я до самого восхода проваляюсь, – проворчал он.
Образ Кэтлин снова встал леред его глазами, и он вспомнил, как впервые положил на нее глаз. Патрик Макенна в очередной раз ушел в запой, и его мать осталась без единой медной монеты, чтобы накормить своих детей. Изнуренный голодом и оборванный, точно цыган, с босыми ногами, – и это несмотря на зиму, – он пробрался в земли отца Кэтлин. Его гнал вперед голод, и у него с собой было достаточно бечевки, чтобы поставить несколько силков на кролика.
Кэтлин буквально поймала его за руку. Она запросто могла крикнуть егеря, но вместо этого они подружились. Она даже помогла ему обмануть отцовского лесника.
И в считанные дни она стала для него той, ради которой стоит жить и бороться за свою жизнь. Дыхание Шейна стало глубоким и ровным, когда он вспомнил об их веселых деньках. Они были совсем детьми. И им было очень хорошо вместе.
Шейн и не заметил, как мышцы его расслабились, и он заснул крепким глубоким сном.
Кэтлин решила, что букет Шейна сослужит ей неплохую службу за завтраком, даже если им придется есть на кухне, а не на веранде.
День выдался солнечный. Те немногие облака, что остались от вчерашней грозы, быстро растаскивало по небу. Кэтлин впервые поднялась раньше Шейна. Она уже раскатывала песочное тесто, когда он вошел на кухню.
Она сразу заметила, что ему до сих пор больно.
– Как ты себя чувствуешь?
– Даже не спрашивай.
Он сел на свое привычное место и только тут заметил громоздкое кресло, которое Кэтлин, очевидно, притащила с чердака:
– А это что?
Она улыбнулась в ответ:
– Правда красивое? Оно для главы семьи. Ведь вы в конце концов глава семьи, мистер Макенна.
Он уставился на резное кресло из орехового дерева с резными подлокотниками и ножками в виде львиных лап. Затем он протянул руку и потер пальцем медную шляпку гвоздя, крепившую вытертую кожаную обивку.
– Я и забыл о нем, – сказал он задумчиво. – Наверное, его приобрели вместе со всем остальным скарбом, когда выкупили Килронан у испанского дона.
Обивку уже меняли, она была не такой старой, как дерево, которое потемнело почти до черноты, но и новая обивка была изрядно потерта.
– Скорее всего ты прав, – согласилась она. – Кресло действительно в испанском стиле. Но главное, оно подходит тебе и неплохо смотрится в этой кухне.
Шейн повернулся на бок, положил под голову руку и закрыл глаза. Он устал, тело ныло, и он никак не мог заснуть. Дело было в его голове, как всегда.
Он никак не мог перестать думать о Кэтлин и о том, как свалял дурака с этими мокрыми цветами. А затем, как будто цветов было недостаточно, чтобы выглядеть полным идиотом, он начал извиняться. Неудивительно, что все закончилось тем, что он стал рассказывать жене о своих отношениях с Сериз!
Все, что он планировал в отношениях с Кэтлин, полетело к чертям с самого начала. С того самого мига, как он увидел ее на пристани. Карты перетасовали и раздали заново. И самое забавное заключалось в том, что он не был уверен ни в правилах этой новой игры, ни в ставках.
Лежать стало невыносимо, Шейн поднялся и босиком протопал к окну. Он приоткрыл раму на пару дюймов и стал вслушиваться в ночь. С пруда доносилось кваканье лягушек, а в лесу ухал филин.
Туман стелился над самой землей. В такие ночи любой звук разносился на мили вокруг. Шейн слушал до тех пор, пока не понял, что ничего нового для себя он не услышит. Тогда он закрыл окно, аккуратно притянув раму, чтобы не разбудить Кэтлин, которая спала в соседней комнате.
Абсурдность ситуации сводила его с ума. Его жена спит в соседней комнате. Одна. И он спит один. Едва ли они оба хотели, чтобы все вышло именно так. Но винить, кроме себя, ему было некого.
Он так страстно желал ее, что мысли о ней не выходили из головы с самого полудня, задолго до того, как он закончил дела. Он наблюдал за ней, когда она работала на кухне или возилась с розами. Он следил за ней взглядом, когда она нагибалась, чтобы стереть мед со щеки Дерри, и когда она подметала крыльцо. А если он не мог отыскать ее взглядом, то просто сходил с ума, пока она не появлялась в поле зрения.
Он хотел ее, это было очевидно. Но все же не сделал ли он ошибку, пригласив ее сюда?
Он не лукавил, когда сказал Кэтлин, что они абсолютно разные люди. Когда он взял ее в жены, она была молоденькой, чертовски привлекательной девушкой, сейчас она взрослая женщина.
– Женщина с лживым языком и развратной душой, – повторил он вслух слова отца, которые всегда так больно отдавались в его сердце.
Ни для кого не было секретом, что Патрик Макенна женился на прелестной Эйнджи О'Мур, не имея ни малейшего понятия, что она уже четыре месяца носит под сердцем чужого ребенка. И уж тем более ни для кого не было секретом, что он превратил ее жизнь в сущий ад из-за этого.
Семнадцати лет, что прошли с тех пор, и могилы, в которой покоилось бренное тело Патрика Макенны, было недостаточно, чтобы заглушить его злые слова. Будь проклят этот мерзкий пьяница! Шейн до сих пор слышал его крики, когда он поносил мать, ругая ее последними словами.
Несмотря на то что сделала его мать, он ненавидел отца. Ненавидел до сих пор. Патрик Макенна посеял зерна недоверия глубоко в сердце сына.
Шейн любил Кейти. Но сможет ли он когда-нибудь простить ей то, что она сделала? Сможет ли он победить отца в своем сердце и простить предательство Кэтлин?
Каждый день их супружества он будет смотреть на милое личико Дерри как живое свидетельство измены его жены.
Сможет ли он найти в себе силы, чтобы не бросить в гневе страшные слова в лицо Кэтлин? Или он найдет утешение на дне бутылки, как и его отец?
Он никогда не хотел походить на своего отца, которому гнев и алкоголь застили божий свет. Шейн поклялся себе, что черная тень отца в нем никогда не выползет наружу, покуда дело касается женщины. И он держался, сорвавшись лишь раз, в ту памятную ночь, когда погибла Сериз. Но раз это уже случилось однажды, кто даст гарантию, что это не произойдет снова, с Кэтлин?
Он подвергает ее жизнь опасности, оставляя здесь. Шейн яростно сорвал с постели влажную смятую простыню, кинув на пол. Почему он не может принять то, что Кэтлин нашла утешение в объятиях любовника? Он-то превосходно проводил время с Сериз. Ведь Кэтлин в конце концов тоже человек.
Дерри была замечательным ребенком. Она очаровала бы даже мужчину с каменным сердцем. Что с того, что отцом ее был другой человек? Он может стать ей настоящим отцом, если сам того захочет.
Он напомнил себе, что Кэтлин не побоялась позора и родила ребенка от другого мужчины. В отличие от Сериз, которая потребовала у него денег, чтобы избавиться от плода. Хотя она и клялась, что отцом был он.
Почему же Кэтлин так сложно сказать ему всю правду?
В голове у него был полный сумбур, но при этом он не забывал, что должен быть очень осторожным. Кэтлин придется доказать ему, что она сможет прижиться в этих суровых краях, прежде чем он преподнесет ей свое сердце на блюдечке с голубой каемочкой. Даже у такого тупого ирландского работяги, как он, хватит на это ума. Ему мало было просто делить с ней ложе. Нет, на этот раз, если уж он отдаст ей свое сердце, то это будет навсегда. Он знал, что еще одной драмы он не вынесет.
Шейн застелил постель свежей простыней и снова растянулся на кровати. Он привык спать нагишом, и эта ночь не была исключением. Свежий прохладный воздух приятно ласкал его кожу, но был бессилен остудить больную душу.
– Если и дальше так пойдет, то я до самого восхода проваляюсь, – проворчал он.
Образ Кэтлин снова встал леред его глазами, и он вспомнил, как впервые положил на нее глаз. Патрик Макенна в очередной раз ушел в запой, и его мать осталась без единой медной монеты, чтобы накормить своих детей. Изнуренный голодом и оборванный, точно цыган, с босыми ногами, – и это несмотря на зиму, – он пробрался в земли отца Кэтлин. Его гнал вперед голод, и у него с собой было достаточно бечевки, чтобы поставить несколько силков на кролика.
Кэтлин буквально поймала его за руку. Она запросто могла крикнуть егеря, но вместо этого они подружились. Она даже помогла ему обмануть отцовского лесника.
И в считанные дни она стала для него той, ради которой стоит жить и бороться за свою жизнь. Дыхание Шейна стало глубоким и ровным, когда он вспомнил об их веселых деньках. Они были совсем детьми. И им было очень хорошо вместе.
Шейн и не заметил, как мышцы его расслабились, и он заснул крепким глубоким сном.
Кэтлин решила, что букет Шейна сослужит ей неплохую службу за завтраком, даже если им придется есть на кухне, а не на веранде.
День выдался солнечный. Те немногие облака, что остались от вчерашней грозы, быстро растаскивало по небу. Кэтлин впервые поднялась раньше Шейна. Она уже раскатывала песочное тесто, когда он вошел на кухню.
Она сразу заметила, что ему до сих пор больно.
– Как ты себя чувствуешь?
– Даже не спрашивай.
Он сел на свое привычное место и только тут заметил громоздкое кресло, которое Кэтлин, очевидно, притащила с чердака:
– А это что?
Она улыбнулась в ответ:
– Правда красивое? Оно для главы семьи. Ведь вы в конце концов глава семьи, мистер Макенна.
Он уставился на резное кресло из орехового дерева с резными подлокотниками и ножками в виде львиных лап. Затем он протянул руку и потер пальцем медную шляпку гвоздя, крепившую вытертую кожаную обивку.
– Я и забыл о нем, – сказал он задумчиво. – Наверное, его приобрели вместе со всем остальным скарбом, когда выкупили Килронан у испанского дона.
Обивку уже меняли, она была не такой старой, как дерево, которое потемнело почти до черноты, но и новая обивка была изрядно потерта.
– Скорее всего ты прав, – согласилась она. – Кресло действительно в испанском стиле. Но главное, оно подходит тебе и неплохо смотрится в этой кухне.