Я вышел ей навстречу.
   — Доброе утро, Мэриголд. Ну как, устроились?
   — Здравствуй, Фредди. Такое впечатление, что я всегда здесь жила. — На ее лице промелькнула улыбка. Как обычно, голос ее был рассчитан на глухих. — Заехала к тебе по дороге в Даунс, перекинуться парой слов. Я звонила тебе домой, но какая-то женщина сказала, что ты здесь.
   — Моя сестра, — пояснил я.
   — Да? Короче, что ты знаешь о Джоне Тигвуде и его планах насчет престарелых лошадей? Этот тип хочет и меня задействовать. Что мне делать? Скажи честно. Нас никто не слышит. Так что говори.
   Я рассказал ей все настолько откровенно, насколько только мог себе это позволить.
   — Он вроде фанатика, который уговаривает многих в округе взять на попечение старых лошадей.
   Майкл Уотермид согласился взять двоих из новой партии, что мы привезли вчера. И Бенджи Ашер, хотя Дот решительно против. Что тут плохого, если у вас есть место и сено?
   — Так ты бы на моем месте согласился?
   — В Пиксхилле так принято. — Я немного подумал и добавил:
   — Кстати, среди новых животных есть один конь, на котором я когда-то давно выступал. Прекрасный был скакун. И славный парень. Может, вы попросите Тигвуда, чтоб он дал вам именно его? Его кличка Петерман. Если вы будете регулярно кормить его овсом и заботиться о его здоровье, я готов заплатить.
   — Значит, и у нас мягкое сердце? — поддразнила она.
   — Ну... мы с ним выигрывали скачки.
   — Ладно. Я позвоню Тигвуду и договорюсь. Петерман, ты сказал? Я кивнул.
   — И не говорите ему про сено. Она дружелюбно взглянула на меня.
   — Знаешь, ни одно доброе дело не остается безнаказанным.
   Мэриголд поспешила к джипу, мотор взревел, покрышки лишились еще одного миллиметра протектора. Из отверстия, когда-то бывшего окном, она крикнула, одновременно поддав газу:
   — Мой секретарь свяжется с тобой насчет Донкастера!
   Я прокричал ответное спасибо, которое она скорее всего не расслышала за скрежетом древних шестеренок коробки передач. Я подумал, что Пиксхиллу с ней повезло, и в душе пожелал ей удачи.
   Пришедшие на работу водители собрались в столовой. Рассказ Харва о моих ночных злоключениях снова выгнал их на улицу вместе с кружками кофе, где они взирали на меня, как на нечто не от мира сего.
   Одним из водителей был Льюис, любимчик семейства Уотермидов, специалист по кроликам, который предположительно должен был находиться в постели.
   — Что случилось с гриппом? — поинтересовался я. Он шмыгнул носом и хрипло объяснил:
   — Решил, что это всего-навсего простуда. Нет температуры. — Тем не менее он кашлял и чихал, распространяя заразу.
   — Лучше бы тебе не заражать здесь всех вокруг, — заметил я. — У нас и так чересчур много больных. Посиди еще денек дома.
   — Правда?
   — Выходи в пятницу и еще поработаешь в воскресенье.
   — Ладно. — Он еще раз чихнул. — Посижу, посмотрю скачки в Челгенгеме. Спасибо.
   Фил, обязательный, флегматичный, ненаблюдательный, нелюбопытный, надежный, но начисто лишенный воображения, спросил меня:
   — Правда, что в твоем доме все переломали?
   — Боюсь, что так.
   — И «Ягуар»?
   — Да.
   — Убил бы поганца.
   — Попадись он только мне в руки.
   Остальные согласно кивали, разделяя мои чувства. Никто, считали они, покусившийся на их собственность, не должен оставаться безнаказанным.
   — Полагаю, — сказал я, — что никто из вас не проходил мимо фермы вчера около одиннадцати вечера? Как и следовало ожидать, никто не проходил.
   — А ты не видел, кто на тебя напал? — спросил Льюис.
   — Даже не слышал ничего. Поспрашивайте вокруг, ладно?
   Хоть и с некоторым сомнением, но все охотно пообещали.
   Странно, но многие водители чем-то внешне похожи друг на друга, подумал я, разглядывая их. Всем еще нет сорока, все поджарые, с прекрасным зрением, все среднего роста, но ни коротышек, ни верзил выше метра восьмидесяти: такие физические данные больше всего подходили для этой работы. А вот что касается характеров, тут дело совсем другое.
   Льюис присоединился к нам два года назад, тогда он носил длинные вьющиеся волосы. Когда другие водители стали звать его «девицей», он отрастил усики и стал лезть с кулаками на всех языкастых. Потом он обзавелся блондинкой в красных туфлях на шпильках и опять же с помощью кулаков заставил заткнуться всех свистунов. Прошлым летом он подстригся, сбрил усы и вместе с блондинкой произвел на свет сына, над которым оба пускали слюни. «Не могу дождаться, — часто говорил Льюис, — когда смогу играть с сыном в футбол». Этакая мгновенная трансформация в идеального отца.
   — Не чихай на ребенка, — посоветовал я.
   — Да ни за что, — заверил Льюис.
   Дейв проскрипел через ворота на своем ржавом велосипеде — щекастый, веселый и, как всегда, беззаботный. Его ухмылка и веснушки создавали впечатление вечной молодости, своего рода синдром Питера Пэна. Для жены Дейва он был третьим ребенком, наряду с двумя дочерьми. Она спокойно мирилась с его шатаниями по кабакам и проигрышами на собачьих бегах.
   Явился и Азиз, как всегда, сверкая темными глазами и белозубой улыбкой. Харв распределил работу и, сверяясь со списком, уточнил маршрут каждого водителя, каких лошадей грузить и когда отправляться.
   Когда я уходил, они наперебой рассказывали Дейву и Азизу о моих ночных приключениях. В повествование уже вкрались некоторые ошибки, но я не стал их исправлять.
   — Причал в Портсмуте, — сказал Фил, все перепутав, а Дейв согласно кивал. В Саутгемптон мы лошадей никогда не возили, зато время от времени переправлялись на пароме из Портсмута в Гавр, так что все водители знали Портсмутский причал, хотя я предпочитал отправлять фургоны из Дувра в Кале, где переправа была короче. При длинной переправе многие лошади мучились морской болезнью, а так как их не рвало, то им приходилось еще тяжелее, чем людям. Однажды лошадь умерла в одном из моих фургонов от морской болезни, и с тех пор я стал особенно осторожным.
   — Причал в Портсмуте... — И все водители кивали. Портсмут, расположенный немного дальше Саутгемптона, звучал более знакомо. — Бульдозером смял «Ягуар»... Перебил все окна в доме...
   В пивнушке, как сказал бы Джоггер, меня бы уже сбросили с парома Портсмут — Гавр, а мою машину вогнали бы прямо в окно гостиной.
   Появились Роза и Изабель и снова стали жаловаться на неисправный компьютер. Я вспомнил о еще более неисправном терминале в моей гостиной и с трудом припомнил, что сегодня как раз тот день, когда должен прийти мастер. Изабель и Роза с видом великомучениц расчехлили механические пишущие машинки.
   Я позвонил в агентство, где были номера моих кредитных карточек, и попросил их законсервировать все мои счета, а также в страховое агентство, в котором мне сказали, что пришлют соответствующую форму. «А кого вы пришлете? — спросил я. — Разумеется, женщину, которая просто спишет мой „Ягуар“ и все остальное имущество?» — «Вероятно, будет достаточно полицейского протокола», — сказали они.
   После этого я посидел немного, прислушиваясь к гудению в голове, а Харв тем временем покончил с организацией работы на день. Вошел Азиз, как всегда жизнерадостный, и спросил, не будет ли каких личных поручений. Мне это понравилось, тем более что спросил он об этом как бы между прочим и, насколько я мог судить, никакой личной заинтересованности у него не было.
   — Харв говорит, мне сегодня не надо садиться за руль, — сказал он. — Велел спросить, нет ли какой работы по ремонту, у вас же теперь нет механика. Говорит, на двух фургонах не мешало бы сменить масло.
   — Было бы неплохо, — заметил я, достал ключи от кладовки и отдал ему. — Там найдешь все, что нужно. Возьми лист техосмотра у Изабель, а как закончишь, заполни и верни ей же.
   — Понял.
   — И, Азиз... — Моя гудящая голова наконец родила идею. — Не мог бы ты взять «Фортрак» и отвезти мою сестру в Хитроу к самолету в Эдинбург?
   — Буду рад, — охотно согласился он.
   — Значит, в одиннадцать у моего дома.
   — Буду, — заверил он меня.
   Азиз погнал фургон Льюиса в сарай, чтобы сменить масло, другие водители тоже один за одним покидали двор, разъезжаясь по заданиям. Я же поехал домой, чтобы попрощаться с Лиззи и попросить прощения за то, что отправляю ее с Азизом.
   — У тебя куда хуже с головой, чем тебе кажется, — укорила она меня. — Тебе бы в постель, отдохнуть.
   — Ну разумеется.
   С озабоченностью старшей сестры она покачала головой и провела рукой по моей спине. Я с детства помнил этот ее жест. Так она выказывала свою любовь к младшим братьям, которые полагали, что поцелуи — это для девчонок.
   — Побереги себя, — попросила она.
   — Угу. И ты тоже.
   Зазвонил телефон. То была возбужденная Изабель.
   — Мастер по компьютерам пришел. Он говорит, что кто-то заразил наш компьютер вирусом.

Глава 8

   Компьютерный мастер, от силы двадцати лет от роду, с длинными русыми пушистыми волосами, которые он каждые несколько секунд любовно ерошил театральным жестом, к моему приходу уже полностью отказался от попыток оживить нашу технику.
   — Что за вирус? — спросил я, остановившись у стола Изабель и чувствуя, что нас обложили со всех сторон. Сначала грипп, потом эти присоски, потом трупы, погромщики и сотрясение мозга. Только вируса в компьютере нам и не хватало.
   — Все наши отчеты, — простонала Изабель.
   — И все наши счета, — вторила ей Роза.
   — Полезно делать копии, — насмешливо заметил мастер. Его юное лицо выражало презрение. — Всегда снимайте копии, милые дамы.
   — Что за вирус? — снова спросил я.
   Он пожал плечами, как бы удивляясь моей глупости.
   — Может, Микеланджело... Микеланджело активизируется 6 марта, и его еще кругом полно.
   — Поясните, — попросил я.
   — Разве вы не знаете?
   — Если и знал, то забыл.
   Он терпеливо, как неграмотному, пояснил мне:
   — Шестое марта — день рождения Микеланджело. Если этот вирус попал в ваш компьютер, то он сидит, там затаившись. А когда вы включаете компьютер шестого марта, он активизируется.
   — Гм. Хорошо. Шестое марта было в прошлое воскресенье. И никто этот компьютер в воскресенье не включал.
   Большие глаза Изабель расширились.
   — Верно.
   — Микеланджело — вирус загрузочной секции, — сказал эксперт и, увидев наши недоуменные лица, все так же терпеливо пояснил:
   — Тут достаточно просто включить машину. Просто включить, подождать минуту-другую и выключить. Такое включение называется загрузкой. Все данные на жестком диске мгновенно стираются вирусом, и на экране появляется надпись: «Фатальная ошибка диска». Это и случилось с вашей машиной. Все записи стерты. И их не вернуть.
   Изабель смотрела на меня, расстроенная, терзаясь угрызениями совести.
   — Я знаю, ты говорил нам, чтобы мы делали копии на гибком диске, я помню. Ты все время это повторял. Пожалуйста, извини меня. Мне ужасно жаль.
   — Ты должен был настоять, — сказала мне Роза. — В смысле ты должен был нас заставить.
   — Что-то ты не очень огорчен, — заметила Изабель.
   — А вирус активизируется на гибком диске? — спросил я мастера.
   — Очень даже может быть.
   — Да у нас их и нет почти, — запричитала Изабель.
   Так уж получилось, что они у нас были. И на них было записано все, что мои две секретарши вводили в компьютер до прошлого четверга. Я знал, что они не любили делать копии. Видел, что они откладывают это скучное дело надолго. Я продолжал повторять, чтобы они снимали копии, и видел, что они считают меня излишне занудливым Компьютер казался им вечным и сверхнадежным. В конце концов я взял за правило делать копии сам на терминале в моей гостиной, а дискеты запирал в сейф. Как любила повторять моя мама, если хочешь, чтобы что-то было сделано хорошо, сделай это сам.
   В настоящий момент, хотя копии и существовали, добраться до них не было возможности из-за искореженного замка сейфа.
   Я мог успокоить девушек насчет записей и в обычной ситуации так бы и поступил, но сейчас меня остановило подозрение. Подозревал я неизвестно что. Но уж слишком невероятным казалось совпадение, что компьютер полетел именно в этот день.
   — Не вы один пострадали, — утешил меня мастер. — Врачи, юристы, всякие другие фирмы тоже лишились своих записей. У одной женщины пропала даже целая книга, которую она писала. А ведь это абсолютно ничего не стоит — сделать копию.
   — Бог ты мой, — Изабель готова была расплакаться.
   — Что же такое этот вирус? — уныло спросила Роза.
   — Такая программа, которая приказывает компьютеру перепутать или стереть все, что там хранится. — Он постепенно воодушевлялся. — Существует по меньшей мере три тысячи вирусов. Например, Иерусалим II, который активизируется каждую пятницу тринадцатого числа. На редкость пакостный вирус, причиняет множество бед.
   — Но зачем? — спросил я.
   — Вандализм, — ответствовал он жизнерадостно. — Разрушение ради разрушения. — Он опять взлохматил свои волосы. — К примеру, я могу изобрести такой миленький вирус, который внесет кучу ошибок в ваши счета. Конечно, это будет не Микеланджело, кое-что сохранится, но вполне достаточно, чтобы вы полезли на стену. Вы все время будете ошибаться, проверять, вычитать-складывать, а в результате снова делать ошибки. — Похоже, идея его вдохновила, видно было невооруженным глазом. — Мало просто составить такую программу, надо еще распространить ее. Я хочу сказать, что компьютеры способны заражать друг друга, в этом вся прелесть. Для этого вполне хватит гибкого диска с вирусом. Вставьте диск в компьютер и перенесите данные на жесткий диск, а так все время и делается, и готово, вирус уже затаился в компьютере и выжидает.
   — А как с этим бороться? — спросил я.
   — Сейчас есть много дорогих программ для обнаружения и нейтрализации вирусов. Но также полно людей, изобретающих вирусы, от которых невозможно избавиться. Целая промышленность. Блестяще. В смысле, я хотел сказать, ужасно.
   Для него, сообразил я, вирус означает лишний доход.
   — Как выяснить, есть у вас вирус или нет? — спросил я.
   — Ну, для этого надо просмотреть информацию в компьютере. Дискета, с помощью которой я это делаю, содержит около двухсот наиболее распространенных вирусов. Она покажет, каким вирусом заражен ваш компьютер, Микеланджело или Иерусалимом II. Если бы вы пригласили меня на той неделе, я бы смог это проверить.
   — На той неделе в этом не было необходимости, — сказал я. — Значит, если этот Микеланджело активизируегся шестого марта, то, по всей вероятности, в прошлом году шестого марта у нас его в компьютере не было.
   Наш эксперт расстался еще с кое-какой информацией.
   — Микеланджело изобрели где-то после шестого марта 1991 года, и он поражает только машины, совместимые с ИБМ, вроде вашей.
   — Небольшое утешение, — заметил я.
   — Да... разумеется. Вообще, я могу почистить вам эти машины и заложить программу без вируса. Следует только быть осторожным, когда вы вводите в компьютер что-то со стороны. Друзья могут дать вам зараженные дискеты. И... у вас еще есть терминалы?
   — Был один у меня в доме, — сказал я. — Но кто-то его разрушил.
   Эксперт был потрясен.
   — Вы имеете в виду другой вирус?
   — Нет, я имею в виду топор.
   Физическое уничтожение компьютера привело его в негодование, сразу было видно. Злокозненные действия изнутри — привычное дело.
   — Топоры — это уже слишком, — считал он.
   — По мне, так и вирус уже слишком, — сказал я.
   — Да, но ведь это игра.
   — Если при этом не пропадает труд всей твоей жизни, — заметил я.
   — Надо быть придурком, чтобы не делать копии. Хоть я и был полностью согласен с ним относительно копий, все равно считать вирусы игрой не мог. Мне они казались чем-то не менее зловредным, чем химическое оружие. Мне приходилось слышать о компьютерном вирусе, из-за которого пропали данные геологоразведки, и в результате не были своевременно пробурены скважины, что привело к смерти более тысячи людей в пустыне. Рассказывали, что творец того вируса пришел в восторг от его эффективности. Вот только умерших не вернешь.
   — Думаю, нельзя определить, был ли этот вирус внесен в нашу систему умышленно или случайно? — спросил я.
   Он удивленно на меня уставился, как всегда запустив руку в волосы.
   — Скверно, если это делалось умышленно.
   — Да.
   — Большинство вирусов распространяется случайно, как СПИД.
   — А как долго он мог находиться там затаившись?
   — Может, и очень долго, пока не начал действовать. — В глазах эксперта проглядывалась тоска его поколения. — Надо принимать меры предосторожности.
   Я сказал ему, что сожалею, что мы не были знакомы раньше, и назвал фирму, к которой мы обращались до него.
   Он рассмеялся.
   — В половине компьютеров, которые они продавали, было полным-полно вирусов. Они сами использовали зараженные тестовые диски, а еще вкладывали те диски, которые им в гневе возвращали люди, в новые конверты и продавали их ничего не подозревающим покупателям. Они исчезли за одну ночь, так как знали, что после шестого марта явится целая толпа разъяренных покупателей и снимет с них последние штаны, затаскав по судам. Несмотря на то, что шестое марта было воскресенье, на этой неделе у нас десятки заявок, подобных вашей. И не от наших клиентов, а от тех, кто покупал у них.
   Изабель недоуменно сказала:
   — Но они всегда были так внимательны, приходили по первому зову.
   — И вводили в вашу машину такие программы, что вам все еще приходилось обращаться к их помощи. Не удивлюсь, что так оно и было, — сказал эксперт с плохо скрываемым восхищением.
   — Если вы проделаете нечто подобное со мной, — проговорил я, мило улыбаясь, — вам всю жизнь придется ходить без штанов.
   Он задумчиво посмотрел на меня.
   — Не собираюсь, — сказал он и добавил, как бы пытаясь оградить себя от возможных обвинений:
   — Не забывайте, что чаще всего стираются все записи из-за ошибки при программировании. Я хочу сказать, что вы можете стереть все с жесткого диска, просто напечатав DEL, что значит «Delete»[5], и затем название файла.
   Мы снова ничего не поняли.
   Он обратился к Изабель.
   — Предположим, вы напечатаете DEL, потом звезда, точка, звезда. И все. Куда эффективнее Микеланджело. Потеряете все навсегда.
   — Не может быть! — пришла Изабель во вполне понятный ужас.
   — Может, — улыбнулся он. — Но люди, изобретающие вирусы, делают это не ради забавы.
   — Тогда зачем? — жалобно спросила Изабель. — Зачем изобретать вирусы, которые приносят столько бед?
   — Чтоб выпендриться, — сказал я.
   Глаза эксперта округлились. Моя точка зрения не пришлась ему по душе. Уж слишком он ценил мастерство в своем деле.
   — Ну, — медленно начал он, — действительно, многие авторы вирусов подписываются под программами. Одного зовут Эдди, он автор нескольких...
   — Сделайте так, чтобы мы могли продолжать работать, — перебил я, неожиданно устав от всех этих разговоров. — И следите за чистотой наших машин впредь. Давайте заключим с вами договор на обслуживание.
   — Буду рад, — согласился он, удваивая темп взлохмачивания волос. — К завтрашнему дню все будет в порядке.
   Я оставил его составлять список (на приличную сумму) всего, что нам может понадобиться, и отправился к себе в офис позвонить производителям моего сейфа.
   — Топором? — воскликнули они в шоке. — Вы уверены?
   — Мне нужно открыть сейф, — сказал я. — Сможете вы это сделать, и если да, то когда?
   Они дали мне телефон их ближайшей мастерской. Вне сомнения, оттуда пришлют слесаря посмотреть, что можно сделать.
   — Спасибо, — сказал я.
   В ближайшей мастерской особого энтузиазма не проявили и предложили приехать на следующей неделе.
   — Завтра, — потребовал я.
   Последовало тяжелое молчание. Я представил себе поджатые губы и сокрушенное покачивание головой. Возможно, в пятницу утром, сказали они. Возможно. В порядке исключения.
   Я повесил трубку, размышляя, не позволял ли и я себе такие недовольные интонации в разговорах с людьми, нуждающимися в моих услугах. Если так, то очень скоро я бы остался без работы. Но я не только сам ездил в любое время в любое место, если не было свободного водителя, но иногда, буквально в течение пяти минут, нанимал фургон у своего конкурента, только чтобы не отказывать заказчику. Практически не было случая, чтобы я не смог выполнить заказ. Конечно, здесь была замешана моя гордость, но ведь именно гордость является движущей силой удачного бизнеса.
   Вошел Азиз за ключами от «Фортрака», чтобы отвезти Лиззи в Хитроу. Я подал ему ключи и машинально попросил его ехать осторожнее.
   — Замедлять скорость на поворотах? — улыбнулся он.
   — О Господи! — Впервые за все утро у меня появилось желание рассмеяться. — Именно. Доставь ее к самолету вовремя.
   Когда он ушел, я посидел, думая о том о сем, и потом снова позвонил компьютерному эксперту. Он сразу снял трубку, уверив меня, что в данный момент помогает еще одной жертве Микеланджело и что завтра утром он будет у нас.
   — Договорились, — сказал я. — Да, вот еще... можно вас кое о чем спросить?
   — Валяйте, спрашивайте.
   — А нельзя ли изменить дату в компьютере? — спросил я. — Сделать так, чтобы на его внутренних часах шестого марта не было вовсе? Например, заменить шестое марта седьмым?
   — Разумеется, — с готовностью ответил он. — Довольно распространенный способ избежать шестого марта. Переводите часы на седьмое, а затем снова переводите назад пару дней спустя. Проще простого, если знаешь, что делаешь.
   — Значит, вы можете приблизить или задержать наступление шестого марта и заставить вирус активизироваться пятого или, скажем, седьмого?
   — Да. — Пауза. — Тогда это уже преступление. И надо знать, что вирус в машине.
   — Но такое возможно? Возможно также и время поменять?
   — Да.
   — А сколько на это нужно времени?
   — Мне лично? Минуту, не больше.
   — Ну а мне, к примеру?
   — Тут такое дело, — сказал он, задумавшись. — Если кто-нибудь напишет вам, что делать, шаг за шагом, или если у вас есть книга с соответствующими указаниями и пять минут, чтобы сосредоточиться... — Он снова помолчал. — Вы что, всерьез думаете, что кто-то переставил ваши часы? Могу сказать, что в данный момент там с датой и временем все в порядке.
   — Да не знаю я, — сказал я, — Просто интересуюсь.
   — Всегда к вашим услугам, — ответил он. — Пока. До завтра.
   «А не воюю ли я с тенями», — подумал я. За каждым кустом мерещатся бандиты. Скорее всего мой компьютер, как и многие другие, был испорчен по чистой случайности. А если это не так, то... в нем должна была содержаться информация, с помощью которой можно разгадать все тайны. И мой враг должен был знать, что эта информация у меня есть.
   Чтобы уничтожить записи, достаточно напечатать DEL, звезда, точка, звезда. Но такое можно сделать запросто, и компьютер выйдет из строя мгновенно. Переставить же часы в компьютере можно на любое удобное время, как в бомбе с часовым механизмом, и в нужный момент активизировать вирус Микеланджело.
   Во двор на полицейской машине въехал Сэнди Смит и припарковался под окном офиса. Он вошел ко мне, снял фуражку и уселся на стул напротив меня. Хоть я его и не приглашал, но был рад, что он пришел.
   — Было следствие по Джоггеру, — сообщил он, утирая пот со лба.
   — Ну и как прошло?
   Он пожал плечами.
   — Открыли и закрыли, как я и предполагал. Я его опознал. Доктор Фаруэй зачитал свидетельство о смерти. Следователь посмотрел фотографии и прочитал справку о вскрытии. Затем назначил доследование и закрыл заседание. — Сэнди вздохнул. — Должен тебе сказать, было видно, что он неудовлетворен. Я тут слышал, что Джоггер умер от удара и смещения первого позвонка и что в ране была обнаружена ржавчина.
   — Ржавчина? — переспросил я. Мне это не понравилось.
   — Наверное, по краям твоей смотровой ямы наберется сколько-то ржавчины, — сказал Сэнди.
   — Дай Бог, чтоб так оно и было. Мы посмотрели друг на друга, — и ни один не хотел облечь в слова совершенно очевидную мысль.
   — Вскрытие показало, — продолжал Сэнди, — что он умер где-то около полудня.
   — Вот как?
   — Много чего еще придется расследовать. Я кивнул.
   — Они захотят узнать, что ты в это время делал, — предупредил Сэнди. — Обязательно спросят.
   Рвал цветы, отвозил их на могилу родителей, ездил на обед к Моди Уотермид. Совсем неблестящее алиби.
   — Пойдем в паб, выпьем, — предложил я.
   — Не могу. — Он даже слегка возмутился. — Я же при исполнении.
   — Можем выпить кока-колы, — заметил я. — Мне надо туда сходить, договориться о поминках по Джоггеру.
   — А, это другое дело. — На лице Сэнди промелькнуло облегчение.
   — Может, поедем на твоей машине? Я отправил свой «Фортрак» по делам.
   Ему не хотелось меня брать, и в то же время неудобно было отказывать.
   — Да не волнуйся ты, Сэнди, — сказал я, устав поддразнивать его. — Не скомпрометирую я тебя. Поеду на старом пикапе Джоггера. И можешь не ездить, если не хочешь.
   Однако он хотел. Мы друг за другом подъехали к пивнушке, где я уплатил по огромному счету. Хозяин был весьма доволен всей операцией и постарался, чтобы на листе размером с газету поместилось как можно больше подписей и всякого рода теплых замечаний в адрес Джоггера. «Бедняга Джоггер, отбегал свое». «Счастливого тебе пути в райские кущи, Джог».