Он ответил, что это вполне понятно, и спросил, не пропало ли еще чего.
   — Не думаю.
   — Джоггер говорил «расчески». Во множественном числе. Значит, должны быть еще.
   — Он обнаружил контейнеры еще под двумя фургонами, но они, как и этот, были пусты.
   — В прошлую субботу в кабаке все слышали, как он болтал об этом. Я что хочу сказать, не может быть, чтобы его убили, чтобы заставить молчать. Он уже успел все рассказать.
   — Более того, — заметил я, — Дейв, Харв и Бретт тоже видели ящик в этой комнате, сразу как Джоггер снял его с фургона. Он стоял тогда на столе, на виду. На пол я его переставил позже.
   — У тебя должна быть какая-то идея насчет того, для чего он, — сказал Сэнди, в котором полицейский начал брать верх, несмотря на то что мы находились с ним по одну сторону баррикады.
   — Мы думали о наркотиках, ты об этом? Обсуждали это с Джоггером и Харвом. Но наркотики сами по себе не возникают. Кто-то должен их поставлять. Мы с Харвом не думаем, что кто-то из наших водителей занимается наркотиками. Я хочу сказать, что были бы какие-то признаки. Много денег, к примеру. Мы бы заметили.
   — А почему ты мне об этом не рассказал в прошлый вторник? — Тон его все еще был подозрительным. — Я так понимаю, ты должен был сказать.
   — Я хотел сам выяснить, что происходит. Я и сейчас хочу того же, но какие уж у меня шансы, если убийство расследуется. Признайся, стоит только твоим коллегам заинтересоваться контейнерами под фургонами, и — привет, никто к ним больше не прикоснется. Я же хотел, чтобы все осталось как было, молчать и ждать. Я умолял Джоггера держать язык за зубами, но против пива он устоять не мог. Боюсь, он сказал лишнее. Боюсь, он все разболтал и распугал всю рыбу, которую мы надеялись поймать. Я так надеялся, что он промолчит. Но твои коллеги вспугнут преступника раз и навсегда, и я так никогда и не узнаю... Вот почему я ничего не сказал тебе, ты ведь сначала полицейский, а потом уже друг, тебе совесть не позволила бы промолчать.
   — Здесь ты прав, — медленно проговорил он.
   — Сегодня пятница, — сказал я. — Как долго ты сможешь молчать насчет того, что я тебе сегодня рассказал?
   — Фредди... — Вид у него был несчастный.
   — До понедельника?
   — О, черт. Что ты собираешься за это время сделать?
   — Найти кое-какие ответы.
   — Надо еще знать правильные вопросы, — заметил он.
   Он не пообещал мне молчать хотя бы какое-то время, и я не стал нажимать на него. Он поступит так, как позволит ему его совесть.
   Он застегнул китель на своей объемистой фигуре. Сказал, что, пожалуй, поедет. По дороге к двери он прихватил свою фуражку и надел ее, так что к машине он подошел при полном параде, настоящий неподкупный полицейский при исполнении своих обязанностей.
   Я вылил остатки виски из его стакана в раковину и от души пожелал, чтобы наша дружба не исчезла так же легко.

Глава 11

   Когда позвонила Нина и сказала, что она вернулась, я поехал на ферму, где она, зевая, заправляла баки.
   Льюис уже закончил уборку фургона и ставил его на привычное место, Харв и Фил еще не вернулись, так как путь до Вулвергемптона неблизкий, но все остальные фургоны, перевозившие кобыл, кроме машины Азиза, уехавшего в Ирландию, были на месте.
   Льюис просунул свой журнал в прорезь для писем и коротко рассказал мне, что он благополучно довез свою пару до мистера Ашера и что ему пришлось помогать старшему конюху седлать лошадей, потому что все остальные конюхи мистера Ашера делать этого не умели, а Нина сказала, что у нее нет с собой, подходящей одежды. Как я понял, он был не слишком высокого мнения о Нине потому, что она оставила много работы на его долю. Пожалуй, зря, с некоторым злорадством подумал я, она так разорялась утром по поводу фотографий младенца.
   Нина отвела фургон на мойку и взялась за шланг. Глядя на ее старые джинсы, некрасивый свитер и выбившиеся пряди волос, я понял, почему ей не хотелось показываться на людях, да и кроме того, кто-нибудь из толпы на ипподроме вполне мог ее узнать и начать задавать ненужные вопросы.
   Льюис уехал. Я подошел к Нине и предложил вычистить за нее фургон, если она в свою очередь сделает кое-что для меня. Она с облегчением вздохнула и спросила:
   — А если Харв приедет?
   — Что-нибудь придумаю.
   — Ладно. А мне что делать?
   — Возьмите новые салазки и посмотрите, нет ли каких контейнеров над баками с горючим. Она удивилась.
   — А я думала, Джоггер все осмотрел и нашел только три.
   — Действительно, — ответил я, — он сказал мне о трех. Но я совсем не уверен, что он заглядывал под другие фургоны. Хочу проверить.
   — Идет, — согласилась она. — А почему вы сами не посмотрите?
   — Особые причины.
   Она с интересом посмотрела на меня, но ничего не сказала, просто взяла салазки из сарая и методично начала осматривать фургоны. Я закончил уборку и снаружи и внутри и поставил фургон куда положено. Потом присоединился к ней у дверей конторы.
   — Что ж, — сказала она, стряхивая грязь с локтей, — еще один есть, под фургоном Льюиса, тоже пустой. Льюис! Значит, мы сегодня возили два пустых контейнера в Лингфилд, но я все время находилась рядом. Льюису это не понравилось, но он вполне был в состоянии единолично помочь старшему конюху седлать лошадей, я ему была без надобности. Тем не менее он теперь занес меня в черные списки. — Было непохоже, что это обстоятельство ее сильно расстроило. — Никто к фургонам не подходил, могу поклясться. И днища никого ни в малейшей степени не интересовали.
   Я немного подумал.
   — Льюис в своем фургоне катил во Францию, когда Джоггер обнаружил второй и третий контейнеры. Он уехал в пятницу и вернулся около двух утра во вторник.
   — Ну так, значит, Джоггер ничего не знал про этот Контейнер. Когда Льюис вернулся, он уже был мертв.
   Во двор въехал Харв, разгоняя светящимися фарами спускающиеся сумерки.
   — Хотите, посмотрю под фургоном Харва? — предложила Нина.
   — При случае. И под другими, которые мы пропустили.
   — Хорошо. — Она опять зевнула. — Завтра я куда еду?
   — Изабель записала вам поездку в Лингфилд.
   — А, ну ладно... по крайней мере, дорогу знаю. Я спросил с безразличным видом:
   — Даже не знаю, где вы живете. Вам далеко сюда ездить?
   — Около Стоу на Уолде, — ответила она. — Час езды.
   — Далековато. Гм... что, если я угощу вас ужином где-нибудь по дороге домой?
   — Так я для ужина не одета.
   — Тогда в пабе?
   — Согласна. И спасибо.
   Я направился к Харву, который заправлял баки своего фургона, и нашел его в прекрасном настроении. Жеребец, которого он возил в Вулвергемптон, пришел первым, а он к тому же на него поставил. Конюх, сопровождавший лошадь, уверил его, что это верняк. Как ни странно, на этот раз он не ошибся.
   Когда он кончил заправляться, я попросил его зайти в контору и посмотреть график на следующий день Я заметил, как Нина воспользовалась случаем и исчезла под фургоном Харва.
   Мы обсудили график, который был, к нашему общему удовольствию, вполне насыщенным. Сам он должен был ехать в Чепстоу, один из его самых любимых маршрутов.
   — Здорово, — сказал он, а я рассказал ему, как Бенджи Ашер забыл отправить лошадей на барьерные скачки. — Ума не приложу, как ему удается выигрывать, — сказал он. — Поверь мне, ему дьявольски везет. Прошлым летом в тех скачках, в которых он участвовал, постоянно снимали по три лошади. Помнишь, в Пиксхилле ходила какая-то зараза. Так в этих классических скачках чаще всего участвуют только пять-шесть лошадей, так что мистер Ашер обожает в них выигрывать. Он выиграл кубок Честера в прошлом году, имея всего двух противников. Я точно знаю, сам возил победителя, если помнишь.
   Я кивнул.
   — Он всегда старается выставлять своих лошадей в тех скачках, где очень мало участников, — согласился я. — Я сам выигрывал для него в скачках, где участвовали всего две-три лошади, по большей части трехмильных с препятствиями.
   — И еще он выжимает из бедняг все, что можно, — неодобрительно добавил Харв. — Похоже, ему плевать, если они к финишу охромеют.
   — Хромые не хромые, а кругленькую сумму он огребает.
   — Ты можешь шутить сколько хочешь, — запротестовал Харв, — только он все равно поганый тренер.
   — Нам нужно привезти его жеребца из Италии на следующей неделе, — напомнил я. — Изабель уже подготовила бумаги и договорилась о переправе.
   — Жеребец-то загнанный, — фыркнул Харв.
   — Вообще-то, да.
   — Кто поедет?
   — А кого ты предлагаешь? Он просил Льюиса и Дейва.
   Харв пожал плечами.
   — Можно сделать, как он просит.
   — Я тоже так думаю.
   Во дворе Нина вылезла из-под фургона и отрицательно покачала головой.
   — Ты помнишь, — спросил я Харва, — тот кассовый ящик, что Джоггер нашел под девятиместным фургоном? Как ты думаешь, для чего он?
   — Да я об этом не думал, — честно признался он. — Джоггер ведь еще пару нашел и тоже пустые? Что бы там ни было, все уже в прошлом. — Тон был беспечный. — Бедняга Джоггер.
   Поскольку Сэнди поведал мне неофициально, что теперь смерть Джоггера считается убийством, я ничего Харву не сказал. Рано или поздно и так все узнают. Мы с Харвом вернулись к его фургону, откуда нам хорошо была видна спина Нины, направляющейся к сараю.
   — Работенка-то ей не по плечу, — беззлобно заметил Хари. — Безусловно, водитель она классный, но Найджел сказал, быстро устает.
   — Так она временно. Еще на неделю, если, конечно, никто больше не свалится с гриппом.
   Вернулся еще один фургон из Вулвергемптона. Я оставил Харва заканчивать трудовой день и последовал за машиной Нины, которая как раз выезжала из ворот. Через полмили она остановилась, подошла ко мне и предложила поужинать в маленьком ресторанчике, мимо которого она проезжала каждый день. Так что тридцатью минутами позже мы уже парковали машины на стоянке у ресторана, где можно было вкусно и недорого поесть и куда редко заглядывали выпивохи.
   Она распустила и причесала волосы и подкрасила губы, так что ужинал я с Ниной, выглядевшей куда моложе и на полпути к оригиналу. Народу было много, крошечные столики тесно составлены. Мы заказали бифштекс с жареным луком, графин домашнего красного вина и сыр на десерт.
   — Надоело есть только то, что полезно, — заметила Нина, для которой проблемы веса, судя по всему, не существовало. — А вы голодали в бытность жокеем?
   — Жареная рыба и салаты, — кивнул я.
   — Возьмите масло, — сказала она с улыбкой, пододвигая ко мне серебряный пакетик с маслом. — Обожаю полуфабрикаты. Дочь меня презирает за это.
   — Шоколадный торт? — предложил я, протягивая ей меню.
   — Нет, до этого я еще не дошла.
   Мы с удовольствием, не торопясь, выпили кофе. Я рассказал ей, что полиция пришла к выводу, что Джоггера убили, так что у меня всего несколько часов, чтобы во всем разобраться, пока они снова не нагрянут.
   — Вы несправедливы к полиции, — заметила она.
   — Возможно.
   — Я согласна, что до разгадки так же далеко, как и вначале.
   — Сэнди Смит говорит, — сказал я, — что самое главное — задать правильные вопросы.
   — Именно?
   — В том-то все и дело.
   — Придумайте хоть один, — предложила она улыбаясь.
   — Идет, — согласился я. — Что вы думаете об Азизе?
   — Что? — удивленно переспросила она. Похоже, я застал ее врасплох.
   — Он странный, — заметил я. — Не знаю, каким образом он может быть причиной моих несчастий, но он появился у меня на следующий день после смерти Джоггера, и я взял его вместо Бретта, " потому что он говорит по-французски и по-арабски и работал в гараже. Но сестра утверждает, что он чересчур умен для водителя, а я привык доверять сестре. Так почему он у меня работает?
   Она спросила, откуда сестра знает Азиза, и я рассказал о том дне, когда он перевозил старых лошадей, и о поездке с Лиззи в аэропорт на следующее утро.
   — В тот вторник, ночью, меня сбросили с причала в Саутгемптоне. Откуда мне знать, что Азиз не приложил к этому руку?
   — Да нет, — запротестовала она. — Уверена, он тут ни при чем.
   — Откуда такая уверенность?
   — Ну, просто... он такой жизнерадостный.
   — И бандиты умеют улыбаться.
   — Только не Азиз, — сказала она.
   Честно говоря, в глубине души я был согласен с Ниной. Может, он и бродяга, но не бандит. Тем не менее кто-то из моего окружения был бандитом, и я бы очень хотел знать кто.
   — Кто убил Джоггера? — спросила она.
   — На кого бы вы поставили? — спросил я.
   — На Дейва, — сказала она без колебаний. — Он способен на насилие, только скрывает это от вас.
   — Да, мне говорили. Но нет, не Дейв. Слишком давно его знаю. — Я и сам слышал сомнение в своем голосе, невзирая на всю мою уверенность. — Дейв не знал о контейнерах под днищами фургонов.
   — Можно улыбаться по-мальчишески и быть бандитом.
   Несмотря ни на что, я рассмеялся и мне стало почему-то намного легче.
   — Полиция разыщет убийцу Джоггера, — сказала Нина, — все ваши беды кончатся, я уеду домой, и на всем можно будет поставить точку.
   — Я не хочу, чтобы вы уезжали.
   Я произнес эти слова не подумав и удивился не меньше ее. Она задумчиво посмотрела на меня, безусловно понимая, что скрывалось за ними.
   — Это у вас от одиночества, — сказала она медленно.
   — Мне хорошо одному.
   — Верно. Как и мне.
   Она допила кофе и решительно вытерла губы салфеткой.
   — Пора. — Она встала. — Спасибо за ужин. Я заплатил по счету, и мы пошли к машинам, нашим верным рабочим лошадкам.
   — Спокойной ночи, — негромко произнесла она. — До утра. — Она легко забралась в машину. — Спокойной ночи, Фредди.
   — Спокойной ночи.
   И она уехала, умиротворенная и дружелюбная, не больше. Я не знал, почувствовал ли я облегчение или нет.
* * *
   Среди ночи я внезапно проснулся. В голове звучал голос Сэнди: «Надо еще знать правильные вопросы».
   Мне пришел в голову вопрос, который я должен был задать, но не сделал этого. Завтра утром первым делом и задам его.
   Завтра утром первым делом меня разбудил телефонный звонок Мэриголд. Терзая мои барабанные перепонки своим оглушительным голосом, она немедленно перешла к делу.
   — Не нравится мне твой приятель Петерман. Хотелось бы посоветоваться. Не мог бы ты приехать? Скажем, часиков в девять?
   — Угу. — Я с трудом выкарабкивался из глубин сна, пытаясь сообразить, что к чему. — Да, Мэриголд. В девять. Хорошо.
   — Ты что, пьян? — спросила она.
   — Нет, просто не могу проснуться. В постели, и глаз еще не открывал.
   — Так ведь уже семь, — резко заметила она. — Уже полдня прошло.
   — Сейчас приеду, — пробормотал я, пытаясь положить трубку на рычаг.
   — Хорошо, — услышал я ее голос с некоторого расстояния. — Прекрасно.
   Спать хотелось ужасно, так и тянуло снова завалиться в постель. Только сознание того, что я так и не задал самый важный вопрос, заставило меня вылезти из постели и направиться в ванную комнату.
   Суббота. Кофе. Кукурузные хлопья.
   Все еще плохо соображая, я протопал в хаос моей гостиной и включил компьютер Все работали нормально. Я вызвал на экран те данные о водителях, которые Изабель снова ввела в компьютер Все коротко, сжато: имена, адреса, даты рождения, ближайшие родственники, номера водительских удостоверений, поездки за последнюю неделю, количество часов за рулем.
   Были там данные и о Нине: ее адрес и возраст — сорок четыре года.
   На девять лет старше меня. Точнее, на восемь с половиной. Я выпил еще чашку горячего кофе и задумался, много ли значит такая разница в возрасте.
   Я ответил один за другим на четыре телефонных звонка, приняв заказ, внеся поправки и согласившись еще на одну поездку, и внес все данные в компьютер для Изабель, которая обычно работала в конторе каждую субботу с восьми утра до полудня. Без десяти восемь она сама мне позвонила и сообщила, что пришла, после чего я с облегчением переключил телефон на ферму.
   Сам я тоже отправился туда, чтобы посмотреть за началом работы и разобраться в возможных неурядицах. Однако Изабель и Харв держали все под контролем.
   Нина (сорок четыре года) приветливо мне улыбнулась и отправилась готовиться к поездке в Лингфилд.
   Выглядела она так же решительно непривлекательно, как и раньше. Харв, Фил и остальные ходили в столовую и обратно, потягиваясь, забирали путевые листы и слегка флиртовали с Изабель Обычное субботнее утро. Еще один день скачек. Двадцать четыре часа жизни.
   К половине девятого большая часть фургонов разъехалась. Я пошел к Изабель, которая печатала исправленный дневной график, пользуясь в основном тем, что я ввел в компьютер дома.
   — Как дела? — спросил я без особого интереса.
   — Все кувырком, — ответила она, довольно улыбнувшись.
   — Хочу попросить тебя кое-что вспомнить.
   — Валяй. — Она продолжала печатать, глядя на экран.
   — Гм... — сказал я, — прошлым августом... — Я помолчал, дожидаясь, когда она обратит на меня внимание.
   — Что прошлым августом? — переспросила она безразлично, продолжая печатать. — Тебя прошлым августом не было.
   — Да, я знаю Когда меня не было прошлым августом, что нашел Джоггер в смотровой яме?
   Она перестала печатать и с изумлением воззрилась на меня — Что ты сказал? — спросила она.
   — Что нашел Джоггер в смотровой яме? Что-то мертвое. Что он нашел мертвое в яме?
   — Но Джоггер... он был в яме мертвый, так ведь?
   — В прошлое воскресенье в яме был мертвый Джоггер Но в августе в прошлом году он, судя по всему, нашел что-то другое мертвое, мертвый крестик, так он сказал, но ведь это полная чепуха. Не можешь вспомнить, что он нашел? Он кому-нибудь говорил? Тебе, например?
   — О! — Напряженно думая, она сморщила лоб и подняла брови. — Что-то смутно припоминаю, но это был какой-то пустяк, не стоило тебе говорить.
   — Так что он нашел?
   — Думаю, кролика.
   — Кролика?
   — Ага. Мертвого кролика. Он еще сказал, что на нем было полным-полно личинок или чего-то еще, и он выбросил его в помойку. И все.
   — Ты уверена ? — с сомнением спросил я. Она кивнула.
   — Он не знал, что с ним делать, и выбросил.
   — Я имею в виду, ты уверена, что это был кролик?
   — Вроде бы. Я его не видела. Джоггер сказал, что он, наверное, спрыгнул в яму, а уж выбраться не смог.
   — Разумеется, — согласился я. — Не помнишь, в какой день это было?
   Она решительно покачала головой.
   — Если ты не можешь вспомнить, значит, тебя в тот день не было.
   Она машинально повернулась к компьютеру, и на лице ее появилась знакомая уже досада.
   — Может, в тех данных, что пропали, и было что-то, только вряд ли я вводила такую ерунду.
   — А Джоггер показывал кому-нибудь этого кролика?
   — Да не помню я. — По ее лицу было видно, что она не придает всему этому никакого значения.
   — Ну ладно. Все равно спасибо, — сказал я.
   Она бесхитростно улыбнулась и снова повернулась к экрану.
   > Крестики, подумал я. Кролики. Крестики и нолики — кролики.
   Как там Джоггер сказал? «Займись этими крестиками. Я нашел одного мертвого в яме прошлым августом, и на нем кишмя кишело».
   Единственные кролики, о которых я знал и которых он мог иметь в виду, принадлежали детям Уотермидов. Но если даже один из них и убежал и как-то попал в яму, то вряд ли на нем могло быть полно личинок, если, конечно, он не провалялся в яме несколько дней, пока Джоггер его обнаружил. Ничего такого важного в этом на первый взгляд не было... но Джоггер посчитал это достаточно важным, чтобы сообщить мне семь месяцев спустя, хоть и совершенно нечленораздельно.
   Я взглянул на часы. Около девяти. Что-то я должен был сделать в девять часов? Я вспомнил, как, полусонный, договаривался с Мэриголд.
   Сказав Изабель, чтобы в случае необходимости она связалась со мной по портативному телефону, я отправился к Мэриголд.
   Она была во дворе и, завидев меня, быстро подошла, неся с собой миску с орехами для лошадей.
   — Не вылезай, — скомандовала она. — Поедем посмотрим на Петермана.
   Следуя ее указаниям, я проехал по неровной травянистой дороге к дальнему выгону за домом. Выгон спускался к ручью и был окружен плотным кольцом ив, в тени которых старые лошади могли прятаться в жаркую погоду.
   Однако Петерман стоял у ворот и выглядел ужасно. Он было протянул морду к ладони Мэриголд за орехами, но тут же отвернулся, как будто его обидели.
   — Видишь? — спросила она. — Не ест.
   — А что за орехи? — спросил я. Она назвала обычный вид, который пользовался большой популярностью.
   — Все лошади их любят, все до одной. Я с удивлением посмотрел на Петермана.
   — Что ж тогда с тобой, а? Мэриголд нерешительно сказала:
   — Я позвонила моему ветеринару еще по Солсбери; но он сказал, что старику просто надо привыкнуть. Я опять пришла сюда вчера вечером, ты ведь помнишь, какой вчера был солнечный вечер? Заходящее солнце освещало коня, и их было видно.
   — Кого их?
   — Клещей.
   Я молча смотрел на нее.
   — Клещи кусаются, — объяснила она. — В этом, наверное, все дело. Полчаса назад я позвонила Джону Тигвуду и попросила что-нибудь сделать, но он сказал, что такого не может быть, все ерунда, и что ты, Фредди, во вторник вызывал ветеринара, когда лошадей привезли в Пиксхилл, и настоял, чтобы их осмотрели, и ветеринар нашел, что лошади в полном порядке, и подписал соответствующий документ, который он может мне показать, если я пожелаю. Честно, мне так не понравился его тон, что я чуть не сказала, чтобы он забрал животное обратно, но тут я вспомнила, что уже вызвала тебя, и еще я знала, что ты хотел, чтобы за старичком хорошо присматривали... Я и решила подождать тебя и спросить, что ты думаешь по этому поводу. — Она остановилась и перевела дыхание. — Так что ты думаешь?
   — Гм... а где вы видели клещей?
   — На шее.
   Я уставился на шею Петермана, но не смог разглядеть ничего, кроме его плотной зимней шерсти. Потеплеет, и он сбросит большую ее часть, оставшись в прохладной летней одежке.
   — Как они выглядели? — спросил я у Мэриголд.
   — Малюсенькие и коричневые. Такого же цвета, как и шерсть. Я бы их никогда не заметила, если бы не солнце, да еще один зашевелился.
   — Много?
   — Не знаю, семь или восемь. Плохо было видно.
   — Но, Мэриголд...
   — Думаешь, я свихнулась? А как насчет пчел?
   — Пчел, Фредди, пчел, — сказала она нетерпеливо. — Varroa jakobonsi.
   — Начните сначала, — попросил я.
   — Клещи водятся и на пчелах, — сказала она. — Они их не убивают, просто сосут кровь, и пчелы не могут летать.
   — Не знал, что у пчел есть кровь.
   Она одарила меня испепеляющим взглядом.
   — Мой брат в вечной панике по этому поводу. Он выращивает фрукты, а деревья не плодоносят, потому что пчелы слишком слабы и не опыляют их.
   — А, понял.
   — Так что он их окуривает табачным дымом.
   — Ради Бога...
   — Дым от трубочного табака — единственное, что действует на этих клещей. Если вы направите табачный дым в улей, все клещи сразу дохнут.
   — Угу, — кивнул я. — Очень интересно. Но какое это имеет отношение к Петерману?
   — До чего же ты медленно соображаешь, — укорила она меня. — Клещи — разносчики болезней, верно? С Петермана они могут перебраться на моих двухлеток. Я ведь не могу рисковать, правильно?
   — Нет, — медленно сказал я, — не можете.
   — Так что пусть Джон Тигвуд говорит что хочет, я этого старого коня держать здесь не буду. Извини, Фредди, но тебе придется подыскать ему другой дом.
   — Я так и сделаю, — согласился я.
   — Когда?
   Я подумал о ее великолепных лошадях и моем собственном намерении вечно возить их на скачки, где бы они побеждали.
   — Я отведу его к себе домой, — сказал я. — За домом есть небольшой садик, пусть он пока там постоит. Затем я вернусь за машиной. Годится?
   Она одобрительно кивнула.
   — Ты хороший парень, Фредди.
   — Мне очень жаль, что я доставил вам столько беспокойства.
   — Надеюсь, ты меня понимаешь.
   Я уверил ее, что да, понимаю. Я вернулся назад по травянистой дороге к ней во двор, где она дала мне уздечку для Петермана, а потом за руку подвела к дверям конюшни и разрешила полюбоваться на ее главную радость и гордость — трехлетнего жеребца, который, если все пойдет хорошо, будет соревноваться за приз в 2000 гиней и на дерби с уотермидовским фаворитом, Иркабом Алхавой. У нее, как и у Майкла, глаза светились возбуждением и безумной надеждой.
   — Так что позаботься о Петермане, — напомнила она.
   — Конечно, — заверил я, целуя ее в щеку. Она кивнула. Я готов был удавить Джона Тигвуда за то, что он поставил меня в такое неудобное положение, хотя, по справедливости, он и не был виноват, поскольку я сам попросил Мэриголд взять именно Петермана.
   Сокрушаясь по поводу своего невезения, я вернулся на выгон, надел уздечку на своего старого приятеля и повел его из всей этой идиллии вдоль по дороге по направлению к значительно меньших размеров лужайке, огороженной стеной, у меня за домом.
   — Только не лопай эти чертовы нарциссы, — сказал я ему.
   Он печально посмотрел на меня. Когда я снял уздечку и собрался уходить, я заметил, что и трава его не интересует.
   Я забрал свой «Фортрак» со двора Мэриголд и снова поехал домой. Петерман все еще стоял там же, где я его оставил, и выглядел совершенно потерянным. Нарциссы были целы. Не знай я, что нельзя наделять животных человеческими эмоциями, я бы сказал, что он находится в депрессии. Я принес ему ведро воды, но и пить он не стал.
   В голову мне то и дело приходили самые неожиданные мысли, как будто отдельные участки моего мозга до сего времени спали, а тут вдруг проснулись. Я уселся перед компьютером в разрушенной гостиной и снова сверился с инструкцией, прежде чем начать просматривать информацию на уцелевших дискетах.