Фрэнсис Дик. Двойная осторожность

   Единственный учитель, который работал в школе еще четырнадцать лет назад, это, видимо, Ральф Дженкинс, помощник директора, но он в конце летнего семестра уволился на пенсию, и к тому же вряд ли кто-то из его бывших подчиненных поддерживал с ним отношения.
   Дама, видимо, поколебалась, потом ровным тоном ответила:
   — Мистер Дженкинс такого не поощрял.
   «Другими словами, — подумал я, — этот мистер Дженкинс был сварливый старый ублюдок». Я поблагодарил ее за оказанную ею посильную помощь (большего я и не ожидал) и попросил дать мне адрес профсоюза учителей.
   — А телефон вам нужен?
   — Да, пожалуйста.
   Она дала мне адрес и телефон, и я перезвонил в профсоюз. Питтс? Тед?
   Эдуард, значит? Да, наверное, ответил я. Меня попросили подождать.
   Через некоторое время мой собеседник, на этот раз мужчина, сообщил мне, что Эдуард Ферли Питтс в членах профсоюза более не числится. Он вышел из профсоюза пять лет назад. Последний известный им адрес Питтса — где-то в Миддлсексе.
   — Вам его дать?
   — Да, пожалуйста.
   Мне снова дали телефон и адрес. По указанному телефону ответил женский голос. На заднем плане звучали музыка и детские голоса.
   — Чего? — сказала женщина. — Не слышу!
   — Тед Питтс! — крикнул я в трубку. — Не можете ли вы сообщить мне, где он живет?
   — Вы ошиблись номером.
   — Он раньше жил в вашем доме.
   — Чего? Погодите минутку... заткнитесь, вы, горлопаны! Что вы говорите?
   — Тед Питтс...
   — Терри, выключи ты этот проклятый проигрыватель! Я собственных мыслей не слышу! Выключи его. Выключи, говорю!
   Музыка внезапно прекратилась.
   — Так что вы говорите? — повторила женщина. Я объясил, что ищу своего старого знакомого, Теда Питтса. — Это мужика с тремя дочками?
   — Да, да!
   — Мы у него этот дом купили. Терри, если ты еще раз стукнешь Мишель головой об стенку, я тебе все зубы пересчитаю! Так о чем я? Ах да. Тед Питтс. Он дал нам адрес, чтобы мы переслали вещи, но это было несколько лет назад, и я не знаю, куда муж его сунул.
   Я сказал, что это очень важно.
   — Да? Ну погодите, я сейчас погляжу. Терри! Терри!!!
   Послышался звук оплеухи и детский рев. «Радости материнства», — подумал я.
   Я целую вечность висел на телефоне, слушая возню ссорящихся детишек.
   Я уже успел решить, что про меня просто-напросто забыли, но в конце концов женщина вернулась.
   — Извините, что я так долго, но в этом доме такой бардак. Но я таки нашла адрес.
   — Вы чудо! — сказал я, записывая адрес.
   Она рассмеялась, явно польщенная.
   — Хорошо, что вы позвонили. А то сидишь тут с этими проклятыми ребятами...
   — Ничего, через неделю в школу.
   — И то верно!
   Я нажал на рычаг и набрал номер, который она мне дала, но там никто не отвечал. Я подождал десять минут и попробовал еще раз. Ничего.
   Я вышел на кухню. В чулане все было тихо. Я поел кукурузных хлопьев, походил взад-вперед и позвонил еще раз. Тишина.
   Я подумал, что надо пока что-то сделать с входной дверью. Сейчас она даже не входила в раму, но если поработать рубанком и наждачкой... Я достал указанные предметы из ящика с инструментами, что стоял в гараже, застругал торчащие щепки, и в конце концов мне удалось закрыть дверь, вынув сломанный замок. Снаружи дверь выглядела нормально, но распахивалась от любого тычка, а у нас были приятные, но несколько навязчивые соседи, которые то и дело заглядывали к нам, предлагая купить меда.
   Я снова набрал номер, по которому предполагал найти Теда Питтса. Никого.
   Я пожал плечами, загородил входную дверь небольшим комодом и вылез на улицу через окно столовой. Доехал до паба и сообщил Банану, как проникать внутрь.
   — Ты что, думаешь, что я...
   — Нет. Просто на всякий случай.
   — А ты куда? — спросил он.
   Я показал ему адрес.
   — Это шанс, — сказал я.
   Адрес был в Милл-Хилле, на северной окраине Лондона. Я ехал туда, изо всех сил стараясь не думать ни о Касси, которая лежит под наркозом, ни об Анджело, который сидит в чулане, а только о дорожном движении. Не хватало еще разбить машину!
   По указанному адресу был расположен особнячок средних размеров. Сад, тишина, запустение.
   Я прошел по дорожке и заглянул в окна. Голые стены, голые полы, занавески сняты.
   Упав духом, я позвонил в соседний дом. Этот был явно обитаем, но на звонок никто не откликнулся. Я сунулся еще в несколько домов, но все, с кем я говорил, знали о Теде Питтсе только то, что да, в этом доме вроде бы жила семья с тремя девочками, но тут так много зелени, что совершенно не видно, что делается у соседей.
   Лишь в одном из домов наискосок, из которого был виден лишь угол палисадника Питтсов, мне наконец повезло. Входную дверь приоткрыла на фут пышная дама в розовых бигуди. Под ногами у дамы вертелась целая стая разномастных собачонок.
   — Я ничего не покупаю! — сообщила она. Я изложил ей сочиненную мною историю о том, что Тед Питтс — мой брат, что он прислал мне свой новый адрес, а я его потерял, а он мне срочно нужен. Я повторил ее раз шесть и уже сам начинал верить ей.
   — Я с ним не знакома, — ответила дама, продолжая придерживать дверь. — Он тут жил совсем недолго. Я его, кажется, даже ни разу не видела.
   — Но разве вы не видели, как они въезжали и уезжали?
   — Видела. Я как раз гуляла с собачками. — Она ласково поглядела на свою стаю. — Я каждый день хожу мимо того дома.
   — А вы не помните, давно ли они уехали?
   — Ой, лет сто тому назад! Странно, что ваш брат вам не сказал. Дом несколько месяцев продавался. Его вот только что продали. Я на той неделе видела, как агенты снимали объявление о продаже.
   — А вы случайно не помните фамилий агентов? — осторожно спросил я.
   — О господи! — сказала она. — Я ведь, наверно, раз сто проходила мимо этого объявления. Дайте-ка я подумаю...
   Она наморщила лоб, глядя на своих питомцев. Я видел ее только наполовину. Не знаю, зачем она придерживала дверь: то ли чтобы собаки не вырвались наружу, то ли чтобы я не ворвался внутрь...
   — Хантблич! — воскликнула она наконец.
   — Как-как?
   — Хант, запятая, Блич. Фамилии агентов. Такая желтая доска с черными буквами. Такие доски тут висят по всему району, вы их увидите.
   Я горячо поблагодарил ее. Она кивнула розовыми бигуди и закрыла дверь, а я поехал дальше и ездил до тех пор, пока не нашел желтую дощечку с черными буквами. На дощечке был указан адрес: «Бродвей, Милл-Хилл».
   История об утраченном брате, как обычно, вызвала множество сочувственных и жалостливых взглядов, охов и вздохов, но в конце концов дала свои плоды. Мрачноватая девушка сказала, что с тем домом, кажется, работал мистер Джекмен, но только он сейчас в отпуске.
   — А вы не могли бы посмотреть в записях?
   Она посоветовалась со своими многочисленными коллегами, те поразмыслили и наконец пришли к выводу, что в таких чрезвычайных обстоятельствах можно и посмотреть. Девушка ушла в соседний кабинет и принялась выдвигать и задвигать ящики.
   — Вот, мистер Питтс, — сказала она, вернувшись. Я не сразу сообразил, что, раз я брат Питтса, значит, я тоже Питтс. — Ридж-Вью, Оуклендс-Роуд.
   А города не назвала. Значит, Тед Питгс живет здесь!
   — А вы не подскажете, как туда добраться? — спросил я.
   Она покачала головой, но один из ее коллег сказал:
   — Прямо по Бродвею, потом на кругу направо, в сторону Лондона, потом первый поворот налево, в гору, и там будет поворот направо. Вот это и есть Оуклендс-Роуд.
   — Замечательно! — сказал я с искренним облегчением, которое все сочли вполне уместным. Строго следуя указаниям, я нашел этот дом. Дом был маленький и коричневый: коричневые кирпичи, коричневая черепичная крыша, узкие окошки по сторонам дубовой входной двери, остального почти не видно за разросшимися кустами. Я остановил машину на широкой дорожке перед запертым двойным гаражом и неуверенно позвонил.
   В доме было тихо. Я слышал только отдаленный шум трассы да гудение пчел в купах темно-красных цветов. Подождал, позвонил еще раз.
   Никакого результата. Если бы мне не был так нужен Тед Питтс, я бы сейчас развернулся и уехал. Здесь даже соседей не порасспрашиваешь: дома стояли только по одной стороне улицы, по другой стороне был крутой лесистый склон, а дома были расположены далеко друг от друга и прятались за деревьями, словно скрываясь от посторонних взглядов.
   Я не мог решиться, что мне делать: то ли подождать, то ли потом вернуться еще раз, то ли оставить Питтсу записку с просьбой позвонить и на всякий случай нажал кнопку еще раз.
   Дверь открылась. На пороге стояла приятная молодая женщина: уже не девушка, но еще не средних лет. На ней был свободный, развевающийся сарафанчик с широкими лямками на загорелых плечах.
   — Да? — вопросительно произнесла она. Темные вьющиеся волосы, голубые глаза, лицо, коричневое от летнего загара.
   — Я ищу Теда Питтса, — сказал я.
   — Это его дом.
   — Он мне нужен. Я брат его старого знакомого. В смысле, они были знакомы много лет назад. Не могу ли я повидать его?
   — Его сейчас нет дома. — Она посмотрела на меня с сомнением. — А как зовут вашего брата?
   — Джонатан Дерри.
   После мгновенного замешательства ее лицо из настороженного вдруг сделалось приветливым, и на губах появилась улыбка, с какой люди обычно вспоминают былые дни.
   — Джонатан! Мы про него много лет ничего не слышали.
   — А вы — миссис Питтс?
   Она кивнула.
   — Джейн. — Она распахнула дверь и отступила назад.
   — Проходите!
   — Я — Вильям, — сообщил я.
   Она задумчиво нахмурилась.
   — Вы ведь вроде бы учились в школе?
   — Да, но с тех пор я успел подрасти.
   Она взглянула на меня снизу вверх.
   — Как много лет прошло!
   Она повела меня прохладным темным коридором.
   — Сюда, пожалуйста.
   Мы вышли к широкой лестнице с невысокими ступеньками, застеленными зеленым паласом, ведущей вниз, и я увидел то, что было совершенно незаметно сверху, с дороги: что дом на самом деле был большой, ультрасовременный, встроенный в склон холма и совершенно потрясающий.
   Лестница вела вниз, в огромное помещение, наполовину под открытым небом. Половину помещения занимал бассейн, а другая половина была застлана все тем же зеленым паласом. Ближе к лестнице стояли диваны и кофейные столики, а вокруг бассейна, на солнышке, были расставлены бамбуковые кресла-качалки с розовыми, белыми и зелеными подушками; по сторонам бассейна тянулись два крыла дома, обещающие уютные спальни и приятную жизнь. Оглядев комнату с бассейном, я подумал, что ни один учитель на свете себе такого позволить не может.
   — Я сидела вон там, — сказала Джейн Питтс, указывая на солнечную сторону. — Ужасно не хотелось отвечать на звонок. Я иногда не отвечаю.
   Мы прошли мимо белых ниш с решетчатыми перегородками. В нишах стояли горшки с растениями и бамбуковые диванчики, на которых были раскиданы купальные полотенца. Вода в бассейне была зеленая, как в море. После утомительных поисков меня так и потянуло искупаться.
   — Две младшие девочки где-то тут, — говорила Джейн. — Мелани, старшенькая, уже замужем. Скоро у нас с Тедом будет внук.
   — Невероятно!
   Джейн улыбнулась.
   — Мы поженились еще в колледже.
   Она предложила мне сесть, и я присел на краешек одной из качалок, а сама Джейн привольно раскинулась в другой. За домом была травянистая лужайка, а дальше — широкая панорама северо-западного Лондона, уходившая в туманные сиренево-голубые дали.
   — Фантастика! — сказал я.
   Джейн кивнула.
   — Нам так повезло с этим домом! Мы здесь живем всего три месяца, но, наверно, останемся здесь навсегда. Это все закрывается, — она указала на открытый потолок. — Там солнечные батареи, которые выдвигаются. Говорят, в доме тепло всю зиму.
   Я выразил искреннее восхищение и спросил, продолжает ли Тед преподавать. Она, не смущаясь, ответила, что он иногда читает в университете курсы по компьютерному программированию и что дома он будет не раньше завтрашнего вечера. Она сказала, что Тед будет очень жалеть, что не повидался со мной.
   — У меня к нему довольно срочный разговор.
   Она мягко покачала головой.
   — Я действительно не знаю, где он сейчас. Где-то в районе Манчестера. Он уехал сегодня утром, но где остановится — не сказал. В каком-нибудь мотеле.
   — А когда он будет завтра?
   — Поздно. Я точно не знаю.
   Видимо, лицо у меня сделалось таким озабоченным, что Джейн виновато произнесла:
   — Если это так важно, приезжайте в воскресенье утром. Вас это устроит?

Глава 15

   Суббота тянулась бесконечно. Касси бродила по дому с загипсованной рукой на перевязи. Раза три-четыре забегал Банан. Обоих тревожила эта проволочка, хотя они ничего не говорили. В четверг, когда Касси сидела со сломанной рукой и вся гостиная была завалена плодами рук Анджело, казалось вполне разумным и справедливым запереть его в чулан. Но к вечеру субботы Касси с Бананом перешли от сомнений и беспокойства к усиливающейся тревоге.
   — Отпусти ты его, — сказал Банан, зайдя к нам уже ночью, когда ресторан закрылся. — Если кто-нибудь об этом узнает, у тебя будут серьезные неприятности. Он теперь понял, что ты не какой-нибудь слабак, и побоится прийти снова.
   Я покачал головой.
   — Он слишком заносчив, чтобы чего-то бояться. Он непременно вернется, потому что захочет отомстить.
   Они переглянулись с несчастным видом.
   — Ну-ну, веселей! — сказал я. — Я могу продержать его тут и неделю, и две недели — столько, сколько понадобится.
   — Я просто не понимаю, как ты можешь спокойно ходить на скачки! сказал Банан.
   Я не был спокоен. Ни утром на тренинге, ни потом, за завтраком у Морта. Но никто из тех, с кем я встречался, не догадывался, что со мной что-то не так. Я обнаружил, что скрывать свое преступление вовсе не так уж трудно — в конце концов, сотни людей так живут, и ничего.
   — Надеюсь, он еще жив? — спросила Касси.
   — В четыре часа он стоял у двери и ругался, — сказал Банан, поглядев на часы. — Девять с половиной часов назад. Я крикнул ему, чтобы он заткнулся.
   — А он что?
   — Только выругался в ответ.
   Я улыбнулся.
   — Ничего, не сдохнет.
   Как бы в доказательство этого, Анджело принялся колотить в дверь и выкрикивать ругательства. Я уже начинал привыкать к ним. Я вышел на кухню, подошел к баррикаде и, когда он набрал воздуху для очередной звуковой атаки, громко окликнул:
   — Анджело!
   Короткое молчание, потом яростный рев:
   — Ублюдок!!!
   — Через пять минут я выключу свет.
   — Я тебя убью!
   Наверно, от этой угрозы у меня должны были мурашки поползти по спине, но почему-то не поползли. Я и так знал, что он убийца, убийца по натуре, и успел привыкнуть к этому. Я слушал, как он ярится, и ничего не ощущал.
   — Через пять минут! — повторил я и ушел. Банан, сидевший в гостиной, в своей рубахе с расстегнутым воротом и с четырехдневной черной порослью на подбородке смахивал на пирата. Но у него бы никогда не хватило духу вздернуть человека на рею. Он не одобрял того, что я делаю, хотя и помогал мне. Я почти физически ощущал, как он борется со старым противоречием, что зло можно победить только силой.
   Он сидел на диване и пил бренди, обняв Касси за плечи. Касси была не против. Банан заявил: ему надоело, что у нас в доме нет ни капли его любимого напитка, и притащил бутылку бренди с собой.
   — А мороженого к нему нет? — поинтересовалась Касси.
   — Какого? — вполне серьезно спросил Банан. Я дал Анджело обещанные пять минут, потом выключил свет. В чулане царило угрожающее молчание.
   Банан чмокнул Касси в щечку, уколов ее щетиной, сказал, что у нее усталый вид, сказал, что у него в пабе ждет немытая посуда, предложил тост за Барбадос и опрокинул в себя очередную рюмку.
   — Помоги, господи, всем узникам! Ну, спокойной ночи!
   Мы с Касси проводили взглядом его удаляющуюся спину.
   — Наверно, ему жаль Анджело, — сказала она.
   — Угу. Но было бы ошибкой думать, что, если тебе жаль тигра в зоопарке, он тебя не сожрет при первой возможности. Анджело не понимает сострадания, даже когда сострадают ему. Сам он сострадания никогда не испытывал, а в других принимает его за слабость. Поэтому ты, дорогая, конечно, можешь быть добра к Анджело, но не жди, что он ответит тебе тем же. Она взглянула на меня. — Это предупреждение, да? — У тебя доброе сердце.
   Она поразмыслила, потом нашла карандаш и написала для себя, как памятку, на белом гипсовом лубке крупными буквами: «БЕРЕГИСЬ ТИГРОВ!»
   — Так сойдет?
   Я кивнул.
   — И если он скажет, что у него отваливается аппендикс или что у него бубонная чума, сунь ему несколько таблеток аспирина вон через те дырки и пропихивай их бумажкой, а не пальцами.
   — Ну, до этого он еще не додумался.
   — Додумается, дай срок.
   Мы отправились наверх, но я спал урывками, как и в предыдущую ночь, все время прислушиваясь к звукам, доносящимся из чулана. Касси спала спокойнее: она привыкла к гипсу, и он уже меньше ей мешал. Говорила, что рука почти не болит. Она просто чувствовала себя усталой. Обещала, что наши игры возобновятся, когда обстоятельства будут более благоприятными.
   Я смотрел, как темное небо постепенно светлеет, как темно-синие полоски облаков проступают на густо-оранжевом фоне. Странный восход, чемто похожий на ауру того человека, который сидит взаперти внизу. Я подумал, что мне никогда прежде не приходилось участвовать в таком страшном столкновении характеров. Никогда еще моя способность распоряжаться людьми не подвергалась такой серьезной проверке. Я никогда прежде не считал себя лидером, но теперь, оглядываясь назад, понял, что всегда терпеть не мог, когда мною кто-то командовал.
   За последние месяцы я обнаружил, что управляюсь с пятерыми тренерами Люка куда легче, чем предполагал. Эта сила всегда была во мне, и сейчас, когда в ней возникла нужда, она проявилась. У меня хватило сил запереть Анджело в чулан и держать его там, а на это требовалась сила не только физическая, но и духовная. Возможно, способности человека вообще проявляются по мере того, как в них возникает нужда; но что ему делать с собой, когда нужда минует? Что делать генералу, когда война закончилась? Когда мир перестает ходить по струнке и подчиняться приказам?
   Да, подумал я, надо уметь всегда приноравливать свои способности к текущим нуждам, иначе всю жизнь только и будешь делать, что вспоминать о былых подвигах. И сделаешься нудным деспотом, тоскующим о прошлом величии.
   Нет, подумал я: когда я разберусь с Анджело и когда закончится этот год у Люка, я снова стану прежним. Если знать, что это необходимо, то, наверно, получится...
   Грозное небо медленно менялось: теперь оно сделалось цвета расплавленного золота, и по нему ползли лиловато-серые облака, а потом сияние угасло, и облака стали белыми, а небо — бледно-бледно-голубым. Я встал и оделся, думая, что небо врет: грозный свет исчез, а проблемы остались, и Каин никуда не делся, а по-прежнему сидит внизу.
   Когда я уезжал, Касси ничего не говорила, но взгляд ее был достаточно красноречив. «Поскорей! Возвращайся! Мне страшно тут одной с этим Анджело!»
   — Сиди у телефона, — сказал я ей. — Банан прибежит если что.
   Она сглотнула. Я поцеловал ее и уехал. В это воскресное утро дороги были пустынны, и я гнал, как на пожар, до самого Милл-Хилла. Когда я свернул на Оуклендс-Роуд, было только полдевятого. Джейн Питтс сказала, чтобы я не приезжал раньше восьми, но, когда я позвонил, она была уже на ногах и открыла мне дверь в мокром купальном халате.
   — Проходите, — сказала она. — Мы тут плаваем.
   «Мы» — это были две тоненькие хорошенькие девочки-подростка и жилистый лысеющий мужчина средних лет, который плавал в бассейне бесшумно, как тюлень. Небо было ясное, крыша была открыта, и на одном из низеньких бамбуковых столиков был накрыт завтрак, состоящий из кукурузных хлопьев и фруктов. Утро было довольно прохладное, но никто из Питтсов, казалось, не замечал этого.
   Жилистый мужчина выскользнул на край бассейна плавным, экономным движением и встал на ноги, выжимая воду из волос и глядя приблизительно в мою сторону.
   — Здравствуйте, я Тед Питтс, — сказал он, протягивая мне мокрую руку. — Только я без очков ни черта не вижу.
   Я пожал ему руку и улыбнулся в невидящие глаза. Джейн обошла бассейн и принесла очки в тяжелой черной оправе, которые сразу превратили загорелую рыбу в обычного близорукого смертного, который пошел рядом со мной вокруг бассейна к креслу, на котором лежало его полотенце.
   — Вы Вильям Дерри? — спросил он, вытряхивая воду из ушей.
   — Он самый.
   — Как Джонатан?
   — Привет передает.
   Тед Питтс кивнул, принялся энергично растирать себе грудь, потом вдруг остановился и спросил:
   — Это ведь вы посоветовали мне, где найти каталоги?
   Столько лет назад... мельком... через третьи руки... Я оглядел удивительный дом и задал главный вопрос:
   — Эта система, что была на кассетах, — она действительно работает?
   Тед Питтс самодовольно улыбнулся.
   — А как вы думаете?
   — Все вот это...
   — Все это.
   — Никогда бы не поверил, если бы не побывал здесь, — сказал я.
   Он принялся вытирать спину.
   — Конечно, это довольно тяжело. Приходится много ездить. Но когда возвращаешься, чувствуешь, что дело того стоит.
   — И давно?.. — медленно начал я.
   — Давно ли я играю? Да с тех самых пор, как Джонатан отдал мне кассеты. То первое дерби... Я тогда занял сотню фунтов под залог машины. Это было чистой воды безумие. Я не мог позволить себе проиграть. Нам ведь тогда временами едва на еду хватало. Честно говоря, я на это пошел от безысходности. Но, с другой стороны, система выглядела безупречной с математической точки зрения и много лет служила верой и правдой тому, кто ее изобрел...
   — И вы выиграли?
   Он кивнул.
   — Пятьсот фунтов. Целое состояние! Я никогда не забуду этот день, никогда! У меня голова шла кругом. — Он радостно улыбнулся, вновь переживая тот ребяческий восторг. — Я об этом никому не сказал. Ни Джонатану, ни даже Джейн. Я не собирался больше играть, понимаете ли. Я был очень рад, что все так удачно вышло, но это чудовищное напряжение... — Он бросил мокрое полотенце на ручку кресла. — А потом я подумал: а почему бы и нет?
   Он смотрел, как его дочери ныряют, держа друг друга за талию.
   — В школе я проработал только еще один семестр, — спокойно рассказывал он. — Я не мог больше выносить главу отделения математики. Дженкинс его звали. — Тед улыбнулся. — Теперь это кажется смешным, но когда-то я его так боялся... Так или иначе, я обещал себе, что если за время летних каникул выиграю достаточно, чтобы купить компьютер, то после Рождества уволюсь, а если нет, то останусь в школе, буду пользоваться тамошним компьютером и иногда играть по маленькой.
   К нам подошла Джейн с кофейником.
   — Это он рассказывает, как начал играть? Я тогда думала, что он с ума сошел!
   — Но недолго.
   Она покачала головой, улыбаясь.
   — Когда мы переехали из нашего фургона в настоящий дом — Тед выиграл столько, что хватило на дом, представляете? — я поверила, что это надежно, А теперь мы живем здесь. Так хорошо, что даже неудобно. И все благодаря вашему замечательному брату.
   Девочки вылезли из бассейна и представились как Эмма и Люси. Они ужасно хотели есть. Мне предложили хлопьев с отрубями, натурального йогурта, пророщенного зерна и свежих персиков. Ели здесь немного, но зато с удовольствием.
   Я тоже сел завтракать, но мысли мои неотступно вертелись вокруг Анджело и Касси, которая сидит там наедине с ним... Нет, дверь должна выдержать — выдержала же она целых два дня. С чего бы ей сломаться именно теперь? И все же меня не оставляло стойкое чувство, что лучше бы мне было оставить ее у Банана.
   За кофе, когда девочки опять прыгнули в бассейн, а Джейн ушла в дом, Тед Питтс спросил:
   — Как вы меня разыскали?
   Я взглянул на него.
   — Вы хотели спросить «зачем»?
   — Н-наверно, да. Да.
   — Я приехал, чтобы попросить вас дать мне копии этих программ.
   Он глубоко вздохнул и кивнул.
   — Я так и думал.
   — Дадите?
   Он некоторое время смотрел на мерцающий бассейн, потом спросил:
   — А Джонатан знает, что вы их просите?
   — Ага. Я спросил у него, где сейчас эти кассеты, а он сказал, что если кто-то это знает, то только вы.
   Тед Питтс снова кивнул и наконец решился:
   — Да, это справедливо. Это ведь на самом деле его программы. Только у меня кассет чистых нет.
   — Я с собой привез, — сказал я. — Они в машине. Я их принесу?
   — Ладно, — он решительно кивнул. — Вы несите кассеты, а я пока переоденусь в сухое.
   Я принес специальные компьютерные кассеты, которые нарочно захватил с собой.
   — Шесть? — удивился Тед. — Вам нужно только три...
   — А в двух экземплярах?
   — А-а. Ну ладно. Почему бы и нет? — он отвернулся. — Компьютер у меня внизу. Хотите посмотреть?
   — Еще бы!
   Он повел меня в глубь дома. По нескольким застеленным паласами лестницам мы спустились на нижний этаж.
   — Кабинет, — коротко сказал Тед, впуская меня в обычных размеров комнату, из окна которой открывалась все та же панорама Лондона. — На самом деле это была спальня. Вон там ванная, а дальше еще одна спальня.
   Кабинет был больше похож на гостиную: кресла, телевизор, книжные полки, стены, отделанные сосновыми панелями. На стуле с прямой спинкой у стены красовалась пара потрепанных альпинистских башмаков, а рядом на полу лежал новехонький теплый спальный мешок, еще не вытащенный из упаковки. Тед увидел, куда я смотрю, и пояснил: