Страница:
Я пожал плечами. Я дал им понять, что побежден и что сила на их стороне. Больше всего мне хотелось выбраться из дома, прежде чем они сопоставят все, что им известно, и поймут, что я представляю собой живую, реальную угрозу свободе Анджело. Я не знал, захочет ли Гилберт помешать своему сыну, если Анджело пожелает убить меня, — и сможет ли он ему помешать. А за домом простираются тихие сады Уэлин-Гарден-Сити...
— Миссис О'Рорке ждет меня, — сказал я. — Она хочет знать, чего я добился.
— Скажи ей, что дело не пойдет, — ответил Анджело. Гилберт кивнул.
Я осторожно обошел Анджело и направился к двери, приняв приличествующий случаю робкий вид. Анджело смотрел мне вслед с уничтожающей усмешкой.
— Ну, я пойду... — проблеял я. Я стремительно прошагал через прихожую, мимо ожидающих своего хозяина клюшек для гольфа и вышел в открытую дверь. Последним, что я видел, был Гилберт, скрестивший рога с молодым противником, который в один прекрасный день его повергнет.
Я вспотел. Вытер ладони о брюки, торопливо открыл дверцу машины, взялся слегка дрожащей рукой за ключ зажигания и завел мотор. Если бы они не перегрызлись... Выезжая с дорожки на мостовую тупичка, я увидел, что оба вышли на порог и смотрят мне вслед. Во рту у меня здорово пересохло. Я все ждал, что Анджело вскочит в свою машину и бросится в погоню.
У меня еще никогда так не колотилось сердце. Наверно, до сих пор мне никогда не бывало по-настоящему страшно. И я никак не мог унять этот страх.
Меня трясло, я ерзал на сиденье, мне было трудно дышать и слегка подташнивало. Нервная реакция.
Глава 8
— Миссис О'Рорке ждет меня, — сказал я. — Она хочет знать, чего я добился.
— Скажи ей, что дело не пойдет, — ответил Анджело. Гилберт кивнул.
Я осторожно обошел Анджело и направился к двери, приняв приличествующий случаю робкий вид. Анджело смотрел мне вслед с уничтожающей усмешкой.
— Ну, я пойду... — проблеял я. Я стремительно прошагал через прихожую, мимо ожидающих своего хозяина клюшек для гольфа и вышел в открытую дверь. Последним, что я видел, был Гилберт, скрестивший рога с молодым противником, который в один прекрасный день его повергнет.
Я вспотел. Вытер ладони о брюки, торопливо открыл дверцу машины, взялся слегка дрожащей рукой за ключ зажигания и завел мотор. Если бы они не перегрызлись... Выезжая с дорожки на мостовую тупичка, я увидел, что оба вышли на порог и смотрят мне вслед. Во рту у меня здорово пересохло. Я все ждал, что Анджело вскочит в свою машину и бросится в погоню.
У меня еще никогда так не колотилось сердце. Наверно, до сих пор мне никогда не бывало по-настоящему страшно. И я никак не мог унять этот страх.
Меня трясло, я ерзал на сиденье, мне было трудно дышать и слегка подташнивало. Нервная реакция.
Глава 8
Где-то между Уэлином и Туикенемом я заехал на стоянку и остановился, чтобы подумать, куда ехать теперь, Можно поехать домой, забрать винтовки и отправиться в Бисли. Я взглянул на свои руки. Да нет, в нынешнем своем состоянии я и в слона не попаду.
Не стоит и патроны тратить.
Гилбертам скорее всего понадобится немало времени, чтобы обнаружить, что у них на кассетах не программы для скачек, а «Старстрайк», но они быстро сообразят, что до тех пор, пока оригиналы кассет у меня, они не являются единственными владельцами системы Лайэма О'Рорке. Так что мне нужно куда-то скрыться, чтобы они меня не нашли, когда явятся искать. Я подумал о том, как жаль, что у нас с Сарой так мало друзей.
Я перешел через дорогу к телефону-автомату и позвонил Вильяму на ферму.
— Да, Джонатан, конечно, — ответила миссис Поттер. — Разумеется, приезжайте. Только Вильям уехал. Ему надоело, что здесь нет стоящих лошадей, он собрал вещи и сегодня утром уехал в Ламборн. Он сказал, что у него там есть приятель и что завтра вечером он прямо оттуда поедет в школу.
— С ним все в порядке? — спросил я.
— Он такой энергичный! Но совсем ничего не ест. Говорит, что боится растолстеть, потому что тогда его не возьмут в жокеи.
Я вздохнул.
— Спасибо.
— Я рада, что он приезжает, — сказала она. — Такой забавный мальчик!
Я повесил трубку, посчитал, сколько монет у меня осталось, и, проникшись гражданским духом, решил истратить их на разговор с ньюмаркетской полицией.
— Офицера Айрстона нет на месте, — ответили мне. — Хотите что-нибудь передать?
Я поколебался, но в конце концов сказал только:
— Передайте, что звонил Джонатан Дерри. Я знаю нужное ему имя. Я позвоню ему позже.
— Спасибо, сэр.
Я вернулся в машину, взглянул на клочок бумаги, лежавший у меня в бумажнике, и поехал в Норхольт, навестить Теда Питтса, зная, что он скорее всего будет рад меня видеть. Когда я наконец отловил школьного секретаря, он весьма неохотно выдал мне требуемую информацию, сказав, что адреса учителей держатся в строжайшей тайне, чтобы их не донимали чересчур ретивые родители. А Тед Питтс, сказал секретарь, особенно просил не сообщать никому его адреса.
— Но ведь я же не родитель!
— Ну, да, но...
Мне пришлось долго уговаривать секретаря, но в конце концов адрес мне дали. Добравшись туда, я понял, почему Тед держал его в тайне: он жил в передвижном доме на автостоянке. Домик был чистенький и ухоженный, но явно не во вкусе честолюбивых представителей родительского комитета.
Жена Теда, которая открыла мне на стук, удивилась, но обрадовалась.
Такая же серьезная, как Тед, маленькая, с блестящими глазами. Она иногда появлялась на школьных футбольных матчах, где Тед неизменно бывал судьей. Я попытался вспомнить, как ее зовут. Вроде бы Джейн но я не был уверен и потому просто улыбнулся ей.
— Как Тед? — спросил я.
— Уже лучше. Голос потихоньку восстанавливается. — Она открыла дверь пошире. — Он наверняка будет рад вас видеть, так что заходите, пожалуйста. — Она махнула рукой внутрь домика и добавила:
— Только у нас немного не прибрано. Мы, знаете ли, гостей не ждали...
— Ну, если вам неудобно, я мог бы и не...
— Нет-нет. Тед захочет вас видеть.
Я шагнул в прихожую и понял, что она имела в виду. Повсюду вперемешку валялись книги, газеты, тряпки, игрушки — нормальный бардак большой семьи, сосредоточенной на очень маленьком пространстве.
Тед сидел на диване в крохотной гостиной со своими тремя дочками и смотрел, как они играют на полу. Увидев меня, он от удивления вскочил и раскрыл рот, но сумел издать только невнятное сипение.
— Молчите-молчите, — сказал я. — Я просто приехал посмотреть, как вы тут.
Разумеется, о том, чтобы попроситься здесь пожить, и думать было нечего.
— Мне уже лучше, — произнес Тед довольно разборчиво, но полушепотом и жестом пригласил меня сесть. Его жена предложила мне кофе, и я с благодарностью согласился. Детишки подрались, и Тед бережно потыкал их носком ноги.
— Джейн их скоро уложит, — прохрипел он. — Я, похоже, некстати...
Он энергично замотал головой.
— Я рад, что вы пришли.
Он указал на полку, идущую вдоль стены под самым потолком.
— Я купил вам кассеты. Они там, вместе с оригиналами. А то дети все хватают... А переписать их я еще не успел. Извините.
Он потер горло, словно это могло помочь, и поморщился.
— Не разговаривайте, — сказал я и передал то, что Вильям говорил о каталогах. Он выслушал внимательно, но без особого интереса, словно это было ему уже не нужно.
Вернулась Джейн с одной чашкой кофе и протянула ее мне. Она предложила сахару. Я покачал головой и отхлебнул жидкости, которая была темно-коричневого цвета, но на вкус оказалась очень слабой.
— Не знаете ли вы, где можно переночевать пару ночей? — спросил я, скорее затем, чтобы поддержать беседу. — Только чтобы не очень дорого. В смысле, не в отеле. — Я криво улыбнулся. — Я на этой неделе так много потратил на бензин и все прочее, что у меня сейчас туго с финансами.
— Конец месяца, — кивнул Тед. — Вечно та же самая история.
— А у вас дома? — спросила Джейн. — Тед же говорил, что у вас дом есть.
— Э-э... мне-э... хм... Видите ли, я поссорился с Сарой.
Подходящая полуправда пришла мне на ум очень кстати. Они сочувственно и понимающе поохали и поцокали языком, и Тед покачал головой, жалея, что ничем помочь не может.
— Не знаю я такого места, — сказал он. Джейн стояла выпрямившись, прижав руки к телу и сцепив пальцы на животе.
— Да оставайтесь здесь, на диване, — сказала она. Тед, похоже, ужасно удивился, но его жена напряженным тоном спросила:
— Вы нам заплатите?
— Джейн! — отчаянно просипел Тед, но я кивнул.
— Вперед? — настойчиво спросила она, и я снова кивнул. Я дал ей пару бумажек из тех, что взял в банке, и спросил, достаточно ли этого. Она вспыхнула, сказала: «Да», поспешно подхватила девочек и утащила их на улицу. Тед окончательно растерялся, и смутился, и принялся неуклюже извиняться сиплым шепотом:
— Месяц был тяжелый... плату за место подняли... а потом еще пришлось покупать новые шины и платить за права... Без машины мне нельзя, а машина разваливается... Я так измучился...
— Не надо, Тед, — сказал я. — Я знаю, что такое сидеть без денег.
Не так, чтобы совсем есть было нечего, но все-таки бывало.
Он слабо улыбнулся.
— До описи имущества у нас пока не доходило... Но эту неделю мы жили в основном на одном хлебе. Вас это действительно устроит?
— Вполне.
И я остался у Питтса. Смотрел телевизор, строил для детей башни из ярких кирпичиков, поужинал яичницей, приготовленной из яиц, купленных на мои деньги, потом вышел с Тедом выпить кружку пива.
Много говорить ему, конечно, не стоило, но, пока мы потягивали пиво, я успел кое-что о нем узнать. Они с Джейн познакомились летом на турбазе в Озерной области и поженились, когда он еще не окончил колледж, потому что на подходе была старшая из девочек. Он говорил, что они счастливы, только вот на дом отложить никак не удается. Им еще повезло, что у них есть этот фургон. В рассрочку купили, разумеется. На каникулах он сидит с детьми, а Джейн устраивается на временную работу секретарем. Лишний доход в семью. И для Джейн так лучше. А он каждый год на неделю уходит в поход в одиночку. С рюкзаком, с палаткой. Куда-нибудь в горы, в Шотландию или в Уэльс. Он робко глянул на меня из-за своих очков в черной оправе.
— Это позволяет расслабиться. Не дает свихнуться.
«Да, — с уважением подумал я, — не всякий сам себе психотерапевт!»
Когда мы вернулись, в домике было прибрано, дети спали. Тед сказал, что шуметь нельзя ни в коем случае: они очень легко просыпаются. Все три девочки, похоже, спали в большой спальне, а родители в маленькой. Меня ждала подушка, чистая простыня и дорожный плед. Диван был коротковат, но зато очень мягкий.
Уже засыпая, я вспомнил, что так и не перезвонил Айрстону. Но беспокоиться было уже поздно. «Ничего, — подумал я, зевая, — завтра позвоню».
Утром я позвонил Айрстону из телефона-автомата вблизи скверика, куда мы с Тедом повели девочек качаться на качелях.
Айрстона, как водится, не было. Я спросил, бывает ли он вообще когда-нибудь. Суровый голос ответил мне, что старший офицер Айрстон отлучился по делу и что я могу оставить ему сообщение. Я упрямо ответил, что сообщения я оставлять не буду, что мне нужно поговорить с Айрстоном лично. Мне сказали, что, если я оставлю телефон, он мне перезвонит. «Не пойдет, — подумал я, — у Теда Питтса нет телефона».
— Скажите, — спросил я, — во сколько мне нужно позвонить завтра, чтобы наверняка застать его на месте? В девять? В десять? В одиннадцать? В полдень?
Меня попросили подождать. Я услышал, как на том конце провода совещаются. Совещались они так долго, что мне пришлось бросить в щель еще пару монет — что не прибавило мне терпения. Однако в конце концов тот же флегматичный голос сказал:
— Начальник сыскного отдела будет завтра на месте с десяти утра.
Позвоните ему по следующему телефону...
— Минуточку! — я достал ручку и выкопал из кармана клочок бумаги с адресом Теда. — Слушаю!
Он продиктовал телефон, я довольно холодно поблагодарил его, и на этом мы расстались.
Тед бережно катал самую маленькую из девочек на чем-то вроде карусели. Он крепко прижимал ее к себе, и оба весело смеялись. Мне вдруг ужасно захотелось самому иметь ребенка, вот такую дочку, которую я мог бы водить по воскресеньям в парк, обнимать ее, прижимать к себе, смотреть, как она растет... «Сара... — подумал я. — Так вот почему тебе так больно! Тебе нужен ребенок, с которым можно возиться, и девушка, которая выйдет замуж...» Вот чего не хватает нам обоим. А у Теда Питтса это есть. Я смотрел, как он играет с ребенком, сколько радости тот ему доставляет, и от всей души ему завидовал.
Чуть позже мы сидели на скамейке, пока девочки лепили куличи в песочнице, и я, не помню, по какому поводу, спросил, почему он утратил интерес к каталогам.
Он пожал плечами, глядя на девочек, и ответил сиплым голосом, который, однако, был уже ближе к нормальному:
— Ну, вы же видите, как мы живем. Я не могу рисковать деньгами. Я не могу позволить себе покупать эти каталоги. На этой неделе я не мог даже позволить себе купить кассеты, чтобы скопировать программу. Для вас я купил, на деньги, что вы мне дали, а для себя — не хватило. Я вам говорю, нам каждый пенни считать приходится. Правда, завтра в банк придет мое жалованье за следующий месяц, но я же еще за свет не платил...
— А скоро дерби, — напомнил я. Он мрачно кивнул.
— Не думайте, что я об этом не думал. Смотрю я на эти кассеты на полке и размышляю: рискнуть — не рискнуть? И пришлось решить, что не стоит. Не могу я рисковать. А вдруг проиграю? Что я тогда Джейн скажу? У нас ведь каждый фунт на счету. Сами видите.
«Ирония судьбы», — подумал я. С одной стороны — Анджело Гилберт, который готов пойти на убийство ради этих программ, а с другой — Тед Питтс, у которого они есть, но который боится ими воспользоваться, чтобы не ссориться с женой!
— Программы принадлежат одной старой леди по имени О'Рорке, — сказал я. — Миссис Морин О'Рорке. Я был у нее на этой неделе.
Тед почти не проявил интереса к этому сообщению.
— Она сказала кое-что, что может показаться вам любопытным.
— Что? — спросил Тед.
Я рассказал ему о том, что букмекеры не принимают ставок от людей, которые постоянно выигрывают, и о том, как О'Рорке приходилось использовать своего садовника, Дэна, чтобы делать ставки анонимно.
— Великий боже! — сказал Тед. — Ну и морока!
Он покачал головой.
— Нет, Джонатан, об этом лучше забыть.
— Миссис О'Рорке говорила, что ее муж ручался за то, что выиграет один раз из трех. Вас такая статистика устраивает?
Он улыбнулся.
— Не-ет, для того, чтобы поехать на дерби, мне нужна уверенность стопроцентная!
Одна из девочек швырнула песком в глаза другой, и Тед поспешно бросился укорять, утешать, вытирать глаза краешком платочка.
— Кстати, — сказал я, когда порядок был восстановлен, — я сделал несколько копий вашей игры «Стар-страйк». Надеюсь, вы не против?
— Да ради бога! — сказал он. — Вы в нее уже играли? В ответ на первый вопрос надо ввести "F" или "S". Я еще не написал инструкций, но, когда напишу, я их вам дам. Ребята говорят, что игра очень хорошая, — добавил он с довольным, я бы даже сказал — самодовольным видом.
— Это ваша лучшая программа? — спросил я.
— Лучшая? — Он слегка улыбнулся, пожал плечами и сказал:
— Я по ней учу. Мне нужно было написать ее :так, чтобы дети понимали, как она написана и как работает. Я мог бы написать что-то куда более сложное, но только зачем?
Да, Тед Питтс был прагматиком, а не пустым мечтагелем. Мы собрали детишек, Тед их отряхнул, высыпал песок из ботиночек и повел домой, обедать.
После обеда я под сочувствующим взором Теда проверял кучу тетрадей, которые по счастливой случайности не успел отнести домой в пятницу вечером. Пусть пятый "Б" скажет за это спасибо Айрстону. А в понедельник Тед решил, что его голос в достаточно хорошем состоянии, чтобы он мог утихомиривать чудищ из третьего класса, и мы вместе поехали в школу. Каждый из нас ехал на своей машине. Я чувствовал, что доброе отношение Джейн ко мне исчерпано, и, хотя она сказала, что я могу остаться еще, если захочу, я прекрасно видел, что перестал быть подарком судьбы. В банк уже должен прийти новый чек. На этой неделе им не придется питаться одним хлебом. Так что мне следует поискать себе другое пристанище.
Перед самым уходом Тед встал на цыпочки и достал с полки шесть кассет.
— Перепишу их сегодня во время обеденного перерыва, — сказал он.
— Вот и хорошо, — сказал я. — Один комплект оставьте себе, а оригиналы я верну миссис О'Рорке.
— А вам они разве не нужны?
— Может быть, потом я сделаю копии с ваших. Но мне почему-то не хочется провести остаток жизни у букмекерских контор.
Тед рассмеялся.
— Да и мне тоже! Хотя на самом деле я не имею ничего против азартных игр...
В его глазах снова мелькнула легкая тоска, но он ее тут же задавил.
— Ну ладно, — сказал он, — вперед, на битву!
Он поцеловал Джейн и девочек, и мы уехали в школу. На первой перемене я снова попытался добраться до Айрстона, на сей раз из автомата в учительской. Но и по новому номеру я его не обнаружил. Начальника сыскного отдела Айрстона снова не было на месте.
— Мне это уже надоело! — сказал я. — Мне же говорили, что он будет!
— Его срочно вызвали, сэр. Быть может, вы оставите сообщение?
Мне очень хотелось оставить пару крепких проклятий.
— Передайте ему, что звонил Джонатан Дерри, — сказал я.
— Очень хорошо, сэр. Ваше сообщение принято в десять тридцать три.
«Да ну вас к черту!» — подумал я. Не успел я пройти пяти шагов по направлению к кофеварке, как телефон у меня за спиной зазвонил. В это время жены учителей обычно звонили в школу, чтобы передать своим обожаемым супругам поручения, которые они должны выполнить по дороге домой, и само собой разумелось, что трубку снимает тот, кто окажется ближе всех к телефону.
«Ну, — подумал я, — во всяком случае, это не может быть моя жена». Однако тот, кто снял трубку, окликнул:
— Джонатан, это тебя!
Я удивленно вернулся к телефону и взял трубку.
— Алло! — сказал я.
— Джонатан! — воскликнула Сара. — Где же ты был?! Господи, где тебя носило?
Похоже было, что она на грани истерики. Голос у нее был пронзительный, он звенел от напряжения. Я еще никогда не слышал, чтобы он звучал так взволнованно, как перетянутая струна, что вот-вот порвется. Мне стало не по себе.
— Что случилось? — спросил я. Я отдавал себе отчет в том, что мой голос звучит чересчур спокойно, но ничего не мог с этим поделать. Со мной всегда так, когда я особенно сильно волнуюсь.
— О боже! — Она еще могла возмущаться мною. Но сказать мне об этом она не успела.
После очень короткой паузы в трубке послышался другой голос, от которого у меня волосы встали дыбом.
— Ты, недоносок, слушай сюда!
Анджело Гилберт.
— Слушай сюда! — повторил он. — Твоя баба сидит тут. Мы ее взяли тепленькой. Привязали к стулу, но так, чтоб не покалечить. — Он хихикнул.
— И подружку ее, эту мокрую курицу, тоже. Поэтому слушай меня и делай, как я скажу, понял, ты, лох? Ты слушаешь?
— Слушаю, — ответил я. Еще бы! Я весь обратился в слух и зажал рукой второе ухо, чтобы болтовня и звон чашек не мешали мне слушать. Это было жутко. И ног под собой я не чуял.
— Ты нас опять надул, — продолжал Анджело, — прислал эту фигню. Но этот раз был последний. Сегодня ты отдашь нам настоящие кассеты, понял?
— Да, — кротко ответил я.
— Ты ведь не хочешь получить свою бабу назад с расквашенной мордой, так?
— Не хочу.
— Ну, так отдавай кассеты.
— Хорошо, — ответил я.
— И не мухлевать, понял?
Он, похоже, был разочарован тем, что я так спокойно реагирую на его киношные фразы. Но привычка, выработавшаяся за годы преподавания в школе, стала второй натурой, и я не мог отказаться от нее даже в этот критический момент. Наглецам надо давать отпор, на выскочек не обращать внимания, торжествующую жестокость душить безразличием.
Это действовало на мальчишек, это отчасти действовало на Дженкинса, и на Анджело это подействовало, уже дважды. «Ему уже следовало бы понять, подумал я, — что я не ловлюсь ни на насмешки, ни на наглость; а если и ловлюсь, то виду не подаю». Но Анджело был слишком занят собой, чтобы поверить, что кто-то может его не испугаться. Быть может, он не слишком умен, но чрезвычайно опасен.
Он поднес трубку ко рту Сары. Вот перед ней устоять было сложнее.
— Джонатан! — голос наполовину гневный, наполовину испуганный, высокий и пронзительный. — Они пришли вчера. Мы с Донной всю ночь просидели связанные! Всю ночь, понимаешь?! Где тебя носило, черт возьми?!
— Ты в доме Донны? — с беспокойством спросил я.
— Что-о?! Да, разумеется! Разумеется! Не задавай таких дурацких вопросов!
В трубке снова послышался голос Анджело:
— Теперь слушай сюда, лох! Хорошенько слушай! И на этот раз — без шуточек! Нам нужен настоящий товар, и это твой последний шанс, понял?
Я не ответил.
— Ты слушаешь? — резко спросил он.
— Конечно, — ответил я.
— Отвезешь кассеты к моему отцу в Уэлин. Понял?
— Понял. Но кассет у меня нет.
— Так найди их! — он почти сорвался на крик. — Слышишь? Найди!
— На это потребуется время, — сказал я.
— Твое время вышло, ты, ублюдок!
Я перевел дух. Он опасен. Он не способен мыслить разумно. Это тебе не школьник. Я рискую зайти слишком далеко.
— Я могу получить их сегодня, — сказал я. — Когда получу — отвезу их к вашему отцу. Но это может быть довольно поздно.
— Быстрее! — отрезал он.
— Быстрее не могу. Это невозможно.
Я понятия не имел, зачем я пытаюсь протянуть время. Это был своего рода инстинкт. Не надо спешить, все образуется.
— Когда ты их привезешь, — сказал Анджело (он, похоже, смирился с тем, что быстрее не получится), — мой отец их проверит. На компьютере. На компьютере «Грэнтли», понял? Отец купил компьютер «Грэнтли», потому что эти программы написаны для него. Так что не надо всяких штучек, как в прошлый раз. Он их проверит, понял? Так что для тебя же лучше, чтобы они были те самые.
— Хорошо, — снова ответил я.
— Когда отец их проверит, — продолжал Анджело, — он позвонит мне сюда. Тогда я оставлю твою бабу и эту мокрую курицу, и можешь явиться сюда спасителем, этаким рыцарем Галахадиком. Понял?
— Да, — ответил я.
— И помни, ты, недоносок: если что-то выкинешь, твоей бабе придется годами бегать по врачам. Для начала мы ей зубы вышибем.
Он, видимо, снова передал трубку Саре, потому что я снова услышал ее голос — все такой же рассерженный, испуганный и пронзительный:
— Бога ради, привези ты эти кассеты!
— Хорошо, привезу, — ответил я. — Пистолет Анджело при нем?
— Да. Джонатан, сделай как он говорит! Пожалуйста! Не дурачься!
Это была не столько просьба, сколько приказ.
— Эти кассеты, — сказал я, — не стоят выбитых зубов. Постарайся успокоить его, если сумеешь. Скажи ему, что я сделаю все, как он просит.
Скажи ему, что я тебе обещал.
Она не ответила. В трубке послышался голос Анджело:
— Ну все, недоносок. Хватит. Ты их привезешь. Верно?
— Хорошо, — ответил я, и в трубке послышались гудки. У меня голова шла кругом.
Учительская опустела. Я уже опаздывал на урок в шестой класс. Я машинально взял нужные книги и на непослушных ногах отправился в класс.
«Найди кассеты!»
Чтобы их найти, надо сперва найти Теда Питтса, : Теда Питтса я скорее всего смогу найти не раньше обе денного перерыва, который начинается в четверть первого. Так что у меня есть полтора часа на то, чтобы об думать свои действия.
Шестой класс проходил радиоактивность. Я велел им продолжать серию экспериментов с альфа-частицами, которые они начали на прошлой неделе, а сам уселся на кафедру у доски, откуда я часто вел уроки, и стал смотреть, как работают счетчики Гейгера, и размышлять об Анджело Гилберте. Что можно предпринять?
Можно еще раз позвонить в полицию. Сказать, что психически неуравновешенный человек взял в заложницы мою жену, и я полагаю, что это он убил Кристофера Норвуда. Тогда они скорее всего кинутся к дом Кейтли и потребуют, чтобы Анджело сдался. И Сара по-прежнему будет заложницей, и ценой ее жизни 6удут уже не три кассеты, а личная свобода Анджело. Нет, это не выход.
В полицию обращаться не стоит. А что тогда?
Отдать кассеты Гарри Гилберту. И положиться на то, что Анджело отпустит Сару и Донну целыми и невредимыми. То есть сделать то, что мне велели, и понадеяться на то, что Анджело не станет ждать меня в доме Кейтли, чтобы оставить за собой три трупа. Не очень логично, но возможно. Было бы лучше, если бы я мог придумать разумную причину убийства Криса Норвуда. Он не отдал Анджело готовых программ, потому что, если бы у Анджело были эти программы, ему было бы незачем являться ко мне. Я не в первый раз задумался о том, что стало с самими записями Лайэма О'Рорке и с кассетами, которые Питер якобы отправил человеку, который заказал программы. «К. Норвуд, „Кухня богов“, Ньюмаркет».
Крис Норвуд. Отпетый ворюга. Наглый ублюдок, как отрекомендовал его Аккертон. Аккертон, начальник над овощами, отращивающий пивное брюшко в пабе.
Возможно, впервые столкнувшись с Анджело, Крис Норвуд просто сказал ему, что Питер Кейтли пишет программы и все бумаги у него, так что пусть Анджело там их и заберет. Тогда Анджело явился с угрозами к Питеру. Питер испугался и отдал ему программы, которые, как он знал, были недействующими.
К тому времени, как Гилберты это обнаружили, Питер погиб. Видимо, тогда Анджело вернулся к Крису Норвуду, на этот раз с пистолетом. А Крис Норвуд, видимо, опять сказал, что программы — у Питера Кейтли, на кассетах. А если он мертв, значит, они у него где-то дома. Наверно, он это сказал им после того, как они прострелили проигрыватель. Должно быть, тогда он по-настоящему испугался. Но он все равно хотел по возможности оставить программы у себя, потому что это безотказная кормушка на всю жизнь.
Видимо, Крис Норвуд дважды отказался дать Анджело то, чего тот хотел; и теперь Крис Норвуд мертв.
Я тоже дважды обвел Анджело вокруг пальца. И скорее всего жив я только благодаря тому, что у меня оказалась под рукой винтовка. Когда рядом нет его папаши, который худо-бедно его сдерживает, Анджело не менее взрывоопасен, чем пары бензина, которые погубили Питера. Даже если он уверен, что сокровище, за которым он так давно охотился, уже у него в руках.
У некоторых учеников излучение исчезло. Я машинально спустился с высот кафедры, чтобы напомнить им, что в камеры нужно регулярно добавлять сухого льда. «Не мухлевать...» — сказал Анджело. А если?
Не стоит и патроны тратить.
Гилбертам скорее всего понадобится немало времени, чтобы обнаружить, что у них на кассетах не программы для скачек, а «Старстрайк», но они быстро сообразят, что до тех пор, пока оригиналы кассет у меня, они не являются единственными владельцами системы Лайэма О'Рорке. Так что мне нужно куда-то скрыться, чтобы они меня не нашли, когда явятся искать. Я подумал о том, как жаль, что у нас с Сарой так мало друзей.
Я перешел через дорогу к телефону-автомату и позвонил Вильяму на ферму.
— Да, Джонатан, конечно, — ответила миссис Поттер. — Разумеется, приезжайте. Только Вильям уехал. Ему надоело, что здесь нет стоящих лошадей, он собрал вещи и сегодня утром уехал в Ламборн. Он сказал, что у него там есть приятель и что завтра вечером он прямо оттуда поедет в школу.
— С ним все в порядке? — спросил я.
— Он такой энергичный! Но совсем ничего не ест. Говорит, что боится растолстеть, потому что тогда его не возьмут в жокеи.
Я вздохнул.
— Спасибо.
— Я рада, что он приезжает, — сказала она. — Такой забавный мальчик!
Я повесил трубку, посчитал, сколько монет у меня осталось, и, проникшись гражданским духом, решил истратить их на разговор с ньюмаркетской полицией.
— Офицера Айрстона нет на месте, — ответили мне. — Хотите что-нибудь передать?
Я поколебался, но в конце концов сказал только:
— Передайте, что звонил Джонатан Дерри. Я знаю нужное ему имя. Я позвоню ему позже.
— Спасибо, сэр.
Я вернулся в машину, взглянул на клочок бумаги, лежавший у меня в бумажнике, и поехал в Норхольт, навестить Теда Питтса, зная, что он скорее всего будет рад меня видеть. Когда я наконец отловил школьного секретаря, он весьма неохотно выдал мне требуемую информацию, сказав, что адреса учителей держатся в строжайшей тайне, чтобы их не донимали чересчур ретивые родители. А Тед Питтс, сказал секретарь, особенно просил не сообщать никому его адреса.
— Но ведь я же не родитель!
— Ну, да, но...
Мне пришлось долго уговаривать секретаря, но в конце концов адрес мне дали. Добравшись туда, я понял, почему Тед держал его в тайне: он жил в передвижном доме на автостоянке. Домик был чистенький и ухоженный, но явно не во вкусе честолюбивых представителей родительского комитета.
Жена Теда, которая открыла мне на стук, удивилась, но обрадовалась.
Такая же серьезная, как Тед, маленькая, с блестящими глазами. Она иногда появлялась на школьных футбольных матчах, где Тед неизменно бывал судьей. Я попытался вспомнить, как ее зовут. Вроде бы Джейн но я не был уверен и потому просто улыбнулся ей.
— Как Тед? — спросил я.
— Уже лучше. Голос потихоньку восстанавливается. — Она открыла дверь пошире. — Он наверняка будет рад вас видеть, так что заходите, пожалуйста. — Она махнула рукой внутрь домика и добавила:
— Только у нас немного не прибрано. Мы, знаете ли, гостей не ждали...
— Ну, если вам неудобно, я мог бы и не...
— Нет-нет. Тед захочет вас видеть.
Я шагнул в прихожую и понял, что она имела в виду. Повсюду вперемешку валялись книги, газеты, тряпки, игрушки — нормальный бардак большой семьи, сосредоточенной на очень маленьком пространстве.
Тед сидел на диване в крохотной гостиной со своими тремя дочками и смотрел, как они играют на полу. Увидев меня, он от удивления вскочил и раскрыл рот, но сумел издать только невнятное сипение.
— Молчите-молчите, — сказал я. — Я просто приехал посмотреть, как вы тут.
Разумеется, о том, чтобы попроситься здесь пожить, и думать было нечего.
— Мне уже лучше, — произнес Тед довольно разборчиво, но полушепотом и жестом пригласил меня сесть. Его жена предложила мне кофе, и я с благодарностью согласился. Детишки подрались, и Тед бережно потыкал их носком ноги.
— Джейн их скоро уложит, — прохрипел он. — Я, похоже, некстати...
Он энергично замотал головой.
— Я рад, что вы пришли.
Он указал на полку, идущую вдоль стены под самым потолком.
— Я купил вам кассеты. Они там, вместе с оригиналами. А то дети все хватают... А переписать их я еще не успел. Извините.
Он потер горло, словно это могло помочь, и поморщился.
— Не разговаривайте, — сказал я и передал то, что Вильям говорил о каталогах. Он выслушал внимательно, но без особого интереса, словно это было ему уже не нужно.
Вернулась Джейн с одной чашкой кофе и протянула ее мне. Она предложила сахару. Я покачал головой и отхлебнул жидкости, которая была темно-коричневого цвета, но на вкус оказалась очень слабой.
— Не знаете ли вы, где можно переночевать пару ночей? — спросил я, скорее затем, чтобы поддержать беседу. — Только чтобы не очень дорого. В смысле, не в отеле. — Я криво улыбнулся. — Я на этой неделе так много потратил на бензин и все прочее, что у меня сейчас туго с финансами.
— Конец месяца, — кивнул Тед. — Вечно та же самая история.
— А у вас дома? — спросила Джейн. — Тед же говорил, что у вас дом есть.
— Э-э... мне-э... хм... Видите ли, я поссорился с Сарой.
Подходящая полуправда пришла мне на ум очень кстати. Они сочувственно и понимающе поохали и поцокали языком, и Тед покачал головой, жалея, что ничем помочь не может.
— Не знаю я такого места, — сказал он. Джейн стояла выпрямившись, прижав руки к телу и сцепив пальцы на животе.
— Да оставайтесь здесь, на диване, — сказала она. Тед, похоже, ужасно удивился, но его жена напряженным тоном спросила:
— Вы нам заплатите?
— Джейн! — отчаянно просипел Тед, но я кивнул.
— Вперед? — настойчиво спросила она, и я снова кивнул. Я дал ей пару бумажек из тех, что взял в банке, и спросил, достаточно ли этого. Она вспыхнула, сказала: «Да», поспешно подхватила девочек и утащила их на улицу. Тед окончательно растерялся, и смутился, и принялся неуклюже извиняться сиплым шепотом:
— Месяц был тяжелый... плату за место подняли... а потом еще пришлось покупать новые шины и платить за права... Без машины мне нельзя, а машина разваливается... Я так измучился...
— Не надо, Тед, — сказал я. — Я знаю, что такое сидеть без денег.
Не так, чтобы совсем есть было нечего, но все-таки бывало.
Он слабо улыбнулся.
— До описи имущества у нас пока не доходило... Но эту неделю мы жили в основном на одном хлебе. Вас это действительно устроит?
— Вполне.
И я остался у Питтса. Смотрел телевизор, строил для детей башни из ярких кирпичиков, поужинал яичницей, приготовленной из яиц, купленных на мои деньги, потом вышел с Тедом выпить кружку пива.
Много говорить ему, конечно, не стоило, но, пока мы потягивали пиво, я успел кое-что о нем узнать. Они с Джейн познакомились летом на турбазе в Озерной области и поженились, когда он еще не окончил колледж, потому что на подходе была старшая из девочек. Он говорил, что они счастливы, только вот на дом отложить никак не удается. Им еще повезло, что у них есть этот фургон. В рассрочку купили, разумеется. На каникулах он сидит с детьми, а Джейн устраивается на временную работу секретарем. Лишний доход в семью. И для Джейн так лучше. А он каждый год на неделю уходит в поход в одиночку. С рюкзаком, с палаткой. Куда-нибудь в горы, в Шотландию или в Уэльс. Он робко глянул на меня из-за своих очков в черной оправе.
— Это позволяет расслабиться. Не дает свихнуться.
«Да, — с уважением подумал я, — не всякий сам себе психотерапевт!»
Когда мы вернулись, в домике было прибрано, дети спали. Тед сказал, что шуметь нельзя ни в коем случае: они очень легко просыпаются. Все три девочки, похоже, спали в большой спальне, а родители в маленькой. Меня ждала подушка, чистая простыня и дорожный плед. Диван был коротковат, но зато очень мягкий.
Уже засыпая, я вспомнил, что так и не перезвонил Айрстону. Но беспокоиться было уже поздно. «Ничего, — подумал я, зевая, — завтра позвоню».
Утром я позвонил Айрстону из телефона-автомата вблизи скверика, куда мы с Тедом повели девочек качаться на качелях.
Айрстона, как водится, не было. Я спросил, бывает ли он вообще когда-нибудь. Суровый голос ответил мне, что старший офицер Айрстон отлучился по делу и что я могу оставить ему сообщение. Я упрямо ответил, что сообщения я оставлять не буду, что мне нужно поговорить с Айрстоном лично. Мне сказали, что, если я оставлю телефон, он мне перезвонит. «Не пойдет, — подумал я, — у Теда Питтса нет телефона».
— Скажите, — спросил я, — во сколько мне нужно позвонить завтра, чтобы наверняка застать его на месте? В девять? В десять? В одиннадцать? В полдень?
Меня попросили подождать. Я услышал, как на том конце провода совещаются. Совещались они так долго, что мне пришлось бросить в щель еще пару монет — что не прибавило мне терпения. Однако в конце концов тот же флегматичный голос сказал:
— Начальник сыскного отдела будет завтра на месте с десяти утра.
Позвоните ему по следующему телефону...
— Минуточку! — я достал ручку и выкопал из кармана клочок бумаги с адресом Теда. — Слушаю!
Он продиктовал телефон, я довольно холодно поблагодарил его, и на этом мы расстались.
Тед бережно катал самую маленькую из девочек на чем-то вроде карусели. Он крепко прижимал ее к себе, и оба весело смеялись. Мне вдруг ужасно захотелось самому иметь ребенка, вот такую дочку, которую я мог бы водить по воскресеньям в парк, обнимать ее, прижимать к себе, смотреть, как она растет... «Сара... — подумал я. — Так вот почему тебе так больно! Тебе нужен ребенок, с которым можно возиться, и девушка, которая выйдет замуж...» Вот чего не хватает нам обоим. А у Теда Питтса это есть. Я смотрел, как он играет с ребенком, сколько радости тот ему доставляет, и от всей души ему завидовал.
Чуть позже мы сидели на скамейке, пока девочки лепили куличи в песочнице, и я, не помню, по какому поводу, спросил, почему он утратил интерес к каталогам.
Он пожал плечами, глядя на девочек, и ответил сиплым голосом, который, однако, был уже ближе к нормальному:
— Ну, вы же видите, как мы живем. Я не могу рисковать деньгами. Я не могу позволить себе покупать эти каталоги. На этой неделе я не мог даже позволить себе купить кассеты, чтобы скопировать программу. Для вас я купил, на деньги, что вы мне дали, а для себя — не хватило. Я вам говорю, нам каждый пенни считать приходится. Правда, завтра в банк придет мое жалованье за следующий месяц, но я же еще за свет не платил...
— А скоро дерби, — напомнил я. Он мрачно кивнул.
— Не думайте, что я об этом не думал. Смотрю я на эти кассеты на полке и размышляю: рискнуть — не рискнуть? И пришлось решить, что не стоит. Не могу я рисковать. А вдруг проиграю? Что я тогда Джейн скажу? У нас ведь каждый фунт на счету. Сами видите.
«Ирония судьбы», — подумал я. С одной стороны — Анджело Гилберт, который готов пойти на убийство ради этих программ, а с другой — Тед Питтс, у которого они есть, но который боится ими воспользоваться, чтобы не ссориться с женой!
— Программы принадлежат одной старой леди по имени О'Рорке, — сказал я. — Миссис Морин О'Рорке. Я был у нее на этой неделе.
Тед почти не проявил интереса к этому сообщению.
— Она сказала кое-что, что может показаться вам любопытным.
— Что? — спросил Тед.
Я рассказал ему о том, что букмекеры не принимают ставок от людей, которые постоянно выигрывают, и о том, как О'Рорке приходилось использовать своего садовника, Дэна, чтобы делать ставки анонимно.
— Великий боже! — сказал Тед. — Ну и морока!
Он покачал головой.
— Нет, Джонатан, об этом лучше забыть.
— Миссис О'Рорке говорила, что ее муж ручался за то, что выиграет один раз из трех. Вас такая статистика устраивает?
Он улыбнулся.
— Не-ет, для того, чтобы поехать на дерби, мне нужна уверенность стопроцентная!
Одна из девочек швырнула песком в глаза другой, и Тед поспешно бросился укорять, утешать, вытирать глаза краешком платочка.
— Кстати, — сказал я, когда порядок был восстановлен, — я сделал несколько копий вашей игры «Стар-страйк». Надеюсь, вы не против?
— Да ради бога! — сказал он. — Вы в нее уже играли? В ответ на первый вопрос надо ввести "F" или "S". Я еще не написал инструкций, но, когда напишу, я их вам дам. Ребята говорят, что игра очень хорошая, — добавил он с довольным, я бы даже сказал — самодовольным видом.
— Это ваша лучшая программа? — спросил я.
— Лучшая? — Он слегка улыбнулся, пожал плечами и сказал:
— Я по ней учу. Мне нужно было написать ее :так, чтобы дети понимали, как она написана и как работает. Я мог бы написать что-то куда более сложное, но только зачем?
Да, Тед Питтс был прагматиком, а не пустым мечтагелем. Мы собрали детишек, Тед их отряхнул, высыпал песок из ботиночек и повел домой, обедать.
После обеда я под сочувствующим взором Теда проверял кучу тетрадей, которые по счастливой случайности не успел отнести домой в пятницу вечером. Пусть пятый "Б" скажет за это спасибо Айрстону. А в понедельник Тед решил, что его голос в достаточно хорошем состоянии, чтобы он мог утихомиривать чудищ из третьего класса, и мы вместе поехали в школу. Каждый из нас ехал на своей машине. Я чувствовал, что доброе отношение Джейн ко мне исчерпано, и, хотя она сказала, что я могу остаться еще, если захочу, я прекрасно видел, что перестал быть подарком судьбы. В банк уже должен прийти новый чек. На этой неделе им не придется питаться одним хлебом. Так что мне следует поискать себе другое пристанище.
Перед самым уходом Тед встал на цыпочки и достал с полки шесть кассет.
— Перепишу их сегодня во время обеденного перерыва, — сказал он.
— Вот и хорошо, — сказал я. — Один комплект оставьте себе, а оригиналы я верну миссис О'Рорке.
— А вам они разве не нужны?
— Может быть, потом я сделаю копии с ваших. Но мне почему-то не хочется провести остаток жизни у букмекерских контор.
Тед рассмеялся.
— Да и мне тоже! Хотя на самом деле я не имею ничего против азартных игр...
В его глазах снова мелькнула легкая тоска, но он ее тут же задавил.
— Ну ладно, — сказал он, — вперед, на битву!
Он поцеловал Джейн и девочек, и мы уехали в школу. На первой перемене я снова попытался добраться до Айрстона, на сей раз из автомата в учительской. Но и по новому номеру я его не обнаружил. Начальника сыскного отдела Айрстона снова не было на месте.
— Мне это уже надоело! — сказал я. — Мне же говорили, что он будет!
— Его срочно вызвали, сэр. Быть может, вы оставите сообщение?
Мне очень хотелось оставить пару крепких проклятий.
— Передайте ему, что звонил Джонатан Дерри, — сказал я.
— Очень хорошо, сэр. Ваше сообщение принято в десять тридцать три.
«Да ну вас к черту!» — подумал я. Не успел я пройти пяти шагов по направлению к кофеварке, как телефон у меня за спиной зазвонил. В это время жены учителей обычно звонили в школу, чтобы передать своим обожаемым супругам поручения, которые они должны выполнить по дороге домой, и само собой разумелось, что трубку снимает тот, кто окажется ближе всех к телефону.
«Ну, — подумал я, — во всяком случае, это не может быть моя жена». Однако тот, кто снял трубку, окликнул:
— Джонатан, это тебя!
Я удивленно вернулся к телефону и взял трубку.
— Алло! — сказал я.
— Джонатан! — воскликнула Сара. — Где же ты был?! Господи, где тебя носило?
Похоже было, что она на грани истерики. Голос у нее был пронзительный, он звенел от напряжения. Я еще никогда не слышал, чтобы он звучал так взволнованно, как перетянутая струна, что вот-вот порвется. Мне стало не по себе.
— Что случилось? — спросил я. Я отдавал себе отчет в том, что мой голос звучит чересчур спокойно, но ничего не мог с этим поделать. Со мной всегда так, когда я особенно сильно волнуюсь.
— О боже! — Она еще могла возмущаться мною. Но сказать мне об этом она не успела.
После очень короткой паузы в трубке послышался другой голос, от которого у меня волосы встали дыбом.
— Ты, недоносок, слушай сюда!
Анджело Гилберт.
— Слушай сюда! — повторил он. — Твоя баба сидит тут. Мы ее взяли тепленькой. Привязали к стулу, но так, чтоб не покалечить. — Он хихикнул.
— И подружку ее, эту мокрую курицу, тоже. Поэтому слушай меня и делай, как я скажу, понял, ты, лох? Ты слушаешь?
— Слушаю, — ответил я. Еще бы! Я весь обратился в слух и зажал рукой второе ухо, чтобы болтовня и звон чашек не мешали мне слушать. Это было жутко. И ног под собой я не чуял.
— Ты нас опять надул, — продолжал Анджело, — прислал эту фигню. Но этот раз был последний. Сегодня ты отдашь нам настоящие кассеты, понял?
— Да, — кротко ответил я.
— Ты ведь не хочешь получить свою бабу назад с расквашенной мордой, так?
— Не хочу.
— Ну, так отдавай кассеты.
— Хорошо, — ответил я.
— И не мухлевать, понял?
Он, похоже, был разочарован тем, что я так спокойно реагирую на его киношные фразы. Но привычка, выработавшаяся за годы преподавания в школе, стала второй натурой, и я не мог отказаться от нее даже в этот критический момент. Наглецам надо давать отпор, на выскочек не обращать внимания, торжествующую жестокость душить безразличием.
Это действовало на мальчишек, это отчасти действовало на Дженкинса, и на Анджело это подействовало, уже дважды. «Ему уже следовало бы понять, подумал я, — что я не ловлюсь ни на насмешки, ни на наглость; а если и ловлюсь, то виду не подаю». Но Анджело был слишком занят собой, чтобы поверить, что кто-то может его не испугаться. Быть может, он не слишком умен, но чрезвычайно опасен.
Он поднес трубку ко рту Сары. Вот перед ней устоять было сложнее.
— Джонатан! — голос наполовину гневный, наполовину испуганный, высокий и пронзительный. — Они пришли вчера. Мы с Донной всю ночь просидели связанные! Всю ночь, понимаешь?! Где тебя носило, черт возьми?!
— Ты в доме Донны? — с беспокойством спросил я.
— Что-о?! Да, разумеется! Разумеется! Не задавай таких дурацких вопросов!
В трубке снова послышался голос Анджело:
— Теперь слушай сюда, лох! Хорошенько слушай! И на этот раз — без шуточек! Нам нужен настоящий товар, и это твой последний шанс, понял?
Я не ответил.
— Ты слушаешь? — резко спросил он.
— Конечно, — ответил я.
— Отвезешь кассеты к моему отцу в Уэлин. Понял?
— Понял. Но кассет у меня нет.
— Так найди их! — он почти сорвался на крик. — Слышишь? Найди!
— На это потребуется время, — сказал я.
— Твое время вышло, ты, ублюдок!
Я перевел дух. Он опасен. Он не способен мыслить разумно. Это тебе не школьник. Я рискую зайти слишком далеко.
— Я могу получить их сегодня, — сказал я. — Когда получу — отвезу их к вашему отцу. Но это может быть довольно поздно.
— Быстрее! — отрезал он.
— Быстрее не могу. Это невозможно.
Я понятия не имел, зачем я пытаюсь протянуть время. Это был своего рода инстинкт. Не надо спешить, все образуется.
— Когда ты их привезешь, — сказал Анджело (он, похоже, смирился с тем, что быстрее не получится), — мой отец их проверит. На компьютере. На компьютере «Грэнтли», понял? Отец купил компьютер «Грэнтли», потому что эти программы написаны для него. Так что не надо всяких штучек, как в прошлый раз. Он их проверит, понял? Так что для тебя же лучше, чтобы они были те самые.
— Хорошо, — снова ответил я.
— Когда отец их проверит, — продолжал Анджело, — он позвонит мне сюда. Тогда я оставлю твою бабу и эту мокрую курицу, и можешь явиться сюда спасителем, этаким рыцарем Галахадиком. Понял?
— Да, — ответил я.
— И помни, ты, недоносок: если что-то выкинешь, твоей бабе придется годами бегать по врачам. Для начала мы ей зубы вышибем.
Он, видимо, снова передал трубку Саре, потому что я снова услышал ее голос — все такой же рассерженный, испуганный и пронзительный:
— Бога ради, привези ты эти кассеты!
— Хорошо, привезу, — ответил я. — Пистолет Анджело при нем?
— Да. Джонатан, сделай как он говорит! Пожалуйста! Не дурачься!
Это была не столько просьба, сколько приказ.
— Эти кассеты, — сказал я, — не стоят выбитых зубов. Постарайся успокоить его, если сумеешь. Скажи ему, что я сделаю все, как он просит.
Скажи ему, что я тебе обещал.
Она не ответила. В трубке послышался голос Анджело:
— Ну все, недоносок. Хватит. Ты их привезешь. Верно?
— Хорошо, — ответил я, и в трубке послышались гудки. У меня голова шла кругом.
Учительская опустела. Я уже опаздывал на урок в шестой класс. Я машинально взял нужные книги и на непослушных ногах отправился в класс.
«Найди кассеты!»
Чтобы их найти, надо сперва найти Теда Питтса, : Теда Питтса я скорее всего смогу найти не раньше обе денного перерыва, который начинается в четверть первого. Так что у меня есть полтора часа на то, чтобы об думать свои действия.
Шестой класс проходил радиоактивность. Я велел им продолжать серию экспериментов с альфа-частицами, которые они начали на прошлой неделе, а сам уселся на кафедру у доски, откуда я часто вел уроки, и стал смотреть, как работают счетчики Гейгера, и размышлять об Анджело Гилберте. Что можно предпринять?
Можно еще раз позвонить в полицию. Сказать, что психически неуравновешенный человек взял в заложницы мою жену, и я полагаю, что это он убил Кристофера Норвуда. Тогда они скорее всего кинутся к дом Кейтли и потребуют, чтобы Анджело сдался. И Сара по-прежнему будет заложницей, и ценой ее жизни 6удут уже не три кассеты, а личная свобода Анджело. Нет, это не выход.
В полицию обращаться не стоит. А что тогда?
Отдать кассеты Гарри Гилберту. И положиться на то, что Анджело отпустит Сару и Донну целыми и невредимыми. То есть сделать то, что мне велели, и понадеяться на то, что Анджело не станет ждать меня в доме Кейтли, чтобы оставить за собой три трупа. Не очень логично, но возможно. Было бы лучше, если бы я мог придумать разумную причину убийства Криса Норвуда. Он не отдал Анджело готовых программ, потому что, если бы у Анджело были эти программы, ему было бы незачем являться ко мне. Я не в первый раз задумался о том, что стало с самими записями Лайэма О'Рорке и с кассетами, которые Питер якобы отправил человеку, который заказал программы. «К. Норвуд, „Кухня богов“, Ньюмаркет».
Крис Норвуд. Отпетый ворюга. Наглый ублюдок, как отрекомендовал его Аккертон. Аккертон, начальник над овощами, отращивающий пивное брюшко в пабе.
Возможно, впервые столкнувшись с Анджело, Крис Норвуд просто сказал ему, что Питер Кейтли пишет программы и все бумаги у него, так что пусть Анджело там их и заберет. Тогда Анджело явился с угрозами к Питеру. Питер испугался и отдал ему программы, которые, как он знал, были недействующими.
К тому времени, как Гилберты это обнаружили, Питер погиб. Видимо, тогда Анджело вернулся к Крису Норвуду, на этот раз с пистолетом. А Крис Норвуд, видимо, опять сказал, что программы — у Питера Кейтли, на кассетах. А если он мертв, значит, они у него где-то дома. Наверно, он это сказал им после того, как они прострелили проигрыватель. Должно быть, тогда он по-настоящему испугался. Но он все равно хотел по возможности оставить программы у себя, потому что это безотказная кормушка на всю жизнь.
Видимо, Крис Норвуд дважды отказался дать Анджело то, чего тот хотел; и теперь Крис Норвуд мертв.
Я тоже дважды обвел Анджело вокруг пальца. И скорее всего жив я только благодаря тому, что у меня оказалась под рукой винтовка. Когда рядом нет его папаши, который худо-бедно его сдерживает, Анджело не менее взрывоопасен, чем пары бензина, которые погубили Питера. Даже если он уверен, что сокровище, за которым он так давно охотился, уже у него в руках.
У некоторых учеников излучение исчезло. Я машинально спустился с высот кафедры, чтобы напомнить им, что в камеры нужно регулярно добавлять сухого льда. «Не мухлевать...» — сказал Анджело. А если?