Страница:
Какисима покрутил головой, словно раздумывая, и все же кивнул:
— Да… К сожалению. Насколько я понял, он сам приказал «Тиоэфу» переоформить бумаги. А такие приказы, даже по тем временам, уже не ошибкой руководства, а преступлением пахнут. Поскольку эту поправку также оформили под гарантии нашей конторы. А это уже, как ты верно заметил, прямое отмывание капиталов.
— А как у «Тиоэфу» дела с другими кредитами?
— Все остальное в порядке. При нынешнем кризисе, конечно, едва на плаву держатся, но с законом никаких трений нет… Как ни странно, на совести покойника только одно пятно: этот самый «Кагами-билдинг». Я говорю «странно», потому что подобные преступления, как правило, одним случаем не ограничиваются. Обычно, если уж коготок увяз — всей птичке пропасть. А здесь случай редкий.
— Хм-м… — протянул я. — Интересный, однако, сценарий тогда вырисовывается!
— Какой же?
— Посуди сам. Исидзаки прослужил директором два срока, затем сложил полномочия и ушел в президенты, так? Но если учесть все, что ты сказал, — вполне возможен и такой расклад. Кто-то в руководстве пронюхал о махинациях с «Тиоэфу» — и просто выдавил Исидзаки с поста генерального. Не требуя, впрочем, полной его отставки, дабы не раскачивать лодку, в которой сам же плывет. Ведь любая компания больше всего боится скандала вокруг собственного правления. Поэтому суть интриги и заключалась в том, чтобы все обставить по-тихому… Но в таком случае первые кандидаты на то, чтобы прикрыть Исидзаки с его аферами, — это либо сам генеральный, Тадокоро, либо кто-то из его окружения.
— Да-а… Нюх у тебя собачий! Не самый приличный эпитет, конечно…
— К таким, как я, приличные эпитеты не липнут.
— Ты, кстати, в курсе, что я тебе только что главный секрет компании выболтал?
— А чего ж выболтал?
— Да потому, что ты уже и сам его наполовину раскрыл! И вообще, ты же увольняешься. Считай, это мой прощальный подарок. Насколько я знаю, ты не из тех, кто разбрасывается такими подарками…
— Значит, прощальный подарок?..
Я посмотрел за окно. Город внизу купался в лучах весеннего солнца. Еще вчера я заметил, как на ветках набухли почки. Значит, не сегодня завтра улицы окрасятся в нежно-розовый цвет.
Какисима, похоже, прочел мои мысли.
— Скоро сакура зацветет… — сказал он, проследив за моим взглядом. — А ты не думаешь, что на месте генерального любой ответственный человек поступил бы так же? И старшего не оскорбил, и скандал ликвидировал. Или ты знаешь выход получше? Я уж о других мотивах не говорю. Вся эта стратегия «многостороннего управления», которую проводил Исидзаки, ничего, кроме долгов, компании не приносила. Дела шли чем дальше, тем хуже. Отмывал ли он еще какие-то деньги, помимо случая с «Тиоэфу», — не знаю, не проверял. Но уже этого было достаточно, чтобы прогнившая власть наконец-то сменилась.
— Погоди… Так ты с самого начала все это знал?!
— Как директор по рекламе — знал, конечно. В руководстве компании об этом знали считанные единицы. А детальное расследование доверили лично мне. Как ты, наверно, уже догадался, таково было особо секретное распоряжение директора-распорядителя Тадокоро. А потом и личный приказ его же как гендиректора… В общем, в афере Исидзаки я ковырялся, как муха в навозе, несколько лет подряд. И если кто-нибудь скажет, что своим выдвижением в совет директоров старший менеджер Какисима обязан именно этому делу, я спорить не стану…
Я уставился на него, не говоря ни слова. Вот это мужик, думал я. Далеко пойдет. Никогда еще я не встречал человека, который бы сам признавался в шпионаже. Да еще и гордился тем, что сделал на этом карьеру…
— Значит, к этому и сводились твои «догадки» насчет инспектора из Второго отдела? — уточнил я.
— Ну конечно. Ведь если полиция вела за Исидзаки тайную слежку — нетрудно понять, что конкретно она вынюхивала! Расследование дел об отмывании капитала ведется пять лет. Если бы на Исидзаки завели дело, его срок истекал бы как раз этим летом.
— Тебя послушать — выходит, Исидзаки покончил с собой, потому что его зажала в угол полиция, так, что ли?
— Я лишь хочу сказать, что это не исключено. Почему он покончил с собой — на этот счет нет ни малейших зацепок. А если вспомнить, что на заупокойную явился сам Дайго Сакадзаки, так и вообще ничего не понятно. Почему я и сказал, что пора оставить его душу в покое.
— Кое-кто уже «заплатил по счету сполна»… — вдруг вспомнил я. —Тоже неплохое выражение.
— Ну, можно и так посмотреть, — усмехнулся он. — Спорить не буду. Каждый со своей совестью разбирается сам.
— Однако надо признать: твой рассказ меня поразил. Здорово же ты все разнюхал!
— В последнее время эта тема становилась все горячей. Сам Тадокоро, хоть и скрывал от меня, постоянно по своим каналам что-то раскапывал…
— Да уж ясно что! Эффективность — она и в сортире эффект приносить должна. Небось выстраивал себе защиту на случай, если Исидзаки все-таки арестуют?
— Насколько я слышал, так и было. Только это проблема не эффективности, а грамотного управления. Сам подумай, что будет с компанией, окажись ее президент за решеткой?
— Ай, брось! Эту компанию и так уже лихорадит хуже некуда. Такие сцены разыгрываются — в кино ходить не надо…
Я рассказал ему в двух словах о том, что случилось сегодня в рекламном отделе. Какисима вздохнул.
— Вон как? Тот самый Санада?.. — пробормотал он.
— И по всей компании таких разборок чем дальше, тем больше. Ни в чем не повинные люди страдают почем зря. И это, по-твоему, не проблема грамотного управления?
— Послушай, Хориэ! — Какисима вдруг посерьезнел и заглянул мне прямо в глаза. — Я, вообще-то, и сам людьми управляю. Пускай и не на самом верху. И худо ли бедно, свою ответственность на загривке тащу. Так вот, скажу тебе прямо: огромная куча нынешних проблем уходит корнями в те времена, когда Исидзаки был генеральным. И если не выкорчевать их, как старые пни, — ничего не изменится… Конечно, Исидзаки был замечательный человек, его было за что уважать. Но даже такие люди допускают ошибки. А его ошибка была непоправима. Я понимаю, что вляпался он во все это не из дурных побуждений. Скорее всего, кто-то умело сыграл на его личных слабостях, вот и все. Но факты — суровая штука. Этот человек умер. А компания отчаянно ищет способ остаться в живых. И ни о чем больше думать ей нет никакого смысла. Я тебе выложил практически все, что знаю. И потому хочу очень серьезно тебя попросить. Давай ты перестанешь ковыряться в мотивах его самоубийства? В компании это уже никого не интересует.
— Так вот о чем ты хотел со мной поговорить?
— Именно. Твое частное расследование никому на пользу не пойдет и ничего, кроме негативной реакции, уже не вызовет. Все думают о будущем, а не о прошлом. Дело закрыто. Если пользоваться твоими словами — «кое-кто уже расплатился по счету сполна». Я же прошу об этом именно потому, что желаю тебе уйти на заслуженный отдых без лишних забот и проблем…
— А если я откажусь?
— Откажешься? Я кивнул.
Он уставился на меня растерянно, как ребенок.
— Но почему?
— Во-первых, ты говоришь, что Исидзаки — старый пень. Но в те годы, в эпоху «разбухшего пузыря», все вокруг и думали, и действовали точно так же! Никаких других форм жизни просто не существовало… Во-вторых, ты забываешь, что с тех пор, как Тадокоро стал гендиректором, прошло уже много лет. Так что сваливать всю вину за кризис управления на Исидзаки было бы слишком глупо… И в-третьих — я не ослышался? — ты выложил мне практически все, что знаешь. Значит, еще не все?
Он вздохнул:
— Ну, хорошо. Слушай еще кое-что. Нынешний гендиректор тоже много чего возьмет на себя. И скоро уйдет в отставку. Хотя сказать «его уйдут» будет, пожалуй, точнее. «Банк Нидзё» собирается навязать нам новую должность — заместителя генерального директора. И посадить на нее своего человека. Того, кто станет генеральным после отставки Тадокоро.
Я взглянул на него и лишь тут заметил — его лицо не изменилось ни на йоту, но погасли глаза. В них больше не горел огонек будущего гендиректора.
— И что же будет? Банковская ревизия? — выпалил я не задумываясь.
— Обсуждается. Как один из вариантов.
— А какие еще варианты?
— Этого я не могу рассказать, хоть убей. Войди в мое положение! Я и так тебе уже практически — то есть вообще практически — все, что мог, рассказал. Ну, как? Теперь выполнишь мою просьбу?
— Ладно… Будь по-твоему. Он натянуто рассмеялся:
— Ну врешь же!
Теперь уже рассмеялся и я:
— А ты почем знаешь?
— Слишком давно мы знакомы.
— Ладно, — сказал я тогда. — Давай поступим так.
— Как?
— Я хочу узнать, из-за чего повесился Исидзаки. Это — мой личный, никого не касающийся интерес. Поэтому я увольняюсь начиная с сегодняшнего числа. И тогда никакие мои действия никого у вас там наверху не заденут. Ты ведь сможешь все уладить с отделом кадров?
— Ответ отрицательный. Отработаешь до конца месяца — потом уйдешь.
— Это еще почему?
— Потому что я тебя терпеть не могу! Такой ответ тебя устроит?
— И это тоже прощальный подарок?
— Он самый…
Я опять взглянул за окно. В душе заворочалось что-то вроде раскаянья. Честный человек выкладывается передо мной практически наизнанку. Я же из того, что знаю, не говорю ему ничего. Почему? С каких пор у меня это началось? Не с той ли беседы наутро после самоубийства, когда я решил не рассказывать ему о видеоролике? И не потому ли, что мозги мои плавились от температуры? Не знаю.
И теперь мы оба молчим, хотя оба прекрасно все понимаем. Он знает, что у меня есть то, о чем я ему не скажу. Когда в дом президента заявился Дайго Сакадзаки, он сам предложил поговорить, как только я поправлюсь. Но теперь об этом даже не спрашивает.
Однажды запертые двери он уже никогда не откроет снова. И никогда не будет ворошить прошлое, чтобы хоть в чем-то меня убедить… Вот какой человек сидел сейчас передо мной. Подобных людей иногда еще можно повстречать в наши дни.
— А знаешь, Какисима…
— Что?
— Наверно, мне просто нравился наш президент. Пусть даже он и преступник.
— Да мне тоже… Но сегодня президентов компании по характеру не выбирают.
— А что ты будешь делать, если я в оставшиеся полмесяца попаду за решетку?
— Что за бред? С чего бы тебе туда попадать?
— Отвечай, коли спрашивают.
— Да уж спустим на тормозах, раз такое дело… Ты ведь уже заявил об уходе по собственному. Так что, наверно, оформим тебя задним числом. Судимости бывших сотрудников на имидж компании влияют не сильно.
«Не получится», — хотел было сказать я, но тут послышался голос официантки.
— Господин Какисима из «Напитков Тайкэй»! — объявила она. — Вас к телефону!
— Погоди, я быстро, — сказал Какисима, вставая.
Я в который раз уставился за окно. От яркого[41] света закололо в глазах. Я прищурился. Но мир подо мной не хотел принимать каких-либо очертаний. Он просто растекся внизу огромным ярким пятном. Весна. Ясный мартовский полдень. Теплые солнечные лучи. Вся эта роскошь природы не трогала меня, хоть убей. Куда больше мне подошел бы тот клубящийся дождь, что я когда-то снимал на видеокамеру…
— Секретарша генерального звонила! — услыхал я над головой. —Я им срочно понадобился.
— Очередной конец света? — посочувствовал я.
— Как всегда…
— Слышь, Какисима!
— Чего?
— Спасибо, что рассказал. С меня причитается.
— Перестань! Я же сказал — прощальный подарок.
И он быстро вышел из бара.
18
— Да… К сожалению. Насколько я понял, он сам приказал «Тиоэфу» переоформить бумаги. А такие приказы, даже по тем временам, уже не ошибкой руководства, а преступлением пахнут. Поскольку эту поправку также оформили под гарантии нашей конторы. А это уже, как ты верно заметил, прямое отмывание капиталов.
— А как у «Тиоэфу» дела с другими кредитами?
— Все остальное в порядке. При нынешнем кризисе, конечно, едва на плаву держатся, но с законом никаких трений нет… Как ни странно, на совести покойника только одно пятно: этот самый «Кагами-билдинг». Я говорю «странно», потому что подобные преступления, как правило, одним случаем не ограничиваются. Обычно, если уж коготок увяз — всей птичке пропасть. А здесь случай редкий.
— Хм-м… — протянул я. — Интересный, однако, сценарий тогда вырисовывается!
— Какой же?
— Посуди сам. Исидзаки прослужил директором два срока, затем сложил полномочия и ушел в президенты, так? Но если учесть все, что ты сказал, — вполне возможен и такой расклад. Кто-то в руководстве пронюхал о махинациях с «Тиоэфу» — и просто выдавил Исидзаки с поста генерального. Не требуя, впрочем, полной его отставки, дабы не раскачивать лодку, в которой сам же плывет. Ведь любая компания больше всего боится скандала вокруг собственного правления. Поэтому суть интриги и заключалась в том, чтобы все обставить по-тихому… Но в таком случае первые кандидаты на то, чтобы прикрыть Исидзаки с его аферами, — это либо сам генеральный, Тадокоро, либо кто-то из его окружения.
— Да-а… Нюх у тебя собачий! Не самый приличный эпитет, конечно…
— К таким, как я, приличные эпитеты не липнут.
— Ты, кстати, в курсе, что я тебе только что главный секрет компании выболтал?
— А чего ж выболтал?
— Да потому, что ты уже и сам его наполовину раскрыл! И вообще, ты же увольняешься. Считай, это мой прощальный подарок. Насколько я знаю, ты не из тех, кто разбрасывается такими подарками…
— Значит, прощальный подарок?..
Я посмотрел за окно. Город внизу купался в лучах весеннего солнца. Еще вчера я заметил, как на ветках набухли почки. Значит, не сегодня завтра улицы окрасятся в нежно-розовый цвет.
Какисима, похоже, прочел мои мысли.
— Скоро сакура зацветет… — сказал он, проследив за моим взглядом. — А ты не думаешь, что на месте генерального любой ответственный человек поступил бы так же? И старшего не оскорбил, и скандал ликвидировал. Или ты знаешь выход получше? Я уж о других мотивах не говорю. Вся эта стратегия «многостороннего управления», которую проводил Исидзаки, ничего, кроме долгов, компании не приносила. Дела шли чем дальше, тем хуже. Отмывал ли он еще какие-то деньги, помимо случая с «Тиоэфу», — не знаю, не проверял. Но уже этого было достаточно, чтобы прогнившая власть наконец-то сменилась.
— Погоди… Так ты с самого начала все это знал?!
— Как директор по рекламе — знал, конечно. В руководстве компании об этом знали считанные единицы. А детальное расследование доверили лично мне. Как ты, наверно, уже догадался, таково было особо секретное распоряжение директора-распорядителя Тадокоро. А потом и личный приказ его же как гендиректора… В общем, в афере Исидзаки я ковырялся, как муха в навозе, несколько лет подряд. И если кто-нибудь скажет, что своим выдвижением в совет директоров старший менеджер Какисима обязан именно этому делу, я спорить не стану…
Я уставился на него, не говоря ни слова. Вот это мужик, думал я. Далеко пойдет. Никогда еще я не встречал человека, который бы сам признавался в шпионаже. Да еще и гордился тем, что сделал на этом карьеру…
— Значит, к этому и сводились твои «догадки» насчет инспектора из Второго отдела? — уточнил я.
— Ну конечно. Ведь если полиция вела за Исидзаки тайную слежку — нетрудно понять, что конкретно она вынюхивала! Расследование дел об отмывании капитала ведется пять лет. Если бы на Исидзаки завели дело, его срок истекал бы как раз этим летом.
— Тебя послушать — выходит, Исидзаки покончил с собой, потому что его зажала в угол полиция, так, что ли?
— Я лишь хочу сказать, что это не исключено. Почему он покончил с собой — на этот счет нет ни малейших зацепок. А если вспомнить, что на заупокойную явился сам Дайго Сакадзаки, так и вообще ничего не понятно. Почему я и сказал, что пора оставить его душу в покое.
— Кое-кто уже «заплатил по счету сполна»… — вдруг вспомнил я. —Тоже неплохое выражение.
— Ну, можно и так посмотреть, — усмехнулся он. — Спорить не буду. Каждый со своей совестью разбирается сам.
— Однако надо признать: твой рассказ меня поразил. Здорово же ты все разнюхал!
— В последнее время эта тема становилась все горячей. Сам Тадокоро, хоть и скрывал от меня, постоянно по своим каналам что-то раскапывал…
— Да уж ясно что! Эффективность — она и в сортире эффект приносить должна. Небось выстраивал себе защиту на случай, если Исидзаки все-таки арестуют?
— Насколько я слышал, так и было. Только это проблема не эффективности, а грамотного управления. Сам подумай, что будет с компанией, окажись ее президент за решеткой?
— Ай, брось! Эту компанию и так уже лихорадит хуже некуда. Такие сцены разыгрываются — в кино ходить не надо…
Я рассказал ему в двух словах о том, что случилось сегодня в рекламном отделе. Какисима вздохнул.
— Вон как? Тот самый Санада?.. — пробормотал он.
— И по всей компании таких разборок чем дальше, тем больше. Ни в чем не повинные люди страдают почем зря. И это, по-твоему, не проблема грамотного управления?
— Послушай, Хориэ! — Какисима вдруг посерьезнел и заглянул мне прямо в глаза. — Я, вообще-то, и сам людьми управляю. Пускай и не на самом верху. И худо ли бедно, свою ответственность на загривке тащу. Так вот, скажу тебе прямо: огромная куча нынешних проблем уходит корнями в те времена, когда Исидзаки был генеральным. И если не выкорчевать их, как старые пни, — ничего не изменится… Конечно, Исидзаки был замечательный человек, его было за что уважать. Но даже такие люди допускают ошибки. А его ошибка была непоправима. Я понимаю, что вляпался он во все это не из дурных побуждений. Скорее всего, кто-то умело сыграл на его личных слабостях, вот и все. Но факты — суровая штука. Этот человек умер. А компания отчаянно ищет способ остаться в живых. И ни о чем больше думать ей нет никакого смысла. Я тебе выложил практически все, что знаю. И потому хочу очень серьезно тебя попросить. Давай ты перестанешь ковыряться в мотивах его самоубийства? В компании это уже никого не интересует.
— Так вот о чем ты хотел со мной поговорить?
— Именно. Твое частное расследование никому на пользу не пойдет и ничего, кроме негативной реакции, уже не вызовет. Все думают о будущем, а не о прошлом. Дело закрыто. Если пользоваться твоими словами — «кое-кто уже расплатился по счету сполна». Я же прошу об этом именно потому, что желаю тебе уйти на заслуженный отдых без лишних забот и проблем…
— А если я откажусь?
— Откажешься? Я кивнул.
Он уставился на меня растерянно, как ребенок.
— Но почему?
— Во-первых, ты говоришь, что Исидзаки — старый пень. Но в те годы, в эпоху «разбухшего пузыря», все вокруг и думали, и действовали точно так же! Никаких других форм жизни просто не существовало… Во-вторых, ты забываешь, что с тех пор, как Тадокоро стал гендиректором, прошло уже много лет. Так что сваливать всю вину за кризис управления на Исидзаки было бы слишком глупо… И в-третьих — я не ослышался? — ты выложил мне практически все, что знаешь. Значит, еще не все?
Он вздохнул:
— Ну, хорошо. Слушай еще кое-что. Нынешний гендиректор тоже много чего возьмет на себя. И скоро уйдет в отставку. Хотя сказать «его уйдут» будет, пожалуй, точнее. «Банк Нидзё» собирается навязать нам новую должность — заместителя генерального директора. И посадить на нее своего человека. Того, кто станет генеральным после отставки Тадокоро.
Я взглянул на него и лишь тут заметил — его лицо не изменилось ни на йоту, но погасли глаза. В них больше не горел огонек будущего гендиректора.
— И что же будет? Банковская ревизия? — выпалил я не задумываясь.
— Обсуждается. Как один из вариантов.
— А какие еще варианты?
— Этого я не могу рассказать, хоть убей. Войди в мое положение! Я и так тебе уже практически — то есть вообще практически — все, что мог, рассказал. Ну, как? Теперь выполнишь мою просьбу?
— Ладно… Будь по-твоему. Он натянуто рассмеялся:
— Ну врешь же!
Теперь уже рассмеялся и я:
— А ты почем знаешь?
— Слишком давно мы знакомы.
— Ладно, — сказал я тогда. — Давай поступим так.
— Как?
— Я хочу узнать, из-за чего повесился Исидзаки. Это — мой личный, никого не касающийся интерес. Поэтому я увольняюсь начиная с сегодняшнего числа. И тогда никакие мои действия никого у вас там наверху не заденут. Ты ведь сможешь все уладить с отделом кадров?
— Ответ отрицательный. Отработаешь до конца месяца — потом уйдешь.
— Это еще почему?
— Потому что я тебя терпеть не могу! Такой ответ тебя устроит?
— И это тоже прощальный подарок?
— Он самый…
Я опять взглянул за окно. В душе заворочалось что-то вроде раскаянья. Честный человек выкладывается передо мной практически наизнанку. Я же из того, что знаю, не говорю ему ничего. Почему? С каких пор у меня это началось? Не с той ли беседы наутро после самоубийства, когда я решил не рассказывать ему о видеоролике? И не потому ли, что мозги мои плавились от температуры? Не знаю.
И теперь мы оба молчим, хотя оба прекрасно все понимаем. Он знает, что у меня есть то, о чем я ему не скажу. Когда в дом президента заявился Дайго Сакадзаки, он сам предложил поговорить, как только я поправлюсь. Но теперь об этом даже не спрашивает.
Однажды запертые двери он уже никогда не откроет снова. И никогда не будет ворошить прошлое, чтобы хоть в чем-то меня убедить… Вот какой человек сидел сейчас передо мной. Подобных людей иногда еще можно повстречать в наши дни.
— А знаешь, Какисима…
— Что?
— Наверно, мне просто нравился наш президент. Пусть даже он и преступник.
— Да мне тоже… Но сегодня президентов компании по характеру не выбирают.
— А что ты будешь делать, если я в оставшиеся полмесяца попаду за решетку?
— Что за бред? С чего бы тебе туда попадать?
— Отвечай, коли спрашивают.
— Да уж спустим на тормозах, раз такое дело… Ты ведь уже заявил об уходе по собственному. Так что, наверно, оформим тебя задним числом. Судимости бывших сотрудников на имидж компании влияют не сильно.
«Не получится», — хотел было сказать я, но тут послышался голос официантки.
— Господин Какисима из «Напитков Тайкэй»! — объявила она. — Вас к телефону!
— Погоди, я быстро, — сказал Какисима, вставая.
Я в который раз уставился за окно. От яркого[41] света закололо в глазах. Я прищурился. Но мир подо мной не хотел принимать каких-либо очертаний. Он просто растекся внизу огромным ярким пятном. Весна. Ясный мартовский полдень. Теплые солнечные лучи. Вся эта роскошь природы не трогала меня, хоть убей. Куда больше мне подошел бы тот клубящийся дождь, что я когда-то снимал на видеокамеру…
— Секретарша генерального звонила! — услыхал я над головой. —Я им срочно понадобился.
— Очередной конец света? — посочувствовал я.
— Как всегда…
— Слышь, Какисима!
— Чего?
— Спасибо, что рассказал. С меня причитается.
— Перестань! Я же сказал — прощальный подарок.
И он быстро вышел из бара.
18
Когда я вернулся в рекламный, работа уже началась и по отделу растекался обычный производственный галдеж. В стройной веренице столов, точно в расческе с отломанными зубьями, зияли пустующие места. Еще двое сотрудников помимо Томидзавы вчера получили волчий билет и сразу взяли отгулы. У многих на столах раскрыты ноутбуки. Видимо, следят за сообщениями из отдела кадров. Что и говорить, за какие-то пару лет система рассылки информации по конторе изменилась до неузнаваемости.
Санада говорил по телефону. Охара, также прижимая к уху трубку, зачитывала вслух какую-то смету.
Я уселся на свое место и ощутил себя полным изгоем. Никаких дел у меня уже не было. Оставшихся мелочей еле хватит, чтобы дотянуть по просьбе Какисимы до конца месяца. Ничего, что я бы назвал работой, в голову не приходило. Все, что я теперь дейстительно мог, это лишь терпеливо ждать своей участи.
Охара не подходила и ни о чем не заговаривала.
Думая, чем бы заняться, я прогулялся к стойке с утренними газетами. Заглянув в газету, впервые сообразил, что сегодня пятница. Ну вот, уже начинаю забывать дни недели. И постепенно выхожу из роли саларимана. Даже смерть Исидзаки каких-нибудь три дня назад казалась теперь событием далекого прошлого.
Насчет предстоящих выборов газеты пока молчали. Эту тему массмедиа начнут пережевывать не раньше чем по окончании «золотой недели»[42]…
Зазвонил мобильник. Я достал из кармана трубку и услышал голос Киэ Саэки:
— Извините, что беспокою. Вы, наверное, очень заняты. Хотела поблагодарить за вчерашнее.
Совершенно не занят, хотел было ляпнуть я, но сдержался.
— Как у вас дела? — спросил я.
— Пока ничего нового, — ответила она. — Сегодня иду с сыном в Музей японских садов. Даже не знала, что такой есть. День сегодня хороший, вот и решили куда-нибудь выбраться…
— Рад за вас, — сказал я.
— Я уже и забыла, что такое никуда не торопиться. Столько времени для себя… Может, это и есть прощальный подарок господина Исидзаки?
— Очень может быть, — согласился я.
— Ну, ладно. Не буду от важных дел отвлекать… Всего доброго.
И она повесила трубку.
Я ощутил в голове странную пустоту. Может, из-за того, что она так упорно намекала на мою занятость? А может, потому, что звонков больше ждать было не от кого?
Но уже в следующую секунду я понял, что ошибаюсь.
— Господин Хориэ, к телефону!
Я снял трубку. Необычайно учтивый голос произнес:
— Доброе утро. Сугино из фирмы «Ёсинага».
— А… Спасибо за вчерашнее.
— Вы не могли бы найти время для встречи сегодня вечером?
Вот ведь, усмехнулся я про себя. Может разговаривать по-человечески, когда ему нужно.
— По какому вопросу?
— По поводу ресторана, который вы открываете. Мы все обдумали и хотим предложить вам один неплохой вариант. Нижайше прошу извинить, если вчера возникли какие-либо недоразумения. Если можно, хотелось бы обсудить детали при личной встрече.
— Сегодня вечером, пожалуй, время найдется.
— Тогда как насчет девяти, в нашем офисе? Уж не сочтите за труд… Здание, о котором идет речь, от нас в двух шагах.
— Значит, во внерабочее время?
— У нас, риелторов, любое время рабочее.
— Хорошо. Но с одним условием.
— С условием?
— Да. Чтобы в разговоре участвовал ваш директор Хидэки Кацунума. Я слыхал, он признанный эксперт в подобных вопросах.
— Понимаю вас. Думаю, это возможно.
— Ну, тогда до девяти.
— Будем ждать, — сказал он и повесил трубку. Не беседа, а цирк с обезьянками, опять усмехнулся я. В подобном тоне им следовало говорить со мною еще вчера. Впрочем, теперь мне есть чем заняться. И за то спасибо.
Я поднял голову и рассеянно огляделся. В поле зрения попала фигурка Охары. Немного подумав, я вытянул из пачки фирменный бланк и, обдумывая выражения, принялся его заполнять. Официальное заявление уже лежало в отделе кадров. Но мне вдруг расхотелось выполнять свое обещание Какисиме. Сверившись с календарем, я поставил на бланке сегодняшнее число и вложил бумагу в конверт, на котором крупными иероглифами вывел: «Заявление об отставке». Вложил этот конверт в еще один покрупнее, надписал и его. И поднял голову.
— Охара! — позвал я.
— Да, шеф?
— Ты все еще принимаешь дела? — спросил я. — Если я в понедельник на работе не появлюсь, передашь вот это Какисиме.
— Директору Какисиме? — Она скользнула взглядом по надписи на конверте. — Но что значит «прощальный подарок»?
— То и значит, что написано. «На долгую память» и все такое.
Охара замешкалась, словно собирась что-то спросить, но передумала.
— Хорошо, — сказала она и вернулась на свое место. По этажу раскатилась механическая мелодия. Обеденный перерыв.
Я вышел на улицу и у западного выхода станции «Синдзюку» заглянул в магазинчик уцененных товаров. Внутри было полно народу. Уточнив у продавца мебельного отдела, куда идти, я протолкался по узенькому коридору к лестнице и поднялся на второй этаж. Здесь продавались вещи, которых никогда не встретишь в больших универмагах. То, что я искал, оказалось двух разновидностей. Я начал прикидывать, которая лучше, когда за спиной раздалось:
— Что покупаем?
Ясное дело, не продавец. Я узнал голос Санады и обернулся.
— В забавных местах встречаемся, босс! Часто сюда заходите?
— Бывает. Жена иногда просит чего-нибудь прикупить. Вот вчера обесцвечиватель для волос понадобился. Во всем районе больше нигде не продается.
— Ого. Да вы просто образцовый супруг! А я вот это решил купить. Надо же костюм в порядке держать, пока новую работу не найду…
Санада глянул, куда я показал, и озадаченно наклонил голову. На полу перед нами стояла простенькая прямоугольная конструкция из тонких стальных труб. Две по вертикали, две по горизонтали. Каждая труба раздвижная: задай любую длину и закрепи винтом.
— Ты смотри, — удивился Санада, — какую теперь мебель делают! А я-то свой костюм всю жизнь на плечики в шкаф убирал… Прямо целевой товар для одиноких салариманов!
— И не говорите, — сказал я, вертя в руке ценник. Пять тысяч восемьсот иен. — Вешалка «Изи хангер»… Замечательное название![43]
Санада усмехнулся:
— А ты, я смотрю, тот еще трудоголик! Даже вешалки оцениваешь с точки зрения маркетолога.
— А что? С любой точки зрения — отличная штука! Легко складывается. Места много не занимает. Если о красоте особо не заботиться — можно вздернуть хоть десять костюмчиков сразу. Ни молотка, ни гвоздей не требует. И стоит дешево, и стены в доме целы…
— Значит, собрался-таки новую работу искать?
— Сначала думал, отдохну какое-то время. Да вдруг понял, что от такой кучи свободного времени скоро с ума сойду. Вот, прямо сегодня утром и понял. Никогда в жизни не думал, что сидеть без дела — такое тяжелое занятие! Век живи — век учись…
— Утром? Так, может, это на тебя выходка Томидзавы так повлияла?
— Ну что вы! Не берите в голову. Я и без него пришел бы к тому же самому.
Он помолчал и с неловкостью выдавил:
— Ты уж прости…
— Ох, босс! Раньше я от вас таких слов не слышал, — сказал я, стараясь, чтобы это не звучало насмешливо. — Что же вас сейчас заставляет их произносить?
— Я сегодня уже говорил. Я никогда не считал тебя лишним. На самом деле именно такие, как ты, и нужны компании. Поверь, я много думал об этом. И теперь мне искренне жаль, что ты сдался так просто.
— Ладно, чего уж теперь. Закрытый вопрос.
— Да в том-то и дело, что не закрытый… Не знаю, насколько ты в курсе, но моя очередь тоже не за горами.
Он попрощался, вяло махнул рукой и двинулся к выходу. Глядя на его удаляющуюся фигурку, я вспомнил о Томидзаве. Такие же сутулые плечи.
Я постоял какое-то время в раздумье — и направился к кассе.
Получив от продавца длинную картонную коробку, я зажал ее под мышкой и вернулся на работу. В переговорной я вскрыл покупку, повыкидывал весь пенопласт. Потом разобрал «Изи хаигер» на самые мелкие части, сложил все трубы обратно, закрыл коробку и спрятал ее в раздевалке.
После обеда заняться опять было нечем. Я взял два толстенных рекламных журнала, что висели на стойке у выхода, и прочел их от корки до корки.
Ближе к вечеру Охаре кто-то позвонил, и она с невозмутимым видом ушла, даже не сообщив мне куда. Я проводил ее глазами и снова уткнулся в газету.
И тут на моем столе зазвенел телефон. Звонили из города.
— «Напитки Тайкэй», рекламный отдел, — отозвался я.
В трубке ничего не ответили. Абсолютная тишина.
— Алло! — сказал я. Никакого ответа.
— Вы говорите с Масаюки Хориэ…
По-прежнему ничего. Я вслушивался в чье-то молчание. Картинки из прошлого мелькали в памяти одна за другой. И тут меня словно прошило электрическим разрядом.
— Простите… Это случайно не госпожа Кагами? Дзюнко Кагами, не так ли?
В трубке резко щелкнуло, и связь прервалась. С полминуты, наверное, я оторопело разглядывал трубку в руке. И наконец обругал себя последним идиотом. С какого перепугу я решил, что этот звонок должен быть именно от Дзюнко Кагами? Я вздохнул и повесил трубку.
Меня охватила страшная вялость. К горлу подступила странная тошнота, словно внутри отказали какие-то органы. Может, температура опять поднимается? Я подумал, не достать ли градусник, но махнул рукой. Более не в силах читать журналы, я сидел в прострации и тупо ждал, когда кончится день.
Еще через час вернулась Охара. Как только она вошла, мелодичный звонок известил об окончании работы.
— Шеф! Дело есть. В порядке передачи обязанностей.
— Давай завтра. У меня сегодня важная встреча.
— Завтра суббота. А на Ногидзаку вам аж к девяти, не правда ли?
Я вспомнил, как ляпнул по телефону «спасибо за вчерашнее». Черт бы ее побрал…
— Предупреждаю. Когда будешь старшим клерком — завязывай с частной слежкой. Тот, кто подслушивает телефонные разговоры своих подчиненных, никогда не станет большим начальником.
— Перестаньте, шеф! Разговор действительно очень срочный!
Что говорить, на бедняжке и правда лица не было. От ее обычной уверенности не осталось и следа.
— Ладно, — сказал я. — Пошли в переговорную.
В переговорной я уселся за стол. Она опустилась на стул напротив и сразу заговорила:
— Первым делом я должна перед вами извиниться. Наш обет молчания я нарушила.
— Обет молчания? Ты о чем?
— Вчера вечером я все рассказала мужу.
— Ого… И когда мне теперь идти к нему с повинной?
— Это еще зачем?
— Ну, как же. Заманил тебя ночью к себе домой. И вообще…
Она не дала мне договорить:
— Да я не об этом!
— А о чем?
— Я рассказала ему все, что случилось за эти несколько дней. Вплоть до истории с видеороликом.
— Это еще зачем?
Она наконец-то улыбнулась.
— Решили меня передразнивать? Что значит «зачем»?
— По-моему, нормальный вопрос. За каким чертом расписывать мужу свою работу в таких деталях? Конечно, если это укрепляет вашу семейную жизнь, я за вас только счастлив, но…
— Обычно мы с ним о работе не говорим. Но дело в том, что сейчас он работает в редакции одного журнала. Да не какого-нибудь, а еженедельника «Сан».
Я вспомнил, как единственный раз встретился с ее мужем. Кажется, Охара сказала тогда, что он мечтает стать свободным журналистом. Значит, теперь этот робкий парнишка протирает штаны в редакции толстого еженедельника? Вот, значит, как человек осуществил свою мечту! Или просто застрял на полпути к цели? Теперь понятно, почему Охара вчера так легко согласилась идти домой. С самого начала, наверное, собиралась. И небось, расставшись со мной, тут же позвонила ему…
— Первый раз слышу о том, где твой муж работает. Ну, так и что из этого?
Она закусила губу.
— Получается, я выболтала все газетчикам?
— Н-да… Действительно, так получается.
Она посмотрела на меня как на сумасшедшего.
— Вы что, и правда ничего не понимаете? На следующей неделе у «Сан» выйдет спецвыпуск. Главная тема — «Выборы в Палату советников: самый ранний прогноз». А мой муж отвечает за передовицу.
— С ума сойти, — сказал я.
— Только что я говорила с ним. Сегодня он весь день проверял то, что я ему вчера рассказала. И сказал, что моя информация ему здорово помогла.
— Я просто счастлив…
— Послушайте, шеф! Перестаньте делать вид, будто вас это не касается! А если из-за этого всю компанию втянут в скандал?!
— А что, в журнале выйдет статья о видеоролике? Она решительно покачала головой:
— Не выйдет. Имена президента и гендиректора «Напитков Тайкэй» нигде всплывать не должны. Я потребовала, чтобы муж проследил за этим очень внимательно. А также чтобы вся сопутствующая информация хранилась в секрете, только для обработки в редакторском отделе. А он не из тех, кто нарушает обещания. К тому же я поклялась, что, если хоть словечко лишнее просочится наружу, — я тут же с ним разведусь!
— Ну, об этом могла бы и не рассказывать. В твоем искусстве убалтывать людей я еще ни разу не усомнился… Но, ей-богу, для чего ты все это затеяла?
— Чтобы получить хоть какие-то ответы на вопросы.
— Ну и что, получила?
— На один вопрос, по крайней мере, ответила.
— А именно?
— Насчет той статьи, что вы из газеты вырвали. Ваши догадки подтвердились на все сто. Этот генсек, Сато, действительно хотел пропихнуть в Парламент профессора Ёду! Есть доказательства. Муж не назвал мне источника, но лица, близкие к Сато — не то коллега, не то секретарша, — подтвердили это в частной беседе.
Санада говорил по телефону. Охара, также прижимая к уху трубку, зачитывала вслух какую-то смету.
Я уселся на свое место и ощутил себя полным изгоем. Никаких дел у меня уже не было. Оставшихся мелочей еле хватит, чтобы дотянуть по просьбе Какисимы до конца месяца. Ничего, что я бы назвал работой, в голову не приходило. Все, что я теперь дейстительно мог, это лишь терпеливо ждать своей участи.
Охара не подходила и ни о чем не заговаривала.
Думая, чем бы заняться, я прогулялся к стойке с утренними газетами. Заглянув в газету, впервые сообразил, что сегодня пятница. Ну вот, уже начинаю забывать дни недели. И постепенно выхожу из роли саларимана. Даже смерть Исидзаки каких-нибудь три дня назад казалась теперь событием далекого прошлого.
Насчет предстоящих выборов газеты пока молчали. Эту тему массмедиа начнут пережевывать не раньше чем по окончании «золотой недели»[42]…
Зазвонил мобильник. Я достал из кармана трубку и услышал голос Киэ Саэки:
— Извините, что беспокою. Вы, наверное, очень заняты. Хотела поблагодарить за вчерашнее.
Совершенно не занят, хотел было ляпнуть я, но сдержался.
— Как у вас дела? — спросил я.
— Пока ничего нового, — ответила она. — Сегодня иду с сыном в Музей японских садов. Даже не знала, что такой есть. День сегодня хороший, вот и решили куда-нибудь выбраться…
— Рад за вас, — сказал я.
— Я уже и забыла, что такое никуда не торопиться. Столько времени для себя… Может, это и есть прощальный подарок господина Исидзаки?
— Очень может быть, — согласился я.
— Ну, ладно. Не буду от важных дел отвлекать… Всего доброго.
И она повесила трубку.
Я ощутил в голове странную пустоту. Может, из-за того, что она так упорно намекала на мою занятость? А может, потому, что звонков больше ждать было не от кого?
Но уже в следующую секунду я понял, что ошибаюсь.
— Господин Хориэ, к телефону!
Я снял трубку. Необычайно учтивый голос произнес:
— Доброе утро. Сугино из фирмы «Ёсинага».
— А… Спасибо за вчерашнее.
— Вы не могли бы найти время для встречи сегодня вечером?
Вот ведь, усмехнулся я про себя. Может разговаривать по-человечески, когда ему нужно.
— По какому вопросу?
— По поводу ресторана, который вы открываете. Мы все обдумали и хотим предложить вам один неплохой вариант. Нижайше прошу извинить, если вчера возникли какие-либо недоразумения. Если можно, хотелось бы обсудить детали при личной встрече.
— Сегодня вечером, пожалуй, время найдется.
— Тогда как насчет девяти, в нашем офисе? Уж не сочтите за труд… Здание, о котором идет речь, от нас в двух шагах.
— Значит, во внерабочее время?
— У нас, риелторов, любое время рабочее.
— Хорошо. Но с одним условием.
— С условием?
— Да. Чтобы в разговоре участвовал ваш директор Хидэки Кацунума. Я слыхал, он признанный эксперт в подобных вопросах.
— Понимаю вас. Думаю, это возможно.
— Ну, тогда до девяти.
— Будем ждать, — сказал он и повесил трубку. Не беседа, а цирк с обезьянками, опять усмехнулся я. В подобном тоне им следовало говорить со мною еще вчера. Впрочем, теперь мне есть чем заняться. И за то спасибо.
Я поднял голову и рассеянно огляделся. В поле зрения попала фигурка Охары. Немного подумав, я вытянул из пачки фирменный бланк и, обдумывая выражения, принялся его заполнять. Официальное заявление уже лежало в отделе кадров. Но мне вдруг расхотелось выполнять свое обещание Какисиме. Сверившись с календарем, я поставил на бланке сегодняшнее число и вложил бумагу в конверт, на котором крупными иероглифами вывел: «Заявление об отставке». Вложил этот конверт в еще один покрупнее, надписал и его. И поднял голову.
— Охара! — позвал я.
— Да, шеф?
— Ты все еще принимаешь дела? — спросил я. — Если я в понедельник на работе не появлюсь, передашь вот это Какисиме.
— Директору Какисиме? — Она скользнула взглядом по надписи на конверте. — Но что значит «прощальный подарок»?
— То и значит, что написано. «На долгую память» и все такое.
Охара замешкалась, словно собирась что-то спросить, но передумала.
— Хорошо, — сказала она и вернулась на свое место. По этажу раскатилась механическая мелодия. Обеденный перерыв.
Я вышел на улицу и у западного выхода станции «Синдзюку» заглянул в магазинчик уцененных товаров. Внутри было полно народу. Уточнив у продавца мебельного отдела, куда идти, я протолкался по узенькому коридору к лестнице и поднялся на второй этаж. Здесь продавались вещи, которых никогда не встретишь в больших универмагах. То, что я искал, оказалось двух разновидностей. Я начал прикидывать, которая лучше, когда за спиной раздалось:
— Что покупаем?
Ясное дело, не продавец. Я узнал голос Санады и обернулся.
— В забавных местах встречаемся, босс! Часто сюда заходите?
— Бывает. Жена иногда просит чего-нибудь прикупить. Вот вчера обесцвечиватель для волос понадобился. Во всем районе больше нигде не продается.
— Ого. Да вы просто образцовый супруг! А я вот это решил купить. Надо же костюм в порядке держать, пока новую работу не найду…
Санада глянул, куда я показал, и озадаченно наклонил голову. На полу перед нами стояла простенькая прямоугольная конструкция из тонких стальных труб. Две по вертикали, две по горизонтали. Каждая труба раздвижная: задай любую длину и закрепи винтом.
— Ты смотри, — удивился Санада, — какую теперь мебель делают! А я-то свой костюм всю жизнь на плечики в шкаф убирал… Прямо целевой товар для одиноких салариманов!
— И не говорите, — сказал я, вертя в руке ценник. Пять тысяч восемьсот иен. — Вешалка «Изи хангер»… Замечательное название![43]
Санада усмехнулся:
— А ты, я смотрю, тот еще трудоголик! Даже вешалки оцениваешь с точки зрения маркетолога.
— А что? С любой точки зрения — отличная штука! Легко складывается. Места много не занимает. Если о красоте особо не заботиться — можно вздернуть хоть десять костюмчиков сразу. Ни молотка, ни гвоздей не требует. И стоит дешево, и стены в доме целы…
— Значит, собрался-таки новую работу искать?
— Сначала думал, отдохну какое-то время. Да вдруг понял, что от такой кучи свободного времени скоро с ума сойду. Вот, прямо сегодня утром и понял. Никогда в жизни не думал, что сидеть без дела — такое тяжелое занятие! Век живи — век учись…
— Утром? Так, может, это на тебя выходка Томидзавы так повлияла?
— Ну что вы! Не берите в голову. Я и без него пришел бы к тому же самому.
Он помолчал и с неловкостью выдавил:
— Ты уж прости…
— Ох, босс! Раньше я от вас таких слов не слышал, — сказал я, стараясь, чтобы это не звучало насмешливо. — Что же вас сейчас заставляет их произносить?
— Я сегодня уже говорил. Я никогда не считал тебя лишним. На самом деле именно такие, как ты, и нужны компании. Поверь, я много думал об этом. И теперь мне искренне жаль, что ты сдался так просто.
— Ладно, чего уж теперь. Закрытый вопрос.
— Да в том-то и дело, что не закрытый… Не знаю, насколько ты в курсе, но моя очередь тоже не за горами.
Он попрощался, вяло махнул рукой и двинулся к выходу. Глядя на его удаляющуюся фигурку, я вспомнил о Томидзаве. Такие же сутулые плечи.
Я постоял какое-то время в раздумье — и направился к кассе.
Получив от продавца длинную картонную коробку, я зажал ее под мышкой и вернулся на работу. В переговорной я вскрыл покупку, повыкидывал весь пенопласт. Потом разобрал «Изи хаигер» на самые мелкие части, сложил все трубы обратно, закрыл коробку и спрятал ее в раздевалке.
После обеда заняться опять было нечем. Я взял два толстенных рекламных журнала, что висели на стойке у выхода, и прочел их от корки до корки.
Ближе к вечеру Охаре кто-то позвонил, и она с невозмутимым видом ушла, даже не сообщив мне куда. Я проводил ее глазами и снова уткнулся в газету.
И тут на моем столе зазвенел телефон. Звонили из города.
— «Напитки Тайкэй», рекламный отдел, — отозвался я.
В трубке ничего не ответили. Абсолютная тишина.
— Алло! — сказал я. Никакого ответа.
— Вы говорите с Масаюки Хориэ…
По-прежнему ничего. Я вслушивался в чье-то молчание. Картинки из прошлого мелькали в памяти одна за другой. И тут меня словно прошило электрическим разрядом.
— Простите… Это случайно не госпожа Кагами? Дзюнко Кагами, не так ли?
В трубке резко щелкнуло, и связь прервалась. С полминуты, наверное, я оторопело разглядывал трубку в руке. И наконец обругал себя последним идиотом. С какого перепугу я решил, что этот звонок должен быть именно от Дзюнко Кагами? Я вздохнул и повесил трубку.
Меня охватила страшная вялость. К горлу подступила странная тошнота, словно внутри отказали какие-то органы. Может, температура опять поднимается? Я подумал, не достать ли градусник, но махнул рукой. Более не в силах читать журналы, я сидел в прострации и тупо ждал, когда кончится день.
Еще через час вернулась Охара. Как только она вошла, мелодичный звонок известил об окончании работы.
— Шеф! Дело есть. В порядке передачи обязанностей.
— Давай завтра. У меня сегодня важная встреча.
— Завтра суббота. А на Ногидзаку вам аж к девяти, не правда ли?
Я вспомнил, как ляпнул по телефону «спасибо за вчерашнее». Черт бы ее побрал…
— Предупреждаю. Когда будешь старшим клерком — завязывай с частной слежкой. Тот, кто подслушивает телефонные разговоры своих подчиненных, никогда не станет большим начальником.
— Перестаньте, шеф! Разговор действительно очень срочный!
Что говорить, на бедняжке и правда лица не было. От ее обычной уверенности не осталось и следа.
— Ладно, — сказал я. — Пошли в переговорную.
В переговорной я уселся за стол. Она опустилась на стул напротив и сразу заговорила:
— Первым делом я должна перед вами извиниться. Наш обет молчания я нарушила.
— Обет молчания? Ты о чем?
— Вчера вечером я все рассказала мужу.
— Ого… И когда мне теперь идти к нему с повинной?
— Это еще зачем?
— Ну, как же. Заманил тебя ночью к себе домой. И вообще…
Она не дала мне договорить:
— Да я не об этом!
— А о чем?
— Я рассказала ему все, что случилось за эти несколько дней. Вплоть до истории с видеороликом.
— Это еще зачем?
Она наконец-то улыбнулась.
— Решили меня передразнивать? Что значит «зачем»?
— По-моему, нормальный вопрос. За каким чертом расписывать мужу свою работу в таких деталях? Конечно, если это укрепляет вашу семейную жизнь, я за вас только счастлив, но…
— Обычно мы с ним о работе не говорим. Но дело в том, что сейчас он работает в редакции одного журнала. Да не какого-нибудь, а еженедельника «Сан».
Я вспомнил, как единственный раз встретился с ее мужем. Кажется, Охара сказала тогда, что он мечтает стать свободным журналистом. Значит, теперь этот робкий парнишка протирает штаны в редакции толстого еженедельника? Вот, значит, как человек осуществил свою мечту! Или просто застрял на полпути к цели? Теперь понятно, почему Охара вчера так легко согласилась идти домой. С самого начала, наверное, собиралась. И небось, расставшись со мной, тут же позвонила ему…
— Первый раз слышу о том, где твой муж работает. Ну, так и что из этого?
Она закусила губу.
— Получается, я выболтала все газетчикам?
— Н-да… Действительно, так получается.
Она посмотрела на меня как на сумасшедшего.
— Вы что, и правда ничего не понимаете? На следующей неделе у «Сан» выйдет спецвыпуск. Главная тема — «Выборы в Палату советников: самый ранний прогноз». А мой муж отвечает за передовицу.
— С ума сойти, — сказал я.
— Только что я говорила с ним. Сегодня он весь день проверял то, что я ему вчера рассказала. И сказал, что моя информация ему здорово помогла.
— Я просто счастлив…
— Послушайте, шеф! Перестаньте делать вид, будто вас это не касается! А если из-за этого всю компанию втянут в скандал?!
— А что, в журнале выйдет статья о видеоролике? Она решительно покачала головой:
— Не выйдет. Имена президента и гендиректора «Напитков Тайкэй» нигде всплывать не должны. Я потребовала, чтобы муж проследил за этим очень внимательно. А также чтобы вся сопутствующая информация хранилась в секрете, только для обработки в редакторском отделе. А он не из тех, кто нарушает обещания. К тому же я поклялась, что, если хоть словечко лишнее просочится наружу, — я тут же с ним разведусь!
— Ну, об этом могла бы и не рассказывать. В твоем искусстве убалтывать людей я еще ни разу не усомнился… Но, ей-богу, для чего ты все это затеяла?
— Чтобы получить хоть какие-то ответы на вопросы.
— Ну и что, получила?
— На один вопрос, по крайней мере, ответила.
— А именно?
— Насчет той статьи, что вы из газеты вырвали. Ваши догадки подтвердились на все сто. Этот генсек, Сато, действительно хотел пропихнуть в Парламент профессора Ёду! Есть доказательства. Муж не назвал мне источника, но лица, близкие к Сато — не то коллега, не то секретарша, — подтвердили это в частной беседе.