Страница:
— Ты сказала «хотел»?
— Да, хотел. Но буквально вчера Сато снова выступил в Парламенте с речью. И поразил всех присутствующих. Его будто подменили. Заявления, которые он сделал вчера, были полной противоположностью всему, что он говорил до сих пор…
Она в двух словах описала ситуацию. Продвигая Ёду в Парламент, Сато неоднократно намекал окружающим, что правительству нужны свежие, энергичные кадры. И всерьез подумывал, как лучше использовать для этой кампании телевидение. Тут-то Ёда и предложил ему идею с видеороликом. Скорее всего, Ёда не сообщил генсеку, что видеозапись подделана: ни один партийный лидер на подобный риск никогда бы не согласился. Таким образом, Сато был убежден, что в эфире покажут хронику реальных событий. После его выступления журналисты кинулись проверять, кого именно лидер ведущей фракции считает своим избранником. Однако ни до самого Ёды, ни до настоящих причин его «избранности» никто докопаться не смог, и вскоре об этом забыли. Все-таки Сато толкнул свою речь в самом начале апреля, и до жарких дебатов вокруг предвыборной гонки было еще далеко.
— В общем, вы попали в точку, — закончила Охара. — Время для своего самоубийства Исидзаки выбрал совсем не случайно.
— М-да… — протянул я. — Полезная история. Очень тебе благодарен.
Она удивилась:
— Но ведь я разболтала все журналистам! Разве вы на меня не злитесь?
— Прежде всего, я сам тебе все разболтал. Куда бы эта информация дальше ни потекла — винить я могу лишь себя самого. К тому же ты сама позаботилась о том, чтобы ни имени президента, ни названия компании в газетах не выплыло. Чего же мне злиться?
В ее глазах как будто забегали странные лучики света. Где и когда я уже видел такое? Ах да. В ту ночь, когда она дежурила у моей постели.
Все-таки забавная у нее привычка, подумал я: смотреть на людей с таким детским выражением лица… Не успел я подумать об этом, как она заявила:
— Вот уж не знала, что вы такой горячий патриот своей компании! Особенно после того, что эта компания с вами сделала.
— Глупости. Просто в этой компании есть несколько человек, включая покойника, которым я не хочу причинять неудобства. Вот и все… Кстати, а самого Ёду в прессе помянут?
— Вполне возможно… Но если и помянут, то вскользь и в шутливом тоне. Насколько я догадываюсь, журналисты достигли с ним какого-то компромисса, и это — самое крайнее, что они могут себе позволить.
Я вспомнил, как вчера говорил с Едой по телефону.
— Догадливости тебе не занимать, — кивнул я. — Я тоже предполагал, что этим кончится. Хотя репутация его, конечно, пострадает. Как говорится, что посеешь…
— Но и это еще не все, что я узнала.
— А что еще?
— Кое-что об отношениях генсека Сато и профессора Ёды. Мало кому известно, но эта парочка плывет в одной лодке уже очень давно. Говорят, до последнего времени Сато использовал Ёду как свой политический мозг. И похоже, идея с видеороликом — далеко не первый тактический ход, который Ёда ему предложил.
— Ну, все-таки Ёда — известный авторитет в своей области. Мало ли где они могли встретиться…
— Как выяснилось, сразу по возвращении из Америки Ёда стал частенько появляться в здании Парламента. Зацепившись за это, муж стал копать дальше и наткнулся на интересные факты. В официальной биографии Норио Сато есть одна любопытная строчка: «Председатель совета директоров университета Эдо». То есть именно он и назначил Ёду на пост завкафедрой.
— Ух ты! — невольно восхитился я. — Похоже, твой благоверный и правда очень крутой журналист.
— Ну, пока он еще только учится… В общем, отчего у этой парочки такие тесные личные отношения — это муж еще уточняет. А я на всякий случай раздобыла еще кое-что…
Она достала из сумочки две ксерокопии. Те же документы, что я видел вчера. Свидетельство о регистрации фирмы «Ёсинага» и выписка из домовой книги на «Кагами-билдинг».
Я озадаченно покачал головой:
— Но когда ты успела смотаться в Юридический департамент?
— Что мне, больше делать нечего? Вы же сами вчера общались с Майком! А я потом, как домой пришла, так сразу и вспомнила. Позвонила Нами-тян, и Майк мне все это прямо на дом по факсу отправил. А муж еще долго с Нами-тян по телефону болтал. Уж очень она его развеселила…
Я еще раз заглянул в документы. Бумага оригинала как будто слегка отличалась от того, что я видел вчера, а кроме того — ни на одной из бумаг не стояло штампа «заверено».
— Да… — сказал я. — Частный детектив из тебя вышел бы просто блестящий.
— Мне тоже так подумалось.
Я просмотрел свидетельство «Ёсинаги». Как уже заметил вчера, пунктов в тексте было немного. Но с тех пор, как я увидел эти бумаги в руках Нами-тян, я слегка поумнел. А потому сразу же обратил внимание на год основания фирмы. Восемьдесят девятый. Как раз тогда же была основана «Тиоэфу». Я рассеянно добежал взглядом до конца страницы — и вдруг застрял. Покрутил головой, подумал пару секунд. И наконец догадался. Помимо президента Сугино в списке учредителей стояло еще семь фамилий. Видимо, вчера, переписывая их в блокнот, я пропустил одну по рассеянности.
— Так вот в чем дело… — пробормотал я.
— Вы о чем?
— Пока не уверен, но, похоже, твоему супругу придется еще немного потрудиться. Я бы и сам проверил, да время потребуется. А его журнал уже совсем скоро выходит.
— А что такое?
— В этом свидетельстве список всех учредителей, так?
Она кивнула:
— И среди них — Хидэки Кацунума, который на вас бандитов натравил. А вы с ним сегодня встречаться собрались.
— Я признаю, что ты у нас крутая шпионка. Но больше чтоб я этих разговоров не слышал. Лучше взгляни-ка сюда. Ничего не заметила? Я сам только сейчас внимание обратил.
— Уставной капитал в двенадцать миллионов, а покупают здание за десять миллиардов с хвостиком… Так?
— Да нет. Похожие сделки при «раздутом пузыре» заключались довольно часто. Я не об этом!
— О чем же тогда?
— Акционерные компании с таким уставным капиталом, как правило, создаются членами одной семьи или близкими родственниками. Именно это приходит в голову, когда впервые встречаешь их название. «Ёсинага» — имя собственное. Похоже на чью-то фамилию. Фирма создана в восемьдесят девятом. То есть девять лет назад. За этот срок ни одного учредителя не сменилось. Даже если бы кто-то из них уже помер, за него получала бы прибыль его семья, поэтому имя все равно остается в списке. Тем не менее никакого Ёсинаги в списке не значится…
Охара взглянула на меня и снова уставилась в документ.
— Да, действительно… Об этом я не подумала.
— Ну, и что тебе приходит в голову в этом случае?
Она задумалась, наклонив голову, и я продолжил:
— Насколько я помню, Норио Сато баллотировался в Парламент от округа Северного Канто. Вообще-то, я тот район знаю плохо…
— Ага! — сообразила она. — Вы хотите сказать, что Ёсинага — не фамилия, а географическое название?
— Очень может быть. Например, многоэтажку Киэ Саэки назвали «Розовые холмы Гайэн-Ниси» потому, что она стоит на улице Гайэн-Ниси. Хотя, конечно, название фирмы и название дома — вещи разные… Возможно, я и ошибаюсь.
— И все же проверить стоит! Ведь если в избирательном округе Северного Канто отыщется населенный пункт Ёсинага, то и связь между генсеком Сато и фирмой «Ёсинага» станет очевиднее. Разве не так?
— Может, и так.
— Тогда я скажу об этом мужу! У журнала «Сан» свои эксперты по связям с якудзой. Может, вместе с ними что-нибудь и поймут!
— А может, и ничего не поймут…
— Да что это вы, в самом деле? То новые идеи предлагаете, то сами же их спускаете на тормозах… Нравится людей дразнить, да?
— Ничего я не спускаю на тормозах. И людей дразнить не люблю. Просто версии перебираю из любопытства… К старости, знаешь ли, любопытство принимает довольно нудные формы. И все больше похоже на подглядывание в замочную скважину. Странное такое любопытство, когда никакой истины выяснять не хочется. Аж самому противно.
— Однако причину самоубийства Исидзаки вы решили выяснить до конца, не так ли?
— Это да… Почему — сам не знаю.
— Может, потому, что у вас это не любопытство, а чувство долга?
— У такого, как я, не может быть чувства долга!
Возможно, я сказал это слишком резко. Охара замолчала, пристально глядя на меня. И наконец спросила:
— Можно, я дам мужу ваш телефон?
— Тебе решать. Если считаешь, что нужно, то ради бога.
— Вы все-таки пойдете на эту Ногидзаку?
— Ну конечно. Я же сам эту встречу назначил. Чего это ты вдруг?
— А как температура?
— Близко к норме. Не волнуйся, в обморок не упаду.
— Вообще-то, я за другое волнуюсь. Там же будет главарь якудзы, верно? По вашему же приглашению…
— Послушай. Я тебя, кажется, просил не лезть в мою личную жизнь?
Охара глубоко вздохнула.
— Ладно… — пробурчала она себе под нос. — Такого упрямого осла все равно ничем не остановишь!
— Охара! Ты делаешь успехи.
— В чем это?
— У тебя появилась женская интуиция, — улыбнулся я. — Привет мужу!
Я повернулся и пошел в раздевалку.
— Кретин! — еле слышно прозвучало у меня за спиной.
19
— Да, хотел. Но буквально вчера Сато снова выступил в Парламенте с речью. И поразил всех присутствующих. Его будто подменили. Заявления, которые он сделал вчера, были полной противоположностью всему, что он говорил до сих пор…
Она в двух словах описала ситуацию. Продвигая Ёду в Парламент, Сато неоднократно намекал окружающим, что правительству нужны свежие, энергичные кадры. И всерьез подумывал, как лучше использовать для этой кампании телевидение. Тут-то Ёда и предложил ему идею с видеороликом. Скорее всего, Ёда не сообщил генсеку, что видеозапись подделана: ни один партийный лидер на подобный риск никогда бы не согласился. Таким образом, Сато был убежден, что в эфире покажут хронику реальных событий. После его выступления журналисты кинулись проверять, кого именно лидер ведущей фракции считает своим избранником. Однако ни до самого Ёды, ни до настоящих причин его «избранности» никто докопаться не смог, и вскоре об этом забыли. Все-таки Сато толкнул свою речь в самом начале апреля, и до жарких дебатов вокруг предвыборной гонки было еще далеко.
— В общем, вы попали в точку, — закончила Охара. — Время для своего самоубийства Исидзаки выбрал совсем не случайно.
— М-да… — протянул я. — Полезная история. Очень тебе благодарен.
Она удивилась:
— Но ведь я разболтала все журналистам! Разве вы на меня не злитесь?
— Прежде всего, я сам тебе все разболтал. Куда бы эта информация дальше ни потекла — винить я могу лишь себя самого. К тому же ты сама позаботилась о том, чтобы ни имени президента, ни названия компании в газетах не выплыло. Чего же мне злиться?
В ее глазах как будто забегали странные лучики света. Где и когда я уже видел такое? Ах да. В ту ночь, когда она дежурила у моей постели.
Все-таки забавная у нее привычка, подумал я: смотреть на людей с таким детским выражением лица… Не успел я подумать об этом, как она заявила:
— Вот уж не знала, что вы такой горячий патриот своей компании! Особенно после того, что эта компания с вами сделала.
— Глупости. Просто в этой компании есть несколько человек, включая покойника, которым я не хочу причинять неудобства. Вот и все… Кстати, а самого Ёду в прессе помянут?
— Вполне возможно… Но если и помянут, то вскользь и в шутливом тоне. Насколько я догадываюсь, журналисты достигли с ним какого-то компромисса, и это — самое крайнее, что они могут себе позволить.
Я вспомнил, как вчера говорил с Едой по телефону.
— Догадливости тебе не занимать, — кивнул я. — Я тоже предполагал, что этим кончится. Хотя репутация его, конечно, пострадает. Как говорится, что посеешь…
— Но и это еще не все, что я узнала.
— А что еще?
— Кое-что об отношениях генсека Сато и профессора Ёды. Мало кому известно, но эта парочка плывет в одной лодке уже очень давно. Говорят, до последнего времени Сато использовал Ёду как свой политический мозг. И похоже, идея с видеороликом — далеко не первый тактический ход, который Ёда ему предложил.
— Ну, все-таки Ёда — известный авторитет в своей области. Мало ли где они могли встретиться…
— Как выяснилось, сразу по возвращении из Америки Ёда стал частенько появляться в здании Парламента. Зацепившись за это, муж стал копать дальше и наткнулся на интересные факты. В официальной биографии Норио Сато есть одна любопытная строчка: «Председатель совета директоров университета Эдо». То есть именно он и назначил Ёду на пост завкафедрой.
— Ух ты! — невольно восхитился я. — Похоже, твой благоверный и правда очень крутой журналист.
— Ну, пока он еще только учится… В общем, отчего у этой парочки такие тесные личные отношения — это муж еще уточняет. А я на всякий случай раздобыла еще кое-что…
Она достала из сумочки две ксерокопии. Те же документы, что я видел вчера. Свидетельство о регистрации фирмы «Ёсинага» и выписка из домовой книги на «Кагами-билдинг».
Я озадаченно покачал головой:
— Но когда ты успела смотаться в Юридический департамент?
— Что мне, больше делать нечего? Вы же сами вчера общались с Майком! А я потом, как домой пришла, так сразу и вспомнила. Позвонила Нами-тян, и Майк мне все это прямо на дом по факсу отправил. А муж еще долго с Нами-тян по телефону болтал. Уж очень она его развеселила…
Я еще раз заглянул в документы. Бумага оригинала как будто слегка отличалась от того, что я видел вчера, а кроме того — ни на одной из бумаг не стояло штампа «заверено».
— Да… — сказал я. — Частный детектив из тебя вышел бы просто блестящий.
— Мне тоже так подумалось.
Я просмотрел свидетельство «Ёсинаги». Как уже заметил вчера, пунктов в тексте было немного. Но с тех пор, как я увидел эти бумаги в руках Нами-тян, я слегка поумнел. А потому сразу же обратил внимание на год основания фирмы. Восемьдесят девятый. Как раз тогда же была основана «Тиоэфу». Я рассеянно добежал взглядом до конца страницы — и вдруг застрял. Покрутил головой, подумал пару секунд. И наконец догадался. Помимо президента Сугино в списке учредителей стояло еще семь фамилий. Видимо, вчера, переписывая их в блокнот, я пропустил одну по рассеянности.
— Так вот в чем дело… — пробормотал я.
— Вы о чем?
— Пока не уверен, но, похоже, твоему супругу придется еще немного потрудиться. Я бы и сам проверил, да время потребуется. А его журнал уже совсем скоро выходит.
— А что такое?
— В этом свидетельстве список всех учредителей, так?
Она кивнула:
— И среди них — Хидэки Кацунума, который на вас бандитов натравил. А вы с ним сегодня встречаться собрались.
— Я признаю, что ты у нас крутая шпионка. Но больше чтоб я этих разговоров не слышал. Лучше взгляни-ка сюда. Ничего не заметила? Я сам только сейчас внимание обратил.
— Уставной капитал в двенадцать миллионов, а покупают здание за десять миллиардов с хвостиком… Так?
— Да нет. Похожие сделки при «раздутом пузыре» заключались довольно часто. Я не об этом!
— О чем же тогда?
— Акционерные компании с таким уставным капиталом, как правило, создаются членами одной семьи или близкими родственниками. Именно это приходит в голову, когда впервые встречаешь их название. «Ёсинага» — имя собственное. Похоже на чью-то фамилию. Фирма создана в восемьдесят девятом. То есть девять лет назад. За этот срок ни одного учредителя не сменилось. Даже если бы кто-то из них уже помер, за него получала бы прибыль его семья, поэтому имя все равно остается в списке. Тем не менее никакого Ёсинаги в списке не значится…
Охара взглянула на меня и снова уставилась в документ.
— Да, действительно… Об этом я не подумала.
— Ну, и что тебе приходит в голову в этом случае?
Она задумалась, наклонив голову, и я продолжил:
— Насколько я помню, Норио Сато баллотировался в Парламент от округа Северного Канто. Вообще-то, я тот район знаю плохо…
— Ага! — сообразила она. — Вы хотите сказать, что Ёсинага — не фамилия, а географическое название?
— Очень может быть. Например, многоэтажку Киэ Саэки назвали «Розовые холмы Гайэн-Ниси» потому, что она стоит на улице Гайэн-Ниси. Хотя, конечно, название фирмы и название дома — вещи разные… Возможно, я и ошибаюсь.
— И все же проверить стоит! Ведь если в избирательном округе Северного Канто отыщется населенный пункт Ёсинага, то и связь между генсеком Сато и фирмой «Ёсинага» станет очевиднее. Разве не так?
— Может, и так.
— Тогда я скажу об этом мужу! У журнала «Сан» свои эксперты по связям с якудзой. Может, вместе с ними что-нибудь и поймут!
— А может, и ничего не поймут…
— Да что это вы, в самом деле? То новые идеи предлагаете, то сами же их спускаете на тормозах… Нравится людей дразнить, да?
— Ничего я не спускаю на тормозах. И людей дразнить не люблю. Просто версии перебираю из любопытства… К старости, знаешь ли, любопытство принимает довольно нудные формы. И все больше похоже на подглядывание в замочную скважину. Странное такое любопытство, когда никакой истины выяснять не хочется. Аж самому противно.
— Однако причину самоубийства Исидзаки вы решили выяснить до конца, не так ли?
— Это да… Почему — сам не знаю.
— Может, потому, что у вас это не любопытство, а чувство долга?
— У такого, как я, не может быть чувства долга!
Возможно, я сказал это слишком резко. Охара замолчала, пристально глядя на меня. И наконец спросила:
— Можно, я дам мужу ваш телефон?
— Тебе решать. Если считаешь, что нужно, то ради бога.
— Вы все-таки пойдете на эту Ногидзаку?
— Ну конечно. Я же сам эту встречу назначил. Чего это ты вдруг?
— А как температура?
— Близко к норме. Не волнуйся, в обморок не упаду.
— Вообще-то, я за другое волнуюсь. Там же будет главарь якудзы, верно? По вашему же приглашению…
— Послушай. Я тебя, кажется, просил не лезть в мою личную жизнь?
Охара глубоко вздохнула.
— Ладно… — пробурчала она себе под нос. — Такого упрямого осла все равно ничем не остановишь!
— Охара! Ты делаешь успехи.
— В чем это?
— У тебя появилась женская интуиция, — улыбнулся я. — Привет мужу!
Я повернулся и пошел в раздевалку.
— Кретин! — еле слышно прозвучало у меня за спиной.
19
Ближе к вечеру кольцевая подземки, как всегда, бурлила от возвращавшихся с работы людей. В переполненной электричке я прижимал свою поклажу к ребрам, явно раздражая окружающих. Каждый раз, когда вагон покачивало, в коробке громко звякали стальные трубы.
Слушая эти звуки, я вспоминал тишину в телефонной трубке пару часов назад. А когда очнулся, обнаружил, что станция «Харадзюку» уже позади. Там я собирался пересесть на линию Тиёда, но теперь решил выйти на «Эбису» и прогуляться через Роппонги. На часах еще не было и семи. Времени хоть отбавляй. Можно было не сомневаться: такой поздний час для встречи Сугино назначил совсем не случайно.
Ну что ж, подумал я. Роппонги — идеальное место для прожигания времени. С моей перспективой на будущее пора привыкать к этому странному хобби.
В баре у Нами-тян было на редкость людно. Лишь увидев такую толпу, я вспомнил, что сейчас вечер пятницы. В динамиках плескалась ностальгическая мелодия — Temptations, «My Girl».
Я прошел к стойке и уселся на свободный табурет между какими-то европейцами. Те скользнули по мне взглядами и, отвернувшись, продолжили болтать каждый на своем языке.
Подошел Майк. Ткнул пальцем в коробку, что я прислонил к стойке рядом с собой.
— А это что?
Я в двух словах рассказал ему про «Изи хангер».
— Стальные трубы? — с интересом повторил он и усмехнулся. — Пожалуй, это поубедительней, чем барабанные палочки!
— Даже не знаю, о чем ты… Я заказал саке.
— Ах да! — вспомнил он. — Вчера ближе к ночи твоя красавица подчиненная сюда звонила.
— Я уже в курсе, — кивнул я.
Он принес мне саке и тут же куда-то исчез. Ну и бог с ним. Помолчать под легкую музыку в конце недели — тоже совсем неплохая штука.
Я потягивал саке и сквозь галдеж посетителей вслушивался в мелодии давно забытого прошлого. Kingston Trio— «Tom Dowley». Дель Шаннон — «Runaway». Отис Реддинг — «I'm Coming Home»… Ни одна песня для прожигания свободного времени не подходила, хоть тресни.
После «Only the Lonely» Роя Орбисона репертуар вдруг резко сменился, и Animals заиграли вступление к «Дому восходящего солнца». Песенка про юнца, который провел ночь в борделе. Надрывная «трещинка» в голосе вокалиста превращала эту мелодию в настоящее чудо.
За стойкой показалась Нами-тян, но один из иностранцев тут же пристал к ней с каким-то вопросом.
— Эрик Бёрден, — ответила она ему на грубом английском.
Юнец спросил что-то еще. Я посмотрел на него внимательнее. Белый парнишка лет двадцати уже принял на грудь будь здоров.
Нами-тян пожала плечами и обернулась ко мне:
— Эй, папаша! Ты не в курсе, кто у них на органе играл?
— Алан Прайс, — ответил я не задумываясь. Она повторила парню мои слова. Он криво усмехнулся и с явным вызовом прогнусавил что-то еще. Нами-тян повысила голос, ответила что-то резкое, и клиент наконец заткнулся.
— Что происходит? — поинтересовался я.
— Спрашивает, почему в этом баре крутят одно замшелое старье. Его забыла спросить! Ну, я и говорю: если не нравится — чего про орган было спрашивать? Придурок какой-то, ей-богу… И без него забот полон рот!
Зная Нами-тян, можно было не сомневаться: на английском она прописала ему кое-что пожестче. Замшелое старье? Никогда бы не причислил «Дом восходящего солнца» к такой категории.
Нами-тян заглянула в мой бокал. Там было пусто.
— Еще?
— Да нет, — покачал я головой. — На сегодня хватит.
— Здорово ты в старых вещах разбираешься!
— К сожалению, только в старых…
— Это уж точно. Что перед носом творится — вообще не замечаешь. А жизнь вокруг — это тебе не пупок!
— Чего-чего? Какой еще пупок?
— Тот самый. Который у всех посреди живота расположен, а думать о нем никому и в голову не приходит. Ужасная несправедливость, тебе не кажется? Вот и ты со своей жизнью так же. И сам не живешь, и другим не даешь.
— Ого… Первый раз такой пример слышу. Да с чего бы я о своем пупке специально думал? И без него забот полон рот!
— Ну смотри. Может, я и зря вчера о тебе позаботилась…
— Ты о чем?
— Да Охара твоя звонила. Вчера, поздно вечером.
— Это я знаю.
— Но ты же не знаешь, о чем я говорила с ним.
— С ним?!
— Ну да… Она звонит, я говорю — дай-ка мужу трубочку. Ну и влепила ему: смотри, парень, будешь ворон считать — старый хрен у тебя жену отобьет!
У меня отвисла челюсть. Несколько секунд я смотрел на нее, не зная, что сказать. И наконец перевел дух.
— М-да-а… Вот уж действительно, спасибо за заботу!
— А что? Или я ошибаюсь? «Ошибаешься!» — хотел было сказать я, но она убежала к клиентам. Работы сегодня хватало, и даже Майк выполнял роль официанта. Конец недели, куда деваться.
Хозяйка исчезла, но старые песни зазвучали погромче. Слушая эти мелодии одну за другой, я впал в удивительное состояние. Как будто я сидел на дне глубокого пруда в клубах какого-то ила из живых организмов, что плясали вокруг меня, слагая призрачные фантомы. У фантомов были лица. Эти лица то появлялись, то вновь исчезали передо мной. Я увидел лицо отца. Лицо своей бывшей жены. Лица людей, с которыми я когда-то работал, но чьи имена позабыл. Лица всех, кого я повстречал в своей жизни за сорок с лишним лет. Была там и Охара с ее робким мужем. А также та, что, возможно, звонила сегодня по телефону, хотя и не сказала ни слова. За двадцать лет ее лицо ни капельки не изменилось.
Скольких из этих лиц мне доведется увидеть еще хоть раз? Я задумался, но тут же понял, насколько бессмысленны любые попытки ответа. Странный ил успокоился и мягко осел на дно.
Старенький Донован допевал свою «Mellow Yellow». Я поднялся с табурета. На часах еще не было восьми.
Нами-тян зашивалась за кассой.
— Ты уж прости! Народу сегодня — как сельдей в бочке, — извинилась она.
— Да все в порядке, — улыбнулся я. — А насчет мужа Охары ты, ей-богу, зря беспокоишься…
— Почему это зря?
— В конце марта я увольняюсь. И все ниточки между нами оборвутся.
— Такие, как сейчас? Не надейся, не оборвутся!
— А ты откуда знаешь?
— Что, у меня глаз нету, что ли? Девчонка по краю ходит. Сама не понимает, что творит. У тебя кожа ведь как у бегемота, ничего не замечаешь! Этот мир погубят толстокожие, не слыхал? Если с девчонкой в таком состоянии обращаться, как с пупком на животе, она постепенно с ума сойдет, так и знай!
— Да ну тебя… Правда, что ли?
— А то!
Я вышел на улицу. Толстокожий? Сам не живу и другим не даю?.. Я шел по улице, размышляя о пупке на животе, как вдруг мои мысли переключились на Киэ Саэки. Разве Исидзаки игнорировал ее как женщину? Нет. Ее чувства он понимал отлично. Просто не позволял ничему произойти, вот и все…
Я брел по улице в сторону Ногидзаки. Теплый весенний ветер ласкал лицо. Ближе к перекрестку Роппонги меня окружила толпа, и воздух стал еще жарче. Добрый знак: если кожей чувствую время года — значит, иду на поправку.
Подходя к «Ёсинаге», я взглянул на часы. Восемь двадцать. В дальнем конце квартальчика я заметил какой-то магазинчик. Жалюзи на входе опущены, под навесом черная тень. Отсюда хорошо просматривалась вся улица. Я спрятался в тень и открыл коробку.
Две вертикальные стойки «Изи хангера» были самыми увесистыми. Я достал из коробки широкий скотч, что успел купить в лавке на станции. И принялся наматывать его на один конец трубы до толщины рукоятки обычного деревянного меча. «Изи хангер» оказался чуть легче того, к чему я привык, но в целом Майк угадал: теперь в моей руке было кое-что повнушительней, чем палочка от барабана.
За все это время ни одной фигуры у входа в «Ёси-нагу» я не заметил. Однако не успел я оборвать ленту скотча, как зазвенел мобильник. От «Ёсинаги» было достаточно далеко, чтобы говорить в полный голос, и я нажал кнопку «прием». Поднося телефон к уху, я ощутил холодок в животе. А что, если это…
— Господин Хориэ? — послышался мужской голос. — Меня зовут Охара.
— А! Муж Мари Охары? — сообразил я. — Очень рад!
— Мне тоже очень приятно… Времени мало, давайте сразу к делу. Я проверил то, о чем просила Мари. Действительно, в избирательном округе, от которого баллотировался генсек Партии реформаторов Норио Сато, есть городок под названием Ёсинага. Очень маленький, вдали от больших магистралей, так что в Токио о нем почти никто не слыхал. Население — сорок тысяч человек…
От образа робкого парнишки, каким я запомнил его при первой встрече, не осталось и следа. Уверенный голос, отточенные формулировки. Судя по голосу, взрослый мужчина, который знает, чего хочет от жизни.
— Снимаю шляпу перед профессионалом, — сказал я. — Скорости у вас просто поразительные!
— Ну, что вы! Это мы тут поражаемся вашей интуиции. Вчера я просматривал документы «Ёсинаги», но мне даже в голову не пришло…
— В любом случае оперативности вам не занимать. И трех часов не прошло!
— На самом деле Мари просила, чтобы я успел до восьми. Пришлось очень крепко оседлать телефон, и вышло немного дольше…
— И как же вы действовали?
— Ну, пришлось сблефовать немного, у журналистов свои приемчики. Даже директору местной школы пару раз позвонил… Оказалось, что Хидэки Кацунума родился в городке Ёсинага. Сейчас ему пятьдесят восемь. А Норио Сато — его земляк, на два года младше. Они закончили одну школу.
— Ого. Чего только не узнаешь по обычному телефону! Вот уж не думал, что где-то в этой стране еще плюют на законы о неразглашении информации…
Он рассмеялся:
— А что вы хотите? Городишко тихий, провинциальный, никакой столичной нервозности. Перед центральными СМИ только что навытяжку не встают… В общем, отношения у этой парочки давние и очень тесные.
— Да уж, — согласился я. — Старший товарищ, младший товарищ? Представляю, что там за отноше-
ния[44]…
— Об их прошлом подробностей нет, поэтому сказать трудно. Но на сегодняшний день их связывает совершенно конкретная взаимная выгода.
— Выгода?
— Сценарий довольно обычный. Кацунума вложил очень крупные средства в капитальное строительство вокруг родного города. И параллельно финансировал предвыборную кампанию Сато. Не напрямую, конечно, — но стрелки указывают на него. Вы еще не в курсе, что в Палате советников Норио Сато — член Комиссии по строительству? Поэтому любые проекты но развитию инфраструктуры его избирательного округа получают зеленый свет… В общем, о чистой и бескорыстной дружбе тут, конечно, говорить не приходится. Зато становится ясно, кто кому чего должен.
Мне стало не на шутку интересно.
— И вы столько успели узнать всего за три часа?! Его голос ни капельки не изменился.
— На самом деле, не только я. Вчера вечером Мари рассказала мне о вашей догадке насчет «семейственности» в «Ёсинаге». Я позвонил своему коллеге, эксперту по связям с якудзой, и зачитал ему все фамилии из списка учредителей фирмы. Уже к утру он проверил что мог. И хотя ужасно извинялся, что много узнать не удалось, сообщил весьма любопытные факты. А именно — кое-что из личного дела Кацунумы.
Я прижал ухо к трубке и затаил дыхание.
— До сих пор Кацунума кичится тем, что в молодости его «учил жизни» сам Тэцуо Саэки. Тот самый Саэки из префектуры Тиба, он же — отец Киэ Саэки. Якобы они были настолько близки, что Кацунума считает себя чуть ли не членом его семьи. Хотя существует версия, что все это — миф, который Кацунума выдумал для пущей авторитетности…
— Но постойте! — перебил его я. — В том мире насчет подобных вещей не бывает никаких версий. Все связи между семьями известны точно, даже если прошло очень много лет…
— Даже не знаю, что на это сказать. Я просто передаю вам то, что услышал.
— Да-да, конечно. Продолжайте, пожалуйста.
— Ну, позицию Кацунумы в клане вы, наверное, знаете?
«Давненько не проверял», — чуть было не сказал я, но сдержался.
— Не знаю…
— Тогда, возможно, это вам пригодится. До сих пор банда Кацунумы считалась одним из лидеров клана Минамото. Но в последнее время против них набирает силу оппозиция.
— Оппозиция?
— На совете клана обсуждается сценарий, по которому власть над бандой должна перейти в руки лидера клана Дайго Сакадзаки. Такой план назревал уже очень давно. Дескать, если именно Сакадзаки возглавит банду, управление кланом станет эффективней и проще. И хотя внешне Кацунума держит себя как паинька, многие внутри банды убеждены, что его внешняя покладистость — не более чем камуфляж.
— Вот оно что… — хмыкнул я.
— Официально капиталами «Ёсинаги» вертят Сугино и Омия. Считается, что оба «завязали» с преступным миром. Однако в свое время Кацунума называл их своими «правой и левой рукой». Иначе говоря, на сегодняшний день эта парочка — марионетки Кацунумы в мире легального бизнеса.
— Ого! Вы даже их успели проверить?
— Как раз это у моего коллеги времени не заняло. В том мире главный принцип — «рука руку моет». Любой бизнес строится только на личных знакомствах… Ну, и последнее — личность профессора Ёды. Уникальная личность, должен сказать…
— Вот уж действительно: муж и жена — одна сатана!
— В каком смысле?
— У вашей супруги такая же привычка. В любом разговоре главное блюдо на десерт оставляет…
Он опять рассмеялся.
— Вы не поверите, но факты — упрямая вещь: Ёсиюки Ёда закончил ту же школу, что и Сато с Кацунумой. Директор их школы — на редкость болтливый старичок. О Кацунуме особо не распространялся — зато о Ёде все уши мне прожужжал. Уж очень гордился, что их маленькая школа выпустила в мир аж две знаменитости. Понятное дело, Кацунуму он в их компанию не включал… О Ёде старикан помнит все, поскольку сам его учил. Говорит, за всю его практику школа не знала другого школьника с такой блестящей успеваемостью. Тем не менее по возрасту Ёда был гораздо младше этих двоих. А точнее, вообще из другого поколения. Все, что их объединяет, — это название школы в биографии и, понятно, место рождения. И тогда я решил проверить все напрямую.
— Напрямую?
— Ну да. Взял и позвонил профессору Ёде. Сказал, что наслышан о его планах относительно выборов в Палату советников.
— И что же он ответил?
— Что ничего подобного никогда не планировал.
— Ну, другого ответа от него теперь и не дождешься.
— Это верно. Но дальше случился занятный эпизод. На всякий случай я спросил, не знакомо ли ему слово «Ёсинага» — то ли город, то ли название фирмы… И вот тут он ответил очень красноречиво.
— Неужели пустился в воспоминания?
— Если бы! — опять засмеялся он. — Шмякнул трубкой так, что я чуть не оглох. Сравнить с его образом в телевизоре — просто другой человек! Ей-богу, такого лучше сто раз увидеть, чем один раз услышать…
— Ишь ты! — усмехнулся я. — Вот и мне он «ответил» точно так же. Забавная привычка… Значит, не любит вспоминать родные места?
— Кто знает, — задумчиво произнес Охара. — На данный момент это все, что мне удалось разузнать. Надеюсь, пригодится?
— Еще как пригодится! — сказал я. — Массмедиа — великая сила… Впрочем, нет, извините! Это вы — великий журналист. Я не преувеличиваю, честное слово.
— Скажете тоже! — отозвался он, явно польщенный, и я снова вспомнил его полудетское лицо.
О жене он, слава богу, не заговаривал. Я поблагодарил его и уже хотел отключиться, как вдруг вспомнил еще кое-что.
— Да, кстати! Можно ли узнать, по какому адресу зарегистрирован Кацунума?
— Думаю, да.
— И заодно… У него же наверняка и в Токио есть квартира, вы не думаете?
— Сейчас попробую. Подождите минуточку!
В трубке послышались удаляющиеся шаги. Похоже, он звонил из какого-то отдельного кабинета, чтобы никто не слышал. С минуту он с кем-то совещался, потом вернулся — и зачитал мне адрес дома в городе Ёсинага.
— Насчет Токио, — добавил он. — Какое-то жилье он здесь приобрел, это факт. Но адрес неизвестен. Это могут знать только члены семьи, вы же понимаете…
Слушая эти звуки, я вспоминал тишину в телефонной трубке пару часов назад. А когда очнулся, обнаружил, что станция «Харадзюку» уже позади. Там я собирался пересесть на линию Тиёда, но теперь решил выйти на «Эбису» и прогуляться через Роппонги. На часах еще не было и семи. Времени хоть отбавляй. Можно было не сомневаться: такой поздний час для встречи Сугино назначил совсем не случайно.
Ну что ж, подумал я. Роппонги — идеальное место для прожигания времени. С моей перспективой на будущее пора привыкать к этому странному хобби.
В баре у Нами-тян было на редкость людно. Лишь увидев такую толпу, я вспомнил, что сейчас вечер пятницы. В динамиках плескалась ностальгическая мелодия — Temptations, «My Girl».
Я прошел к стойке и уселся на свободный табурет между какими-то европейцами. Те скользнули по мне взглядами и, отвернувшись, продолжили болтать каждый на своем языке.
Подошел Майк. Ткнул пальцем в коробку, что я прислонил к стойке рядом с собой.
— А это что?
Я в двух словах рассказал ему про «Изи хангер».
— Стальные трубы? — с интересом повторил он и усмехнулся. — Пожалуй, это поубедительней, чем барабанные палочки!
— Даже не знаю, о чем ты… Я заказал саке.
— Ах да! — вспомнил он. — Вчера ближе к ночи твоя красавица подчиненная сюда звонила.
— Я уже в курсе, — кивнул я.
Он принес мне саке и тут же куда-то исчез. Ну и бог с ним. Помолчать под легкую музыку в конце недели — тоже совсем неплохая штука.
Я потягивал саке и сквозь галдеж посетителей вслушивался в мелодии давно забытого прошлого. Kingston Trio— «Tom Dowley». Дель Шаннон — «Runaway». Отис Реддинг — «I'm Coming Home»… Ни одна песня для прожигания свободного времени не подходила, хоть тресни.
После «Only the Lonely» Роя Орбисона репертуар вдруг резко сменился, и Animals заиграли вступление к «Дому восходящего солнца». Песенка про юнца, который провел ночь в борделе. Надрывная «трещинка» в голосе вокалиста превращала эту мелодию в настоящее чудо.
За стойкой показалась Нами-тян, но один из иностранцев тут же пристал к ней с каким-то вопросом.
— Эрик Бёрден, — ответила она ему на грубом английском.
Юнец спросил что-то еще. Я посмотрел на него внимательнее. Белый парнишка лет двадцати уже принял на грудь будь здоров.
Нами-тян пожала плечами и обернулась ко мне:
— Эй, папаша! Ты не в курсе, кто у них на органе играл?
— Алан Прайс, — ответил я не задумываясь. Она повторила парню мои слова. Он криво усмехнулся и с явным вызовом прогнусавил что-то еще. Нами-тян повысила голос, ответила что-то резкое, и клиент наконец заткнулся.
— Что происходит? — поинтересовался я.
— Спрашивает, почему в этом баре крутят одно замшелое старье. Его забыла спросить! Ну, я и говорю: если не нравится — чего про орган было спрашивать? Придурок какой-то, ей-богу… И без него забот полон рот!
Зная Нами-тян, можно было не сомневаться: на английском она прописала ему кое-что пожестче. Замшелое старье? Никогда бы не причислил «Дом восходящего солнца» к такой категории.
Нами-тян заглянула в мой бокал. Там было пусто.
— Еще?
— Да нет, — покачал я головой. — На сегодня хватит.
— Здорово ты в старых вещах разбираешься!
— К сожалению, только в старых…
— Это уж точно. Что перед носом творится — вообще не замечаешь. А жизнь вокруг — это тебе не пупок!
— Чего-чего? Какой еще пупок?
— Тот самый. Который у всех посреди живота расположен, а думать о нем никому и в голову не приходит. Ужасная несправедливость, тебе не кажется? Вот и ты со своей жизнью так же. И сам не живешь, и другим не даешь.
— Ого… Первый раз такой пример слышу. Да с чего бы я о своем пупке специально думал? И без него забот полон рот!
— Ну смотри. Может, я и зря вчера о тебе позаботилась…
— Ты о чем?
— Да Охара твоя звонила. Вчера, поздно вечером.
— Это я знаю.
— Но ты же не знаешь, о чем я говорила с ним.
— С ним?!
— Ну да… Она звонит, я говорю — дай-ка мужу трубочку. Ну и влепила ему: смотри, парень, будешь ворон считать — старый хрен у тебя жену отобьет!
У меня отвисла челюсть. Несколько секунд я смотрел на нее, не зная, что сказать. И наконец перевел дух.
— М-да-а… Вот уж действительно, спасибо за заботу!
— А что? Или я ошибаюсь? «Ошибаешься!» — хотел было сказать я, но она убежала к клиентам. Работы сегодня хватало, и даже Майк выполнял роль официанта. Конец недели, куда деваться.
Хозяйка исчезла, но старые песни зазвучали погромче. Слушая эти мелодии одну за другой, я впал в удивительное состояние. Как будто я сидел на дне глубокого пруда в клубах какого-то ила из живых организмов, что плясали вокруг меня, слагая призрачные фантомы. У фантомов были лица. Эти лица то появлялись, то вновь исчезали передо мной. Я увидел лицо отца. Лицо своей бывшей жены. Лица людей, с которыми я когда-то работал, но чьи имена позабыл. Лица всех, кого я повстречал в своей жизни за сорок с лишним лет. Была там и Охара с ее робким мужем. А также та, что, возможно, звонила сегодня по телефону, хотя и не сказала ни слова. За двадцать лет ее лицо ни капельки не изменилось.
Скольких из этих лиц мне доведется увидеть еще хоть раз? Я задумался, но тут же понял, насколько бессмысленны любые попытки ответа. Странный ил успокоился и мягко осел на дно.
Старенький Донован допевал свою «Mellow Yellow». Я поднялся с табурета. На часах еще не было восьми.
Нами-тян зашивалась за кассой.
— Ты уж прости! Народу сегодня — как сельдей в бочке, — извинилась она.
— Да все в порядке, — улыбнулся я. — А насчет мужа Охары ты, ей-богу, зря беспокоишься…
— Почему это зря?
— В конце марта я увольняюсь. И все ниточки между нами оборвутся.
— Такие, как сейчас? Не надейся, не оборвутся!
— А ты откуда знаешь?
— Что, у меня глаз нету, что ли? Девчонка по краю ходит. Сама не понимает, что творит. У тебя кожа ведь как у бегемота, ничего не замечаешь! Этот мир погубят толстокожие, не слыхал? Если с девчонкой в таком состоянии обращаться, как с пупком на животе, она постепенно с ума сойдет, так и знай!
— Да ну тебя… Правда, что ли?
— А то!
Я вышел на улицу. Толстокожий? Сам не живу и другим не даю?.. Я шел по улице, размышляя о пупке на животе, как вдруг мои мысли переключились на Киэ Саэки. Разве Исидзаки игнорировал ее как женщину? Нет. Ее чувства он понимал отлично. Просто не позволял ничему произойти, вот и все…
Я брел по улице в сторону Ногидзаки. Теплый весенний ветер ласкал лицо. Ближе к перекрестку Роппонги меня окружила толпа, и воздух стал еще жарче. Добрый знак: если кожей чувствую время года — значит, иду на поправку.
Подходя к «Ёсинаге», я взглянул на часы. Восемь двадцать. В дальнем конце квартальчика я заметил какой-то магазинчик. Жалюзи на входе опущены, под навесом черная тень. Отсюда хорошо просматривалась вся улица. Я спрятался в тень и открыл коробку.
Две вертикальные стойки «Изи хангера» были самыми увесистыми. Я достал из коробки широкий скотч, что успел купить в лавке на станции. И принялся наматывать его на один конец трубы до толщины рукоятки обычного деревянного меча. «Изи хангер» оказался чуть легче того, к чему я привык, но в целом Майк угадал: теперь в моей руке было кое-что повнушительней, чем палочка от барабана.
За все это время ни одной фигуры у входа в «Ёси-нагу» я не заметил. Однако не успел я оборвать ленту скотча, как зазвенел мобильник. От «Ёсинаги» было достаточно далеко, чтобы говорить в полный голос, и я нажал кнопку «прием». Поднося телефон к уху, я ощутил холодок в животе. А что, если это…
— Господин Хориэ? — послышался мужской голос. — Меня зовут Охара.
— А! Муж Мари Охары? — сообразил я. — Очень рад!
— Мне тоже очень приятно… Времени мало, давайте сразу к делу. Я проверил то, о чем просила Мари. Действительно, в избирательном округе, от которого баллотировался генсек Партии реформаторов Норио Сато, есть городок под названием Ёсинага. Очень маленький, вдали от больших магистралей, так что в Токио о нем почти никто не слыхал. Население — сорок тысяч человек…
От образа робкого парнишки, каким я запомнил его при первой встрече, не осталось и следа. Уверенный голос, отточенные формулировки. Судя по голосу, взрослый мужчина, который знает, чего хочет от жизни.
— Снимаю шляпу перед профессионалом, — сказал я. — Скорости у вас просто поразительные!
— Ну, что вы! Это мы тут поражаемся вашей интуиции. Вчера я просматривал документы «Ёсинаги», но мне даже в голову не пришло…
— В любом случае оперативности вам не занимать. И трех часов не прошло!
— На самом деле Мари просила, чтобы я успел до восьми. Пришлось очень крепко оседлать телефон, и вышло немного дольше…
— И как же вы действовали?
— Ну, пришлось сблефовать немного, у журналистов свои приемчики. Даже директору местной школы пару раз позвонил… Оказалось, что Хидэки Кацунума родился в городке Ёсинага. Сейчас ему пятьдесят восемь. А Норио Сато — его земляк, на два года младше. Они закончили одну школу.
— Ого. Чего только не узнаешь по обычному телефону! Вот уж не думал, что где-то в этой стране еще плюют на законы о неразглашении информации…
Он рассмеялся:
— А что вы хотите? Городишко тихий, провинциальный, никакой столичной нервозности. Перед центральными СМИ только что навытяжку не встают… В общем, отношения у этой парочки давние и очень тесные.
— Да уж, — согласился я. — Старший товарищ, младший товарищ? Представляю, что там за отноше-
ния[44]…
— Об их прошлом подробностей нет, поэтому сказать трудно. Но на сегодняшний день их связывает совершенно конкретная взаимная выгода.
— Выгода?
— Сценарий довольно обычный. Кацунума вложил очень крупные средства в капитальное строительство вокруг родного города. И параллельно финансировал предвыборную кампанию Сато. Не напрямую, конечно, — но стрелки указывают на него. Вы еще не в курсе, что в Палате советников Норио Сато — член Комиссии по строительству? Поэтому любые проекты но развитию инфраструктуры его избирательного округа получают зеленый свет… В общем, о чистой и бескорыстной дружбе тут, конечно, говорить не приходится. Зато становится ясно, кто кому чего должен.
Мне стало не на шутку интересно.
— И вы столько успели узнать всего за три часа?! Его голос ни капельки не изменился.
— На самом деле, не только я. Вчера вечером Мари рассказала мне о вашей догадке насчет «семейственности» в «Ёсинаге». Я позвонил своему коллеге, эксперту по связям с якудзой, и зачитал ему все фамилии из списка учредителей фирмы. Уже к утру он проверил что мог. И хотя ужасно извинялся, что много узнать не удалось, сообщил весьма любопытные факты. А именно — кое-что из личного дела Кацунумы.
Я прижал ухо к трубке и затаил дыхание.
— До сих пор Кацунума кичится тем, что в молодости его «учил жизни» сам Тэцуо Саэки. Тот самый Саэки из префектуры Тиба, он же — отец Киэ Саэки. Якобы они были настолько близки, что Кацунума считает себя чуть ли не членом его семьи. Хотя существует версия, что все это — миф, который Кацунума выдумал для пущей авторитетности…
— Но постойте! — перебил его я. — В том мире насчет подобных вещей не бывает никаких версий. Все связи между семьями известны точно, даже если прошло очень много лет…
— Даже не знаю, что на это сказать. Я просто передаю вам то, что услышал.
— Да-да, конечно. Продолжайте, пожалуйста.
— Ну, позицию Кацунумы в клане вы, наверное, знаете?
«Давненько не проверял», — чуть было не сказал я, но сдержался.
— Не знаю…
— Тогда, возможно, это вам пригодится. До сих пор банда Кацунумы считалась одним из лидеров клана Минамото. Но в последнее время против них набирает силу оппозиция.
— Оппозиция?
— На совете клана обсуждается сценарий, по которому власть над бандой должна перейти в руки лидера клана Дайго Сакадзаки. Такой план назревал уже очень давно. Дескать, если именно Сакадзаки возглавит банду, управление кланом станет эффективней и проще. И хотя внешне Кацунума держит себя как паинька, многие внутри банды убеждены, что его внешняя покладистость — не более чем камуфляж.
— Вот оно что… — хмыкнул я.
— Официально капиталами «Ёсинаги» вертят Сугино и Омия. Считается, что оба «завязали» с преступным миром. Однако в свое время Кацунума называл их своими «правой и левой рукой». Иначе говоря, на сегодняшний день эта парочка — марионетки Кацунумы в мире легального бизнеса.
— Ого! Вы даже их успели проверить?
— Как раз это у моего коллеги времени не заняло. В том мире главный принцип — «рука руку моет». Любой бизнес строится только на личных знакомствах… Ну, и последнее — личность профессора Ёды. Уникальная личность, должен сказать…
— Вот уж действительно: муж и жена — одна сатана!
— В каком смысле?
— У вашей супруги такая же привычка. В любом разговоре главное блюдо на десерт оставляет…
Он опять рассмеялся.
— Вы не поверите, но факты — упрямая вещь: Ёсиюки Ёда закончил ту же школу, что и Сато с Кацунумой. Директор их школы — на редкость болтливый старичок. О Кацунуме особо не распространялся — зато о Ёде все уши мне прожужжал. Уж очень гордился, что их маленькая школа выпустила в мир аж две знаменитости. Понятное дело, Кацунуму он в их компанию не включал… О Ёде старикан помнит все, поскольку сам его учил. Говорит, за всю его практику школа не знала другого школьника с такой блестящей успеваемостью. Тем не менее по возрасту Ёда был гораздо младше этих двоих. А точнее, вообще из другого поколения. Все, что их объединяет, — это название школы в биографии и, понятно, место рождения. И тогда я решил проверить все напрямую.
— Напрямую?
— Ну да. Взял и позвонил профессору Ёде. Сказал, что наслышан о его планах относительно выборов в Палату советников.
— И что же он ответил?
— Что ничего подобного никогда не планировал.
— Ну, другого ответа от него теперь и не дождешься.
— Это верно. Но дальше случился занятный эпизод. На всякий случай я спросил, не знакомо ли ему слово «Ёсинага» — то ли город, то ли название фирмы… И вот тут он ответил очень красноречиво.
— Неужели пустился в воспоминания?
— Если бы! — опять засмеялся он. — Шмякнул трубкой так, что я чуть не оглох. Сравнить с его образом в телевизоре — просто другой человек! Ей-богу, такого лучше сто раз увидеть, чем один раз услышать…
— Ишь ты! — усмехнулся я. — Вот и мне он «ответил» точно так же. Забавная привычка… Значит, не любит вспоминать родные места?
— Кто знает, — задумчиво произнес Охара. — На данный момент это все, что мне удалось разузнать. Надеюсь, пригодится?
— Еще как пригодится! — сказал я. — Массмедиа — великая сила… Впрочем, нет, извините! Это вы — великий журналист. Я не преувеличиваю, честное слово.
— Скажете тоже! — отозвался он, явно польщенный, и я снова вспомнил его полудетское лицо.
О жене он, слава богу, не заговаривал. Я поблагодарил его и уже хотел отключиться, как вдруг вспомнил еще кое-что.
— Да, кстати! Можно ли узнать, по какому адресу зарегистрирован Кацунума?
— Думаю, да.
— И заодно… У него же наверняка и в Токио есть квартира, вы не думаете?
— Сейчас попробую. Подождите минуточку!
В трубке послышались удаляющиеся шаги. Похоже, он звонил из какого-то отдельного кабинета, чтобы никто не слышал. С минуту он с кем-то совещался, потом вернулся — и зачитал мне адрес дома в городе Ёсинага.
— Насчет Токио, — добавил он. — Какое-то жилье он здесь приобрел, это факт. Но адрес неизвестен. Это могут знать только члены семьи, вы же понимаете…