Страница:
Эти «европеоиды восточного типа», светловолосые и высокорослые «древние монголы» были известны древним и средневековым китайцам как этнос «татар». И не удивительно, что в то же время они стали союзниками тюрок-шато, что может объясняться близостью их языков и схожестью внешнего облика, которым они отличались от китайцев (ханьцев) и остальных обитателей востока Евразии – предков халха и маньчжуров.
Но не только союзниками уйгуров и тюрок-шато стали «древние монголы», а начали «смешиваться с ними и сообщили им свое имя», как пишет В. П. Васильев, – дав начало рождению нового этноса под тем же названием «татар».
Свои антропологические и иные признаки и свойства, резко отличающие их от обитателей Китая и Монголии, средневековые татары не утратили во времена Чынгыз-хана и много позже.[67] Например, соплеменников Чынгыз-хана «отличали зеленые или синеватые глаза, китайские историки называли их «стеклянными», и светлые с рыжиной волосы» (33, 109–110), «у Борджигинов (род Чынгыз-хана. – Г. Е.) глаза сине-зеленые, или темно-синие, где зрачок окружен бурым ободком» (31, 422). В обоснование приведенного Л. Н. Гумилев ссылается на данные из работы Абуль-Гази, переведенного французами в XVIII веке и в очередной раз изданного в Париже в 1874 г., и другие сведения из работ французских историков-ориенталистов, опубликованных в 1896 г. (там же, 435).
Полагаю, что о внешности представителей этноса средневековых татар можно получить представление также и по средневековому портрету Чынгыз-хана. Портрет был изготовлен на шелке либо еще при жизни Чынгыз-хана, либо в период правления Великой Орды в Китае, и вряд ли кто изобразил бы в то время первооснователя державы татар с внешностью халха или китайца. Хорошо видно, что на портрете изображен человек с густой бородой и усами, европеоидной внешности (см. Приложение № 3). Также внешний вид монголо-татар отражен достаточно отчетливо на рисунках XII–XIII вв. (Приложения № 11, 25).
Китаец Мэн-хун писал: «Татарская нация по большей части не великоросла, не выше пяти футов с двумя или тремя вершками, также нет между ними толстых и жирных. Лицо у них широкое, плоское и четвероугольное с выдававшимися скулами, их наружность весьма отвратительна. Нынешний татарский правитель Тэмучень огромного роста, с широким лбом, длинной бородой; он отличается мужеством» (17, 217).
Отметим, что из этого никак нельзя сделать вывод, что татары Чынгыз-хана были «низкорослыми» – по сравнению с прочими обитателями средневекового мира. «Пять футов с двумя или тремя вершками» – это средний рост для рассматриваемого периода – к слову сказать, рыцарские доспехи средневековой Европы рассчитаны как раз на людей примерно такой же комплекции.
Матфей Парижский в XIII в. так описывает внешность «монголо-татар»: «Грудь у них крепкая и могучая, лица худые и бледные, плечи твердые и прямые, носы расплющенные и короткие, подбородки острые и выдающиеся вперед, верхняя челюсть маленькая и глубоко сидящая, зубы длинные и редкие, разрез глаз идет от виска до самой переносицы, зрачки бегающие и черные, взгляд косой и угрюмый, конечности костистые и жилистые, голени же толсты, но, [хотя] берцовые кости короче, [чем у нас], все же они одинакового с нами роста» (62).
Следует отметить, несмотря на то, что ни китаец, ни западноевропеец-католик, мягко выражаясь, не приукрашивают облик татар, из их описания никак нельзя сделать вывод о том, что эти монголо-татары были сплошь представителями «монголоидов» (халха-монголов и китайцев). Как видно, даже описание Матфея Парижского мало соответствует «общепринятой» версии официальных историков о внешнем виде «монголо-татар».
Изображение татар как представителей этноса своеобразных «европеоидов восточного типа», или монголов (как представителей политического сообщества), о которых говорится в упомянутом выше ярлыке (грамоте) «всех монголов падишаха – Мухаммад-Гирай хана» (106, 193–194), мы можем также увидеть на портрете татарского воина и его слуги (начало XVI в.). См. Приложение № 30.
Марко Поло оставил нам ценные сведения о том, что средневековые татары были представителями именно европеоидной расы. Он сравнивает характерную внешность китайцев, относящихся, как известно, к монголоидной расе континентального типа, с внешностью средневековых татар: «Китайцы, по природе своей, без бород, татары же, сарацины (здесь имеются в виду персы. – Г. Е.) и христиане (европейцы. – Г.Е) – с бородами» (81, гл. LXXXV). Притом «природная бородатость» татар упоминается как наиболее важный признак, по которому китайцы должны были отличать своих от чужих во время боевых действий. Так, во время восстания, которое готовили «знатные китайцы» против татар-ордынцев, повстанцы должны были «перебить всех бородатых» по всему Китаю (там же). При этом замечу, что Марко Поло знал множество татар, «рассеянных по всему миру», к тому же прожил у татар Великого хана Монголо-татарской державы 17 лет, и, как видно, научился различать татар и других европеоидов от китайцев и родственных им народов.
Татары, как известно, казались для китайцев людьми «весьма отвратительной наружности» (17, 217), скорей всего, именно из-за непохожести на них. Например, арабы тоже считали, что русские «народ безобразной наружности» (101, 303), хотя различий между ними гораздо меньше, чем в рассматриваемом случае.
Мэн-хун отмечает у всех татар «отсутствие верхних ресниц» (17, 217). Много фактов, содержащихся в записках Мэнхуна «не замечено» историками-европоцентристами, но это «отсутствие верхних ресниц» часто переписывается из одного сочинения «по истории монголо-татар» в другое именно как свидетельство своеобразного «уродства» и «отвратительности» татар. Никто не может пояснить причину этого «недостатка» – но постоянно цитируют именно это место. Скорей всего, объяснение данному факту есть, и наблюдательный военачальник отметил в своих записках – в источнике информации для своего «генштаба» – важный признак, неизгладимую «особую примету», присущую соплеменникам Чынгыз-хана – отсутствие эпикантуса.[68] По данному признаку можно было без труда отличать представителей государствообразующего этноса державы Монгол от представителей других народов восточной части Китая и Монголии. Скорей всего, трудности перевода либо изменение языка вызвали искажение при переводе слов Мэн-хуна об отсутствии «верхних ресниц» татар, соплеменников Чынгыз-хана. В противном случае китайский военный дипломат не преминул бы пояснить причины этого странного «недостатка».
Таким образом, антропологический тип, к которому относились «древние монголы» и их потомки («поколения»), татары Чынгыз-хана – своеобразные европеоиды Востока. Их Л. Н. Гумилев определяет как ветвь европеоидов, развивавшихся параллельно коренным европейцам, не смешиваясь с ними, возможно, вплоть до конца первого тысячелетия н. э., и «своими корнями восходящих к кроманьонцам». Данный антропологический тип с характерной внешностью его представителей сохранен в основном и среди современных татар, а также и среди башкир и встречается очень часто среди русских татарского происхождения. Отмечается также среди других народов «монгольского происхождения» (например, среди казахов).
Монголоидный и иной компонент (например, иранский европеоидный тип) среди татар, башкир и других наций, предками которых в той или иной степени являются «древние монголы» – средневековые татары, следствие их многочисленных смешанных браков с представителями других этнических групп Евразии, как «лесных племен» Сибири, так и «монголоидов» Монголии, Маньчжурии и Китая.
Принцип интернационализма был одним из основных принципов идеологии и политики Великой Орды – единой державы, «законы и принципы правления которой отвечали потребностям всех ее народов» и власть которой была распространена на добрую половину Евразийского континента. Несмотря на то, что наши предки не знали слова «интернационализм», они неукоснительно соблюдали этот священный принцип Великого Язу, и это было одним из условий их успехов и «благоденствия».
Глава 4
Но не только союзниками уйгуров и тюрок-шато стали «древние монголы», а начали «смешиваться с ними и сообщили им свое имя», как пишет В. П. Васильев, – дав начало рождению нового этноса под тем же названием «татар».
Свои антропологические и иные признаки и свойства, резко отличающие их от обитателей Китая и Монголии, средневековые татары не утратили во времена Чынгыз-хана и много позже.[67] Например, соплеменников Чынгыз-хана «отличали зеленые или синеватые глаза, китайские историки называли их «стеклянными», и светлые с рыжиной волосы» (33, 109–110), «у Борджигинов (род Чынгыз-хана. – Г. Е.) глаза сине-зеленые, или темно-синие, где зрачок окружен бурым ободком» (31, 422). В обоснование приведенного Л. Н. Гумилев ссылается на данные из работы Абуль-Гази, переведенного французами в XVIII веке и в очередной раз изданного в Париже в 1874 г., и другие сведения из работ французских историков-ориенталистов, опубликованных в 1896 г. (там же, 435).
Полагаю, что о внешности представителей этноса средневековых татар можно получить представление также и по средневековому портрету Чынгыз-хана. Портрет был изготовлен на шелке либо еще при жизни Чынгыз-хана, либо в период правления Великой Орды в Китае, и вряд ли кто изобразил бы в то время первооснователя державы татар с внешностью халха или китайца. Хорошо видно, что на портрете изображен человек с густой бородой и усами, европеоидной внешности (см. Приложение № 3). Также внешний вид монголо-татар отражен достаточно отчетливо на рисунках XII–XIII вв. (Приложения № 11, 25).
Китаец Мэн-хун писал: «Татарская нация по большей части не великоросла, не выше пяти футов с двумя или тремя вершками, также нет между ними толстых и жирных. Лицо у них широкое, плоское и четвероугольное с выдававшимися скулами, их наружность весьма отвратительна. Нынешний татарский правитель Тэмучень огромного роста, с широким лбом, длинной бородой; он отличается мужеством» (17, 217).
Отметим, что из этого никак нельзя сделать вывод, что татары Чынгыз-хана были «низкорослыми» – по сравнению с прочими обитателями средневекового мира. «Пять футов с двумя или тремя вершками» – это средний рост для рассматриваемого периода – к слову сказать, рыцарские доспехи средневековой Европы рассчитаны как раз на людей примерно такой же комплекции.
Матфей Парижский в XIII в. так описывает внешность «монголо-татар»: «Грудь у них крепкая и могучая, лица худые и бледные, плечи твердые и прямые, носы расплющенные и короткие, подбородки острые и выдающиеся вперед, верхняя челюсть маленькая и глубоко сидящая, зубы длинные и редкие, разрез глаз идет от виска до самой переносицы, зрачки бегающие и черные, взгляд косой и угрюмый, конечности костистые и жилистые, голени же толсты, но, [хотя] берцовые кости короче, [чем у нас], все же они одинакового с нами роста» (62).
Следует отметить, несмотря на то, что ни китаец, ни западноевропеец-католик, мягко выражаясь, не приукрашивают облик татар, из их описания никак нельзя сделать вывод о том, что эти монголо-татары были сплошь представителями «монголоидов» (халха-монголов и китайцев). Как видно, даже описание Матфея Парижского мало соответствует «общепринятой» версии официальных историков о внешнем виде «монголо-татар».
Изображение татар как представителей этноса своеобразных «европеоидов восточного типа», или монголов (как представителей политического сообщества), о которых говорится в упомянутом выше ярлыке (грамоте) «всех монголов падишаха – Мухаммад-Гирай хана» (106, 193–194), мы можем также увидеть на портрете татарского воина и его слуги (начало XVI в.). См. Приложение № 30.
Марко Поло оставил нам ценные сведения о том, что средневековые татары были представителями именно европеоидной расы. Он сравнивает характерную внешность китайцев, относящихся, как известно, к монголоидной расе континентального типа, с внешностью средневековых татар: «Китайцы, по природе своей, без бород, татары же, сарацины (здесь имеются в виду персы. – Г. Е.) и христиане (европейцы. – Г.Е) – с бородами» (81, гл. LXXXV). Притом «природная бородатость» татар упоминается как наиболее важный признак, по которому китайцы должны были отличать своих от чужих во время боевых действий. Так, во время восстания, которое готовили «знатные китайцы» против татар-ордынцев, повстанцы должны были «перебить всех бородатых» по всему Китаю (там же). При этом замечу, что Марко Поло знал множество татар, «рассеянных по всему миру», к тому же прожил у татар Великого хана Монголо-татарской державы 17 лет, и, как видно, научился различать татар и других европеоидов от китайцев и родственных им народов.
Татары, как известно, казались для китайцев людьми «весьма отвратительной наружности» (17, 217), скорей всего, именно из-за непохожести на них. Например, арабы тоже считали, что русские «народ безобразной наружности» (101, 303), хотя различий между ними гораздо меньше, чем в рассматриваемом случае.
Мэн-хун отмечает у всех татар «отсутствие верхних ресниц» (17, 217). Много фактов, содержащихся в записках Мэнхуна «не замечено» историками-европоцентристами, но это «отсутствие верхних ресниц» часто переписывается из одного сочинения «по истории монголо-татар» в другое именно как свидетельство своеобразного «уродства» и «отвратительности» татар. Никто не может пояснить причину этого «недостатка» – но постоянно цитируют именно это место. Скорей всего, объяснение данному факту есть, и наблюдательный военачальник отметил в своих записках – в источнике информации для своего «генштаба» – важный признак, неизгладимую «особую примету», присущую соплеменникам Чынгыз-хана – отсутствие эпикантуса.[68] По данному признаку можно было без труда отличать представителей государствообразующего этноса державы Монгол от представителей других народов восточной части Китая и Монголии. Скорей всего, трудности перевода либо изменение языка вызвали искажение при переводе слов Мэн-хуна об отсутствии «верхних ресниц» татар, соплеменников Чынгыз-хана. В противном случае китайский военный дипломат не преминул бы пояснить причины этого странного «недостатка».
Таким образом, антропологический тип, к которому относились «древние монголы» и их потомки («поколения»), татары Чынгыз-хана – своеобразные европеоиды Востока. Их Л. Н. Гумилев определяет как ветвь европеоидов, развивавшихся параллельно коренным европейцам, не смешиваясь с ними, возможно, вплоть до конца первого тысячелетия н. э., и «своими корнями восходящих к кроманьонцам». Данный антропологический тип с характерной внешностью его представителей сохранен в основном и среди современных татар, а также и среди башкир и встречается очень часто среди русских татарского происхождения. Отмечается также среди других народов «монгольского происхождения» (например, среди казахов).
Монголоидный и иной компонент (например, иранский европеоидный тип) среди татар, башкир и других наций, предками которых в той или иной степени являются «древние монголы» – средневековые татары, следствие их многочисленных смешанных браков с представителями других этнических групп Евразии, как «лесных племен» Сибири, так и «монголоидов» Монголии, Маньчжурии и Китая.
Принцип интернационализма был одним из основных принципов идеологии и политики Великой Орды – единой державы, «законы и принципы правления которой отвечали потребностям всех ее народов» и власть которой была распространена на добрую половину Евразийского континента. Несмотря на то, что наши предки не знали слова «интернационализм», они неукоснительно соблюдали этот священный принцип Великого Язу, и это было одним из условий их успехов и «благоденствия».
Глава 4
Действительное месторазвитие «древних монголов» – средневековых татар. Кимаки и кыпчаки. Некоторые малоизвестные сведения о материальной культуре этноса «древних монголов» – татар Чынгыз-хана
Местом, где расселялся и развивался средневековый татарский народ, явился «субконтинент Евразия[69] – степная полоса от Хингана до Карпат, ограниченная с севера «таежным морем», то есть сплошной полосой леса, а с юга пустынями и горами, у подножий которых располагаются оазисы. Соседи – суперэтносы, взаимодействовавшие с евразийскими народами: Срединная равнина, называемая ныне «Китай» (условное наименование), Афразия (Ближний Восток и Иран) и Западная Европа – Романо-германская целостность. Восточная Европа, точнее – Западная Евразия органически связана с Великой Степью, так как наиболее населенная ее часть – лесостепь, включающая на севере ополья, а на юге азональные ландшафты речных долин и несохранившиеся причерноморские леса» (34, 55–56). «Сухие степи и лесостепи Евразии, раскинувшиеся от Венгерской пушты на западе до склонов Хингана на востоке, представляют собой экологическую нишу Степного суперэтноса, которую в наше время заполняют потомки тюрок и монголов» (там же, 174).
Так что вовсе не только ограниченная часть Забайкалья и северной части нынешней территории МНР – как нас хотят убедить, – а именно вся вышеописанная территория и явилась, по выражению основоположников евразийства, «месторазвитием» этноса «древних монголов», возникшего примерно в VII–IX вв. в восточной и средней части Великой Степи.
Успешному развитию и расселению этого этноса, среди прочих условий, благоприятствовало большее, по сравнению с современным, увлажнение[70] Великой Степи от гор Иньшань до Нижней Волги и до Черного моря. Это объясняется соответствующим «глобальным перемещением на юг циклонического центра действия атмосферы» в период с VIII в. до конца XIII в. (там же, 302).
Л. Н. Гумилев пишет: «Статистика набегов на Китай показывает, что переброска конницы через Гоби в то время была относительно легка, и, значит, граница травянистых степей современной Монголии пролегала южнее, чем в XX в.» (там же). В этой же своей работе Л. Н. Гумилев приводит примечательный факт: «В VIII в. тюрки возобновили занятия земледелием в Монголии, но, что особенно важно, заняв целиком зону степей, они не пытались овладеть ни лесными районами Сибири, ни проникнуть в Китай. Травянистая степь, перерезанная лесистыми хребтами, была их вмещающим ландшафтом» (там же) (выделено мной. – Г. Е.).
В Монголии (имеется в виду в основном Внутренняя Монголия – территория современного Китая) в VIII и последующих веках «заниматься земледелием» могли, судя по приведенным выше сведениям В. П. Васильева, именно представители нового этнического сообщества из племен тюрок-шато, уйгуров и татар. Последние и явились основой этого сообщества, мигрировав к горам Иньшань из Маньчжурии примерно в VI–VII вв.
Выше приводились сведения академика В. П. Васильева, что именно древние татары «занимались хлебопашеством» в этих районах в тот период и уже тогда умели изготавливать оружие и прочие изделия из железа и меди (17, 165). И эти татары, что следует также из сведений В. П. Васильева, «сообщили свое имя» (там же, 36) племенам тюрок-шато и уйгуров, обитавших здесь ранее, и наряду с именем (татар) «сообщили» кочевникам и многие свои навыки, в частности, навыки земледелия.
Отметим также, что один из тюркских народов, под названием татар[71], как увидим ниже, занимался наряду с земледелием также и кочевым (отгонным) скотоводством, причем скотоводством высокотоварным. Также эти «тюрки» занимались успешно и ремеслами (в том числе и металлургией) и расселялись и по Татарской степи,[72] и до Алтая, и на север до Орхона и Байкала; так складывался новый этнос татар в результате смешения древних татар и различных племен тюрок.
Освоению предками основателей державы Монгол степных районов и особенно кочевого способа хозяйствования способствовали также непрерывные нападения агрессивных соседей – тангутов, киданей и китайцев.
Этнос «татары», включая в свой состав «осколки тюркских племен», «тюркские роды», видимо, оставшиеся после распада тюркских держав – Тюркских и позже Уйгурского каганатов – начинает расселяться по Евразии, и главное – происходит это расселение весьма быстро по историческим меркам.
Из древнекитайских источников: «На западе граница владений киданей в начале X в. проходила по реке Хуанхэ, за которой начиналась территория тангутского государства Си-Ся» (там же, 86–87). (Карты приложений № 4, № 18). Далее на запад кочевали независимые от киданей племена, и «от этих народов на северо-запад жили да-да, то есть татары. Они находились в постоянной вражде с киданями и разбивали их неоднократно. Кидане, для усмирения их, выставили на северо-западе армию в 100 000 человек, но все-таки ничего не смогли сделать с Татарами. В мирное время последние вели с киданями торг коровами, баранами, верблюдами и войлоками. Местопребывание татар было в 6000 ли[73] от Верхней столицы» киданей (17, 25–27). Шесть тысяч ли (около трех с половиной тысяч километров) на северо-запад, если даже считать от Пекина – это уже Джунгария, Алтай и Южная Сибирь, а то и современный Северный Казахстан. И не исключено, что татары проживали в то время и на Южном Урале и в Приуралье – имеются веские основания так полагать.
Напомню, что это данные из сведений В. П. Васильева, полученных им из различных древнекитайских источников, и речь в них идет именно о тех татарах, «государь которых Тэмучень объявил себя императором Чингизом» (там же, 165).
В. В. Бартольд сообщает, что «со слов Махмуда Кашгарского, татарам принадлежало место Отюкен; из орхонских надписей известно, что так называлась горная цепь в Монголии, близ Орхона» (8, 207). То есть, близ притока р. Селенги, впадающей в озеро Байкал.
Союз татарских племен входил в состав Уйгурского каганата (744–840 гг.). См. карты приложения № 6, № 7 (32, 403). Согласуется с изложенным выше и то, что в войне Уйгурского каганата с вторгшимися кыргызами татары были союзниками уйгуров, что относится к 842 г. (53, 131).
Полностью согласуются со сведениями В. П. Васильева о татарах Чынгыз-хана, обитавших на западе Центральной Азии, – а не в восточной ее части, вопреки утверждениям официальных историков – следующие данные, приведенные в работах С. Г. Кляшторного: «владения татар в Западном крае (Восточный Туркестан, северо-запад Китая. – Г. Е.). появились до падения Уйгурского каганата. Во всяком случае, в колофоне пехлевийского манихейского сочинения «Махр-намаг» переписанного в Турфане между 825–832 гг., среди местных вельмож упомянут и глава татар (tatar ара tekin). А много позднее, в конце X в., китайский посол к уйгурскому идикуту, Ван Яньдэ, узнает в Турфане о другом китайском чиновнике, побывавшем там, – посольству к уйгурам предшествовало посольство к татарам. Между 958 и 1084 гг. упомянуты три посольства к различным китайским дворам, совместно отправленные государями ганьчжоуских уйгуров и ганьсуйских татар для заключения военного союза против тангутов. Об этих же татарах сообщают хотано-сакские документы IX–X вв.» (там же, 132).
В «Худуд ал-алам», анонимной персидской географии X в., татары названы как соседи и союзники токузогузов, то есть уйгуров, а Восточный Туркестан – «страной токузогузов и татар» (53, 132). Дополним это замечанием В. В. Бартольда о том, что в том же «анонимном «Худуд ал-алам»… татары также названы частью тугузугузов» (8, 559).
«Весьма важны упоминания «чиновного лица (амга)», который «пришел от татар», в деловых письмах из Дуньхуана на тюркском и согдийском языках (конец IX–X вв.), интерпретированных Гамильтоном и Н. Симс-Вильямсом» (53, 132). Также С. Г. Кляшторный приводит следующие сведения: Махмуд Кашгари «обширный регион между Северным Китаем и Восточным Туркестаном называет «Татарской степью» (Махмуд Кашгарский, 159)», «в IX–XII вв. на территории Ганьсу и в Восточном Туркестане существовало государство татар, известное и китайским дипломатам, и мусульманским купцам» (там же, 133).
Теперь понятно, где располагалась «отдаленная и пустынная страна», куда позже империя Цзинь направляла «войска для истребления и грабежа» татар, которых организовал для отпора и разгрома этой империи «Темучин» (Чынгыз-хан) (17, 227) (там же, 228). Располагалась эта страна именно на северо-западе современного Китая и в Восточном Туркестане.
Сопоставим приведенные выше данные С. Г. Кляшторного и В. В. Бартольда со следующими сведениями В. П. Васильева из перевода «Записок о монголо-татарах» Мэн-хуна: «Земля, откуда явились татары, лежит на северо-запад от киданей, их поколение происходит от шато'сцев»[74] (там же, 216), «в соседстве с ними находятся уйгуры» (там же, 219).
Мэн-хун также сообщает: «Между уйгурами был некто по фамилии Тянь, весьма богатый и ведший торговлю на огромные суммы, он часто посещал Хэбэй и Шан-дунь» (там же, 228). «Вместе с чжа'сцами[75] он начал рассказывать татарам о богатствах», «подстрекая их к собранию войска и вторжению в цзиньские пределы…» «И Темучинь, который уже питал неудовольствие за притеснения, вступил в пределы и, завоевав, истребил все пограничные места» (там же).
Как видим, и «татары до Чынгыз-хана», и «татары Чынгыз-хана» – это один и тот же народ, будущие создатели державы Монгол, про которых Мэн-хун пишет: «У татар, как старые, так и молодые, и теперь все припоминают слова Яньских разбойников (т. е. нючжисцев),[76] как они им говорили: «Наше царство подобно морю, а ваше горсти песку: куда же вам с нами справляться!» Только тогда уже, когда была взята западная столица, вздрогнули как царь, так и вельможи разбойников» (16, 228).
Но не только в районе гор Иньшань и западнее, в Ганьсу и в Восточном Туркестане, «смешивались» тюрки-шатосцы и уйгуры с татарами. Оставшиеся от перехода к Иньшани в VIII – начале IX в.(808 г.) тюрки-шато – одна из их групп, племя чумугунь – обитали западнее Тарбагатая и Алтая, сохранив самостоятельность. (См. приложение № 7). «После распада Западного Тюркского каганата и ухода части чуйских племен на восток в 808 г., этносы Восточного Казахстана и Западной Сибири были предоставлены сами себе до тех пор, пока там не сложилась новая держава» (35, 224). То есть Кимакское государство (там же, 223–227).
Как пишет В. В. Бартольд, персидский географ Гардизи (IX в.) называет татар также и частью кимаков, обитавших на Иртыше (8, 559). Махмуд Кашгари, применительно к данному случаю, указывает места обитания татар также вместе с кимаками (йемеками) на реках Иртыш и Тобол (примерно в треугольнике Курган – Омск – место слияния Тобола и Иртыша; район Ишимской равнины и Зауралье) см. карту-приложение № 5.
Рассмотрим подробнее сведения о возникновении сообщества кимаков и их государства в данном районе. Л. Н. Гумилев приводит переведенные В. В. Бартольдом в 1887 г. и не издававшиеся в советское время (35, 370) сведения упомянутого персидского историка Гардизи, составленные в 1049–1058 гг. и описывающие события примерно VIII–IX вв.
Умер «…начальник татар и оставил двух сыновей; старший брат овладел царством, младший стал завидовать брату; имя младшего было Шад (Шат). Он сделал покушение на жизнь старшего брата, но неудачно; боясь за себя, он взял с собой рабыню-любовницу, убежал от брата и прибыл в такое место, где была большая река, много деревьев и обилие дичи: там он поставил шатер и расположился. После этого к ним пришло 7 человек из родственников татар. Эти люди пасли табуны своих господ, в тех местах, где прежде были табуны, не осталось пастбищ, ища травы, они пришли в ту сторону, где находился Шад. Увидев их, рабыня вышла и сказала: «Иртыш», то есть «остановитесь». (Примечание Л. Н. Гумилева: «…ердаш» часть композитума: «адаш, колдаш, ердаш» – друзья (древнетюрское)). Значит, приехавшие были ей знакомы, и она поздоровалась. Отсюда река получила название Иртыш. Узнав ту рабыню, все остановились и разбили шатры. Шад, вернувшись, принес с собою большую добычу с охоты и угостил их; они остались там до зимы. Когда выпал снег, они не могли вернуться назад; травы там было много, и всю зиму они провели там. Когда земля разукрасилась, они послали одного человека в татарский лагерь, чтобы он принес известие о том племени. Тот, когда пришел туда, увидел, что вся местность опустошена и лишена населения: пришел враг, ограбил и перебил весь народ. Остатки племени спустились к этому человеку с гор, он рассказал своим друзьям о положении Шада; все они отправились к Иртышу. Прибыв туда, все приветствовали Шада как своего начальника и стали оказывать ему почет. Другие люди, услышав эту весть, тоже стали приходить; собралось 700 человек. Долгое время они оставались на службе у Шада; потом, когда они размножились, рассеялись по горам и образовали семь племен…» (35, 225–227).
Л. Н. Гумилев полагает, что описываемая река «Иртыш» – это «один из притоков Оби, может быть Катунь или Урсул на Горном Алтае. А под «врагом, ограбившим и перебившим весь народ», по мнению Л. Н. Гумилева, подразумеваются именно кидани, которые воевали с татарами и уйгурами в IX–X в.
«Несмотря на аморфность и даже путаницу приведенного текста (сочинения Гардизи. – Г. Е.), из него можно извлечь крайне ценное указание на переход небольшой группы дальневосточных пассионариев в богатую страну, населенную этническими осколками Западного Тюркского каганата» (там же, 227) (выделено мной. – Г. Е.). То есть, как следует из приведенного замечания Л. Н. Гумилева, в сведениях Гардизи отражена миграция группы татар. Также мы видим, что эти татары были именно тюркоязычными – и оставленные на Алтае сыновья «начальника татар», и их родственники и соплеменники – все говорят на одном из тюркских языков. И правили Кимакским государством «хакан из татар и 11 управителей уделов» (там же, 228). Естественно, «территория Кимакского государства была заселена не только самими кимаками, но и угро-самодийцами, динлинами, и возможно, реликтами древних саков» (там же, 224).
С изложенным согласуется и высказывание С. Г. Кляшторного о том, что в формировании кимакского (йемекского) племенного союза и государства участвовали тюркские племена и «появившиеся в Прииртышье в VIII–IX вв. татары» (тоже, согласно данным М. Кашгари, тюркоязычные). «Этот процесс завершился не ранее середины IX в., когда после падения Уйгурского каганата в центре кимакских земель на Иртыше появились осколки токуз-огузских (уйгурских. – Г. Е.) племен, бежавших сюда после разгрома» (53, 119). Как было уже отмечено выше, перс «Гардизи называет татар частью кимаков, обитавших на Иртыше» (8, 559).
Л. Н. Гумилев замечает: «Странный был этот этнос – кимаки. Существовало их государство более трех веков: с IX по XI в. («хотя хронология кимакской державы приблизительна» (35, 229)), занимало огромную территорию: от Верхней Оби до Нижней Волги и от низовий Сырдарьи до сибирской тайги, но ни предки, ни потомки их неизвестны» (35, 223) (выделено мной. – Г. Е.).
Учитывая вышеизложенное, можно заявить, что не «татары – собирательное наименование», а «кимаки» и есть собирательное название подданных Кимакского государства, возникшего в VIII–IX вв. Тем более известно, что у кимаков главой государства был «хакан из татар и 11 наследственных управителей уделов»[77] (32, 227–228). Л. Н. Гумилев приводит сведения из упомянутого выше «Худуд-ал алам» о том, что столицей государства кимаков был город Камания, или, в другой транскрипции, Кимакия (30, 82–83).
Так что вовсе не только ограниченная часть Забайкалья и северной части нынешней территории МНР – как нас хотят убедить, – а именно вся вышеописанная территория и явилась, по выражению основоположников евразийства, «месторазвитием» этноса «древних монголов», возникшего примерно в VII–IX вв. в восточной и средней части Великой Степи.
Успешному развитию и расселению этого этноса, среди прочих условий, благоприятствовало большее, по сравнению с современным, увлажнение[70] Великой Степи от гор Иньшань до Нижней Волги и до Черного моря. Это объясняется соответствующим «глобальным перемещением на юг циклонического центра действия атмосферы» в период с VIII в. до конца XIII в. (там же, 302).
Л. Н. Гумилев пишет: «Статистика набегов на Китай показывает, что переброска конницы через Гоби в то время была относительно легка, и, значит, граница травянистых степей современной Монголии пролегала южнее, чем в XX в.» (там же). В этой же своей работе Л. Н. Гумилев приводит примечательный факт: «В VIII в. тюрки возобновили занятия земледелием в Монголии, но, что особенно важно, заняв целиком зону степей, они не пытались овладеть ни лесными районами Сибири, ни проникнуть в Китай. Травянистая степь, перерезанная лесистыми хребтами, была их вмещающим ландшафтом» (там же) (выделено мной. – Г. Е.).
В Монголии (имеется в виду в основном Внутренняя Монголия – территория современного Китая) в VIII и последующих веках «заниматься земледелием» могли, судя по приведенным выше сведениям В. П. Васильева, именно представители нового этнического сообщества из племен тюрок-шато, уйгуров и татар. Последние и явились основой этого сообщества, мигрировав к горам Иньшань из Маньчжурии примерно в VI–VII вв.
Выше приводились сведения академика В. П. Васильева, что именно древние татары «занимались хлебопашеством» в этих районах в тот период и уже тогда умели изготавливать оружие и прочие изделия из железа и меди (17, 165). И эти татары, что следует также из сведений В. П. Васильева, «сообщили свое имя» (там же, 36) племенам тюрок-шато и уйгуров, обитавших здесь ранее, и наряду с именем (татар) «сообщили» кочевникам и многие свои навыки, в частности, навыки земледелия.
Отметим также, что один из тюркских народов, под названием татар[71], как увидим ниже, занимался наряду с земледелием также и кочевым (отгонным) скотоводством, причем скотоводством высокотоварным. Также эти «тюрки» занимались успешно и ремеслами (в том числе и металлургией) и расселялись и по Татарской степи,[72] и до Алтая, и на север до Орхона и Байкала; так складывался новый этнос татар в результате смешения древних татар и различных племен тюрок.
Освоению предками основателей державы Монгол степных районов и особенно кочевого способа хозяйствования способствовали также непрерывные нападения агрессивных соседей – тангутов, киданей и китайцев.
Этнос «татары», включая в свой состав «осколки тюркских племен», «тюркские роды», видимо, оставшиеся после распада тюркских держав – Тюркских и позже Уйгурского каганатов – начинает расселяться по Евразии, и главное – происходит это расселение весьма быстро по историческим меркам.
Из древнекитайских источников: «На западе граница владений киданей в начале X в. проходила по реке Хуанхэ, за которой начиналась территория тангутского государства Си-Ся» (там же, 86–87). (Карты приложений № 4, № 18). Далее на запад кочевали независимые от киданей племена, и «от этих народов на северо-запад жили да-да, то есть татары. Они находились в постоянной вражде с киданями и разбивали их неоднократно. Кидане, для усмирения их, выставили на северо-западе армию в 100 000 человек, но все-таки ничего не смогли сделать с Татарами. В мирное время последние вели с киданями торг коровами, баранами, верблюдами и войлоками. Местопребывание татар было в 6000 ли[73] от Верхней столицы» киданей (17, 25–27). Шесть тысяч ли (около трех с половиной тысяч километров) на северо-запад, если даже считать от Пекина – это уже Джунгария, Алтай и Южная Сибирь, а то и современный Северный Казахстан. И не исключено, что татары проживали в то время и на Южном Урале и в Приуралье – имеются веские основания так полагать.
Напомню, что это данные из сведений В. П. Васильева, полученных им из различных древнекитайских источников, и речь в них идет именно о тех татарах, «государь которых Тэмучень объявил себя императором Чингизом» (там же, 165).
В. В. Бартольд сообщает, что «со слов Махмуда Кашгарского, татарам принадлежало место Отюкен; из орхонских надписей известно, что так называлась горная цепь в Монголии, близ Орхона» (8, 207). То есть, близ притока р. Селенги, впадающей в озеро Байкал.
Союз татарских племен входил в состав Уйгурского каганата (744–840 гг.). См. карты приложения № 6, № 7 (32, 403). Согласуется с изложенным выше и то, что в войне Уйгурского каганата с вторгшимися кыргызами татары были союзниками уйгуров, что относится к 842 г. (53, 131).
Полностью согласуются со сведениями В. П. Васильева о татарах Чынгыз-хана, обитавших на западе Центральной Азии, – а не в восточной ее части, вопреки утверждениям официальных историков – следующие данные, приведенные в работах С. Г. Кляшторного: «владения татар в Западном крае (Восточный Туркестан, северо-запад Китая. – Г. Е.). появились до падения Уйгурского каганата. Во всяком случае, в колофоне пехлевийского манихейского сочинения «Махр-намаг» переписанного в Турфане между 825–832 гг., среди местных вельмож упомянут и глава татар (tatar ара tekin). А много позднее, в конце X в., китайский посол к уйгурскому идикуту, Ван Яньдэ, узнает в Турфане о другом китайском чиновнике, побывавшем там, – посольству к уйгурам предшествовало посольство к татарам. Между 958 и 1084 гг. упомянуты три посольства к различным китайским дворам, совместно отправленные государями ганьчжоуских уйгуров и ганьсуйских татар для заключения военного союза против тангутов. Об этих же татарах сообщают хотано-сакские документы IX–X вв.» (там же, 132).
В «Худуд ал-алам», анонимной персидской географии X в., татары названы как соседи и союзники токузогузов, то есть уйгуров, а Восточный Туркестан – «страной токузогузов и татар» (53, 132). Дополним это замечанием В. В. Бартольда о том, что в том же «анонимном «Худуд ал-алам»… татары также названы частью тугузугузов» (8, 559).
«Весьма важны упоминания «чиновного лица (амга)», который «пришел от татар», в деловых письмах из Дуньхуана на тюркском и согдийском языках (конец IX–X вв.), интерпретированных Гамильтоном и Н. Симс-Вильямсом» (53, 132). Также С. Г. Кляшторный приводит следующие сведения: Махмуд Кашгари «обширный регион между Северным Китаем и Восточным Туркестаном называет «Татарской степью» (Махмуд Кашгарский, 159)», «в IX–XII вв. на территории Ганьсу и в Восточном Туркестане существовало государство татар, известное и китайским дипломатам, и мусульманским купцам» (там же, 133).
Теперь понятно, где располагалась «отдаленная и пустынная страна», куда позже империя Цзинь направляла «войска для истребления и грабежа» татар, которых организовал для отпора и разгрома этой империи «Темучин» (Чынгыз-хан) (17, 227) (там же, 228). Располагалась эта страна именно на северо-западе современного Китая и в Восточном Туркестане.
Сопоставим приведенные выше данные С. Г. Кляшторного и В. В. Бартольда со следующими сведениями В. П. Васильева из перевода «Записок о монголо-татарах» Мэн-хуна: «Земля, откуда явились татары, лежит на северо-запад от киданей, их поколение происходит от шато'сцев»[74] (там же, 216), «в соседстве с ними находятся уйгуры» (там же, 219).
Мэн-хун также сообщает: «Между уйгурами был некто по фамилии Тянь, весьма богатый и ведший торговлю на огромные суммы, он часто посещал Хэбэй и Шан-дунь» (там же, 228). «Вместе с чжа'сцами[75] он начал рассказывать татарам о богатствах», «подстрекая их к собранию войска и вторжению в цзиньские пределы…» «И Темучинь, который уже питал неудовольствие за притеснения, вступил в пределы и, завоевав, истребил все пограничные места» (там же).
Как видим, и «татары до Чынгыз-хана», и «татары Чынгыз-хана» – это один и тот же народ, будущие создатели державы Монгол, про которых Мэн-хун пишет: «У татар, как старые, так и молодые, и теперь все припоминают слова Яньских разбойников (т. е. нючжисцев),[76] как они им говорили: «Наше царство подобно морю, а ваше горсти песку: куда же вам с нами справляться!» Только тогда уже, когда была взята западная столица, вздрогнули как царь, так и вельможи разбойников» (16, 228).
Но не только в районе гор Иньшань и западнее, в Ганьсу и в Восточном Туркестане, «смешивались» тюрки-шатосцы и уйгуры с татарами. Оставшиеся от перехода к Иньшани в VIII – начале IX в.(808 г.) тюрки-шато – одна из их групп, племя чумугунь – обитали западнее Тарбагатая и Алтая, сохранив самостоятельность. (См. приложение № 7). «После распада Западного Тюркского каганата и ухода части чуйских племен на восток в 808 г., этносы Восточного Казахстана и Западной Сибири были предоставлены сами себе до тех пор, пока там не сложилась новая держава» (35, 224). То есть Кимакское государство (там же, 223–227).
Как пишет В. В. Бартольд, персидский географ Гардизи (IX в.) называет татар также и частью кимаков, обитавших на Иртыше (8, 559). Махмуд Кашгари, применительно к данному случаю, указывает места обитания татар также вместе с кимаками (йемеками) на реках Иртыш и Тобол (примерно в треугольнике Курган – Омск – место слияния Тобола и Иртыша; район Ишимской равнины и Зауралье) см. карту-приложение № 5.
Рассмотрим подробнее сведения о возникновении сообщества кимаков и их государства в данном районе. Л. Н. Гумилев приводит переведенные В. В. Бартольдом в 1887 г. и не издававшиеся в советское время (35, 370) сведения упомянутого персидского историка Гардизи, составленные в 1049–1058 гг. и описывающие события примерно VIII–IX вв.
Умер «…начальник татар и оставил двух сыновей; старший брат овладел царством, младший стал завидовать брату; имя младшего было Шад (Шат). Он сделал покушение на жизнь старшего брата, но неудачно; боясь за себя, он взял с собой рабыню-любовницу, убежал от брата и прибыл в такое место, где была большая река, много деревьев и обилие дичи: там он поставил шатер и расположился. После этого к ним пришло 7 человек из родственников татар. Эти люди пасли табуны своих господ, в тех местах, где прежде были табуны, не осталось пастбищ, ища травы, они пришли в ту сторону, где находился Шад. Увидев их, рабыня вышла и сказала: «Иртыш», то есть «остановитесь». (Примечание Л. Н. Гумилева: «…ердаш» часть композитума: «адаш, колдаш, ердаш» – друзья (древнетюрское)). Значит, приехавшие были ей знакомы, и она поздоровалась. Отсюда река получила название Иртыш. Узнав ту рабыню, все остановились и разбили шатры. Шад, вернувшись, принес с собою большую добычу с охоты и угостил их; они остались там до зимы. Когда выпал снег, они не могли вернуться назад; травы там было много, и всю зиму они провели там. Когда земля разукрасилась, они послали одного человека в татарский лагерь, чтобы он принес известие о том племени. Тот, когда пришел туда, увидел, что вся местность опустошена и лишена населения: пришел враг, ограбил и перебил весь народ. Остатки племени спустились к этому человеку с гор, он рассказал своим друзьям о положении Шада; все они отправились к Иртышу. Прибыв туда, все приветствовали Шада как своего начальника и стали оказывать ему почет. Другие люди, услышав эту весть, тоже стали приходить; собралось 700 человек. Долгое время они оставались на службе у Шада; потом, когда они размножились, рассеялись по горам и образовали семь племен…» (35, 225–227).
Л. Н. Гумилев полагает, что описываемая река «Иртыш» – это «один из притоков Оби, может быть Катунь или Урсул на Горном Алтае. А под «врагом, ограбившим и перебившим весь народ», по мнению Л. Н. Гумилева, подразумеваются именно кидани, которые воевали с татарами и уйгурами в IX–X в.
«Несмотря на аморфность и даже путаницу приведенного текста (сочинения Гардизи. – Г. Е.), из него можно извлечь крайне ценное указание на переход небольшой группы дальневосточных пассионариев в богатую страну, населенную этническими осколками Западного Тюркского каганата» (там же, 227) (выделено мной. – Г. Е.). То есть, как следует из приведенного замечания Л. Н. Гумилева, в сведениях Гардизи отражена миграция группы татар. Также мы видим, что эти татары были именно тюркоязычными – и оставленные на Алтае сыновья «начальника татар», и их родственники и соплеменники – все говорят на одном из тюркских языков. И правили Кимакским государством «хакан из татар и 11 управителей уделов» (там же, 228). Естественно, «территория Кимакского государства была заселена не только самими кимаками, но и угро-самодийцами, динлинами, и возможно, реликтами древних саков» (там же, 224).
С изложенным согласуется и высказывание С. Г. Кляшторного о том, что в формировании кимакского (йемекского) племенного союза и государства участвовали тюркские племена и «появившиеся в Прииртышье в VIII–IX вв. татары» (тоже, согласно данным М. Кашгари, тюркоязычные). «Этот процесс завершился не ранее середины IX в., когда после падения Уйгурского каганата в центре кимакских земель на Иртыше появились осколки токуз-огузских (уйгурских. – Г. Е.) племен, бежавших сюда после разгрома» (53, 119). Как было уже отмечено выше, перс «Гардизи называет татар частью кимаков, обитавших на Иртыше» (8, 559).
Л. Н. Гумилев замечает: «Странный был этот этнос – кимаки. Существовало их государство более трех веков: с IX по XI в. («хотя хронология кимакской державы приблизительна» (35, 229)), занимало огромную территорию: от Верхней Оби до Нижней Волги и от низовий Сырдарьи до сибирской тайги, но ни предки, ни потомки их неизвестны» (35, 223) (выделено мной. – Г. Е.).
Учитывая вышеизложенное, можно заявить, что не «татары – собирательное наименование», а «кимаки» и есть собирательное название подданных Кимакского государства, возникшего в VIII–IX вв. Тем более известно, что у кимаков главой государства был «хакан из татар и 11 наследственных управителей уделов»[77] (32, 227–228). Л. Н. Гумилев приводит сведения из упомянутого выше «Худуд-ал алам» о том, что столицей государства кимаков был город Камания, или, в другой транскрипции, Кимакия (30, 82–83).