Как видим, русский академик, выдающийся историк-востоковед В. В. Бартольд отмечает близость «обычаев, образа жизни и традиций» татар эпохи Чынгыз-хана (то есть, монголо-татар) и уйгуров, их современников. Это вывод поддерживает академик М. А. Усманов. Л. Н. Гумилев, с которым относительно вопроса об уровне культуры средневекового уйгурского народа ни в чем не расходятся вышеназванные академики, так описывает «образ жизни, обычаи и мировоззренческие традиции» уйгур рассматриваемого периода: «С конца IX в. уйгурами стали называться именно оседлые обитатели предгорий Тянь-Шаня, в сущности, новый народ, состоявший из купцов, ремесленников и садоводов, ничем не напоминавший воинственных кочевников, имя которых он приобрел и носил… Притяньшаньская Уйгурия простиралась на юг до Лобнора, на запад до р. Манас и оазиса Кучи… Вероятно, была попытка расшириться и на восток, так как в 924 г. Ганьчжоу опять принадлежал уйгурам. Юридические документы уйгуров, изданные С. Е. Маловым, указывают, что в X–XIII вв. в Турфане существовали аренда, кредит, работорговля и долговое рабство, подати и повинности, ростовщичество и проценты, юридически оформленные сделки и заверенные подписи…» (30, 48).
   В «Сборнике летописей» Рашид ад-Дина отмечается: «В ней (стране уйгуров) много находится городов, и укрепленных мест, главный же город называется Карахоко» (87, 148).
   Теперь сопоставим сведения об уровне материальной культуры уйгуров со следующими данными: «В державе монголов все общественно-политическое устройство создавалось непосредственно самим Чингизом. Поражают исследователей его способы государственного управления, его законы, отвечающие потребностям всего сообщества народов его государства[82]. В его государстве такие идеалы как справедливость, порядок, хорошее обхождение с людьми, были не только популярны, а в полном смысле саова были претворены в дела. Подобных качеств не было ни у одного из великих полководцев, известных истории… Он не лишал себя удовольствий жизни, но отличался и в этом от других царей мира. Никогда он не допускал себя до излишеств. И поэтому он до своих последних дней стремился к совершенству ума и намерений своих»[83] (13, 251–252) (курсив мой. – Г. Е.).
   Представляется, что успехи создателей державы Монгол были обусловлены их достижениями в области правоведения и методов управления обществом, подобными уйгурским, имевшимися у средневековых татар задолго до «эпохи монголов». Ведь татары уже до Чынгыз-хана были «частью» уйгуров и имели развитое государство и право и соответствующий уровень материальной и общей культуры. И именно поэтому средневековые татары действительно смогли при наличии талантливого лидера, избранного ими, создать «систему государственного управления, законы, отвечающие потребностям всего сообщества народов» огромного Евразийского государства и основать само это государство – державу Монгол.
   Они выполнили, если воспользоваться определением В. В. Бартольда, «задачу, которая в таком объеме еще не предлагалась ни одному народу и которая казалась бы совершенно непосильной для полудиких монголов, между тем единство империи было сохранено не только при Чингиз-хане, но и при его сыновьях и старших внуках…» (8, 254).
   Поэтому не удивительно наличие следующие данных об уровне материальной культуры «монголо-татар», которые противоречат официальной истории о «завоевании цивилизованного мира кочевниками, целью которых были исключительно грабеж мирных оседлых народов и расширение пастбищ за счет их земель» (49, 74–79).
   Официальные историки, например, утверждают, что у монголо-татар в начале XIII в. не было «железа для копий и сабель», ввиду того, что производство у них было представлено исключительно «малопродуктивным скотоводством» (там же). Согласимся с тем, что производство у монголо-татар было представлено и скотоводством тоже, только отнюдь не «малопродуктивным», так как еще в X в., как было отмечено выше, татары «вели с киданями торг коровами, баранами, верблюдами и войлоками…» (17, 26–27). Но ведь одно вовсе не исключает другое – занятие скотоводством, даже кочевым, никак не исключает, что другие представители того же народа могут заниматься и земледелием, и ремеслами, и торговлей.
   Выше упоминался факт из древних китайских летописей, что в XI в. татары «получили доступ к железу и меди и наделали себе оружия» (17, 165). Также упомянутый выше араб Ибн-аль-Асир, сообщает, что «татары своими руками делают необходимое для себя оружие». Записки Ибн-аль-Асира составлены в 1218–1219 г. (101, 1), (там, же 5). В частности, татары «своими руками» изготавливали, как мы можем убедиться из записок Мэн-хуна, составленных одновременно с записками Ибн-аль-Асира, «легкие и тонкие сабли», которые были основным вооружением их войска (17, 231). «Легкость и тонкость» холодного оружия, несомненно, свидетельствует о его высочайшем качестве. И в первую очередь о качестве стали, из которого выковывались эти «выгнутые сабли» (там же), а также о высоком мастерстве их изготовителей (см. приложение № 17).
   Подобное оружие невозможно изготовить в условиях стоянок кочевников, так что металлургию и кочевой образ жизни вряд ли можно было совмещать. Вот какой образ жизни вели некоторые кыпчаки, выходцы из страны кимаков, созданной и управляемой татарами: «Известная часть половцев, особенно по соседству с оседлыми земледельческими районами, постепенно переходила к оседлости и земледелию (например, на Нижней и Средней Волге). В половецких степях появились постоянные зимовища, своеобразные степные городки, окруженные пашнями» (49, 44). Выше приводились сведения о наличии столицы у кимаков – города Камания (30, 82–83). И хотя Л. Н. Гумилев замечает, что «видимо, это был город из войлочных юрт», никаких сведений в подтверждение этого, отмечу, не имеется – в противном случае представители оседлых народов, которые оставили нам сведения об этом городе, не преминули бы отметить подобную особенность столицы государства кимаков. Поэтому можно предполагать, что не только «постоянные зимовища» были у раннесредневековых татар, но и города – задолго до эпохи Чынгыз-хана.
   Вообще-то у средневековых татар, которых официальные историки называют кочевниками, было постоянное стремление к строительству городов и проживанию в них. Также были у татар способность и желание и к занятиям ремеслом, торговлей и к «покровительству земледелию». Например, задолго начала войны с хорезмшахом в 1218 г., в «земле черных китаев», то есть в Джунгарии, как пишет Рубрук, «татары построили город Омыл» (88, глава последняя; XVII).
   О Чынгыз-хане его современники-китайцы пишут вовсе не как о «неграмотном кочевнике»: «В «И-ту-чжи» («Карты и описания всей империи») и других китайских источниках периода Цин отмечается, что Чингиз-хан в 1220 г. построил г. Каракорум и сделал его своей столицей» (111, 40). Заметим при этом, что Каракорум «существовал еще в VIII в., но в XIII в. он сильно вырос» (там же). Каракорум был в VIII в. уйгурским городом под тем же названием, но был разрушен в ходе войны уйгуров с кыргызами. Фактически, как мы видим, город был построен «монголо-татарами» под руководством Чынгыз-хана заново «на старых развалинах уйгурского города Каракорум», скорее всего, он не был тогда совсем необитаемым, поэтому Чулууны Далай применил здесь выражение «город сильно вырос» (там же). В том районе – западная часть Монголии, верховья реки Орхон,[84] предгорья хребта Хангай – ныне расположен небольшой современный монгольский город Харахорин. Неподалеку от него находятся остатки города Каракорум, есть и архитектурные памятники (11, 124–125).
   Приведем еще сведения араба Ибн-аль-Асира о «монголо-татарах»: «Утвердилась власть их в Мавераннехре, области Мавераннехра опять стали обстраиваться, и татары построили большой город поблизости от г. Харезма» (101, 38). Опять видим, что «кочевники» строят города, причем, как и следует со слов араба, город татары строят сами, а не «пригоняют невольников» – в противном случае араб, противник татар-ордынцев, не преминул бы это указать.
   Марко Поло: «От того города, что я вам называл выше, через три дня приходишь к городу Чианду. Его выстроил великий хан Кублай, что теперь царствует. В том городе приказал он выстроить из камня и мрамора большой дворец» (81, гл. LXXV). В комментариях сообщается, что «обширные развалины этого города, известные под названием Чжун-найман-сюме («108 кумирен»), находятся к северу от Великой Китайской стены» (там же). То есть данные Марко Поло о строительстве «кочевниками» города во второй половине XIII в. подтверждены. Соответственно, можно полагать, что факты Марко Поло в его «Книге о разнообразии мира» приведены точные и правдивы сведения о том, что «великий хан помогает тем, у кого нет хлеба или скотины»: «Рассылает великий хан гонцов по всем своим землям, царствам и областям узнавать, не погиб ли где хлеб от непогоды, града или другого какого бедствия. Узнает, кто пострадал, без хлеба; с таких не приказывает брать податей за год, а еще приказывает дать им своего хлеба для прокормления и на обсеменение. И великая та милость великого хана! Это делается летом, а зимою раздает скотину: как узнает, что у такого-то пал скот, приказывает дать ему скотину, помогает ему и тот год податей с него не берет. Так-то, как вы слышали, помогает и поддерживает своих подданных великий хан» (там же, гл. XCIX).
   Есть и другие сведения – из сохранившихся русских средневековых источников, что также и в Восточной Европе, в Улусе Джучи, в тот же период времени, и так же, как и в Китае и «всех землях, царствах и областях» державы Монголов (там же), «татаро-монголы покровительствуют земледелию» (83, 38).
   Приведем сведения другого западноевропейца о том, что не только народам своей державы помогали монголо-татарские ханы: например, в 1286 г. в Италии разразился голод вследствие катастрофического неурожая. Итальянский летописец свидетельствует об оказании помощи его народу из державы Монголов, спасшей их от голода: «Татары, аланы, зихи, руссы, турки, армяне и греки дали жизненные припасы венецианцам» (110, 47).
   Как видим из приведенного примера, почему-то считающиеся в трудах официальных историков-западников «полудикими кочевниками с малопродуктивным скотоводством» средневековые татары с остальными монголами (политическим сообществом народов державы) покровительствовали также земледелию и Западной Европы. И оказывали помощь бедствующим, где бы они не находились и к какой бы политической системе или суперэтносу эти бедствующие ни принадлежали.
   Монголо-татары, как выясняется, строили города и в Восточной Европе, точно так же, как и в Монголии, Средней Азии, Китае: «При монголах возникли в бассейне Волги и другие города. Возник Укек[85] (на правом берегу Волги близ современного Саратова), затем Джучиды построили на левом берегу Ахтубы (Астраханская область) свою столицу, получившую название Сарай («Дворец», перс.), а на правом берегу реки Яик – город Сарайчик («Малый Сарай») и т. п. Города являлись не только центрами ремесла и торговли, но и важными административными и культурными центрами страны» (53, 229). Это только общеизвестные построенные татарами города перечислены.
   В Поволжье были построены монголо-татарами и другие города, такие как Сарыклыч (современный Саров, или Арзамас-16) – есть сведения, что был этот город столицей Золотой Орды, и Наровчат (позже здесь располагался монетный двор Золотой Орды) (41, 17), Темников (по-татарски Тумен) (там же, 19).
   Города под названием Тумен, построенные татарами, были также в Сибири (современная Тюмень – город есть и поныне, только «сильно вырос»), и на Северном Кавказе. Эти города «возникли на местах стоянок темников, монгольских военачальников над десятитысячным войском» (там же). Дополним, что слово «тумен» означало также административно-территориальную единицу в державе Монголов, своеобразный военно-административный округ, обеспечивающий десятитысячное воинское соединение личным составом и необходимыми материальными средствами (106, 210). Эти города являлись центрами этих своеобразных, небольших по современным меркам, но значительных тогда «военных округов».
   При всем том эти монголо-татары-«кочевники», совершенно забыв почему-то о «цели своих завоеваний – грабеже и расширении пастбищ» непосредственно после установления их власти в названных областях, то есть, как полагают официальные историки, после их «завоевания», не только построили названные города, но и жили в них, не испытывая дискомфорта и мирно сосуществуя и сотрудничая с представителями абсолютно всех «порабощенных народов», например, в столице Улуса Джучи, городе Сарае.
   Притом отметим, что возможно многие города были построены средневековыми татарами именно до «монголо-татарского нашествия». Точнее, до установления власти Монголо-татарской державы в указанных районах Евразии, но факты эти официальными историками Запада и Востока особо не «оглашались». Вернее, они были сокрыты, также как и другие – о том, что «татары жили и прежде на землях, где ныне живут и куманы» (2, 83). В пользу данного предположения говорит хотя бы то, что в построенных средневековыми татарами городах чеканились монеты, поощрялись ремесло и торговля – международная и внутренняя, оказывалась оттуда поддержка земледелию, то есть, в них шло поступательное развитие всесторонней экономической и культурной деятельности.
   В Монголо-татарской державе вводились бумажные ассигнации, и именно по инициативе самих татар, а вовсе не «благодаря советам умных китайцев» (81, гл. XCVI). «Выбрал великий хан двенадцать знатных князей и им поручил все дела в тридцати четырех областях… Зовут их scieng, что значит «великий суд»[86] (там же, гл. XCVII).
   И эти «кочевники» почему-то либо сами занимались, либо терпеливо позволяли заниматься «завоеванным» ими народам всем изложенным выше – торговлей, ремеслами, земледелием и созданием не только материальных, но и культурных ценностей. Как видно из приведенных сведений, монголо-татары вовсе не спешили «с добычей и невольниками вернуться в родные степи» – но ведь именно такова была, по мнению официальных историков, их основная цель завоевания цивилизованного мира (49, 78). Но причины и цели войн, которые велись монголами, были совершенно другими, отличными от тех, которые излагаются в трудах официальных историков «по монголам».
   Теперь рассмотрим некоторые другие сведения, проигнорированные официальными историками, так как они тоже никак не «вписываются» в «общепринятую» теорию об «этнических монголах – полудиких кочевниках»: приведу извлечение из перевода текста «Сборника летописей Рашид ад-Дина», выполненного казанским историком, ученым-востоковедом А. А. Арслановой.
   Автор летописи, вошедшей в персидский «Сборник…», пишет о том, что некий «бесстыднейший эмир из толпы кыпчаков Бачман, занимаясь в прилегающих к Волге местностях грабежом и разбоем во главе своих сообщников, скрывался в зарослях на берегу Волги. Мунке-каан приказал построить 200 судов и в каждое посадить по 100 человек полностью вооруженных монголов. (А) он со своим братом Бучеком по обеим сторонам реки пошли облавой…» (3, 174).
   Из приведенной цитаты хорошо видно, что речь идет о постройке монголо-татарами крупного даже по современным меркам речного флота – 200 судов. Даже если цифра, преположим, в десять раз завышена – все равно однозначно флот был весьма и весьма солидным для того времени. И странно, что «кочевники», не способные к более или менее созидательному труду «грабители», смогли вообще построить пригодные для плавания по Волге крупные суда – грузоподъемностью как минимум по 10, а то и по 50 тонн каждая (если учитывать и коней «полностью вооруженных монголов»).
   К тому же, как хорошо видно по контексту, облава на Бачмана и его сообщников проводилась именно вверх по Волге, так что исключается ошибка составителя летописи – например, то, что автор имел в виду плоты для сплава вооруженного отряда вниз по течению, то есть более примитивные средства транспортировки людей по реке. Также нет никаких данных в цитируемом повествовании о привлечении местных умельцев для строительства и управления флотом – например, «местных неизвестных тюрок» или «русских невольников».
   И видно также, что решение Мунке принимает быстро – так сказать, в оперативном порядке и флот, как видно, строится за предельно короткое время – мастера были в непосредственном распоряжении хана, так сказать, «под рукой». Иначе летописец отметил бы неизбежные «проволочки» в связи с доставкой мастеров из более или менее отдаленных районов к месту строительства судов.
   Поэтому напрашивается вывод, что Мунке и его соратники использовали опыт и знания, уже имевшиеся у монголо-татар, вероятно, и в составе войск были специалисты, которые были в состоянии построить за короткое время внушительное количество судов, вполне пригодных для плавания по большой реке, и управлять ими.
   Скорее всего, татары жили на Волге в рассматриваемое время и у них было судоходство – эти места (низовья Волги) были как раз в составе Кимакского государства, частью населения которого и были татары уже самое малое как три века «до монголо-татарского нашествия» (35, 223–227).
   Еще пример использования речных судов монголо-татарами, но еще более внушительных и в другом краю Евразии: «…когда племена татар, дурбан, салджиут (в тексте салджиун) и катакин объединились вместе, они все проживали по низовьям рек. По слиянии этих рек образуется Анкара-мурэн.[87]…Утверждают, что эта река (Анкара) течет в одну область, по соседству с которой находится море. Повсюду (там) серебро… Соркуктани-беги[88] послала с тысячью людей на корабле (в ту страну) трех эмиров… с тысячью мужей. Они доставили к берегу (из глубины страны) много серебра, но положить его на корабль не смогли. Из того войска больше 300 человек не вернулось обратно, оставшиеся погибли от гнилости воздуха и сырых испарений. Все три эмира (впрочем) возвратились благополучно и жили долго (после того)» (87, 101–102).
   Скорей всего, здесь отражен факт, имевший место в действительности. Так же, как и в предыдущем примере, здесь нет сведений, что в подготовке похода участвовали плененные либо добровольно прибывшие «иностранные специалисты» из представителей «оседлых народов», способных, по мнению официальных историков, в отличие от «кочевников-монголов» строить суда и управлять ими.
   Представляется, что могли осуществить эту экспедицию, путь которой составил более двух тысяч километров по Ангаре, только те люди, предки которых проживали на Байкале не одно поколение. То есть люди из тех самых «племен татар, дурбан, салджиут», которые «когда объединились вместе», «проживали по низовьям рек, по слиянии которых образуется Ангара». Эти «объединившиеся вместе племена», то есть народ средневековых татар, умели строить суда и управлять ими в далеких походах по многоводным сибирским рекам (См. рис. приложение № 12).
   Рассмотрим еще один исторический источник – татарский, указывающий на то, что соплеменники Чынгыз-хана были народом, строившим города и имевшим представление, что такое судоходство. И главное, в этом источнике совпадают несколько важных приведенных выше фактов.
   Как следует из изложенного, народ, образовавшийся в раннее Средневековье в результате объединения татар с другими тюркскими племенами и родами, представители которого обитали и возле озера Байкал, был родным народом Чынгыз-хана. Заметим также, что название самого большого в мире озера («Байкал») произошло, скорее всего, также из «самого известного говора кыпчака» – на татарском языке оно означает «Богатое озеро». И другие байкальские топонимы, смысл которых может без труда понять владеющий современным татарским языком, имеются во множестве – название той же реки «Ангара» (Ангыра) – «бестолковая», «ненормальная». Очевидно, из-за своей странности – все реки впадают в море или озеро, а эта, «ненормальная», вытекает. Есть и ныне поселок на побережье Байкала под названием Култук, что по-татарски означает «залив», и залив озера под тем же назвагнием («Култук») и др.
   Также мы уже знаем, что «со слов Махмуда Кашгарского, татарам принадлежало место Отюкен; из орхонских надписей известно, что так называлась горная цепь в Монголии, близ Орхона» (8, 207).
   Эти сведения согласуются полностью с данными В. П. Васильева о группе татар, которые были оттеснены киданями на север и на северо-запад от Иньшаня (17, 136). Относительно западного направления миграции татар В. П. Васильев, как мы убедились на основе и других, в том числе и полученных после кончины академика сведений, был абсолютно прав. И увидим, что В. П. Васильев был прав и относительно того, что татары мигрировали и на север.
   Река Орхон – приток реки Селенги, впадающей в Байкал, она и ныне река немалая. Несмотря на период «вековой засухи», то есть сокращения количества осадков в данном регионе с конца XIII в. по XIX в. (34, 303–307). Это река сплавная – то есть, по ней сплавляют лес, связав в плоты, и к тому же судоходна даже для современных речных судов от своего устья до г. Сухэ-Батор (94, 953). Скорее всего, древние татары, будучи «оттеснены» в районы Западной Монголии, в том числе и на р. Орхон, продвигались на север, очевидно, далее вниз по рекам Орхону и Селенге – помимо миграции других их представителей в западном направлении. Скорее всего, к «месту слияния рек, где образуется Анкара-мурэн», татары с другими «объединившимися с ними племенами», а точнее, по выражению В. П. Васильева – с «единоплеменными с ними поколениями» – прибыли именно со стороны Байкала, от устья Ангары, и представляется, что именно по воде, примерно в VIII–IX вв.
   Закономерно, что река Ангара получила именно это свое название: представим, что человек, прибывший на Байкал по огромной реке – Селенге, впадающей в это море, вдруг сталкивается с тем, что такая же огромная река – Ангара – почему-то вытекает из этого моря! Это и поразило человека, подплывшего к устью Ангары на утлом суденышке VIII–IX в. И соответствующее название напрашивалось для этой реки – «Ангыра», что означает на татарском и ныне – «дурная», «ненормальная». На человека, увидевшего с суши реку, вытекающую из озера-моря, эта картина вряд ли произведет впечатление – тем более для человека, образ жизни которого не связан никак с использованием каких-либо судов.