Страница:
Согнувшись пополам, Джамаль попятился к двери.
То шейх, то имам, — с тоской думал Гиви. — Что-то многовато их тут! Или это один и тот же… на всякий случай он тоже склонил голову, однако же не слишком низко. Ему не хотелось упускать из виду старца…
— Итак, о, Гиви, — проговорил тем временем тот, усаживаясь на подушки, и жестом приглашая Гиви последовать его примеру, — добро пожаловать домой!
— Мой дом не здесь, — возразил Гиви со всем возможным достоинством, — здесь я лишь случайный гость.
— Однако же, безусловно, ты из тех гостей, что, приходя, становятся хозяевами. Все здесь принадлежит тебе! И это скромное жилище…
Он вновь повел рукой, и Гиви показалось, что пламя светильников разгорелось сильнее, отчего заиграла золотая резьба на блюдах и узорчатая кайма на шелковых завесах.
— И эти люди, готовые ринуться в бой по одному твоему слову…
Из окон донесся мерный гул голосов, подобный шуму прибоя, и стук, издаваемый древками копий, ударяемых о брусчатку.
— Скрытно готовил я их, о, Гиви, ибо предвидел, что придет час, и ты почувствуешь в них нужду. Вот они, ожидают твоего приказа, чтобы вернуть тебе Ирам!
— Нельзя вернуть то, что тебе не принадлежит! — возразил Гиви, склонный к опрометчивой порядочности, — Ирам принадлежит Мише… Зул-Карнайну, я хотел сказать…
— А! — отмахнулся он, — возможно, это была ошибка. Да, признаю, поначалу кое-кто думал, что он — это он! Но ведь с ним явился ты! Ты — это и есть он! Ты — царь Ирама по праву, ты владеешь Словом и Престолом, ты — избранный, ты — единственный.
— Но Миша…
— А что — Миша? Самозванец, лишь благодаря усмешке рока вознесенный на Престол! Он говорил тебе про рычажок? Или предпочел умолчать?
— Я, — с достоинством ответил Гиви, — никакого рычажка не нашел. Не было там никакого рычажка, о, Имам!
— И не удивительно! Это потому, что тебе он не потребен, о, Гиви! Разве ты не взошел на Престол, без ухищрений, сам по себе?
— Ну, взошел, — неохотно признал Гиви, — но ведь и Миша взошел! И он-то говорит, что никакого рычажка там не было!
— Ну разумеется, говорит, — согласился Имам, — а что ему еще остается!
— Миша — царь! — упорствовал Гиви. — Это даже маги признали!
— А! — отмахнулся Имам, — эти несчастные! Ну, так они просто перепутали знаки небес, ибо приняли недостойного за достойного. Ведь ты все время находился рядом с этим твоим другом, разве нет?
— Ну, находился… а демон? Тот, зеленый? Демон-то показал на него!
— Демон, друг мой, показал на тебя. Его спросили — это он? — совершенно естественно, что он и ответил утвердительно, ибо ты был там…
— А… — нерешительно произнес Гиви, — откуда вы знаете?
— Я знаю все, друг мой. Даже то, что не смогли постигнуть эти жалкие любители. Ибо нужно быть истинным мастером, о, Гиви, чтобы разглядеть тебя, ибо сущность твоя сокрыта от глаз неразумных!
— Да, но Миша…
— Недостойный! — укоризненно покачал головой Имам. — Без тебя, о, Гиви, он бы был совершенно беспомощен!
— Он джиннов изгнал! — блеял Гиви, купаясь в потоке восхвалений и чувствуя себя омерзительно и вместе с тем сладостно.
— А что джинны? — пожал плечами Имам, — ты сказал слово, они сделали по слову твоему. Что толку в том, что этот твой Миша подпевал тебе, выл и вертелся, как нищий факир? Ты — царь! Ты — повелитель духов, ты — источник познания, ты — мудрейший из мудрых, тебе ведомы все Имена, все языки, ты — опора Ирама, покоритель Престола! Так прикажешь мне спокойно сидеть и смотреть, как недостойный низвергнул достойного?
— Слушай, — с тоской воскликнул Гиви, чувствуя, что реальность, и без того сомнительная, начинает раздваиваться, — ну какой я царь? Я домой хочу!
— Ты скромен и не ведаешь корысти. Однако же сердце у тебя воистину исполнено царского величия, и оно отзовется на нужды Ирама. Ибо Ираму грозит опасность. И опасность сия вдесятеро больше, нежели была прежде, ибо на Престоле воссел самозванец.
— То есть Миша?
— Ну да! Разве не рушатся башни ирамские под его стопой? Ибо, будь он истинный царь, в Ираме тут же воцарился бы мир и благолепие, уверяю тебя! Умоляю, о, Гиви, останови его, ибо он столкнет Ирам с края пропасти!
— Э-э… — нерешительно протянул Гиви.
На его памяти под Мишиной стопой рухнула всего одна башня, и та хлипкая. Ну, потряхивает Ирам немножко, так ведь и раньше трясло… никаких особых изменений Гиви не заметил.
— Ираму грозит опасность? — на всякий случай переспросил он. — Какого рода?
— Тебе мало, что на Престол воссел самозванец и узурпатор? Тебе мало, что заточил он всех, кто был к нему близок, кому ведома была истинная его сущность? Где теперь ваша спутница, прекрасная ликом, стройная станом?
Гиви, нахмурившись, молчал.
— А где был бы ты, если бы не спас тебя верный мой слуга, не вывел бы из узилища? Гнил во тьме? Ладно… не должен я говорить сего, Гиви, однако ж скажу. Тебе скажу. В древних книгах сказано, что если престол займет недостойный, Ирам погибнет. Сам престол не удержит поправшего его. Горы Мрака содрогнутся, столбы пламени вырвутся наружу, земля встанет дыбом…
В описаниях старца присутствовал некий мрачноватый размах и Гиви на всякий случай осторожно сказал:
— Слушай, вот ужас!
— Сосуд, чьим средоточием является Ирам, треснет! И избыточный свет прольется во все остальные сосуды, каковые не выдержат подобного напора! Все миры исчезнут. Свет разольется во вселенной, и мрак поглотит его…
— Кошмар!
— Разве не твой долг предотвратить сие, о, Гиви?
— Ну, хорошо, — неуверенно проговорил Гиви, — а если я спасу Ирам, я смогу отправиться домой?
— Домой? — удивился старец, — ты дома, властелин мой.
— Нет, к себе… обратно, откуда мы пришли?
— Не понимаю, зачем тебе то потребно, — пожал плечами старец, — однако же, да, когда возмущение материй вкруг Ирама утихнет, ты, безусловно, сможешь попасть домой… если пожелаешь, разумеется.
Гиви вновь помялся. Что-то тут было не так, но он никак не мог сообразить, что именно.
— А что будет с Мишей?
— Ежели ты победишь недостойного, бросившего тебя в темницу, лишь справедливо будет воздать ему той же меркой.
— Но я вовсе не хочу бросать Мишу в темницу! На самом деле он вовсе не такой уж плохой.
— Он деспот! Хитрый и коварный!
— Ну какой Миша деспот! Я думаю, что это Ирам на него так повлиял. А если его тоже отправить домой, то уверяю, он тут же придет в себя…
— Не думаю, что он уступит тебе без боя, о, Гиви, — возразил старец.
— Не стану я драться с Мишей, — угрюмо проговорил Гиви.
— Придется. Ибо благо Ирама требует жертв, мой повелитель. Тем самым ты спасешь множество людей. Я понимаю, он был твой друг, однако же, что благополучие одного перед лицом многих?
— Дай мне подумать, о, Имам, — все так же мрачно проговорил Гиви, — не торопи меня.
— Все мое время — твое, о, повелитель, — согласился старец, складывая ладони в знак покорности и застывая в неподвижности, — однако ж не думай слишком долго, ибо как знать, что еще затеял сей недостойный?
Гиви думал.
— А что тебе с того будет, о, Имам? — спросил он наконец.
— Ничего, — с достоинством проговорил старец, — у меня есть все, что мне потребно и даже более того. Я уединился в сих горах и не спешу в мир. Благо Ирама для меня превыше всего. Равно, как и твое благо, о, Гиви!
— Мне, — буркнул Гиви, — тоже ничего не нужно…
— Да? — удивился Имам. — Подумай, что такое занять место, принадлежащее тебе по праву! Разве не чувствовал ты никогда, что заслуживаешь лучшего? Разве не ощущал себя незваным гостем на пиру? Разве не хотел сказать людям: «Вот он, я, поглядите! Вот моя истинная сущность, сверкающая как небывалая драгоценность, а эта жалкая внешняя оболочка — лишь видимость, обман! Так примите же меня с радостью и почетом, ибо я того достоин!»
— Ну, хотел, — неохотно признал Гиви, — но не здесь, не в Ираме. Ирам, он какой-то… тут тебе все время говорят то, чего ты хочешь. Вот если я попаду домой…
— Домой? — поднял брови старец, — — а что там тебя ждет, властелин миров? Счетные книги? Ежедневная повинность? Мелкие людишки, попирающие твое величие, как невежда попирает драгоценный ковер грубой стопой? Холод и мрак? Я слышал там, за кругом мира есть страны, где с неба сыплются кристаллики замерзшей воды! Где долгие, как небытие, ночи сменяются мимолетным, как жизнь, днем! Где женщины не умеют ублажать мужчин и ходят в собрания, открыв бесстыжие лица! Не таков ли и твой мир, о, пришелец? И зачем он тебе нужен — такой?
— Другого у меня нет, — сказал Гиви. — Ежели такой мир существует, кто-то ведь должен его любить? А иначе, зачем он существует?
— Хорошо, — пожал плечами Имам, — хорошо! Ты попадешь домой в величии и блеске! Прими, о, Гиви, мое в том слово! Но не раньше, нежели ты спасешь Ирам! Вот честный обмен!
Гиви задумался.
— Тут все говорят о чести, — сказал он наконец, — однако ж почти всё время лгут. Впрочем… ты можешь доказать чистоту своих намерений, о, Имам. Ибо и сам ты упоминал о некоей узнице — моей спутнице, которую Ми… узурпатор заключил в узилище.
Старец несколько опешил, хотя и попытался это скрыть.
— Быть может, о, друг мой, это вполне терпимое узилище? — осторожно предположил он.
— Мне без разницы, о, Имам, — сурово ответил Гиви, — покажи мне ее, целую и невредимую, и я, возможно, поверю тебе! Клянусь в том небом, обладателем башен!
— Понимаю, о, Гиви, тебя страшит, не падет ли она первой жертвой сией распри! Что ж, хорошо! Я доставлю ее сюда и помещу в безопасности! И никто, никто, о, Гиви, не сможет использовать ее против ее желания! Ведь ты использовать ее не будешь?
— Нет, — вздохнул Гиви, — какое там!
— Но я предупреждаю тебя, о, Гиви, что сия женщина опасна, ибо язык ее остер как бритва, а ум не уступает языку. Потом, у нее светлые волосы, что свидетельствует о плохой работе внутренних жидкостей! Но, полагаю, ты как раз тот, кто сумеет противостоять ее чарам, как бы они ни были сильны!
Гиви опять задумался.
— А сумеешь ли ты, о, Имам, привести ее сюда, избежав при этом грубого насилия? Так, чтобы ни один волос не упал с ее головы?
— Я — раб Ирама а, следовательно, твой раб, о, Гиви, — склонил голову старец, — и я велю слуге твоему Джамалю доставить эту женщину. Возможно, он уже в пути, ибо должен вернуться во дворец до рассвета, дабы способствовать твоему делу!
Каким образом Джамаль намеревался способствовать делу во дворце, Гиви не очень понял. Шпионить, наверное…
— Ну, что ж, — разрешил Гиви, — пусть поспособствует, ибо усердие есть наилучшее качество доброго слуги. Я же, о, Имам, буду ждать, пока эта женщина не прибудет сюда, целая и невредимая. И требую я, чтобы отныне она сопровождала меня везде и всюду, ибо, коли ты полагаешь, что Миша может использовать ее в качестве последнего довода, то не намерен ли ты сам применить ее с той же целью?
— Ты ранишь мне сердце своим недоверием, о, Гиви, — вздохнул старец, — но я живу, чтобы исполнять твои повеления! И нет для меня большей радости, нежели вывести тебя из мрака на свет. Кстати, о, венценосный, Джамаль уверял, что ты грезил каким-то узником, каковой делил будто бы с тобой заключение.
— Это и впрямь были лишь спутанные грезы, — небрежно отмахнулся Гиви.
— А-а… ну ладно! Позволь твоему слуге удалиться, чтобы отдать соответствующие распоряжения…
Имам вновь вздохнул. Одновременно с этим раздался далекий гул, и пол под ногами у Гиви слегка содрогнулся.
— Слышишь? — воздел руку старец.
— Слышу, — согласился Гиви, — от трех до четырех баллов. Ну и при чем тут Миша? Если я, твой гость и властелин, правильно понял, Ирам так трясется столетиями…
— Будет хуже, — зловеще проговорил старец.
— Что ж, — отозвался Гиви, скрестив руки на груди и усаживаясь на подушки, — тогда и поглядим, что тут можно сделать. И пришли мне кого-то, дабы я мог омыть руки и приступить, наконец, к трапезе…
— Слушаю и повинуюсь, господин мой, — произнес старец с достоинством.
Он поглядел на Гиви, сокрушенно покачивая головой.
— Я ждал тебя столько лет, о, повелитель! — сказал он. — Я копил силы! Я взращивал мудрость! Я проницал пространства в поисках твоего сияния! Так почему же ты сомневаешься? Неужто думаешь, что я не различу алмаз среди стекляшек? Неужто полагаешь, что я позволю тебе отказаться от того, что принадлежит тебе по праву только из-за твоей неуместной скромности?
Не позволит, с тоской подумал Гиви. Дались им эти цари времен! Он понятия не имел, кем там оказался Миша, но лично он, Гиви, явственно чувствовал себя самозванцем, с каким-то равнодушным ужасом ожидая, что обман вот-вот раскроется.
— Я же сказал, о, Имам, — буркнул он, — я подумаю. Так сразу дела не делаются! Ступай! Прошу, слушай, дай побыть одному!
— Разумеется, о, повелитель, — сдержанно сказал старец, однако ж в голосе его слышалась затаенная обида.
Он сложил руки, поклонился и вышел.
Гиви поерзал на подушках, устраиваясь поудобнее. Чтобы не скучать, он стал разглядывать потолок, выложенный причудливыми изразцовыми узорами. Узоры нагоняли тоску.
Так значит, я теперь царь, — думал Гиви. Миша не царь, а я царь! Жаль, Миша об этом не знает! Ну, ничего, скоро узнает! Эх!
Воевать ему не хотелось. Хотелось кушать. Во-первых, с Мишей не повоюешь. У Миши Масрур, а Масрур готов идти за своим повелителем в огонь и воду — после той позорной истории с джиннами. У Миши его верные бессловесные мамелюки. У Миши полки со знаменами. Боевая белая верблюдица! У Миши, в конце концов, нубийские ослы!
Гиви поднялся с подушек, подошел к высокому окну, встал на цыпочки. Убедился, что по причине отчасти высокого окна, отчасти собственного низкого роста, он не достает даже до нижнего края, вернулся, кряхтя, придвинул столик, взобрался на него и выглянул наружу.
Замок висел над пропастью.
То есть, вернее, он возвышался над пропастью на плоском утесе, напоминающем по виду палубу корабля. Нос палубы выдавался вперед и играл роль двора перед замком. Сейчас, смутно проступая в утренней дымке, на нем в грозном молчании строились квадраты войск.
Гиви стало страшно.
И это — подумал он, мои люди? Мои войска? Они сделают все, что я прикажу? Нападут на Мишу?
Да чем лично их Миша не устроил?
Вечный старец, вспомнил он! Единственный, кто не признал в Мише повелителя Ирама! Святой человек, укрывшийся в горах!
Ему с самого начала Миша не понравился, подумал он.
А я, выходит, понравился!
Гиви в испуге отпрянул от окна: словно ощутив его присутствие, сотни людей внизу, как один человек, мерно застучали древками копий о камень.
Плов не лез в горло.
Может, мне просто надоела восточная кухня, думал Гиви с тоской.
Сейчас бы борща поесть. И черного хлеба с салом…
Когда за завесой скрывающей вход, раздались шаги, Гиви быстро вытер руки о пеструю ткань и выпрямился на подушках.
Двое мрачных могучих рабов внесли на плечах пестрый мешок, у горлышка аккуратно перехваченный золотой тесьмой. Тесьма была кокетливо повязана бантиком. Мешок дергался, извивался, а порою складывался пополам.
Рабы свалили мешок у ног Гиви и, поклонившись, поспешно вышли. У одного, как имел возможность убедиться Гиви, слегка заплыл глаз.
Мешок продолжал дергаться.
— Ну, ты шакал, Мишка! — фыркал мешок, — багдадский вор тебе товарищ! Ты еще пожалеешь! Я тебе еще покажу! Развяжи мешок, скорпионово семя!
Гиви наклонился, аккуратно потянул за ленточку и поспешно отскочил в сторону.
— Алочка, — робко сказал Гиви, — успокойся!
— А! — Алка вскочила на ноги и отряхнулась, — это ты!
— Я, Алочка, — печально отозвался Гиви.
Алка разъяренно откинула со лба светлую прядь.
— И ты туда же, — вздохнула она, — Мало, что Мишка совсем умом тронулся!
— А он тронулся? — на всякий случай спросил Гиви.
— Еще бы! Запер меня в этом своем гареме, мегер каких-то приставил… ты бы поглядел на этих куриц! Они мне поют, представляешь? И еще на лютнях играют! Один раз заглянул, объяснил мне доступно и популярно, что он теперь царь, и опять смылся! Кастратов каких-то понаставил, хочу выйти, не пускают, Масрур хотел зайти, не пускают. Говорят, царь не велел! Царь! И кто? Этот Синдбад недоразвитый!
— Ты погоди, послушай…
— Мало того! Надевают мне мешок на голову и тащат! Весь хребет об осла обломала… везде синяки! И здесь! И здесь!
Гиви отступил еще на несколько шагов.
— Это я велел тебя привезти, — признался он, отчаянно пытаясь расправить плечи.
— Велел привести? — удивилась Алка, и весьма холодно добавила, — так ты теперь тоже царь?
— Так получается, — неопределенно пояснил Гиви.
Он огляделся. Вроде бы, комната была пуста, однако ж, мало ли… они тут, как он успел убедиться, обладают неприятной способностью проникать повсюду…
— Аллочка, — проговорил он, — тут, понимаешь, непонятно что делается… Миша бросил меня в темницу, потому что я, вроде, тоже царь, а эти вот меня вытащили…
— С Миши станется, — все так же холодно согласилась Алка.
— И теперь требуют, чтобы я занял престол вместо Миши, потому что от его царствования, как бы ничего хорошего не проистекает, а совсем, наоборот…
— Ну, Мишка, конечно, раздолбай, — согласилась Алка, — однако ж не полный урод… разве что опять занялся своими гешефтами и разорил державу?
— Не в этом дело, Аллочка… понимаешь, вроде он не годится, потому что земля все трясется и трясется. О, вот, опять…
— Интересно, — задумчиво проговорила Алка, накручивая волосы на палец, — а это, выходит, твоя крепость?
Какое-то время она доброжелательно озиралась, потом рассеянно начала поглощать инжир.
— Выходит так, — уныло произнес Гиви, — была этого, Имама ихнего, а теперь моя.
Алка с размаху плюхнулась на подушки.
— А Имам кто тогда?
— Не знаю… Имам и есть. А на самом деле — кто его знает? Они, вообще-то, Аллочка, все тут то и дело облик меняют…
— Похоже на то, — задумчиво согласилась Алка, разглядывая его холодными светлыми глазами, — ты тоже изменился.
Гиви расправил плечи.
— Паршиво выглядишь. Затравленный какой-то…
Гиви поник. Потом взял себя в руки.
— Вообще-то я царь, Аллочка. Водитель армий.
— Миша тоже так говорил, — согласилась Алка. — Может, вы уже определитесь, наконец, кто есть кто? А то, знаешь, от такого дисбаланса одни неприятности.
— Мы и определяемся, — сухо сказал Гиви.
Потом задумчиво добавил:
— Ты вот скажи… Тебе тут нравится?
Алка пожала плечами.
— В гареме не больно-то повеселишься. А так — забавное место.
Гиви вглядывался в Алку, надеясь и боясь углядеть в ее тонких чертах суккубью привлекательность, порочную и неотразимую. Алка слегка заерзала на подушках.
— Красивая ты, — доброжелательно сообщил Гиви.
Алка вновь слегка пожала плечами.
— Очень мило, конечно, — равнодушно согласилась она, — но ты, извини, несколько не в моем вкусе. Уж слишком ты положительный, Гиви…
— Я, между прочим, царь! — мрачно напомнил Гиви.
— Ну, царь, царь, — успокоительно проговорила Алка, — сама вижу. И что же ты теперь будешь делать? Как альтернативный царь?
Гиви задумался.
— Ну, во-первых, надо пойти на переговоры. Делегацию к Мише отправить. Чтобы избежать напрасного кровопролития.
— Это, — задумалась Алка, — как-то не по-царски! Ты должен вывести войско. Это оно, кстати, там шумит? Твое войско?
— Оно, Аллочка.
— Поставить его перед стенами дворца. Выехать на белом коне. И предъявить ультиматум. Пусть добровольно сложит с себя обязанности правителя Ирама. Потому что он уже совсем с ума сошел на этой почве.
— А если он откажется?
Алка задумалась.
— Напусти на него джиннов, — сказала она.
Гиви вытаращился на нее.
— Они ж тебе, вроде, повинуются. Доходили такие слухи.
— Аллочка, — вздохнул Гиви, — джинны очень ненадежная субстанция. Не знаю, кому они на самом деле повинуются. И проверять не очень хочу. Тем более, — понизил он голос, — честно говоря, я понятия не имею, как их вызывать.
— Проведи эксперимент!
— Это опасно, Аллочка.
— Может, удастся обойтись без битвы народов. Джинны врываются во дворец, уносят Мишку, приносят тебя. Ты возводишь меня на Престол…
— Что? — вытаращился на нее Гиви.
— Возводишь меня на Престол, — лекторским тоном повторила Алка, — из тебя, Гиви, извини, правитель как из зайца орел. Я для этой функции лучше гожусь. Тем более, что я приблизительно представляю ближневосточный менталитет. Полагаю, правящая верхушка меня примет.
— Правящая верхушка тебя не примет, Аллочка. Они тут блондинок не любят.
— Армия меня поддержит.
— Масрур поклялся Мише в вечной верности. Насколько я, Аллочка, понимаю, теперь он за него жизнь отдаст!
— Это мы еще посмотрим…
Ну и ну, лихорадочно думал Гиви, распорядился на свою голову! Тоже мне, царица Савская!
Он осторожно скосил глаза на алкину щиколотку, небрежно высовывающуюся из пестрых шелков. Нет, вроде не волосатая…
Бежать отсюда надо, вот что! И как можно скорее! Это же сумасшедший город!
— Подумать надо Аллочка, — сказал он безнадежно, — в принципе, оно, конечно, возможно…
Алка провела по его щеке прохладной рукой.
— Я, о, Гиви, в долгу не останусь, — сказала она многозначительно.
У Гиви пересохло во рту.
И ты думаешь, она не врет? — спросил мерзкий внутренний голос. Что я, Мишу не видел, в полном блеске царственного величия? Бросит в ту же камеру, там солома еще, извиняюсь, просохнуть не успела.
— Я вознагражу…
— Вознаграждай! — хрипло сказал Гиви. — Сейчас!
Алка задумчиво, оценивающе глядела на него.
— Вознаграждение следует после деяния, о, торопливый, — заметила она.
— Нет! — мрачно произнес Гиви. — Сейчас. Авансом!
Алка вновь смерила его взглядом, от которого Гиви невольно поежился.
Затем отбросила с головы покрывало.
Подошла к Гиви.
Близко-близко.
У Гиви закружилась голова.
Интересно, думал он, дрожа и пылая, она сейчас суккуб? Или нет? Если суккуб, то хреново же мне придется… потом. А если нет, то почему мне так жутко? Это же Алка! Вот она, Алка, в моих объятиях!
Алка положила руки ему на плечи.
Прижалась всем телом.
Глаза ее были совсем рядом, огромные, прозрачные. А тело — мягкое и теплое.
Голова кружилась все сильнее.
Гиви машинально нащупывал ногой подушки, потому что ноги его уже не держали.
— О, Гиви, — сказала Алка.
— Эх, — сказал Гиви.
Было во всем этом что-то неправильное.
Но приятное.
Он обнял ее за… стан?… мучительно стараясь, чтобы движения рук были уверенными и мужественными.
Сейчас она скажет, «О, Масрур!» — думал он в тоске.
— О, Гиви! — повторила Алка.
— Господин! — раздалось из-за завесы. — Господин!!!
Вот зараза, подумал Гиви, и почему они тут не практикуют нормальных дверей? С засовами!
— Одну минутку! — виновато взвизгнул он, приводя в порядок одежды.
— Господин мой! Повелитель мира!
— Эх! — сказал Гиви.
Алка легко выскользнула из его рук, точно серебристая рыбка.
Он стоял посреди комнаты, стараясь унять сердцебиение и глядя в грозные глаза Имама.
— Ну, что там? — спросил он устало.
Имам покосился на Алку.
Алка хладнокровно охорашивалась.
— Тревога, повелитель! Он вывел войско!
— Кто? — растерянно переспросил Гиви.
— Зу-л Карнайн, недостойный. Он движется сюда во главе тысяч… Видно, решил ударить первым. Войско ждет твоих распоряжений, о, повелитель.
Гиви растерялся еще больше.
— А не измотать ли нам противника, — спросил он, съеживаясь под презрительным взглядом Алки, — заняв это… круговую оборону?
— Крепость сия недаром Орлиным гнездом именуется, — проговорил Имам, — ибо она практически неприступна и может выдержать длительную осаду. Однако ж, войско Зу-л Карнайна превосходно многолюдством и хорошо обучено. И ежели они нас запрут, то выхода отсюда уже не будет.
Гиви затылком чувствовал, как Алка с холодным любопытством наблюдает за разговором.
— Что ты предлагаешь, о, Имам? — спросил он наконец.
— Встань же во главе своей армии, о, Гиви! Встретишь судьбу лицом к лицу, как подобает истинному мужу, а не как крыса, запертая в крысоловке!
Гиви растерянно молчал.
— Я вручил тебе свою жизнь и жизнь своих людей, повелитель, — строго напомнил Имам, — Я пошел за тобой, избранным, благословенным! Неужто я избрал не того?
— Миша не станет делать глупостей, — неуверенно возразил Гиви, — зачем? Разве я ему чем-то угрожал?
Гул войска на площади перед крепостью заглушил его слова.
— Сейчас он охотно поверит в то, что у тебя клыки и когти, — сказал Имам, — и что ты с самого начала прятал этот свой истинный облик под личиной скромности и дружеского расположения, дабы поразить его в спину, когда он ненароком отвернется!
— Но это не так, — проблеял Гиви, — я к Мише всегда…
— Ты — смертельная угроза для него, о, Гиви!
Алка, которой надоело стоять молча, вдруг музыкально проговорила:
— Ты что, элементарных вещей не понимаешь? У Мишки армия застоялась.
— Так джиннов же он победил!
— Не он, а ты, — напомнил Имам.
— Ладно. Я же их победил! Ну и вел бы Миша свою армию через перевал… уж не знаю, на кого там — на Багдад, что ли?
— Еще поведет, — откликнулась Алка, — с тобой управится и поведет. Он же теперь у нас Александр Великий!
То шейх, то имам, — с тоской думал Гиви. — Что-то многовато их тут! Или это один и тот же… на всякий случай он тоже склонил голову, однако же не слишком низко. Ему не хотелось упускать из виду старца…
— Итак, о, Гиви, — проговорил тем временем тот, усаживаясь на подушки, и жестом приглашая Гиви последовать его примеру, — добро пожаловать домой!
— Мой дом не здесь, — возразил Гиви со всем возможным достоинством, — здесь я лишь случайный гость.
— Однако же, безусловно, ты из тех гостей, что, приходя, становятся хозяевами. Все здесь принадлежит тебе! И это скромное жилище…
Он вновь повел рукой, и Гиви показалось, что пламя светильников разгорелось сильнее, отчего заиграла золотая резьба на блюдах и узорчатая кайма на шелковых завесах.
— И эти люди, готовые ринуться в бой по одному твоему слову…
Из окон донесся мерный гул голосов, подобный шуму прибоя, и стук, издаваемый древками копий, ударяемых о брусчатку.
— Скрытно готовил я их, о, Гиви, ибо предвидел, что придет час, и ты почувствуешь в них нужду. Вот они, ожидают твоего приказа, чтобы вернуть тебе Ирам!
— Нельзя вернуть то, что тебе не принадлежит! — возразил Гиви, склонный к опрометчивой порядочности, — Ирам принадлежит Мише… Зул-Карнайну, я хотел сказать…
— А! — отмахнулся он, — возможно, это была ошибка. Да, признаю, поначалу кое-кто думал, что он — это он! Но ведь с ним явился ты! Ты — это и есть он! Ты — царь Ирама по праву, ты владеешь Словом и Престолом, ты — избранный, ты — единственный.
— Но Миша…
— А что — Миша? Самозванец, лишь благодаря усмешке рока вознесенный на Престол! Он говорил тебе про рычажок? Или предпочел умолчать?
— Я, — с достоинством ответил Гиви, — никакого рычажка не нашел. Не было там никакого рычажка, о, Имам!
— И не удивительно! Это потому, что тебе он не потребен, о, Гиви! Разве ты не взошел на Престол, без ухищрений, сам по себе?
— Ну, взошел, — неохотно признал Гиви, — но ведь и Миша взошел! И он-то говорит, что никакого рычажка там не было!
— Ну разумеется, говорит, — согласился Имам, — а что ему еще остается!
— Миша — царь! — упорствовал Гиви. — Это даже маги признали!
— А! — отмахнулся Имам, — эти несчастные! Ну, так они просто перепутали знаки небес, ибо приняли недостойного за достойного. Ведь ты все время находился рядом с этим твоим другом, разве нет?
— Ну, находился… а демон? Тот, зеленый? Демон-то показал на него!
— Демон, друг мой, показал на тебя. Его спросили — это он? — совершенно естественно, что он и ответил утвердительно, ибо ты был там…
— А… — нерешительно произнес Гиви, — откуда вы знаете?
— Я знаю все, друг мой. Даже то, что не смогли постигнуть эти жалкие любители. Ибо нужно быть истинным мастером, о, Гиви, чтобы разглядеть тебя, ибо сущность твоя сокрыта от глаз неразумных!
— Да, но Миша…
— Недостойный! — укоризненно покачал головой Имам. — Без тебя, о, Гиви, он бы был совершенно беспомощен!
— Он джиннов изгнал! — блеял Гиви, купаясь в потоке восхвалений и чувствуя себя омерзительно и вместе с тем сладостно.
— А что джинны? — пожал плечами Имам, — ты сказал слово, они сделали по слову твоему. Что толку в том, что этот твой Миша подпевал тебе, выл и вертелся, как нищий факир? Ты — царь! Ты — повелитель духов, ты — источник познания, ты — мудрейший из мудрых, тебе ведомы все Имена, все языки, ты — опора Ирама, покоритель Престола! Так прикажешь мне спокойно сидеть и смотреть, как недостойный низвергнул достойного?
— Слушай, — с тоской воскликнул Гиви, чувствуя, что реальность, и без того сомнительная, начинает раздваиваться, — ну какой я царь? Я домой хочу!
— Ты скромен и не ведаешь корысти. Однако же сердце у тебя воистину исполнено царского величия, и оно отзовется на нужды Ирама. Ибо Ираму грозит опасность. И опасность сия вдесятеро больше, нежели была прежде, ибо на Престоле воссел самозванец.
— То есть Миша?
— Ну да! Разве не рушатся башни ирамские под его стопой? Ибо, будь он истинный царь, в Ираме тут же воцарился бы мир и благолепие, уверяю тебя! Умоляю, о, Гиви, останови его, ибо он столкнет Ирам с края пропасти!
— Э-э… — нерешительно протянул Гиви.
На его памяти под Мишиной стопой рухнула всего одна башня, и та хлипкая. Ну, потряхивает Ирам немножко, так ведь и раньше трясло… никаких особых изменений Гиви не заметил.
— Ираму грозит опасность? — на всякий случай переспросил он. — Какого рода?
— Тебе мало, что на Престол воссел самозванец и узурпатор? Тебе мало, что заточил он всех, кто был к нему близок, кому ведома была истинная его сущность? Где теперь ваша спутница, прекрасная ликом, стройная станом?
Гиви, нахмурившись, молчал.
— А где был бы ты, если бы не спас тебя верный мой слуга, не вывел бы из узилища? Гнил во тьме? Ладно… не должен я говорить сего, Гиви, однако ж скажу. Тебе скажу. В древних книгах сказано, что если престол займет недостойный, Ирам погибнет. Сам престол не удержит поправшего его. Горы Мрака содрогнутся, столбы пламени вырвутся наружу, земля встанет дыбом…
В описаниях старца присутствовал некий мрачноватый размах и Гиви на всякий случай осторожно сказал:
— Слушай, вот ужас!
— Сосуд, чьим средоточием является Ирам, треснет! И избыточный свет прольется во все остальные сосуды, каковые не выдержат подобного напора! Все миры исчезнут. Свет разольется во вселенной, и мрак поглотит его…
— Кошмар!
— Разве не твой долг предотвратить сие, о, Гиви?
— Ну, хорошо, — неуверенно проговорил Гиви, — а если я спасу Ирам, я смогу отправиться домой?
— Домой? — удивился старец, — ты дома, властелин мой.
— Нет, к себе… обратно, откуда мы пришли?
— Не понимаю, зачем тебе то потребно, — пожал плечами старец, — однако же, да, когда возмущение материй вкруг Ирама утихнет, ты, безусловно, сможешь попасть домой… если пожелаешь, разумеется.
Гиви вновь помялся. Что-то тут было не так, но он никак не мог сообразить, что именно.
— А что будет с Мишей?
— Ежели ты победишь недостойного, бросившего тебя в темницу, лишь справедливо будет воздать ему той же меркой.
— Но я вовсе не хочу бросать Мишу в темницу! На самом деле он вовсе не такой уж плохой.
— Он деспот! Хитрый и коварный!
— Ну какой Миша деспот! Я думаю, что это Ирам на него так повлиял. А если его тоже отправить домой, то уверяю, он тут же придет в себя…
— Не думаю, что он уступит тебе без боя, о, Гиви, — возразил старец.
— Не стану я драться с Мишей, — угрюмо проговорил Гиви.
— Придется. Ибо благо Ирама требует жертв, мой повелитель. Тем самым ты спасешь множество людей. Я понимаю, он был твой друг, однако же, что благополучие одного перед лицом многих?
— Дай мне подумать, о, Имам, — все так же мрачно проговорил Гиви, — не торопи меня.
— Все мое время — твое, о, повелитель, — согласился старец, складывая ладони в знак покорности и застывая в неподвижности, — однако ж не думай слишком долго, ибо как знать, что еще затеял сей недостойный?
Гиви думал.
— А что тебе с того будет, о, Имам? — спросил он наконец.
— Ничего, — с достоинством проговорил старец, — у меня есть все, что мне потребно и даже более того. Я уединился в сих горах и не спешу в мир. Благо Ирама для меня превыше всего. Равно, как и твое благо, о, Гиви!
— Мне, — буркнул Гиви, — тоже ничего не нужно…
— Да? — удивился Имам. — Подумай, что такое занять место, принадлежащее тебе по праву! Разве не чувствовал ты никогда, что заслуживаешь лучшего? Разве не ощущал себя незваным гостем на пиру? Разве не хотел сказать людям: «Вот он, я, поглядите! Вот моя истинная сущность, сверкающая как небывалая драгоценность, а эта жалкая внешняя оболочка — лишь видимость, обман! Так примите же меня с радостью и почетом, ибо я того достоин!»
— Ну, хотел, — неохотно признал Гиви, — но не здесь, не в Ираме. Ирам, он какой-то… тут тебе все время говорят то, чего ты хочешь. Вот если я попаду домой…
— Домой? — поднял брови старец, — — а что там тебя ждет, властелин миров? Счетные книги? Ежедневная повинность? Мелкие людишки, попирающие твое величие, как невежда попирает драгоценный ковер грубой стопой? Холод и мрак? Я слышал там, за кругом мира есть страны, где с неба сыплются кристаллики замерзшей воды! Где долгие, как небытие, ночи сменяются мимолетным, как жизнь, днем! Где женщины не умеют ублажать мужчин и ходят в собрания, открыв бесстыжие лица! Не таков ли и твой мир, о, пришелец? И зачем он тебе нужен — такой?
— Другого у меня нет, — сказал Гиви. — Ежели такой мир существует, кто-то ведь должен его любить? А иначе, зачем он существует?
— Хорошо, — пожал плечами Имам, — хорошо! Ты попадешь домой в величии и блеске! Прими, о, Гиви, мое в том слово! Но не раньше, нежели ты спасешь Ирам! Вот честный обмен!
Гиви задумался.
— Тут все говорят о чести, — сказал он наконец, — однако ж почти всё время лгут. Впрочем… ты можешь доказать чистоту своих намерений, о, Имам. Ибо и сам ты упоминал о некоей узнице — моей спутнице, которую Ми… узурпатор заключил в узилище.
Старец несколько опешил, хотя и попытался это скрыть.
— Быть может, о, друг мой, это вполне терпимое узилище? — осторожно предположил он.
— Мне без разницы, о, Имам, — сурово ответил Гиви, — покажи мне ее, целую и невредимую, и я, возможно, поверю тебе! Клянусь в том небом, обладателем башен!
— Понимаю, о, Гиви, тебя страшит, не падет ли она первой жертвой сией распри! Что ж, хорошо! Я доставлю ее сюда и помещу в безопасности! И никто, никто, о, Гиви, не сможет использовать ее против ее желания! Ведь ты использовать ее не будешь?
— Нет, — вздохнул Гиви, — какое там!
— Но я предупреждаю тебя, о, Гиви, что сия женщина опасна, ибо язык ее остер как бритва, а ум не уступает языку. Потом, у нее светлые волосы, что свидетельствует о плохой работе внутренних жидкостей! Но, полагаю, ты как раз тот, кто сумеет противостоять ее чарам, как бы они ни были сильны!
Гиви опять задумался.
— А сумеешь ли ты, о, Имам, привести ее сюда, избежав при этом грубого насилия? Так, чтобы ни один волос не упал с ее головы?
— Я — раб Ирама а, следовательно, твой раб, о, Гиви, — склонил голову старец, — и я велю слуге твоему Джамалю доставить эту женщину. Возможно, он уже в пути, ибо должен вернуться во дворец до рассвета, дабы способствовать твоему делу!
Каким образом Джамаль намеревался способствовать делу во дворце, Гиви не очень понял. Шпионить, наверное…
— Ну, что ж, — разрешил Гиви, — пусть поспособствует, ибо усердие есть наилучшее качество доброго слуги. Я же, о, Имам, буду ждать, пока эта женщина не прибудет сюда, целая и невредимая. И требую я, чтобы отныне она сопровождала меня везде и всюду, ибо, коли ты полагаешь, что Миша может использовать ее в качестве последнего довода, то не намерен ли ты сам применить ее с той же целью?
— Ты ранишь мне сердце своим недоверием, о, Гиви, — вздохнул старец, — но я живу, чтобы исполнять твои повеления! И нет для меня большей радости, нежели вывести тебя из мрака на свет. Кстати, о, венценосный, Джамаль уверял, что ты грезил каким-то узником, каковой делил будто бы с тобой заключение.
— Это и впрямь были лишь спутанные грезы, — небрежно отмахнулся Гиви.
— А-а… ну ладно! Позволь твоему слуге удалиться, чтобы отдать соответствующие распоряжения…
Имам вновь вздохнул. Одновременно с этим раздался далекий гул, и пол под ногами у Гиви слегка содрогнулся.
— Слышишь? — воздел руку старец.
— Слышу, — согласился Гиви, — от трех до четырех баллов. Ну и при чем тут Миша? Если я, твой гость и властелин, правильно понял, Ирам так трясется столетиями…
— Будет хуже, — зловеще проговорил старец.
— Что ж, — отозвался Гиви, скрестив руки на груди и усаживаясь на подушки, — тогда и поглядим, что тут можно сделать. И пришли мне кого-то, дабы я мог омыть руки и приступить, наконец, к трапезе…
— Слушаю и повинуюсь, господин мой, — произнес старец с достоинством.
Он поглядел на Гиви, сокрушенно покачивая головой.
— Я ждал тебя столько лет, о, повелитель! — сказал он. — Я копил силы! Я взращивал мудрость! Я проницал пространства в поисках твоего сияния! Так почему же ты сомневаешься? Неужто думаешь, что я не различу алмаз среди стекляшек? Неужто полагаешь, что я позволю тебе отказаться от того, что принадлежит тебе по праву только из-за твоей неуместной скромности?
Не позволит, с тоской подумал Гиви. Дались им эти цари времен! Он понятия не имел, кем там оказался Миша, но лично он, Гиви, явственно чувствовал себя самозванцем, с каким-то равнодушным ужасом ожидая, что обман вот-вот раскроется.
— Я же сказал, о, Имам, — буркнул он, — я подумаю. Так сразу дела не делаются! Ступай! Прошу, слушай, дай побыть одному!
— Разумеется, о, повелитель, — сдержанно сказал старец, однако ж в голосе его слышалась затаенная обида.
Он сложил руки, поклонился и вышел.
Гиви поерзал на подушках, устраиваясь поудобнее. Чтобы не скучать, он стал разглядывать потолок, выложенный причудливыми изразцовыми узорами. Узоры нагоняли тоску.
Так значит, я теперь царь, — думал Гиви. Миша не царь, а я царь! Жаль, Миша об этом не знает! Ну, ничего, скоро узнает! Эх!
Воевать ему не хотелось. Хотелось кушать. Во-первых, с Мишей не повоюешь. У Миши Масрур, а Масрур готов идти за своим повелителем в огонь и воду — после той позорной истории с джиннами. У Миши его верные бессловесные мамелюки. У Миши полки со знаменами. Боевая белая верблюдица! У Миши, в конце концов, нубийские ослы!
Гиви поднялся с подушек, подошел к высокому окну, встал на цыпочки. Убедился, что по причине отчасти высокого окна, отчасти собственного низкого роста, он не достает даже до нижнего края, вернулся, кряхтя, придвинул столик, взобрался на него и выглянул наружу.
Замок висел над пропастью.
То есть, вернее, он возвышался над пропастью на плоском утесе, напоминающем по виду палубу корабля. Нос палубы выдавался вперед и играл роль двора перед замком. Сейчас, смутно проступая в утренней дымке, на нем в грозном молчании строились квадраты войск.
Гиви стало страшно.
И это — подумал он, мои люди? Мои войска? Они сделают все, что я прикажу? Нападут на Мишу?
Да чем лично их Миша не устроил?
Вечный старец, вспомнил он! Единственный, кто не признал в Мише повелителя Ирама! Святой человек, укрывшийся в горах!
Ему с самого начала Миша не понравился, подумал он.
А я, выходит, понравился!
Гиви в испуге отпрянул от окна: словно ощутив его присутствие, сотни людей внизу, как один человек, мерно застучали древками копий о камень.
* * *
Плов не лез в горло.
Может, мне просто надоела восточная кухня, думал Гиви с тоской.
Сейчас бы борща поесть. И черного хлеба с салом…
Когда за завесой скрывающей вход, раздались шаги, Гиви быстро вытер руки о пеструю ткань и выпрямился на подушках.
Двое мрачных могучих рабов внесли на плечах пестрый мешок, у горлышка аккуратно перехваченный золотой тесьмой. Тесьма была кокетливо повязана бантиком. Мешок дергался, извивался, а порою складывался пополам.
Рабы свалили мешок у ног Гиви и, поклонившись, поспешно вышли. У одного, как имел возможность убедиться Гиви, слегка заплыл глаз.
Мешок продолжал дергаться.
— Ну, ты шакал, Мишка! — фыркал мешок, — багдадский вор тебе товарищ! Ты еще пожалеешь! Я тебе еще покажу! Развяжи мешок, скорпионово семя!
Гиви наклонился, аккуратно потянул за ленточку и поспешно отскочил в сторону.
— Алочка, — робко сказал Гиви, — успокойся!
— А! — Алка вскочила на ноги и отряхнулась, — это ты!
— Я, Алочка, — печально отозвался Гиви.
Алка разъяренно откинула со лба светлую прядь.
— И ты туда же, — вздохнула она, — Мало, что Мишка совсем умом тронулся!
— А он тронулся? — на всякий случай спросил Гиви.
— Еще бы! Запер меня в этом своем гареме, мегер каких-то приставил… ты бы поглядел на этих куриц! Они мне поют, представляешь? И еще на лютнях играют! Один раз заглянул, объяснил мне доступно и популярно, что он теперь царь, и опять смылся! Кастратов каких-то понаставил, хочу выйти, не пускают, Масрур хотел зайти, не пускают. Говорят, царь не велел! Царь! И кто? Этот Синдбад недоразвитый!
— Ты погоди, послушай…
— Мало того! Надевают мне мешок на голову и тащат! Весь хребет об осла обломала… везде синяки! И здесь! И здесь!
Гиви отступил еще на несколько шагов.
— Это я велел тебя привезти, — признался он, отчаянно пытаясь расправить плечи.
— Велел привести? — удивилась Алка, и весьма холодно добавила, — так ты теперь тоже царь?
— Так получается, — неопределенно пояснил Гиви.
Он огляделся. Вроде бы, комната была пуста, однако ж, мало ли… они тут, как он успел убедиться, обладают неприятной способностью проникать повсюду…
— Аллочка, — проговорил он, — тут, понимаешь, непонятно что делается… Миша бросил меня в темницу, потому что я, вроде, тоже царь, а эти вот меня вытащили…
— С Миши станется, — все так же холодно согласилась Алка.
— И теперь требуют, чтобы я занял престол вместо Миши, потому что от его царствования, как бы ничего хорошего не проистекает, а совсем, наоборот…
— Ну, Мишка, конечно, раздолбай, — согласилась Алка, — однако ж не полный урод… разве что опять занялся своими гешефтами и разорил державу?
— Не в этом дело, Аллочка… понимаешь, вроде он не годится, потому что земля все трясется и трясется. О, вот, опять…
— Интересно, — задумчиво проговорила Алка, накручивая волосы на палец, — а это, выходит, твоя крепость?
Какое-то время она доброжелательно озиралась, потом рассеянно начала поглощать инжир.
— Выходит так, — уныло произнес Гиви, — была этого, Имама ихнего, а теперь моя.
Алка с размаху плюхнулась на подушки.
— А Имам кто тогда?
— Не знаю… Имам и есть. А на самом деле — кто его знает? Они, вообще-то, Аллочка, все тут то и дело облик меняют…
— Похоже на то, — задумчиво согласилась Алка, разглядывая его холодными светлыми глазами, — ты тоже изменился.
Гиви расправил плечи.
— Паршиво выглядишь. Затравленный какой-то…
Гиви поник. Потом взял себя в руки.
— Вообще-то я царь, Аллочка. Водитель армий.
— Миша тоже так говорил, — согласилась Алка. — Может, вы уже определитесь, наконец, кто есть кто? А то, знаешь, от такого дисбаланса одни неприятности.
— Мы и определяемся, — сухо сказал Гиви.
Потом задумчиво добавил:
— Ты вот скажи… Тебе тут нравится?
Алка пожала плечами.
— В гареме не больно-то повеселишься. А так — забавное место.
Гиви вглядывался в Алку, надеясь и боясь углядеть в ее тонких чертах суккубью привлекательность, порочную и неотразимую. Алка слегка заерзала на подушках.
— Красивая ты, — доброжелательно сообщил Гиви.
Алка вновь слегка пожала плечами.
— Очень мило, конечно, — равнодушно согласилась она, — но ты, извини, несколько не в моем вкусе. Уж слишком ты положительный, Гиви…
— Я, между прочим, царь! — мрачно напомнил Гиви.
— Ну, царь, царь, — успокоительно проговорила Алка, — сама вижу. И что же ты теперь будешь делать? Как альтернативный царь?
Гиви задумался.
— Ну, во-первых, надо пойти на переговоры. Делегацию к Мише отправить. Чтобы избежать напрасного кровопролития.
— Это, — задумалась Алка, — как-то не по-царски! Ты должен вывести войско. Это оно, кстати, там шумит? Твое войско?
— Оно, Аллочка.
— Поставить его перед стенами дворца. Выехать на белом коне. И предъявить ультиматум. Пусть добровольно сложит с себя обязанности правителя Ирама. Потому что он уже совсем с ума сошел на этой почве.
— А если он откажется?
Алка задумалась.
— Напусти на него джиннов, — сказала она.
Гиви вытаращился на нее.
— Они ж тебе, вроде, повинуются. Доходили такие слухи.
— Аллочка, — вздохнул Гиви, — джинны очень ненадежная субстанция. Не знаю, кому они на самом деле повинуются. И проверять не очень хочу. Тем более, — понизил он голос, — честно говоря, я понятия не имею, как их вызывать.
— Проведи эксперимент!
— Это опасно, Аллочка.
— Может, удастся обойтись без битвы народов. Джинны врываются во дворец, уносят Мишку, приносят тебя. Ты возводишь меня на Престол…
— Что? — вытаращился на нее Гиви.
— Возводишь меня на Престол, — лекторским тоном повторила Алка, — из тебя, Гиви, извини, правитель как из зайца орел. Я для этой функции лучше гожусь. Тем более, что я приблизительно представляю ближневосточный менталитет. Полагаю, правящая верхушка меня примет.
— Правящая верхушка тебя не примет, Аллочка. Они тут блондинок не любят.
— Армия меня поддержит.
— Масрур поклялся Мише в вечной верности. Насколько я, Аллочка, понимаю, теперь он за него жизнь отдаст!
— Это мы еще посмотрим…
Ну и ну, лихорадочно думал Гиви, распорядился на свою голову! Тоже мне, царица Савская!
Он осторожно скосил глаза на алкину щиколотку, небрежно высовывающуюся из пестрых шелков. Нет, вроде не волосатая…
Бежать отсюда надо, вот что! И как можно скорее! Это же сумасшедший город!
— Подумать надо Аллочка, — сказал он безнадежно, — в принципе, оно, конечно, возможно…
Алка провела по его щеке прохладной рукой.
— Я, о, Гиви, в долгу не останусь, — сказала она многозначительно.
У Гиви пересохло во рту.
И ты думаешь, она не врет? — спросил мерзкий внутренний голос. Что я, Мишу не видел, в полном блеске царственного величия? Бросит в ту же камеру, там солома еще, извиняюсь, просохнуть не успела.
— Я вознагражу…
— Вознаграждай! — хрипло сказал Гиви. — Сейчас!
Алка задумчиво, оценивающе глядела на него.
— Вознаграждение следует после деяния, о, торопливый, — заметила она.
— Нет! — мрачно произнес Гиви. — Сейчас. Авансом!
Алка вновь смерила его взглядом, от которого Гиви невольно поежился.
Затем отбросила с головы покрывало.
Подошла к Гиви.
Близко-близко.
У Гиви закружилась голова.
Интересно, думал он, дрожа и пылая, она сейчас суккуб? Или нет? Если суккуб, то хреново же мне придется… потом. А если нет, то почему мне так жутко? Это же Алка! Вот она, Алка, в моих объятиях!
Алка положила руки ему на плечи.
Прижалась всем телом.
Глаза ее были совсем рядом, огромные, прозрачные. А тело — мягкое и теплое.
Голова кружилась все сильнее.
Гиви машинально нащупывал ногой подушки, потому что ноги его уже не держали.
— О, Гиви, — сказала Алка.
— Эх, — сказал Гиви.
Было во всем этом что-то неправильное.
Но приятное.
Он обнял ее за… стан?… мучительно стараясь, чтобы движения рук были уверенными и мужественными.
Сейчас она скажет, «О, Масрур!» — думал он в тоске.
— О, Гиви! — повторила Алка.
— Господин! — раздалось из-за завесы. — Господин!!!
Вот зараза, подумал Гиви, и почему они тут не практикуют нормальных дверей? С засовами!
— Одну минутку! — виновато взвизгнул он, приводя в порядок одежды.
— Господин мой! Повелитель мира!
— Эх! — сказал Гиви.
Алка легко выскользнула из его рук, точно серебристая рыбка.
Он стоял посреди комнаты, стараясь унять сердцебиение и глядя в грозные глаза Имама.
— Ну, что там? — спросил он устало.
Имам покосился на Алку.
Алка хладнокровно охорашивалась.
— Тревога, повелитель! Он вывел войско!
— Кто? — растерянно переспросил Гиви.
— Зу-л Карнайн, недостойный. Он движется сюда во главе тысяч… Видно, решил ударить первым. Войско ждет твоих распоряжений, о, повелитель.
Гиви растерялся еще больше.
— А не измотать ли нам противника, — спросил он, съеживаясь под презрительным взглядом Алки, — заняв это… круговую оборону?
— Крепость сия недаром Орлиным гнездом именуется, — проговорил Имам, — ибо она практически неприступна и может выдержать длительную осаду. Однако ж, войско Зу-л Карнайна превосходно многолюдством и хорошо обучено. И ежели они нас запрут, то выхода отсюда уже не будет.
Гиви затылком чувствовал, как Алка с холодным любопытством наблюдает за разговором.
— Что ты предлагаешь, о, Имам? — спросил он наконец.
— Встань же во главе своей армии, о, Гиви! Встретишь судьбу лицом к лицу, как подобает истинному мужу, а не как крыса, запертая в крысоловке!
Гиви растерянно молчал.
— Я вручил тебе свою жизнь и жизнь своих людей, повелитель, — строго напомнил Имам, — Я пошел за тобой, избранным, благословенным! Неужто я избрал не того?
— Миша не станет делать глупостей, — неуверенно возразил Гиви, — зачем? Разве я ему чем-то угрожал?
Гул войска на площади перед крепостью заглушил его слова.
— Сейчас он охотно поверит в то, что у тебя клыки и когти, — сказал Имам, — и что ты с самого начала прятал этот свой истинный облик под личиной скромности и дружеского расположения, дабы поразить его в спину, когда он ненароком отвернется!
— Но это не так, — проблеял Гиви, — я к Мише всегда…
— Ты — смертельная угроза для него, о, Гиви!
Алка, которой надоело стоять молча, вдруг музыкально проговорила:
— Ты что, элементарных вещей не понимаешь? У Мишки армия застоялась.
— Так джиннов же он победил!
— Не он, а ты, — напомнил Имам.
— Ладно. Я же их победил! Ну и вел бы Миша свою армию через перевал… уж не знаю, на кого там — на Багдад, что ли?
— Еще поведет, — откликнулась Алка, — с тобой управится и поведет. Он же теперь у нас Александр Великий!