Галина Мария. Гиви и Шендерович

   Склад номер двадцать два стоял на отшибе, углом выдвигаясь к черной воде. Двери были широко распахнуты, открывая угрюмый проем, у порога застыл одинокий погрузочный кар.
   Черные фигуры деловито передвигались на фоне проема.
   — О! — оживленно воскликнул Шендерович, — уже грузят!
   Гиви поежился. Благосклонный ангел, издавна опекающий хорошо поддавших грешников, нежно подул ему в затылок.
   — Миша, — сказал Гиви неуверенным шепотом, — тут что-то не так… Миша…
   Но Шендерович уже бодрым деловым шагом двинулся к складу и заглянул внутрь.
   — А… это, — произнес он скучным и одновременно напористым тоном преуспевающего бизнесмена, — что, уже погрузились? Почему без меня? Я ж велел… Эй, что ты делаешь?
   Гиви рванулся было на помощь другу, но с ужасом почувствовал, как между лопаток ему упирается что-то твердое и холодное.
   Не менее холодный голос что-то проговорил, явно не по-русски.
   — Чего? — услужливо переспросил Гиви.
   — А, шайтан! — сказал голос, — Инглиздже бийор? Спик инглиш?
   — Ага, — заторопился Гиви, судорожно шаря в потемках сознания. — Это… йес, э литтл…
   — Стэнд стилл, — сказал голос. И на всякий случай посильней прижал к гивиной спине холодный предмет.
   — Окей, окей, — не стал спорить Гиви.
   Внутри склада, за его огромным алчным зевом происходил какой-то неясный шум, словно несколько человек, тяжело ухая, лупили во что-то мягкое…
   Холодное продолжало прижиматься к позвоночнику, но этим тактильные контакты не ограничились — Гиви ощутил деловитое похлопывание по бокам.
   Три руки у него, что ли? — изумлялся Гиви.
   Некто нащупал кинжал на поясе — Гиви почувствовал, как ловкие пальцы отстегнули ножны.
   — Ого! — сказал некто.
   — Ага, — уныло согласился Гиви.
   Затянутая в черную перчатку рука мелькнула у Гиви перед носом — ловко, точно женская, залезла в нагрудный карман и вытащила оттуда изрядно отощавший бумажник. Бумажник издевательски мелькнул перед носом Гиви и исчез.
   О— ля-ля! -подумал Гиви.
   Аналогичный трюк проделали два цветных шелковых платочка — подарки бухгалтершам Лилечке и Эллочке.
   Быстрые руки прошлись по остальным карманам, залезли в карманы брюк, даже пошевелили там. Гиви это совсем не понравилось — он стиснул зубы, решив ответить на оскорбление, как полагается мужчине. Чего, понимаешь, лапает?
   Он дернулся и наугад двинул острым локтем.
   Локоть наткнулся на что-то по твердости напоминающее сосновую доску.
   Реакции не последовало.
   На всякий случай Гиви дернулся еще раз — на этот раз ногой. И опять во что-то попал.
   За спиной кто-то охнул.
   И в свою очередь врезал Гиви коленкой под зад. Не прибегая к оружию. Да так, что Гиви взлетел в теплом воздухе и даже слегка там подвис.
   — Ах, ты! — возмутился Гиви и в полете обернулся — поглядеть в глаза невидимому обидчику.
   И тут же с ужасом втянул воздух сквозь стиснутые зубы. На него смотрела страшная черная харя без носа и рта, с черной гладкой головой и впадинами на месте глаз.
   Господи Боже ты мой! Да это ж пришельцы! — пронеслось в голове у Гиви.
   Грозные марсиане, или кто они там такие, как это у них обычно водится, исподтишка высадившиеся на Землю на своих летательных аппаратах.
   Гиви даже почувствовал некоторый приступ гордости — сердце его замерло в предчувствии того чудесного и ужасного, которое, чтобы случиться, почему-то выбрало именно его, Гиви. И тут же поник от разочарования.
   — Сан оф бич! — произнесло существо, хватаясь за промежность.
   Голос звучал приглушенно, и Гиви с внутренней печалью понял, что причиной тому был всего лишь капроновый черный чулок, плотно облегающий заурядную человеческую голову.
   Цепкая хватка разжалась и Гиви, петляя меж складскими бараками, как заяц, ринулся прочь, ежесекундно ожидая выстрела в спину и время от времени спохватываясь и покрикивая на ходу:
   — Спасите! Миша! Убивают! Кто-нибудь! Миша!
   «Миша» он выкрикивал в подтверждение того, что вовсе не забыл о печальной судьбе Шендеровича, не бросил его в беде, а наоборот, очень даже беспокоится и хочет помочь.
   Неизвестно, были ли виной тому его вопли, вспугнувшие нападавших, или же неведомые люди в чулках уже сделали все, что намеревались, но неожиданно все завершилось — как-то очень буднично; где-то за ангаром заурчал мотор, встревоженное ухо Гиви уловило торопливую пробежку нескольких пар тяжелообутых ног, невидимая машина фыркнула, хлопнула дверца, машина взревела, промчалась мимо Гиви, обдав его теплым южным воздухом, смешанным с выхлопными газами, и умчалась, еще больше размазав по асфальту одинокую лужу мазута.
   Гиви, в растерянности присев на полусогнутых, наблюдал за удаляющимися кормовыми огнями. Огни издевательски мигнули и скрылись за поворотом.
   — Эх! — сказал Гиви.
   Под ложечкой притулился тягучий стыд. Гиви понимал, что в очередной раз оказался не на высоте. Мужчина с кинжалом на поясе не должен так себя вести. Даже мужчина без кинжала. Настоящий мужчина воспользовался бы минутным замешательством противника не для того, чтобы позорно нарезать, бросив друга на произвол судьбы, а для того, чтобы, развернувшись, въехать противнику в челюсть носком ботинка… Или, например, ребром ладони по горлу и — порядок! Противник повержен, он, Гиви, бросается в черную пугающую пасть ангара, слышны четкие, профессиональные удары, камера наезжает, он стоит, окруженный неподвижными телами, подает крепкую ладонь Шендеровичу, Шендерович встает, взволнованный и благодарный, Гиви спрашивает «Ты в порядке?». Потом говорит «А ну-ка посмотрим, кто у нас тут» и наклоняется, чтобы стащить с одного из злодеев черную маску.
   А и правда, кто же это был?
   И что там, в конце концов, с Шендеровичем?
   Ссутулив плечи, Гиви побрел к ангару. Может, они его убили, попутно размышлял он. Может, там уже труп… Бедный, бедный Миша… И что он, Гиви, тогда будет говорить турецкой полиции? И вообще, что будет делать, оказавшись в Турции один одинешенек… Ну ладно, предположим, он всегда может вернуться на теплоход. Интересно, выдаст ли Украина туркам не своего подданного даже если он и приплыл на украинском теплоходе. И вообще, с чего это он взял, что теплоход украинский…
   Ему опять стало стыдно — и чем это только голова забита в такую трагическую минуту!
   Бедный, бедный Миша, торопливо подумал он…
   Ангар был пуст и темен. То есть какая-то лампочка светилась под перекрытиями, голая и одинокая, как покинутая кинозвезда, но, как и водится в подобных случаях, толку от нее было мало. Гиви потоптался перед входом, потом все же набрался мужества и заглянул внутрь.
   — Миша! — тихонько позвал он.
   — Ш-ша, — ответил ангар.
   Потом за пустым, перевернутым контейнером что-то пошевелилось. Из-за жесткого ребра высунулась встрепанная голова. Даже в тусклом свете одинокой кинозвезды было видно, что глаз у Шендеровича стремительно заплывает синим, а наполовину оторванный воротничок рубашки бесстыдно свисает с мощного плеча.
   — Миша! — чуть не всхлипнул Гиви, — ты живой!
   — Черт его знает, — сумрачно ответил Шендерович.
   Страдальчески кряхтя и морщась, он окончательно вылез из-за контейнера, одновременно осторожно похлопывая себя по бокам на предмет целостности организма.
   — Это… — сказал он, — ну и ну…
   — Ты в порядке? — машинально спросил Гиви.
   — Еще чего, — ответил Шендерович.
   — Кто это был, Миша?
   — Сволочи, — сухо ответил Шендерович. И тут же приободрился. — Ну, я им и врезал!.
   Гиви в глубине души усомнился. Но уточнять не стал.
   — Они меня ограбили, — просветил он Шендеровича, — бумажник взяли, эх! Документы взяли! Даже платки шелковые взяли…
   И горько заключил:
   — Кинжал отобрали. Зачем кинжал отобрали? Кому он нужен?
   — Кинжал! — фыркнул Шендерович. Он постепенно приходил в себя. — Два поганых бакса цена твоему кинжалу. Что кинжал? Пять тысяч зеленых у меня было! Пять тысяч! Вот что они отобрали! Товар! Где товар? Нету товара! Где шарики? Улетели? Куда он товар дел?
   — Кто? — удивился Гиви. — Али?
   — Причем тут Али? Али — мелкая сошка. Ему что — продал себе товар и сиди в кофейне со своим бардаком… Нет, это та падла вонючая! Большой змей! Добрался до меня все-таки! Это он, говорю тебе!
   — Лысюк? — догадался Гиви.
   — Лысюк, конечно, — буднично ответил Шендерович, — натравил на меня своих головорезов. Выследил, нанял каких-то сволочей, и натравил. Ну, я его! Ну я ему! Дай только вернуться…
   Он запнулся, заморгал и сполз по стене ангара, охватив голову руками.
   — Ох ты! Куда ж я вернусь? Меня ж тут же на счетчик поставят… Кранты мне!
   — Так те пять тысяч, — сообразил Гиви, — не твои, да?
   — А то, — мрачно подтвердил Шендерович, — откуда у меня свои. Я их под проценты… Я б за месяц втрое больше наварил… Там знаешь, какой оборот, у шариков? Знаешь, как они крутятся?
   — Крутятся-вертятся, — печально сказал Гиви. — Чего волнуешься? Не вернемся мы домой. Не пустят нас. Покажите, скажут, паспорта, а где паспорта? Нету паспортов?
   — Господи, — выдохнул Шендерович, — да причем тут паспорта? Не мы первые, не мы последние. Пойдем в посольство, скажем, так мол и так… Синяки покажем.
   — В полицию надо заявить, Миша, — твердо сказал Гиви. — Без этого — никак. Полиция даст нам бумагу, мы с ней пойдем в посольство, они нам дадут другую бумагу…
   — Подотрись ты своей бумагой, — отрезал Шендерович. Он медленно возврашался в исходное вертикальное положение, по прежнему упираясь спиной в стену ангара.
   — Ты как хочешь, — твердо сказал Гиви, — а я пойду в полицию. Пускай они разбираются. Надоели мне, Миша, авантюры эти. Все путем, все путем, не боись, прорвемся… А вот оно, во что все вылилось…
   — Ну иди, — вздохнул Шендерович, отряхивая колени, — иди в полицию. Расскажи им про Грецию, про свою историческую родину расскажи…
   — И расскажу…
   — Давай-давай. Турки знаешь как греков любят! До гроба!
   Гиви на миг задумался.
   — Миша, послушай, — сказал он наконец… — Ты Али этому задаток давал?
   — А то, — горько ответил Шендерович, — треть суммы, все путем.
   — Он товар отгрузил? Где товар? Пусть вернет деньги.
   — С Али какой спрос? — вздохнул Шендерович, — говорю тебе, Лысюк это… Выследил нас и…
   — Ага… Только они, Миша, склад очистили раньше, чем мы сюда подошли. А вот откуда они номер склада узнали? Кто его еще знал? Мы да Али, вот и все. Их Али навел. Так что пусть отдает задаток. Так дела не делают.
   Шендерович напряженно задумался.
   — А и верно, — сказал он наконец. — Ну я его, паршивца… Всю душу вытрясу. «Надежный человек, надежный человек»! Ну, Яни! Ну, Ставраки! Ну, сволочь!
   — Где он живет, знаешь?
   — Итальянская угол Канатной.
   — Да не Ставраки! Али!
   — Откуда? Ставраки, может, знает.
   — В кофейню надо. Сам говорил, он туда как на работу ходит.
   — Верно! — еще раз обрадовался Шендерович. — В кофейню. Прижмем его, гада ползучего. Пусть бабки отдаст! Все! А не отдаст, в полицию на него настучу. Пошли отсюда, брат мой мудрый, пока мы еще в какое-нибудь дерьмо не вляпались.
   — Куда? — с надеждой спросил Гиви, — в полицию?
   Шендерович вновь задумался.
   — Не-а… с полицией погодим. Они приметы начнут спрашивать… Ты этого урода хорошо разглядел?
   — Как тебя, — сказал Гиви.
   — Ну?
   — В черном чулке, понимаешь…
   — Это, — сухо сказал Шендерович, — я и без тебя заметил. Еще что?
   — Сам в черном…
   — Это я тоже заметил.
   — Машину видел.
   — Цвет? — деловито спросил Шендерович, — марка? Номер?
   — Зверь машина, — печально сказал Гиви.
   — И все?
   — Ага.
   — Ну вот. А ты — полиция, полиция… Что мы им скажем?
   — В луже отпечаток протектора остался.
   — Это плюс, конечно, — согласился Шендерович. — Только мы вот как сделаем… Вернемся на теплоход, придем в себя, залечим нервы, а завтра, с утра, Алку под мышку — и в кофейню. На теплоход, так на теплоход, — покорно ответил Гиви, — расклад, в общем приемлемый. Толковый расклад. А нас пустят туда, на теплоход-то?
   — А то, — пожал плечами Шендерович.
   Ночь обнимала их, темная и горячая, точно смола. В черном далеком море мерцали огоньки стоявших ра рейде судов — точно драгоценные камни из рассыпанного ожерелья. Гиви вдруг очень захотелось оказаться там — как можно подальше от берега.
   Он вздохнул и, насколько мог, расправил плечи.
   — А я своему тоже оч-чень неплохо врезал, — сказал он Шендеровичу.
 

* * *

 
   На теплоходе было тихо — так тихо, что Гиви различал слабый плеск ударяющихся о борт крохотных волн. Пассажиры — и беспечные туристы, и деловитые челноки разбрелись по Стамбулу в поисках относительно дешевых развлечений, пили кофе за белыми столиками на увитых виноградом террасах, поглощали кебаб и лукум, парились в хамамах, любовались на танец живота… Да мало ли чем можно заняться вечером в благословенном городе, столице благословенной страны, омываемой с трех сторон тремя морями…
   Гиви вновь стало жалко себя.
   Он с тоской поглядел на освещенные окна салона, потом горько махнул рукой — все выданные Шендеровичем командировочные исчезли в алчных лапах грабителей.
   Каюта, к удивлению Гиви, была освещена — Варвара Тимофеевна, о которой Гиви успел напрочь позабыть, с деловитым видом выкладывала на койку какое-то пестрое барахло. Барахло струилось и сверкало в тусклом свете корабельного фонаря.
   Она обернулась, расцвела, было, при виде красавца Шендеровича, но тут же всплеснула полными руками.
   — Ой, голубчик! Да где ж тебя так?
   — Да вот так, — неопределенно отозвался Шендерович, — а я-то думал, мамочка, что вы давно уж в Анталии. Бэбиситтерствуете.
   — А я, золотко мое, подумала — когда я еще Стамбул увижу? — благодушно отозвалась Варвара Тимофеевна, — вот и позвонила в Анталию, дайте мне, говорю, еще пару денечков догулять. Понравилось мне тут. Люди приятные, вежливые. Не то, что наши.
   Даже в экономном каютном освещении было видно, что за день пребывания в вольном городе Стамбуле, Варвара Тимофеевна переменилась разительно. Волосы ее завились баранчиком и приобрели богатый рубенсовский оттенок, брови изогнулись дугой, уютные круглые плечи лукаво высовывались из винно-алой, с искрой, блузки с таким глубоким вырезом, что Гиви застеснялся и отвел глаза. На ногах у Варвары Тимофеевны красовались добротные но изящные черные лаковые туфельки на низком каблучке, а сами ноги переливались шелком, гордясь своими круглыми, аккуратными коленками.
   — Похорошели вы, мамочка, — удивился Шендерович. — просто роза персидская!
   — А я в хамам сходила. Вежливые они там, в хамаме. И девочки у них толковые. Любезные… Вы, говорят, красавица-ханум, услада очей, только приодеться немножко… В магазин направили, одна даже со мной пошла, помогла, вот, кофточку подобрать…
   — Да она с этого проценты стрижет, — прозаически заметил Шендерович.
   — А хоть бы и так. Им хорошо — и мне хорошо. В косметический кабинет отвела, кофем напоила. Заходите, говорит, еще, ханум-красавица, к нам, говорит, в хамам наш люди приличные заглядывают, состоятельные… А вы женщина молодая, интересная…
   И Варвара Тимофевна застенчиво одернула юбку, сверкнув круглой коленкой.
   — Вот так-то брат Яни, — загрустил Шендерович, — кому война, а кому мать родна…
   — А что ж вы Аллочку оставили? — полюбопытствовала Варвара Тимофеевна.
   — Это она нас оставила, — сухо сказал Шендерович, — Аллочка с капитаном гуляет.
   — Это с таким высоким? Красивым?
   Гиви поник.
   — Да, — согласился беспристрастный Шендерович, — высоким-красивым.
   — Так он же тут, — удивилась Варвара Тимофеевна. — Тут наш капитан. В салоне сидит. И злющий! Сидит, пальцами по скатерти барабанит.
   Шендерович вскочил.
   — Где сидит? В салоне? Пошли, Гиви!
   — Опять Гиви? — удивилась Варвара Тимофеевна.
   Варвара Тимофеевна не ошиблась — капитан одиноко сидел за столиком, раздраженно барабаня пальцами по накрахмаленной скатерти. Он действительно был высоким и красивым и так холодно посмотрел на ворвавшегося в салон Шендеровича, что тот тут же выпустил воздух и съежился.
   — Ну? — сухо, но вежливо спросил Шендерович.
   Он пододвинул ногой стул и опустился на него. Гиви робко топтался за спиной друга, так и не решаясь сесть.
   — Это я вас должен спросить — ну? — не менее сухо отозвался капитан. — что у вас с глазом такое? И что вообще стряслось? Где Алла Сергеевна?
   — Откуда я знаю — где Алка? — обиделся Шендерович, — это вы должны знать. Вы ж с ней встречались, разве нет?
   — Нет, — отрезал капитан. — Алла ушла с вами утром и не вернулась. Я, знаете ли, не привык…
   — Блин! — Шендерович покрутил головой. При этом он беспомощно таращился то на капитана, то на Гиви, — Вот это номер! Неужто кто-то еще склеил? Когда, блин, успел?
   — Я вас попрошу, — холодно сказал капитан, — не говорить об Алле в таком тоне.
   — Тон ему не такой! — Шендерович постепенно начал наглеть, — А вы, извиняюсь, куда смотрели? Ограбили тут нас — раз! Избили и ограбили! Девка пропала — два! Товар пропал — три! — он покрутил перед носом капитана оставшимися двумя пальцами, — Янычары! Дикий народ! Вот ты капитан, ты и скажи — куда нам теперь? Паспорта, бабки — все взяли.
   — Погодите, — капитан беспомощно поглядел на Гиви, — Вас что, и правда ограбили?
   — Да, — печально подтвердил Гиви, — куда, понимаешь, их полиция смотрит?
   — А Алена где? — встревожился капитан, — что они с ней сделали?
   Он пружинисто подскочил к Шендеровичу и мощным рывком поднял его в воздух. Шендерович крутил головой, хрипел и пытался отмахнуться.
   — Я т-тебя, сволочь! — орал тем временем капитан, — куда Алену дел, мерзавец?
   Путем нехитрых логических операция капитан явно пришел к выводу, что Алка, без сомнения, окончила свой земной путь на дне морском. То ли бандиты, ограбившие Шендеровича, потешившись вдоволь, бросили ее, еще живую, в мутную воду доков, то ли сам температментный Шендерович со своим дружком сугубо кавказской национальности, надругались над бедняжкой, решили свалить все на мифических грабителей, а сами убрали ее с глаз долой, от греха подальше… Темное, в общем дело… И мокрое. В прямом и переносном смысле. И, что хуже всего, каким-то боком он, капитан, оказался в это замешан. Шендерович этот, бесстыжие его глаза…
   Гиви крутился вокруг капитана, робко теребя его за рукав.
   Капитан, не глядя, отмахивался от него локтем.
   — Господи, Боже ж ты мой! — Варвара Тимофеевна, возникшая в дверях салона, всплеснула руками. — За что ж вы его так, Абрамыча?
   — За Аллу! — сквозь зубы сказал капитан. — Ну, говори, членистоногое! Где она?
   — Ы-ых! — Шендерович отчаянно пытался вдохнуть. Наконец, он выкрутился из цепких объятий капитана, размахнулся, и, в свою очередь, аккуратно вмазал ему в подвздошную область. Капитан лишь брезгливо поправил китель.
   — Милый ты мой! — в ужасе восклицала Варвара Тимофеевна, вслед за Гиви выйдя на круговую орбиту, — Михаил Абрамович! Юрочка! Юрочка, да что ж это делается? Да при чем же тут он, Юрочка? Аллочка сама ушла! Я ж ее видела! Не было там Мишеньки! И этого, не пойми кого, там тоже не было!
   — Где она была? — на всякий случай капитан вновь вцепился в Шендеровича и начал равномерно, аккуратно его трясти, — с кем?
   — Да не с ними, не с ними, — торопливо говорила Варвара Тимофеевна, — одна была. Отпусти его, Юрочка! Смотри, он же посинел уже…
   Капитан неохотно ослабил захват. Шендерович упал на стул и бурно задышал.
   — Рядом с вами, — наконец выговорил он — те бандиты просто отдыхают.
   — Мало тебе врезали, гад, — отозвался капитан, оправляя манжеты. — Так где вы ее видели?
   — В музее, вот где — пояснила Варвара Тимофеевна, — в этом их… краеведческом…
 

* * *

 
   — Где-где? — ошеломленно переспросил Гиви.
   Алка и музей в его голове как-то не складывались.
   Но Шендерович и капитан мерно кивали головами — капитан веря в глубокую Алкину интеллигентность, а Шендерович — в не менее глубокую Алкину же непредсказуемость.
   — Что вы подразумеваете под краеведческим музеем, душечка? — любезно спросил капитан, приведя, наконец, манжеты в симметричное состояние, — тут их как собак нерезанных.
   — Который же это был? — поджала губы Варвара Тимофеевна, — У парка, что ли… Гюль-ханым, что ли? Уж и не помню. Столько всего тут в этом Стамбуле… И бутики дешевые… И базар у них, Юрочка, хороший, багатый базар… Синенькие, перчик… Скумбрия свежая и то есть, представляете? В Одессе ее днем с огнем не сыщещь.
   — Не отвлекайтесь — напомнил Шендерович.
   Варвара Тимофеевна села за столик, положив на скатерть аккуратные пухлые локти с ямочками.
   — Чайку бы, — сказала она, завладев всеобщим вниманием.
   Капитан, вновь выпростав мускулистое запястье из манжета щелкнул пальцами, привлекая внимание официантки.
   — Один чай, — коротко сказал он, и, оглядев угрюмого Шендеровича и печального Гиви, бросил, сжалившись, — и два пива… три пива!
   — Да ты садись, золотко, — пригласила Варвара Тимофеевна, видимо, вписавшись в роль хозяйки салона, — садись, Яни… Или не Яни… Все равно, садись.
   Официантка бесшумно расставила высокие, холодно блестящие стаканы, но Шендерович, зубами сорвав крышку, уже припал к горлышку бутылки.
   — Так в каком, мамочка? — оторвавшись от пива, спросил Шендерович.
   — Не так сразу, — задумалась Варвара Тимофеевна, — сейчас, погоди, Мишенька… Где ковры? Нет… Ох, скажу я вам, и ковры… Нет, это тот, где гроб стоит…
   — Какой конкретно гроб? — напирал Шендерович.
   — Ну, сракофаг этот… царя Александра… Они еще врут, что он рогатый был… Не знаю, на крышке ничего такого не нарисовано…
   — Искандер Двурогий, — на всякий случай пояснил капитан, — ну, Александр Македонский. Саркофаг его тут, в Стамбуле… Нашли при раскопках в Сидоне. И что характерно, пустой.
   — Он же, вроде, в Индии умер, — удивился Шендерович. — Я у Ивана Ефремова читал.
   — Кто его знает, где он там умер, — неопределенно отозвался капитан, — А вот где вы Аллу Сергеевну видели? Там?
   — Там, вроде, — вновь задумалась Варвара Тимофеевна, — или не там…
   — Надел черную корону, отшибающую память, расстроился и умер… — гнул свое Шендерович.
   — Еще пива, — вновь щелкнул пальцами капитан.
   — А вам, мамочка? — озаботился Шендерович.
   — А мне вина… полусладкого… красненького…
   — И вина… — согласился капитан.
   — У нас деньги отобрали, — на всякий случай напомнил Гиви.
   — А! — отмахнулся капитан, — за счет пароходства!
   — Тогда коньяку, — Шендерович привольно раскинулся на стуле.
   — Коньяку, — покорно сказал капитан.
   Гиви любовался врожденной наглостью Шендеровича.
   — Точно! — воскликнула, наконец, Варвара Тимофеевна, — там! Еще мне рукой помахала.
   Она смущенно повела плечиком.
   — И была она, уж извините, Юрочка, не одна…
   — Как не одна? — напрягся капитан, — вы ж говорили…
   — Я говорила, что без этих вот, — пояснила Варвара Тимофеевна. — А с ней человек был. Держал ее под ручку. Вежливо так…
   Капитан помрачнел.
   — Ну ладно, — сказал он сквозь зубы, глядя на Шендеровича с непонятной укоризной, — все ясно.
   И начал выбираться из-за столика.
   — Погодите-погодите, — забеспокоился Шендерович, — что вам ясно? А как же с нами? А мы?
   Капитан вновь выпростал запястье из-под манжеты и демонстративно взглянул на часы.
   — Что — вы? — очень вежливо спросил он.
   — Нас обокрали! — завопил Шендерович, тоже вскакивая из-за стола. — Избили!!! Вот, они, доказательства — на лицо! Вот!
   Он сгоряча тыкнул пальцем в фонарь под глазом и болезненно застонал.
   — Обокрали, так обращайтесь в полицию, — отрезал капитан, — Я-то тут причем? Господи, да за что ж мне это? Что ни рейс, то полные лохи…
   И он, гордо расправив плечи, направился к выходу из салона. Шендерович припустил, было, за ним, но передумал и, горько махнув рукой, плюхнулся обратно за столик.
   — Полный аллес, — уныло сказал он. — Алка, гадюка… Это ж он из-за нее озверел! Ну о чем она думала, лисица эта японская? Променять такого капитана на какого-то турка. К утру вернется, убью ее, моллюску голоногую. А вот нам что делать? Что делать, друг Гиви?
   Он щедро плеснул в бокал из-под пива остатки коньяка.
   — Миша, — робко сказал Гиви, — я кушать хочу.
   — А хрен тебе, — злорадно отозвался Шендерович. — Денежек-то нет! Тю-тю денежки!
   — Так я его накормлю, Мишенька, — успокоила Варвара Тимофеевна, — сейчас накормлю. Валечка! Солнышко! Что у тебя там есть на ночь глядя?
   — Ничего нет, — мрачно сказала девушка в белой наколке, брезгливо оглядывая Гиви.
   — Ну тогда яишенку им сделай. С помидорчиками. Буженинки там нарежь… Уж ты постарайся, золотко.
   Девушка, не говоря ни слова, развернулась, нахально вильнув перед носом у Гиви коротким подолом, и направилась в подсобку.
   — А ты пока тоже выпей, Яни. Или как там тебя?
   — Изначально он — Гиви, — признался Шендерович.
   Варвара Тимофеевна прикрыла рот ладошкой и в ужасе посмотрела на Шендеровича.
   — И этот с ума стронулся, — печально констатировала она.
   — Ни боже мой, — уверил Шендерович. — Повороты судьбы, мамочка. Извивы рока. Что такое имя?
   — То что в паспорте, — твердо сказала Варвара Тимофеевна.
   — Паспорт, — здраво заметил Шендерович, — величина переменная.