Галина Мария. Гиви и Шендерович

   Гиви макнул калам в заботливо подставленную Джамалем чернильницу и замешкался.
   Иблис его забери, смета, наконец, выглядит вполне пристойно, но как подписывать?
   В конце концов он аккуратно вывел:
   «Г. Месопотамишвили, главный бухгалтер»
   В скобках добавил «числоводитель». И тихонько вздохнул.
   Он чувствовал себя самозванцем.
   — И? — подтолкнул его Джамаль.
   Гиви задумался. Пожал плечами. Опять задумался.
   — И все. Вызывай моих людей, о, Джамаль! Повеселились и будет. Мы отбываем.
   — Как, отбываете, повелитель? — в ужасе воскликнул Джамаль, — теперь, когда все уладилось! Когда Престол возвысился над мирным Ирамом, а жители Ирама готовы целовать прах под твоими ногами! Когда сила и слава слетают к тебе с небес, чтобы увенчать тебя розами?
   — Вот именно теперь, — согласился Гиви, — пока Мишка не полностью оклемался. А то мало ли, что ему еще в голову взбредет! Вы, двое, были превосходными наместниками, а теперь, когда Ирам избавлен от бед…
   — Я, пожалуй, сумел бы справиться, — поджав губы, признался Джамаль.
   — Я пригляжу, — подтвердил Дубан.
   Оба наместника застыли, каждый сверлил другого ненавидящим взглядом.
   Да, подумал Гиви, кажется, это будет контроль на высшем уровне. Если только они друг друга не отравят… впрочем, до сих пор как-то обходилось. Зато жизнь их будет наполненной, бурной, и обретет смысл и цель.
   — Тогда собирай всех, о, Джамаль! И пусть поют по всему Ираму серебряные трубы, ибо сегодня ночью все его жители могут спокойно спать в своих домах. Темные силы посрамлены, пропасть в Горах Мрака обрушилась сама в себя, и конец света отодвинулся на неопределенное время! Так что их царь и повелитель, с честью выполнив свою миссию, отбывает обратно, в прежние свои пределы! Если хотят, могут на прощание усыпать розами наш путь к вертолету!
   — Дьявольская машина, — мрачно пробормотал Дубан, целый день таскавшийся по строительной площадке с неразлучной своей астролябией, — тьфу! Интересно, впрочем, откуда берется возносящая сила? Не от того ли винта?
   — А ты подумай, — сказал Гиви, — и заодно про то, что пар занимает объем гораздо больший, чем вода… про селитру и серу… про целебную плесень… что там еще? И я настоятельно рекомендую тебе запомнить, о, Дубан, что есть такая штука, как предохранительный клапан!
   — Эх, — вздохнул Дубан, — кабы в той скрижали и впрямь содержались все знания о подлунном мире! Тогда, впрочем, никто не стал бы охранять ее с таким пылом, да и сражаться за нее не стал, ибо сия материя мало кому интересна! Люди гонятся за властью и силой, позорно пренебрегая знаниями!
   — Так на скрижали по ошибочным слухам, именно знания всего сущего были выбиты, — заметил Гиви, — из чего следует, что знание и есть — сила!
   Дубан задумался.
   — Я, пожалуй, это запишу! — сказал он, — ибо сему мудрому высказыванию грех не быть запечатленным в памяти потомков.
   — Вот и хорошо, — сказал Гиви, чувствуя себя плагиатором, — я бы вообще посоветовал тебе взяться за калам, о, звездозаконник, да и записать всю эту историю, ибо потомки обязательно что-нибудь да наврут! Как с этим Александром — это же надо, грядущего погубителя почесть спасителем мира!
   — Мир устоял, — подтвердил Дубан, — и все благодаря тебе, о, Гиви.
   — Ну, — застыдился Гиви, — до какой-то степени. Ибо сдается мне, что изначально споспешествовали нам высшие силы. Кто знает, возможно, даже сам Разиэль.
   — Разиэль не станет помогать кому ни попадя, — сурово сказал Дубан, — из чего следует, что ты, о, Гиви, все-таки избранный!
   — Ну, избранный, так избранный, — согласился Гиви, — Развеселись, о, Дубан! Ибо у этой истории хороший конец.
   — У этой — да, — неохотно согласился звездозаконник, — что по нашим временам редкость. Однако же, печаль моя велика, ибо Престол Ирама останется пуст, древние легенды уходят, да и ты о, Гиви, удаляешься в неведомые земли.
   — Удаляюсь, — подтвердил Гиви, — с охотой и удовольствием, хотя и не без грусти.
   — Однако ж, как ты попадешь домой, о, Гиви? Ибо этот сосуд если и сообщается с твоим, то неведомо где и неведомо как.
   — Кольцо привело меня сюда, — возразил Гиви, — оно же и выведет! И… э… Джамаль!
   — На голове и на глазах, о, повелитель! — радостно склонился Джамаль, всем своим видом излучая готовность повиноваться.
   — Проследи, чтобы Миша взял не больше, чем сможет унести. А то я его знаю!
 
   Рассказывают, что Александр Македонский все-таки дошел до Края Мира. Он преодолел Горы Мрака, непроходимые, изобилующие мрачными ущельями и глубокими пропастями, которые доселе не видел ни один смертный. Однако ж, Александр сумел пройти их при помощи нубийских ослов, которые, будучи приучены к темноте, видят все потайные тропы. А потому Александр запасся клубками веревки, концы которых и привязал при входе в ущелье, дабы потом без помех найти обратный путь. Говорят, что проделал он сие по совету учителя своего Аристотеля, коему были ведомы все тайны земли.
   И вот царь с немногими верными смельчаками преодолел горы, пройдя их насквозь, темные ущелия, что как черви извивались в сердце камня, прошел он. И вот, забрезжил вдали солнечный свет и подумал Александр — раз так труден был путь, дивная награда, должно быть, ждет в конце его и нет ничего краше той земли, что предстанет предо мною.
   Однако же, к своему удивлению, увидел он пустынную местность, унылую равнину под палящим солнцем, Лишь ветер гулял по ней, сдувая песок с бурых холмов.
   И сказал тогда Александр — вот, думал я, преодолею я тяжкий путь и будет велика моя награда, однако ж, все, что получил я в награду — это другой путь, и он еще более тяжек и труден, чем тот, первый!
   И сказал Аристотель, идущий с ним:
   — Так всегда и бывает.
   И увидел Александр там, вдали, под палящим солнцем, выступают из-за края земли другие горы и пошел он туда по пустыне, и сказал себе, что не будет знать ни сна, ни покоя, пока не увидит, где кончается Мир.
   Ибо он был Царь!
   И день, и ночь шел он с немногими верными, под палящим солнцем и под крупными звездами шел он, и звездная соль лежала на острие его меча. И, наконец, дошел он до тех дальних гор, и были они, как стена, и не было в них ни прохода, ни тропы, ни ущелья…
   И сказал тогда Александр:
   — Не бывает так, чтобы не было Царю ни пути, ни прохода!
   И сказал тогда ему Аристотель:
   — Бывает — для тех, кто дошел до Края Мира.
   И стал Александр у тех гор и решил он устроить трапезу, однако ж, истощили они свои запасы, странствуя по пустыне, и была у него одна лишь соленая рыба. И взял он ту соленую рыбу, и оглянулся — и вот, видит, бьет из горы источник. И сладостный запах исходит от того источника. И тогда решил Александр приправить свою рыбу этой сладостью, и обмакнул он ее в воду, и вот, увидел, как рыба вильнула хвостом, вырвалась у него из рук и уплыла.
   И Александр воскликнул:
   — Вот чудо!
   А Аристотель сказал:
   — Ничего удивительного, просто это доказывает, что ручей сей течет из Рая.
   И тогда сказал Александр:
   — Вот, не будет мне ни сна, ни покоя, покуда не дойду я до Райских врат!
   И сказал Аристотель:
   — Быть может, ты и дойдешь до них, однако ж на том путь твой и завершится. Ибо они затворены для людей из плоти и крови. Что же до меня, то лично я предпочитаю остаться здесь, ибо с философской точки зрения это разумно.
   А Александр сказал на то:
   — Я царь!
   И вот, пошел он против течения сего ручья (а горы удивительным образом расступились), и вот, оказался он в дивной местности, и увидел, что поперек ее стоят врата и из-за них доносится дивное благоухание, и пение птиц, и вся земля у ограды усыпана лепестками дивных цветов, что каждую ночь опадают, а каждое утро расцветают вновь. И вот, Александр ударил в ворота и сказал:
   — Отворите!
   И вот, открылись ворота, и вышел некто, величественный и страшный, весь в сиянии, и сказал:
   — Кто ты таков, что стучишь в ворота и беспокоишь праведников?
   И сказал Александр:
   — Я царь! А ты кто такой?
   — А я — страж сего места, — ответствовал некто, а что до царей, то у нас их тут как песка в пустыне!
   — Но я — великий царь, — сказал тогда Александр, — я знаменит! Я, покоритель мира, властелин вселенной!
   — Не цари, а мудрецы и праведники властители вселенной, — ответствовал на то ему страж, — почему ты здесь, когда учитель твой и советник остался за пределами сей земли?
   И сказал тогда Александр:
   — Мудрецы считают, что я — потомок самого Авраама, ибо греки с иудеями одного корня, а еще потому, что я — Александр, сын Филиппа, сына Мадраба, сына Гермеса, сына сына Исаава, сына Исаака, сына Авраама! Вот кто я таков!
   И сказал ему Страж:
   — У нас тут и сыновья Исаава, и сыновья Иакова, и сам Исаак, да и Авраам тоже здесь! И что с того, коли ты его потомок, ибо потомков Авраамовых на земле не счесть. Поскольку именно так было обещано ему Господом! Так что иди отсюда, друг, и не тревожь своего пращура, мало ли вас тут!
   И уже хотел захлопнуть ворота, но тут Александр вскричал:
   — Постой! Не поверят мне, что говорил я с самим Стражем Ворот! Дай же мне что-нибудь на память!
   — Ладно, — сказал Страж, — на вот тебе это, и не разворачивай, пока не прибудешь в обитаемое место!
   И дал он ему нечто, и врата захлопнулись, и остался Александр один в пустыне.
   И пошел он назад, и заплутал, и вот, бредет он по пустыне, и не знает дороги, и страдает от голода и жажды. И вот, думает, ладно, хоть посмотрю, что мне дал Страж Ворот, прежде, чем умру, ибо, наверное, это ценность великая, услаждающая глаз. И уже собрался он развернуть подарок, как видит, вот, стоит старец в белых одеждах.
   И спрашивает его старец:
   — Что ты делаешь в сей пустынной местности!
   И говорит Александр:
   — Я иду от самих райских врат, вот откуда иду я!
   — Тоже мне, нашел чем хвастаться, — говорит старец, — ибо идешь ты не туда, а оттуда.
   — Приказываю тебе проводить меня в обитаемое место, — сказал тогда Александр, — ибо я — Царь, и слово мое должно исполняться.
   — Это ты у себя в царстве царь, — отвечал тогда старец, — а здесь мое царство, и приказов я не слушаю. А ты — просто человек в пустыне, мучимый голодом и жаждой, и вся твоя сила в моем милосердии.
   — Тогда я прошу, — склонил голову Александр.
   — Ну, раз просишь, тогда ладно, — сказал старец.
   И взял он Александра за руку, и вывел его за пределы Гиблого места, и сказал:
   — Тут наши пути расходятся!
   — Погоди, — закричал тогда Александр, — скажи же имя свое, чтобы знал я кого мне благодарить! А еще скажи, о, мудрый, что за вещь такую мне дали? И могу ли я нести ее в свое царство — не будет ли мне от того пользы либо вреда?
   — Ни того, ни другого не будет, — ответствовал путник, — ибо таких вещей и в твоем царстве полным-полно. Ибо лежит у тебя в том свертке черепная кость человека!
   — Очень нужна мне такая ценность! — воскликнул тогда Александр. И уж хотел, было отбросить сей подарок, но старец ему и говорит:
   — А ты, как придешь в обитаемое место, возьми сию кость и положи на чашу весов, а на другую — все золото и серебро, бывшее при тебе.
   — И что — спрашивает Александр.
   — А увидишь, — говорит старец. — А теперь прощай, ибо у меня свои дела, а у тебя — свои. А имя мне — святой Хизр, покровитель путников.
   И пропал.
   И вот вернулся Александр в свой лагерь, и рассказал Аристотелю сию историю, и показал ему кость сию и сказал:
   — Что мне наплел этот святой Хизр, да будет он благословен вовеки!
   — Прежде, чем выносить суждения, надо поставить опыт, — сказал ему Аристотель, — ибо таков научный метод, и я ему неукоснительно следую.
   И вот, достали он сию кость, и положили ее на чашу весов, и взял Александр горсть медных монет, и кинул на другую чашу. И чаши остались недвижимы. И взял он горсть серебра и кинул ее на ту же чашу. И не сдвинулась чаша. И взял он горсть золота и кинул на ту же чашу.
   И сказал:
   — Тащите все золото, что есть в лагере нашем!
   И вот, принесли ему все золото, и все серебро, и все драгоценности и свалили на ту чашу весов, а на другой лежала черепная кость человека.
   И кость перевесила.
 
   — Ну, скажи, — устало произнес Гиви, — ну зачем ты ее притащил?
   — Я к ней привязался, — гордо пояснил Шендерович, — может же человек к кому-то привязаться?
   — К верблюду?
   — Во-первых, она не верблюд, а верблюдица, — обиделся Шендерович, — во-вторых, она отличных кровей! Что ж мне ее, в этом диком Ираме оставлять? Они ж ее там заездят!
   — Заездят ее, как же!
   Гиви покосился на Аль-Багум, которую, упиравшуюся, стаскивали по трапу сразу восемь грузчиков. Аль-Багум в свою очередь покосилась на него и плюнула. Шендерович озабоченно наблюдал за выгрузкой, засунув руки в карманы.
   — Таможне на лапу, — бормотал он себе под нос, — ветеринарному контролю на лапу… Ничего, прорвемся! Я ее буду на племя сдавать! Или нет, в кафе «Шахразада» для антуража! По нижней дороге, от Аркадии до парка Шевеченко, в упряжке… это ж отбою от желающих не будет! По десять баксов с рыла!
   — Миша, прекрати!
   — А что, отличная идея, по-моему. Можешь войти в долю. Эй, уважаемый, а это что? Этого вроде не было, когда мы уезжали. Это ж надо такую пирамиду хеопскую отгрохать!
   — Готель, — вытирая рукавом лысину и одновременно уклоняясь от массивного копыта Аль-Багум, пояснил грузчик, — и шо характерно, практически в одну ночь увырос! И де — у порту! И хто ему только позволил?
   — Ему верблюд не нужен? — оживился Шендерович, — для красоты!
   — Та на шо ему твой верблюд! — пожал плечами грузчик, — Кажут, там и так целый зоопарк. С крокодилом! И оранжерея у него тамочки, и казино с фонтаном…
   — Крутой хлопец, — уважительно произнес Шендерович, — а как его фамилия?
   — Та Лысюк какой-то, — пожал грузчик плечами.
   Шендерович увял.
   Гиви тактично отвернулся.
   — Мишенька, — раздался голос, — Мишенька! Нашелся! Яни! Яничек!
   — Варвара Тимофеевна! — оживился Гиви, — вот уж не ожидал! А вы что тут делаете?
   — А я Юрочку встречаю! Он сейчас на лоцмане ходит — после того, как вы пропали, его временно понизили. Ну, ничего, его в пароходстве ценят! Аллочка, как вы хорошо выглядите! А мы уж так волновались, так волновались! Боялись, в гарем вас украли.
   — Ее и украли, — вздохнул Гиви, — А вы тоже чудно выглядите, Варвара Тимофеевна!
   Действительно, Варвара Тимофеевна цвела как пышная августовская роза — в лаковых туфельках на полных стройных ножках, в завлекательно обтягивающей юбке и неописуемой блузке, через плечо перекинута сумочка на ремешке, полные щеки сияют ямочками, глаза горят под аккуратно подкрашенными веками.
   — Ох, Яничек и не говори, — вздохнула она, — это я только сейчас оправилась. Поскольку бедную мамочку недавно похоронила — только я уехала, она взяла и преставилась, земля ей пухом! Ну, Юрочка такой поддержкой оказался, такой поддержкой! Мы домик мамин продали, купили небольшую квартирку, в хорошем правда месте, Мишенька, купили — на Садовой, ну, ремонт, то-се, Юрочка все сам, золотые просто руки… Вот только сердце у него в последнее время что-то пошаливает…
   Она резко оборвала себя, подняла голову и прислушалась.
   — Ва-аренька, — раздалось откуда-то сверху, — Ва-аренька, душа моя!
   — О! — обрадовалась Варенька, — вот и Юрочка! Ну, я бегу! Бегу!
   Она послала воздушный поцелуй в сторону путешественников, и, цокая каблучками, побежала по дощатому настилу туда, где швартовался небольшой юркий кораблик.
   — Вот оно как, — задумчиво произнес Гиви.
   — Ты думаешь? — спросил Шендерович.
   — Посмотрим, — ответил Гиви.
   Он печально огляделся. Их никто не встречал. Аль-Багум, наконец, соизволила сойти на твердую землю, и теперь стояла, презрительно озираясь по сторонам. Ветер срывал с волн барашки белой пены и плевался ими в Аль-Багум. Та недовольно морщила губу. Над молом вопили чайки.
   Эх, думал Гиви, вот и кончились чудеса! Кому-то мы были нужны, кто-то следил за нами, охотился! Азаил тот же. Подумать только, сам Азаил! Проник сквозь пространство и время, отыскал Мишу, привел его к Черному камню! Интересно, а кто со мной тогда в темнице сидел? Разиэль? Или, может, сам Шемхазай? Ведь расскажешь, не поверят! И, потом, этот перстень! Интересно, кто мне тогда его подсунул!
   — Молодой человек, — раздался чей-то голос, — можно вас на минуточку?
   Гиви огляделся. Печальный пожилой еврей сидел на потрепанном чемодане. Чемодан для верности был перетянут бельевой веревкой.
   — Это вы меня? — на всякий случай переспросил Гиви.
   — Вас, вас. Не поможете ли донести чемоданчик, будьте любезны!
   — Куда? — покорно спросил Гиви.
   — К выходу, конечно, — удивился старик, — вернее, ко входу. Там ведь таможня, или где?
   — Да вроде, там, — устало согласился Гиви.
   С непривычки его покачивало на твердой земле. Он оглянулся на Шендеровича — тот хлопотал возле Аль-Багум. На боках верблюдицы клочками топорщилась шерсть — Аль-Багум от перенесенных стрессов взялась линять.
   — Дай вам Бог здоровья, — бормотал старик, вприпрыжку следуя за Гиви, — вы такой сильный! И вежливый! Это такая редкость в наше время — вежливый молодой человек!
   Гиви расправил плечи.
   — Все куда-то едут, едут, — приговаривал старик на ходу, — и кому это нужно, спрашивается! Сидели бы себе дома! Нет, едут! Что они там потеряли, я вас спрашиваю?
   — Счастье, наверное, — сказал Гиви.
   — Счастье, молодой человек, не зависит от положения в пространстве, — возразил старик, — говорю это вам, как специалист. Сюда, пожалуйста.
   Гиви аккуратно поставил чемодан.
   — Что пользы человеку в трудах его? — пробормотал старик, — все равно все возвращается на круги своя. Вот, и вы вернулись! С тем молодым человеком и девушкой, я не ошибаюсь?
   Он многозначительно смерил взглядом стройную фигуру Алки, которая, притоптывая ножкой, что-то говорила Шендеровичу.
   — Красивая женщина, — сказал он уважительно, — Грозная, как полки со знаменами! А вы уверены, что эта дама вам, извиняюсь, пара?
   — Уже не очень, — печально ответил Гиви.
   — Увы! Мир полон великих светочей и таинств, но человек закрывает их от себя одной маленькой ручкой! Что ж, желаю удачи!
   Гиви протянул руку, которую старик ухватил своей птичьей лапкой в бурых старческих пятнах.
   — И перстень, будьте так любезны, — сказал старик.
   Гиви ошеломленно поглядел на него. На старике были старомодные сандалии с дырочками и брюки, пузырями вздувающиеся на коленях.
   — Он же вам больше не понадобится, даю вам слово, — сказал старик.
   — Да я верю! — согласился Гиви.
   — Ну, так сделайте одолжение!
   Гиви стащил с пальца перстень. Он соскользнул легко, словно внезапно увеличился в размерах.
   — Вот и замечательно, — проворковал старик, надевая кольцо на подагрический палец, — а то мне пора… и, кстати, насчет Александра Македонского — не только у него был приличный гарем. Он и сам чей-то потомок, я вас уверяю.
   — Каждый из нас чей-то потомок, — согласился Гиви.
   — Каждый, — кивнул старик, — но не у каждого в пращурах сам мелех Шломо, обладатель перстня, повелевающего джиннами. Ну ладно, мне таки пора, молодой человек.
   Он кивнул, поправил бесформенную панаму, с легкостью подхватил чемодан и направился в чрево таможни, где уже громоздилась куча вещей — в том числе небольшая клетка с проржавевшими прутьями. В клетке сидела пестрая птица и чистила клювом перышки. Старик взял клетку в одну руку, чемодан — в другую и деловито, как муравей, поволок куда-то. Гиви какое-то время, разинув рот, смотрел ему вслед.
   — Эй, друг, ты чего? — спросил из-за спины Шендерович.
   — Ничего, — сказал Гиви.
   — Пошли, я все уладил! Там у меня, оказывается, кореш сидит, одноклассник бывший! Ее без карантина пропустят. Вот будет цирк, если я во двор въеду на белой верблюдице, а?
   — Или! — сказал Гиви.
   — Он говорит, Лысюк, эта паскуда… ты представляешь, сел. В особо крупных размерах. А потом вышел! Откупился, вроде… и ну пошел дела крутить! Ничего! Я ему еще покажу, кто из нас наверху! Слушай, этот малый, на таможке, — Шендерович придвинулся к уху Гиви и интимно зашептал, — он говорит, что сейчас хорошо идут самурайские мечи. Ну, липовые, конечно. То есть, просто деревянные. В общем, всякие причиндалы для восточных единоборств. Шаолиньские бамбуковые посохи, там… Короче, пригоним от китайских товарищей партию, а он поможет реализовать! А?
   — Не «а», — твердо сказал Гиви.
   — Я еще куплю эту гостиницу, — сквозь зубы процедил Шендерович.
   — Ты же царь! — напомнил Гиви, — ты ж из Ирама такие изделия художественные вывез!
   — Какие к черту изделия, мне еще бабки отдавать, пока счетчик не натикал печальный и закономерный конец! Паршивая верблюдица эта, будь она неладна! Одна перевозка во столько обошлась! Потом Витька этот, сука, даром что за одной партой штаны протирали… А билеты второго класса? А паспорта наши фальшивые? Это тебе не кот начхал! Ладно, друг, пошли! Шендерович не бросит собрата по престолу одного в порту! Я тебя подвезу! Ах, ты, моя красавица!
   Алка с интересом отреагировала, но Шендерович обращался к Аль-Багум.
   — Мы что, на верблюде поедем? — в ужасе спросил Гиви.
   — А как я ее, на такси повезу? — обиделся Шендерович, — она в такси не поместится!
   — Нет, — сказал Гиви, — я, пожалуй, в пароходство пойду. Мне маме телеграмму надо дать. А то она волнуется. Она так плакала, когда я из Тель-Авива звонил!
   — Ну, так вечером приходи! — обрадовался Шендерович, — Канатная десять. Ты только спроси где Шендерович, тебе сразу и покажут! Шендеровича всякий знает!
   — Не сомневаюсь, — сказал Гиви. — До свидания, Миша.
   — До вечера.
   — До вечера, — согласился Гиви. — До свидания, Алла.
   Алка подала ему прохладную белую руку.
   — Уезжаешь, значит, — сказала она задумчиво.
   — Это как начальство, — осторожно ответил Гиви.
   — Ты знаешь, — задумчиво разглядывая его, проговорила Алка, — я тут подумала… Мне, в общем, тут, в Одессе, особенно ловить нечего. Отдохнула неплохо, ну и ладно. Это ж, все-таки, провинция… То есть, жить тут можно, а вот работать проблематично. А мне диссертацию писать надо.
   — Ну, хорошая мысль, — осторожно произнес Гиви.
   — Так если я с тобой в Питер поеду? Познакомишь с мамой…
   Гиви представил себе Алку, дружелюбно похлопывающую по плечу ошарашенную маму, и зажмурился.
   — Если честно, надоела мне эта жара, — говорила тем временем Алка, ласково беря его под руку и подставляя грудь прохладному морскому ветру, — потом, опять же, семитологическая школа у вас хорошая, сын профессора Зеббова угаритский ведет! Ты где живешь, в коммуналке?
   — Ага, — сказал Гиви.
   — А мама где?
   — Тоже в коммуналке, только в другой. У сестры.
   — А там сколько комнат?
   — Две.
   — Ну, мы переедем к ней, в твою комнату тетю отселим, как ее зовут, кстати?
   — Натэлла, — мрачно сказал Гиви.
   — Тетю Натэллу отселим, тут я квартиру продам, или нет… оставлю, мы будем летом приезжать. А зимой сдавать. А мама пусть с нами живет, это нехорошо, когда пожилой человек отдельно. Ты увидишь, мы с ней поладим!
   — Эх! — сказал Гиви.
   — Эй, друзья, вы идете? — Шендерович гордо возвышался на Аль-Багум. — Видите вон того лоха? Так я забился с ним на сто баксов, что на ней въеду наверх по Потемкинской! Будете свидетелями!
   — Броненосец! — презрительно произнесла Алка, — Потемкин! Бухар эмирский!
   — На сто баксов! Гиви, ты слышал? Он сказал!
   — Слышал-слышал, — сказал Гиви.
   — Я не говорю по-русски.
   — Как вы сказали? Я не понимаю.
   — Повторите, пожалуйста.
   — До свидания.
   — Как ни странно, тоже «До свидания».
   — Нас обокрали!
   — Нет, как это по-турецки… Вчера вечером.
   — Где находится ближайший полицейский участок?