Страница:
— Мне необходимо все обдумать, барон…
— Конечно, Ваше Высочество. Только, прошу вас, не затягивайте этот процесс. Этой стране нужен сильный король…
— Да. Под пятой Атегатта… Скажите мне, барон… Вы служите Императору?
— Нет, Ваше Высочество… — молодое, красивое лицо барона стало серьезным, взгляд потемнел. — Мы служим Империи…
85
86
87
88
89
90
— Конечно, Ваше Высочество. Только, прошу вас, не затягивайте этот процесс. Этой стране нужен сильный король…
— Да. Под пятой Атегатта… Скажите мне, барон… Вы служите Императору?
— Нет, Ваше Высочество… — молодое, красивое лицо барона стало серьезным, взгляд потемнел. — Мы служим Империи…
85
— Что-то здесь не так… — Аттон остановился и прислушался к звукам леса.
— Можешь не вслушиваться, поблизости никого нет…
— Что-то не так… — повторил Аттон. — До входа в подземелье осталось стрел десять. Здесь должно быть полно снующих разведчиков…
Мерриз встал во весь рост. Его голову украшало странное подобие шапки, сотворенной сгорбленным целителем из всевозможных лечебных корней и трав.
— Есть люди на западе, немного… Возможно, еще на севере, но я не уверен.
Аттон пристально посмотрел на него.
— Как это у тебя получается? Может, научишь?
— Это так не объяснить. Послушай, Птица-Лезвие… У меня нехорошее предчувствие… Нас могут ждать…
— Кто, рифдольцы?
— Нет. Рифдольцы так не передвигаются. Они ходят скользящими шагами, не задевая ветки, и всегда держат под рукой оружие. На пустошах рифдольский разведчик выпустил в меня две стрелы подряд раньше чем я заметил его движение… Это не солдаты и не крестьяне. И не рыцари, тем более… Кто-то очень осторожный, но не привыкший к густому лесу… Монахи. Или люди твоего хозяина. Или и те и другие… Плохое предчувствие…
— Засада? Ты предлагаешь повернуть?
— Повернуть? Нарушить обещание, вырванное у нас под угрозой? Нет… Я хочу знать, чем закончится эта история… Из-за которой я получил, между прочим, отречение… Из человека, наделенного огромным могуществом, я в одночасье, превратился в изгоя, в мишень для любого адепта, желающего получить повышение.
— Ты просто стал на пути истины… Как и я, как мой отец…
— У тебя странное представление об истине.
— Не менее странное, чем у твоего настоятеля. Легенда для всех есть истина для круга посвященных, и наоборот…
— Пока этой истинной не воспользуются. Жаль, что мы попали в этот самый круг.
— Это потому, монах, что и тебя и меня терзали сомнения, в правильности выбора… А сомневающийся хуже самого опасного врага, чьи намерения всегда, как на ладони.
— Ты умнеешь со скоростью стрелы, воин. Как говаривал наш добрый друг Файя.
— Спасибо, монах… — Аттон прислушался, только не говори мне, что уже знаешь о том, что сюда кто-то идет…
— Идет один человек, и не сюда, а вон к тем камням… — Мерриз указал рукой на скалу напротив. Давай убираться отсюда… Есть еще пути к входу в подземелье?
— Не знаю… Я никогда не был в этих краях… Об этой дороге я узнал от знакомых охотников за головами, еще когда переходил границу с Марцином. Местонахождение самих катакомб рифдольцы тщательно скрывают. Ловцы говорили о том, что входов несколько, все они хорошо укрыты, и разбросаны по всей территории Ульсара. Все они охраняются. И лишь один из них ведет в усыпальницы древних правителей. Мне описали дорогу через Туан к плато, и один из наиболее вероятных входов.
— Катакомбы Ульсара дело рук кобольдов. И над входом в усыпальницу должен быть Священный Знак Кобольда — ущербная луна в окружении звезд… — Мерриз, прищурившись, смотрел на возвышающиеся вдалеке скальные уступы.
— Я не удивляюсь монах, ничуть не удивляюсь, тому, что ты об этом знаешь… И все-таки, меня беспокоит то, что нет и намека на рифдольцев. Скажи мне, все святые братья имеют такое чутье, как у тебя?
— Нет. Я вырос на севере Анбира, на пустошах Линглаора. Мой отец был траппером, охотником на алмазных змей. Алмазные змеи — страшные и коварные твари. Все мои предки, со времен завоевания, охотились на змей. Там, на пустошах, среди голых скал, и в непрерывном вое ветра столетиями вырабатывалось это чутье. Но у моего отца было много детей, и в очень голодный год, он отвез меня и моего брата в Рифлер, в монастырь. Брат умер по дороге от голода, а я выжил. В монастырской школе сразу обратили внимание на то, что я заранее знал, когда придет святой отец, и много ли вина он вольет в себя, посетив с проверкой погреба. Меня начали таскать к инквизиторам, и все бы закончилось плохо, но тут за мной приехал сам Отец-Настоятель, я правда это плохо помню, потому что заболел холерой. Но опять выжил, хотя полегло все население монастыря. Так я и оказался в Обители…
— Можешь не вслушиваться, поблизости никого нет…
— Что-то не так… — повторил Аттон. — До входа в подземелье осталось стрел десять. Здесь должно быть полно снующих разведчиков…
Мерриз встал во весь рост. Его голову украшало странное подобие шапки, сотворенной сгорбленным целителем из всевозможных лечебных корней и трав.
— Есть люди на западе, немного… Возможно, еще на севере, но я не уверен.
Аттон пристально посмотрел на него.
— Как это у тебя получается? Может, научишь?
— Это так не объяснить. Послушай, Птица-Лезвие… У меня нехорошее предчувствие… Нас могут ждать…
— Кто, рифдольцы?
— Нет. Рифдольцы так не передвигаются. Они ходят скользящими шагами, не задевая ветки, и всегда держат под рукой оружие. На пустошах рифдольский разведчик выпустил в меня две стрелы подряд раньше чем я заметил его движение… Это не солдаты и не крестьяне. И не рыцари, тем более… Кто-то очень осторожный, но не привыкший к густому лесу… Монахи. Или люди твоего хозяина. Или и те и другие… Плохое предчувствие…
— Засада? Ты предлагаешь повернуть?
— Повернуть? Нарушить обещание, вырванное у нас под угрозой? Нет… Я хочу знать, чем закончится эта история… Из-за которой я получил, между прочим, отречение… Из человека, наделенного огромным могуществом, я в одночасье, превратился в изгоя, в мишень для любого адепта, желающего получить повышение.
— Ты просто стал на пути истины… Как и я, как мой отец…
— У тебя странное представление об истине.
— Не менее странное, чем у твоего настоятеля. Легенда для всех есть истина для круга посвященных, и наоборот…
— Пока этой истинной не воспользуются. Жаль, что мы попали в этот самый круг.
— Это потому, монах, что и тебя и меня терзали сомнения, в правильности выбора… А сомневающийся хуже самого опасного врага, чьи намерения всегда, как на ладони.
— Ты умнеешь со скоростью стрелы, воин. Как говаривал наш добрый друг Файя.
— Спасибо, монах… — Аттон прислушался, только не говори мне, что уже знаешь о том, что сюда кто-то идет…
— Идет один человек, и не сюда, а вон к тем камням… — Мерриз указал рукой на скалу напротив. Давай убираться отсюда… Есть еще пути к входу в подземелье?
— Не знаю… Я никогда не был в этих краях… Об этой дороге я узнал от знакомых охотников за головами, еще когда переходил границу с Марцином. Местонахождение самих катакомб рифдольцы тщательно скрывают. Ловцы говорили о том, что входов несколько, все они хорошо укрыты, и разбросаны по всей территории Ульсара. Все они охраняются. И лишь один из них ведет в усыпальницы древних правителей. Мне описали дорогу через Туан к плато, и один из наиболее вероятных входов.
— Катакомбы Ульсара дело рук кобольдов. И над входом в усыпальницу должен быть Священный Знак Кобольда — ущербная луна в окружении звезд… — Мерриз, прищурившись, смотрел на возвышающиеся вдалеке скальные уступы.
— Я не удивляюсь монах, ничуть не удивляюсь, тому, что ты об этом знаешь… И все-таки, меня беспокоит то, что нет и намека на рифдольцев. Скажи мне, все святые братья имеют такое чутье, как у тебя?
— Нет. Я вырос на севере Анбира, на пустошах Линглаора. Мой отец был траппером, охотником на алмазных змей. Алмазные змеи — страшные и коварные твари. Все мои предки, со времен завоевания, охотились на змей. Там, на пустошах, среди голых скал, и в непрерывном вое ветра столетиями вырабатывалось это чутье. Но у моего отца было много детей, и в очень голодный год, он отвез меня и моего брата в Рифлер, в монастырь. Брат умер по дороге от голода, а я выжил. В монастырской школе сразу обратили внимание на то, что я заранее знал, когда придет святой отец, и много ли вина он вольет в себя, посетив с проверкой погреба. Меня начали таскать к инквизиторам, и все бы закончилось плохо, но тут за мной приехал сам Отец-Настоятель, я правда это плохо помню, потому что заболел холерой. Но опять выжил, хотя полегло все население монастыря. Так я и оказался в Обители…
86
— Из вашего заявления, господин посол, следует, что Великий Герцог Фердинанд напал на земли подданных Империи, только потому, что просчитал необходимым нанести превентивный удар по королевству?
Император Конрад, облаченный в простые, окрашенные в белый цвет, кожаные доспехи мечника, восседал на троне и спокойно смотрел на стоящего перед ним аведжийского посла. На коленях Императора покоился высокий боевой шлем, единственным украшением которого был гравированный герб Атегатта — меч, рассекающий камень. Справа от трона стоял, опираясь на огромный двуручный меч, облаченный в полный доспех генерал Коррон. По левую руку стояли арион-маршалы Империи Циклон и Севада, в белых парадных мундирах. Долла в сером, шитом серебром плаще, приклонил колено и встал гордо подняв голову.
— Ваше Величество! Мой правитель, как никто, заинтересован в сохранении стабильного мира. Но, король Венцель, неоднократно предпринимал попытки захвата восточных провинций Бадболя и Данлона, используя наемников и предателей. Великий Герцог посчитал необходимым обезопасить свои границы, ведь Прассия, будучи уже составной частью Аведжии, вплотную примыкает и к Данлону, и к Бадболю…
— Я не считаю это существенной причиной, для нападения на государства, лежащие в границах Империи, господин посол… Вынужден констатировать, что Аведжия вероломно напала на Империю. Ваш герцог не делал официального заявления об объявлении войны, не так ли, господин посол?
— Да, Ваше Величество…
— Все курьеры Империи, отправленные в Циче, бесследно исчезли. Так же, нет никаких известий о судьбе маркиза Им-Чарона… — Конрад пристально посмотрел на посла. Долла, понимая, что речь идет о его собственной жизни, лишь слегка склонил голову. — Могемия и Боравия лакомый кусок, господин посол. Но Аведжия может столько и не проглотить… Вы свободны. Я дал слово Императора покойному графу Россенброку, что сохраню вам жизнь. И я сдержу своё слово. В канцелярии вы получите официальные документы на высылку. Маршал Циклон! Обеспечьте господина посла эскортом до Марцинской Марки… — Конрад махнул рукой, в знак окончания аудиенции. Долла склонил колено и, поднявшись, прикоснулся копчиками пальцев к переносице.
— Вы великодушны и преисполнены благородства, Ваше Величество! Старый канцлер, упокойся его душа у ног Иллара, был прав… Вы будете воистину Великим Императором. Позвольте мне удалиться.
— Вы храбрый и мудрый человек, господин посол. И я доверю вам важную миссию. — Конрад посмотрел на Коррона и на арион-маршалов. Долла замер, весь во внимании. — Я доверю вам, документ, с официальным объявлением войны. Я, Император Лаоры, князь Атегаттский Конрад Четвертый, объявляю Великому Герцогу Аведжийскому, герцогу Ганфа, ландграфу Прассии Фердинанду Восьмому, войну…
Император Конрад, облаченный в простые, окрашенные в белый цвет, кожаные доспехи мечника, восседал на троне и спокойно смотрел на стоящего перед ним аведжийского посла. На коленях Императора покоился высокий боевой шлем, единственным украшением которого был гравированный герб Атегатта — меч, рассекающий камень. Справа от трона стоял, опираясь на огромный двуручный меч, облаченный в полный доспех генерал Коррон. По левую руку стояли арион-маршалы Империи Циклон и Севада, в белых парадных мундирах. Долла в сером, шитом серебром плаще, приклонил колено и встал гордо подняв голову.
— Ваше Величество! Мой правитель, как никто, заинтересован в сохранении стабильного мира. Но, король Венцель, неоднократно предпринимал попытки захвата восточных провинций Бадболя и Данлона, используя наемников и предателей. Великий Герцог посчитал необходимым обезопасить свои границы, ведь Прассия, будучи уже составной частью Аведжии, вплотную примыкает и к Данлону, и к Бадболю…
— Я не считаю это существенной причиной, для нападения на государства, лежащие в границах Империи, господин посол… Вынужден констатировать, что Аведжия вероломно напала на Империю. Ваш герцог не делал официального заявления об объявлении войны, не так ли, господин посол?
— Да, Ваше Величество…
— Все курьеры Империи, отправленные в Циче, бесследно исчезли. Так же, нет никаких известий о судьбе маркиза Им-Чарона… — Конрад пристально посмотрел на посла. Долла, понимая, что речь идет о его собственной жизни, лишь слегка склонил голову. — Могемия и Боравия лакомый кусок, господин посол. Но Аведжия может столько и не проглотить… Вы свободны. Я дал слово Императора покойному графу Россенброку, что сохраню вам жизнь. И я сдержу своё слово. В канцелярии вы получите официальные документы на высылку. Маршал Циклон! Обеспечьте господина посла эскортом до Марцинской Марки… — Конрад махнул рукой, в знак окончания аудиенции. Долла склонил колено и, поднявшись, прикоснулся копчиками пальцев к переносице.
— Вы великодушны и преисполнены благородства, Ваше Величество! Старый канцлер, упокойся его душа у ног Иллара, был прав… Вы будете воистину Великим Императором. Позвольте мне удалиться.
— Вы храбрый и мудрый человек, господин посол. И я доверю вам важную миссию. — Конрад посмотрел на Коррона и на арион-маршалов. Долла замер, весь во внимании. — Я доверю вам, документ, с официальным объявлением войны. Я, Император Лаоры, князь Атегаттский Конрад Четвертый, объявляю Великому Герцогу Аведжийскому, герцогу Ганфа, ландграфу Прассии Фердинанду Восьмому, войну…
87
Фердинанд, заложив руки за спину, стоял на вершине защитной башни в замке Твисса и смотрел в даль, за реку, где начинались земли Боравии. Справа от него уходили к горизонту голые черные скалы Гземейских Пустошей, над ними курился легкий желтоватый дымок, принесенный южным ветром от далеких вулканов на границах Верейи. Слева, на север тянулись черные, выжженные земли провинции Суолларр, там за рекой уже сворачивали лагеря и выстраивались в походные колонны аведжийские войска. По дороге, недалеко от башни, месили грязь понурые отряды пехотинцев из бывшей армии Прассии, вдоль их рядов стояли конные отряды гвардии.
Фердинанд был в подавленном настроении. Он покорил Бадболь, не пролив не единой капли крови, но в Данлоне аведжийская армия увязла, захватив лишь самую южную часть герцогства. Дальше данлонская армия укрепилась, и при поддержке имперских арионов, совершала стремительные контратаки, пользуясь гористой местностью и растянутым фронтом. В отличии от дворян Бадболя, данлонская знать на переговоры с правителем Аведжии не шла, не смотря ни на какие посулы. Фердинанд уже потерял пятерых, посланных для подкупа, людей.
«Захватить Тарр… Мощным ударом смять войска короля, и выйти к Барге и границам Дрира… Обойти Данлон с флангов и укрепиться на подходах к Маэнне… » — Фердинанд, с раздражением смотрел на вялое копошение пехотинцев внизу. Он повернулся к адъютанту.
— Лейтенант… Передайте командиру гвардейцев, пусть поспешат с переправой. Если не успеют к подходу третьей бригады, повесить каждого десятого из этого сброда…
— Да, Ваше Высочество! — Лейтенант стремительно вышел. Фердинанд склонился над картой. На карте серым, увеличивающимся изо дня в день, пятном обозначалось растущее могущество Великого Герцогства Аведжийского. Фердинанд провел пальцем по границам Империи. Торопиться… Нужно успеть, пока Империя не оправилась от смерти канцлера. При его помощи, Забриния уже воспользовалась плодами хаоса и захватила Бреммагну. Теперь его черед. Когда он нападет на Могемию и выйдет к границам, практически незащищенного Норка, Император забудет о Данлоне…
Удручало одно. Его сестра не отвечала на послания. Фердинанд вспомнил сцену расставания и ему стало плохо. Во рту появился горький привкус, голова закружилась. Он схватился за край стола, чтобы не упасть, брезгливо оттолкнув пришедшего на помощь слугу.
Он сделал ее королевой… А она предала его. Он убил обоих сыновей Венцеля, обеспечив ее сыну королевский престол, а она отказалась лишить жизни короля и сдать Баргу… Приступом город не взять. Осада может задержать продвижение войск на север. Есть еще шанс. Король глуп и неосторожен, и можно попытаться выманить его из крепостей на равнину.
— Маршал! — Старый Эрих Нойя, командующий вооруженными силами Аведжии сделал шаг вперед. — Выслать на каждый королевский тракт по четыре конные сотни…Выжечь все придорожные деревни… Всех мужчин — на кресты… Женщин и детей жечь живьем… Передайте готовность по войскам. Мы укрепимся здесь, еще на десять дней. Всех прибывших разведчиков, ко мне…
— Ваше Высочество! — темное лицо старика стало еще темнее от прихлынувшей крови, — Ваше Высочество, это же ваши будущие подданные! Стратегически неразумно будоражить чернь королевства! Это может привести к тому, что регулярная армия Могемии пополнится отрядами ополчения…
— Заткнитесь маршал, и выполняйте приказ! Пора понять, что правление моего отца уже давно закончилось! Только я способен вернуть Аведжии былое величие и не собираюсь ограничивать себя какими-либо моральными принципами… Что там, к джайлларским свиньям, еще?
Вошедший стремительным шагом капитан гвардии взмахнул свитком донесений и склонил голову:
— Ваше Высочество, одни из форпостов докладывает, что к Твиссе приближается кавалькада монахов. Они сопровождают архиепископа Новерганского…
Фердинанд был в подавленном настроении. Он покорил Бадболь, не пролив не единой капли крови, но в Данлоне аведжийская армия увязла, захватив лишь самую южную часть герцогства. Дальше данлонская армия укрепилась, и при поддержке имперских арионов, совершала стремительные контратаки, пользуясь гористой местностью и растянутым фронтом. В отличии от дворян Бадболя, данлонская знать на переговоры с правителем Аведжии не шла, не смотря ни на какие посулы. Фердинанд уже потерял пятерых, посланных для подкупа, людей.
«Захватить Тарр… Мощным ударом смять войска короля, и выйти к Барге и границам Дрира… Обойти Данлон с флангов и укрепиться на подходах к Маэнне… » — Фердинанд, с раздражением смотрел на вялое копошение пехотинцев внизу. Он повернулся к адъютанту.
— Лейтенант… Передайте командиру гвардейцев, пусть поспешат с переправой. Если не успеют к подходу третьей бригады, повесить каждого десятого из этого сброда…
— Да, Ваше Высочество! — Лейтенант стремительно вышел. Фердинанд склонился над картой. На карте серым, увеличивающимся изо дня в день, пятном обозначалось растущее могущество Великого Герцогства Аведжийского. Фердинанд провел пальцем по границам Империи. Торопиться… Нужно успеть, пока Империя не оправилась от смерти канцлера. При его помощи, Забриния уже воспользовалась плодами хаоса и захватила Бреммагну. Теперь его черед. Когда он нападет на Могемию и выйдет к границам, практически незащищенного Норка, Император забудет о Данлоне…
Удручало одно. Его сестра не отвечала на послания. Фердинанд вспомнил сцену расставания и ему стало плохо. Во рту появился горький привкус, голова закружилась. Он схватился за край стола, чтобы не упасть, брезгливо оттолкнув пришедшего на помощь слугу.
Он сделал ее королевой… А она предала его. Он убил обоих сыновей Венцеля, обеспечив ее сыну королевский престол, а она отказалась лишить жизни короля и сдать Баргу… Приступом город не взять. Осада может задержать продвижение войск на север. Есть еще шанс. Король глуп и неосторожен, и можно попытаться выманить его из крепостей на равнину.
— Маршал! — Старый Эрих Нойя, командующий вооруженными силами Аведжии сделал шаг вперед. — Выслать на каждый королевский тракт по четыре конные сотни…Выжечь все придорожные деревни… Всех мужчин — на кресты… Женщин и детей жечь живьем… Передайте готовность по войскам. Мы укрепимся здесь, еще на десять дней. Всех прибывших разведчиков, ко мне…
— Ваше Высочество! — темное лицо старика стало еще темнее от прихлынувшей крови, — Ваше Высочество, это же ваши будущие подданные! Стратегически неразумно будоражить чернь королевства! Это может привести к тому, что регулярная армия Могемии пополнится отрядами ополчения…
— Заткнитесь маршал, и выполняйте приказ! Пора понять, что правление моего отца уже давно закончилось! Только я способен вернуть Аведжии былое величие и не собираюсь ограничивать себя какими-либо моральными принципами… Что там, к джайлларским свиньям, еще?
Вошедший стремительным шагом капитан гвардии взмахнул свитком донесений и склонил голову:
— Ваше Высочество, одни из форпостов докладывает, что к Твиссе приближается кавалькада монахов. Они сопровождают архиепископа Новерганского…
88
Аттон смотрел на высеченный из серого камня полумесяц в окружении звезд. Нижний рог полумесяца скрывали потеки алой крови.
Аттон опустил глаза и оглядел место сражения. Повсюду лежали изрубленные, утыканные стрелами тела. Мерриз смотрел на двух окровавленных монахов, у входа в подземелье. Один из них, с рассеченным лицом, сидел, прислонившись спиной к серому камню, глаза его вытекли, и лицо, покрытое коркой засыхающей крови пополам с грязью, походило на ужасную маску. Но он хрипло дышал и прижимал к груди меч. Рядом, опираясь руками о стену, стоял второй, из него как из соломенного чучела для стрельбы, торчало с десяток стрел. Он сплевывал сгустки крови и безразлично смотрел в их сторону. Аттон наклонился и перевернул на спину хрипящего рифдольца, с отрубленными по локти руками, и заглянул в полные муки глаза мальчишки.
Монах у стены, со стоном вырвал из груди стрелу, и отшвырнул ее в сторону.
— Воистину, Бог непредсказуем… Спираль жизни нашей наполнена истиной, как сердце человеческое наполнено кровью. Ты ищешь её всю жизнь, обрекая себя и других, на муки и страдания. А найдя, понимаешь, что это всего лишь очередная ступенька, и задрав голову вверх, блаженно созерцаешь недоступные дали…
Мерриз поднял с земли измазанный кровью и грязью арбалет, и не спеша, зарядил его. Рифдолец страшно захрипел и затих. Аттон прикрыл юноше глаза, и посмотрел на раненного монаха.
— Вы остались вдвоем, святые братья… Вы победили их всех — и зеленых, ни в чем неповинных мальчишек, и тертых наемников…
Монах поднял на него пустые глаза и прохрипел:
— Нет невиновных… Есть истина… Она велика и всеобъемлюща… В ней жизнь и смерть… Радость и боль… Кто владеет истиной — владеет миром, ибо может кроить из неё все жизненные предначертания по своему желанию. — Монах пошатнулся, но удержался на ногах. Он смотрел, как Мерриз заряжает арбалет, и по небритому подбородку его стекала темная кровь.
Аттон вглядывался в знакомые, искаженные смертельными судорогами, лица армельтинцев.
— Видать, сам Джайллар собрал вас всех здесь, в такой неподходящий момент. Но ведь это мы… Я! — Аттон указал пальцем на себя, потом на Мерриза, — И он… Мы пришли сюда, для того что бы узнать правду. А вы… Вы пришли сюда помешать нам. Вы пришли сюда для того, что бы отнять у нас правду. Вы не знаете ничего! — Аттон смотрел на окровавленного монаха, и голос его сорвался на крик. — И боитесь, что кто-то увидит правду, за теми монументами лжи, которые вы воздвигли вокруг своего бессилия… Проклятый слепой лжец… Он всю жизнь обманывал моего отца, он обманывал меня, их… — Аттон указал пальцем на трупы наемников. — Будьте вы прокляты…
— Прокляты… Ты думаешь, что узнаешь, в чем заключается правда? — Монах хрипло рассмеялся, давясь кровью. — Не ты, и не этот проклятый отступник, никто из вас не способен отличить правду ото лжи… Вам лгали и будут лгать на протяжении всей вашей, я надеюсь, недолгой жизни…
Звякнула арбалетная тетива, и монах рухнул, со стрелой во лбу. Второй, поднял трясущимися руками меч, и резким движением распорол себе горло.
Мерриз аккуратно положил арбалет перед собой.
— Путь свободен, Птица-Лезвие. Можешь войти…
Аттон посмотрел на трупы вокруг себя, и присев в лужу крови, прикрыл лицо руками.
— Мне страшно, монах… Я боюсь, того, что могу там увидеть… Я всю свою жизнь полагался на чужие слова… Я шел по дорогам и убивал, никогда не задумываясь… А сейчас, я боюсь того, что все это окажется правдой. Ты и я… Мы знаем куски мозаики… Сейчас, мы подберем еще один… И увидим полную картину. Смогу ли я перенести то, что увижу? Мне кажется, что это бремя не для наших плеч…
— Пойдем воин… Посмотрим. Быть может, истина намного ужаснее, чем ты себе представляешь.
— Ты умеешь успокаивать людей в трудную минуту, монах. — Аттон встал и, перешагивая через трупы, вошел в подземелье.
Аттон опустил глаза и оглядел место сражения. Повсюду лежали изрубленные, утыканные стрелами тела. Мерриз смотрел на двух окровавленных монахов, у входа в подземелье. Один из них, с рассеченным лицом, сидел, прислонившись спиной к серому камню, глаза его вытекли, и лицо, покрытое коркой засыхающей крови пополам с грязью, походило на ужасную маску. Но он хрипло дышал и прижимал к груди меч. Рядом, опираясь руками о стену, стоял второй, из него как из соломенного чучела для стрельбы, торчало с десяток стрел. Он сплевывал сгустки крови и безразлично смотрел в их сторону. Аттон наклонился и перевернул на спину хрипящего рифдольца, с отрубленными по локти руками, и заглянул в полные муки глаза мальчишки.
Монах у стены, со стоном вырвал из груди стрелу, и отшвырнул ее в сторону.
— Воистину, Бог непредсказуем… Спираль жизни нашей наполнена истиной, как сердце человеческое наполнено кровью. Ты ищешь её всю жизнь, обрекая себя и других, на муки и страдания. А найдя, понимаешь, что это всего лишь очередная ступенька, и задрав голову вверх, блаженно созерцаешь недоступные дали…
Мерриз поднял с земли измазанный кровью и грязью арбалет, и не спеша, зарядил его. Рифдолец страшно захрипел и затих. Аттон прикрыл юноше глаза, и посмотрел на раненного монаха.
— Вы остались вдвоем, святые братья… Вы победили их всех — и зеленых, ни в чем неповинных мальчишек, и тертых наемников…
Монах поднял на него пустые глаза и прохрипел:
— Нет невиновных… Есть истина… Она велика и всеобъемлюща… В ней жизнь и смерть… Радость и боль… Кто владеет истиной — владеет миром, ибо может кроить из неё все жизненные предначертания по своему желанию. — Монах пошатнулся, но удержался на ногах. Он смотрел, как Мерриз заряжает арбалет, и по небритому подбородку его стекала темная кровь.
Аттон вглядывался в знакомые, искаженные смертельными судорогами, лица армельтинцев.
— Видать, сам Джайллар собрал вас всех здесь, в такой неподходящий момент. Но ведь это мы… Я! — Аттон указал пальцем на себя, потом на Мерриза, — И он… Мы пришли сюда, для того что бы узнать правду. А вы… Вы пришли сюда помешать нам. Вы пришли сюда для того, что бы отнять у нас правду. Вы не знаете ничего! — Аттон смотрел на окровавленного монаха, и голос его сорвался на крик. — И боитесь, что кто-то увидит правду, за теми монументами лжи, которые вы воздвигли вокруг своего бессилия… Проклятый слепой лжец… Он всю жизнь обманывал моего отца, он обманывал меня, их… — Аттон указал пальцем на трупы наемников. — Будьте вы прокляты…
— Прокляты… Ты думаешь, что узнаешь, в чем заключается правда? — Монах хрипло рассмеялся, давясь кровью. — Не ты, и не этот проклятый отступник, никто из вас не способен отличить правду ото лжи… Вам лгали и будут лгать на протяжении всей вашей, я надеюсь, недолгой жизни…
Звякнула арбалетная тетива, и монах рухнул, со стрелой во лбу. Второй, поднял трясущимися руками меч, и резким движением распорол себе горло.
Мерриз аккуратно положил арбалет перед собой.
— Путь свободен, Птица-Лезвие. Можешь войти…
Аттон посмотрел на трупы вокруг себя, и присев в лужу крови, прикрыл лицо руками.
— Мне страшно, монах… Я боюсь, того, что могу там увидеть… Я всю свою жизнь полагался на чужие слова… Я шел по дорогам и убивал, никогда не задумываясь… А сейчас, я боюсь того, что все это окажется правдой. Ты и я… Мы знаем куски мозаики… Сейчас, мы подберем еще один… И увидим полную картину. Смогу ли я перенести то, что увижу? Мне кажется, что это бремя не для наших плеч…
— Пойдем воин… Посмотрим. Быть может, истина намного ужаснее, чем ты себе представляешь.
— Ты умеешь успокаивать людей в трудную минуту, монах. — Аттон встал и, перешагивая через трупы, вошел в подземелье.
89
Кристофер Гир поглаживал длинными тонкими пальцами лепестки великолепной черной орхидеи и смотрел, как Патта Москит намазывает икрой седьмой по счету бутерброд. В зимнем саду замка Тарль пели удивительные птицы, привезенные из королевства Зошки, благоухали цветы, били разноцветные фонтаны.
— Вы удачно поработали в Боравии, друг мой…
Москит, не отвлекаясь от еды, кивнул.
— И где же находится сейчас принц Манфред?
— В родовом замке барона Каппри, господин советник…
— Ну, спрашивать где находится таинственный замок барона я думаю бесполезно… Тем не менее, принц жив и это хорошо… Фердинанд стоит на границе Боравии, словно чего-то ждет…
Москит доел бутерброд, вытер бороду, и с сожалением заглянул в пустую вазу. Гир вздохнул и хлопнул в ладони. Появился слуга с полной вазой икры. Москит снова достал свой нож и принялся за еду. Гир терпеливо ждал, пока он насытиться. Наконец, бородач отодвинул от себя вазу, вытер ладонью рот и начал:
— Вы просили, господин советник, докладывать вам обо всех передвижениях наемника Сорлея, по прозвищу «Птица-Лезвие». Так вот… Этот человек был замечен на перевалах Туана. Барон Джемиус предполагает, что Аттон Птица-Лезвие идет к катакомбам Ульсара, где ранее были замечены люди Дибо… Наши разведчики докладывают о том, что рифдольцы ушли, оставив там лишь небольшой отряд из молодежи. А на самом плато Туана замечены отряды головорезов всех мастей. И армельтинские наемники, и бандиты из Норка, даже уртские корсары. Их много, они собираются со всех концов Лаоры. Замечен и небольшой отряд монахов, возможно, это монахи из Священной обители. Барон Джемиус предполагает, что это как-то связано с уходом рифдольцев на север. Впрочем, он допускает, все эти люди собираются к Ульсару, по причине, о которой так много написал покойный граф Россенброк… В катакомбах находятся несколько хорошо сохранившихся мумий древних правителей Могемии, Боравии и Рифлера. Больше там ничего нет. Ценность мумий представляется мне сомнительной. Хотя, к слову сказать, в сами катакомбы никто не спускался уже добрые три сотни лет. С тех пор, как один из королей нанял рифдольцев охранять подземелья. Барон так же считает, что задержка аведжийских войск как-то связана с тем, что происходит в Ульсаре. Однако долго, Фердинанд ждать не станет.
— Гм… — В нечеловеческих глазах советника мелькнул странный огонек… — Опять древние захоронения… Ну, прав барон или нет, но задержка может дорого стоить Великому Герцогу. Империя уже голова к войне. События продолжают развиваться, как и предсказывал покойный граф… А у меня для вас другое дело, господин… м-м-м… Москит…
— Всецело в вашем распоряжении, господин советник. — бородач снова подвинул вазу поближе и вытащил нож.
— Вам доводилось бывать когда-нибудь в Нестсе?
Москит задержал очередной бутерброд прямо перед ртом и отрицательно покачал головой.
— Конечно же, ничего занимательного в этом негостеприимном краю нет. Но, я думаю, пришла пора объяснить горцам, кто виновен в смерти их обожаемого правителя…
— Вы удачно поработали в Боравии, друг мой…
Москит, не отвлекаясь от еды, кивнул.
— И где же находится сейчас принц Манфред?
— В родовом замке барона Каппри, господин советник…
— Ну, спрашивать где находится таинственный замок барона я думаю бесполезно… Тем не менее, принц жив и это хорошо… Фердинанд стоит на границе Боравии, словно чего-то ждет…
Москит доел бутерброд, вытер бороду, и с сожалением заглянул в пустую вазу. Гир вздохнул и хлопнул в ладони. Появился слуга с полной вазой икры. Москит снова достал свой нож и принялся за еду. Гир терпеливо ждал, пока он насытиться. Наконец, бородач отодвинул от себя вазу, вытер ладонью рот и начал:
— Вы просили, господин советник, докладывать вам обо всех передвижениях наемника Сорлея, по прозвищу «Птица-Лезвие». Так вот… Этот человек был замечен на перевалах Туана. Барон Джемиус предполагает, что Аттон Птица-Лезвие идет к катакомбам Ульсара, где ранее были замечены люди Дибо… Наши разведчики докладывают о том, что рифдольцы ушли, оставив там лишь небольшой отряд из молодежи. А на самом плато Туана замечены отряды головорезов всех мастей. И армельтинские наемники, и бандиты из Норка, даже уртские корсары. Их много, они собираются со всех концов Лаоры. Замечен и небольшой отряд монахов, возможно, это монахи из Священной обители. Барон Джемиус предполагает, что это как-то связано с уходом рифдольцев на север. Впрочем, он допускает, все эти люди собираются к Ульсару, по причине, о которой так много написал покойный граф Россенброк… В катакомбах находятся несколько хорошо сохранившихся мумий древних правителей Могемии, Боравии и Рифлера. Больше там ничего нет. Ценность мумий представляется мне сомнительной. Хотя, к слову сказать, в сами катакомбы никто не спускался уже добрые три сотни лет. С тех пор, как один из королей нанял рифдольцев охранять подземелья. Барон так же считает, что задержка аведжийских войск как-то связана с тем, что происходит в Ульсаре. Однако долго, Фердинанд ждать не станет.
— Гм… — В нечеловеческих глазах советника мелькнул странный огонек… — Опять древние захоронения… Ну, прав барон или нет, но задержка может дорого стоить Великому Герцогу. Империя уже голова к войне. События продолжают развиваться, как и предсказывал покойный граф… А у меня для вас другое дело, господин… м-м-м… Москит…
— Всецело в вашем распоряжении, господин советник. — бородач снова подвинул вазу поближе и вытащил нож.
— Вам доводилось бывать когда-нибудь в Нестсе?
Москит задержал очередной бутерброд прямо перед ртом и отрицательно покачал головой.
— Конечно же, ничего занимательного в этом негостеприимном краю нет. Но, я думаю, пришла пора объяснить горцам, кто виновен в смерти их обожаемого правителя…
90
Архиепископ Новерганский Гумбольт Первый быстрым шагом вошел в приемный зал замка Твисса и остановился, глядя по сторонам. Огромный сводчатый зал был пуст, никакой мебели, не считая тяжелого стола из неструганных досок и пары старых кресел. На столе ютилась плетенная бутыль и пара простых серебряных кубков. Где-то высоко, среди потолочных балок попискивали крысы. Фердинанд стоял посреди пустого зала и внимательно смотрел на толстого священника.
— Приветствую вас, Ваше Преосвященство! Я, признаться, не ожидал увидеть вас в такое время и в таком месте…
— Да? Действительно, отвратительное место… Просто ужасное… — Архиепископ прошел к столу и тяжело опустился в кресло, глядя на герцога недобрыми крошечными глазками из-под седых кустистых бровей. — Дороги Бадболя забиты голодной чернью… Паства безумствует, словно сам Джайллар направил к нам свои божественные ступни… К тому же, холодный дождь преследовал нашу миссию от самого Данлона…
Последние слова священника прозвучали как скрытая угроза. Фердинанд сделал вид, что не понял намека и подошел к столу. Он медленно наполнил кубок и протянул архиепископу.
— Выпейте вина, Ваше Преосвященство. Это согреет вас… Не предлагаю вам обильной трапезы, ибо предполагаю, что ваша миссия весьма срочная и судя по тому, что ваши монахи не стали расседлывать лошадей, вы недолго пробудете моим гостем.
— Как проницательно, герцог… — Архиепископ, казалось, намеренно не называл Фердинанда его полным титулом. — Действительно, моя миссия важна и направляюсь я в Баргу. Впрочем… — Священник жестом отстранил предложенное вино и поднял на Фердинанда маленькие злые глаза, — Церковь требует от вас объяснений, герцог…
Фердинанд вежливо улыбнулся и покачал головой:
— Неужели мои скромные потуги на поприще правителя затронули интересы церкви? И с каких это пор Святой Престол стало интересовать что-то, кроме его собственного благополучия? Вы старались не вмешиваться в дела Аведжии ранее, так откуда такой интерес на данном этапе?
— Вы получили отчасти духовное образование, герцог, и потому должны знать до какой поры Церковь не вмешивается в дела светские… К тому же, позволю вам напомнить, герцог, что право престолонаследия за вами так и не было доказано… В глазах Церкви вы по прежнему всего лишь герцог Ганфский, несостоявшийся епископ, узурпатор Аведжийского престола и захватчик земель Прассии и Бадболя…
Фердинанд зло оборвал священника:
— Мне не нужны признания церковников и тем более, их указания… Я стал правителем, потому, что мой отец и брат были не в состоянии контролировать не то, что бы страну, они не могли контролировать даже свои желания…
— Почему же тогда вы не дали Долгорским монахам подтвердить ваше право законно занимать престол?
— Я не доверяю им и не верю в их нечеловеческие способности… Слишком много интриг плелось вокруг Аведжии, слишком много заговоров и предательств. Я отразил все свои мысли и подозрения в тайном меморандуме, отправленном на имя главы церкви.
— Читал-читал, герцог… Набор ругательств и ереси. Фальшивка, способная обмануть только архиепископа Вальтера. А что касается другого вашего послания… Что именно вы хотите преподнести церкви, в оправдание ваших завоеваний?
Фердинанд на мгновенье задумался. Потом осторожно начал:
— Ваше Преосвященство… В действительности, я никогда не был противником Святого Престола… И сейчас, как никогда нуждаюсь в помощи церкви… Но Глава Святого Престола почтенный архиепископ Дрирский Вальтер, потерял, как мне кажется, авторитет среди населения Лаоры… Люди не боятся Истребителей Зла, многие правители отказываются платить полагающиеся подати и побуждают чернь и мещанство на противостояние Церкви. Святому Престолу нужен новый правитель…
— И вы полагаете, герцог, что лучшая кандидатура на этот пост — это я? Несмотря на то, что Новерган издревле поддерживает правителей Атегатта?
— Молодой Император демонстрирует замечательные успехи в деле ведения внешней политики, даже не имея за спиной великого старца Россенброка. Правители Атегатта — давние враги Аведжии, но со временем, мы можем изменить эту историческую несправедливость… И вы, Ваше Преосвященство, могли бы сыграть немаловажную роль в этом процессе.
— Лукавите, герцог, лукавите… Пока вам нет особой нужды договариваться с правителями Атегатта. В случае смерти короля Венцеля вы становитесь реальным правителем половины земель Лаоры, даже, если церковь и не признает это. Но король еще жив, и потому вы идете войной на королевство. Необъявленной войной, герцог… Что есть нарушением подписанной вами Маэннской конвенции. Если вы рассчитываете на мою помощь в случае поражения — тогда вы встали на неверный путь… И если слово Вальтера — это слово малой части темного духовенства, по странному недоразумению ставшего инквизицией, то мое слово — это слово истинной Церкви. А я не поддержу узурпатора и захватчика. Но… Теперь, вернемся к второй части вашего послания. Весьма и весьма интересная точка зрения на события, происходящие в Лаоре. Более, чем оригинальная, я бы сказал… И тем не менее, заслуживающая внимания. Я не стал воспринимать написанное вами, как шантаж… С другой стороны, почему бы Церкви не извлечь определенной выгоды, при удачном раскладе? И я так понимаю, что у вас есть доказательства, позволяющие вам вести экспансию, пренебрегая всякими правилами… Где они, герцог? Где доказательства, способные пошатнуть этот мир?
— Тридцать дней, Ваше Преосвященство, тридцать дней и эти доказательства будут у вас… Вы могли посодействовать, удержав Императора от необдуманных действий, а в дальнейшем, наше сотрудничество на этой ниве может дать обильные плоды и превознести авторитет церкви на недосягаемую прежде высоту!
Архиепископ неуклюже поднялся и махнув рукой, направился к выходу.
— Я надеюсь, что ваши солдаты не станут препятствовать отъезду нашей миссии?
Фердинанд остался стоять, задумчиво поглаживая ухоженную бородку. Его темные глаза смотрели в спину удаляющемуся священнику с презрением и неприкрытой ненавистью. В дверях архиепископ Гумбольт остановился, накинул на голову капюшон, и не поворачиваясь, произнес:
— Все это слишком похоже на блеф, герцог. Я не доверяю вам и не верю в древние легенды. Тридцать дней — это слишком долго, по нынешним временам… Император не станет ждать. Даже если вы сбросите короля и захватите Баргу, вам не дадут спокойно править. Вы затронули слишком могучие силы, герцог, и пожалеете об этом…
— Приветствую вас, Ваше Преосвященство! Я, признаться, не ожидал увидеть вас в такое время и в таком месте…
— Да? Действительно, отвратительное место… Просто ужасное… — Архиепископ прошел к столу и тяжело опустился в кресло, глядя на герцога недобрыми крошечными глазками из-под седых кустистых бровей. — Дороги Бадболя забиты голодной чернью… Паства безумствует, словно сам Джайллар направил к нам свои божественные ступни… К тому же, холодный дождь преследовал нашу миссию от самого Данлона…
Последние слова священника прозвучали как скрытая угроза. Фердинанд сделал вид, что не понял намека и подошел к столу. Он медленно наполнил кубок и протянул архиепископу.
— Выпейте вина, Ваше Преосвященство. Это согреет вас… Не предлагаю вам обильной трапезы, ибо предполагаю, что ваша миссия весьма срочная и судя по тому, что ваши монахи не стали расседлывать лошадей, вы недолго пробудете моим гостем.
— Как проницательно, герцог… — Архиепископ, казалось, намеренно не называл Фердинанда его полным титулом. — Действительно, моя миссия важна и направляюсь я в Баргу. Впрочем… — Священник жестом отстранил предложенное вино и поднял на Фердинанда маленькие злые глаза, — Церковь требует от вас объяснений, герцог…
Фердинанд вежливо улыбнулся и покачал головой:
— Неужели мои скромные потуги на поприще правителя затронули интересы церкви? И с каких это пор Святой Престол стало интересовать что-то, кроме его собственного благополучия? Вы старались не вмешиваться в дела Аведжии ранее, так откуда такой интерес на данном этапе?
— Вы получили отчасти духовное образование, герцог, и потому должны знать до какой поры Церковь не вмешивается в дела светские… К тому же, позволю вам напомнить, герцог, что право престолонаследия за вами так и не было доказано… В глазах Церкви вы по прежнему всего лишь герцог Ганфский, несостоявшийся епископ, узурпатор Аведжийского престола и захватчик земель Прассии и Бадболя…
Фердинанд зло оборвал священника:
— Мне не нужны признания церковников и тем более, их указания… Я стал правителем, потому, что мой отец и брат были не в состоянии контролировать не то, что бы страну, они не могли контролировать даже свои желания…
— Почему же тогда вы не дали Долгорским монахам подтвердить ваше право законно занимать престол?
— Я не доверяю им и не верю в их нечеловеческие способности… Слишком много интриг плелось вокруг Аведжии, слишком много заговоров и предательств. Я отразил все свои мысли и подозрения в тайном меморандуме, отправленном на имя главы церкви.
— Читал-читал, герцог… Набор ругательств и ереси. Фальшивка, способная обмануть только архиепископа Вальтера. А что касается другого вашего послания… Что именно вы хотите преподнести церкви, в оправдание ваших завоеваний?
Фердинанд на мгновенье задумался. Потом осторожно начал:
— Ваше Преосвященство… В действительности, я никогда не был противником Святого Престола… И сейчас, как никогда нуждаюсь в помощи церкви… Но Глава Святого Престола почтенный архиепископ Дрирский Вальтер, потерял, как мне кажется, авторитет среди населения Лаоры… Люди не боятся Истребителей Зла, многие правители отказываются платить полагающиеся подати и побуждают чернь и мещанство на противостояние Церкви. Святому Престолу нужен новый правитель…
— И вы полагаете, герцог, что лучшая кандидатура на этот пост — это я? Несмотря на то, что Новерган издревле поддерживает правителей Атегатта?
— Молодой Император демонстрирует замечательные успехи в деле ведения внешней политики, даже не имея за спиной великого старца Россенброка. Правители Атегатта — давние враги Аведжии, но со временем, мы можем изменить эту историческую несправедливость… И вы, Ваше Преосвященство, могли бы сыграть немаловажную роль в этом процессе.
— Лукавите, герцог, лукавите… Пока вам нет особой нужды договариваться с правителями Атегатта. В случае смерти короля Венцеля вы становитесь реальным правителем половины земель Лаоры, даже, если церковь и не признает это. Но король еще жив, и потому вы идете войной на королевство. Необъявленной войной, герцог… Что есть нарушением подписанной вами Маэннской конвенции. Если вы рассчитываете на мою помощь в случае поражения — тогда вы встали на неверный путь… И если слово Вальтера — это слово малой части темного духовенства, по странному недоразумению ставшего инквизицией, то мое слово — это слово истинной Церкви. А я не поддержу узурпатора и захватчика. Но… Теперь, вернемся к второй части вашего послания. Весьма и весьма интересная точка зрения на события, происходящие в Лаоре. Более, чем оригинальная, я бы сказал… И тем не менее, заслуживающая внимания. Я не стал воспринимать написанное вами, как шантаж… С другой стороны, почему бы Церкви не извлечь определенной выгоды, при удачном раскладе? И я так понимаю, что у вас есть доказательства, позволяющие вам вести экспансию, пренебрегая всякими правилами… Где они, герцог? Где доказательства, способные пошатнуть этот мир?
— Тридцать дней, Ваше Преосвященство, тридцать дней и эти доказательства будут у вас… Вы могли посодействовать, удержав Императора от необдуманных действий, а в дальнейшем, наше сотрудничество на этой ниве может дать обильные плоды и превознести авторитет церкви на недосягаемую прежде высоту!
Архиепископ неуклюже поднялся и махнув рукой, направился к выходу.
— Я надеюсь, что ваши солдаты не станут препятствовать отъезду нашей миссии?
Фердинанд остался стоять, задумчиво поглаживая ухоженную бородку. Его темные глаза смотрели в спину удаляющемуся священнику с презрением и неприкрытой ненавистью. В дверях архиепископ Гумбольт остановился, накинул на голову капюшон, и не поворачиваясь, произнес:
— Все это слишком похоже на блеф, герцог. Я не доверяю вам и не верю в древние легенды. Тридцать дней — это слишком долго, по нынешним временам… Император не станет ждать. Даже если вы сбросите короля и захватите Баргу, вам не дадут спокойно править. Вы затронули слишком могучие силы, герцог, и пожалеете об этом…