Андрей Гальперин
Отражение птицы в лезвии
1
В непроглядной тьме древних подземелий города Норк по просторному туннелю шел человек. Несмотря на преклонный возраст и повязку, закрывающую верхнюю часть лица, человек шел уверенно, изредка поднимая бледную костлявую руку чтобы безошибочно нажать на рычаг, открывающий очередную потайную дверь. Иногда, он останавливался возле каменных чаш с чистой водой из подземных рек, и смачивал кожу лица под повязкой.
В подземельях Норка было темно. Так темно, как бывает только в самых мрачных и глубоких подземельях Лаоры. Ни один солнечный луч не проникал сюда. Ни один факел не освещал этих стен. В абсолютной тьме непосвященного ожидали смертоносные ловушки, и слепой, идущий по тоннелям, усмехаясь, по привычке переступал через скелеты неосторожных.
Чем глубже старик спускался, тем тяжелее ему становилась дышать, он чаще останавливался и подолгу стоял согнувшись над чашами с водой. Наконец, строгие линии тоннелей закончились. Дальше проход вел сквозь беспорядочное нагромождение глыб известняка. Чуткое ухо слепого порой улавливало тихое шуршание подземных тварей, торопящихся убраться с его пути. Спустившись еще ниже, старик остановился и подождал, пока сработают ловушки, освобождая проход.
— Ты пришел, слепой…
Старик подошел к вырубленной в камне келье, перегороженной толстыми прутьями решетки, и бросил к прутьям мешок, который всю дорогу нес на спине.
— Ты боишься, что однажды я не приду? — Он спросил это скрипучим голосом человека, не привыкшего к долгим беседам.
— Я уже ничего не боюсь…
— Боишься, боишься… — слепой сел на камень, напротив решетки. Из глубины клетки донеслось жадное чавканье. — Ты теряешь человеческий облик, князь… Ты ешь, как зверь…
— Я, не без твоей помощи, ем так редко, что могу позволить себе торопиться в еде…
— Человек должен оставаться человеком, в любых условиях, граф…
— Скажи это тем, наверху, слепой… Ты видел, когда-нибудь, как наемники насилуют и убивают беременных женщин? Или, как Истребители Зла сжигают на кострах целые семьи, вместе со стариками и грудными детьми? Да, ты ведь слеп…
— Этот мир несовершенен, граф. Когда-то, все было по-другому… Дети дарили друг другу цветы, а не прятались на помойках от пьяных солдат, а их матери ходили в леса за грибами и ягодами, не боясь разбойников и палачей. Но, ваша ненависть и жадность изуродовали этот мир. Вы все прокляты…
— Никогда не думал, что ты такой идеалист, старик… Ты, проживший столько лет, веришь в древние сказки, как ребенок…
— Молчи, клятвопреступник…
Пленник завозился в темноте.
— Почему, почему ты меня не убьешь, слепой?
— Ты каждый раз спрашиваешь меня об этом, граф…
— А ты, каждый раз находишь причину уклониться от ответа…
— Ты единственный, из клятвопреступников, до кого я смог дотянуться… Ты нужен мне живой, пока…
— Ты хочешь узнать, кем я стану после смерти? Так убей меня, и узнаешь… Хотя ты слеп, и ничего не увидишь…
— Я почувствую…
Старик в клетке замолчал. Слепой сидел на камне и ждал. Наконец, в темноте зашевелились. Слепой знал, что пленник стоит, прижавшись к толстым прутьям решетки, и сжимает в костлявой руке острый обломок камня.
— Подойди ко мне, старик, я все тебе расскажу…
— Ты не обманешь меня, граф. В этих подземельях я хозяин. У тьмы есть немало преимуществ перед светом… Особенно здесь. Брось камень, он тебе не поможет… — из темноты донесся звук упавшего камня и горестный вздох.
— Что там, наверху, слепой?
— Осень, граф. Наверху осень…
В подземельях Норка было темно. Так темно, как бывает только в самых мрачных и глубоких подземельях Лаоры. Ни один солнечный луч не проникал сюда. Ни один факел не освещал этих стен. В абсолютной тьме непосвященного ожидали смертоносные ловушки, и слепой, идущий по тоннелям, усмехаясь, по привычке переступал через скелеты неосторожных.
Чем глубже старик спускался, тем тяжелее ему становилась дышать, он чаще останавливался и подолгу стоял согнувшись над чашами с водой. Наконец, строгие линии тоннелей закончились. Дальше проход вел сквозь беспорядочное нагромождение глыб известняка. Чуткое ухо слепого порой улавливало тихое шуршание подземных тварей, торопящихся убраться с его пути. Спустившись еще ниже, старик остановился и подождал, пока сработают ловушки, освобождая проход.
— Ты пришел, слепой…
Старик подошел к вырубленной в камне келье, перегороженной толстыми прутьями решетки, и бросил к прутьям мешок, который всю дорогу нес на спине.
— Ты боишься, что однажды я не приду? — Он спросил это скрипучим голосом человека, не привыкшего к долгим беседам.
— Я уже ничего не боюсь…
— Боишься, боишься… — слепой сел на камень, напротив решетки. Из глубины клетки донеслось жадное чавканье. — Ты теряешь человеческий облик, князь… Ты ешь, как зверь…
— Я, не без твоей помощи, ем так редко, что могу позволить себе торопиться в еде…
— Человек должен оставаться человеком, в любых условиях, граф…
— Скажи это тем, наверху, слепой… Ты видел, когда-нибудь, как наемники насилуют и убивают беременных женщин? Или, как Истребители Зла сжигают на кострах целые семьи, вместе со стариками и грудными детьми? Да, ты ведь слеп…
— Этот мир несовершенен, граф. Когда-то, все было по-другому… Дети дарили друг другу цветы, а не прятались на помойках от пьяных солдат, а их матери ходили в леса за грибами и ягодами, не боясь разбойников и палачей. Но, ваша ненависть и жадность изуродовали этот мир. Вы все прокляты…
— Никогда не думал, что ты такой идеалист, старик… Ты, проживший столько лет, веришь в древние сказки, как ребенок…
— Молчи, клятвопреступник…
Пленник завозился в темноте.
— Почему, почему ты меня не убьешь, слепой?
— Ты каждый раз спрашиваешь меня об этом, граф…
— А ты, каждый раз находишь причину уклониться от ответа…
— Ты единственный, из клятвопреступников, до кого я смог дотянуться… Ты нужен мне живой, пока…
— Ты хочешь узнать, кем я стану после смерти? Так убей меня, и узнаешь… Хотя ты слеп, и ничего не увидишь…
— Я почувствую…
Старик в клетке замолчал. Слепой сидел на камне и ждал. Наконец, в темноте зашевелились. Слепой знал, что пленник стоит, прижавшись к толстым прутьям решетки, и сжимает в костлявой руке острый обломок камня.
— Подойди ко мне, старик, я все тебе расскажу…
— Ты не обманешь меня, граф. В этих подземельях я хозяин. У тьмы есть немало преимуществ перед светом… Особенно здесь. Брось камень, он тебе не поможет… — из темноты донесся звук упавшего камня и горестный вздох.
— Что там, наверху, слепой?
— Осень, граф. Наверху осень…
2
— Ужасная осень, маркиз. Льет, как из бочки святого Антония Джасского. Эх, дороги размоет… А к вашему замку, между прочим, дорога идет оврагами, и воды там сейчас, должно быть, не меньше чем по пояс… — Бородатый рослый воин взял со стола кубок, прошел через темный зал к окну, разгоняя мощными плечами клубы сизого дыма и распахнул ставни. В зал тот час же ворвался холодный ветер, насыщенный влагой, огоньки свечей затрепетали, погасший было камин заиграл язычками пламени.
Бородач высунулся в окно по пояс и хрипло закашлялся.
— Вот Джайллар! Маркиз, прикажите слугам, пусть перестанут жечь эту вонючую траву, у меня начинает болеть голова.
Сидящий в кресле медноволосый человек c необычайно бледным морщинистым лицом со злостью пнул низкий столик с яствами и зашипел:
— Проклятие! Ягр, закрой окно, я ненавижу дождь!
Воин с сожалением захлопнул ставни, повернулся спиной к окну, пригубил из кубка и всмотрелся в отекшее, испещренное красными прожилками лицо хозяина замка. Маркиз зло фыркнул и отвернулся. За окном громыхнуло. Воин аккуратно поставил пустой кубок на широкий мраморный подоконник, потеребил бороду и осторожно начал:
— Я и мои люди не связываемся с теми, кто глотает дым травы имра. Нам это не нравится. Это опасно.
Маркиз наклонил голову к маленькой жаровне, установленной на изящной треноге, бросил щепотку порошка и вдохнул густой дым. Ягр покачал головой.
— Не доверяешь мне, наемник? Вижу, не доверяешь… — Маркиз не глядя, сунул руку в плетеную корзину, источавшую удушливый смрад, вытащил кусок кровоточащего мяса и швырнул в дальний угол зала. В углу зашевелились странные горбатые тени. Послышалось хриплое рычание и странный треск, словно там ломали вязанку сухих прутьев. Маркиз довольно причмокнул. Неясные колеблющиеся тени вдруг резко обрели некие очертания, и покачиваясь двинулись к камину, туда, где глубоком кресле полулежал их хозяин. Ягр спокойно наблюдал, как из темноты выбредают, грохоча по полу подрезанными крыльями, огромные грязно-желтые псы. Они двигались судорожными рывками, неловко переставляя худые лапы, покрытые крупной черной чешуей. С длинных желтых клыков тянулись к полу вязкие ниточки слюны.
Ягр сплюнул, отвернулся к окну и пробормотал:
— Конечно, не доверяю. Никому не доверяю. Жизнь, господин маркиз, приучила.
Маркиз протянул руку и ближайший пес, фыркая от удовольствия, принялся слизывать с ладони кровь.
— Я много слышал о тебе и твоих людях, Ягр, потому ты здесь. И я тебе заплачу. Много заплачу. Не за строптивость твою, и не за длинный язык. Если ты молча выполнишь, то о чем мы с тобой договорились. А пока заткнись и позови своих людей. Скоро объявят пятую службу. Нужно встречать гостей.
— Гостей, так гостей. Собак только прикажите убрать. Путаться под ногами будут… — Ягр поддернул пояс с мечом и оправил кожаную тунику с множеством шнурков. — Эх, господин маркиз, навлечете вы на себя гнев Иллара
Маркиз выдохнул клуб белого вонючего дыма и почесывая за ухом пса, оглянулся на воина. Морщинистое лицо его перекосила гримаса:
— А ты за меня не переживай, Ягр, не надо. О своей душе лучше подумай. А собаки эти, моим тайным козырем будут, если уж головорезы твои не справится. — Маркиз взмахнул рукой и псы, гремя крыльями, потянулись в темноту.
Ягр улыбнулся, глядя как поблескивают в темноте желтые глаза без зрачков.
— Вы, маркиз, на псов не сильно-то уповайте. Бойцы они, они может и знатные, против оленей, скажем, или лошадей… Но против грамотного воина с железкой — тьфу… — Ягр сплюнул на пол и хитро прищурился, глядя маркизу в спину. — Вот если бы вы, господин маркиз, вдруг решили после дела нам обещанного не заплатить, да и аванс какой отобрать, а для этого собачек своих, а может еще и холопов пристроить — то на будущее имейте в виду, для воина страшен только воин. А пес, хотя ему Иллар зубы и когти дал, все равно вроде той овцы. И труслив против воина, и мозгов маловато. Так вот.
Маркиз засмеялся лающим хриплым смехом.
— Ладно, Ягр. Коль уж я не стал с городской стражей дела иметь, а с тобою связался — то слово даю тебе, слово дворянина. Как с работой управитесь — все до последнего кольца получишь. Зови людей, вторая луна небось взошла уже.
Ягр, ухмыляясь в бороду, прошел к двери и дважды свистнул. В коридоре загремели оружием, затопали, послышалась бодрая ругань. Ягр повернулся и пошел обратно к окну, за его спиной в зал ввалились четверо армельтинцев, в полном боевом доспехе. Невысокий худощавый воин, кривя злое спитое лицо, сходу уселся на скамью возле камина и закинул ноги на стол, сверкнув шпорами прямо перед носом хозяина замка.
— Джайллар, воняет как на стойбище пустынников! Послушай, Ягр, я ненавижу Боравию! Здесь повсюду воняет мертвечиной… Выпить мне дадут? Я, между прочим, с холопами две службы на ихней дерьмовой вонючей кухне просидел, а там нихрена кроме репы нет, да гнилой капусты…
Маркиз, глядя на наемников, поморщил нос и прикрыл глаза ладонью. Ягр натянул прошитые стальной проволокой рукавицы и разминая пальцы, прошелся по залу.
— Заткнись Сивый, и убери копыта со стола, пока я тебе их не повыдергивал, перед тобою значит, сидит сам маркиз Им-Найг, владелец этого замка, и многих земель окрест…
Сивый зло фыркнул, спустил ноги на пол, и уставился на вожака белесыми глазами.
— Ну выпить-то можно? Шкура вон вся водой небесной пропиталась. — Сивый ткнул себя пальцем в грудь и подмигнул остальным.
— Пей, хрен с тобой. Одну чарку только. — Ягр прошелся по залу. — Господин маркиз считает, что сегодня его попытаются убить. Почему? Об этом господин маркиз предпочитает не распространятся… А мы, соответственно, должны кровопролитию не дать свершится.
Сивый наполнил себе бокал, залпом выпил и пробормотал, утирая ладонью редкие белесые усы:
— Тьфу… И вино здесь тоже дерьмовое. Ягр, когда ты так говоришь, я все время вспоминаю того умника судью, который мне виселицу все обещал…Тоже мастак говорить был. Прирезал его потом старина Ди, как барана…
Маркиз выбрался из кресла и кутаясь в бархатную накидку с кровавыми полосами по бокам, побрел к письменному столу.
— Послушай, Ягр. Твои люди выглядят как облезшие летучие коты после случки и ведут себя как желтоперые сороки. Неужели все армельтинцы такие? Сдается мне, что я по наивности своей связался с кучкой площадных бродяг.
Ягр резко остановился, повернулся к Сивому и взялся за меч.
— Ты надоел мне, Сивый, и если ты сейчас не заткнешься, то у меня будет одним бойцом меньше.
— Все-все, молчу…
— Еще раз откроешь пасть без моего разрешения — прирежу… — Ягр повернулся к остальным. — Так, на чем я остановился? Ах, да… Так вот, господина маркиза, значит хотят пришить. Людям своим, и страже городской господин маркиз не доверяет, и правильно делает. Кто по душу славного маркиза придет, сам он не знает, но клянется здоровьем короля, что будет их двое. Уж в этом я господину маркизу склонен верить. Времени у нас в обрез. Тот, кто злодеяние совершить удумал, появится вот-вот. Значит так. — Ягр почесал густую шевелюру. — Бейз с Германом станете у дверей. Корман, спрячься за камин. Сивый, полезай в ту нишу, возьми два арбалета. Как заварушка начнется, сам понимаешь, кто пошустрее, того и вали. С зарядкой не тяни, но и не усердствуй, тетиву порвешь. Я у маркиза по правую руку стоять буду. Все, по местам.
Сивый подхватил с пола арбалеты и бормоча под нос ругательства полез в нишу. Белобрысый Корман, поигрывая кинжалом, покосился в дальний угол зала.
— Послушай, Ягр… Там что-то шевелится…
— А… Это псы нашего славного маркизы. Мне они тоже не нравятся.
— Псы? Ненавижу тварей. А как в бой бросятся? Кого грызть будут? Кого надо, или кого попало? Впереди резня значит будет, а сзади эти твари? Так дело не пойдет. Живот свой от лезвия защищать буду, а мне гнилые клыки в шею?
Ягр задумался.
— Тоже верно, Корман… Господин маркиз, время есть еще, может уберем собак?
Маркиз сидел нахохлившись за огромным столом, его рыжие волосы торчали спутанными космами, в мерцающем свете свечей поблескивали влажные глаза.
— Какие вы армельтинцы прямо нежные… Собачки вам мешают. Ну ладно, — маркиз устало взмахнул рукой. Где-то звякнул колокольчик.
В зал, громыхая цепями, вбежали люди в громоздких кожаных доспехах.
— Быстрее, быстрее выводите их. Запрете в нижней псарне. А вы, — маркиз оглядел наемников, — уж поскольку охранять меня взялись, слушайте и запоминайте…
Бородач высунулся в окно по пояс и хрипло закашлялся.
— Вот Джайллар! Маркиз, прикажите слугам, пусть перестанут жечь эту вонючую траву, у меня начинает болеть голова.
Сидящий в кресле медноволосый человек c необычайно бледным морщинистым лицом со злостью пнул низкий столик с яствами и зашипел:
— Проклятие! Ягр, закрой окно, я ненавижу дождь!
Воин с сожалением захлопнул ставни, повернулся спиной к окну, пригубил из кубка и всмотрелся в отекшее, испещренное красными прожилками лицо хозяина замка. Маркиз зло фыркнул и отвернулся. За окном громыхнуло. Воин аккуратно поставил пустой кубок на широкий мраморный подоконник, потеребил бороду и осторожно начал:
— Я и мои люди не связываемся с теми, кто глотает дым травы имра. Нам это не нравится. Это опасно.
Маркиз наклонил голову к маленькой жаровне, установленной на изящной треноге, бросил щепотку порошка и вдохнул густой дым. Ягр покачал головой.
— Не доверяешь мне, наемник? Вижу, не доверяешь… — Маркиз не глядя, сунул руку в плетеную корзину, источавшую удушливый смрад, вытащил кусок кровоточащего мяса и швырнул в дальний угол зала. В углу зашевелились странные горбатые тени. Послышалось хриплое рычание и странный треск, словно там ломали вязанку сухих прутьев. Маркиз довольно причмокнул. Неясные колеблющиеся тени вдруг резко обрели некие очертания, и покачиваясь двинулись к камину, туда, где глубоком кресле полулежал их хозяин. Ягр спокойно наблюдал, как из темноты выбредают, грохоча по полу подрезанными крыльями, огромные грязно-желтые псы. Они двигались судорожными рывками, неловко переставляя худые лапы, покрытые крупной черной чешуей. С длинных желтых клыков тянулись к полу вязкие ниточки слюны.
Ягр сплюнул, отвернулся к окну и пробормотал:
— Конечно, не доверяю. Никому не доверяю. Жизнь, господин маркиз, приучила.
Маркиз протянул руку и ближайший пес, фыркая от удовольствия, принялся слизывать с ладони кровь.
— Я много слышал о тебе и твоих людях, Ягр, потому ты здесь. И я тебе заплачу. Много заплачу. Не за строптивость твою, и не за длинный язык. Если ты молча выполнишь, то о чем мы с тобой договорились. А пока заткнись и позови своих людей. Скоро объявят пятую службу. Нужно встречать гостей.
— Гостей, так гостей. Собак только прикажите убрать. Путаться под ногами будут… — Ягр поддернул пояс с мечом и оправил кожаную тунику с множеством шнурков. — Эх, господин маркиз, навлечете вы на себя гнев Иллара
Маркиз выдохнул клуб белого вонючего дыма и почесывая за ухом пса, оглянулся на воина. Морщинистое лицо его перекосила гримаса:
— А ты за меня не переживай, Ягр, не надо. О своей душе лучше подумай. А собаки эти, моим тайным козырем будут, если уж головорезы твои не справится. — Маркиз взмахнул рукой и псы, гремя крыльями, потянулись в темноту.
Ягр улыбнулся, глядя как поблескивают в темноте желтые глаза без зрачков.
— Вы, маркиз, на псов не сильно-то уповайте. Бойцы они, они может и знатные, против оленей, скажем, или лошадей… Но против грамотного воина с железкой — тьфу… — Ягр сплюнул на пол и хитро прищурился, глядя маркизу в спину. — Вот если бы вы, господин маркиз, вдруг решили после дела нам обещанного не заплатить, да и аванс какой отобрать, а для этого собачек своих, а может еще и холопов пристроить — то на будущее имейте в виду, для воина страшен только воин. А пес, хотя ему Иллар зубы и когти дал, все равно вроде той овцы. И труслив против воина, и мозгов маловато. Так вот.
Маркиз засмеялся лающим хриплым смехом.
— Ладно, Ягр. Коль уж я не стал с городской стражей дела иметь, а с тобою связался — то слово даю тебе, слово дворянина. Как с работой управитесь — все до последнего кольца получишь. Зови людей, вторая луна небось взошла уже.
Ягр, ухмыляясь в бороду, прошел к двери и дважды свистнул. В коридоре загремели оружием, затопали, послышалась бодрая ругань. Ягр повернулся и пошел обратно к окну, за его спиной в зал ввалились четверо армельтинцев, в полном боевом доспехе. Невысокий худощавый воин, кривя злое спитое лицо, сходу уселся на скамью возле камина и закинул ноги на стол, сверкнув шпорами прямо перед носом хозяина замка.
— Джайллар, воняет как на стойбище пустынников! Послушай, Ягр, я ненавижу Боравию! Здесь повсюду воняет мертвечиной… Выпить мне дадут? Я, между прочим, с холопами две службы на ихней дерьмовой вонючей кухне просидел, а там нихрена кроме репы нет, да гнилой капусты…
Маркиз, глядя на наемников, поморщил нос и прикрыл глаза ладонью. Ягр натянул прошитые стальной проволокой рукавицы и разминая пальцы, прошелся по залу.
— Заткнись Сивый, и убери копыта со стола, пока я тебе их не повыдергивал, перед тобою значит, сидит сам маркиз Им-Найг, владелец этого замка, и многих земель окрест…
Сивый зло фыркнул, спустил ноги на пол, и уставился на вожака белесыми глазами.
— Ну выпить-то можно? Шкура вон вся водой небесной пропиталась. — Сивый ткнул себя пальцем в грудь и подмигнул остальным.
— Пей, хрен с тобой. Одну чарку только. — Ягр прошелся по залу. — Господин маркиз считает, что сегодня его попытаются убить. Почему? Об этом господин маркиз предпочитает не распространятся… А мы, соответственно, должны кровопролитию не дать свершится.
Сивый наполнил себе бокал, залпом выпил и пробормотал, утирая ладонью редкие белесые усы:
— Тьфу… И вино здесь тоже дерьмовое. Ягр, когда ты так говоришь, я все время вспоминаю того умника судью, который мне виселицу все обещал…Тоже мастак говорить был. Прирезал его потом старина Ди, как барана…
Маркиз выбрался из кресла и кутаясь в бархатную накидку с кровавыми полосами по бокам, побрел к письменному столу.
— Послушай, Ягр. Твои люди выглядят как облезшие летучие коты после случки и ведут себя как желтоперые сороки. Неужели все армельтинцы такие? Сдается мне, что я по наивности своей связался с кучкой площадных бродяг.
Ягр резко остановился, повернулся к Сивому и взялся за меч.
— Ты надоел мне, Сивый, и если ты сейчас не заткнешься, то у меня будет одним бойцом меньше.
— Все-все, молчу…
— Еще раз откроешь пасть без моего разрешения — прирежу… — Ягр повернулся к остальным. — Так, на чем я остановился? Ах, да… Так вот, господина маркиза, значит хотят пришить. Людям своим, и страже городской господин маркиз не доверяет, и правильно делает. Кто по душу славного маркиза придет, сам он не знает, но клянется здоровьем короля, что будет их двое. Уж в этом я господину маркизу склонен верить. Времени у нас в обрез. Тот, кто злодеяние совершить удумал, появится вот-вот. Значит так. — Ягр почесал густую шевелюру. — Бейз с Германом станете у дверей. Корман, спрячься за камин. Сивый, полезай в ту нишу, возьми два арбалета. Как заварушка начнется, сам понимаешь, кто пошустрее, того и вали. С зарядкой не тяни, но и не усердствуй, тетиву порвешь. Я у маркиза по правую руку стоять буду. Все, по местам.
Сивый подхватил с пола арбалеты и бормоча под нос ругательства полез в нишу. Белобрысый Корман, поигрывая кинжалом, покосился в дальний угол зала.
— Послушай, Ягр… Там что-то шевелится…
— А… Это псы нашего славного маркизы. Мне они тоже не нравятся.
— Псы? Ненавижу тварей. А как в бой бросятся? Кого грызть будут? Кого надо, или кого попало? Впереди резня значит будет, а сзади эти твари? Так дело не пойдет. Живот свой от лезвия защищать буду, а мне гнилые клыки в шею?
Ягр задумался.
— Тоже верно, Корман… Господин маркиз, время есть еще, может уберем собак?
Маркиз сидел нахохлившись за огромным столом, его рыжие волосы торчали спутанными космами, в мерцающем свете свечей поблескивали влажные глаза.
— Какие вы армельтинцы прямо нежные… Собачки вам мешают. Ну ладно, — маркиз устало взмахнул рукой. Где-то звякнул колокольчик.
В зал, громыхая цепями, вбежали люди в громоздких кожаных доспехах.
— Быстрее, быстрее выводите их. Запрете в нижней псарне. А вы, — маркиз оглядел наемников, — уж поскольку охранять меня взялись, слушайте и запоминайте…
3
Ранним промозглым утром по унылой разбитой дороге, именуемой в этой части Лаоры Восточным Имперским трактом, в долину реки Тойль-Сиул спустилась неспешной рысью кавалькада наездников, в центре которой на низкорослом мохноногом олене скакал сам граф Михаэль Второй Бирольский, по прозвищу «Молот». Эскорт графа, усатые приземистые бирольцы устало погоняли своих оленей. Серое неприветливое небо щедро поливало всадников мелким холодным дождем, белесый туман клочьями стекал по склонам холмов, и путникам, измученным долгой дорогой, ненастьем и вшами, казалось, что петляющему тракту не будет конца.
Наконец, из клубящейся серой мглы им навстречу выступили островерхие башенки имперского сторожевого форта Вассель. Путники пришпорили оленей, и вскоре один из них уже стучал в массивные ворота форта. В окружении десятка гвардейцев их вышел встречать сам командир форта, пожилой арион-майор, ветеран, с сабельными отметинами на лбу и щеках. Граф, как человек не привыкший к верховой езде, неуклюже спешился, швырнул поводья своим солдатам и шагнул навстречу имперским гвардейцам. Уставившись на командира единственным глазом, он заговорил тяжелым хриплым басом:
— Не надо раскланиваться. Мне это ни к чему. Я граф Бирольский, а это мои люди. Мне нужно накормить бойцов и оленей. Согрейте воды и немного вина для меня. Надеюсь, мне все это не придется повторять дважды?
Командир гвардейцев склонил голову в согласии.
— Конечно, господин граф. Как прикажите. Правители Норка предупредили о вашем приезде, мы окажем вам любую посильную помощь. В моем доме вам приготовлена комната для отдыха, еда и вино.
Граф криво ухмыльнулся, при этом страшные ожоги на его лице сдвинулись, образуя некое подобие ужасной маски.
— Повременю благодарить правителей Норка. Много ли гражданских в форте?
— С десяток холопов с женами, из тех, что служат нам. Несколько крестьян, из окрестных деревень, два лавочника, пару шлюх. Трое купцов без караванов, со своими людьми. Один с обозом, аведжиец, с помощниками, путь держит в Хоронг из Армельтии. Группа монахов, следующая в Норк, да в яме пару местных буянов ждут суда.
— Хорошо. Поторопитесь майор, мы здесь надолго не задержимся.
Майор сдержанно кивнул и отправился в глубь форта, отдавая на ходу распоряжения.
Граф оглядел шеренгу гвардейцев и ткнул узловатым темным пальцем в ближайшего солдата.
— Дай мне свой меч!
Солдат недоуменно покрутил головой. Стоявший рядом капрал молча кивнул. Гвардеец вытащил клинок и протянул рукоятью графу. Биролец подхватил оружие, быстро осмотрел его со всех сторон и сказал:
— Хороший меч, солдат. Клеймо мастерской Петра и Суллы, имперский заказ, позапрошлого года. Следи за ним. Вот здесь пятнышко, и здесь… Бирольская сталь требует особого ухода. — Граф вернул меч гвардейцу и повернулся к своим солдатам. — Не трогайте шлюх, и не напивайтесь как джайлларские свиньи. Мы продолжим путь после третьей службы, и к пятой, если Иллару будет угодно, доберемся до Норка.
Наконец, из клубящейся серой мглы им навстречу выступили островерхие башенки имперского сторожевого форта Вассель. Путники пришпорили оленей, и вскоре один из них уже стучал в массивные ворота форта. В окружении десятка гвардейцев их вышел встречать сам командир форта, пожилой арион-майор, ветеран, с сабельными отметинами на лбу и щеках. Граф, как человек не привыкший к верховой езде, неуклюже спешился, швырнул поводья своим солдатам и шагнул навстречу имперским гвардейцам. Уставившись на командира единственным глазом, он заговорил тяжелым хриплым басом:
— Не надо раскланиваться. Мне это ни к чему. Я граф Бирольский, а это мои люди. Мне нужно накормить бойцов и оленей. Согрейте воды и немного вина для меня. Надеюсь, мне все это не придется повторять дважды?
Командир гвардейцев склонил голову в согласии.
— Конечно, господин граф. Как прикажите. Правители Норка предупредили о вашем приезде, мы окажем вам любую посильную помощь. В моем доме вам приготовлена комната для отдыха, еда и вино.
Граф криво ухмыльнулся, при этом страшные ожоги на его лице сдвинулись, образуя некое подобие ужасной маски.
— Повременю благодарить правителей Норка. Много ли гражданских в форте?
— С десяток холопов с женами, из тех, что служат нам. Несколько крестьян, из окрестных деревень, два лавочника, пару шлюх. Трое купцов без караванов, со своими людьми. Один с обозом, аведжиец, с помощниками, путь держит в Хоронг из Армельтии. Группа монахов, следующая в Норк, да в яме пару местных буянов ждут суда.
— Хорошо. Поторопитесь майор, мы здесь надолго не задержимся.
Майор сдержанно кивнул и отправился в глубь форта, отдавая на ходу распоряжения.
Граф оглядел шеренгу гвардейцев и ткнул узловатым темным пальцем в ближайшего солдата.
— Дай мне свой меч!
Солдат недоуменно покрутил головой. Стоявший рядом капрал молча кивнул. Гвардеец вытащил клинок и протянул рукоятью графу. Биролец подхватил оружие, быстро осмотрел его со всех сторон и сказал:
— Хороший меч, солдат. Клеймо мастерской Петра и Суллы, имперский заказ, позапрошлого года. Следи за ним. Вот здесь пятнышко, и здесь… Бирольская сталь требует особого ухода. — Граф вернул меч гвардейцу и повернулся к своим солдатам. — Не трогайте шлюх, и не напивайтесь как джайлларские свиньи. Мы продолжим путь после третьей службы, и к пятой, если Иллару будет угодно, доберемся до Норка.
4
Осень медленно тащила над Вивленом чернобрюхие тучи, изредка громыхая, словно старая повозка молочника.
«Словно старая повозка молочника» — еще раз повторил про себя Россенброк. Эту самую повозку, с грязных улиц далекого Эркулана, он вспоминал всякий раз, когда тяжелое осеннее небо заливало мир холодной тоской и старость, неотступно ползущая за ним по пятам, заглядывала через плечо и решительно начинала требовать свое.
«Словно старая…»
Марк Россенброк, великий канцлер великой Империи — заложник осени и старости.
«Вот так каждый голодный год. Проклятый ветер тащит страх и ненависть из суровой Кирской Марки, где сейчас Миуш Чаг, по прозвищу Сухарик, ведет армию оборванцев на приступ Киры, а маркграф Нурр, без сомнения, драпает в Винтир за помощью, бросив на произвол судьбы столицу и стада свих любимых породистых оленей. А холодный ветер несет смерть и страдание все дальше и дальше — через всю Империю, в каждый замок, в каждый дом… Закопошатся в грязи армии, побредут по размытым дорогам разбойничьи шайки и отряды наемников, запылают города и деревни. Неурожайный год — год боли и ужаса»
Канцлер, проклиная свою немощность, кряхтя выбрался из огромного кресла, и опираясь на трость прошелся по кабинету. Вот уже много лет он вставал до первых петухов и подолгу сидел перед окном и смотрел, как просыпается город. В крошечных домах ремесленников на той стороне реки, у самой границы Имперского парка, зажигались огни, и старик представлял себе людей, которые, оторвавшись от ночных кошмаров, выходили, врывались, вползали в новый день, промозглый и сырой, каждый со своими горестями, мечтами, чаяниями. Там, заспанный чумазый мальчишка раздувает кузнечный горн, пьяный подмастерье избивает проститутку, а городские стражники подбадривают его криками, выковыривая при этом из зубов остатки раннего завтрака, и где-то вдали грохочет на ухабах разбитая повозка молочника. А тучи тянутся нестройными рядами дальше — в Дрир, в Маэнну, неся архиепископу Дрирскому приступы жестокой подагры. Канцлер позволил себе слегка улыбнуться, представив как Его Святейшество скрученный дикой болью тихонько, совсем по-собачьи, поскуливает, а над ним, с хохотом, витает призрак лекаря Стефана Серого, сожженного две недели назад по обвинению в ереси.
«Мы так и не успели его спасти…»
Столь досадный промах имперской разведки. А Стефан был нужен, ох как он был нужен. Настоящий лекарь, не шарлатан… Стефан был на пороге важного открытия и мог бы найти лекарство от чумы.
Старик поморщился, как от зубной боли, и рухнул в кресло, неподвижно уставившись в окно. Мысли о лекаре притащили за собой воспоминания многолетней давности, когда он, еще мальчишкой с гноящейся от постоянных побоев спиной и перемазанными чернилами руками, бежал через объятую пламенем Джассу, прижимая к сердцу мешочек с деньгами и записку к знахарю Айве Горру, с просьбой о помощи. Вокруг него свистели арбалетные стрелы, пьяная чернь бросалась на копья гвардии, глаза его дико слезились от дыма пожарищ, и больше всего хотелось забиться в самый темный угол, чтобы не слышать криков женщин, воплей раненых и умирающих. Но он бежал на край города, перепрыгивая через трупы, поскальзываясь на крови, бежал, хотя сердце готово было выпрыгнуть и помчаться впереди него. Он не успел тогда. Выскочив из подвороти, где шел жестокий бой, он увидел Айве. Знахарь стоял на коленях на пороге собственного дома перед чьим-то телом. Руки ею были но локоть в крови, а лицо, вымазанное сажей и забрызганное чем-то зеленым, было просто ужасным.
«Я получил тогда свой первый арбалетный болт в руку, не добежав до Айве каких-то пяти шагов, и второй — предназначавшийся мне… Но я упал, упал от ужасной боли, прямо лицом во внутренности тела, лежащего перед Айве и болт, летевший мне в спину, попал лекарю в горло, и горячая струя его крови ударила мне прямо за шиворот».
Прошло много лет, но старый канцлер постоянно возвращался в памяти к тем странным и ужасным событиям, хотя за прошедшее время он был свидетелем, а порой и участником множества войн, бунтов и интриг, не менее жутких и кровавых.
«Где та тайна, которую я не заметил? Она лежала под ногами — в лужах крови, среди отбросов и отрубленных конечностей. Я перепрыгивал через главную тайну своей жизни, спасаясь бегством от разъяренной черни. Я втаптывал ее в грязь на дорогах по пути в Норк. Где-то там в закопченных и заблеванных тавернах на границах Армельтии, где скопились беженцы из Эркулана, скрывался ответ, на целый клубок запутанных вопросов.»
Он помнил все, каждое. мгновенье, каждое лицо, но что-то все время ускользало от его внутреннего взора, оставляя в памяти лишь бесконечный холодный дождь, доводящий униженных и обездоленных людей до безумия.
«Словно старая повозка молочника» — еще раз повторил про себя Россенброк. Эту самую повозку, с грязных улиц далекого Эркулана, он вспоминал всякий раз, когда тяжелое осеннее небо заливало мир холодной тоской и старость, неотступно ползущая за ним по пятам, заглядывала через плечо и решительно начинала требовать свое.
«Словно старая…»
Марк Россенброк, великий канцлер великой Империи — заложник осени и старости.
«Вот так каждый голодный год. Проклятый ветер тащит страх и ненависть из суровой Кирской Марки, где сейчас Миуш Чаг, по прозвищу Сухарик, ведет армию оборванцев на приступ Киры, а маркграф Нурр, без сомнения, драпает в Винтир за помощью, бросив на произвол судьбы столицу и стада свих любимых породистых оленей. А холодный ветер несет смерть и страдание все дальше и дальше — через всю Империю, в каждый замок, в каждый дом… Закопошатся в грязи армии, побредут по размытым дорогам разбойничьи шайки и отряды наемников, запылают города и деревни. Неурожайный год — год боли и ужаса»
Канцлер, проклиная свою немощность, кряхтя выбрался из огромного кресла, и опираясь на трость прошелся по кабинету. Вот уже много лет он вставал до первых петухов и подолгу сидел перед окном и смотрел, как просыпается город. В крошечных домах ремесленников на той стороне реки, у самой границы Имперского парка, зажигались огни, и старик представлял себе людей, которые, оторвавшись от ночных кошмаров, выходили, врывались, вползали в новый день, промозглый и сырой, каждый со своими горестями, мечтами, чаяниями. Там, заспанный чумазый мальчишка раздувает кузнечный горн, пьяный подмастерье избивает проститутку, а городские стражники подбадривают его криками, выковыривая при этом из зубов остатки раннего завтрака, и где-то вдали грохочет на ухабах разбитая повозка молочника. А тучи тянутся нестройными рядами дальше — в Дрир, в Маэнну, неся архиепископу Дрирскому приступы жестокой подагры. Канцлер позволил себе слегка улыбнуться, представив как Его Святейшество скрученный дикой болью тихонько, совсем по-собачьи, поскуливает, а над ним, с хохотом, витает призрак лекаря Стефана Серого, сожженного две недели назад по обвинению в ереси.
«Мы так и не успели его спасти…»
Столь досадный промах имперской разведки. А Стефан был нужен, ох как он был нужен. Настоящий лекарь, не шарлатан… Стефан был на пороге важного открытия и мог бы найти лекарство от чумы.
Старик поморщился, как от зубной боли, и рухнул в кресло, неподвижно уставившись в окно. Мысли о лекаре притащили за собой воспоминания многолетней давности, когда он, еще мальчишкой с гноящейся от постоянных побоев спиной и перемазанными чернилами руками, бежал через объятую пламенем Джассу, прижимая к сердцу мешочек с деньгами и записку к знахарю Айве Горру, с просьбой о помощи. Вокруг него свистели арбалетные стрелы, пьяная чернь бросалась на копья гвардии, глаза его дико слезились от дыма пожарищ, и больше всего хотелось забиться в самый темный угол, чтобы не слышать криков женщин, воплей раненых и умирающих. Но он бежал на край города, перепрыгивая через трупы, поскальзываясь на крови, бежал, хотя сердце готово было выпрыгнуть и помчаться впереди него. Он не успел тогда. Выскочив из подвороти, где шел жестокий бой, он увидел Айве. Знахарь стоял на коленях на пороге собственного дома перед чьим-то телом. Руки ею были но локоть в крови, а лицо, вымазанное сажей и забрызганное чем-то зеленым, было просто ужасным.
«Я получил тогда свой первый арбалетный болт в руку, не добежав до Айве каких-то пяти шагов, и второй — предназначавшийся мне… Но я упал, упал от ужасной боли, прямо лицом во внутренности тела, лежащего перед Айве и болт, летевший мне в спину, попал лекарю в горло, и горячая струя его крови ударила мне прямо за шиворот».
Прошло много лет, но старый канцлер постоянно возвращался в памяти к тем странным и ужасным событиям, хотя за прошедшее время он был свидетелем, а порой и участником множества войн, бунтов и интриг, не менее жутких и кровавых.
«Где та тайна, которую я не заметил? Она лежала под ногами — в лужах крови, среди отбросов и отрубленных конечностей. Я перепрыгивал через главную тайну своей жизни, спасаясь бегством от разъяренной черни. Я втаптывал ее в грязь на дорогах по пути в Норк. Где-то там в закопченных и заблеванных тавернах на границах Армельтии, где скопились беженцы из Эркулана, скрывался ответ, на целый клубок запутанных вопросов.»
Он помнил все, каждое. мгновенье, каждое лицо, но что-то все время ускользало от его внутреннего взора, оставляя в памяти лишь бесконечный холодный дождь, доводящий униженных и обездоленных людей до безумия.
5
Как только утих дрожащий звон, оповестивший жителей замка о начале пятой службы, в дверь просительно поскреблись. Ягр стиснул зубы и приподнял меч. Маркиз наклонился вперед над столом и принялся поджигать длинной лучиной расставленные в беспорядке свечи.
Дверь приоткрылась, в проеме показалась наголо бритая голова одного из секретарей хозяина.
— Господин, к вам посланцы, велите принять?
Маркиз аккуратно загасил лучину и сделал пригласительный жест.
Ягр переглянулся с Бейзом и Германом, глянул в темноту ниши, откуда донесся еда слышимый звук натягиваемой тетивы. За дверью послышались шаги. Маркиз, сохранявший полное спокойствие, вдруг затрясся всем телом, захрипел и откинувшись в кресле назад, закатил глаза. Ягр, не опуская меч, наклонился вперед и похлопал маркиза по щекам.
— Джайллар, как не вовремя… Очнись же, травоед клятый!
Сзади скрипнула дверь. Маркиз шумно выдохнул, закашлялся и повалился на стол. Ягр приподнял его голову ладонью за подбородок. По его пальцам потекла слюна.
— Все, все… Достаточно, я пришел в себя. — Маркиз оттолкнул руку наемника и приподнял голову. — А вот и наши гости… Убейте их!
Ягр повернулся к дверям и замер. При входе в зал молча и неподвижно стояли двое. Ближе к Ягру находился высокий широкоплечий воин, с холодными стальными глазами на открытом чистом лице. Уголки губ воина были слегка приподняты, и потому казалось, что человек этот улыбается, но глаза его при этом оставались жестокими и равнодушными. Из-за его плеча выглядывала рукоять меча, на ремне висел внушительных размеров боевой нож, рукояти ножей торчали и из голенищ высоких дорожных сапог.
Спутник воина был среднего роста, безоружен и облачен в кожаную одежду ремесленника с широкими рукавами на ремешках. Его плоское лицо с невыразительными водянистыми глазами снулого щукана было абсолютно бесстрастно.
Позади прибывших уже стояли с мечами наготове Бейз и Герман. Ягр опустил меч и заорал:
— Стоять!
Потом взялся всей пятерней за бороду и забормотал проклятия. Маркиз уставился на него со страхом и изумлением, а потом вдруг истошно завопил:
— Почему ты стоишь, Ягр? Убей их!
Бейз и Герман в нерешительности замерли.
— Стоять, я сказал! — Ягр потряс в воздухе сжатым кулаком, и со странной усмешкой посмотрел сверху вниз на хозяина замка, потом перевел взгляд на свой пояс, где в объемистом мешочке находился аванс. Маркиз затих, втянул голову в плечи и замер. В зале повисло напряженное молчание.
Наконец, высокий воин шагнул вперед, оставляя на гладком полу полосы воды, и произнес низким приятным голосом:
— Я вижу, господин маркиз, вы серьезно подготовились к встрече. Господин Ягр, если не ошибаюсь, сотоварищи? Бейз, Герман, где-то должен быть еще Корман, ну Ямина и Глейда ты потерял в Рифлере, значит должен быть кто-то еще…
Ягр, зло усмехаясь в бороду, склонил голову в легком поклоне, потом махнул рукой Бейзу и Герману. Наемники опустили мечи, и сделали шаг назад. Маркиз завертел головой, переводя взгляд с Ягра на стоявших посреди зала людей.
— Эй, армельтинец, я ничего не понимаю…
— А что тут понимать… — Ягр с отвращением сплюнул и с треском вогнал меч в ножны. — Эй, Сивый, Корман, вылезайте, отыгрались… Маркиз, если память мне не изменяет, то вы сказали, что по вашу душу придут наемники эркуланского герцога, которому вы, якобы, перешли дорогу в одном политическом споре? Эх, не зря я не доверял вам, маркиз, не зря…
— Эти люди пришли меня убить, я заплатил тебе, Ягр, и ты должен был уже скормить их трупы собакам. — Маркиз вскочил с кресла, лицо его пошло синюшными пятнами, рот искривился и стал похож на гнилое пятно. Ягр, краснея от злости, заорал в ответ:
— Этот господин — Аттон Сорлей, по прозвищу «Птица-Лезвие», маркиз… Охотник за головами из Норка. А его спутника зовут Канна. Он главный счетовод и доверенное лицо самого Троя.
— Мне плевать, Ягр, кто это. Убейте их, я заплачу вдвое, втрое больше договоренного!
— Убить? Убить их? Что вы, маркиз… И не подумаю.
Воин, которого Ягр назвал Аттоном, спокойно развернул тяжелое кресло и уселся, глядя на маркиза холодными глазами. Его спутник остался стоять на месте.
Наемники собрались у дверей, тревожно поглядывая на Ягра. Их предводитель, опершись обеими руками на край стола, сурово окинул хозяина замка взглядом, опустил глаза и медленно заговорил:
— То, что сюда явились эти двое, означает только одно — вы задолжали банкирам деньги, маркиз… Очевидно, очень много денег, раз уж по вашу душу явился сам Птица-Лезвие.
Маркиз, дико вращая глазами тяжело опустился в кресло. Его вислые щеки посинели и дрожали от страха.
— Их всего двое, а вас пятеро. Или ты боишься, что они привели с собою целую армию? Они пришли вдвоем, Ягр! Убей их, и все кончится. Я дам вам сто колец серебром. Сто!
Услышав про деньги, Сивый жадно оскалился и поднял арбалет. Стоявший сзади Корман перехватил его руку, резким движение отобрал арбалет и отпихнул Сивого в сторону. Сивый грязно выругался и схватился за кинжалы. Ягр глянул в его сторону и махнул рукой Корману.
— Успокой этого говноеда, Корми. От него одни проблемы.
Корман погрозил Сивому пальцем и бросил красноречивый взгляд на свой длинный меч.
Ягр снова посмотрел на трясущегося маркиза.
Дверь приоткрылась, в проеме показалась наголо бритая голова одного из секретарей хозяина.
— Господин, к вам посланцы, велите принять?
Маркиз аккуратно загасил лучину и сделал пригласительный жест.
Ягр переглянулся с Бейзом и Германом, глянул в темноту ниши, откуда донесся еда слышимый звук натягиваемой тетивы. За дверью послышались шаги. Маркиз, сохранявший полное спокойствие, вдруг затрясся всем телом, захрипел и откинувшись в кресле назад, закатил глаза. Ягр, не опуская меч, наклонился вперед и похлопал маркиза по щекам.
— Джайллар, как не вовремя… Очнись же, травоед клятый!
Сзади скрипнула дверь. Маркиз шумно выдохнул, закашлялся и повалился на стол. Ягр приподнял его голову ладонью за подбородок. По его пальцам потекла слюна.
— Все, все… Достаточно, я пришел в себя. — Маркиз оттолкнул руку наемника и приподнял голову. — А вот и наши гости… Убейте их!
Ягр повернулся к дверям и замер. При входе в зал молча и неподвижно стояли двое. Ближе к Ягру находился высокий широкоплечий воин, с холодными стальными глазами на открытом чистом лице. Уголки губ воина были слегка приподняты, и потому казалось, что человек этот улыбается, но глаза его при этом оставались жестокими и равнодушными. Из-за его плеча выглядывала рукоять меча, на ремне висел внушительных размеров боевой нож, рукояти ножей торчали и из голенищ высоких дорожных сапог.
Спутник воина был среднего роста, безоружен и облачен в кожаную одежду ремесленника с широкими рукавами на ремешках. Его плоское лицо с невыразительными водянистыми глазами снулого щукана было абсолютно бесстрастно.
Позади прибывших уже стояли с мечами наготове Бейз и Герман. Ягр опустил меч и заорал:
— Стоять!
Потом взялся всей пятерней за бороду и забормотал проклятия. Маркиз уставился на него со страхом и изумлением, а потом вдруг истошно завопил:
— Почему ты стоишь, Ягр? Убей их!
Бейз и Герман в нерешительности замерли.
— Стоять, я сказал! — Ягр потряс в воздухе сжатым кулаком, и со странной усмешкой посмотрел сверху вниз на хозяина замка, потом перевел взгляд на свой пояс, где в объемистом мешочке находился аванс. Маркиз затих, втянул голову в плечи и замер. В зале повисло напряженное молчание.
Наконец, высокий воин шагнул вперед, оставляя на гладком полу полосы воды, и произнес низким приятным голосом:
— Я вижу, господин маркиз, вы серьезно подготовились к встрече. Господин Ягр, если не ошибаюсь, сотоварищи? Бейз, Герман, где-то должен быть еще Корман, ну Ямина и Глейда ты потерял в Рифлере, значит должен быть кто-то еще…
Ягр, зло усмехаясь в бороду, склонил голову в легком поклоне, потом махнул рукой Бейзу и Герману. Наемники опустили мечи, и сделали шаг назад. Маркиз завертел головой, переводя взгляд с Ягра на стоявших посреди зала людей.
— Эй, армельтинец, я ничего не понимаю…
— А что тут понимать… — Ягр с отвращением сплюнул и с треском вогнал меч в ножны. — Эй, Сивый, Корман, вылезайте, отыгрались… Маркиз, если память мне не изменяет, то вы сказали, что по вашу душу придут наемники эркуланского герцога, которому вы, якобы, перешли дорогу в одном политическом споре? Эх, не зря я не доверял вам, маркиз, не зря…
— Эти люди пришли меня убить, я заплатил тебе, Ягр, и ты должен был уже скормить их трупы собакам. — Маркиз вскочил с кресла, лицо его пошло синюшными пятнами, рот искривился и стал похож на гнилое пятно. Ягр, краснея от злости, заорал в ответ:
— Этот господин — Аттон Сорлей, по прозвищу «Птица-Лезвие», маркиз… Охотник за головами из Норка. А его спутника зовут Канна. Он главный счетовод и доверенное лицо самого Троя.
— Мне плевать, Ягр, кто это. Убейте их, я заплачу вдвое, втрое больше договоренного!
— Убить? Убить их? Что вы, маркиз… И не подумаю.
Воин, которого Ягр назвал Аттоном, спокойно развернул тяжелое кресло и уселся, глядя на маркиза холодными глазами. Его спутник остался стоять на месте.
Наемники собрались у дверей, тревожно поглядывая на Ягра. Их предводитель, опершись обеими руками на край стола, сурово окинул хозяина замка взглядом, опустил глаза и медленно заговорил:
— То, что сюда явились эти двое, означает только одно — вы задолжали банкирам деньги, маркиз… Очевидно, очень много денег, раз уж по вашу душу явился сам Птица-Лезвие.
Маркиз, дико вращая глазами тяжело опустился в кресло. Его вислые щеки посинели и дрожали от страха.
— Их всего двое, а вас пятеро. Или ты боишься, что они привели с собою целую армию? Они пришли вдвоем, Ягр! Убей их, и все кончится. Я дам вам сто колец серебром. Сто!
Услышав про деньги, Сивый жадно оскалился и поднял арбалет. Стоявший сзади Корман перехватил его руку, резким движение отобрал арбалет и отпихнул Сивого в сторону. Сивый грязно выругался и схватился за кинжалы. Ягр глянул в его сторону и махнул рукой Корману.
— Успокой этого говноеда, Корми. От него одни проблемы.
Корман погрозил Сивому пальцем и бросил красноречивый взгляд на свой длинный меч.
Ягр снова посмотрел на трясущегося маркиза.