Страница:
Если он действительно заявил это, то оказался прав. Столица королевства Кулу являлась живым архитектурным памятником, который, единожды увидев, невозможно было забыть. С самого начала определяющим фактором в его планировке был эстетический, с уклоном в монументальность. Улиц здесь не было — только роскошные бульвары, зеленые аллеи и реки (каждая вторая проложена искусственно), все наземное движение было убрано в лабиринт подземных трасс. На перекрестках красовались памятники и статуи всех стилей — от мегалитического до современного, — славя героические страницы истории королевства.
Хотя население столицы насчитывало девятнадцать миллионов человек, стандарт плотности строительства в ней был настолько низок, что город распростерся на пять сотен квадратных километров вокруг площади Первой посадки. Среди частных, общественных и доходных зданий, столь редко разбросанных по его кварталам, можно было найти образчики всех архитектурных эпох, кроме железобетонных блоков, программируемого силикона и композитных эзистаковых панелей, ибо все, что строилось в Нью-Конге, строилось на века. Среди неороманских правительственных зданий высились семнадцать соборов. Глянцево черные пирамиды кондоминиумов были не менее популярны, чем жилые дома в наполеоновском стиле, чьи мансарды заглядывали в дворы-колодцы. Длинные террасы снежно-белых каменных резиденций выдавали влияние сэра Кристофера Рена, в то время как дома поменьше строились скорее в восточном и арабском стилях.
Пролетая над стройными шпилями и вычурными башенками, Ральф Хилтч видел, как продувает бульвары холодный осенний ветер. Представшее ему зрелище было привилегией немногих. Коммерческие пролеты над городом запрещались строжайше, лишь машинам аварийных служб, полиции, старшим правительственным чиновникам и самим Салдана дозволялось взирать на столицу с высоты.
И лучшего времени для прилета Хилтч не мог бы выбрать, даже постаравшись. Утренний морозец уже коснулся деревьев, склонявшихся над декоративными протоками в парках и скверах. Зеленая листва была окрашена в тысячи оттенков золота, бронзы, багрянца, и в ярком солнечном свете мерцали триллионы осенних пикселей. На сырой траве уже лежали волглые рыжие груды палой листвы, собираясь в настоящие дюны с наветренной стороны домов. Многомиллионная армия служебных механоидов Нью-Конга была запрограммирована не торопиться с уборкой, и в столице царил король-листопад.
Но сегодня изысканное совершенство города портили поднимающиеся над несколькими районами столбы дыма. Пролетая вблизи одного из них, Ральф воспользовался сенсорами флайера, чтобы приглядеться к готическому замку, сложенному из стеклянных глыб янтарного и красного цветов. Дым поднимался из остатков разрушенной башни. В главном чертоге еще полыхал огонь. В парке рядом стояли два десятка полицейских машин и транспортов морской пехоты, вокруг замка вышагивали фигуры в активной броне.
Это печальное это зрелище было Ральфу знакомо, хотя он не был готов столкнуться с ним здесь, в Нью-Конге, в самом центре королевства. Сам он родился в княжестве Херес и на Кулу попал впервые. Ему пришло в голову, что он, наверное, до самой смерти останется в глубине души провинциалом. Нью-Конг был столицей, ему полагалось оставаться неприступным, неуязвимым для любой угрозы, тайной или явной. Для этого и существовали его работа, его агентство — они были первой линией обороны.
— Много было таких… вторжений? — спросил он пилота-флотского.
— За три дня, наверное, пара дюжин. Стойкие гады, доложу я вам. Пару раз морпехам приходилось вызывать орбитальный огонь в поддержку. Но в последние одиннадцать часов — ни одного, и слава богу. Скорее всего, мы всех выловили. Город на военном положении, все транспортные магистрали перекрыты, ИскИны шерстят сеть на предмет сбоев. Одержимым негде больше спрятаться, а бежать тем более некуда.
— Похоже, вы тут здорово справились. На Омбее мы поступали так же.
— Да? И как, разбили их?
— Почти.
Флайер направлялся к дворцу Аполлона. Сердце Ральфа сжалось в благоговейном трепете. Географически это был центр города, политически — сердце межзвездной империи и родной дом самого известного семейства в Конфедерации.
Дворец Аполлона представлял собой небольшой город в себе, упрятанный под одну крышу. Его крылья и чертоги переплетались, склеенные наспех пагодами и беседками. Роскошные особняки, некогда, должно быть, служившие обиталищами высшим придворным чинам, за многие века влились в дворцовый комплекс, влипнув в паутину крытых каменных переходов, расходившуюся от центра. Семейная часовенка Салдана была побольше, чем большинство городских соборов, и прекраснее их всех.
Под днищем снижающегося флайера мелькали сотни безупречно прекрасных садов-квадратиков. Ральф запустил через нейросеть слабую программу-транквилизатор. Вероятно, появляться перед сюзереном электронно обдолбанным запрещал любой, писаный и неписаный, дворцовый протокол, но, черт побери, он не может позволить себе оговориться с перепугу. Королевство не может себе этого позволить.
Когда флайер сел во внешнем дворе, у подножия трапа Ральфа уже поджидали восемь вооруженных морпехов. Их капитан прищелкнул каблуками и четко отдал Ральфу честь:
— Простите, сэр, но я должен просить вас стоять смирно.
Ральф оглядел нацеленные на него дула пулевых винтовок:
— Конечно.
В холодном воздухе дыхание его вырывалось из рта серым дымком.
Капитан подал знак одной из морпехов, несшей небольшой сенсор, и та прикоснулась им сначала ко лбу Ральфа, потом к обеим рукам.
— Он чист, сэр! — гаркнула она.
— Прекрасно. Мистер Хилтч, датавизируйте, пожалуйста, свой опознавательный код в королевском разведывательном агентстве и номер вашего разрешения на пользование транспортом.
Капитан поднял процессорный блочок.
Ральф подчинился.
— Спасибо, сэр.
Морпехи убрали оружие. Ральф неслышно вздохнул от облегчения; хорошо, что к угрозе одержания здесь относятся серьезно, но агенту вовсе не хотелось случайно попасть под раздачу.
Во двор вышел высокий мужчина средних лет и торопливо приблизился к трапу.
— Мистер Хилтч? Добро пожаловать на Кулу.
Он протянул Ральфу руку.
В том, что мужчина происходил из рода Салдана, сомнений не было — его выдавали рост, осанка, фамильный орлиный нос. Проблема заключалась в том, что семейство это было настолько многочисленным, что Ральфу пришлось прогнать программу распознавания, подключив к ней секретный раздел базы данных, чтобы узнать его — это был герцог Салион, председатель совета безопасности Тайного совета и двоюродный брат Алистера II. Один из самых могущественных и наименее заметных людей во всем королевстве.
— Сэр! Благодарю, что вы нашли время меня встретить…
— Ну что вы. — Он повел Ральфа к дверям. — Княгиня Кирстен недвусмысленно дала понять, что считает ваш проект важным. Должен сказать, мы были крайне рады слышать, что Омбей пережил массированное нападение одержимых. Не секрет, что ресурсы этого княжества уступают ресурсам более развитых миров королевства.
— На подлете ко дворцу я видел дым. Похоже, что все мы уязвимы.
Сразу за дверями оказалась лифтовая шахта. Герцог датавизировал команду процессору, и кабина двинулась вначале вниз, потом горизонтально.
— К сожалению, — признал герцог. — Однако здесь, на Кулу, мы, полагаю, остановили их. Предварительные данные из других княжеств показывают то же самое. Слава богу, худшее уже позади.
— Позвольте спросить… что за сенсором пользовались морские пехотинцы?
— Вас проверили на статическое электричество. Исследователи конфедеративного флота выяснили, что в теле одержимых постоянно присутствует слабый статический заряд. Тест очень простой, но до сих пор не давал осечек.
— Хорошая новость… для разнообразия.
— Именно. — Герцог сардонически усмехнулся.
Двери отворились, выпуская Ральфа и его провожатого в просторную приемную. Агент с трудом удержал на месте челюсть. Он-то считал роскошным дворец Берли, но здесь концепция украшательства была доведена почти до абсурда. За накладными арабесками из платиновой фольги не было видно мрамора; высокие, точно в церкви, своды украшали фрески невероятных ксеноков, едва видимые в сиянии люстр в форме галактической спирали. Сводчатые ниши таили круглые окна переливчатого стекла в форме разных цветов. По стенам были развешаны охотничьи трофеи вперемешку с изукрашенными самоцветами рыцарскими шлемами, изображавшими сказочных существ — драконы из яшмовых пластин, инкрустированных рубинами, единороги из алебастра и изумрудов, бесы из ониксов и алмазов, русалки из аквамаринов и сапфиров.
Мимо торопливо проходили придворные и чиновники, неслышно ступая по китайскому ковру. Герцог пересек залу из конца в конец сквозь толпу. Ральф поторопился за ним.
Двухстворчатые двери открывались в библиотеку менее монументальных пропорций. Оттуда Ральфа провели в уютный кабинет. Стены были покрыты резным дубом, в камине весело трещал живой огонь, а за подернутыми изморозью высокими окнами раскинулся сквер в сени древних каштанов. По лужайке носились пятеро ребятишек в пестрых курточках, шерстяных шапках с помпонами и кожаных перчатках — они с гиканьем пытались сбить палками колючие бурые плоды с могучих ветвей.
Король Алистер II стоял перед камином, грея руки у огня. На высокую спинку кожаного кресла была небрежно наброшена бурка из верблюжьей шерсти. Судя по мокрым следам на полу, самодержец только что вернулся с улицы.
— Добрый день, мистер Хилтч.
Ральф вытянулся по стойке «смирно».
— Ваше величество!
Даже находясь в присутствии монарха, Ральф не мог отвести взгляда от картины на стене. Это была «Мона Лиза». Чего быть никак не могло. Штат Франция ни за какие деньги не выпустил бы ее из арколога Париж. Но неужели король Кулу повесил бы у себя в кабинете копию?
— Я прочел ваш отчет, мистер Хилтч, — проговорил король. — Тяжелые у вас выдались недели. Могу понять, почему моя сестра так высоко оценила ваш совет. Можно только надеяться, чтобы все мои офицеры были столь упорны и деловиты. Вы делаете честь своему мундиру.
— Благодарю, ваше величество.
Когда король поворошил угли в камине, герцог Салион предусмотрительно затворил дверь.
— Вольно, вольно, мистер Хилтч, — бросил Алистер, положив кочергу на решетку и опускаясь в одно из расставленных перед очагом кожаных кресел. — Там играют мои внуки, — продолжил он, тыча пальцем в окно. — Пока их отец во флоте, пусть поживут во дворце. Здесь безопаснее. Да и мне приятно. Вон тот мальчуган в синей курточке, которого шпыняет сестра, — это Эдвард, ваш будущий король. Хотя сомневаюсь, чтобы вы дожили до его восхождения на трон. С Божьей помощью до этого еще лет сто не дойдет.
— Надеюсь, ваше величество.
— Само собой. Садитесь, мистер Хилтч. Я думал, у нас с вами неформальная беседа. Как я понял, у вас есть какая-то спорная идея. Так что если она окажется слишком спорной… что ж, такого разговора и не было. Монарх ведь должен быть выше полемики, не так ли?
— Безусловно, — скромно улыбнулся герцог, усаживаясь между ними.
«Судья, — подумал Ральф, — или буфер?» Он опустился в оставшееся кресло, испытывая легкое облегчение оттого, что ему не приходится больше смотреть на собеседников снизу вверх. Оба были выше его на полголовы — еще одна фамильная черта Салдана.
— Понимаю, ваше величество.
— Вот и молодец. Ну, так что за мину решила подложить мне дражайшая Кирстен на этот раз?
Ральф увеличил приоритет программы-транквилизатора и начал рассказывать.
Когда он закончил, король молча поднялся и подбросил в огонь пару поленьев. Разгоревшееся пламя озарило его лицо янтарным мерцанием. Опыт семидесяти двух лет отражался на этом лице, придавая ему благородное достоинство, не имевшее ничего общего с заложенной в генах внешней красивостью. Король, решил Ральф, стал тем монархом, каким должен был стать, — достойным доверия. И поэтому тревога на его челе пугала куда больше, чем испуг простого выборного политикана.
— Что скажешь? — спросил Алистер герцога, не сводя глаз с огня.
— На мой взгляд, это серьезная дилемма. С одной стороны, предложение мистера Хилтча вполне разумно. По нашим данным, эденисты не просто сдержали напор одержимых; тем удалось проникнуть лишь в считанные обиталища, и, насколько мне известно, все противники были быстро нейтрализованы. Использование биотехконструктов в качестве штурмовиков свело бы наши потери при возможном освобождении Мортонриджа к минимуму. Но с политической точки зрения, права княгиня Кирстен. Подобные действия означали бы полную смену внешнеполитического курса, сохранявшегося на протяжении четырехсот лет и заложенного самим Ричардом Салдана.
— И в свое время он был прав, — задумчиво произнес король. — Эти чертовы атеисты со своей монополией на гелий-3 заполучили слишком много власти над нами, адамистами. Ричард понимал, что единственный путь к независимости — это свобода от их помощи. В то время мы едва не разорились, построив свои облачные драги, но Господь свидетель — мы многого достигли, добившись свободы. Теперь же мистер Хилтч просит меня вновь влезть под ярмо к этим эденистам.
— Я предлагаю союз, ваше величество, — поправил его Ральф. — Ничего больше. Взаимовыгодный альянс на время войны. И они не меньше нашего выиграют от освобождения Мортонриджа.
— Да ну? — скептически произнес король.
— Да, ваше величество. Это должно быть сделано. Мы должны доказать и себе, и всем мирам Конфедерации, что одержимых можно изгнать обратно в бездну. Полагаю, эта война продлится десятилетия. Кто согласится начать ее, не зная, что победа возможна? Каким бы ни был исход, мы обязаны попытаться.
— Должен найтись иной способ, — едва слышно проговорил король. — Более простой, окончательный метод избавиться от этой угрозы. Наши ученые, конечно, ищут его. Можно лишь молиться, чтобы они преуспели, хотя до сих пор прогресс в этом направлении незначителен. — Он шумно вздохнул. — Но строить политику на молитвах нельзя. Во всяком случае, мне. Я должен основываться на фактах. А факт заключается в том, что одержано два миллиона моих подданных. Подданных, которых я перед Господом Богом поклялся защищать. Что-то должно быть сделано, и вы, мистер Хилтч, выступили с единственным практичным предложением. Хотя оно и относится лишь к физической стороне вопроса.
— Ваше величество?
— Я не пытаюсь критиковать. Но мне постоянно вспоминается, что сказала вам эта Эклунд. Даже если мы победим, изгоним их всех из тел живущих, рано или поздно каждый из нас присоединится к ним. Нет ли у вас предложений, как развязать этот узелок, мистер Хилтч?
— Нет, ваше величество.
— Нет. Конечно. Простите, я был несправедлив к вам. И не бойтесь — не вы один не можете ответить. Пока что я могу свалить этот вопрос на епископа, хотя рано или поздно им придется заняться. И заняться серьезно. Меня не прельщает перспектива провести вечность в этом чистилище. Однако нам, судя по всему, предназначена именно эта дорога. — Король еле заметно улыбнулся, глядя в окно на играющих внуков. — Надеюсь только, что Господь наш в милосердии своем сжалится над нами. Покуда же вернемся к делу — к освобождению Мортонриджа и политически радиоактивных осадкам от помощи эденистов. Саймон?
Герцог пораздумал над ответом.
— Как вы уже сказали, сир, сегодня ситуация изменилась по сравнению с той эпохой, когда Ричард Салдана основал Кулу. Однако четыре столетия раздора оставили свой след, особенно в умонастроении среднего вашего подданного. Эденистов, конечно, не считают демонами ада, но отношение к ним далеко не дружелюбное. Конечно, как подметил мистер Хилтч, в военное время союзники находятся в самых неожиданных местах. Полагаю, в нашем нынешнем положении такой союз не станет для монархии угрозой. Хотя подтвердить правоту вашего решения сможет лишь успешное освобождение Мортонриджа — это если предположить, что эденисты согласятся оказать нам помощь.
— Они помогут, Саймон. На публике мы можем относится к ним пренебрежительно, но они далеко не глупы. Когда они поймут, что я обратился с серьезной просьбой, то согласятся.
— Эденисты — да. Но Повелительница Руин? Мне трудно поверить, что княгиня вообще могла предложить нам обратиться к ней за последовательностями ДНК приставов Транквиллити, какими бы превосходными солдатами они ни являлись.
Король сухо хохотнул:
— Ну, Саймон, помилуй. Уж тебе как никому другому следовало бы знать, насколько уступчива бывает Иона, когда дело доходит до стоящих перед Конфедерацией действительно серьезных проблем. Свой политический ум она продемонстрировала еще в деле Мзу, и она, в конце концов, наша родственница. Мне было бы не так тяжело обращаться за помощью к ней, как к эденистам.
— Да, сир, — неохотно откликнулся герцог. Алистер похмыкал в напускном раздражении.
— Не обращай внимания, Саймон. Это твоя работа — быть моей паранойей. — Он обернулся к Ральфу. — А решать мне. Как всегда.
Ральф попытался принять суровый вид. Это было потрясающе — наблюдать в действии власть такого порядка. То, что будет сказано и решено в этом кабинете, решит судьбу сотен миров, а возможно, и всего человечества. Ему хотелось заорать на короля, приказать ему согласиться, ткнуть носом в очевидное. Да. Да. ДА. «Скажи „да“, черт бы тебя подрал».
— Я дам свое разрешение запустить проект, — проговорил Алистер. — Покуда этого хватит. Мы спросим эденистов, согласятся ли они помочь. Лорд Маунтджой призовет ко двору их посла — у него это хорошо получается. А вы, мистер Хилтч, направитесь прямиком в Адмиралтейство и проведете детальный тактический анализ операции по освобождению Мортонриджа. Выясните, возможно ли это. Как только эти две проблемы будут решены, я вынесу вопрос на рассмотрение Тайного совета.
— Благодарю, ваше величество.
— Я для того и живу, Ральф, — его величавая улыбка вдруг стала хитроватой. — И выключите, наконец, свою транк-программу!
— Господи, ну что он еще задумал? — пробормотал медбрат Янсен Ковак, едва подключившись к потолочным сенсорам в палате Джеральда Скиббоу.
За всеми пациентами клиники регулярно приглядывали; за самыми буйными — такими, как Скиббоу, — каждые двадцать минут.
Обстановка палаты была весьма скромной. Из пола выступали кровать и мягкий диван, готовые в любой момент втянуться обратно, если больной задумает причинить себе вред. Все служебные системы активировались голосом. Здесь не за что было уцепиться, нечем было перерезать вены или проломить череп.
Джеральд стоял у кровати на коленях, точно молился, спина его скрывала руки от потолочных сенсоров. Янссн Ковак переключился на камеры в полу, глядя на пальцы Скиббоу, точно мышь.
Обеими руками Джеральд Скиббоу стискивал обычную ложку и медленно, упорно сгибал ее то туда, то обратно, пытаясь отломать черенок. Композит был прочен, но Янсен Ковак видел, что по гладкой поверхности уже бегут тонкие белые трещинки. Еще минута, и ложка развалится, оставив Скиббоу длинный шип — впрочем, недостаточно острый, чтобы поранить кого-то.
— Доктор Доббс, — датавизировал Янссн. — Кажется, у нас проблема со Скиббоу.
— Что теперь? — спросил Доббс.
Он только что закончил обход; вчерашний срыв Скиббоу в салоне напрочь сбил ему график. До сих пор выздоровление Скиббоу шло неплохо. Жаль, что воскресла из мертвых его дочка — во всяком случае, сделала она это очень не вовремя. Хотя этот факт можно будет потом учесть в его психотерапии, направить его к отдаленной цели.
— Он стащил в салоне ложку. Кажется, он собрался использовать ее как оружие.
— Боже, этого мне не хватало.
Райли Доббс поспешно распрощался с пациентом и открыл канал доступа к ИскИну клиники. Загрузив программу-интерпретатор, способную разобраться в индивидуальных мыслительных процессах Скиббоу, он подключился к допросным наноимплантам. Подглядывание за чужими мыслями было совершенно неэтично, но границы общемедицинского кодекса доктор Доббс перешел много лет назад, когда нанялся работать на королевский космофлот. Кроме того, если он собирается лечить Скиббоу, то должен знать, что за демон движет этим человеком. Дойти до применения оружия, даже столь убогого, Скиббоу мог только от большой нужды.
В сознании Доббса медленно формировались образы. Мысли Джеральда Скиббоу были спутаны, реальность мешалась с фантазиями.
Врач увидал бледно-голубые стены палаты, видимые в прищуре, как сквозь красный туман. Ощутил под пальцами разогревшийся от трения черенок ложки. Усталость в мышцах от непрестанной борьбы со стойким композитом. «И они пожалеют, что встали у меня на дороге. Бог свидетель — пожалеют».
Перебивка: коридор, воющий от боли Ковак падает на колени, цепляясь за торчащую из белого халата ложку. По груди его течет кровь, капли падают на пол. Доктор Доббс уже лежит распластанный на полу, весь залитый блестящей кровью. «Он еще легко отделался». С последним всхлипом умирает Ковак. Джеральд выдергивает из его тела орудие мщения и движется дальше. Из полуоткрытых дверей выглядывают в испуге санитары, шарахаются при его приближении. Так им и надо; они знают, на чьей стороне Право и Справедливость.
Снова перебивка: постылая палата, где еще не треснула ложка, будь она проклята. Дыхание его сбилось, но он держался, шепча беззвучно: «Ну давай, пожалуйста!»
Перебивка: путь через Гайану, сливающиеся в одну каменные стены. Внутреннее строение астероида было ему неизвестно. Но он найдет дорогу. Космопорты на астероидах всегда насажены на ось вращения. Значит, найдутся лифты, поезда…
И назад — где наконец ломается ложка и вздрагивают от судорожного напряжения руки. «Теперь можно начинать. Я иду к тебе, милая. Папа идет за тобой».
И вперед — через космос, где звезды сливаются в синевато-белый поток, омывающий корпус звездолета, несущегося к неведомому обиталищу. А в конце пути его ждет Мэри, плывущая в пространстве. Тело ее окутывает прозрачно-белая ткань, плещутся на ветру роскошные черные кудри.
«Они не позволят тебе прийти, папа», — скажет она.
«Я должен, — ответит он. — Я нужен тебе, милая. Я знаю, что с тобой случилось. Я изгоню демона. Я уложу тебя в ноль-тау, и ты ничего не почувствуешь».
И он нежно укладывает ее в пластиковый гроб и закрывает крышку. Тьма окутывает ее и пропадает, и она улыбается ему, и в глазах ее сверкают слезы благодарности.
Вот почему он сейчас стоит здесь, пряча в рукаве кривой обломок ложки. Спокойно. Надо отдышаться.
Вот дверь. «Папа спешит к тебе на помощь, дочка. Правда-правда» .
Райл и Доббс отключил интерпретатор.
— Ох, зар-раза…
Он приказал допросным имплантам Скиббоу ввести больного в спячку.
Набравшись смелости, Джеральд потянулся к двери талаты, но в этот миг волна усталости обрушилась на него. Он пошатнулся, вновь опускаясь на колени, — ноги не держали его. Джеральд вяло осел на пол рядом с кроватью, и комнату затопили тишина и тьма.
— Янсен, — датавизировал Райли Доббс. — Иди к тему в палату, забери ложку и все, что найдешь. И переведите его на третий режим — постоянное наблюдение и мягкая палата. Пока мы не погасим его новую манию, он может быть опасен.
В сектор Ошанко Кира Салтер отправила пятнадцать адовых соколов. Они должны были распространять искушающую передачу по планетам и астероидам империи. Это было три дня назад.
Сейчас Рубра наблюдал, как из одиннадцати червоточин вываливаются выжившие. Два раздутых истребителя и зловеще-черная безликая ракета направлялись к посадочным уступам Валиска, держась на расстоянии от стаи из восьми олимпийского размера гарпий, вяло взмахивавших крыльями.
— Смотрю, императорский флот оправдал свою хорошую репутацию,— жизнерадостно заметил Рубра. — И как у нас с боевым духом? Это уже восьмая вылазка по приказу несравненной Киры, в которой вашим адовым соколам начистили клювы злые туземцы. Не бунтует еще народ? Никто не предлагал сменить генеральную линию?
— Пошел в жопу,— огрызнулся Дариат. Он сидел на низком осыпающемся бережке, болтая ногами над быстрой темной водой. По временам мимо проскальзывала, отправляясь к истокам на нерест, большая севрюга. Через полкилометра река скатывалась с невысокого уступа в соленое круговое море, опоясывающее оконечность. С другой стороны на обширных всхолмьях обиталища боролись за жизнь восемь видов ксенотрав с разных планет. Ни одна из них не могла одержать окончательной победы, поскольку семена все они давали в разное время. Сейчас процветала трава с Таллока, чьи штопорообразные стебли цвета семги путались в заплетавшем землю ковре сухой иберийки. Глядя вдаль, Дариат видел, как широкий розовый пояс ближе к середине обиталища, где размещались вестибюли звездоскребов, сменяется изумрудным, а роскошная земная растительность, в свою очередь, уступала место охряным полупустыням на другом конце цилиндра. Цветные кольца были на удивление правильными, словно кто-то уложил Валиск в токарный станок и обрызгал из распылителя.
— Конечно, ты не слишком осведомлен о том, что творится в душах подданных Киры и ее политбюро,— ласково пропел Рубра. — Ты у нас теперь одиночка. Знаешь, старушка Бонни тебя вчера звала. Я вытащил одного неодержанного прямо у нее из-под носа, усадил в метро и отвез в безопасную зону. Кажется, она очень расстроилась и поминала тебя очень нелестно.
Хотя население столицы насчитывало девятнадцать миллионов человек, стандарт плотности строительства в ней был настолько низок, что город распростерся на пять сотен квадратных километров вокруг площади Первой посадки. Среди частных, общественных и доходных зданий, столь редко разбросанных по его кварталам, можно было найти образчики всех архитектурных эпох, кроме железобетонных блоков, программируемого силикона и композитных эзистаковых панелей, ибо все, что строилось в Нью-Конге, строилось на века. Среди неороманских правительственных зданий высились семнадцать соборов. Глянцево черные пирамиды кондоминиумов были не менее популярны, чем жилые дома в наполеоновском стиле, чьи мансарды заглядывали в дворы-колодцы. Длинные террасы снежно-белых каменных резиденций выдавали влияние сэра Кристофера Рена, в то время как дома поменьше строились скорее в восточном и арабском стилях.
Пролетая над стройными шпилями и вычурными башенками, Ральф Хилтч видел, как продувает бульвары холодный осенний ветер. Представшее ему зрелище было привилегией немногих. Коммерческие пролеты над городом запрещались строжайше, лишь машинам аварийных служб, полиции, старшим правительственным чиновникам и самим Салдана дозволялось взирать на столицу с высоты.
И лучшего времени для прилета Хилтч не мог бы выбрать, даже постаравшись. Утренний морозец уже коснулся деревьев, склонявшихся над декоративными протоками в парках и скверах. Зеленая листва была окрашена в тысячи оттенков золота, бронзы, багрянца, и в ярком солнечном свете мерцали триллионы осенних пикселей. На сырой траве уже лежали волглые рыжие груды палой листвы, собираясь в настоящие дюны с наветренной стороны домов. Многомиллионная армия служебных механоидов Нью-Конга была запрограммирована не торопиться с уборкой, и в столице царил король-листопад.
Но сегодня изысканное совершенство города портили поднимающиеся над несколькими районами столбы дыма. Пролетая вблизи одного из них, Ральф воспользовался сенсорами флайера, чтобы приглядеться к готическому замку, сложенному из стеклянных глыб янтарного и красного цветов. Дым поднимался из остатков разрушенной башни. В главном чертоге еще полыхал огонь. В парке рядом стояли два десятка полицейских машин и транспортов морской пехоты, вокруг замка вышагивали фигуры в активной броне.
Это печальное это зрелище было Ральфу знакомо, хотя он не был готов столкнуться с ним здесь, в Нью-Конге, в самом центре королевства. Сам он родился в княжестве Херес и на Кулу попал впервые. Ему пришло в голову, что он, наверное, до самой смерти останется в глубине души провинциалом. Нью-Конг был столицей, ему полагалось оставаться неприступным, неуязвимым для любой угрозы, тайной или явной. Для этого и существовали его работа, его агентство — они были первой линией обороны.
— Много было таких… вторжений? — спросил он пилота-флотского.
— За три дня, наверное, пара дюжин. Стойкие гады, доложу я вам. Пару раз морпехам приходилось вызывать орбитальный огонь в поддержку. Но в последние одиннадцать часов — ни одного, и слава богу. Скорее всего, мы всех выловили. Город на военном положении, все транспортные магистрали перекрыты, ИскИны шерстят сеть на предмет сбоев. Одержимым негде больше спрятаться, а бежать тем более некуда.
— Похоже, вы тут здорово справились. На Омбее мы поступали так же.
— Да? И как, разбили их?
— Почти.
Флайер направлялся к дворцу Аполлона. Сердце Ральфа сжалось в благоговейном трепете. Географически это был центр города, политически — сердце межзвездной империи и родной дом самого известного семейства в Конфедерации.
Дворец Аполлона представлял собой небольшой город в себе, упрятанный под одну крышу. Его крылья и чертоги переплетались, склеенные наспех пагодами и беседками. Роскошные особняки, некогда, должно быть, служившие обиталищами высшим придворным чинам, за многие века влились в дворцовый комплекс, влипнув в паутину крытых каменных переходов, расходившуюся от центра. Семейная часовенка Салдана была побольше, чем большинство городских соборов, и прекраснее их всех.
Под днищем снижающегося флайера мелькали сотни безупречно прекрасных садов-квадратиков. Ральф запустил через нейросеть слабую программу-транквилизатор. Вероятно, появляться перед сюзереном электронно обдолбанным запрещал любой, писаный и неписаный, дворцовый протокол, но, черт побери, он не может позволить себе оговориться с перепугу. Королевство не может себе этого позволить.
Когда флайер сел во внешнем дворе, у подножия трапа Ральфа уже поджидали восемь вооруженных морпехов. Их капитан прищелкнул каблуками и четко отдал Ральфу честь:
— Простите, сэр, но я должен просить вас стоять смирно.
Ральф оглядел нацеленные на него дула пулевых винтовок:
— Конечно.
В холодном воздухе дыхание его вырывалось из рта серым дымком.
Капитан подал знак одной из морпехов, несшей небольшой сенсор, и та прикоснулась им сначала ко лбу Ральфа, потом к обеим рукам.
— Он чист, сэр! — гаркнула она.
— Прекрасно. Мистер Хилтч, датавизируйте, пожалуйста, свой опознавательный код в королевском разведывательном агентстве и номер вашего разрешения на пользование транспортом.
Капитан поднял процессорный блочок.
Ральф подчинился.
— Спасибо, сэр.
Морпехи убрали оружие. Ральф неслышно вздохнул от облегчения; хорошо, что к угрозе одержания здесь относятся серьезно, но агенту вовсе не хотелось случайно попасть под раздачу.
Во двор вышел высокий мужчина средних лет и торопливо приблизился к трапу.
— Мистер Хилтч? Добро пожаловать на Кулу.
Он протянул Ральфу руку.
В том, что мужчина происходил из рода Салдана, сомнений не было — его выдавали рост, осанка, фамильный орлиный нос. Проблема заключалась в том, что семейство это было настолько многочисленным, что Ральфу пришлось прогнать программу распознавания, подключив к ней секретный раздел базы данных, чтобы узнать его — это был герцог Салион, председатель совета безопасности Тайного совета и двоюродный брат Алистера II. Один из самых могущественных и наименее заметных людей во всем королевстве.
— Сэр! Благодарю, что вы нашли время меня встретить…
— Ну что вы. — Он повел Ральфа к дверям. — Княгиня Кирстен недвусмысленно дала понять, что считает ваш проект важным. Должен сказать, мы были крайне рады слышать, что Омбей пережил массированное нападение одержимых. Не секрет, что ресурсы этого княжества уступают ресурсам более развитых миров королевства.
— На подлете ко дворцу я видел дым. Похоже, что все мы уязвимы.
Сразу за дверями оказалась лифтовая шахта. Герцог датавизировал команду процессору, и кабина двинулась вначале вниз, потом горизонтально.
— К сожалению, — признал герцог. — Однако здесь, на Кулу, мы, полагаю, остановили их. Предварительные данные из других княжеств показывают то же самое. Слава богу, худшее уже позади.
— Позвольте спросить… что за сенсором пользовались морские пехотинцы?
— Вас проверили на статическое электричество. Исследователи конфедеративного флота выяснили, что в теле одержимых постоянно присутствует слабый статический заряд. Тест очень простой, но до сих пор не давал осечек.
— Хорошая новость… для разнообразия.
— Именно. — Герцог сардонически усмехнулся.
Двери отворились, выпуская Ральфа и его провожатого в просторную приемную. Агент с трудом удержал на месте челюсть. Он-то считал роскошным дворец Берли, но здесь концепция украшательства была доведена почти до абсурда. За накладными арабесками из платиновой фольги не было видно мрамора; высокие, точно в церкви, своды украшали фрески невероятных ксеноков, едва видимые в сиянии люстр в форме галактической спирали. Сводчатые ниши таили круглые окна переливчатого стекла в форме разных цветов. По стенам были развешаны охотничьи трофеи вперемешку с изукрашенными самоцветами рыцарскими шлемами, изображавшими сказочных существ — драконы из яшмовых пластин, инкрустированных рубинами, единороги из алебастра и изумрудов, бесы из ониксов и алмазов, русалки из аквамаринов и сапфиров.
Мимо торопливо проходили придворные и чиновники, неслышно ступая по китайскому ковру. Герцог пересек залу из конца в конец сквозь толпу. Ральф поторопился за ним.
Двухстворчатые двери открывались в библиотеку менее монументальных пропорций. Оттуда Ральфа провели в уютный кабинет. Стены были покрыты резным дубом, в камине весело трещал живой огонь, а за подернутыми изморозью высокими окнами раскинулся сквер в сени древних каштанов. По лужайке носились пятеро ребятишек в пестрых курточках, шерстяных шапках с помпонами и кожаных перчатках — они с гиканьем пытались сбить палками колючие бурые плоды с могучих ветвей.
Король Алистер II стоял перед камином, грея руки у огня. На высокую спинку кожаного кресла была небрежно наброшена бурка из верблюжьей шерсти. Судя по мокрым следам на полу, самодержец только что вернулся с улицы.
— Добрый день, мистер Хилтч.
Ральф вытянулся по стойке «смирно».
— Ваше величество!
Даже находясь в присутствии монарха, Ральф не мог отвести взгляда от картины на стене. Это была «Мона Лиза». Чего быть никак не могло. Штат Франция ни за какие деньги не выпустил бы ее из арколога Париж. Но неужели король Кулу повесил бы у себя в кабинете копию?
— Я прочел ваш отчет, мистер Хилтч, — проговорил король. — Тяжелые у вас выдались недели. Могу понять, почему моя сестра так высоко оценила ваш совет. Можно только надеяться, чтобы все мои офицеры были столь упорны и деловиты. Вы делаете честь своему мундиру.
— Благодарю, ваше величество.
Когда король поворошил угли в камине, герцог Салион предусмотрительно затворил дверь.
— Вольно, вольно, мистер Хилтч, — бросил Алистер, положив кочергу на решетку и опускаясь в одно из расставленных перед очагом кожаных кресел. — Там играют мои внуки, — продолжил он, тыча пальцем в окно. — Пока их отец во флоте, пусть поживут во дворце. Здесь безопаснее. Да и мне приятно. Вон тот мальчуган в синей курточке, которого шпыняет сестра, — это Эдвард, ваш будущий король. Хотя сомневаюсь, чтобы вы дожили до его восхождения на трон. С Божьей помощью до этого еще лет сто не дойдет.
— Надеюсь, ваше величество.
— Само собой. Садитесь, мистер Хилтч. Я думал, у нас с вами неформальная беседа. Как я понял, у вас есть какая-то спорная идея. Так что если она окажется слишком спорной… что ж, такого разговора и не было. Монарх ведь должен быть выше полемики, не так ли?
— Безусловно, — скромно улыбнулся герцог, усаживаясь между ними.
«Судья, — подумал Ральф, — или буфер?» Он опустился в оставшееся кресло, испытывая легкое облегчение оттого, что ему не приходится больше смотреть на собеседников снизу вверх. Оба были выше его на полголовы — еще одна фамильная черта Салдана.
— Понимаю, ваше величество.
— Вот и молодец. Ну, так что за мину решила подложить мне дражайшая Кирстен на этот раз?
Ральф увеличил приоритет программы-транквилизатора и начал рассказывать.
Когда он закончил, король молча поднялся и подбросил в огонь пару поленьев. Разгоревшееся пламя озарило его лицо янтарным мерцанием. Опыт семидесяти двух лет отражался на этом лице, придавая ему благородное достоинство, не имевшее ничего общего с заложенной в генах внешней красивостью. Король, решил Ральф, стал тем монархом, каким должен был стать, — достойным доверия. И поэтому тревога на его челе пугала куда больше, чем испуг простого выборного политикана.
— Что скажешь? — спросил Алистер герцога, не сводя глаз с огня.
— На мой взгляд, это серьезная дилемма. С одной стороны, предложение мистера Хилтча вполне разумно. По нашим данным, эденисты не просто сдержали напор одержимых; тем удалось проникнуть лишь в считанные обиталища, и, насколько мне известно, все противники были быстро нейтрализованы. Использование биотехконструктов в качестве штурмовиков свело бы наши потери при возможном освобождении Мортонриджа к минимуму. Но с политической точки зрения, права княгиня Кирстен. Подобные действия означали бы полную смену внешнеполитического курса, сохранявшегося на протяжении четырехсот лет и заложенного самим Ричардом Салдана.
— И в свое время он был прав, — задумчиво произнес король. — Эти чертовы атеисты со своей монополией на гелий-3 заполучили слишком много власти над нами, адамистами. Ричард понимал, что единственный путь к независимости — это свобода от их помощи. В то время мы едва не разорились, построив свои облачные драги, но Господь свидетель — мы многого достигли, добившись свободы. Теперь же мистер Хилтч просит меня вновь влезть под ярмо к этим эденистам.
— Я предлагаю союз, ваше величество, — поправил его Ральф. — Ничего больше. Взаимовыгодный альянс на время войны. И они не меньше нашего выиграют от освобождения Мортонриджа.
— Да ну? — скептически произнес король.
— Да, ваше величество. Это должно быть сделано. Мы должны доказать и себе, и всем мирам Конфедерации, что одержимых можно изгнать обратно в бездну. Полагаю, эта война продлится десятилетия. Кто согласится начать ее, не зная, что победа возможна? Каким бы ни был исход, мы обязаны попытаться.
— Должен найтись иной способ, — едва слышно проговорил король. — Более простой, окончательный метод избавиться от этой угрозы. Наши ученые, конечно, ищут его. Можно лишь молиться, чтобы они преуспели, хотя до сих пор прогресс в этом направлении незначителен. — Он шумно вздохнул. — Но строить политику на молитвах нельзя. Во всяком случае, мне. Я должен основываться на фактах. А факт заключается в том, что одержано два миллиона моих подданных. Подданных, которых я перед Господом Богом поклялся защищать. Что-то должно быть сделано, и вы, мистер Хилтч, выступили с единственным практичным предложением. Хотя оно и относится лишь к физической стороне вопроса.
— Ваше величество?
— Я не пытаюсь критиковать. Но мне постоянно вспоминается, что сказала вам эта Эклунд. Даже если мы победим, изгоним их всех из тел живущих, рано или поздно каждый из нас присоединится к ним. Нет ли у вас предложений, как развязать этот узелок, мистер Хилтч?
— Нет, ваше величество.
— Нет. Конечно. Простите, я был несправедлив к вам. И не бойтесь — не вы один не можете ответить. Пока что я могу свалить этот вопрос на епископа, хотя рано или поздно им придется заняться. И заняться серьезно. Меня не прельщает перспектива провести вечность в этом чистилище. Однако нам, судя по всему, предназначена именно эта дорога. — Король еле заметно улыбнулся, глядя в окно на играющих внуков. — Надеюсь только, что Господь наш в милосердии своем сжалится над нами. Покуда же вернемся к делу — к освобождению Мортонриджа и политически радиоактивных осадкам от помощи эденистов. Саймон?
Герцог пораздумал над ответом.
— Как вы уже сказали, сир, сегодня ситуация изменилась по сравнению с той эпохой, когда Ричард Салдана основал Кулу. Однако четыре столетия раздора оставили свой след, особенно в умонастроении среднего вашего подданного. Эденистов, конечно, не считают демонами ада, но отношение к ним далеко не дружелюбное. Конечно, как подметил мистер Хилтч, в военное время союзники находятся в самых неожиданных местах. Полагаю, в нашем нынешнем положении такой союз не станет для монархии угрозой. Хотя подтвердить правоту вашего решения сможет лишь успешное освобождение Мортонриджа — это если предположить, что эденисты согласятся оказать нам помощь.
— Они помогут, Саймон. На публике мы можем относится к ним пренебрежительно, но они далеко не глупы. Когда они поймут, что я обратился с серьезной просьбой, то согласятся.
— Эденисты — да. Но Повелительница Руин? Мне трудно поверить, что княгиня вообще могла предложить нам обратиться к ней за последовательностями ДНК приставов Транквиллити, какими бы превосходными солдатами они ни являлись.
Король сухо хохотнул:
— Ну, Саймон, помилуй. Уж тебе как никому другому следовало бы знать, насколько уступчива бывает Иона, когда дело доходит до стоящих перед Конфедерацией действительно серьезных проблем. Свой политический ум она продемонстрировала еще в деле Мзу, и она, в конце концов, наша родственница. Мне было бы не так тяжело обращаться за помощью к ней, как к эденистам.
— Да, сир, — неохотно откликнулся герцог. Алистер похмыкал в напускном раздражении.
— Не обращай внимания, Саймон. Это твоя работа — быть моей паранойей. — Он обернулся к Ральфу. — А решать мне. Как всегда.
Ральф попытался принять суровый вид. Это было потрясающе — наблюдать в действии власть такого порядка. То, что будет сказано и решено в этом кабинете, решит судьбу сотен миров, а возможно, и всего человечества. Ему хотелось заорать на короля, приказать ему согласиться, ткнуть носом в очевидное. Да. Да. ДА. «Скажи „да“, черт бы тебя подрал».
— Я дам свое разрешение запустить проект, — проговорил Алистер. — Покуда этого хватит. Мы спросим эденистов, согласятся ли они помочь. Лорд Маунтджой призовет ко двору их посла — у него это хорошо получается. А вы, мистер Хилтч, направитесь прямиком в Адмиралтейство и проведете детальный тактический анализ операции по освобождению Мортонриджа. Выясните, возможно ли это. Как только эти две проблемы будут решены, я вынесу вопрос на рассмотрение Тайного совета.
— Благодарю, ваше величество.
— Я для того и живу, Ральф, — его величавая улыбка вдруг стала хитроватой. — И выключите, наконец, свою транк-программу!
— Господи, ну что он еще задумал? — пробормотал медбрат Янсен Ковак, едва подключившись к потолочным сенсорам в палате Джеральда Скиббоу.
За всеми пациентами клиники регулярно приглядывали; за самыми буйными — такими, как Скиббоу, — каждые двадцать минут.
Обстановка палаты была весьма скромной. Из пола выступали кровать и мягкий диван, готовые в любой момент втянуться обратно, если больной задумает причинить себе вред. Все служебные системы активировались голосом. Здесь не за что было уцепиться, нечем было перерезать вены или проломить череп.
Джеральд стоял у кровати на коленях, точно молился, спина его скрывала руки от потолочных сенсоров. Янссн Ковак переключился на камеры в полу, глядя на пальцы Скиббоу, точно мышь.
Обеими руками Джеральд Скиббоу стискивал обычную ложку и медленно, упорно сгибал ее то туда, то обратно, пытаясь отломать черенок. Композит был прочен, но Янсен Ковак видел, что по гладкой поверхности уже бегут тонкие белые трещинки. Еще минута, и ложка развалится, оставив Скиббоу длинный шип — впрочем, недостаточно острый, чтобы поранить кого-то.
— Доктор Доббс, — датавизировал Янссн. — Кажется, у нас проблема со Скиббоу.
— Что теперь? — спросил Доббс.
Он только что закончил обход; вчерашний срыв Скиббоу в салоне напрочь сбил ему график. До сих пор выздоровление Скиббоу шло неплохо. Жаль, что воскресла из мертвых его дочка — во всяком случае, сделала она это очень не вовремя. Хотя этот факт можно будет потом учесть в его психотерапии, направить его к отдаленной цели.
— Он стащил в салоне ложку. Кажется, он собрался использовать ее как оружие.
— Боже, этого мне не хватало.
Райли Доббс поспешно распрощался с пациентом и открыл канал доступа к ИскИну клиники. Загрузив программу-интерпретатор, способную разобраться в индивидуальных мыслительных процессах Скиббоу, он подключился к допросным наноимплантам. Подглядывание за чужими мыслями было совершенно неэтично, но границы общемедицинского кодекса доктор Доббс перешел много лет назад, когда нанялся работать на королевский космофлот. Кроме того, если он собирается лечить Скиббоу, то должен знать, что за демон движет этим человеком. Дойти до применения оружия, даже столь убогого, Скиббоу мог только от большой нужды.
В сознании Доббса медленно формировались образы. Мысли Джеральда Скиббоу были спутаны, реальность мешалась с фантазиями.
Врач увидал бледно-голубые стены палаты, видимые в прищуре, как сквозь красный туман. Ощутил под пальцами разогревшийся от трения черенок ложки. Усталость в мышцах от непрестанной борьбы со стойким композитом. «И они пожалеют, что встали у меня на дороге. Бог свидетель — пожалеют».
Перебивка: коридор, воющий от боли Ковак падает на колени, цепляясь за торчащую из белого халата ложку. По груди его течет кровь, капли падают на пол. Доктор Доббс уже лежит распластанный на полу, весь залитый блестящей кровью. «Он еще легко отделался». С последним всхлипом умирает Ковак. Джеральд выдергивает из его тела орудие мщения и движется дальше. Из полуоткрытых дверей выглядывают в испуге санитары, шарахаются при его приближении. Так им и надо; они знают, на чьей стороне Право и Справедливость.
Снова перебивка: постылая палата, где еще не треснула ложка, будь она проклята. Дыхание его сбилось, но он держался, шепча беззвучно: «Ну давай, пожалуйста!»
Перебивка: путь через Гайану, сливающиеся в одну каменные стены. Внутреннее строение астероида было ему неизвестно. Но он найдет дорогу. Космопорты на астероидах всегда насажены на ось вращения. Значит, найдутся лифты, поезда…
И назад — где наконец ломается ложка и вздрагивают от судорожного напряжения руки. «Теперь можно начинать. Я иду к тебе, милая. Папа идет за тобой».
И вперед — через космос, где звезды сливаются в синевато-белый поток, омывающий корпус звездолета, несущегося к неведомому обиталищу. А в конце пути его ждет Мэри, плывущая в пространстве. Тело ее окутывает прозрачно-белая ткань, плещутся на ветру роскошные черные кудри.
«Они не позволят тебе прийти, папа», — скажет она.
«Я должен, — ответит он. — Я нужен тебе, милая. Я знаю, что с тобой случилось. Я изгоню демона. Я уложу тебя в ноль-тау, и ты ничего не почувствуешь».
И он нежно укладывает ее в пластиковый гроб и закрывает крышку. Тьма окутывает ее и пропадает, и она улыбается ему, и в глазах ее сверкают слезы благодарности.
Вот почему он сейчас стоит здесь, пряча в рукаве кривой обломок ложки. Спокойно. Надо отдышаться.
Вот дверь. «Папа спешит к тебе на помощь, дочка. Правда-правда» .
Райл и Доббс отключил интерпретатор.
— Ох, зар-раза…
Он приказал допросным имплантам Скиббоу ввести больного в спячку.
Набравшись смелости, Джеральд потянулся к двери талаты, но в этот миг волна усталости обрушилась на него. Он пошатнулся, вновь опускаясь на колени, — ноги не держали его. Джеральд вяло осел на пол рядом с кроватью, и комнату затопили тишина и тьма.
— Янсен, — датавизировал Райли Доббс. — Иди к тему в палату, забери ложку и все, что найдешь. И переведите его на третий режим — постоянное наблюдение и мягкая палата. Пока мы не погасим его новую манию, он может быть опасен.
В сектор Ошанко Кира Салтер отправила пятнадцать адовых соколов. Они должны были распространять искушающую передачу по планетам и астероидам империи. Это было три дня назад.
Сейчас Рубра наблюдал, как из одиннадцати червоточин вываливаются выжившие. Два раздутых истребителя и зловеще-черная безликая ракета направлялись к посадочным уступам Валиска, держась на расстоянии от стаи из восьми олимпийского размера гарпий, вяло взмахивавших крыльями.
— Смотрю, императорский флот оправдал свою хорошую репутацию,— жизнерадостно заметил Рубра. — И как у нас с боевым духом? Это уже восьмая вылазка по приказу несравненной Киры, в которой вашим адовым соколам начистили клювы злые туземцы. Не бунтует еще народ? Никто не предлагал сменить генеральную линию?
— Пошел в жопу,— огрызнулся Дариат. Он сидел на низком осыпающемся бережке, болтая ногами над быстрой темной водой. По временам мимо проскальзывала, отправляясь к истокам на нерест, большая севрюга. Через полкилометра река скатывалась с невысокого уступа в соленое круговое море, опоясывающее оконечность. С другой стороны на обширных всхолмьях обиталища боролись за жизнь восемь видов ксенотрав с разных планет. Ни одна из них не могла одержать окончательной победы, поскольку семена все они давали в разное время. Сейчас процветала трава с Таллока, чьи штопорообразные стебли цвета семги путались в заплетавшем землю ковре сухой иберийки. Глядя вдаль, Дариат видел, как широкий розовый пояс ближе к середине обиталища, где размещались вестибюли звездоскребов, сменяется изумрудным, а роскошная земная растительность, в свою очередь, уступала место охряным полупустыням на другом конце цилиндра. Цветные кольца были на удивление правильными, словно кто-то уложил Валиск в токарный станок и обрызгал из распылителя.
— Конечно, ты не слишком осведомлен о том, что творится в душах подданных Киры и ее политбюро,— ласково пропел Рубра. — Ты у нас теперь одиночка. Знаешь, старушка Бонни тебя вчера звала. Я вытащил одного неодержанного прямо у нее из-под носа, усадил в метро и отвез в безопасную зону. Кажется, она очень расстроилась и поминала тебя очень нелестно.