Гамильтон Питер Ф.. Обнажённый Бог: Феномен

   Призрак уперся руками в бока. Лицо его выражало крайнее раздражение. Он произносил что-то, медленно и громко. Так взрослый разговаривает со слабоумным ребенком. Толтон снова ощутил движение воздуха. Присмотревшись, заметил: колебания эти совпадали с движением губ толстого призрака.
   Общение в конце концов наладилось, превратившись в некую производную чтения по губам. Для произнесения слова целиком не хватало звука (если он был вообще), и Толтон догадывался о смысле по отрывочным слабым слогам.
   — Ты держишь топор задом наперед.
   — М?.. — Толтон глянул наверх. Лезвие смотрело назад. Он развернул топор и, смутившись, опустил его.
   — Ты кто?
   — Меня зовут Дариат.
   — Напрасно теряешь время. Тебе меня не одержать.
   — Я и не собираюсь. Я должен тебе кое-что сообщить.
   — Да?
   — Да. Личность обиталища хочет, чтобы ты выключил ячейки ноль-тау.
   — Тебе-то откуда это известно?
   — Мы с ним в сродственном контакте.
   — Но ведь ты…
   — Да, призрак. Хотя, полагаю, в данном случае уместнее назвать меня ревенантом.⁴
   — Кем?
   — Рубра не предупреждал меня, что ты глуп.
   — Я не… — возмутился было Толтон, но тут же опомнился и расхохотался.
   Дариат в некотором раздражении посмотрел на поэта.
   — Ну в чем дело?
   — Чего только в жизни не было, но спорить с призраком о собственном IQ еще не приходилось.
   Губы Дариата невольно дрогнули в улыбке.
   — Так ты согласен?
   — Конечно. А что, это поможет?
   — Да. Эта сумасшедшая ведьма Кира держит в ноль-тау целый выводок моих знаменитых родственников. Они должны все здесь наладить.
   — И тогда мы сможем выбраться отсюда… — Толтон опять глянул в окно. — А где мы сейчас находимся?
   — Я даже не уверен в том, что все зависит от местоположения. Скорее, мы перешли в другое состояние, враждебное по отношению к одержимым. К несчастью, получили побочные эффекты.
   — Ты разговариваешь так, словно имеешь отношение к источнику знаний, и в это мне трудно поверить.
   — В какой-то степени я сам виноват в том, что случилось, — признался Дариат. — Хотя подробности мне неизвестны.
   — Понимаю. Что ж, тогда — к делу, — он поднял фонарик. — Хотя… подожди. Я обещал женщине найти медицинский нанопакет. Ей он действительно необходим.
   — Там, в кабинете остеопата, — указал Дариат пальцем, — есть несколько нанопакетов.
   — А ты и в самом деле в родственной связи с Руброй?
   — Да, хотя он и немного изменился.
   — Тогда не понимаю, отчего вы позвали именно меня?
   — Это его решение. Большая часть жителей, освободившихся от одержателей, сейчас ни на что не годны. Ты же видел их в парке. Так что сейчас ты лучше других.
   — Черт бы все побрал!
 
   Спустившись в вестибюль, Толтон попытался оживить процессорный блок. Его дидактическая память не содержала инструкции о принципах работы процессора. Такая инструкция ему никогда и не требовалась. Он пользовался блоком для записи и прослушивания аудио — и видеокассет, для переговоров да для простых команд медицинским нанопакетам (обычно это бывало при похмелье).
   Дариат подавал Толтону советы, но и ему приходилось все время консультироваться с личностью. За двадцать минут они втроем довели маленький прибор до приемлемого уровня.
   Еще пятнадцать минут диагностики (гораздо медленнее, чем раньше), и они узнали, чего можно добиться с помощью нанотехники в этой антагонистической обстановке. Новость была не из приятных. Волокна, вплетающиеся в человеческую плоть, действовали на молекулярном уровне. Можно было с успехом соединить края раны, ввести необходимые дозы лекарства, но удалить отдельные раковые клетки сейчас не представлялось возможным.
   — Мы не можем больше тратить на это время, -заявила личность.
   Толтон сгорбился над блоком. Дариат помахал перед его лицом рукой: единственный способ привлечь его внимание. Здесь, в парковой зоне, поэт его уже почти не слышал. Дариат подозревал, что его «голос» являлся, по всей видимости, разновидностью слабой телепатии.
   — Пора, — сказал Дариат.
   Толтон снова нахмурился на ужасную мешанину значков, застилавших дисплей блока.
   — Они ее вылечат?
   — Нет. Опухоли нельзя убрать, пока обиталище не вернется к прежнему состоянию.
   — Ладно. Тогда заканчиваем.
   Дариат почувствовал легкую вину, заслышав печаль в голосе Толтона. Разве не трогательно, что уличный поэт проникся таким сочувствием к судьбе женщины, с которой общался всего-то пять минут?
   Они миновали полуразвалившиеся дома и вошли в окружившее их кольцо человеческого несчастья. Дариата прожигала ненависть людей, обративших па него внимание. Разъяренные чувства наносили удары по нему — существу, состоявшему ныне, пожалуй, из одной только мысли. Удары эти, каждый в отдельности, были не такими сильными, какими наградили его призраки, по кумулятивный эффект ослаблял его с каждой минутой. Дарнат догадался, что недавнее избиение не прошло для него даром: он стал гораздо слабее и ранимее.
   Насмешки и улюлюканье достигли высшей точки, когда к гонению подключилось большинство. Дариат зашатался и застонал от боли.
   — Что это? — удивился Толтон.
   Дариат покачал головой. Сейчас ему стало по-настоящему страшно. Стоит ему споткнуться и упасть, став жертвой поднявшейся волны, и ему никогда уже больше не подняться. Неистовая толпа будет танцевать на его могиле.
   — Ухожу, — простонал он. — Надо уйти.
   Заткнул пальцами уши (будто это могло помочь) и, спотыкаясь, опрометью кинулся под тень деревьев.
   — Я тебя подожду. Кончишь — приходи ко мне.
   Толтон в недоумении посмотрел ему вслед. И ощутил, что ненависть теперь перекинулась на него. Опустив голову, он поспешил туда, где оставил женщину.
   Она по-прежнему сидела, прислонясь к дереву. Подняла на него тусклые глаза, полные страха, надежды уже не было. Чувства ее выдавали лишь глаза. Лицо с туго натянутой кожей было абсолютно неподвижно.
   — Что там был за шум? — пробормотала она.
   — Кажется, поблизости был призрак.
   — Они его убили?
   — Не знаю. А разве можно убить призрака?
   — Святая вода. Надо побрызгать святой водой.
   Толтон присел возле нее и тихонько разнял ее руки, сжимавшие края одеяла. В этот раз, когда он снял одеяло, постарался не сморщиться. И было это нелегко. Он наложил медицинские нанопакеты ей на грудь и живот так, как научил его Дариат, и с помощью процессора включил загруженные программы. Нанопакеты слегка зашевелились и стали взаимодействовать с ее кожей.
   Она тихонько вздохнула от счастья и облегчения.
   — Все будет в порядке, — пообещал он. — Они остановят рак.
   Глаза ее закрылись.
   — Я вам не верю. Но с вашей стороны было любезно сказать это.
   — Я вас не обманывал.
   — Святая вода, вот что уничтожит этих ублюдков.
   — Я запомню.
 
   Дариат прятался за деревьями. Дух никак не мог успокоиться. Нервно оглядывался по сторонам, ожидая нападения.
   — Не бойся, приятель. Они о тебе и не вспомнят, пока ты не покажешься им на глаза.
   — Этого я делать не собираюсь, — проворчал Дариат. — Пойдем, путь неблизкий.
   И пошел.
   Толтон пожал плечами и последовал за ним.
   — Ну как женщина? — спросил Дариат.
   — Нервная. Хотела побрызгать тебя святой водой.
   — Глупая корова, — фыркнул, развеселившись, Дариат. — Это же для вампиров.
 
   По приказанию Киры ячейки ноль-тау разместили в глубоких подземельях, у основания северной оконечности полипа. Здесь было много туннелей и пещер. Помещения использовались исключительно для астронавтики. Расположенные тут мастерские и заводы поставляли все необходимое для флотилии черноястребов «Магелланик ИТГ». Ничего не скажешь, задумано разумно: и оборудование под рукой, да и Рубра здесь не так опасен, как в звездоскребах.
   Узнав от Дариата, где находятся ячейки ноль-тау, Толтон решил воспользоваться джипом. Возле звездоскреба размещалось агентство, выдававшее такие автомобили напрокат. Сейчас машины стояли заброшенные. Джип полз на пешеходной скорости. Останавливался. Снова шел. Прополз еще немного и окончательно остановился.
   Поэтому пришлось идти пешком. Несколько раз в течение дня Толтон замечал, что призрак, оглядываясь, изучает оставленную позади тропу. В конце концов Толтон, не выдержав, поинтересовался, что он пытается разглядеть.
   — Следы, — ответил толстый призрак.
   Толтон решил, что после всех испытаний Дариат приобрел легкую форму паранойи. Когда они спустились в пещеру, свет фонаря стал немного ярче. На машинах, стоявших там, мигали индикаторные лампочки. Спустившись ниже в недра обиталища, увидели, что там горят электролюминесцентные лампы. Пусть не так ярко, как прежде, но, по крайней мере, стабильно.
   Толтон выключил фонарик.
   — Знаешь, я даже чувствую здесь себя лучше.
   Дариат не ответил. Он и сам заметил разницу. Здешняя атмосфера напомнила ему о бесконечных, ярких солнечных днях тридцать лет назад, когда жизнь была божьим благословением. Рубра оказался прав: зловредная потусторонность этого мира полностью себя здесь еще не проявила. Поэтому машины вели себя так, как должно.
   Они добрались до ноль-тау. На стенах длинной пещеры размещались когда-то не то машины, не то полки: об этом свидетельствовали маленькие металлические скобы, выступавшие над поверхностью темно-золотистого полипа. Судя по глубоким царапинам, отсюда уходили в спешном порядке. Теперь пещера была пуста, за исключением ряда черных саркофагов, стоявших вдоль стены. Все они были взяты с черноястребов.
   — С чего начать? — спросил Толтон.
   Процессор в его руках подал сигнал, прежде чем Дариат пустился в мучительный и длительный процесс объяснений.
   — Неважно. Начинай с любого.
   — Ого! — улыбнулся Толтон. — Ты вернулся.
   — Слухи о моей кончине оказались сильно преувеличены.
   — Ну, пожалуйста,— сказал Дариат.
   — Что с тобой? Мы на правильном пути. Радуйся.
   В Дариата потихоньку вливался оптимизм. Он чувствовал себя словно животное, просыпающееся после долгой спячки. Сомнения все же оставались, и он внимательно наблюдал за Толтоном. Тот пошел к ближайшей ячейке. Личность выдала несколько простых команд, и Толтон застучал по клавиатуре.
   Крышка отошла в сторону, и Эренц испуганно приподнялась. За миг до этого коварно улыбавшийся китайский офицер обещал ей пытку и одержание. А в следующее мгновение на нее сверху с озабоченным видом смотрел полноватый большеглазый мужчина с давно не бритыми щеками. Кричать она стала, как только двинулась крышка, и сейчас кричала что есть мочи.
   — Все в порядке. Успокойся.
   Эренц замолчала и глубоко вдохнула.
   — Рубра? — мысленный голос, который сопровождал ее с тех пор, как она стала себя осознавать, звучал слегка по-другому.
   — Не тревожься. Одержимые ушли. Ты в безопасности.
   Слабое недоверие оставалось, но тревога и сочувствие незнакомого мужчины подействовали как быстродействующий тоник. Он-то уж явно не одержимый.
   — Привет, — сказал Толтон, желая получить хоть какой-то ответ от испуганной молодой женщины.
   Она кивнула и медленно привела себя в сидячее положение. Увидев Дариата возле входа в пещеру, едва не задохнулась в испуге.
   — Я на твоей стороне,— поспешил успокоить ее Дариат, и она нервно рассмеялась.
   — Что происходит?— спросила она.
   Личность ввела ее в курс дела. То, что Рубра одержал верх над одержимыми, стало приятной неожиданностью для всех вышедших из ноль-тау. Дариат и Толтон встали в сторонку, а бригада потомков Рубры быстро и умело освободила своих родичей. Пятнадцать минут — и последняя ячейка дезактивирована. Личность немедленно разбила всех по группам и дала каждой команде свое задание.
   В число приоритетных задач входила активация фьюзеогенераторов космопорта. Две попытки успехом не увенчались. Исследования показали, что небольшие генераторы хорошо работают в глубоких пещерах, поэтому ученые стали опускать вспомогательное оборудование космических кораблей на глубину. Когда заработал первый токамак, пусть и с тридцатипятипроцентным КПД, стало ясно: шанс есть.
   Дюжина оживших токамаков стала подавать энергию в органические проводники обиталища. Двое суток напряженного труда, и осветительная трубка налилась рассветным заревом. Добиться яркого полуденного света было пока что им не по силам, и все же возобновление почти нормального дневного освещения стало огромным психологическим стимулом для всех жителей (любопытно, что и призраки-изгои были довольны). Могучие органы обиталища снова заработали, энергично всасывая из полипа огромное количество жидкостей и газов.
   Приободрившись, команда взялась за исследование окружающего пространства. Оборудование, доставленное из физических лабораторий и исследовательских центров «Магелланик ИТГ», спустили в пещеры, где оно и заработало. Внизу потомки Рубры не покладая рук трудились, а наверху жители обиталища медленно оправлялись, духовно и физически. Однако до нормальной жизни было пока еще очень далеко.
   И все же через неделю Валиск обрел самое желанное — надежду.
 
   Губы Джошуа сами собой растягивались в улыбке. Он знал, что выглядит глупо, но ему было на это наплевать. Сенсорная антенна «Леди Макбет» развернула перед ним панораму Юпитера, окруженного бело-розовыми облаками. Черный силуэт Транквиллити выглядел на этом фоне особенно эффектно.
   Огромное обиталище, казалось, совсем не пострадало, хотя вращающийся космопорт выглядел темнее обычного. На причальных выступах обычно кипела работа, сейчас же там было сумрачно и тихо. В металлических кратерах виднелись темные корпуса адамистских космических кораблей. И только вокруг большого серебристого диска вспыхивали навигационные огни.
   — Оно и в самом деле здесь, — послышался с мостика недоуменный голос Эшли. — Это… это…
   — Неслыханно? — подсказала Болью.
   — В том-то и дело, — воскликнул Дахиби. — Ни один корабль не может быть таким огромным. Ни один.
   Сара тихо рассмеялась.
   — Смотрите на это, люди. Мы живем в интересные времена.
   Джошуа был доволен, что агенты и Мзу с соплеменниками находились в этот момент в салоне капсулы Д и не стали свидетелями полного их недоумения. Они восприняли бы реакцию команды как слабость.
   Джовианские диспетчеры выдали заключительный вектор движения, и Джошуа снизил ускорение двигателей до 1/3 g: они пересекали сейчас невидимую границу, за которой руководство полетом переходило к диспетчерам Транквиллити. Эскорт из пяти космоястребов с изящной элегантностью повторил его маневр. Тем самым эденисты отдали дань уважения «Лагранжу» Калверту.
   — Если бы они знали,— сказал Самуэль, — то на радостях изобразили бы параболу.
   Джовианское Согласие отнеслось к его сентиментальному высказыванию с иронией.
   — Если исходить из наших фундаментальных принципов, то ограничение знания — это любопытный парадокс. Правда, в случае с Алхимиком такое ограничение себя оправдало. Вовсе не обязательно каждому эденисту знать специфические подробности, ведь от этого зависит мое существование. И твоя работа.
   — А, да, моя работа.
   — Ты от нее устал.
   — Очень.
   Как только «Леди Макбет» появилась над Юпитером, Самуэль стал беседовать со службой безопасности Джовианского Согласия. И тому была причина: необходимо сделать их прибытие как можно менее заметным. Решение Первого адмирала Александровича быстро одобрили как Согласие, так и Транквиллити.
   Затем Самуэль установил родственную связь с Согласием. Теперь все его тревоги и заботы стали достоянием товарищей. Взаимное понимание значило для эденистов нечто большее, чем простое выражение сочувствия. Родственная связь позволяла ощутить это в полной мере. Теплота чувств растопила ледышки, сковавшие его душу. Теперь он не один. Он закачался на теплых волнах сочувствия и понимания. И мысли, и тело его успокоились. Слившись с Согласием и миллиардами близких ему людей, он восстановил свою целостность.
   — Сейчас мы нуждаемся в тебе как никогда, -сказало Джовианское Согласие. — Ты доказал свою ценность. Твои знания необходимы для разрешения кризиса.
   — Знаю. И если понадобится, готов к новому заданию. И все же после окончания кризиса пора мне заняться чем-то другим. Пятьдесят восемь лет заниматься одним и тем же — это слишком даже для спокойной работы.
   — Понимаем. Пока у нас нет для тебя немедленного задания. Нам, правда, хотелось бы, чтобы ты продолжал наблюдения за доктором Мзу.
   — Кажется, это уже формальность.
   — Да. Но зато ты будешь при нас. Ты показал себя с лучшей стороны Монике Фолькс. Она тебе доверяет, и ее отзыв сильно повлияет на князя, а через него — на короля. Нам необходимо заверить королевство, что мы ведем честную игру.
   — Конечно. Наш союз — замечательное достижение, особенно в сложившихся обстоятельствах.
   — Согласен.
   — Я останусь с Мзу.
   — Благодарю.
   Самуэль не разорвал связи с эскортом космоястребов и поэтому воспользовался изображением Юпитера, полученным с помощью их сенсорных устройств. Изображение это было гораздо отчетливее того, что проецировала «Леди Макбет». Он с благоговейным страхом смотрел на огромное обиталище, к которому они сейчас приближались. Трудно было поверить в его способность совершить такой дерзкий прыжок. Знакомое обиталище, и место знакомое, но видеть их рядом было более чем странно. И улыбнулся собственному недоумению.
   — У тебя счастливый вид, — проворчала Моника. Они заняли противоперегрузочные кресла чуть поодаль от Мзу и людей с «Бизлинга». Им они до сих пор не слишком доверяли. Общались вежливо и официально, не больше.
   Самуэль махнул рукой в сторону экрана, светившегося в салоне. Там тоже показывали приближение.
   — Я рад, что Капоне остался на бобах. Подумать только: обиталище совершает прыжок, словно космический корабль! Кто бы мог подумать? И Салдана сделала это, хотя сомневаюсь, что другие смогли бы это повторить.
   — Я не это имела в виду, — сказала Моника. — Когда мы приближались, вид у тебя был довольный, но потом ты с каждой минутой становился все счастливее. Я за тобой наблюдала.
   — Всегда приятно вернуться домой.
   — Да ты просто растаял.
   — Да. Общение с товарищами и с Согласием всегда приводит меня в такое состояние. Психологическая разрядка. Я не люблю расставаться с ними надолго.
   — О Господи, опять пропаганда.
   Самуэль засмеялся. С Моникой у него родственной связи не было, но он знал ее так хорошо, что это почти не имело значения. Приятное открытие, когда имеешь дело с адамистом, да еще и агентом Королевского разведывательного агентства.
   — Я не пытался тебя обратить. Просто признал, что мне это приятно. Ты и сама это заметила.
   — Если хочешь знать мое мнение, — проворчала Моника, — то это слабость. Ты существо зависимое, а в нашей профессии это недостаток. Люди должны действовать самостоятельно, без опоры. В случае надобности я всегда могу воспользоваться стимулирующей программой.
   — Да, конечно, естественный способ борьбы со стрессом.
   — Не хуже твоего. Быстрее и чище.
   — Есть много способов оставаться человеком.
   Моника искоса посмотрела на Мзу и Адула. Она до сих пор обвиняла их.
   — Как и способов не быть им.
   — Думаю, она осознала свою ошибку. И это хорошо. Учиться на собственных ошибках — признак зрелости. Тем более что она так долго их не признавала. Она еще принесет пользу обществу, вот увидишь.
   — Может, и так. Но, как мне кажется, за ней нужно наблюдать до самой ее смерти. И даже потом я за нее не поручусь. Она такая коварная. Думаю, Первый адмирал неправ, и нам следовало бы поместить всех их в ноль-тау.
   — Успокойся. Я уже пообещал Согласию продолжить наблюдение. Я слишком стар и для активной работы не гожусь. Как только кризис завершится, займусь чем-то другим. Я всегда интересовался виноделием. Хорошим вином, разумеется. Дряни-то хватает. И все-таки в некоторых обиталищах есть отличные виноградники.
   Моника удивленно на него взглянула и фыркнула.
   — Да ладно. Кого ты хочешь провести?
 
   Встречали их и правда не как героев. О прибытии «Леди Макбет» сообщил только «Коллинз», да и то подтекст подразумевал, что Джошуа прибыл домой потихоньку.
   Пятеро сержантов встретили Мзу и людей с «Бизлинга» и препроводили в отведенное для них помещение. Транквиллити объяснил им, что это не арест, однако установил строгие предписания, обязательные для исполнения. Друзья собрались в зале ожидания. Дахиби и Болью, повстречав приятелей, тут же исчезли в направлении бара. Сара и Эшли сели в отходящий лифт. Двое менеджеров из отеля Прингл поздоровались с Ши и Коле и провели их в номера.
   Джошуа остался с Лайолом и не знал, как поступить. Они пока вращались на разных орбитах, хотя и сближавшихся. Отель исключался: слишком холодно, да и Лайол, что ни говори, родственник. Джошуа хотелось, чтобы они в конце концов решили проблему «Леди Макбет». За время полета брат стал вести себя не так наступательно. Что ж, хороший знак. Похоже, Лайол не откажется поселиться в его квартире. И, наверное, простит ему холостяцкий беспорядок.
   Не успел Джошуа выплыть из переходного люка, как перед ним предстала Иона, грациозно, словно балерина, вставшая на липучку. Он тотчас позабыл о Лайоле. На Ионе было простое летнее платье в горошек, светлые волосы летели по ветру. Молоденькая, словно девушка, и в то же время элегантная. Нахлынули теплые воспоминания.
   Лукаво улыбнулась, протянула к нему руки. Джошуа заключил ее в объятия. Поцелуй их оказался чем-то средним между поцелуем добрых друзей и старых любовников.
   — Отлично сработано, — шепнула она.
   — Спасибо, я… — он поморщился, увидев, что за ней стоит Доминик. Черная кожаная рубашка без рукавов, туго обтягивающая тело, заправлена в белые спортивные шорты. Соблазнительные и в то же время атлетические формы. Экспансивность Доминик резко контрастировала со сдержанностью Ионы.
   — Джошуа, дорогой! — пропищала Доминик, захлебываясь от счастья. — В этом космическом костюме ты просто великолепен.
   — Привет, Доминик.
   — Привет? — она надулась, изобразив трагическое разочарование. — Ну, иди ко мне, чудовище.
   Руки, обхватившие его, оказались неожиданно сильными. Большой, радостно улыбающийся рот приблизился к лицу, и в следующее мгновение он ощутил во рту ее язык. Волосы щекотали ему нос. Захотелось чихнуть.
   Джошуа слишком смутился, чтобы сопротивляться. И вдруг она замерла.
   — Вау! Да вас тут двое.
   Объятия разомкнулись. Доминик устремила жадный взор ему за спину. Длинные светлые волосы разметались по сторонам.
   — Мм… это мой брат, — пробормотал Джошуа. Лайол вяло улыбнулся и поклонился. Хороший маневр, учитывая, что он стоял не на липучке.
   — Лайол Калверт, старший брат Джоша.
   — Точно, покрупнее будет, — в глазах Доминик засверкали бриллиантами кокетливые искры.
   Джошуа встал в сторонку.
   — Приветствую на Транквиллити, — промурлыкала Доминик.
   Лайол легонько приложился к ее руке.
   — Очень приятно. Впечатляющее зрелище.
   Джошуа недовольно крякнул.
   — Вы пока ничего еще не видели, вам следует познакомиться с обиталищем поближе, — голос Доминик звучал сейчас почти как бас. — Если рискнете.
   — Ну кто я такой? Простой парень с провинциального астероида. Конечно, мне не терпится насладиться всеми прелестями этого ужасного обиталища.
   — О, у нас и в самом деле имеются такие ужасные вещи, которых вы не отыщете на вашем астероиде.
   — Охотно верю.
   Она покрутила пальцем возле его носа.
   — Туда, пожалуйста.
   И оба выплыли из камеры.
   — Гм, — лукаво улыбнулась Иона. — Восемь секунд. Это даже для Доминик очень быстро.
   Джошуа обернулся к ней и заглянул в веселые голубые глаза. Он понял, что они остались вдвоем.
   — Да, ловкая работа, — восхищенно подтвердил он.
   — У меня предчувствие, что они поладят.
   — Она съест его живьем. Будь уверена.
   — Ты никогда не жаловался.
   — Как ты о нем узнала?
   — Пока вы подлетали, сержанты делились со мной воспоминаниями. Те двое, что остались. Нелегко вам пришлось.
   — Да.
   — У вас с Лайолом все будет хорошо. Вы просто слишком похожи, и поначалу к этому трудно привыкнуть.
   — Может быть, — смутился он.
   Положив руки ему на плечи, она одарила его мягкой улыбкой.
   — И все же не одинаковые.
   В лифте почти не разговаривали. Лишь молча улыбались друг другу. Оба знали, что будет, когда окажутся в ее квартире. И тот и другой испытывали облегчение после всего, что пришлось пережить, теперь им хотелось вернуться к прежним, нормальным временам. Все произойдет не совсем, как прежде, и все же знакомо. По-настоящему поцеловались лишь в вагоне метро. Джошуа погладил ее щеку.
   — Твоя рука, — воскликнула она. И тут же нахлынули страшные воспоминания: коридор в Айякучо и Джошуа на четвереньках в грязи, руки его, почерневшие и обугленные. Прижавшиеся друг к другу плачущие девушки и ужасный араб, вначале ухмылявшийся, а потом испуганный, потому что сержант открыл огонь на поражение. И все это была не сенсорная картинка, удаленная и слегка нереальная. Иона была настоящим свидетелем события, и так с ней будет всегда.