— О Господи, — произнесла Тина. — Вы никогда не даете мне время на принятие решения. Это несправедливо.
   — Пока, куколка, — сказал Кохрейн.
   — Не идите так быстро. Мне вас не догнать.
   Стефани постаралась не обращать внимания на капризы женщины и сосредоточилась на спуске. Ей приходилось постоянно тратить энергистическую силу, чтобы сапоги не скользили. И все равно за каждым ее шагом оставался длинный тормозной путь.
   — Я чувствую внизу большое количество одержимых, — сказал Мойо, когда до болотистого дна долины оставалось около ста ярдов.
   — Где? — автоматически спросила Стефани.
   Ее не занимало пока то, что происходило внизу. Все внимание приковано было к коварному спуску. Взглянув наверх, увидела, что конвой из джипов находится уже в миле от них. Сердце болезненно сжалось.
   — Недалеко, — Мойо свободной рукой указал в сторону долины. — Вон там.
   Стефани никого там не видела. Но, прислушавшись, уловила ментальный шепот, ощутила чувство ожидания, пробудившееся во многих умах.
   — Мойо, старина, хорошая новость, — Кохрейн оглядывал долину. — Эти парни, должно быть, увязли. Я никого не вижу.
   — Пошли, — сказала Стефани. — Выясним, что происходит.
   Последняя часть склона стала выравниваться, и они прибавили скорость. На сравнительно сухой поверхности можно наверстать упущенное время, правда, дорога эта отходила в сторону от Кеттона. До видного невооруженным глазом участка дороги надо было преодолеть триста ярдов густой грязи. Стефани стояла на краю, и грязь выплывала к щиколоткам. Сапоги не давали ногам промокнуть, тем более, что она сделала их высокими, доходящими до колена. Тишина, окружавшая их, действовала на нервы. Казалось, грязь заглушала все звуки.
   — Думаю, здесь не очень глубоко, — сказала она.
   — Выяснить это можно лишь одним способом, — решился Макфи. И уверенной поступью двинулся к дороге. Он шел вперед, как трактор, а грязь медленно отваливалась от его ног. — Эй, трусы, идите за мной. Похоже, что мы здесь не утонем.
   Кохрейн с Реной нерешительно переглянулись и пошли за ним.
   — Все будет хорошо, — сказала Стефани.
   Она крепко держала Мойо за руку. Тина оперлась на Франклина, что вызвало блудливую улыбку Кохрейна.
   Стефани оказалась права: грязь и в самом деле была не слишком глубокой, но тем не менее добралась до колен. После нескольких энергистических попыток проложить колею от этой идеи отказалась. Грязь отступала слишком медленно, и если действовать таким способом, до дороги они доберутся не раньше чем через час. Энергистику приходилось тратить на усиление изнеможенных мышц, непослушных ног, а грязь, казалось, прикладывала такие же усилия, чтобы помешать им. Усилия их были тем отчаяннее, чем больше сокращалось расстояние между ними и наступавшей позади колонной.
   Выбравшись на дорогу, Стефани поняла, что это еще не все: перед Кеттоном надо миновать еще один грязный участок, а силы ее были уже на исходе. Она слышала хриплое дыхание Кохрейна. Громкий звук этот разносился над трясиной.
   — Теперь они прямо перед нами, — сказал Мойо и расстегнул кожаную куртку, чтобы охладить разгоряченное тело. Мелкий дождь проник за энергистический барьер, рубашка взмокла от пота. — Их двое. И они нам не рады.
   Стефани посмотрела наверх, пытаясь определить источник враждебных мыслей. В семидесяти ярдах от них дорога слегка поднималась. За пеленой дождя виднелись спутанная трава и побитый ветром кустарник. Десятки ферангов торопливо и взволнованно бегали вокруг, сбиваясь в группы из шести-семи особей. Они напомнили ей косяки рыб: у тех тоже каждое движение совершалось синхронно.
   — Я никого не вижу, — проворчал Макфи. — Эй, тупицы, — закричал он. — Что там у вас?
   — Эй, умственно отсталый, — сказал Кохрейн. — Иди давай. Они тогда станут дружелюбнее. Мы пока не вовсе увязли в дерьме и помощи не просим.
   Тина, поскользнувшись, испустила жалобный стон.
   — Как я ненавижу эту проклятую грязь!
   — И не говори, крошка, — Франклин поднял ее и, склонившись друг к другу, они продолжили путь.
   Стефани оглянулась назад и чуть не задохнулась. Джипы были уже в полумиле от них. Пятьдесят ярдов до твердой поверхности.
   — Мы не дойдем.
   — Что? — спросил Мойо.
   — Мы не дойдем, — она тяжело дышала. Сейчас уже не думала ни об одежде, ни об энергистических силах, не беспокоилась даже о том, что спутники могут ее сейчас увидеть. Ей было все равно. Лишь бы не развалились сапоги да переступали бы ноги. Судороги сжимали ей голени и бедра.
   Рена споткнулась и упала на колени. Грязь, громко чмокнув, облепила ей ноги. Она тяжело дышала, лицо покраснело и блестело от пота. Кохрейн подошел к ней и, взяв под мышки, потащил вверх. Блестящая грязь не желала выпускать ее из цепких объятий.
   — Эй, — завопил он, обращаясь к неведомой силе. — Подите сюда, ребята, не время дурака валять.
   Феранги, увиливая, бегали друг за другом. Громко стучали копыта. На зов Кохрейна никто не откликнулся. Зато вой машин с каждой минутой становился все ближе. Это были двигатели джипов.
   — Дай помогу, — прошипел Мойо.
   Вместе со Стефани они приблизились к попавшей в беду паре. Макфи смотрел на них, остановившись в двадцати ярдах от дороги.
   — Иди, — закричала ему Стефани. — Пусть хоть кто-нибудь выберется отсюда.
   С помощью Стефани Мойо помог поднять Рену. Потом с Кохрейном они поставили женщину между собой и пошли вперед.
   — Ох, ноги, — стонала Рена. — Мне не заставить их двигаться. Горят, как в огне. Черт возьми, как такое могло произойти? Ведь я горы могу передвигать.
   — Неважно, — сжав зубы, сказал Кохрейн. — Мы с тобой, сестренка. — Так они втроем и пошли, спотыкаясь. Макфи дошел до дороги и поджидал их. Тина с Франклином тоже почти добрались, хотя и были измождены. Только могучий шотландец не утратил отваги и бодрости.
   Стефани замыкала группу. Джипы выбрались на сухую дорогу и были теперь от них на расстоянии семьсот ярдов. Набирали скорость.
   — Черт, — прошептала она. — О, черт, черт. — Даже если Макфи побежит сейчас, до Кеттона ему не добежать. Они с легкостью нагонят его. Может, им выпустить белый огонь в сержантов… какая глупая мысль, подумала она.
   Десять ярдов.
   Ни к чему начинать сражение. Толку от этого никакого, да и тело разрушу. Я ей обязана и не допущу этого.
   Она ощутила, как плененная ею хозяйка взволнованно зашевелилась. Теперь все четверо выбрались из грязи и свалились на влажную землю рядом с Тиной и Франклином. Она до сих пор не видела владельцев двух умов, вторгавшихся в ее сознание.
   — Стефани Эш, — прозвучал женский голос. — Вижу, со временем у тебя плохо, как всегда.
   — В любую секунду сейчас, — произнес голос невидимого мужчины.
   Оба человека горели от нетерпения. Где-то поблизости послышался голос волынки. Сначала он звучал тихо, а потом пронзил пространство. Стефани подняла голову. На полпути между нею и джипами стоял, повернувшись лицом к машинам, шотландский музыкант. На нем был килт, черные кожаные ботинки сияли. Казалось, его совершенно не беспокоили враги, едущие прямо на него. Спокойно перебирая пальцами, он играл «Amazing Grace». Один из сержантов в переднем автомобиле встал, чтобы посмотреть на него через заляпанное грязью ветровое стекло.
   — Мне нравится это, — прогудел Макфи.
   — Наш призыв к оружию, — проговорил невидимый мужчина.
   Стефани оглянулась, стараясь понять, откуда доносился до нее этот голос.
   — Призыв к оружию?
   В отдалении прозвучал взрыв, по болоту и лужам прокатилось эхо. Под шедшим впереди джипом сдетонировала мина, пробитая рама взлетела на воздух. Джип развалился, сержанты вывалились на дорогу. Из образовавшейся на дороге воронки повалил бело-голубой дым. Дождем посыпались осколки. Другие джипы резко затормозили. Сержанты в первых рядах, скорчившись, застыли на месте.
   Музыкант доиграл и торжественно поклонился врагам. Послышался хлопок, такой мощный, что звук этот отдался в гортани. Потом еще один. Началась канонада, и индивидуальные залпы слились в единую звуковую волну. Тина завизжала от страха.
   — Вот дерьмо, — прорычал Кохрейн. — Это же мортиры.
   — Молодцы, — сказала женщина. — Продолжайте.
   AI, координировавший действия Освобождения, зафиксировал, что это была засада, исполненная превосходно.
   Джипы оказались запертыми в горле долины, и им некуда было податься. На них обрушился дождь снарядов. Взрывчатые вещества под обстрелом начали детонировать, и джипы разлетались на мелкие кусочки. То же самое происходило и с сержантами, сидевшими в них. Дым, пламя и грязь накрыли кровавую бойню.
   AI не мог этого предотвратить. Радары с сенсорных спутников прошлись по всей длине долины, но на это у них ушло несколько драгоценных секунд. Первая бомбардировка продолжалась девяносто секунд, потом минометчики изменили угол наведения. Когда плотные черные облака немного развеялись, видно было, как сержанты в полном отчаянии пробираются сквозь трясину. Шрапнель, падая в болото, взбивала светло-коричневую пену и уничтожала суетившиеся фигуры.
   И только тогда радары зафиксировали местоположение мортир. AI подал сигнал к контратаке. Началось возмездие. Алые лучи за какие-то доли секунды уничтожили и одержимых, и их орудия. Поражено было более десятка целей. Над этими участками поплыл раскаленный туман. На месте минометов остались неглубокие кратеры, заполненные спекшейся глиной. В середине они еще дымилась и шипели, когда на них падал мелкий дождь.
   Снова наступила мертвая тишина. Струи дыма поднимались и плыли над долиной, медленно расступаясь, обнаруживали обгорелые остовы джипов и искореженные тела сержантов. Все это принимала в свои объятия трясина. Через какой-нибудь час от прошедшего здесь боя и следа не останется.
   Стефани очнулась… она лежала, вцепившись пальцами в мягкую землю. Тело напряглось до крайности: так она защищала себя от лазерных лучей. Но лучей не было. Стефани всхлипнула, руки и ноги мелко дрожали. К ним приблизились два феранга, обратившиеся вдруг в одетых в камуфляж людей. Аннета Эклунд и Хой Сон смотрели на нее с гневом и презрением.
   — Идиоты! Вы могли бы всех нас разом отправить в потусторонье. Шляетесь, где вас не просят, — сказала Аннета. — Ральф мог принять вас за противников, и тогда сравнял бы все это место с землей.
   Кохрейн поднял голову, грязь, стекая по лицу, пропитывала дикую бороду. Изо рта торчала потухшая сигарета. Он ее выплюнул.
   — Правильно, сестра, долбай меня как следует. Прошу прощения за принесенные неудобства.
 
   Даже климат Лалонда не подготовил Ральфа к устрашающей влажности, которую он ощутил уже на трапе сверхзвукового самолета. Она охватила его кожу и принялась высасывать из тела жизненные соки. Дыхание давалось с большим трудом.
   Тропическое солнце обрушило на бедный, больной Мортонридж всю свою силу: ведь облако рассеялось окончательно. Шипели тысячи квадратных километров грязи, делая воздух горячим и клейким. Глядя с верхней ступеньки трапа на окружавший его пейзаж, Ральф видел длинные разреженные ленты белого маслянистого тумана, плывшего над холмами широкой долины. Снежно-белые потоки струились из всех расщелин и скользили по горным склонам, словно медленно текущие водопады.
   Он потянул носом воздух. Даже сквозь это влажное одеяло можно было уловить запах разложения. Мертвая биомасса полуострова начала гнить и бродить. Через несколько дней вонь станет невыносимой и в высшей степени нездоровой. Значит, и это необходимо принять во внимание. Хотя в списке приоритетных задач эта будет далеко не самой главной.
   Ральф сбежал по алюминиевым ступеням, за ним — полковник Палмер и Каталь. В этот раз его не поджидал караул из морпехов. Он высадился за лагерем, расположившимся в горловине долины Катмос. Ровными рядами выстроились сотни силиконовых палаток, похожих на гигантские голубые грибы, миниатюрная копия Передового форта. Там находились сержанты, военнослужащие, освобожденные от одержания люди, горсточка репортеров, ну и, разумеется, официальные корреспонденты, освещавшие ход кампании, да два опекавших их пресс-атташе от королевского флота.
   Ральф посмотрел за долину. Туман укрывал все белым покрывалом, но усиленные сетчатки генерала различили единственную различимую доминанту — тонкий серый шпиль церкви Кеттона. Одного взгляда на него Ральфу было достаточно, чтобы почувствовать скопление одержимых: они оказывали на него ментальное давление, такое же, как во времена красного облака.
   — Она здесь, — пробормотал он. — Эклунд. Она в Кеттоне.
   — Вы уверены? — спросил Каталь.
   — Я ее чувствую, как и раньше. Во всяком случае, она одна из предводителей, а группа эта хорошо организована, — Каталь с сомнением посмотрел на отдаленный шпиль.
   Командующий лагерем полковник Антон Лонгхерст поджидал их у трапа. Он отдал честь Ральфу.
   — Приветствую вас в долине Катмос, сэр.
   — Спасибо, полковник. Похоже, у вас здесь интересный пост.
   — Да, сэр. Я покажу вам лагерь. Потом… — он указал на репортеров.
   — А, да, — Ральф постарался унять вспыхнувшее раздражение. У них, вероятно, есть прослушивающие программы. С этими ублюдками надо быть начеку.
   Пресс-атташе сделал отмашку, и репортеры окружили его.
   — Генерал Хилтч, Хью Рослер из «Дата Эксис». Не можете ли вы сказать, чем вызвана остановка в продвижении войск?
   Ральф слегка улыбнулся некрасивому мужчине в клетчатой рубашке и безрукавке, задавшему вопрос. И немедленно надел на себя маску доброжелательного публичного человека.
   — Послушайте, ребята, мы закрепляемся на земле, которую только что возвратили. Ведь кампания Освобождения задумана не для того, чтобы нестись вперед на бешеной скорости. Мы должны быть уверены, я хочу сказать, абсолютно уверены, что никто из одержимых не улизнет. Не забудьте, в Мортонридже все началось с единственного одержимого. Вы ведь не хотите, чтобы все повторилось?
   — Генерал, Тим Берд, «Коллинз». Правда ли, что сержанты просто не могут справиться с одержимыми, которые стали оказывать настоящее сопротивление?
   — Нет и еще раз нет. А если вы покажете мне человека, который это сказал, я выкажу ему свое личное презрение. Я сюда прилетел, вы приехали с побережья, — он взмахнул рукой, указывая на покрытую грязью землю. — Они пришли сюда пешком и участвовали в десятках тысяч вооруженных схваток. А на своем пути освободили от одержания почти триста тысяч людей. Станете ли вы после этого говорить, что они не могут справиться? Я этого не скажу.
   — Отчего же тогда они остановились?
   — Оттого, что сейчас у нас начинается новая стадия кампании. Прошу прощения за то, что заранее не предупредил вас о нашем тактическом плане, но этот маневр был неизбежным. Как вы видите, мы дошли до Кеттона, в котором находится большое количество хорошо организованных и враждебных к нам одержимых, а ведь это всего лишь один из таких пунктов на Мортонридже. Армия просто развертывается. Когда мы соберем достаточно ресурсов, сержанты возьмут город. Но пока не уверюсь в том, что операция пройдет с минимумом потерь с обеих сторон, приказа к штурму не дам. Благодарю вас, — и пошел вперед.
   — Генерал, Элизабет Митчелл, «Тайм Уорнер». Последний вопрос, пожалуйста, — голос ее был властным и настойчивым. Не ответить было нельзя. — Можете ли вы прокомментировать потери в долине?
   Одно лишь звучание голоса сразу его насторожило: наверняка задаст вопрос, на который он предпочел бы не ответить.
   — Да, могу. Такое быстрое продвижение по долине Катмос явилось тактической ошибкой, и очень серьезной. Я несу за нее полную ответственность. Хотя мы и знали, что у одержимых есть охотничье оружие, мы совсем не предполагали, что у них, к тому же, имеется и артиллерия. Мортиры, пожалуй, самый опасный вид артиллерийских орудий, причем особо эффективный в определенных ситуациях. В такой, как наша. Теперь мы знаем, на что способны одержимые, и в будущем такого не повторится. Каждый раз, когда они используют против нас новое оружие или новую тактику, мы анализируем это и делаем выводы. Теперь они мало что могут изобрести, — он опять пошел, в этот раз более решительно. Быстро передал по нейросети распоряжение пресс-атташе, и вопросов больше не выкрикивали.
   — Прошу прощения, — сказал полковник Лонгхерст.
   — Ничего страшного, — успокоил его Ральф.
   — Вам не следует попадать в такие ситуации, — сказал раздраженно Каталь, когда они подошли к лагерю. — Это недостойно. В конце концов вы могли бы устроить настоящую пресс-конференцию и заранее запретить некоторые вопросы.
   — Пропаганда, Каталь, имеет не меньшее значение, чем физическая война, — заявил Ральф. — Кроме того, вы до сих пор рассуждаете, как офицер разведки: ни с кем не говорить и ничего не сказать. Народ хочет знать, как идет кампания. И мы должны ему о ней рассказать.
   — К лагерю все еще подходили конвои с различным снаряжением, — рассказывал им полковник Лонгхерст. — Инженерные войска без труда устанавливали силиконовые палатки: эта часть территории была на несколько метров выше покрытого грязью дна долины. Были, однако, проблемы у логистиков, снабжавших войска.
   — Грузовики добираются сюда с побережья пятнадцать часов, — сказал он. — Инженерам пришлось прокладывать дорогу. Но даже и сейчас есть участки, где путь отмечают маркеры, установленные в грязи.
   — С грязью я ничего поделать не могу, — развел руками Ральф. — Поверьте, мы старались. Применяли закрепляющие химические средства, пекли ее лазерами, но при таких масштабах, сами понимаете…
   — В первую очередь нам необходима воздушная поддержка. Вот вы сюда прилетели.
   — Это был первый полет вглубь территории, — вмешалась в разговор Янне Палмер. — На ваше летное поле сверхзвуковику не сесть. Так что грузовые самолеты приземлиться не смогут.
   — Наверху полно чистой поверхности. А мы построили бы к ней дорогу.
   — Возможно, я распоряжусь, — сказал Ральф. — Нам и в самом деле необходимо каким-то образом доставить сюда сержантов для предстоящего штурма города.
   — Хорошо бы, — сказала полковник. — Здесь все складывается несколько иначе, чем планирует AI.
   — И это одна из причин, отчего я здесь. Мне нужно своими глазами увидеть, как вы тут справляетесь.
   — Сейчас более-менее. В первый день был настоящий бедлам. Хорошо бы все-таки иметь самолеты для эвакуации раненых и спасенных от одержания. Дорога до побережья им будет не на пользу.
   Они подошли к овальному павильону, в котором управлялась Елена Дункан со своей командой. Огромная наемница поприветствовала Ральфа, щелкнув когтями.
   — На церемонии нет времени, генерал, — сказала она. — Сейчас мы очень заняты. Идите, смотрите, что хотите, только не отвлекайте моих людей, пожалуйста. Им сейчас не до вас.
   Все десять ячеек ноль-тау, размещавшиеся в центре зала, были сейчас в работе. Большие машины с подведенными к ним толстыми кабелями и мозаикой непонятных элементов выглядели здесь весьма странно. «Они словно из другого века», — подумал Ральф. В другой части зала стояли койки сержантов. Полевой госпиталь… примитивность его ужаснула генерала. Еленины наемники раздавали темным биотехническим созданиям большие пластиковые бутыли и рулоны бумажных полотенец. В воздухе стоял сильный химический запах. Ральф никак не мог понять, чем именно пахло. Он будил у него смутные воспоминания, но ни его нейросеть, ни дидактическая память не могли ему подсказать, что это такое.
   Ральф подошел к первому сержанту. Он спокойно пил из полиэтиленовой бутыли питательный сироп, похожий на жидкий мед.
   — Вы попали под обстрел?
   — Нет, генерал, — ответил Сайнон. — Меня не было в долине Катмос, когда произошел этот инцидент. Похоже, я счастливчик. Я принял участие в шести атаках, в которых удалось захватить одержимых, и в результате меня лишь слегка ранило. Одна неприятность: пришлось пройти пешком весь этот путь от берега.
   — Так что все-таки случилось?
   — Обезвоживание, генерал. Избежать его, к сожалению, невозможно. Как я уже сказал, у меня были легкие ранения, в результате которых мой экзоскелет в нескольких местах слегка треснул. Сами по себе трещины не опасные. Такие, знаете, не толще волоса, но в них поселились разные споры местных грибков, — он показал на ноги.
   Ральф увидел длинные, цвета свинца пятна, опоясавшие нижние конечности сержанта. Они слегка пушились, словно тонкий бархат. Когда он посмотрел на ряд коек, то заметил, что у некоторых сержантов пушок этот выглядел уже как толстый ковровый ворс.
   — О Господи. А это…
   — Больно? — догадался Сайнон. — О нет. Пожалуйста, не беспокойтесь, генерал. Боли я не чувствую. Присутствие грибка, конечно же, ощущаю. Он неприятно щекочет. Но главная проблема — это то, что он оказывает влияние на кровь. Если его не уничтожить, в кровь попадет много токсинов, и мои органы не смогут их отфильтровать.
   — А есть способ от него избавиться?
   — Как ни странно, да. Надо втирать спирт, а потом мазать йодом. Это помогает. Само собой, пребывание в этих условиях может вызвать рецидив.
   — Йод, — сказал Ральф. — То-то мне показался знакомым этот запах. На Лалонде некоторые клиники его использовали, — душа у него ныла. Он вряд ли мог разыгрывать здесь роль старшего офицера, утешающего молодого солдата. Если в Сайнона заложили эденистскую программу, то ему, должно быть, было, по меньшей мере, сто пятьдесят лет, когда он умер. Старше его дедушки.
   — А, Лалонд. Я там ни разу не был. Раньше я был членом экипажа космоястреба.
   — Вам повезло, мне пришлось служить там многие годы.
   Раздался чей-то вопль, жалобный, хватающий за сердце крик. Ральф поднял глаза и увидел, как двое наемников вынимают из ноль-тау мужчину. На нем была порванная серая одежда, почти неотличимая от складок бледной, покрытой венами плоти. Казалось, кожа сползала с него, как чулок.
   — А, ч-черт, — воскликнула Елена Дункан. — Извините, генерал. Похоже, еще один анорексичный, — она поспешила на помощь коллегам. — Вколите ему быстро протеин.
   Изо рта освобожденного от одержания человека вытекала на пол тонкая струйка зеленоватой жидкости, которая его почти душила.
   — Пойдем, — сказал Ральф. — Мы здесь только мешаем, — и повел своих помощников из зала. Ему было стыдно, оттого что единственное, чем он мог помочь, — это бежать отсюда.
 
   Стефани вышла на узкий балкон и уселась в шезлонг рядом с Мойо. Отсюда она могла видеть всю Хай-стрит. По улице маршировали солдаты Эклунд. В городе не было ни следа грязи, город выглядел достойно. Даже высокие деревья как на улицах, так и в центральном парке выглядели совершенно здоровыми. Листья их так и блестели.
   Группу Стефани поселили в очаровательном доме псевдогеоргианского стиля. На оранжевом кирпиче стен красиво выделялись белые наличники окон. Чугунную решетку балкона обвили ветви голубой и белой глицинии. На этой улице и другие дома были не хуже. В доме, кроме них, находились двое военнослужащих. Не то чтобы домашний арест, однако их предупредили, что ходить повсюду и вмешиваться не стоит. Кохрейн возмущался.
   Что делать? Скудные продуктовые запасы контролировала Эклунд со своими ультралоялистами, поэтому и законы диктовала она.
   — Как же мне все здесь противно, — сказал Мойо. Он почти лежал в кресле, пил Маргариту. Четыре пустых бокала выстроились на низком столике. Таял выступивший на кромках соленый конденсат. — Все здесь ненастоящее, подделка. Ты чувствуешь атмосферу?
   — Я тебя понимаю, — она смотрела в окно на мужчин и женщин, заполнивших улицу.
   Войска готовились защитить город от стоявших за его стенами сержантов. Созданные воображением фортификации повесили в воздухе для всеобщего обозрения, потом, применив энергистическую силу, сделали их настоящими. На окраине, под руководством Девлина, круглосуточно работали небольшие фабрики: изготавливали оружие. Каждый человек знал, что ему делать. Всех объединяла общая цель.
   — Они работоспособны, словно фашисты, — сказала она. — Все делают то, что приказано, не для себя, а для нее. Когда сержанты войдут в город, здесь будут страшные разрушения. Все это так бессмысленно.
   Пошарив, он дотронулся до ее руки и крепко сжал ее.
   — Это человеческая натура, дорогая. Они боятся. Единственная для них альтернатива — сражение, обреченное на неудачу. Им это не нужно. Нам это не нужно.
   — Но ведь они оказались в таком положении только из-за нее. И воевать мы не собирались. Я не собиралась.
   Он сделал большой глоток.
   — А, не думай об этом. Еще двадцать четыре часа, и все это будет не важно.
   Стефани вырвала из его руки маргариту и поставила на стол.
   — Хватит. Мы здесь уже отдохнули. Пора идти.
   — Ха! Похоже, ты пьянее меня. Мы окружены. Я знаю это, хоть я и слепой. Выхода нет.
   — Пошли, — и, взяв его за руку, потянула из кресла. Возмущенно бормоча, Мойо позволил вывести себя в гостиную. За круглым ореховым столом Макфи и Рена играли в шахматы. Кохрейн, в облаке сигаретного дыма, растянулся на кушетке, из наушников доносилось громкое жужжание. Хиппи слушал Grateful Dead. Из спальни вышли на зов Тина с Франклином. Кохрейн восторженно захихикал, заметив, что Франклин убирает в брюки рубашку. И остановился только, когда заметил раздраженный взгляд Стефани.
   — Я считаю, нам надо уходить отсюда, — объявила Стефани.
   — Интересное предложение, — сказала Рена. — К несчастью, у Эклунд все козыри, не говоря уже о еде. Она нас держит впроголодь. Откуда же нам набраться сил, чтобы пускаться куда-то по этой грязи?