Гамильтон Питер Ф.. Обнажённый Бог: Феномен

   — Я видел одержимого! — закричал Килиан. — О, черт, я видел. Простите, Великий волхв, я не рассказал об этом старшему сектанту, я…
   Она поцеловала его в мочку уха, и он остановился на полуслове.
   — Понимаю, — прошептала она. — В самом деле, понимаю. Для того чтобы понять ход мыслей людей, ты сначала должен увидеть, как они устроены. А я давно сделала это областью своих исследований. Физиология порождает психологию, так можно сказать. Верно, Килиан?
   Килиан не терпел, когда Великий волхв начинала вдруг говорить непонятные ему слова. Он не знал, как на них отвечать. Да и другие сектанты не знали. Даже старшие.
   — Я… я видел его в куполе Вергевиль, в часовне секты, — сказал Килиан.
   Теперь он был уверен: Великий волхв хотела услышать об этом одержимом. Может, ему удастся соскочить с крючка.
   Беннет остановилась против него. На лице ее не осталось и следа улыбки.
   — Ты не рассказал старшему сектанту, потому что не хотел утонуть в дерьме. Потому что, если одержимые настоящие, то они уберут сектантов, которым ты вот уже шесть лет лижешь зад, и сами встанут на их место. И если ты станешь рассказывать всем о том, что видел, твои слова сочтут призывом к мятежу… хотя вряд ли ты способен на все эти рассуждения. У тебя просто сработал инстинкт. За тобой приглядывает твой дракон, бережет тебя. И это правильно, с этой точки зрения ты проявил лояльность по отношению к самому себе и Божьему Брату. Ты, конечно, не удержался и рассказал кое-кому. Так? Оплошал, Килиан. Ты же ведь знаешь, что я награждаю сектантов, которые предают мне своих друзей.
   — Да, Великий волхв, — промямлил Килиан.
   — Ну что ж, я рада, что мы этот вопрос прояснили. Золотое правило нашей секты: мне нужно говорить все. Я одна решаю, что важно, а что нет, — Беннет подошла к металлическому столу и постучала по нему пальцем. — Иди сюда, Килиан. Ложись.
   — Пожалуйста, Великий волхв.
   — Быстро.
   Если бы он подумал, что есть шанс бежать, то, конечно, убежал бы. У него даже мелькнула дикая мысль наброситься на Беннет. Великий волхв физически была слабее его. Но в этот момент он по глупости взглянул в ее розовые глаза.
   — Это очень плохая мысль, — сказала Беннет. — Мне она совсем не нравится.
   Килиан, мелко переступая, двинулся к столу. Контейнеры отбрасывали фиолетовый свет на потертую серебристую поверхность с маленькими засохшими пятнами крови.
   — Сначала разденься, — сказала Беннет. — Одежда мне помешает.
   Церемония посвящения, наказания, унизительные процедуры так и не подготовили его к этому. Простую боль он мог вытерпеть. Она быстро проходила и, унижая, делала его в то же время сильнее. Дракон с каждым разом становился чуть больше и решительнее. Сейчас он ему не помогал. Каждый снятый предмет одежды казался ему частью его самого, принесенной ей в жертву.
   — В давние времена принято было говорить, что наказание должно соответствовать совершенному преступлению, — сказала Беннет. Килиан снял джинсы, и она насмешливо улыбнулась, увидев его тощие ноги. — Я всегда думала, что это верно. Но сейчас считаю, что часть дела должна соответствовать преступлению.
   — Да, — прохрипел Килиан.
   Объяснения не требовалось. В его обязанности входила уборка свинарника. Все сектанты должны были заниматься этим. И все ненавидели отвратительных визжащих животных. Он понял намек на ожидавшую его судьбу. Всем сектантам Эдмонтона угрожало это, и не важно, были они дисциплинированы или нет.
   Свиньи у Беннет были особой, выведенной несколько столетий назад породы. Генная инженерия тогда еще только зарождалась. Свиньи нужны были для трансплантации органов. Очень ценный проект: помочь сердечникам или людям с больными почками. Органы свиньи и человека совпадают по размерам, к тому же после пересадки человеческий организм их не отторгает. В начале двадцать первого года эта концепция процветала. Потом начали бурно развиваться медицина, генетика и протезная технология. О свиньях, кроме историков медицины да некоторых любопытных зоологов, все забыли. Беннет случайно наткнулась на старинный файл в медицинском разделе.
   Она заинтересовалась, выявила потомков тех самых свиней и снова начала их выращивать. При этом применяла новейшие генетические идеи и значительно укрепила породу. Больше всего ее привлекала примитивность концепции. Использование современных технологий вступало в резкий контраст с убеждениями секты. Свиньи и старомодная хирургия явились идеальной альтернативой этому.
   Когда сектанту требовалась трансплантация, она имплантировала ему не искусственную мышцу. Мышцы свиньи, как и остальные органы, человеческим организмом не отторгались. И кожа, толстая и крепкая, не отторгалась тоже. Позднее она стала экспериментировать с другими животными. Обезьяньи ноги, пересаженные сектанту, превращали его в акробата, а это требовалось, когда надо было забраться на верхние этажи. Более легкие кости в ногах позволяли им убежать от полицейских механоидов. При наличии времени и объектов исследования, полагала она, ей удастся создать людей, не уступающих космоникам и созданным генной инженерией наемникам, широко применявшимся Конфедерацией.
   Хирургию она использовала и для исправления поведения. Например, заменяла при попытке побега ноги свиными ножками. Что делать с Килианом, Беннет пока не решила. Она предполагала, удлинив его толстую кишку, вывести ее в горло, чтобы он испражнялся через рот. Вставит в горло дополнительную трубку, и очень толстая шея будет в полной гармонии с тупой башкой.
   Когда Килиан разделся, положила его на стол лицом вниз и пристегнула ремнями. Наказание пока подождет. Ее заинтересовало то, что он сболтнул об одержимом. Беннет выжала ему на затылок крем для удаления волос и очистила участок для имплантации нейросети.
   Анестезии ему не полагалось. Он, не переставая, стонал и хныкал, когда волокна вонзались в мозг, казалось, в голове у него что-то непрерывно взрывалось, нервы посылали спазмы в ноги и руки. Беннет сидела рядом на табурете, прихлебывала охлажденный мартини, подавая время от времени новые команды во внедренную нейросеть. Первые ответные импульсы пошли через два часа. Беннет принесла процессор для анализа и интерпретации поступившей информации. Изображения, представлявшие поначалу случайные сочетания цветовых всплесков, успокоились, и AI начал приводить синаптические разряды в определенный порядок. Как только шедшие в мозгу процессы были каталогизированы и соотнесены с нейросетью, появилась возможность управлять сознанием. В синапсы через волокна поступали новые импульсы, выявляя его мысли.
   Килиан думал о семье, такой, какой она была когда-то. Мать и он с двумя сводными братьями, младше его, ютились в небоскребе купола Эдсон в двух грязных комнатах. Как же давно это было. Мать жила на детское пособие, и дома ее никогда не было. Он же постоянно слышал брань, музыку, шаги, шум поездов подземки. И была у него одна мечта: бежать. Плохое решение.
   — Почему? — спросила Беннет.
   Килиан вздрогнул. Растянувшись на просевшем диване возле окна, он с любовью смотрел на знакомые предметы недолгого детства.
   Беннет встала возле дверей и устремила на него взгляд, исполненный презрения. Она была самым ярким пятном в комнате.
   — Почему? — повторила она.
   Словно шаровая молния взорвалась в мозгу Килиана, и мысли его неудержимым потоком вырвались изо рта сами собой.
   — Да потому что, убежав, я тут же вступил в секту. А лучше бы я этого не делал. Я ненавижу свою жизнь, ненавижу! Вот он я, на твоем столе, а ты сейчас превратишь меня в собаку, а может, отрежешь мой член и пришьешь его кому-то другому, чтобы тот другой меня моим же членом изнасиловал. Ну, в общем, что-то вроде этого. А это несправедливо. Зла я никому не делал. Всегда делал то, что требовала от меня секта. Ты не можешь делать это со мной. В тебе нет ничего человеческого. Все это знают. Ты странная уродливая людоедка.
   — Вот тебе и благодарность. Но кому нужна эта жалкая тирада? Я хочу узнать, когда ты видел одержимого.
   В мозгу взорвалась еще одна молния. Он громко закричал. Воспоминания серной кислотой обожгли ему глаза. Дома своего он уже не видел. Дом развалился, как гнилая плоть с костей, и сознанию его явилась церковь в куполе Вегревиль. Килиан был там три дня назад. Послал его туда старший сектант за каким-то пакетом. Он не знал, что в нем, знал лишь, что «Беннет хочет его как можно быстрее».
   Собрание выглядело как-то по-другому. В темных комнатах сгустилась иная атмосфера, похожая на ночь перед большим сражением. Они смотрели на него, как на шута. Их насмешило нетерпеливое его желание получить пакет и уйти. Каждый раз, как только он торопил их, они тянули время и страшно веселились, видя его реакцию. Они похожи были на резвых школьников, мучающих нового ученика.
   Когда его привели наконец в церковь, старшие сектанты сказали, что пакет давно его дожидается. Стены часовни сделаны были из тонких, приваренных друг к другу металлических стержней. Помещение напоминало птичью клетку. Алтарь устроили на возвышении из ржавых, длинных гвоздей, концы которых обрезали под одну высоту. Длинные желтые языки пламени, поднимаясь из ощетинившегося металла, танцевали в темноте. Скамьи из кровельных досок прибиты к разного рода чурбакам. На стенах обычные руны, только сейчас их было почти не видно. Зато повсюду в глаза бросался новый слоган: НОЧЬ ИДЕТ. На стенах, на потолке и даже на полу.
   Килиана заставили войти одного. Маленький эскорт его остался за толстыми дверями, слышался их сдавленный смех. Раздражение его, когда он подошел к алтарю, сменилось страхом. Его ожидали три фигуры, молча стоявшие за алтарем. Одеты они были в черные сутаны. На одежде их не было ни шестиугольников, ни украшений, излюбленных старшими членами секты. И это делало их еще более зловещими. Капюшоны почти скрывали лица. В желтом пламени свечей проступала иногда та или иная черта: налитые кровью глаза, крючковатый нос, большой рот. Третий капюшон показался Килиану пустым. Даже когда сектант приблизился к алтарю, то не увидел ничего в черной, как ночь, пещере капюшона.
   — Меня послала Великий волхв, — пробормотал он, заикаясь. — У вас, кажется, есть для нее пакет?
   — Да, разумеется, — прозвучал голос из таинственного капюшона.
   Беннет насторожилась и пропустила голос через программу-анализатор. Программы эти, правда, еще не достигли совершенства, и целиком на них полагаться не следовало. Тем не менее анализатор обнаружил большое сходство с хранящимися в файле записями голоса Декстера. Темная фигура медленно вытянула руку, и Килиан задрожал от страха, предполагая увидеть в ней направленное на него дуло пистолета. Но из широкого рукава выглянула снежно-белая кисть, небрежно уронившая на алтарь маленький контейнер из пластмассы.
   — Наш подарок Беннет. Надеюсь, он принесет ей пользу.
   Килиан торопливо его поднял.
   — Да. Благодарю.
   Больше всего хотелось ему выскочить отсюда, и как можно скорее. От этих парней у него мурашки по коже, как от Беннет.
   — Я хотел бы, чтобы Великий волхв продолжала свою деятельность, как если бы ничего не случилось.
   Килиан не знал, что на это ответить. Искоса глянул через плечо, соображая, сумеет ли в случае чего улизнуть отсюда, хотя прекрасно понимал, что, если бы это входило в их намерения, то его отсюда никто бы не выпустил.
   — Вам лучше знать, — пожал он робко плечами.
   — Без сомнения.
   — Ну так я пойду, отнесу ей это.
   — Ночь придет.
   — Знаю.
   — Отлично. Так ты присоединишься к нам, когда придет время.
   — Мой дракон силен.
   Из капюшона медленно выходила голова, черты лица, одна за другой, проступали из темноты.
   — Это необходимое качество, — сказал Квинн.
   Беннет внесла в память его лицо. Сомнений не осталось. Кожа, белая, как снег, глаза — черные омуты, — эмоциональное преувеличение. И тем не менее это Квинн.
   Великий волхв загадочно улыбнулась, разглядывая лицо. Неистовость, его оживлявшая и когда-то привлекавшая ее, ушла. Выглядел он скорее усталым. Глаза в лучиках морщин, да и щеки провалились.
   Она сконцентрировала мысли.
   — Декстер в Эдмонтоне. Один из моих сектантов встретил его три дня назад.
   — Благодарю,— ответила Западная Европа.
 
   Десять кораблей над Новой Калифорнией доложили о прибытии обороне Монтерея. Черноястребы, сопровождавшие фрегаты, в этот раз вперед не рвались. Пусть лучше плохую новость сообщит командир конвоя.
   — Где «Этчеллс»?— спросил Хадсон Проктор у четырех черноястребов.
   — Не знаем, -ответил Пран Су. — Он оставил нас в районе станции. Возможно, скоро появится.
   — Вы уверены, что Конфедерация уничтожила станцию?
   — Да, фрегаты видели, как она взорвалась.
   Факт этот командир конвоя сообщил очень неохотно. Новость распространилась по астероиду в течение тридцати минут, так же быстро стало известно обо всем в городах Новой Калифорнии. В сельской местности узнали обо всем за два дня, а более удаленные астероидные поселения, входившие в Организацию, — за неделю (они услышали об этом из журналистских сообщений, уж они-то такой возможности не упустят).
   На этот раз Эммет Мордден наотрез отказался идти с новостью к Алю. Старшие лейтенанты, посовещавшись, решили, что честь эту следует предоставить Лерою Октавиусу. Невысказанная ими мысль (неважно, к какой фракции они принадлежали), когда они смотрели на бредущего с обреченным видом Лероя, что тот струсит, и попросту расскажет обо всем Джеззибелле.
   От решения этого предостерегла Лероя жизнь, что прошла в общении с темпераментными персонажами мира развлечений. Понимая, что неприкосновенность дорогих ему тела и души может гарантировать только Джеззибелла, он не мог ослабить ее положение. Мелькала мыслишка перепоручить задание бедному Авраму Харвуду, но, пожалуй, для слабого экс-мэра это чересчур. Набравшись храбрости, Лерой пошел в Никсоновские апартаменты. В нескольких метрах от входа почувствовал, как дрожат ноги. Два телохранителя, уловив его настроение, отвели глаза и открыли перед ним большие двери.
   Аль и Джеззибелла завтракали в оранжерее. Это была длинная узкая комната, одна ее стена, из прозрачного сапфира, придавала голубизну планетам и звездам, а противоположная утопала в обвившем решетку цветущем винограде. Колонны, идущие по всей длине комнаты, являлись на самом деле аквариумами, и в них плавали странные и красивые рыбки, собранные из десятков миров.
   Стол в комнате был один, широкий овал из кованого металла, в центре которого стояла ваза с оранжевыми лилиями. В одинаковых махровых халатах цвета аквамарина сидели бок о бок Аль и Джеззибелла и жевали тосты. Либби, прихрамывая, ходила вокруг стола и наливала им кофе.
   Аль поднял глаза на вошедшего Лероя. Доброжелательная улыбка тут же увяла, стоило ему уловить беспокойство в мыслях тучного менеджера.
   — Что-то ты невесел, Лерой, мальчик мой. Что тебя так удручает? — Джеззибелла оторвалась от лежавшей перед ней исторической книги.
   Лерой сделал глубокий вздох и словно нырнул с высокого берега.
   — У меня новость. И не слишком хорошая.
   — Да ладно, Лерой. Я не съем тебя за то, что эти умники скинули на тебя грязную работу. Что там еще случилось?
   — Прибыл последний конвой, который мы посылали на станцию. Там их поджидала засада — флот. Так вот, Аль, они станцию взорвали. Теперь нам негде производить антивещество.
   — Господи Иисусе! — кулак Альфа опустился на стол. Запрыгала посуда. На щеке Капоне пульсировали три тонких белых шрама. — Как они пронюхали? Мы что же, не проявили осторожность, когда посылали конвой на станцию? И они его выследили?
   — Не знаю, Аль. Через девяносто минут причалят фрегаты. Может, капитаны расскажут подробности.
   — Пусть попробуют, — кулаки Аля сжались. Он, не мигая, уставился на звездное небо за сапфировой стеной.
   Лерой помялся, посмотрел на Джеззибеллу. Она молча кивнула ему на дверь. Лерою только этого и надо было. Кивнув Алю, выкатился из комнаты так быстро, как только могли унести его толстые ноги. Джеззибелла молча терпеливо выжидала: она хорошо изучила повадки Аля.
   Выйдя через минуту из оцепенения, Аль заревел:
   — Пошло все к чертям! — и снова треснул кулаком по столу. На этот раз он вложил в удар энергистическую силу. Металл прогнулся. Тарелки, вазочки с вареньем, чашки и ваза скользнули по только что проложенной долине, налетев одна на другую. Он вскочил, и кипящий кофе выплеснулся на пол вместе с лилиями. — ПОШЛО ОНО ВСЕ! — Аль развернулся и пнул ногой стул, так что он полетел в сапфировое окно. Либби, пискнув, прижала к себе молочник, словно он мог ее защитить. Джеззибелла, прислонившись к спинке кресла, держала в руке спасенную чашку кофе. Лицо ее ничего не выражало.
   — Ублюдки! — Аль выпустил автоматную очередь ругательств. — Ведь это была моя станция. Моя, — он подвел ладони под покалеченный стол и подбросил его. Стол кувырком покатился по оранжерее. Посуда рассыпалась в песок. Либби съежилась, когда тяжелая металлическая ножка стола просвистела в нескольких сантиметрах от узла ее седых волос. — Никто не смеет забрать от меня мою собственность. Никто! Разве не знают, с кем имеют дело? Я не какой-нибудь захудалый пиратишка! Я ведь, черт побери, Аль Капоне. Мой флот наводит страх на целые планеты. Похоже, крыша у них съехала. Я этих вонючих морпехов вытащу из их чертовой воды. А тупому русскому адмиралу засуну в задницу бейсбольную биту и изо рта вытащу.
   — Из космоса, — твердо сказала Джеззибелла.
   — Что? — Аль круто повернулся и заревел. — Что ты там такое несешь?
   — Ты вытащишь их из космоса. Не из воды. Мы ведь не на Земле, Аль.
   Он занес над ней дрожащий кулак. Потом повернулся и ударил по высокому аквариуму. Стекло лопнуло. Через отверстие выплеснулась вода с косяком длинных алых рыбок и замочила край халата.
   — Черт, — и попятился, стараясь не замочить тапки.
   Джеззибелла спокойно подняла ноги, когда вода забурлила возле ее стула. Рыба в отчаянии металась на мозаичном полу.
   — У тебя было антивещество, когда ты только начинал?
   Аль смотрел на рыбу с легким недоумением, словно не мог понять, откуда она взялась.
   — Что? — спросил он требовательно.
   — Ты слышал, — она сознательно не встречалась с ним взглядом. И улыбнулась Либби: — Будь добра, сходи за ведром или чем там еще.
   — Хорошо, детка, — нервно сказала Либби и торопливо вышла.
   — Ты ее напугал, — укоризненно сказала Джеззибелла.
   — Пошла она к черту! — возмутился Аль. — Что ты такое сказала об антивеществе?
   — Прежде всего вспомни: у нас его еще целые тонны. Конвои не так много истратили.
   — Тонны?
   — Ну хорошо, не тонны, килограммы. Сам сосчитай, если мне не веришь: один килограмм равняется двум с половиной фунтам. Стало быть, того, что есть у флота и обороны, тебе с избытком хватит, чтобы стереть в порошок всех, кто вздумает пойти на Новую Калифорнию. И потом еще Кингсли Прайор. Ты его не забыл?
   Аль прекратил мысленные подсчеты. Считать он умел, как-никак работал в свое время в Балтиморе бухгалтером. И опять Джез права: у них и в самом деле приличные запасы антивещества. Кингсли он не забыл, только уж больно много времени прошло с тех пор, как послал он его на секретное задание.
   — Этот осел? Я его давным-давно списал.
   — Не так уж давно это было. Он не курьер, не орудие. И скоро вернется.
   — Может, и так.
   — Так будет, и тогда ты выиграешь. Как только Конфедерация потерпит поражение, можешь не волноваться: Новую Калифорнию у тебя не отберут.
   — Может, и так, — вздохнул он. — Зато антивещества у нас больше не будет. Послушай, Джез, если они пошлют к нам флот дважды, нам хана.
   — Не пошлют. Поверь мне. Это невозможно с политической точки зрения. Ну а теперь вернусь к первоначальному вопросу. Когда ты начинал, антивещества у тебя не было, и все же тебе удалось взять планету. Антивещество стало лишь прекрасным бонусом, Аль. И ты этим преимуществом великолепно воспользовался. Ты не только перепугал население Конфедерации своими инфильтрационными полетами, ты их ослабил физически. Одержимые находятся уже на двадцати пяти планетах, и это изувечило их экономику и властные структуры. Они не могут атаковать тебя на твоей территории. Ни в коем случае. Вот что самое главное, — она вытянула ноги и поставила каблуки на чудом сохранившийся стул. — В это окно мы никогда не увидим их корабли. Ты в безопасности, Аль. Ты сделал все, как надо: вырыл ров, через который ублюдкам не перейти. А теперь тебе надо закрепить то, чего ты добился. Не дай нытикам и неудачникам, что клянутся тебе в верности, разрушить Организацию.
   — Черт побери, ты великолепна, — он прошлепал по воде, чтобы поцеловать ее. Она улыбнулась и указательным пальцем пощекотала ему подбородок.
   — Ребята там с ума сходят, что станцию профукали.
   — Они боятся, вот и все, — сказала она. — Ты просто покажи, что бояться им нечего, что ты контролируешь ситуацию. Их нужно ободрить. Ты им нужен, Аль, никто, кроме тебя, не может держать в руках все нити.
   — Ты права. Я вызову старших лейтенантов. Немного попугаю, а потом помилую.
   Она обняла его за шею.
   — Не торопись. Сделай это через час.
 
   Явившись в офис, Аль попридержал эмоции: ни к чему бросаться на людей, пока собрание не началось. Все же не мог не вспомнить, как выглядела комната в самом начале. Чистая и блестящая, кофе в серебряном кофейнике, элегантный фарфор. Теперь она являлась примером общего беспорядка, охватившего Монтерей. Без механоидов ничего не убиралось, а уж о наведении блеска и говорить не приходилось. Тарелки и мятые салфетки на столе не убирались вот уже три или четыре собрания. На дне чашек образовалась плесень. Никто и не подумал отнести их в ближайший буфет.
   Нехорошо. Отвратительно. Джез права. Нужно заняться тем, что у него есть. Навести элементарный порядок. Сделать все, как было когда-то.
   Кира пришла последней. Это вошло у нее в привычку. Аль не знал, делала она это, чтобы позлить его или чтобы все обратили на нее внимание. Села между Патрицией и Лероем. Аль встал и налил себе кофе из жужжащего эспрессо.
   — Эй, Лерой, где Вебстер? — неожиданно спросил Аль. — Он должен был вынести всю эту грязь.
   Менеджер прервал тихий разговор с Патрицией и в недоумении оглянулся.
   — Должно быть, шляется где-то мальчишка.
   — Да? Что-то я его давно не видел. В чем дело?
   «Странно», — подумал Аль: он не мог вспомнить, когда видел мальчика в последний раз. Типичная картина. Все сейчас идет через пень-колоду. А ведь Вебстер Прайор — самый ценный для него заложник: только от него зависело, выполнит ли задание Кингсли Прайор.
   Лерой вынул карманный блок и, пробежав пальцами по клавиатуре, вызвал файл с расписанием дежурств. Все заметили, что он обеспокоился.
   — Он был в кухне. Это его последнее дежурство. Помогал повару. С тех пор о нем ничего не известно.
   Аль помешал кофе.
   — Сильвано, где мальчишка?
   Угрюмое лицо лейтенанта стало еще мрачнее.
   — Откуда, черт возьми, мне знать?
   — Это, черт возьми, твоя работа — знать. Господи, я поручил тебе обеспечивать дисциплину, а ты не можешь даже присмотреть за пацаненком. Ты что, забыл, что он важнее всех, вместе взятых, заложников?
   — Конечно, Аль. Я его найду.
   — Попробуй только не найди. Вот так, дьявол вас всех раздери, и идут у нас здесь дела, — он сделал глоток и постарался успокоиться. — Ну ладно, ребята, скажите мне лучше, вы знаете, что случилось со станцией? — По тому, как все забормотали что-то нечленораздельное и отвели глаза, он понял, что им все известно. — Да не считайте вы, что это конец света. Это не так. Ведь мы с вами уже давно добились своей задачи. Дуайт, сколько планет мы захватили?
   Командующий флотом вспыхнул под устремленными на него взглядами.
   — Семнадцать инфильтраций, Аль. Ожидаем еще две.
   — Девятнадцать планет, — Аль, улыбаясь, оглядел лейтенантов. — Плюс Арнштадт. Неплохо. Совсем неплохо. Мы столько дерьма вылили им в морду, что они теперь нас даже рассмотреть не могут. Ну а если попробуют сунуться к нам… что случится, Эммет? Есть у нас, чем их проводить?
   — Без проблем, Аль. Платформы стратегической обороны заряжены антивеществом, и половина флота на нем работает. Те корабли Конфедерации, что вздумают пожаловать к нам, явные самоубийцы.
   — Рад это слышать. Ну а вы все слышали? — он заглянул в их мысли, стараясь выявить главных диссидентов. Устно, разумеется, все клялись, что слышали и одобрили. Диссидентку он нашел — Кира. В мыслях ее было холодное презрение, остальные просто нервничали или, как Сильвано, исполнены мрачных размышлений. — Ну ладно, мы сделали то, о чем мечтали, когда вошли с вами в городскую ратушу. Захватили целую планету, создали много космических заводов. И самое главное, одержали победу над ближайшей оппозицией. Сейчас наша планета — настоящая неприступная крепость. А это означает, что мы можем расслабиться и заняться домашними делами. Лерой, как на планете дела с продуктами?
   — Никто не голодает, Аль. Фермы не производят так много, как раньше, но производят. Думаю, мы можем заставить их вернуться к прежнему уровню. Надо, чтобы лейтенанты на них нажали. Нужно их как-то стимулировать.