собираются доставить сюда дирижабль?
______________
* Линдберг, Чарльз (1902-1974) - американский летчик, в 1927 г.
совершил первый беспосадочный перелет через Атлантический океан.
- ЦРУ постарается, - ответил я.
- А эти два молодца, что порвут с партией, лишь подкрепляет их
убежденность в том, что они на правильном пути. Да, день сегодня начался
весьма удачно.
- Клинт, - вдова Клод погладила его по руке, - Анна и я посовещались
между собой, пока ты беседовал по телефону, и решили приехать к вам вечером,
чтобы приготовить обед.
- Я уже переговорила с Самюэлем, - добавила Анна. - Он согласен. Он
хочет научиться готовить американскую еду, чтобы ублажить добрых господ.
- Ну и ну, - покачал головой Шартелль. - Все складывается как нельзя
лучше, Пит. Мы сидим на границе Сахары, по уши в политике и интригах,
потеем, как свиньи, наливаемся джином с тоником, и тут прямо из душа
приходят они, две самые красивые женщины в мире и предлагают приготовить
обед и все такое, да еще у одной из них винный магазин.
- Это не Африка, - попытался возразить я. - Совсем не Африка. Мы не
видим Африку.
- Наоборот, юноша. Вы считаете, что этот сладкоголосый майор, у
которого мы славно поужинали вчера вечером, не Африка? А эти люди на ленче у
Акомоло, старый колдун и Иль в соломенной шляпе? Тоже не Африка? А его
превосходительство и двухмильная прогулка от дверей до его стола с
выкрикиванием наших имен... О, это было прекрасно! Вы говорите мне, что
доктор Диокаду и Джимми Дженаро - не Африка? Ну, это лучше, чем Манго Парк и
полное собрание сочинений Роберта Руарка. Конечно, животных тут нет, но я
чувствую Африку, чувствую ее, когда, придя на рынок, разговариваю с
бакалейщиками. Я чувствую ее, и то, что я чувствую, мне по душе, так что
можно считать, что нам просто повезло.
- Хорошо, Шартелль. Это ваша Африка. Такая, какой вы ее себе
представляете.
Шартелль кивком головы принял мою капитуляцию.
- Так что мы с радостью принимаем предложение наших очаровательных дам
приготовить нам обед, но я думаю, Пит, что мы должны дать им денег, чтобы
они купили продукты. У вас есть деньги?
- Есть, - я достал бумажник и дал Анне четыре пятифунтовые купюры.
- Это же сорок два доллара.
Шартелль великодушно махнул рукой. Это были мои деньги.
- Не беспокойтесь, мисс Анна. Просто покупайте все, что вам нужно. А
если вы научите старину Самюэля готовить новые блюда, я, возможно, поделюсь
с вами рецептом орлеанского плова.
- Каким рецептом? - переспросила Анна.
- Вы хотите сказать, что никогда не слышали об орлеанском плове?
- Нет, Клинт, не слышала.
- Значит, в воскресенье устраиваем пир. Пит говорил, что он специалист
по жареным курам. Так почему бы вам не купить три или четыре откормленных
цыпленка. Пит нам их зажарит, а я приготовлю котел плова, только дайте мне
три фунта куриных потрошков, а вы, юные дамы, будете отдыхать в тени,
попивая чай со льдом.
Анна посмотрела на меня.
- Ты был прав. Его нужно видеть. Клод, вы подвезете меня? Мне пора на
урок.
- Конечно. Но за покупками мы поедем вместе?
- Я вам позвоню.
Мы с Шартеллем получили на прощание по нежному поцелую, вдова Клод
надела сеточку на голову. Волосы Анны развевались по ветру. Шартелль
смотрел, как они уезжают.
- Красавицы, не так ли, Пит?
- Я вынужден согласиться.
Красноватого цвета фургон едва не снес бампер "ТР-3", когда наши
женщины поворачивали на шоссе. Мадам Дюкесн обругала водителя по-французски,
и они умчались. Фургон дал задний ход, в окне показалась чья-то физиономия.
Шартелль и я все еще стояли на крыльце.
- Где живет Пит Апшоу? - в голосе слышался американский акцент.
- Здесь, - крикнул я в ответ.
Фургон еще подал назад и свернул на нашу подъездную дорожку. Тут я
понял, кого к нам принесло.
- О боже, это Дидди, Дампс и Тот.
- Кто?
- АП, ЮПИ и Рейтер.
- О!
- Считайте, полдня как не бывало.
- Может, они что-то знают.
- Они знают, что хотят пить. И отнюдь не воду.
С представителем АП я познакомился еще в Европе, когда был там
единственным корреспондентом моей газеты. Теперь ему было за шестьдесят лет,
сорок из которых он посвятил добыванию новостей. Репортер ЮПИ, высокий
худющий австралиец, какое-то время работал в лондонском отделении агентства,
и мне приходилось иметь с ним дело уже после того как я перешел к Даффи.
Рейтер представлял здоровяк-альбертиец. Он освещал все события, происходящие
на западном побережье Африки до границы Анголы. Дальше его не пускали.
- Как вы их назвали? - переспросил Шартелль.
- Дидди, Дампс и Тот. Три персонажа из книжки, которую я когда-то
прочел. Они никогда не разлучались.
- Я читал эту книжку. Мне тогда было восемь лет.
- А мне - шесть.
Корреспондента АП звали Фостер Мамашед. Никто, естественно, не
обращался к нему иначе, как Мамуля. Родился он в Омахе, но давным-давно не
бывал в тех краях. Чарльз Кроуэлл, корреспондент ЮПИ, родился в Аделаиде, но
говорил всем, что он из Сиднея. Я не помню, как я узнал об Аделаиде.
Наверное, мне сказала его лондонская подружка. Альбертиец из Рейтера,
уроженец Баркунду, окончил экономическую школу в Лондоне и стажировался в
"Обсервере". Там мы и познакомились. Звали его Джером Окпори. Он трижды
женился и столько же раз разводился.
Предвыборную кампанию они вещали вместе. Прежде всего из экономических
соображений. Мамашед старел и уже не мог бегать, как молодой, а Рейтер и ЮПИ
все еще платили своим корреспондентам, если те не были американцами,
нищенское жалованье. К тому же лондонские отделения этих агентств весьма
скрупулезно просматривали их расходы. Ассошейтед Пресс, наоборот,
выплачивало Мамашеду от 17 до 19 тысяч долларов в год, а его расчетный счет
проверялся разве что раз в пять лет. Поэтому оплачивал машину Мамашед, но
эту сумму каждый из них вносил в графу расходов, получая в салоне проката
автомобилей соответствующую квитанцию.
- Кто это сидит на переднем сиденье? Неужели Мамуля? - спросил
Шартелль, когда фургон остановился у нашего крыльца.
- Он самый.
- Я думал, он умер. Не видел его лет пятнадцать.
Мамашед вылез из машины первым. Рубашка цвета хаки обтягивала его
толстый живот. Соломенная шляпа с красно-бело-синей лентой едва держалась на
затылке.
- Пит, мне сказали, что ты готовишь лучший мартини к югу от Сахары.
- Вам сообщили наидостовернейшую информацию, Мамуля. Как поживаете?
Он поднялся по ступенькам и пожал руки мне и Шартеллю.
- Шартелль, мне говорили, что вы здесь, но я решил, что это ложь.
Чертовски рад. Когда мы виделись в последний раз?
- Лет пятнадцать назад, Мамуля.
- В Чикаго, да? Помнится, шлюшка с Кларк-стрит нагрела меня на
шестьдесят семь долларов.
- Но она того стоила, Мамуля. Я ее помню.
- Конечно, стоила. У вас есть кондиционер?
- К сожалению, нет, - ответил я.
- Ладно, тогда пусть принесут что-нибудь выпить. И похолоднее.
- Питер Апшоу, дар "ДДТ" Черному континенту, - с заднего сиденья вылез
двухметровый Кроуэлл из ЮПИ.
- Привет, Чарли.
- Еще девять часов, а я вспотел, как паршивый негр. Только не обижайся,
Джерри.
- И пахнет от тебя, как от негра, - ответил Окпори и улыбнулся всеми
тридцатью двумя зубами.
После рукопожатий я представил им Шартелля. Затем мы прошли в гостиную
и они повалились на стулья и кушетку.
Я кликнул Самюэля и тот возник из глубины кухни, явно недовольный тем,
что гости заявились в столь ранний час.
- Принеси нам кофе, джин, тоник, чай, виски, сок и пиво, - попросил я.
- Мне джин с тоником, - добавил Кроуэлл.
- Мне тоже, - кивнул Мамашед.
- А мне - сок со льдом, - Окпори не поддержал компанию.
Самюэль ждал нашего слова. Я взглянул на Шартелля. Тот пожал плечами.
- Нам джин с тоником, Самюэль.
- Са, - сухо ответил он, не одобрив наш выбор.
После того как Самюэль раздал полные бокалы, я велел ему оставить
поднос с бутылками на кофейном столике, чтобы каждый, кто хотел добавки, мог
обслуживать себя сам.
Мамашед потянулся.
- Мы только что с севера, Клинт. На Фулаву работает целая толпа. Из
"Ренесслейра".
- Они задумали что-то очень интересное, - добавил Кроуэлл. - Что
именно, не говорят, но ходят с таинственными ухмылками.
- А чем еще они занимаются?
- Все машины облеплены наклейками с именем кандидата.
- Это хорошая идея, - заметил я.
- И вот что забавно, - вмешался Мамашед. - Два дня назад мы побывали на
востоке. У доктора Колого. Такие же ухмылки были у тех парней, что ведут его
кампанию.
Шартелль зевнул и вытянул ноги, положив одну на другую.
- Я знаю, что "Ренесслейр" направил группу поддержки на север, но
впервые слышу, что своя команда есть и у доктора Колого.
- У него пять или шесть человек. Их прислала "Коммуникейшн Инк". Из
Филадельфии.
- Что-то я не слышал о таком агентстве, - заметил Шартелль. - А вы,
Пит?
Я покачал головой.
- Похоже, американцы прибрали к рукам всю добычу, - хмыкнул Окпори. -
Пожалуй, эту мысль я использую. Сколько они платят вам, мистер Шартелль?
Тот усмехнулся.
- Меньше, чем мне хотелось бы, мистер Окпори. Но пусть это останется
маленькой тайной, моей и финансового управления.
- Десять тысяч долларов? - предположил Кроуэлл.
- Чарли, за десять тысяч Шартелль не стал бы устраивать и праздничный
банкет.
- Вы стоите дорого, мистер Шартелль?
- Кандидаты, которые побеждают, так не думают, - ответил Шартелль. - К
счастью, с проигравшим мне приходилось говорить лишь однажды.
- Когда это было? - спросил Окпори.
- В тысяча девятьсот пятьдесят втором.
- Плохой год для партии, - вставил Мамашед.
- Чрезвычайно плохой, - согласился Шартелль.
- А что у тебя тут творится, Клинт? - продолжил Мамашед. - Мы были на
севере и востоке, и эти молодые обезьяны молотят на пишущих машинках,
рассылают сообщения для прессы, обсуждают многоцветные плакаты, пользы от
которых, я им это сказал, нуль. А вы с Питом потягиваете джин в девять утра.
Не звонят телефоны. Никакой суеты. Вы уже купили выборы?
- Мы с Шартеллем всего лишь консультанты, Мамуля, - ответил я. - Мы
много думаем.
- Мамуля, мы приехали сюда, чтобы помочь вождю Акомоло отковать новую
демократию в горниле политической борьбы. Как тебе, Пит?
- Эта фраза войдет в историю, - корреспонденты ничего не записали.
- Как, по-твоему, закончатся выборы, Клинт? - спросил Мамашед. - Только
серьезно.
- Думаю, мы прорвемся, Фостер. Сейчас я бы поставил шесть к пяти на
нас.
- Готов внести пятьсот.
- Фунтов?
- Долларов.
- Заметано.
- Шесть к пяти немного лучше, чем пять за пять, Клинт.
- Наши шансы могут и возрасти. Приезжай к нам за неделю до выборов.
Возможно, они поднимутся до девяти к пяти.
- Ты так уверен в себе?
- Перестань, Мамуля. Я же не тренер-новичок, проливающий слезы из-за
того, что его лучший защитник подхватил триппер перед началом сезона. Мне
платят за уверенность. Это мое естественное состояние.
- А как ты, Пит?
- Думаю, я переполнен уверенностью. Я предсказываю, что Акомоло победит
с подавляющим преимуществом. Можете процитировать меня. Даффи с
удовольствием прочтет об этом в Лондоне.
- А есть ли возможность взять интервью у Акомоло? - спросил Кроуэлл. -
С американизацией нам все ясно. Мэдисон Авеню* осваивает новую прибыльную
территорию, беря под контроль политическую борьбу в Западной Африке.
______________
* Мэдисон Авеню - улица Нью-Йорка, где находятся многие известные
рекламные агентства.
- Я не с Мэдисон Авеню, - возразил Шартелль.
Высокий австралиец сухо улыбнулся.
- Вы там будете завтра.
- Я думаю, такая возможность есть, - вмешался я. - Я позвоню и выясню,
что можно сделать.
Я быстро дозвонился до Дженаро, воспользовавшись тактикой Шартелля и
узнав о самочувствии телефониста и членов его семьи. Он назначил встречу на
половину одиннадцатого.
- Вы с Шартеллем тоже придете? - спросил Дженаро.
- Нет. Я думаю, вы обойдетесь без нас.
- Хорошо. Скажите им, пусть подъезжают к дому Лидера в половине
одиннадцатого.
- Отлично, - я повернулся к корреспондентам. - Десять тридцать вас
устраивает?
Мамашед ухмыльнулся.
- Слишком уж у тебя все гладко, Пит. Неужели ты можешь так запросто
пробиться к Акомоло? "Ренесслейр" и эти парни из Филадельфии не имеют такой
возможности.
- Прежде всего, Мамуля, я стараюсь завоевать доверие клиента. А потом
мы оба бьемся за победу на выборах, помогая друг другу.
Мамашед осушил бокал и встал.
- Я хочу повидаться с руководителем Информационной службы, а потом уж
ехать к Акомоло. Благодарю за выпивку и организацию встречи с вождем. От
вас, парни, новостей не дождешься.
- Как и сказал Пит, Мамуля, мы всего лишь консультанты.
Мы пожали друг другу руки. Они пообещали приехать еще раз. Мы ответили,
что всегда рады их видеть. На крыльце Мамашед чуть задержался.
- Я бы мог дать большую статью, Клинт. На полном серьезе.
- Если у меня будет материал, ты его получишь.
Мамашед кивнул и спустился по ступенькам. Они забрались в кабину,
фургон развернулся, выехал на шоссе и исчез за поворотом.
- Первая волна, - заметил я.
Шартелль кивнул.
- Позвоните Дженаро. Пусть он свяжется с Диокаду и попросит его
приехать сюда. Пора планировать кампанию. Нам кое-что понадобится.
- Что именно?
- Маленькие красные, желтые и зеленые указательные флажки. В отделах
сбыта такие обычно втыкают в карту, чтобы знать, где находятся коммивояжеры
или должны находиться.
- Что-нибудь еще?
- Карта. Самая большая карта Альбертии.
В среду мы поехали в Обахму на встречу с Илем, следуя за "ХК-Е" Джимми
Дженаро. На прямых участках покрытого асфальтом шоссе Джимми разгонялся до
восьмидесяти миль в час, повороты проходил на шестидесяти. Уильям лишь
старался не терять его из виду. Шартелль, как обычно, полулежал, надвинув
шляпу на лоб. Изо рта торчала потухшая сигара.
- Вы заметили, что Джимми взял с собой складной велосипед?
- Да.
- Он собирается оставить "ягуар" в государственном поместье,
переодеться и поездить по округу.
- Он не боится?
- Нет. Говорит, что это самый спокойный округ.
- На карте слишком много красных и желтых флажков.
- Я думаю, мы начнем менять их на зеленые через неделю или две.
Кампания только началась, юноша.
Дженаро привез карту и флажки-указатели в субботу. Художник из
министерства информации синей краской обозначил границы избирательных
округов и, следуя иногда противоположным указаниям Дженаро и Диокаду,
воткнул зеленые флажки в округа, поддерживающие Акомоло, красные - в
оппозицию, а желтыми отметил округа, где предстояла борьба за голоса.
Зелени на карте оказалось немного. Шартелль размышлял над ней чуть ли
не всю субботу, расспрашивая Диокаду и Дженаро, чем заняты местные
политические деятели. Потом я сочинил для них письмо за подписью вождя
Акомоло, который призвал своих верных сторонников оторвать задницы от
стульев и начать ходить из дома в дом, агитируя за своего кандидата. Диокаду
позаботился о том, чтобы письмо перевели на соответствующие диалекты и
разослали адресатам.
В воскресенье нам пришлось отказаться от жареных цыплят и орлеанского
плова. Весь день мы провели на телефоне. Анна и вдова Клод готовили
сэндвичи, которые мы ели, пока доктор Диокаду и Дженаро убеждали партийных
боссов на местах не волноваться, втолковывали им, что предатели - мелкая
сошка, что они не знали никаких секретов и без них будет даже лучше.
Шартелль послал Уильяма на телефонную станцию с конвертом для телефониста
Оджара, вложив в него пятифунтовую купюру.
Положив трубку после последнего звонка, Дженаро повернулся к Шартеллю.
- Они уже нервничают, а ведь кампания официально начинается только
завтра.
- Хорошо бы подкинуть им что-нибудь вещественное, к примеру значки, -
добавил Диокаду.
Шартелль кивнул.
- Их уже везут к нам.
- И у них не чувствуется энтузиазма, - мрачно заметил Дженаро. -
Апатичные бездельники.
- Декко и вождь Акомоло их расшевелят.
После очередного поворота я повернулся к Шартеллю.
- У меня идея.
- Хорошо.
- О двух предателях, как мы продолжаем их называть, написали все
газеты, даже те, что поддерживают Акомоло. Так?
- Так.
- Свою роль они сыграли, подтвердили, что мы хотели заполучить
специальные самолеты для вычерчивания слов в небе и дирижабль. Так?
- Продолжайте.
- Они публично покаются.
Шартелль резко сел, сдвинув шляпу на затылок, широко улыбнулся.
- Осознают свои ошибки. Вернутся на путь истинный. Возвращение блудных
сыновей. Что ж, Пити, это неплохо. Когда они это сделают?
Я на мгновение задумался.
- Через две недели. Пусть остаются на стороне оппозиции достаточно
долго, чтобы отработать полученные деньги и почерпнуть кое-какую информацию.
Она нам не помешает. Я напишу им покаянные речи. А потом мы пошлем их с
выступлениями по стране.
- Потрясающе! Кающиеся грешники! Да мы устроим целую серию встреч.
Возвращение, пусть не в объятья Христа, но в лоно партии Акомоло. Вы делаете
успехи, юноша.
- Я же учусь у мастера. Он меня вдохновляет.
- Грешники, услышавшие слово господне, - Шартелль надвинул шляпу на
лоб. - Лучше не придумаешь!
В воскресенье вертолеты припозднились, и вождю Акомоло и Декко пришлось
ждать в зале для гостей в аэропорту Убондо, где было жарче, чем под прямыми
лучами солнца. Наконец они приземлились, но у одного барахлил двигатель.
Представившись, пилоты заверили нас, что быстро починят его, и провозились
три часа. Вождь Акомоло кипел от негодования. Декко сохранял спокойствие.
- Не слишком благоприятное начало, мистер Шартелль, - недовольно бросил
вождь Акомоло.
- Несомненно, вождь. Но я не думаю, что мы должны просто стоять и
сетовать на судьбу. Раз у нас есть время, давайте используем его с толком.
- Как обычно, вы правы, мистер Шартелль, - пророкотал Декко.
И пока пилоты возились с двигателем, мы обсуждали намеченные планы.
Декко легко схватывал основные принципы ведения кампании. Ему предстояло
выступать по десять раз в день и он повторял снова и снова, как нравится ему
написанная для него речь. Вождь Акомоло называл переданный ему текст не
речью, но "документом истины". Тут он, конечно, перегибал палку, но
ненамного. Речь ему досталась преотличная.
А потом к нам подошел американский пилот, сорокачетырехлетний ветеран в
фуражке времен Второй мировой войны. Звали его Билл Виатт.
- Кто летит с Виаттом? - спросил он.
Вождь Акомоло, его переводчик, личный помощник и один из сотрудников
Дженаро последовали за пилотом, предварительно пожав нам руки. Мы
расставались с вождем на три недели, но договорились, что он будет звонить
каждый вечер.
Появился южноафриканец, высокий, тощий, с аккуратно подстриженными
усиками, черноволосый, по фамилии Вейл. Декко со своей командой направился
ко второму вертолету. У лесенки он повернулся и помахал нам рукой. Мы
помахали в ответ. Вождь Акомоло, перед тем как подняться в вертолет, также
обернулся и помахал нам. Золотая оправа его очков блеснула на солнце. Мы
подняли руки, прощаясь с ним, а Дженаро озабоченно взглянул на часы.
- Они едва успели.
Доктор Диокаду заметно нервничал.
- Должен признаться, я не уверен, что они смогут справиться сами.
- Ну что вы, док, они же кандидаты, - ответил Шартелль. - Эти ребята
должны рассчитывать только на себя. Мы можем планировать их выступления,
писать им речи, обеспечивать транспорт и слушателей, но не подниматься на
трибуну и произносить за них речи. Это они должны делать сами.
- Они справятся, - уверенно заявил Дженаро.
Специальная посылка с тысячью значков с надписью "Я ЗА АКО" прибыла в
среду утром из Нью-Йорка авиапочтой первого класса. Пятьсот штук мы
пересыпали в пустую жестянку из-под бисквита, поехали в магазин вдовы Клод,
завернули жестянку в бумагу и перевязали красивой лентой. Мы также упросили
вдову продать нам ящик коньяка для Иля по оптовой цене.
- С такой торговлей я не смогу содержать тебя, дорогой, - улыбнулась
вдова.
- Но, дорогая, ты же знаешь, что теперь я буду заботиться о тебе.
- Авантюрист, - последовало в ответ.
Шартелль нежно поцеловал ее, прижал к груди. Вдова просияла.
Коньяк мы купили по совету Дженаро: "В здешних местах, приезжая в
гости, принято привозить подарок, как бы бедны вы ни были. Обычно это орех
кола, но вы должны привезти что-то особенное. К примеру значки, а коньяк
укажет на вашу высокую оценку его вкуса. Бог знает, что он даст вам взамен,
может, пару девочек лет тринадцати. Или мальчиков. По традиции, ответный
подарок будет в три-четыре раза дороже. Скорее всего, он завалит "хамбер"
пивом.
Обахма мне не приглянулась. Дома и хижины, покрытые ржавым железом.
Шоссе петляло между ними, поворачивая направо и налево без всякой на то
причины, если не считать, что кто-то нарочно строил дома на проезжей части,
чтобы добавить лишний поворот. В обе стороны уходили пыльные, немощеные
переулки. На крышах магазинов надрывались динамики "Радио Альбертии". Люди,
одетые более небрежно, чем в Барканду или Убондо, занимались своими делами.
Некоторые сидели на солнце и глазели по сторонам. Другие спали в тени,
свернувшись калачиком. Дженаро сбавил скорость. Несколько молодых парней
приветствовали его криком, он что-то прокричал в ответ и бросил им пачку
сигарет.
Дворец Иля Обахмы находился на окраине города и тоже не представлял
собой ничего особенного, если не считать, что его окружала высокая красная
стена, протянувшаяся вдоль дороги на добрых два квартала. Ее построили еще
до прибытия португальцев. "Ягуар" въехал в открытые ворота, охраняемые
альбертийцами, одетыми в подобие военной формы. Они встретили Дженаро
улыбками и приветственными взмахами рук. По большому двору бродили люди,
козы, куры. Дворец, одноэтажное здание с множеством пристроек, находился в
глубине. Вокруг дворца тянулась веранда. Крыша над ней покоилась на резных
столбах. Правда, кое-где вместо резных столбов стояли гладкие, а в некоторых
местах отсутствовали и таковые. Уильям поставил машину рядом с "ягуаром"
Дженаро. Тот кликнул какого-то парнишку, что-то ему сказал. Паренек поднял с
земли палку и прыгнул в "ягуар", свирепо оглядываясь в поисках врага.
Дженаро дал ему шиллинг и подошел к нам.
- Если повезет, к моему возвращению колеса будут на месте. Вы обратили
внимание на снятые столбы?
- Да.
- Сыновья Иля. Продают их туристам. Народное творчество. Выручают до
трехсот фунтов за каждый. А теперь крыша грозит рухнуть. Иль предупредил,
что отрубит руку тому, кто посмеет украсть еще один столб.
Уильям вытащил из багажника ящик коньяка и коробку со значками.
Уговорил одного из праздношатающихся помочь ему с коробкой. Коньяк он нес
сам. Собравшаяся толпа ожидала, что же будет дальше. Все это напоминало мне
маленький город, в котором наиболее знаменательным событием являлось
прохождение грузового поезда в четыре часа шестнадцать минут пополудни.
Каждый день он проскакивал город, не останавливаясь, но всегда был шанс, что
такое случится.
Дженаро проталкивался сквозь толпу, не обращая внимания на просьбы
мальчишек поделиться с ними одной-двумя монетками. Шартелль, однако, раздал
всю мелочь. Дженаро вел нас сквозь лабиринт открытых дверей, окон, скучающих
рук, лиц, тел. Толпа следовала на почтительном расстоянии, все еще
предвкушая что-то удивительное. Затем заговорили барабаны. Дженаро
остановился, огляделся, подозвал к себе одного из бездельников. Что-то
спросил, внимательно выслушал ответ. Барабаны не смолкали. Дженаро дал
бездельнику шиллинг и повернулся к нам.
- Я спросил его о барабанах. Я же не получил такого музыкального
образования, как Диокаду. Барабаны говорят: "Они прибыли из Убондо, вождь
Слова и два его Белых друга. Они прибыли, чтобы засвидетельствовать почтение
Илю Обахмы, могущественнейшему из правителей", и так далее. Реклама Илю и
приказ оставить в покое наши машины.
Дженаро двинулся дальше под взглядом Шартелля "Ого-го!" и "Однако,
Пит", и вскоре мы оказались у двери, рядом с которой за маленьким столом
сидел высокий юноша. Дженаро приветствовал его по-английски.
- Привет, принц.
- Привет, Джимми.
- Старик нас ждет?
- Проходите. У него два просителя, но он с ними скоро закончит.
- Принц Арондо... Мистер Шартелль и мистер Апшоу.
Мы пожали руку принцу, одетому в белую рубашку, брюки из легкой ткани и
сандалии на босу ногу. Создавалось впечатление, что ему совсем и не жарко.
Он оглядел нас и сказал, что рад познакомиться. Мы прошли в комнату за
дверью. Уильям и носильщик коробки - следом за нами. Носильщик поставил
коробку на пол и улизнул. Уильям распростерся на полу, выставив перед собой
ящик коньяка. Дженаро вздохнул, расстелил носовой платок, опустился на него
коленями, одновременно коснувшись лбом пола. Шартелль снял шляпу. Я
улыбнулся.
Иль сидел на стуле с высокой спинкой за письменным столом на небольшом
возвышении, таком же, как и в банкетном зале Акомоло. Важно кивнув нам, он
вновь обратил внимание на двух мужчин, лежащих на полу у стола. Он был в той
же соломенной шляпе, что и в Убондо, но, похоже, сменил перо. Дженаро встал,
сложил платок, вытер лицо.
- Они спорят из-за скота. Кто-то украл пару коров.
Иль вынес решение. Говорил он тихо, мне показалось, скучал. Двое быстро
поднялись, попятились от стола, едва не столкнувшись с нами. Дженаро ногой
толкнул Уильяма. Наш шофер вскочил и вслед за двумя просителями вылетел за
дверь. Старик, что шел в Убондо с золотым посохом, клевал носом на стуле
справа от стола. Позади Иля, на скамье, сидели мальчишки в белых одеяниях.
______________
* Линдберг, Чарльз (1902-1974) - американский летчик, в 1927 г.
совершил первый беспосадочный перелет через Атлантический океан.
- ЦРУ постарается, - ответил я.
- А эти два молодца, что порвут с партией, лишь подкрепляет их
убежденность в том, что они на правильном пути. Да, день сегодня начался
весьма удачно.
- Клинт, - вдова Клод погладила его по руке, - Анна и я посовещались
между собой, пока ты беседовал по телефону, и решили приехать к вам вечером,
чтобы приготовить обед.
- Я уже переговорила с Самюэлем, - добавила Анна. - Он согласен. Он
хочет научиться готовить американскую еду, чтобы ублажить добрых господ.
- Ну и ну, - покачал головой Шартелль. - Все складывается как нельзя
лучше, Пит. Мы сидим на границе Сахары, по уши в политике и интригах,
потеем, как свиньи, наливаемся джином с тоником, и тут прямо из душа
приходят они, две самые красивые женщины в мире и предлагают приготовить
обед и все такое, да еще у одной из них винный магазин.
- Это не Африка, - попытался возразить я. - Совсем не Африка. Мы не
видим Африку.
- Наоборот, юноша. Вы считаете, что этот сладкоголосый майор, у
которого мы славно поужинали вчера вечером, не Африка? А эти люди на ленче у
Акомоло, старый колдун и Иль в соломенной шляпе? Тоже не Африка? А его
превосходительство и двухмильная прогулка от дверей до его стола с
выкрикиванием наших имен... О, это было прекрасно! Вы говорите мне, что
доктор Диокаду и Джимми Дженаро - не Африка? Ну, это лучше, чем Манго Парк и
полное собрание сочинений Роберта Руарка. Конечно, животных тут нет, но я
чувствую Африку, чувствую ее, когда, придя на рынок, разговариваю с
бакалейщиками. Я чувствую ее, и то, что я чувствую, мне по душе, так что
можно считать, что нам просто повезло.
- Хорошо, Шартелль. Это ваша Африка. Такая, какой вы ее себе
представляете.
Шартелль кивком головы принял мою капитуляцию.
- Так что мы с радостью принимаем предложение наших очаровательных дам
приготовить нам обед, но я думаю, Пит, что мы должны дать им денег, чтобы
они купили продукты. У вас есть деньги?
- Есть, - я достал бумажник и дал Анне четыре пятифунтовые купюры.
- Это же сорок два доллара.
Шартелль великодушно махнул рукой. Это были мои деньги.
- Не беспокойтесь, мисс Анна. Просто покупайте все, что вам нужно. А
если вы научите старину Самюэля готовить новые блюда, я, возможно, поделюсь
с вами рецептом орлеанского плова.
- Каким рецептом? - переспросила Анна.
- Вы хотите сказать, что никогда не слышали об орлеанском плове?
- Нет, Клинт, не слышала.
- Значит, в воскресенье устраиваем пир. Пит говорил, что он специалист
по жареным курам. Так почему бы вам не купить три или четыре откормленных
цыпленка. Пит нам их зажарит, а я приготовлю котел плова, только дайте мне
три фунта куриных потрошков, а вы, юные дамы, будете отдыхать в тени,
попивая чай со льдом.
Анна посмотрела на меня.
- Ты был прав. Его нужно видеть. Клод, вы подвезете меня? Мне пора на
урок.
- Конечно. Но за покупками мы поедем вместе?
- Я вам позвоню.
Мы с Шартеллем получили на прощание по нежному поцелую, вдова Клод
надела сеточку на голову. Волосы Анны развевались по ветру. Шартелль
смотрел, как они уезжают.
- Красавицы, не так ли, Пит?
- Я вынужден согласиться.
Красноватого цвета фургон едва не снес бампер "ТР-3", когда наши
женщины поворачивали на шоссе. Мадам Дюкесн обругала водителя по-французски,
и они умчались. Фургон дал задний ход, в окне показалась чья-то физиономия.
Шартелль и я все еще стояли на крыльце.
- Где живет Пит Апшоу? - в голосе слышался американский акцент.
- Здесь, - крикнул я в ответ.
Фургон еще подал назад и свернул на нашу подъездную дорожку. Тут я
понял, кого к нам принесло.
- О боже, это Дидди, Дампс и Тот.
- Кто?
- АП, ЮПИ и Рейтер.
- О!
- Считайте, полдня как не бывало.
- Может, они что-то знают.
- Они знают, что хотят пить. И отнюдь не воду.
С представителем АП я познакомился еще в Европе, когда был там
единственным корреспондентом моей газеты. Теперь ему было за шестьдесят лет,
сорок из которых он посвятил добыванию новостей. Репортер ЮПИ, высокий
худющий австралиец, какое-то время работал в лондонском отделении агентства,
и мне приходилось иметь с ним дело уже после того как я перешел к Даффи.
Рейтер представлял здоровяк-альбертиец. Он освещал все события, происходящие
на западном побережье Африки до границы Анголы. Дальше его не пускали.
- Как вы их назвали? - переспросил Шартелль.
- Дидди, Дампс и Тот. Три персонажа из книжки, которую я когда-то
прочел. Они никогда не разлучались.
- Я читал эту книжку. Мне тогда было восемь лет.
- А мне - шесть.
Корреспондента АП звали Фостер Мамашед. Никто, естественно, не
обращался к нему иначе, как Мамуля. Родился он в Омахе, но давным-давно не
бывал в тех краях. Чарльз Кроуэлл, корреспондент ЮПИ, родился в Аделаиде, но
говорил всем, что он из Сиднея. Я не помню, как я узнал об Аделаиде.
Наверное, мне сказала его лондонская подружка. Альбертиец из Рейтера,
уроженец Баркунду, окончил экономическую школу в Лондоне и стажировался в
"Обсервере". Там мы и познакомились. Звали его Джером Окпори. Он трижды
женился и столько же раз разводился.
Предвыборную кампанию они вещали вместе. Прежде всего из экономических
соображений. Мамашед старел и уже не мог бегать, как молодой, а Рейтер и ЮПИ
все еще платили своим корреспондентам, если те не были американцами,
нищенское жалованье. К тому же лондонские отделения этих агентств весьма
скрупулезно просматривали их расходы. Ассошейтед Пресс, наоборот,
выплачивало Мамашеду от 17 до 19 тысяч долларов в год, а его расчетный счет
проверялся разве что раз в пять лет. Поэтому оплачивал машину Мамашед, но
эту сумму каждый из них вносил в графу расходов, получая в салоне проката
автомобилей соответствующую квитанцию.
- Кто это сидит на переднем сиденье? Неужели Мамуля? - спросил
Шартелль, когда фургон остановился у нашего крыльца.
- Он самый.
- Я думал, он умер. Не видел его лет пятнадцать.
Мамашед вылез из машины первым. Рубашка цвета хаки обтягивала его
толстый живот. Соломенная шляпа с красно-бело-синей лентой едва держалась на
затылке.
- Пит, мне сказали, что ты готовишь лучший мартини к югу от Сахары.
- Вам сообщили наидостовернейшую информацию, Мамуля. Как поживаете?
Он поднялся по ступенькам и пожал руки мне и Шартеллю.
- Шартелль, мне говорили, что вы здесь, но я решил, что это ложь.
Чертовски рад. Когда мы виделись в последний раз?
- Лет пятнадцать назад, Мамуля.
- В Чикаго, да? Помнится, шлюшка с Кларк-стрит нагрела меня на
шестьдесят семь долларов.
- Но она того стоила, Мамуля. Я ее помню.
- Конечно, стоила. У вас есть кондиционер?
- К сожалению, нет, - ответил я.
- Ладно, тогда пусть принесут что-нибудь выпить. И похолоднее.
- Питер Апшоу, дар "ДДТ" Черному континенту, - с заднего сиденья вылез
двухметровый Кроуэлл из ЮПИ.
- Привет, Чарли.
- Еще девять часов, а я вспотел, как паршивый негр. Только не обижайся,
Джерри.
- И пахнет от тебя, как от негра, - ответил Окпори и улыбнулся всеми
тридцатью двумя зубами.
После рукопожатий я представил им Шартелля. Затем мы прошли в гостиную
и они повалились на стулья и кушетку.
Я кликнул Самюэля и тот возник из глубины кухни, явно недовольный тем,
что гости заявились в столь ранний час.
- Принеси нам кофе, джин, тоник, чай, виски, сок и пиво, - попросил я.
- Мне джин с тоником, - добавил Кроуэлл.
- Мне тоже, - кивнул Мамашед.
- А мне - сок со льдом, - Окпори не поддержал компанию.
Самюэль ждал нашего слова. Я взглянул на Шартелля. Тот пожал плечами.
- Нам джин с тоником, Самюэль.
- Са, - сухо ответил он, не одобрив наш выбор.
После того как Самюэль раздал полные бокалы, я велел ему оставить
поднос с бутылками на кофейном столике, чтобы каждый, кто хотел добавки, мог
обслуживать себя сам.
Мамашед потянулся.
- Мы только что с севера, Клинт. На Фулаву работает целая толпа. Из
"Ренесслейра".
- Они задумали что-то очень интересное, - добавил Кроуэлл. - Что
именно, не говорят, но ходят с таинственными ухмылками.
- А чем еще они занимаются?
- Все машины облеплены наклейками с именем кандидата.
- Это хорошая идея, - заметил я.
- И вот что забавно, - вмешался Мамашед. - Два дня назад мы побывали на
востоке. У доктора Колого. Такие же ухмылки были у тех парней, что ведут его
кампанию.
Шартелль зевнул и вытянул ноги, положив одну на другую.
- Я знаю, что "Ренесслейр" направил группу поддержки на север, но
впервые слышу, что своя команда есть и у доктора Колого.
- У него пять или шесть человек. Их прислала "Коммуникейшн Инк". Из
Филадельфии.
- Что-то я не слышал о таком агентстве, - заметил Шартелль. - А вы,
Пит?
Я покачал головой.
- Похоже, американцы прибрали к рукам всю добычу, - хмыкнул Окпори. -
Пожалуй, эту мысль я использую. Сколько они платят вам, мистер Шартелль?
Тот усмехнулся.
- Меньше, чем мне хотелось бы, мистер Окпори. Но пусть это останется
маленькой тайной, моей и финансового управления.
- Десять тысяч долларов? - предположил Кроуэлл.
- Чарли, за десять тысяч Шартелль не стал бы устраивать и праздничный
банкет.
- Вы стоите дорого, мистер Шартелль?
- Кандидаты, которые побеждают, так не думают, - ответил Шартелль. - К
счастью, с проигравшим мне приходилось говорить лишь однажды.
- Когда это было? - спросил Окпори.
- В тысяча девятьсот пятьдесят втором.
- Плохой год для партии, - вставил Мамашед.
- Чрезвычайно плохой, - согласился Шартелль.
- А что у тебя тут творится, Клинт? - продолжил Мамашед. - Мы были на
севере и востоке, и эти молодые обезьяны молотят на пишущих машинках,
рассылают сообщения для прессы, обсуждают многоцветные плакаты, пользы от
которых, я им это сказал, нуль. А вы с Питом потягиваете джин в девять утра.
Не звонят телефоны. Никакой суеты. Вы уже купили выборы?
- Мы с Шартеллем всего лишь консультанты, Мамуля, - ответил я. - Мы
много думаем.
- Мамуля, мы приехали сюда, чтобы помочь вождю Акомоло отковать новую
демократию в горниле политической борьбы. Как тебе, Пит?
- Эта фраза войдет в историю, - корреспонденты ничего не записали.
- Как, по-твоему, закончатся выборы, Клинт? - спросил Мамашед. - Только
серьезно.
- Думаю, мы прорвемся, Фостер. Сейчас я бы поставил шесть к пяти на
нас.
- Готов внести пятьсот.
- Фунтов?
- Долларов.
- Заметано.
- Шесть к пяти немного лучше, чем пять за пять, Клинт.
- Наши шансы могут и возрасти. Приезжай к нам за неделю до выборов.
Возможно, они поднимутся до девяти к пяти.
- Ты так уверен в себе?
- Перестань, Мамуля. Я же не тренер-новичок, проливающий слезы из-за
того, что его лучший защитник подхватил триппер перед началом сезона. Мне
платят за уверенность. Это мое естественное состояние.
- А как ты, Пит?
- Думаю, я переполнен уверенностью. Я предсказываю, что Акомоло победит
с подавляющим преимуществом. Можете процитировать меня. Даффи с
удовольствием прочтет об этом в Лондоне.
- А есть ли возможность взять интервью у Акомоло? - спросил Кроуэлл. -
С американизацией нам все ясно. Мэдисон Авеню* осваивает новую прибыльную
территорию, беря под контроль политическую борьбу в Западной Африке.
______________
* Мэдисон Авеню - улица Нью-Йорка, где находятся многие известные
рекламные агентства.
- Я не с Мэдисон Авеню, - возразил Шартелль.
Высокий австралиец сухо улыбнулся.
- Вы там будете завтра.
- Я думаю, такая возможность есть, - вмешался я. - Я позвоню и выясню,
что можно сделать.
Я быстро дозвонился до Дженаро, воспользовавшись тактикой Шартелля и
узнав о самочувствии телефониста и членов его семьи. Он назначил встречу на
половину одиннадцатого.
- Вы с Шартеллем тоже придете? - спросил Дженаро.
- Нет. Я думаю, вы обойдетесь без нас.
- Хорошо. Скажите им, пусть подъезжают к дому Лидера в половине
одиннадцатого.
- Отлично, - я повернулся к корреспондентам. - Десять тридцать вас
устраивает?
Мамашед ухмыльнулся.
- Слишком уж у тебя все гладко, Пит. Неужели ты можешь так запросто
пробиться к Акомоло? "Ренесслейр" и эти парни из Филадельфии не имеют такой
возможности.
- Прежде всего, Мамуля, я стараюсь завоевать доверие клиента. А потом
мы оба бьемся за победу на выборах, помогая друг другу.
Мамашед осушил бокал и встал.
- Я хочу повидаться с руководителем Информационной службы, а потом уж
ехать к Акомоло. Благодарю за выпивку и организацию встречи с вождем. От
вас, парни, новостей не дождешься.
- Как и сказал Пит, Мамуля, мы всего лишь консультанты.
Мы пожали друг другу руки. Они пообещали приехать еще раз. Мы ответили,
что всегда рады их видеть. На крыльце Мамашед чуть задержался.
- Я бы мог дать большую статью, Клинт. На полном серьезе.
- Если у меня будет материал, ты его получишь.
Мамашед кивнул и спустился по ступенькам. Они забрались в кабину,
фургон развернулся, выехал на шоссе и исчез за поворотом.
- Первая волна, - заметил я.
Шартелль кивнул.
- Позвоните Дженаро. Пусть он свяжется с Диокаду и попросит его
приехать сюда. Пора планировать кампанию. Нам кое-что понадобится.
- Что именно?
- Маленькие красные, желтые и зеленые указательные флажки. В отделах
сбыта такие обычно втыкают в карту, чтобы знать, где находятся коммивояжеры
или должны находиться.
- Что-нибудь еще?
- Карта. Самая большая карта Альбертии.
В среду мы поехали в Обахму на встречу с Илем, следуя за "ХК-Е" Джимми
Дженаро. На прямых участках покрытого асфальтом шоссе Джимми разгонялся до
восьмидесяти миль в час, повороты проходил на шестидесяти. Уильям лишь
старался не терять его из виду. Шартелль, как обычно, полулежал, надвинув
шляпу на лоб. Изо рта торчала потухшая сигара.
- Вы заметили, что Джимми взял с собой складной велосипед?
- Да.
- Он собирается оставить "ягуар" в государственном поместье,
переодеться и поездить по округу.
- Он не боится?
- Нет. Говорит, что это самый спокойный округ.
- На карте слишком много красных и желтых флажков.
- Я думаю, мы начнем менять их на зеленые через неделю или две.
Кампания только началась, юноша.
Дженаро привез карту и флажки-указатели в субботу. Художник из
министерства информации синей краской обозначил границы избирательных
округов и, следуя иногда противоположным указаниям Дженаро и Диокаду,
воткнул зеленые флажки в округа, поддерживающие Акомоло, красные - в
оппозицию, а желтыми отметил округа, где предстояла борьба за голоса.
Зелени на карте оказалось немного. Шартелль размышлял над ней чуть ли
не всю субботу, расспрашивая Диокаду и Дженаро, чем заняты местные
политические деятели. Потом я сочинил для них письмо за подписью вождя
Акомоло, который призвал своих верных сторонников оторвать задницы от
стульев и начать ходить из дома в дом, агитируя за своего кандидата. Диокаду
позаботился о том, чтобы письмо перевели на соответствующие диалекты и
разослали адресатам.
В воскресенье нам пришлось отказаться от жареных цыплят и орлеанского
плова. Весь день мы провели на телефоне. Анна и вдова Клод готовили
сэндвичи, которые мы ели, пока доктор Диокаду и Дженаро убеждали партийных
боссов на местах не волноваться, втолковывали им, что предатели - мелкая
сошка, что они не знали никаких секретов и без них будет даже лучше.
Шартелль послал Уильяма на телефонную станцию с конвертом для телефониста
Оджара, вложив в него пятифунтовую купюру.
Положив трубку после последнего звонка, Дженаро повернулся к Шартеллю.
- Они уже нервничают, а ведь кампания официально начинается только
завтра.
- Хорошо бы подкинуть им что-нибудь вещественное, к примеру значки, -
добавил Диокаду.
Шартелль кивнул.
- Их уже везут к нам.
- И у них не чувствуется энтузиазма, - мрачно заметил Дженаро. -
Апатичные бездельники.
- Декко и вождь Акомоло их расшевелят.
После очередного поворота я повернулся к Шартеллю.
- У меня идея.
- Хорошо.
- О двух предателях, как мы продолжаем их называть, написали все
газеты, даже те, что поддерживают Акомоло. Так?
- Так.
- Свою роль они сыграли, подтвердили, что мы хотели заполучить
специальные самолеты для вычерчивания слов в небе и дирижабль. Так?
- Продолжайте.
- Они публично покаются.
Шартелль резко сел, сдвинув шляпу на затылок, широко улыбнулся.
- Осознают свои ошибки. Вернутся на путь истинный. Возвращение блудных
сыновей. Что ж, Пити, это неплохо. Когда они это сделают?
Я на мгновение задумался.
- Через две недели. Пусть остаются на стороне оппозиции достаточно
долго, чтобы отработать полученные деньги и почерпнуть кое-какую информацию.
Она нам не помешает. Я напишу им покаянные речи. А потом мы пошлем их с
выступлениями по стране.
- Потрясающе! Кающиеся грешники! Да мы устроим целую серию встреч.
Возвращение, пусть не в объятья Христа, но в лоно партии Акомоло. Вы делаете
успехи, юноша.
- Я же учусь у мастера. Он меня вдохновляет.
- Грешники, услышавшие слово господне, - Шартелль надвинул шляпу на
лоб. - Лучше не придумаешь!
В воскресенье вертолеты припозднились, и вождю Акомоло и Декко пришлось
ждать в зале для гостей в аэропорту Убондо, где было жарче, чем под прямыми
лучами солнца. Наконец они приземлились, но у одного барахлил двигатель.
Представившись, пилоты заверили нас, что быстро починят его, и провозились
три часа. Вождь Акомоло кипел от негодования. Декко сохранял спокойствие.
- Не слишком благоприятное начало, мистер Шартелль, - недовольно бросил
вождь Акомоло.
- Несомненно, вождь. Но я не думаю, что мы должны просто стоять и
сетовать на судьбу. Раз у нас есть время, давайте используем его с толком.
- Как обычно, вы правы, мистер Шартелль, - пророкотал Декко.
И пока пилоты возились с двигателем, мы обсуждали намеченные планы.
Декко легко схватывал основные принципы ведения кампании. Ему предстояло
выступать по десять раз в день и он повторял снова и снова, как нравится ему
написанная для него речь. Вождь Акомоло называл переданный ему текст не
речью, но "документом истины". Тут он, конечно, перегибал палку, но
ненамного. Речь ему досталась преотличная.
А потом к нам подошел американский пилот, сорокачетырехлетний ветеран в
фуражке времен Второй мировой войны. Звали его Билл Виатт.
- Кто летит с Виаттом? - спросил он.
Вождь Акомоло, его переводчик, личный помощник и один из сотрудников
Дженаро последовали за пилотом, предварительно пожав нам руки. Мы
расставались с вождем на три недели, но договорились, что он будет звонить
каждый вечер.
Появился южноафриканец, высокий, тощий, с аккуратно подстриженными
усиками, черноволосый, по фамилии Вейл. Декко со своей командой направился
ко второму вертолету. У лесенки он повернулся и помахал нам рукой. Мы
помахали в ответ. Вождь Акомоло, перед тем как подняться в вертолет, также
обернулся и помахал нам. Золотая оправа его очков блеснула на солнце. Мы
подняли руки, прощаясь с ним, а Дженаро озабоченно взглянул на часы.
- Они едва успели.
Доктор Диокаду заметно нервничал.
- Должен признаться, я не уверен, что они смогут справиться сами.
- Ну что вы, док, они же кандидаты, - ответил Шартелль. - Эти ребята
должны рассчитывать только на себя. Мы можем планировать их выступления,
писать им речи, обеспечивать транспорт и слушателей, но не подниматься на
трибуну и произносить за них речи. Это они должны делать сами.
- Они справятся, - уверенно заявил Дженаро.
Специальная посылка с тысячью значков с надписью "Я ЗА АКО" прибыла в
среду утром из Нью-Йорка авиапочтой первого класса. Пятьсот штук мы
пересыпали в пустую жестянку из-под бисквита, поехали в магазин вдовы Клод,
завернули жестянку в бумагу и перевязали красивой лентой. Мы также упросили
вдову продать нам ящик коньяка для Иля по оптовой цене.
- С такой торговлей я не смогу содержать тебя, дорогой, - улыбнулась
вдова.
- Но, дорогая, ты же знаешь, что теперь я буду заботиться о тебе.
- Авантюрист, - последовало в ответ.
Шартелль нежно поцеловал ее, прижал к груди. Вдова просияла.
Коньяк мы купили по совету Дженаро: "В здешних местах, приезжая в
гости, принято привозить подарок, как бы бедны вы ни были. Обычно это орех
кола, но вы должны привезти что-то особенное. К примеру значки, а коньяк
укажет на вашу высокую оценку его вкуса. Бог знает, что он даст вам взамен,
может, пару девочек лет тринадцати. Или мальчиков. По традиции, ответный
подарок будет в три-четыре раза дороже. Скорее всего, он завалит "хамбер"
пивом.
Обахма мне не приглянулась. Дома и хижины, покрытые ржавым железом.
Шоссе петляло между ними, поворачивая направо и налево без всякой на то
причины, если не считать, что кто-то нарочно строил дома на проезжей части,
чтобы добавить лишний поворот. В обе стороны уходили пыльные, немощеные
переулки. На крышах магазинов надрывались динамики "Радио Альбертии". Люди,
одетые более небрежно, чем в Барканду или Убондо, занимались своими делами.
Некоторые сидели на солнце и глазели по сторонам. Другие спали в тени,
свернувшись калачиком. Дженаро сбавил скорость. Несколько молодых парней
приветствовали его криком, он что-то прокричал в ответ и бросил им пачку
сигарет.
Дворец Иля Обахмы находился на окраине города и тоже не представлял
собой ничего особенного, если не считать, что его окружала высокая красная
стена, протянувшаяся вдоль дороги на добрых два квартала. Ее построили еще
до прибытия португальцев. "Ягуар" въехал в открытые ворота, охраняемые
альбертийцами, одетыми в подобие военной формы. Они встретили Дженаро
улыбками и приветственными взмахами рук. По большому двору бродили люди,
козы, куры. Дворец, одноэтажное здание с множеством пристроек, находился в
глубине. Вокруг дворца тянулась веранда. Крыша над ней покоилась на резных
столбах. Правда, кое-где вместо резных столбов стояли гладкие, а в некоторых
местах отсутствовали и таковые. Уильям поставил машину рядом с "ягуаром"
Дженаро. Тот кликнул какого-то парнишку, что-то ему сказал. Паренек поднял с
земли палку и прыгнул в "ягуар", свирепо оглядываясь в поисках врага.
Дженаро дал ему шиллинг и подошел к нам.
- Если повезет, к моему возвращению колеса будут на месте. Вы обратили
внимание на снятые столбы?
- Да.
- Сыновья Иля. Продают их туристам. Народное творчество. Выручают до
трехсот фунтов за каждый. А теперь крыша грозит рухнуть. Иль предупредил,
что отрубит руку тому, кто посмеет украсть еще один столб.
Уильям вытащил из багажника ящик коньяка и коробку со значками.
Уговорил одного из праздношатающихся помочь ему с коробкой. Коньяк он нес
сам. Собравшаяся толпа ожидала, что же будет дальше. Все это напоминало мне
маленький город, в котором наиболее знаменательным событием являлось
прохождение грузового поезда в четыре часа шестнадцать минут пополудни.
Каждый день он проскакивал город, не останавливаясь, но всегда был шанс, что
такое случится.
Дженаро проталкивался сквозь толпу, не обращая внимания на просьбы
мальчишек поделиться с ними одной-двумя монетками. Шартелль, однако, раздал
всю мелочь. Дженаро вел нас сквозь лабиринт открытых дверей, окон, скучающих
рук, лиц, тел. Толпа следовала на почтительном расстоянии, все еще
предвкушая что-то удивительное. Затем заговорили барабаны. Дженаро
остановился, огляделся, подозвал к себе одного из бездельников. Что-то
спросил, внимательно выслушал ответ. Барабаны не смолкали. Дженаро дал
бездельнику шиллинг и повернулся к нам.
- Я спросил его о барабанах. Я же не получил такого музыкального
образования, как Диокаду. Барабаны говорят: "Они прибыли из Убондо, вождь
Слова и два его Белых друга. Они прибыли, чтобы засвидетельствовать почтение
Илю Обахмы, могущественнейшему из правителей", и так далее. Реклама Илю и
приказ оставить в покое наши машины.
Дженаро двинулся дальше под взглядом Шартелля "Ого-го!" и "Однако,
Пит", и вскоре мы оказались у двери, рядом с которой за маленьким столом
сидел высокий юноша. Дженаро приветствовал его по-английски.
- Привет, принц.
- Привет, Джимми.
- Старик нас ждет?
- Проходите. У него два просителя, но он с ними скоро закончит.
- Принц Арондо... Мистер Шартелль и мистер Апшоу.
Мы пожали руку принцу, одетому в белую рубашку, брюки из легкой ткани и
сандалии на босу ногу. Создавалось впечатление, что ему совсем и не жарко.
Он оглядел нас и сказал, что рад познакомиться. Мы прошли в комнату за
дверью. Уильям и носильщик коробки - следом за нами. Носильщик поставил
коробку на пол и улизнул. Уильям распростерся на полу, выставив перед собой
ящик коньяка. Дженаро вздохнул, расстелил носовой платок, опустился на него
коленями, одновременно коснувшись лбом пола. Шартелль снял шляпу. Я
улыбнулся.
Иль сидел на стуле с высокой спинкой за письменным столом на небольшом
возвышении, таком же, как и в банкетном зале Акомоло. Важно кивнув нам, он
вновь обратил внимание на двух мужчин, лежащих на полу у стола. Он был в той
же соломенной шляпе, что и в Убондо, но, похоже, сменил перо. Дженаро встал,
сложил платок, вытер лицо.
- Они спорят из-за скота. Кто-то украл пару коров.
Иль вынес решение. Говорил он тихо, мне показалось, скучал. Двое быстро
поднялись, попятились от стола, едва не столкнувшись с нами. Дженаро ногой
толкнул Уильяма. Наш шофер вскочил и вслед за двумя просителями вылетел за
дверь. Старик, что шел в Убондо с золотым посохом, клевал носом на стуле
справа от стола. Позади Иля, на скамье, сидели мальчишки в белых одеяниях.