достал и сунул обратно в ящик. Я не нуждался в сувенирах. Собрав чемодан, я
отнес его в гостиную. Анна говорила по телефону.
- Благодарю вас, - услышал я, и она положила трубку. - Звонили из
консульства. Им уже сообщили, что вы объявлены persona non grata. Тебя
отправят первым же рейсом. Если ты хочешь улететь.
- Мне не нравятся альбертийские тюрьмы.
Шартелль все также сидел в кресле, вытянув ноги.
- А может, вы передумаете, Пит. Возможно, мы неплохо позабавимся.
- Мне хватило сегодняшних забав.
Шартелль подтянул ноги, оторвался от спинки, достал ручку и блокнот,
начал что-то писать. Затем вырвал листок и протянул его мне.
- Уильям вернулся. Заглянул в гостиную, пока вы собирали вещи. Он
отвезет вас в Барканду в "ласалле". Я возьму "хамбер" и позабочусь о том,
чтобы Анна добралась до дому в целости и сохранности.
- Благодарю. Что это за записка?
- Помните маленький бар на пути в Барканду... "Колония"? Там нас
обслуживал американец, Майк.
Я кивнул.
- Отдайте записку ему. Посмотрите, что там.
Я прочел: "Майк, если вы продаете то, что, я думаю, вы продаете, мне
понадобится ваш товар. Свяжитесь с мадам Клод Дюкесн в Убондо. Шартелль".
Я сложил листок и убрал в карман.
- Вы подставляете ее под удар.
Шартелль выпустил струю дыма и задумчиво посмотрел на меня.
- Полагаю, это мое дело, юноша, и ее.
Уильям подогнал "ласалль" к крыльцу. Верх он поднял. Вошел в гостиную,
взглянул на меня, начал что-то говорить, передумал, подхватил мой чемодан и
отнес к машине.
- Пожалуй, мне тоже пора собираться, - Шартелль шагнул к своей
спальне. - Если вы передумаете, Пит, дайте мне знать. Вы где-то третий в
мире по качеству вашей работы. Мы нашли бы применение вашему таланту.
Я кивнул.
- Прощайте, Шартелль.
Он задержался у двери, глубоко затянулся, выдохнул дым, подмигнул мне в
последний раз.
- Прощайте, юноша.
Анна сидела на кушетке со стаканом коньяка. Я присел рядом.
- Это не конец, ты знаешь.
В ее глазах стояла боль.
- Для меня это не кончится никогда, дорогой. Мне просто плохо, вот и
все. Мне плохо, потому что ты должен уехать, а я - остаться. Мне плохо,
потому что я не могу быть с тобой.
- Это ненадолго.
- Я буду писать каждый день.
- Я много езжу по свету.
- Но возвращаешься в Лондон?
- На два-три дня.
- Я люблю тебя, Пит.
- Домик на берегу. Помни о нем.
Я обнял и поцеловал ее. Почувствовал, а не услышал сотрясающие Анну
рыдания, вновь поцеловал, встал, прошел на крыльцо по ступенькам и сел на
переднее сиденье, рядом с Уильямом. Тот не возражал.
- Поехали.
- Барканду, са?
- Аэропорт.
Я оглянулся. В проеме двери я видел Анну, сидящую на кушетке с
недопитым стаканом коньяка в руке. Она не пошевельнулась, не подняла головы.
Похоже, она плакала.
Мы ехали быстро, старый автомобиль легко вписывался в повороты. Солдаты
остановили нас лишь однажды, и мы добрались до "Колонии" за сорок пять
минут. Оставив Уильяма за рулем, я зашел в бар. Майк стоял за стойкой,
слушая "Радио Альбертии", объясняющее необходимость военного переворота, и
наблюдая за вращающимися под потолком лопастями вентилятора. В зале не было
ни души.
- Что будете пить?
- Двойное шотландское.
Он кивнул, наполнил бокал, поставил передо мной.
- Как я понял, небольшая заварушка.
- Еще какая, - я протянул ему записку. - От Шартелля.
Он прочитал, порвал записку, кивнул.
- Вы остаетесь?
- Нет. А вы?
- Побуду немного. Может, дела пойдут лучше.
- Оружие?
Он ответил лишь взглядом.
- Выпьем за счет заведения, - он налил нам обоим двойное виски. Я
выпил, поблагодарил его и направился к двери. Но остановился у порога и
обернулся.
- Вы раньше знали Шартелля?
Он кивнул.
- Мы встречались. Давным-давно. Во Франции. Он думал, что я француз,
пока не наступил мне на руку и я не обозвал его сукиным сыном.
- Он сказал, что знаком с вами.
- У него хорошая память.
Я сел в машину, и Уильям довез меня до аэропорта за пятьдесят минут.
Народу было полно, но представитель консульства достал мне билет. До посадки
оставалось двадцать минут. Я пригласил Уильяма в бар. Взял себе виски, ему -
пива.
- Как твой брат?
- Он в школе, са. Очень хорошей школе, где мадам Анна - учительница.
- Он пойдет в школу завтра?
На лице Уильяма отразилось недоумение.
- Да, са. Он ходит каждый день.
Я кивнул.
- Уильям, чего ты хочешь больше всего?
Он застенчиво улыбнулся.
- Я хочу такси, са.
- Одну из этих "моррис майнор"?
- Да, са.
- Сколько тебе нужно денег?
- Очень много, са. Триста фунтов.
Я достал бумажник. У меня осталось 132 альбертийских фунта. Я отдал их
Уильяму.
- Вот тебе на первый взнос. От Шартелля и меня.
Прежде чем он успел поблагодарить меня, объявили посадку на мой
самолет. Я пожал ему руку, и он проводил меня до пункта проверки паспортов.
Я поднялся в самолет, а он поехал в Убондо. Полет проходил как обычно. Мы
развернулись над океаном и пролетели над Барканду, взяв курс на Сахару и
Рим. Я посмотрел вниз.
- Роскошная бухта.
Мой сосед сделал вид, что не слышит.
Два месяца спустя я сидел в новеньком кабинете новенького редакционного
здания в одном из новеньких городов, выросших на восточном побережье
Флориды. Новенькая табличка на двери гласила: "Главный редактор". Положив
ноги на стол, я читал ежедневное письмо Анны Кидд: "Они умолили меня
остаться еще на шесть месяцев, в должности директора школы. Я буду уже не
добровольцем К.м., но обычной школьной мымрой. За шесть месяцев я смогу
подготовить себе замену, а потом уеду. Не могу объяснить, почему я
согласилась. Я лишь надеюсь, что ты меня поймешь. Правда?
Вчера я виделась с Клод, и она дала мне записку от Шартелля, чтобы я
переслала ее тебе. Я переписала ее слово в слово: "Маленькому, но растущему
движению сопротивления в Западной Африке требуется компетентный, энергичный
специалист по общественным отношениям. Возможно быстрое продвижение по
службе. Наши работодатели в курсе".
Я дочитал письмо, сложил и убрал в карман. Я прочел его уже в четвертый
раз. Еще один - и я выучил его наизусть.
Джордж Секстон, телеграфный редактор, вошел в кабинет и положил передо
мной статью АП и снимок, полученный по фототелеграфу. Первым делом я
взглянул на снимок.
- Вы знаете этих парней? - спросил Секстон.
Я их знал. Всех четырех. Декко стоял в центре, суровый и решительный.
Дженаро, в неизменных солнцезащитных очках, широко улыбался слева от него.
Доктор Диокаду стоял справа, с обычным ворохом бумаг под мышкой. Шартелль
попал в объектив случайно, слева и сзади Дженаро. Он выглядел так же, как и
на других фотографиях: словно старался вспомнить, выключил ли он плиту, на
которой жарилось мясо.
- Я их знаю, - ответил я и потянулся за статьей. Ее написал Фостер
Мамашед и отправил из Барканду. В редакторском предисловии указывалось, что
это первое после переворота интервью вождя Декко. Статья включала две тысячи
слов и мне понравилось. Похоже, Шартелль сдержал слово, данное ветерану АП.
Декко, базируясь в буше, причинял военному режиму немало хлопот и
намеревался расширить сферу своих действий. Мамашед мельком упомянул
Шартелля и последние пятьсот слов посвятил прогнозированию политического
будущего Альбертии. Прогноз получился весьма и весьма мрачный.
- Сократите статью до восьмисот слов и давайте на девятой полосе, -
решил я. - Заголовок оставьте.
- А как насчет фотографии? - спросил Секстон.
- Уберите парня слева, белого в черной шляпе.
- Разве это не ваш приятель?
- Он не любит рекламы.
- Жалеете, что вас там нет, не так ли, Пит?
Я посмотрел на него. Ему было лишь двадцать три года.
- Нет. Не жалею.
Он вернулся за стол, а я достал из нижнего ящика пинту виски.
Развернулся на вращающемся стуле к стеклянной панели, занимающей всю стену и
выходящей на улицу. На другой стороне находился одноэтажный мотель, а за
ним - океан. Я отвернул пробку и глотнул виски. Два ребенка, мальчик и
девочка, проходившие мимо, прильнули носами к стеклу, решив посмотреть, как
работает главный редактор. Я приветствовал их еще одним глотком виски и
убрал бутылку в нижний ящик. Мальчишка показал мне язык.
Повернувшись к пишущей машинке, я вставил в каретку лист бумаги, на
мгновение задумался и напечатал:
"ЗАПАДНАЯ АФРИКА
АЛЬБЕРТИЯ, УБОНДО
ИНФОРМАЦИОННАЯ СЛУЖБА США
ДЛЯ АННЫ КИДД
ПЕРЕДАЙТЕ ПИРОЖКУ В ГЛУБИНКУ ТРЕТИЙ В МИРЕ ПИСАКА СПЕШИТ НА ПОМОЩЬ
ПРИБУДЕТ В БЛИЖАЙШЕЕ ВРЕМЯ ТОЧКА СКАРАМУШ".
Я позвал курьера, дал ему десять долларов и велел как можно быстрее
отправить телеграмму. Боялся, что передумаю. Еще несколько минут полюбовался
океаном, снял телефонную трубку и набрал номер. Мне ответил женский голос.
- Я хотел бы заказать билет на ближайший рейс до Нью-Йорка. А затем из
Нью-Йорка в Барканду. Барканду - в Альбертии. Альбертия - в Африке.
Ей пришлось по другому телефону связаться с Нью-Йорком. Затем она
сообщила мне, что я могу вылететь в Барканду завтра из аэропорта имени
Кеннеди в четыре часа пятнадцать минут пополудни по местному времени. Она
задала еще один вопрос и ей пришлось повторить его дважды, потому что я
думал.
- Нет, - наконец ответил я, - обратного билета не надо, только туда.
Я положил трубку, немного посидел, затем встал, сказал Секстону, что
иду на ленч, пересек улицу, обогнул мотель и зашагал вдоль берега. Стоял
поздний октябрь, и сезон еще не начался.
На пляже никто не загорал. Я сел на песок и всмотрелся в океан. Трое
ребят бежали за большой собакой у самой кромки воды. Собака радостно гавкала
и виляла хвостом. Потом ребятишки побежали в другую сторону, и собака
помчалась за ними. Бегали они долго, но никто так никого и не поймал. Я
сидел, наблюдая за ними, стараясь не думать. Но мысли все равно лезли в
голову.
В конце концов я поднялся, отряхнул песок с брюк. Дети и собака все еще
гонялись друг за другом. Я наклонился, поднял камешек и бросил в них. А
может, в Африку.
Естественно, не попал.
отнес его в гостиную. Анна говорила по телефону.
- Благодарю вас, - услышал я, и она положила трубку. - Звонили из
консульства. Им уже сообщили, что вы объявлены persona non grata. Тебя
отправят первым же рейсом. Если ты хочешь улететь.
- Мне не нравятся альбертийские тюрьмы.
Шартелль все также сидел в кресле, вытянув ноги.
- А может, вы передумаете, Пит. Возможно, мы неплохо позабавимся.
- Мне хватило сегодняшних забав.
Шартелль подтянул ноги, оторвался от спинки, достал ручку и блокнот,
начал что-то писать. Затем вырвал листок и протянул его мне.
- Уильям вернулся. Заглянул в гостиную, пока вы собирали вещи. Он
отвезет вас в Барканду в "ласалле". Я возьму "хамбер" и позабочусь о том,
чтобы Анна добралась до дому в целости и сохранности.
- Благодарю. Что это за записка?
- Помните маленький бар на пути в Барканду... "Колония"? Там нас
обслуживал американец, Майк.
Я кивнул.
- Отдайте записку ему. Посмотрите, что там.
Я прочел: "Майк, если вы продаете то, что, я думаю, вы продаете, мне
понадобится ваш товар. Свяжитесь с мадам Клод Дюкесн в Убондо. Шартелль".
Я сложил листок и убрал в карман.
- Вы подставляете ее под удар.
Шартелль выпустил струю дыма и задумчиво посмотрел на меня.
- Полагаю, это мое дело, юноша, и ее.
Уильям подогнал "ласалль" к крыльцу. Верх он поднял. Вошел в гостиную,
взглянул на меня, начал что-то говорить, передумал, подхватил мой чемодан и
отнес к машине.
- Пожалуй, мне тоже пора собираться, - Шартелль шагнул к своей
спальне. - Если вы передумаете, Пит, дайте мне знать. Вы где-то третий в
мире по качеству вашей работы. Мы нашли бы применение вашему таланту.
Я кивнул.
- Прощайте, Шартелль.
Он задержался у двери, глубоко затянулся, выдохнул дым, подмигнул мне в
последний раз.
- Прощайте, юноша.
Анна сидела на кушетке со стаканом коньяка. Я присел рядом.
- Это не конец, ты знаешь.
В ее глазах стояла боль.
- Для меня это не кончится никогда, дорогой. Мне просто плохо, вот и
все. Мне плохо, потому что ты должен уехать, а я - остаться. Мне плохо,
потому что я не могу быть с тобой.
- Это ненадолго.
- Я буду писать каждый день.
- Я много езжу по свету.
- Но возвращаешься в Лондон?
- На два-три дня.
- Я люблю тебя, Пит.
- Домик на берегу. Помни о нем.
Я обнял и поцеловал ее. Почувствовал, а не услышал сотрясающие Анну
рыдания, вновь поцеловал, встал, прошел на крыльцо по ступенькам и сел на
переднее сиденье, рядом с Уильямом. Тот не возражал.
- Поехали.
- Барканду, са?
- Аэропорт.
Я оглянулся. В проеме двери я видел Анну, сидящую на кушетке с
недопитым стаканом коньяка в руке. Она не пошевельнулась, не подняла головы.
Похоже, она плакала.
Мы ехали быстро, старый автомобиль легко вписывался в повороты. Солдаты
остановили нас лишь однажды, и мы добрались до "Колонии" за сорок пять
минут. Оставив Уильяма за рулем, я зашел в бар. Майк стоял за стойкой,
слушая "Радио Альбертии", объясняющее необходимость военного переворота, и
наблюдая за вращающимися под потолком лопастями вентилятора. В зале не было
ни души.
- Что будете пить?
- Двойное шотландское.
Он кивнул, наполнил бокал, поставил передо мной.
- Как я понял, небольшая заварушка.
- Еще какая, - я протянул ему записку. - От Шартелля.
Он прочитал, порвал записку, кивнул.
- Вы остаетесь?
- Нет. А вы?
- Побуду немного. Может, дела пойдут лучше.
- Оружие?
Он ответил лишь взглядом.
- Выпьем за счет заведения, - он налил нам обоим двойное виски. Я
выпил, поблагодарил его и направился к двери. Но остановился у порога и
обернулся.
- Вы раньше знали Шартелля?
Он кивнул.
- Мы встречались. Давным-давно. Во Франции. Он думал, что я француз,
пока не наступил мне на руку и я не обозвал его сукиным сыном.
- Он сказал, что знаком с вами.
- У него хорошая память.
Я сел в машину, и Уильям довез меня до аэропорта за пятьдесят минут.
Народу было полно, но представитель консульства достал мне билет. До посадки
оставалось двадцать минут. Я пригласил Уильяма в бар. Взял себе виски, ему -
пива.
- Как твой брат?
- Он в школе, са. Очень хорошей школе, где мадам Анна - учительница.
- Он пойдет в школу завтра?
На лице Уильяма отразилось недоумение.
- Да, са. Он ходит каждый день.
Я кивнул.
- Уильям, чего ты хочешь больше всего?
Он застенчиво улыбнулся.
- Я хочу такси, са.
- Одну из этих "моррис майнор"?
- Да, са.
- Сколько тебе нужно денег?
- Очень много, са. Триста фунтов.
Я достал бумажник. У меня осталось 132 альбертийских фунта. Я отдал их
Уильяму.
- Вот тебе на первый взнос. От Шартелля и меня.
Прежде чем он успел поблагодарить меня, объявили посадку на мой
самолет. Я пожал ему руку, и он проводил меня до пункта проверки паспортов.
Я поднялся в самолет, а он поехал в Убондо. Полет проходил как обычно. Мы
развернулись над океаном и пролетели над Барканду, взяв курс на Сахару и
Рим. Я посмотрел вниз.
- Роскошная бухта.
Мой сосед сделал вид, что не слышит.
Два месяца спустя я сидел в новеньком кабинете новенького редакционного
здания в одном из новеньких городов, выросших на восточном побережье
Флориды. Новенькая табличка на двери гласила: "Главный редактор". Положив
ноги на стол, я читал ежедневное письмо Анны Кидд: "Они умолили меня
остаться еще на шесть месяцев, в должности директора школы. Я буду уже не
добровольцем К.м., но обычной школьной мымрой. За шесть месяцев я смогу
подготовить себе замену, а потом уеду. Не могу объяснить, почему я
согласилась. Я лишь надеюсь, что ты меня поймешь. Правда?
Вчера я виделась с Клод, и она дала мне записку от Шартелля, чтобы я
переслала ее тебе. Я переписала ее слово в слово: "Маленькому, но растущему
движению сопротивления в Западной Африке требуется компетентный, энергичный
специалист по общественным отношениям. Возможно быстрое продвижение по
службе. Наши работодатели в курсе".
Я дочитал письмо, сложил и убрал в карман. Я прочел его уже в четвертый
раз. Еще один - и я выучил его наизусть.
Джордж Секстон, телеграфный редактор, вошел в кабинет и положил передо
мной статью АП и снимок, полученный по фототелеграфу. Первым делом я
взглянул на снимок.
- Вы знаете этих парней? - спросил Секстон.
Я их знал. Всех четырех. Декко стоял в центре, суровый и решительный.
Дженаро, в неизменных солнцезащитных очках, широко улыбался слева от него.
Доктор Диокаду стоял справа, с обычным ворохом бумаг под мышкой. Шартелль
попал в объектив случайно, слева и сзади Дженаро. Он выглядел так же, как и
на других фотографиях: словно старался вспомнить, выключил ли он плиту, на
которой жарилось мясо.
- Я их знаю, - ответил я и потянулся за статьей. Ее написал Фостер
Мамашед и отправил из Барканду. В редакторском предисловии указывалось, что
это первое после переворота интервью вождя Декко. Статья включала две тысячи
слов и мне понравилось. Похоже, Шартелль сдержал слово, данное ветерану АП.
Декко, базируясь в буше, причинял военному режиму немало хлопот и
намеревался расширить сферу своих действий. Мамашед мельком упомянул
Шартелля и последние пятьсот слов посвятил прогнозированию политического
будущего Альбертии. Прогноз получился весьма и весьма мрачный.
- Сократите статью до восьмисот слов и давайте на девятой полосе, -
решил я. - Заголовок оставьте.
- А как насчет фотографии? - спросил Секстон.
- Уберите парня слева, белого в черной шляпе.
- Разве это не ваш приятель?
- Он не любит рекламы.
- Жалеете, что вас там нет, не так ли, Пит?
Я посмотрел на него. Ему было лишь двадцать три года.
- Нет. Не жалею.
Он вернулся за стол, а я достал из нижнего ящика пинту виски.
Развернулся на вращающемся стуле к стеклянной панели, занимающей всю стену и
выходящей на улицу. На другой стороне находился одноэтажный мотель, а за
ним - океан. Я отвернул пробку и глотнул виски. Два ребенка, мальчик и
девочка, проходившие мимо, прильнули носами к стеклу, решив посмотреть, как
работает главный редактор. Я приветствовал их еще одним глотком виски и
убрал бутылку в нижний ящик. Мальчишка показал мне язык.
Повернувшись к пишущей машинке, я вставил в каретку лист бумаги, на
мгновение задумался и напечатал:
"ЗАПАДНАЯ АФРИКА
АЛЬБЕРТИЯ, УБОНДО
ИНФОРМАЦИОННАЯ СЛУЖБА США
ДЛЯ АННЫ КИДД
ПЕРЕДАЙТЕ ПИРОЖКУ В ГЛУБИНКУ ТРЕТИЙ В МИРЕ ПИСАКА СПЕШИТ НА ПОМОЩЬ
ПРИБУДЕТ В БЛИЖАЙШЕЕ ВРЕМЯ ТОЧКА СКАРАМУШ".
Я позвал курьера, дал ему десять долларов и велел как можно быстрее
отправить телеграмму. Боялся, что передумаю. Еще несколько минут полюбовался
океаном, снял телефонную трубку и набрал номер. Мне ответил женский голос.
- Я хотел бы заказать билет на ближайший рейс до Нью-Йорка. А затем из
Нью-Йорка в Барканду. Барканду - в Альбертии. Альбертия - в Африке.
Ей пришлось по другому телефону связаться с Нью-Йорком. Затем она
сообщила мне, что я могу вылететь в Барканду завтра из аэропорта имени
Кеннеди в четыре часа пятнадцать минут пополудни по местному времени. Она
задала еще один вопрос и ей пришлось повторить его дважды, потому что я
думал.
- Нет, - наконец ответил я, - обратного билета не надо, только туда.
Я положил трубку, немного посидел, затем встал, сказал Секстону, что
иду на ленч, пересек улицу, обогнул мотель и зашагал вдоль берега. Стоял
поздний октябрь, и сезон еще не начался.
На пляже никто не загорал. Я сел на песок и всмотрелся в океан. Трое
ребят бежали за большой собакой у самой кромки воды. Собака радостно гавкала
и виляла хвостом. Потом ребятишки побежали в другую сторону, и собака
помчалась за ними. Бегали они долго, но никто так никого и не поймал. Я
сидел, наблюдая за ними, стараясь не думать. Но мысли все равно лезли в
голову.
В конце концов я поднялся, отряхнул песок с брюк. Дети и собака все еще
гонялись друг за другом. Я наклонился, поднял камешек и бросил в них. А
может, в Африку.
Естественно, не попал.