Страница:
– Фестина? – спросил незнакомец низким, очень отчетливым голосом. Заметно было, что ему приходится прилагать усилия, чтобы говорить разборчиво. – Я вообще не ожидал, что кто-то явится меня спасать, и уж тем более – моя дорогая адмирал.
– По поводу спасения – не спеши, а то сглазишь, – сказала Фестина. У нее был включен маленький внешний громкоговоритель в скафандре, чтобы ее было слышно без радиоприемника. Я заметил, что она понизила громкость до минимума. – Как дела, Флебон? Где Олимпия?
– Ее больше нет. – Выражение его лица практически не изменилось, но в глазах отразилась боль. – Когда не стало королевы Умеренности, некоторые из ее дворцовой охраны перешли на сторону врага. Они забрали с собой Олимпию в качестве ценного заложника, которого можно было бы предложить Черной королеве в обмен на собственные жизни.
– Черт. – Фестина сжала кулаки. – Есть шанс, что она еще жива?
Флебон покачал головой.
– Два дня спустя… – У него перехватило голос, и он судорожно сглотнул. – Два дня спустя они установили виселицу с ее трупом на передовой. Вот что значит расходный материал…
Он не договорил. Остальные усердно старались смотреть куда угодно, только не на него.
– Так или иначе, – помолчав, продолжил он, пытаясь взять себя в руки, – если это может хоть как-то утешить – изменников тоже повесили. И их тела выглядели куда хуже, чем тело Олимпии.
– Это безумие, – пробормотала Советница. – Нормальная армия не станет убивать перебежчиков, наоборот, станет демонстрировать, что они счастливы, в безопасности и сыты. Таким образом можно убедить сдаться и других.
– Но только не в том случае, если ты не хочешь, чтобы твои враги сдавались, – тихо сказал я. – Что, если тебе нужно, чтобы все оставалось как есть и война не закончилась на три с половиной недели раньше?
О смерти других всегда нелегко думать. Перебежчиков убили, чтобы продолжить войну, задержать ход событий до моего появления. Что касается Олимпии Мелл… это объясняло, каким образом моя сестра узнала, что «Ива» находится в системе Трояна. Олимпия рассказала черным обо всем, что было ей известно – возможно, под пытками, а возможно, просто болтая с Сэм. А затем, когда разговоры закончились, Олимпию убили и выставили на всеобщее обозрение – чтобы гарантировать, что дворцовая охрана останется на своих постах до самого конца.
Кем бы ни была эта Черная королева, она могла добиться легкой победы много недель назад, но ей нужна была бойня. А Сэм – ближайшая советница королевы. И что после этого можно было сказать о моей сестре? Что?
– Якорь вполне исправен, – объявил Тобит. – Но «Палисандр» не отвечает на вызовы. Они нас бросили.
Фестина медленно выдохнула.
– Черт бы их всех побрал, – с трудом сдерживаясь, сказала она. – Уже второй раз Проуп засовывает меня в какое-то дерьмо. Что ж, в следующий…
Я так и не услышал, что будет в следующий раз. Ее слова заглушил рев отряда воинов, ворвавшихся на крышу. Похоже, перекрытия в посольстве все же были достаточно прочными, чтобы выдержать вес мандазаров.
О людях и прочих существах многое можно сказать по тому, как они реагируют на появление солдат.
Фестина и Тобит врубили на максимум громкость динамиков в скафандрах и заорали на высокопарном ман-дазарском:
– Привет, мы разумные граждане Лиги Наций и просим вас о гостеприимстве, – одновременно с этим вытаскивая станнеры.
Дэйд несколько секунд таращился на солдат, а затем поднял руки, сдаваясь. Советница сделала то же самое, за исключением того, что сложила лапы в жесте, которому я ее научил, и закричала:
– Найзо! Найзо!
Зилипулл шагнул вперед, демонстративно разминая клешни, и начал испускать боевой мускус. Я не мог различить всех запахов, но основной смысл был ясен: «Я не стану нападать, но буду защищаться».
Хиб, Ниб и Пиб отошли к краю крыши и восхищенно перешептывались, глядя на Зилипулла:
– Какой он сильный!
– Какой он статный!
– Справится ли он с ними?
Кайшо ничего не сказала – просто оставалась на месте, и ее ноги светились ярко, словно лазеры.
Что касается меня, то я наблюдал за остальными, готовясь взять инициативу на себя и сосредоточившись на том, чтобы пахнуть по-королевски. Половина солдат была в противогазах, половина без них. Мне еще не вполне удавалось управлять своими феромонами, но я решил, что в худшем случае смогу воздействовать на тех, что без масок, и натравить их на их же товарищей.
Но тут вперед шагнул Флебон, размахивая руками и крича:
– Найри ул Гашван! – «Гашван – мой друг!» Акцент Флебона был ужасен даже для трех коротких слов; у меня возникло впечатление, что он заучил эту фразу наизусть, даже не понимая ее смысла. Тем не менее солдаты слегка расслабились – арбалеты они не опустили, но некоторые убрали пальцы со спусковых крючков.
На какое-то мгновение я подумал о том, чтобы все же подойти к ним и с помощью феромонов переманить часть из них на нашу сторону. Но на тех, кто был в масках, это бы не подействовало и им могло не понравиться, что их товарищей одурманивают химическим оружием. Недовольно ворча себе под нос, я прекратил вырабатывать запах и позволил ему развеяться по ветру.
Солдаты вытолкали нас вниз на улицу, не давая никакой возможности поговорить друг с другом. Они постоянно твердили: «Джуш, джуш!», что означает: «Заткнитесь и шагайте».
Флебона, похоже, не слишком беспокоило подобное отношение – видимо, он полагал, что нам ничто не угрожает. Его друг Гашван, вероятно, была весьма влиятельной персоной.
«Кто бы это мог быть?» – размышлял я.
Имя Гашван было женским, но единственной Гашван, кого я когда-либо знал, была врач, которая ухаживала за мной, когда я болел желтухой… вернее, когда меня отравили ядом наниты. Неужели это та самая Гашван, остававшаяся во дворце все двадцать лет? Возможно. Сколько бы королев ни сменилось в Уншуммине за последние два десятилетия, все они могли пользоваться услугами опытного врача. О самой Гашван я почти ничего не знал – она была из тех докторов, кто предпочитает чтение историй болезни личным беседам с пациентами, – но, если она оказалась в свите Истины, то, вероятно, считалась мастером своего дела.
На улице к нам подбежал еще один воин и прошептал что-то капралу во главе нашей группы. Капрал обернулся ко мне, вытянув антенны вверх, словно громоотводы. Похоже, меня узнали. Либо кто-то вспомнил меня по прежним временам, либо они видели мое лицо, когда «Палисандр» передавал мое короткое сообщение. («Просьба не беспокоиться, нейтральная миссия, сохраняйте спокойствие».) Теперь они поняли, что я – маленький безгрешный отец. Я не знал, как к этому отнесутся солдаты, и солдаты, похоже, тоже этого не знали. Наши сопровождающие все как один уставились на меня, услышав новость, но не произнесли ни слова.
Хотя нет. Одно слово они произнесли. «Джуш!» И еще быстрее погнали нас в сторону дворца.
Мы быстрым маршем прошли вдоль дипломатического квартала к армейскому КПП в том месте, где раньше находились Ворота инопланетян – большая арка во внешней изгороди дворца, возведенная почти столетие назад и украшенная скульптурными изображениями различных инопланетных рас, сделанными мандазар-скими художниками. Ни одна из рас не была выставлена в выгодном свете – люди, например, были изображены тонкими и хрупкими, без различий между мужчинами и женщинами, с огромными глазами, крошечными ртами и чудовищными копнами волос на головах, – но тем не менее эти фигурки чем-то мне нравились. Именно такими видели нас мандазары много лет назад, когда нас воспринимали скорее как экзотические диковинки, чем как обыденных братьев по разуму. Сэм говорила мне, будто мужчина на воротах сделан по образу и подобию нашего отца, когда он еще был начинающим дипломатом на Трояне. Я не замечал сходства, но моей сестре нравилось считать, будто все на свете имеет к ней хоть какое-то отношение.
Ворот теперь не было – возможно, их снесли те, кто занимал дворец, поскольку большую открытую арку очень тяжело оборонять. На месте ворот находился проход, за которым тянулась дорожка, постоянно извивавшаяся и покрытая странными буграми, вероятно для того, чтобы помешать мандазарским воинам атаковать на полной скорости. Дорожка уходила вверх, поднимаясь до уровня второго этажа; оказавшись внутри стен, приходилось снова спускаться по нескольким неудобным пандусам, полностью открытым для пушечного и арбалетного обстрела со стороны дворца.
Мне стало интересно, как давно были предприняты подобные оборонительные меры. Затрудняя атакующим проникновение во дворец, обороняющиеся тем самым затрудняли и себе возможность вылазок и контратак. Вероятно, те, кто находился во дворце, оставили все надежды на возможность сражения на открытой территории; дворец стал их последним оплотом. Если даже у них и не было шансов остаться в живых, им тем не менее хотелось забрать с собой как можно больше врагов.
Капрал взял у охранника фонарь и повел нас через темную территорию дворца. Когда-то здесь росли стеклянные лилии и небоцветы. Теперь вокруг была лишь голая земля, опутанная мономолекулярной проволокой, настолько острой, что она могла бы рассечь даже панцирь воина. За проволокой тянулись бесконечные траншеи, а за ними – дворец, откуда арбалетчики и артиллеристы готовы были стрелять по любому, подошедшему слишком близко.
Или, возможно, одни арбалетчики – пушки из дворца больше не стреляли. Я сомневался, что Черная армия отказалась от атаки; скорее всего, у них просто закончились снаряды.
Мы вскарабкались по пандусу к задней двери дворца. Поскольку здание имело форму королевы, а вход находился прямо посередине хвостовой секции, Сэм всегда шутила, что эта дверь ведет прямо в королевскую задницу.
Не так уж и смешно, если подумать.
Здесь на камнях не было мха балрога, большая часть стен выглядела обожженной, словно кто-то провел по ним огнеметом. Видимо, дворцовая охрана не знала, что споры разумны – или их это просто не волновало. Запах горелой растительности был настолько силен, что ощущался даже человеческим носом.
Та же вонь заполняла и коридор за дверью. Эту часть здания когда-то украшали изображения пейзажей планеты – большого водопада в Филоне, океанского грота в Пеллихаве, священного алтаря в горах Джоаланг, – но теперь все картины обуглились и пол был покрыт толстыми хлопьями пепла. Балрог, видимо, пытался проползти здесь, подобно плющу, и его остановили.
Мы прошли через залы, в которых воняло гарью и боевым мускусом. Пока что это был лишь уксусный запах мускуса А, означавший общую напряженность, но не панику. Но даже этого было достаточно, чтобы подействовать на Советницу – ее антенны судорожно дергались вперед и назад, вибриссы непрерывно дрожали. Я поравнялся с ней и испустил стандартный феромон рабочего, говоривший: «Иди спокойно. Все будет в порядке».
Похоже, это помогло – мгновение спустя она обхватила своей тонкой коричневой лапкой мою руку.
– Спасибо, Тилу, – пробормотала она, прежде чем солдаты в очередной раз не заткнули ей рот своим «Джуш!».
Мы свернули в боковой коридор и направились по пандусу на третий этаж. Там находился королевский лазарет, где я провел свой последний год на Трояне. По мере того как мы поднимались, запах сгоревшего балрога начал вытесняться запахом мандазарской крови. Судя по нему, лазарет продолжал работать, пропуская через себя огромное количество больных и раненых.
Наверху пандуса нас остановила самка средних лет, ругая солдат за то, что они привели грязных хуманов на территорию госпиталя – мол, вы что, хотите заразить тут все инопланетными микробами? Нашему капралу потребовалось секунд тридцать, чтобы прервать ее тираду:
– Извините, доктор… извините, доктор… нам срочно нужно видеть Гашван.
– …
– Но, доктор… но, доктор… но, доктор… Я глубоко вздохнул и шагнул вперед.
– Тишподин ридд ха ваалистин пим, – сказал я, с трудом подавляя смущение от подобного бахвальства. «Я – маленький безгрешный отец». – Гашван химай-джа, шика мо. – «С вашего позволения нам нужно видеть Гашван».
Самка рассерженно повернулась ко мне. Она впервые отчетливо увидела меня – единственным источником света был фонарь капрала, а я до этого стоял в тени. На мгновение мне показалось, что доктор сейчас снова начнет кричать о грязных хуманах – разносчиках заразы, но глаза ее широко раскрылись, и вибриссы вздрогнули.
– Тилу, – прошептала она.
По всему коридору послышались ошеломленные вздохи мандазаров. Я и сам едва не задохнулся от удивления. Одно дело, когда молодежь с Целестии по ошибке называла меня «ваше величество», но этой самке не стоило ошибаться. Я не был королевой, я был принцем-консортом. Называть меня «Тилу» означало примерно то же самое, что падать ниц перед королевским водопроводчиком.
– Прошу вас, – сказал я ей, судорожно пытаясь придумать, как бы сказать ей, что она не права, и при этом не обидеть. Но самка неправильно истолковала мое секундное колебание.
– Да, Тилу, – ответила она, все еще подрагивая вибриссами. – Одну минуту, Тилу. – Она метнулась в соседнюю комнату.
– Гм, – сказал я остальным. – Простите.
– Не извиняйся, Тилу, – прошептала Советница.
– Не стоит в самом деле меня так называть, – сказал я ей. – Так обращаются только к королевам.
– И к тебе, – не раздумывая, ответила она.
– Джуш, – пробормотал один из солдат. Однако голос его не звучал столь же уверенно, как прежде. Возможно, он думал, не грозят ли ему неприятности за подобное обращение с супругом королевы. В каком-то отношении это даже казалось забавным – чер-нопогонники собирались перебить нас всех, а эти ребята боялись, что я могу повысить на них голос.
– Все в порядке, – сказал я им по-мандазарски. – Никто на вас не будет сердиться.
– Йорк! Мне будет куда приятнее, если ты будешь пользоваться понятным мне языком.
Адмирал держала свой станнер нацеленным не совсем на меня, но и не совсем в сторону. (Солдаты не пытались отобрать у нее оружие – к счастью для них.) Но меня обеспокоил не столько станнер, сколько ее голос – жесткий и ледяной. Фестина злилась на меня, причем всерьез. Она видела, как я включил якорь, а потом разбил его, и думала, что я ее предал. Хуже всего, что я мог совершить подобное лишь в том случае, если был в сговоре с Проуп.
Видимо, это и разозлило Фестину больше всего. Она могла простить мне всевозможные недосмотры и глупости, но только не сотрудничество с капитаном «Палисандра».
Гм…
Из лазарета, шаркая ногами, вышла пожилая самка, настолько старая, что ее коричневый панцирь потемнел почти дочерна. Каждый шаг, похоже, давался ей с усилием: она изредка стонала и из ее носа вырывалось тяжелое дыхание.
Конечно, ее нос – я вспомнил! У доктора Гашван вдоль всего носа тянулся страшный шрам, словно кто-то когда-то воткнул ей нож в ноздрю и протащил до самой щеки. Это была старая рана времен ее молодости; но даже сейчас, в тусклом свете фонаря, уродливая отметина бросалась в глаза.
Стоявшая рядом со мной Фестина подняла руку к лицу.
– Гашван.
Флебон поклонился, но старая самка не обратила на него внимания. Она прошла мимо всех и остановилась передо мной.
– Эдвард Йорк, – проворковала она по-английски. – Мой единственный сын.
Наклонившись, она ткнулась носом мне в губы.
Глава 38
Часть пятая
Глава 39
– По поводу спасения – не спеши, а то сглазишь, – сказала Фестина. У нее был включен маленький внешний громкоговоритель в скафандре, чтобы ее было слышно без радиоприемника. Я заметил, что она понизила громкость до минимума. – Как дела, Флебон? Где Олимпия?
– Ее больше нет. – Выражение его лица практически не изменилось, но в глазах отразилась боль. – Когда не стало королевы Умеренности, некоторые из ее дворцовой охраны перешли на сторону врага. Они забрали с собой Олимпию в качестве ценного заложника, которого можно было бы предложить Черной королеве в обмен на собственные жизни.
– Черт. – Фестина сжала кулаки. – Есть шанс, что она еще жива?
Флебон покачал головой.
– Два дня спустя… – У него перехватило голос, и он судорожно сглотнул. – Два дня спустя они установили виселицу с ее трупом на передовой. Вот что значит расходный материал…
Он не договорил. Остальные усердно старались смотреть куда угодно, только не на него.
– Так или иначе, – помолчав, продолжил он, пытаясь взять себя в руки, – если это может хоть как-то утешить – изменников тоже повесили. И их тела выглядели куда хуже, чем тело Олимпии.
– Это безумие, – пробормотала Советница. – Нормальная армия не станет убивать перебежчиков, наоборот, станет демонстрировать, что они счастливы, в безопасности и сыты. Таким образом можно убедить сдаться и других.
– Но только не в том случае, если ты не хочешь, чтобы твои враги сдавались, – тихо сказал я. – Что, если тебе нужно, чтобы все оставалось как есть и война не закончилась на три с половиной недели раньше?
О смерти других всегда нелегко думать. Перебежчиков убили, чтобы продолжить войну, задержать ход событий до моего появления. Что касается Олимпии Мелл… это объясняло, каким образом моя сестра узнала, что «Ива» находится в системе Трояна. Олимпия рассказала черным обо всем, что было ей известно – возможно, под пытками, а возможно, просто болтая с Сэм. А затем, когда разговоры закончились, Олимпию убили и выставили на всеобщее обозрение – чтобы гарантировать, что дворцовая охрана останется на своих постах до самого конца.
Кем бы ни была эта Черная королева, она могла добиться легкой победы много недель назад, но ей нужна была бойня. А Сэм – ближайшая советница королевы. И что после этого можно было сказать о моей сестре? Что?
***
– Якорь вполне исправен, – объявил Тобит. – Но «Палисандр» не отвечает на вызовы. Они нас бросили.
Фестина медленно выдохнула.
– Черт бы их всех побрал, – с трудом сдерживаясь, сказала она. – Уже второй раз Проуп засовывает меня в какое-то дерьмо. Что ж, в следующий…
Я так и не услышал, что будет в следующий раз. Ее слова заглушил рев отряда воинов, ворвавшихся на крышу. Похоже, перекрытия в посольстве все же были достаточно прочными, чтобы выдержать вес мандазаров.
***
О людях и прочих существах многое можно сказать по тому, как они реагируют на появление солдат.
Фестина и Тобит врубили на максимум громкость динамиков в скафандрах и заорали на высокопарном ман-дазарском:
– Привет, мы разумные граждане Лиги Наций и просим вас о гостеприимстве, – одновременно с этим вытаскивая станнеры.
Дэйд несколько секунд таращился на солдат, а затем поднял руки, сдаваясь. Советница сделала то же самое, за исключением того, что сложила лапы в жесте, которому я ее научил, и закричала:
– Найзо! Найзо!
Зилипулл шагнул вперед, демонстративно разминая клешни, и начал испускать боевой мускус. Я не мог различить всех запахов, но основной смысл был ясен: «Я не стану нападать, но буду защищаться».
Хиб, Ниб и Пиб отошли к краю крыши и восхищенно перешептывались, глядя на Зилипулла:
– Какой он сильный!
– Какой он статный!
– Справится ли он с ними?
Кайшо ничего не сказала – просто оставалась на месте, и ее ноги светились ярко, словно лазеры.
Что касается меня, то я наблюдал за остальными, готовясь взять инициативу на себя и сосредоточившись на том, чтобы пахнуть по-королевски. Половина солдат была в противогазах, половина без них. Мне еще не вполне удавалось управлять своими феромонами, но я решил, что в худшем случае смогу воздействовать на тех, что без масок, и натравить их на их же товарищей.
Но тут вперед шагнул Флебон, размахивая руками и крича:
– Найри ул Гашван! – «Гашван – мой друг!» Акцент Флебона был ужасен даже для трех коротких слов; у меня возникло впечатление, что он заучил эту фразу наизусть, даже не понимая ее смысла. Тем не менее солдаты слегка расслабились – арбалеты они не опустили, но некоторые убрали пальцы со спусковых крючков.
На какое-то мгновение я подумал о том, чтобы все же подойти к ним и с помощью феромонов переманить часть из них на нашу сторону. Но на тех, кто был в масках, это бы не подействовало и им могло не понравиться, что их товарищей одурманивают химическим оружием. Недовольно ворча себе под нос, я прекратил вырабатывать запах и позволил ему развеяться по ветру.
***
Солдаты вытолкали нас вниз на улицу, не давая никакой возможности поговорить друг с другом. Они постоянно твердили: «Джуш, джуш!», что означает: «Заткнитесь и шагайте».
Флебона, похоже, не слишком беспокоило подобное отношение – видимо, он полагал, что нам ничто не угрожает. Его друг Гашван, вероятно, была весьма влиятельной персоной.
«Кто бы это мог быть?» – размышлял я.
Имя Гашван было женским, но единственной Гашван, кого я когда-либо знал, была врач, которая ухаживала за мной, когда я болел желтухой… вернее, когда меня отравили ядом наниты. Неужели это та самая Гашван, остававшаяся во дворце все двадцать лет? Возможно. Сколько бы королев ни сменилось в Уншуммине за последние два десятилетия, все они могли пользоваться услугами опытного врача. О самой Гашван я почти ничего не знал – она была из тех докторов, кто предпочитает чтение историй болезни личным беседам с пациентами, – но, если она оказалась в свите Истины, то, вероятно, считалась мастером своего дела.
На улице к нам подбежал еще один воин и прошептал что-то капралу во главе нашей группы. Капрал обернулся ко мне, вытянув антенны вверх, словно громоотводы. Похоже, меня узнали. Либо кто-то вспомнил меня по прежним временам, либо они видели мое лицо, когда «Палисандр» передавал мое короткое сообщение. («Просьба не беспокоиться, нейтральная миссия, сохраняйте спокойствие».) Теперь они поняли, что я – маленький безгрешный отец. Я не знал, как к этому отнесутся солдаты, и солдаты, похоже, тоже этого не знали. Наши сопровождающие все как один уставились на меня, услышав новость, но не произнесли ни слова.
Хотя нет. Одно слово они произнесли. «Джуш!» И еще быстрее погнали нас в сторону дворца.
***
Мы быстрым маршем прошли вдоль дипломатического квартала к армейскому КПП в том месте, где раньше находились Ворота инопланетян – большая арка во внешней изгороди дворца, возведенная почти столетие назад и украшенная скульптурными изображениями различных инопланетных рас, сделанными мандазар-скими художниками. Ни одна из рас не была выставлена в выгодном свете – люди, например, были изображены тонкими и хрупкими, без различий между мужчинами и женщинами, с огромными глазами, крошечными ртами и чудовищными копнами волос на головах, – но тем не менее эти фигурки чем-то мне нравились. Именно такими видели нас мандазары много лет назад, когда нас воспринимали скорее как экзотические диковинки, чем как обыденных братьев по разуму. Сэм говорила мне, будто мужчина на воротах сделан по образу и подобию нашего отца, когда он еще был начинающим дипломатом на Трояне. Я не замечал сходства, но моей сестре нравилось считать, будто все на свете имеет к ней хоть какое-то отношение.
Ворот теперь не было – возможно, их снесли те, кто занимал дворец, поскольку большую открытую арку очень тяжело оборонять. На месте ворот находился проход, за которым тянулась дорожка, постоянно извивавшаяся и покрытая странными буграми, вероятно для того, чтобы помешать мандазарским воинам атаковать на полной скорости. Дорожка уходила вверх, поднимаясь до уровня второго этажа; оказавшись внутри стен, приходилось снова спускаться по нескольким неудобным пандусам, полностью открытым для пушечного и арбалетного обстрела со стороны дворца.
Мне стало интересно, как давно были предприняты подобные оборонительные меры. Затрудняя атакующим проникновение во дворец, обороняющиеся тем самым затрудняли и себе возможность вылазок и контратак. Вероятно, те, кто находился во дворце, оставили все надежды на возможность сражения на открытой территории; дворец стал их последним оплотом. Если даже у них и не было шансов остаться в живых, им тем не менее хотелось забрать с собой как можно больше врагов.
Капрал взял у охранника фонарь и повел нас через темную территорию дворца. Когда-то здесь росли стеклянные лилии и небоцветы. Теперь вокруг была лишь голая земля, опутанная мономолекулярной проволокой, настолько острой, что она могла бы рассечь даже панцирь воина. За проволокой тянулись бесконечные траншеи, а за ними – дворец, откуда арбалетчики и артиллеристы готовы были стрелять по любому, подошедшему слишком близко.
Или, возможно, одни арбалетчики – пушки из дворца больше не стреляли. Я сомневался, что Черная армия отказалась от атаки; скорее всего, у них просто закончились снаряды.
Мы вскарабкались по пандусу к задней двери дворца. Поскольку здание имело форму королевы, а вход находился прямо посередине хвостовой секции, Сэм всегда шутила, что эта дверь ведет прямо в королевскую задницу.
Не так уж и смешно, если подумать.
Здесь на камнях не было мха балрога, большая часть стен выглядела обожженной, словно кто-то провел по ним огнеметом. Видимо, дворцовая охрана не знала, что споры разумны – или их это просто не волновало. Запах горелой растительности был настолько силен, что ощущался даже человеческим носом.
Та же вонь заполняла и коридор за дверью. Эту часть здания когда-то украшали изображения пейзажей планеты – большого водопада в Филоне, океанского грота в Пеллихаве, священного алтаря в горах Джоаланг, – но теперь все картины обуглились и пол был покрыт толстыми хлопьями пепла. Балрог, видимо, пытался проползти здесь, подобно плющу, и его остановили.
Мы прошли через залы, в которых воняло гарью и боевым мускусом. Пока что это был лишь уксусный запах мускуса А, означавший общую напряженность, но не панику. Но даже этого было достаточно, чтобы подействовать на Советницу – ее антенны судорожно дергались вперед и назад, вибриссы непрерывно дрожали. Я поравнялся с ней и испустил стандартный феромон рабочего, говоривший: «Иди спокойно. Все будет в порядке».
Похоже, это помогло – мгновение спустя она обхватила своей тонкой коричневой лапкой мою руку.
– Спасибо, Тилу, – пробормотала она, прежде чем солдаты в очередной раз не заткнули ей рот своим «Джуш!».
***
Мы свернули в боковой коридор и направились по пандусу на третий этаж. Там находился королевский лазарет, где я провел свой последний год на Трояне. По мере того как мы поднимались, запах сгоревшего балрога начал вытесняться запахом мандазарской крови. Судя по нему, лазарет продолжал работать, пропуская через себя огромное количество больных и раненых.
Наверху пандуса нас остановила самка средних лет, ругая солдат за то, что они привели грязных хуманов на территорию госпиталя – мол, вы что, хотите заразить тут все инопланетными микробами? Нашему капралу потребовалось секунд тридцать, чтобы прервать ее тираду:
– Извините, доктор… извините, доктор… нам срочно нужно видеть Гашван.
– …
– Но, доктор… но, доктор… но, доктор… Я глубоко вздохнул и шагнул вперед.
– Тишподин ридд ха ваалистин пим, – сказал я, с трудом подавляя смущение от подобного бахвальства. «Я – маленький безгрешный отец». – Гашван химай-джа, шика мо. – «С вашего позволения нам нужно видеть Гашван».
Самка рассерженно повернулась ко мне. Она впервые отчетливо увидела меня – единственным источником света был фонарь капрала, а я до этого стоял в тени. На мгновение мне показалось, что доктор сейчас снова начнет кричать о грязных хуманах – разносчиках заразы, но глаза ее широко раскрылись, и вибриссы вздрогнули.
– Тилу, – прошептала она.
По всему коридору послышались ошеломленные вздохи мандазаров. Я и сам едва не задохнулся от удивления. Одно дело, когда молодежь с Целестии по ошибке называла меня «ваше величество», но этой самке не стоило ошибаться. Я не был королевой, я был принцем-консортом. Называть меня «Тилу» означало примерно то же самое, что падать ниц перед королевским водопроводчиком.
– Прошу вас, – сказал я ей, судорожно пытаясь придумать, как бы сказать ей, что она не права, и при этом не обидеть. Но самка неправильно истолковала мое секундное колебание.
– Да, Тилу, – ответила она, все еще подрагивая вибриссами. – Одну минуту, Тилу. – Она метнулась в соседнюю комнату.
– Гм, – сказал я остальным. – Простите.
– Не извиняйся, Тилу, – прошептала Советница.
– Не стоит в самом деле меня так называть, – сказал я ей. – Так обращаются только к королевам.
– И к тебе, – не раздумывая, ответила она.
– Джуш, – пробормотал один из солдат. Однако голос его не звучал столь же уверенно, как прежде. Возможно, он думал, не грозят ли ему неприятности за подобное обращение с супругом королевы. В каком-то отношении это даже казалось забавным – чер-нопогонники собирались перебить нас всех, а эти ребята боялись, что я могу повысить на них голос.
– Все в порядке, – сказал я им по-мандазарски. – Никто на вас не будет сердиться.
– Йорк! Мне будет куда приятнее, если ты будешь пользоваться понятным мне языком.
Адмирал держала свой станнер нацеленным не совсем на меня, но и не совсем в сторону. (Солдаты не пытались отобрать у нее оружие – к счастью для них.) Но меня обеспокоил не столько станнер, сколько ее голос – жесткий и ледяной. Фестина злилась на меня, причем всерьез. Она видела, как я включил якорь, а потом разбил его, и думала, что я ее предал. Хуже всего, что я мог совершить подобное лишь в том случае, если был в сговоре с Проуп.
Видимо, это и разозлило Фестину больше всего. Она могла простить мне всевозможные недосмотры и глупости, но только не сотрудничество с капитаном «Палисандра».
Гм…
***
Из лазарета, шаркая ногами, вышла пожилая самка, настолько старая, что ее коричневый панцирь потемнел почти дочерна. Каждый шаг, похоже, давался ей с усилием: она изредка стонала и из ее носа вырывалось тяжелое дыхание.
Конечно, ее нос – я вспомнил! У доктора Гашван вдоль всего носа тянулся страшный шрам, словно кто-то когда-то воткнул ей нож в ноздрю и протащил до самой щеки. Это была старая рана времен ее молодости; но даже сейчас, в тусклом свете фонаря, уродливая отметина бросалась в глаза.
Стоявшая рядом со мной Фестина подняла руку к лицу.
– Гашван.
Флебон поклонился, но старая самка не обратила на него внимания. Она прошла мимо всех и остановилась передо мной.
– Эдвард Йорк, – проворковала она по-английски. – Мой единственный сын.
Наклонившись, она ткнулась носом мне в губы.
Глава 38
УЗНАЮ СТРАШНУЮ ПРАВДУ
Поцелуй был почти в точности таким же, как и поцелуй Советницы тогда на Целестии, – человеческий жест в изображении инопланетянина. От удивления я даже лишился дара речи, но Фестина сама задала вопрос, вертевшийся у меня на языке:
– Сын? Что значит… сын?
– Он – мое дитя. – Глаза Гашван блестели. – Я его сделала.
– Вы? – уточнила Фестина. – Вы были генным инженером?
Гашван подняла морщинистую лапку и мягко погладила меня по щеке. Если бы я не был прикован к месту от ужаса, я бы отпрянул.
Отец никогда не рассказывал, кто создал Сэм и меня, но это имело смысл, только если он прибег к помощи кого-то с Трояна. Тамошние врачи считались лучшими в галактике, и медицинские учреждения мандазаров могли не обращать внимания на законы Технократии, ограничивавшие вмешательство в генетический код.
Много лет спустя, когда Сэм потребовался врач для Невинности и меня, она, вероятно, отнюдь не случайно направилась прямо к Гашван.
– Ты прекрасно получился, – промурлыкала Гашван. Она взяла в лапы мой подбородок и наклонила мою голову из стороны в сторону, любуясь своей работой. – Все до сих пор отлично, верно, малыш?
– Угу, – пробормотал я.
Она улыбнулась.
– Ты такой же, как и твой отец, когда я с ним познакомилась. Такая же внешность. Такая же осанка.
Я быстро посчитал в уме. Моему отцу сейчас был сто двадцать один год, и он до сих пор пребывал в добром здравии благодаря «таблеткам молодости». Когда из пробирки появились Сэм и я, он перешагнул шестидесятилетний рубеж. Впервые он побывал с миссией на Трояне за тридцать лет до этого – видимо, именно тогда и познакомился с Гашван. Мандазарские врачи обожали изучать инопланетян.
– Ну что ж. – Гашван все еще пристально глядела на меня. – Я горжусь тем, каким ты стал. Ты выглядишь весьма представительно… для человека.
– Но вы кое в чем ошиблись, – не выдержал я. – Я дурак. Мой мозг не работает так, как надо.
– Твой мозг работает в полном соответствии со спецификацией, – ответила она. – Согласна, это было не вполне честно, но твой отец обещал, что у тебя будет прекрасная жизнь и тебя воспитают так, что ты никогда не будешь знать, что чем-то отличаешься от других. Это единственная причина, по которой я не стала возражать, когда Александр попросил сделать тебя таким, какой ты есть.
На мгновение у меня перехватило дыхание.
– Отец попросил вас сделать меня… тупым?
– О, Эдвард, думаешь, я случайно подпортила тебе мозги? – проворчала она.
– Но зачем?
– Чтобы ты не мешал сестре, – ответила Гашван. – Если бы тебе хватило ума сообразить, каким образом адмирал хотел тебя использовать… – Она покачала головой. – Из этого не вышло бы ничего хорошего. Но ведь все получилось как надо, верно? Ты здесь, и ты жив и здоров.
– Но… но…
Мне недоставало слов – словно кто-то подчистую вытравил их из моего разума.
Никто не ошибся. Все это было сделано преднамеренно. Обдуманно. Тщательно спланировано. Однако всю мою жизнь отец называл меня «разочарованием» и отвергал меня за то, что я такой, в то время как в этом был виноват он сам.
Я не злился. Мне просто было плохо.
Неожиданно Флебон поднял голову.
– Гашван, ты говоришь об адмирале по имени Александр. Ты имеешь в виду Александра Йорка?
– Да, – ответила Гашван, – Александр Йорк – отец Эдварда, – и добавила с легкой улыбкой: – А я его мать.
– Александр Йорк – тот адмирал, который послал «Иву» сюда, на Троян. Он хотел, нтобы мы забрали королеву и доставили ее на Целестию. Йорк занимался какими-то темными делишками с тамошней группой людей, известной под названием «вербовщики»…
Уф… Мне следовало об этом догадаться – кто же еще? – но я уже начал понимать, что главным умением в моей жизни было противостоять окружавшему меня злу. И мой отец был одним из тех, кто стоял за всем этим – «Ивой», вербовщиками, моей умственной отсталостью…
Фестина ничего не сказала, лишь кивнула – словно уже некоторое время подозревала, как все было на самом деле.
В наступившей тишине откуда-то из глубины каменных коридоров послышался отдаленный звук – возможно, он доносился снаружи, а возможно, и из самого дворца.
Смех гиены. Хихикающий и безумный.
– Что или кто это? – спросила Гашван.
– Наш старый друг, – мрачно резюмировала Фестина. – Его зовут Ларри.
– Сын? Что значит… сын?
– Он – мое дитя. – Глаза Гашван блестели. – Я его сделала.
– Вы? – уточнила Фестина. – Вы были генным инженером?
Гашван подняла морщинистую лапку и мягко погладила меня по щеке. Если бы я не был прикован к месту от ужаса, я бы отпрянул.
Отец никогда не рассказывал, кто создал Сэм и меня, но это имело смысл, только если он прибег к помощи кого-то с Трояна. Тамошние врачи считались лучшими в галактике, и медицинские учреждения мандазаров могли не обращать внимания на законы Технократии, ограничивавшие вмешательство в генетический код.
Много лет спустя, когда Сэм потребовался врач для Невинности и меня, она, вероятно, отнюдь не случайно направилась прямо к Гашван.
– Ты прекрасно получился, – промурлыкала Гашван. Она взяла в лапы мой подбородок и наклонила мою голову из стороны в сторону, любуясь своей работой. – Все до сих пор отлично, верно, малыш?
– Угу, – пробормотал я.
Она улыбнулась.
– Ты такой же, как и твой отец, когда я с ним познакомилась. Такая же внешность. Такая же осанка.
Я быстро посчитал в уме. Моему отцу сейчас был сто двадцать один год, и он до сих пор пребывал в добром здравии благодаря «таблеткам молодости». Когда из пробирки появились Сэм и я, он перешагнул шестидесятилетний рубеж. Впервые он побывал с миссией на Трояне за тридцать лет до этого – видимо, именно тогда и познакомился с Гашван. Мандазарские врачи обожали изучать инопланетян.
– Ну что ж. – Гашван все еще пристально глядела на меня. – Я горжусь тем, каким ты стал. Ты выглядишь весьма представительно… для человека.
– Но вы кое в чем ошиблись, – не выдержал я. – Я дурак. Мой мозг не работает так, как надо.
– Твой мозг работает в полном соответствии со спецификацией, – ответила она. – Согласна, это было не вполне честно, но твой отец обещал, что у тебя будет прекрасная жизнь и тебя воспитают так, что ты никогда не будешь знать, что чем-то отличаешься от других. Это единственная причина, по которой я не стала возражать, когда Александр попросил сделать тебя таким, какой ты есть.
На мгновение у меня перехватило дыхание.
– Отец попросил вас сделать меня… тупым?
– О, Эдвард, думаешь, я случайно подпортила тебе мозги? – проворчала она.
– Но зачем?
– Чтобы ты не мешал сестре, – ответила Гашван. – Если бы тебе хватило ума сообразить, каким образом адмирал хотел тебя использовать… – Она покачала головой. – Из этого не вышло бы ничего хорошего. Но ведь все получилось как надо, верно? Ты здесь, и ты жив и здоров.
– Но… но…
Мне недоставало слов – словно кто-то подчистую вытравил их из моего разума.
Никто не ошибся. Все это было сделано преднамеренно. Обдуманно. Тщательно спланировано. Однако всю мою жизнь отец называл меня «разочарованием» и отвергал меня за то, что я такой, в то время как в этом был виноват он сам.
Я не злился. Мне просто было плохо.
Неожиданно Флебон поднял голову.
– Гашван, ты говоришь об адмирале по имени Александр. Ты имеешь в виду Александра Йорка?
– Да, – ответила Гашван, – Александр Йорк – отец Эдварда, – и добавила с легкой улыбкой: – А я его мать.
– Александр Йорк – тот адмирал, который послал «Иву» сюда, на Троян. Он хотел, нтобы мы забрали королеву и доставили ее на Целестию. Йорк занимался какими-то темными делишками с тамошней группой людей, известной под названием «вербовщики»…
Уф… Мне следовало об этом догадаться – кто же еще? – но я уже начал понимать, что главным умением в моей жизни было противостоять окружавшему меня злу. И мой отец был одним из тех, кто стоял за всем этим – «Ивой», вербовщиками, моей умственной отсталостью…
Фестина ничего не сказала, лишь кивнула – словно уже некоторое время подозревала, как все было на самом деле.
В наступившей тишине откуда-то из глубины каменных коридоров послышался отдаленный звук – возможно, он доносился снаружи, а возможно, и из самого дворца.
Смех гиены. Хихикающий и безумный.
– Что или кто это? – спросила Гашван.
– Наш старый друг, – мрачно резюмировала Фестина. – Его зовут Ларри.
Часть пятая
ПРИНИМАЮ КОРОНУ
Глава 39
СТАНОВЛЮСЬ РАЗВЕДЧИКОМ
– Смеющийся Ларри? – выпалил Дэйд. – Но тут не может быть никакого… – Он резко оборвал себя.
– На Трояне не может быть никакого высокотехнологичного оружия? – отозвался Тобит. – Похоже, наши флотские разработчики были не единственными, кому удалось ускользнуть от фасскистерского Роя.
– Не делай поспешных выводов! – бросила Фестина. – Кто здесь главный? – спросила она у Гашван.
– Я, – ответила Гашван.
– Во всем дворце?
Гашван кивнула.
– С тех пор, как улетела королева Умеренность.
– Королеву забрали на «Иву», – вмешался Флебон. – Чтобы помочь вербовщикам на Целестии подчинить…
– Это мы уже поняли. – Фестина кивнула, затем снова повернулась к Гашван. – Этот смех издает машина для убийства – возможно, даже не одна. От ваших арбалетов нет никакого толку, и все ваши войска просто перебьют. Сдавайтесь, пока не началась кровавая бойня.
Гашван погладила Фестину по руке.
– Дорогое мое дитя, я не дура. Я пыталась сдаться, как только Умеренность нас покинула. Черная армия отказалась.
– Они не позволили вам сдаться?
– Они не обращали внимания на мои послания и убивали моих парламентеров. Черная королева не хочет принимать капитуляцию – она хочет захватить дворец силой.
– Кто такая Черная королева? – спросил я, уже зная ответ.
– Твоя сестра, кто же еще? – ответила Гашван. – Она начала войну и уже близка к тому, чтобы ее закончить.
Если бы я только мог в гневе закричать: «Да как вы можете такое говорить!» Но… Сэм всегда была лидером, а не ведомым. И это она ввергла Троян в войну. У нее были все возможности для того, чтобы нагнетать враждебность, используя дипломатические методы, вместо того чтобы снимать напряженность. Следы в Криогенном центре были в точности ее размера. И именно Саманта убила Истину, прежде чем имитировать свою собственную смерть.
Я представил себе, как после начала войны она убила одну за другой пятнадцать королев, войдя к ним в доверие, так же, как она поступила с Истиной. Она могла объявить себя тайным посланником Технократии и пообещать поддержку флота в расследовании обстоятельств гибели королевы – что обеспечивало ей быструю возможность завоевать королевское расположение. А затем она предавала королеву, подставляя ее под удар врага, или сама в подходящий момент перерезала ей горло. На это потребовалось двадцать лет – ну и что? И каждый раз, когда умирала очередная королева, Сэм пыталась подчинить себе королевскую армию, отдавая приказы генералам, которые все еще доверяли ей как ближайшему союзнику покойной королевы.
Теперь же дело близилось к концу – оставалось лишь захватить дворец. И при этом она наверняка убила бы и меня – сестра просто не могла позволить мне остаться в живых, так как само мое существование свидетельствовало против нее.
– Сэм нужен я, – сказал я. – Она боится, что я слишком многое знаю. Если я сдамся, возможно, она больше не станет никого убивать.
– Дорогой мой мальчик, – ответила Гашван, – я тоже слишком много знаю. Намного больше, чем ты. Но если мы оба сдадимся, Саманта может подумать, что мы уже кому-то все рассказали или оставили где-то тайное сообщение. Кроме того, Эдвард, она не может оставить в живых свидетелей того, что ты добровольно сдался. Ты знаешь, что она намерена убить тебя и уничтожить твой труп. Ты ведь это знаешь, правда, дорогой?
– Да.
– И слишком подозрительно будет выглядеть, если она поступит так с добровольно сдавшимся. Твои друзья-люди поднимут шум. С точки зрения Саманты, куда лучше, если мы все случайно погибнем в огне сражения. А затем она прольет слезы по поводу того, как ужасна война, и внесет пожертвование в Мемориальный фонд флота.
Вибриссы Гашван довольно шевельнулись. Ее искренне восхищало, как Сэм удалось разработать столь изящный план, – она испытывала неподдельную материнскую гордость за то, какой умной оказалась ее дочь.
– Мы зря теряем время, – вмешалась Фестина. – Флебон, можешь пробраться на крышу?
Он кивнул.
– Хочешь, чтобы я приглядел за Ларри?
– И за всем прочим, что тебе попадется. Тобит, вы с Дэйдом пойдете с ним. Возьмите тугодум и проверьте, что сейчас делает Черная армия. И попробуйте еще раз включить якорь – может быть, у Проуп проснутся угрызения совести и она вернется за нами.
– У Проуп? – фыркнул Тобит. – Совесть?
– Маловероятно, – согласилась Фестина. – И все же попробуйте. – Она положила руку в перчатке на рукав его скафандра и слегка сжала. – Давай топай, старый пьяница.
– Слушаюсь, ваше превосходительство. – Он шутливо отдал честь и схватил Дэйда за руку. – Пошли, Бенни, исполнять славную традицию разведчиков – подставлять под выстрел собственные задницы.
– Вот что значит расходный материал, – гордо произнес Дэйд.
Филар стукнул его по шлему.
– Будешь говорить после того, как мы сдохнем, придурок.
Тобит, Дэйд и Флебон побежали наверх по находившемуся поблизости пандусу.
– Ладно, – кивнула Фестина, – давайте решать, что делать дальше. Пусть Кайшо… Кайшо? Где ты, черт побери?
Я огляделся – мандазары стояли рядом, но кресла нигде не было видно. Видимо, пока мы отвлеклись, Кайшо тихо выскользнула с освещенного пространства и скрылась в темноте.
– На Трояне не может быть никакого высокотехнологичного оружия? – отозвался Тобит. – Похоже, наши флотские разработчики были не единственными, кому удалось ускользнуть от фасскистерского Роя.
– Не делай поспешных выводов! – бросила Фестина. – Кто здесь главный? – спросила она у Гашван.
– Я, – ответила Гашван.
– Во всем дворце?
Гашван кивнула.
– С тех пор, как улетела королева Умеренность.
– Королеву забрали на «Иву», – вмешался Флебон. – Чтобы помочь вербовщикам на Целестии подчинить…
– Это мы уже поняли. – Фестина кивнула, затем снова повернулась к Гашван. – Этот смех издает машина для убийства – возможно, даже не одна. От ваших арбалетов нет никакого толку, и все ваши войска просто перебьют. Сдавайтесь, пока не началась кровавая бойня.
Гашван погладила Фестину по руке.
– Дорогое мое дитя, я не дура. Я пыталась сдаться, как только Умеренность нас покинула. Черная армия отказалась.
– Они не позволили вам сдаться?
– Они не обращали внимания на мои послания и убивали моих парламентеров. Черная королева не хочет принимать капитуляцию – она хочет захватить дворец силой.
– Кто такая Черная королева? – спросил я, уже зная ответ.
– Твоя сестра, кто же еще? – ответила Гашван. – Она начала войну и уже близка к тому, чтобы ее закончить.
***
Если бы я только мог в гневе закричать: «Да как вы можете такое говорить!» Но… Сэм всегда была лидером, а не ведомым. И это она ввергла Троян в войну. У нее были все возможности для того, чтобы нагнетать враждебность, используя дипломатические методы, вместо того чтобы снимать напряженность. Следы в Криогенном центре были в точности ее размера. И именно Саманта убила Истину, прежде чем имитировать свою собственную смерть.
Я представил себе, как после начала войны она убила одну за другой пятнадцать королев, войдя к ним в доверие, так же, как она поступила с Истиной. Она могла объявить себя тайным посланником Технократии и пообещать поддержку флота в расследовании обстоятельств гибели королевы – что обеспечивало ей быструю возможность завоевать королевское расположение. А затем она предавала королеву, подставляя ее под удар врага, или сама в подходящий момент перерезала ей горло. На это потребовалось двадцать лет – ну и что? И каждый раз, когда умирала очередная королева, Сэм пыталась подчинить себе королевскую армию, отдавая приказы генералам, которые все еще доверяли ей как ближайшему союзнику покойной королевы.
Теперь же дело близилось к концу – оставалось лишь захватить дворец. И при этом она наверняка убила бы и меня – сестра просто не могла позволить мне остаться в живых, так как само мое существование свидетельствовало против нее.
– Сэм нужен я, – сказал я. – Она боится, что я слишком многое знаю. Если я сдамся, возможно, она больше не станет никого убивать.
– Дорогой мой мальчик, – ответила Гашван, – я тоже слишком много знаю. Намного больше, чем ты. Но если мы оба сдадимся, Саманта может подумать, что мы уже кому-то все рассказали или оставили где-то тайное сообщение. Кроме того, Эдвард, она не может оставить в живых свидетелей того, что ты добровольно сдался. Ты знаешь, что она намерена убить тебя и уничтожить твой труп. Ты ведь это знаешь, правда, дорогой?
– Да.
– И слишком подозрительно будет выглядеть, если она поступит так с добровольно сдавшимся. Твои друзья-люди поднимут шум. С точки зрения Саманты, куда лучше, если мы все случайно погибнем в огне сражения. А затем она прольет слезы по поводу того, как ужасна война, и внесет пожертвование в Мемориальный фонд флота.
Вибриссы Гашван довольно шевельнулись. Ее искренне восхищало, как Сэм удалось разработать столь изящный план, – она испытывала неподдельную материнскую гордость за то, какой умной оказалась ее дочь.
– Мы зря теряем время, – вмешалась Фестина. – Флебон, можешь пробраться на крышу?
Он кивнул.
– Хочешь, чтобы я приглядел за Ларри?
– И за всем прочим, что тебе попадется. Тобит, вы с Дэйдом пойдете с ним. Возьмите тугодум и проверьте, что сейчас делает Черная армия. И попробуйте еще раз включить якорь – может быть, у Проуп проснутся угрызения совести и она вернется за нами.
– У Проуп? – фыркнул Тобит. – Совесть?
– Маловероятно, – согласилась Фестина. – И все же попробуйте. – Она положила руку в перчатке на рукав его скафандра и слегка сжала. – Давай топай, старый пьяница.
– Слушаюсь, ваше превосходительство. – Он шутливо отдал честь и схватил Дэйда за руку. – Пошли, Бенни, исполнять славную традицию разведчиков – подставлять под выстрел собственные задницы.
– Вот что значит расходный материал, – гордо произнес Дэйд.
Филар стукнул его по шлему.
– Будешь говорить после того, как мы сдохнем, придурок.
***
Тобит, Дэйд и Флебон побежали наверх по находившемуся поблизости пандусу.
– Ладно, – кивнула Фестина, – давайте решать, что делать дальше. Пусть Кайшо… Кайшо? Где ты, черт побери?
Я огляделся – мандазары стояли рядом, но кресла нигде не было видно. Видимо, пока мы отвлеклись, Кайшо тихо выскользнула с освещенного пространства и скрылась в темноте.