— В комнате, где было совершенно убийство, я обнаружил своего рода часы, — объявил Грэмпс.
— Что вы имеете в виду?
— Горевшую в комнате масляную лампу!
— А она-то какое отношение имеет ко всему этому? Грэмпс раздулся от гордости.
— Я там рассмотрел кое-что, пока заглядывал в окошко. Не знаю, сынок, заметил ли ты меня, но лично я постарался заметить как можно больше. Пока ты был в доме, я походил вокруг него и заглянул во все окна… Ну а теперь, сынок, я тебе кое-что расскажу. Человек, который поселился в этом домике, хотел, чтобы его принимали за старого отшельника, на тот случай, если кто-то придет к нему, но на самом деле он был точен и аккуратен, как хорошо отлаженный механизм.
— Ну, чтобы понять это, не нужно быть Шерлоком Холмсом, Грэмпс. Если вы хотите…
— Погоди, — перебил его Грэмпс, — дай мне закончить. Я сказал уже, что он был точен как часы. Больше того, он никогда не изменял своей привычке к аккуратности… И вот что я хотел тебе сказать: человек такого типа не стал бы заправлять маслом и зажигать только одну лампу, коль скоро в доме их было две. Одна масляная лампа была на кухне, а другая — в комнате, где лежало тело. Та лампа, которая стояла в кухне, была полностью заправлена, и ламповое стекло тщательно протерто, так что она светила достаточно хорошо…
— Мне не совсем понятно… — перебил его Дюриэа.
— Естественно, тебе непонятно, — ответил Грэмпс, — ты для этого слишком молод, чтобы иметь какое-то представление о таких лампах. Ты ведь ими никогда не пользовался. А я вот пользовался в свое время. Я все о них знаю. Все домохозяйки в мое время знали, как заправлять лампы, обрезать фитиль и протирать от копоти стекло. И потому, что я ими пользовался, могу тебе точно сказать, что человек не будет заправлять только одну лампу, если их у него две, а заправит сразу их обе… Можешь спросить любого, кто ими пользовался.
Отсюда я делаю вывод, что лампа в кухне была заправлена вчера днем, поскольку ею не пользовались, а ведь готовил он себе на кухне. Это значит, что лампа, которая оставалась в комнате, тоже была заправлена днем, в то же время. Сделав такой вывод, я пошел дальше и купил себе точно такую же лампу, заправил ее маслом, поставил в трейлере, зажег и наблюдал, как она горела… За каждый час в лампе сгорало примерно одно и то же количество масла, и, пока ты осматривал тело, я постарался как можно точнее заметить, сколько масла оставалось в лампе, которая горела в комнате, где произошло убийство… Готов побиться об заклад, что ни ты, ни шериф этого не заметили, разве не так?
— Да, тут вы не ошиблись, — вынужден был признать Дюриэа. — Однако это очень интересное наблюдение. Что же вам удалось выяснить?
— Убийство, — торжественно заявил Грэмпс, — было совершено примерно за шесть часов до того, как вы вошли в эту комнату.
Внезапно на лице Дюриэа появилась улыбка.
Что такое, что случилось? — всполошился Грэмпс.
— Здесь есть одна маленькая деталь, — заявил Дюриэа, — которую, по-моему, вы пропустили.
— Что именно?
— А то, что лампой, которая была в комнате, могли пользоваться гораздо чаще, чем той, что была на кухне.
— Что ты имеешь в виду?
— Давайте предположим, — сказал Дюриэа, — что лампы были заправлены не вчера, а, скажем, два дня назад. Та лампа, которая была на кухне, выглядит почти полной, так как человек, который жил там, готовил себе в основном при дневном свете. Может быть, она горела кое-какое время, но недолго, пока он, скажем, мыл посуду и прибирал на кухне. Затем он возвращался в комнату и зажигал другую лампу, читал часов до одиннадцати, затем тушил ее и шел спать. Это объясняет тот факт, что хотя обе лампы и были заправлены одновременно, но в лампе, стоявшей в комнате, масла почти не было, так как ею гораздо больше пользовались.
— Лампой на кухне могли просто редко пользоваться… — задумчиво протянул Грэмпс. — Может быть, в этом что-то и есть. Она выглядела такой чистой, просто как новенькая.
— Вы делаете ту же ошибку, что и большинство любителей, — объяснил ему Дюриэа. — Вы забываете о том, что расследование убийства должно производиться беспристрастно, хладнокровно и, только опираясь на логические рассуждения, словом, выполняться, как любая рутинная работа. Например, первое, что мы делаем, чтобы определить, когда был убит человек, это вскрытие тела. Патологоанатомы прекрасно знают, как это делается. Вот, пожалуйста, в данном случае из лаборатории сообщили, что смерть наступила между шестнадцатью и двадцатью тремя часами.
— Только не пытайся меня убедить, что твои полицейские врачи никогда не ошибаются, — объявил Грэмпс. — Я знаю кучу примеров, когда они попадают пальцем в небо. Какое заключение о времени убийства ты получил, когда исследовал убийство Тельмы Тодд, ну-ка, вспомни?!
— Ну хорошо, я признаю, что когда-то, в исключительных случаях, они могут ошибиться, с неохотой признал Дюриэа. — Но тот врач, который сейчас делал вскрытие, насколько я помню, достаточно опытный и добросовестный. Если он говорит, что смерть наступила между шестнадцатью и двадцатью тремя часами, можешь на это положиться… Мы знаем, что этот человек был еще жив часов в пять, потому что в это время к нему приезжали Сондерс и Тру. Они слышали, как он ходил по дому, а тот факт, что он не подходил к дверям и не открывал им, доказывает, причем достаточно очевидно, что это был Прессман и что он достаточно хорошо понимал, что им нужно, и отдавал себе отчет, что его инкогнито раскрыто… Стемнело около семи. Может быть, было не настолько темно, чтобы убийца совсем не видел, что он делает, но это только до половины восьмого… Убийство было совершено вскоре после того, как зажгли лампу, то есть после окончательного наступления темноты. Мы установили, что лампу зажгли где-нибудь между половиной восьмого и десятью. Ты потом обнаружишь, что убийство было совершено именно в этом промежутке времени.
Грэмпс вдруг внезапно прищелкнул языком.
— Что такое? — спросил Дюриэа.
— Да вот ты рассуждаешь обо всех этих масляных лампах, — заметил Грэмпс. — А ведь ты ни черта в них не разбираешься. Твои доводы говорят против тебя.
— Что вы имеете в виду?
Грэмпс принялся было объяснять, но внезапно замолчал на полуслове:
— Нет, ничего сейчас вам не скажу. Но запомни: полицейский врач тоже может ошибаться.
Внезапно вмешалась Милдред:
— Ну хорошо, а теперь отправляйтесь наверх и выкиньте это убийство из головы. Прислуги сейчас у нас нет, и поэтому ужин я буду готовить сама. Если хотите выпить по коктейлю, бутылка в баре.
Грэмпс радостно объявил:
— А кстати, я знаю рецепт нового коктейля! Хотите попробовать?
— Нет, — твердо заявила Милдред. — Я уже достаточно напробовалась твоих коктейлей, Грэмпс. И сейчас я бы хотела, чтобы мой муж был в состоянии съесть мой ужин.
— Да нет, он не такой уж крепкий, — оправдывался Грэмпс.
— Хорошо, — со вздохом уступила Милдред, — но пусть он действительно будет некрепкий. Ликер стоит в баре на…
— Не нужен мне твой ликер, — перебил ее Грэмпс. Я возьму свой. Дай мне только шейкер. Лед я возьму из холодильника, и это будет самый лучший в мире коктейль.
— Только не очень крепкий, — напомнила Милдред. — А то твои коктейли обычно напоминают динамит.
Конечно, конечно, терпеливо согласился Грэмпс. — Я же тебе пообещал, так ведь? Я туда кое-что добавлю, уверен, что тебе понравится.
Милдред достала ему шейкер, а Френк Дюриэа с глубоким вздохом удовлетворения поудобнее расположился в кресле. Милдред подсела к нему.
— Господи, откуда у него столько энергии?! — пробормотал Дюриэа. — Лично я устал как собака.
— У тебя гораздо больше проблем, дорогой.
— Ну нет, я и вполовину так не суечусь, как Грэмпс. Он весь день был на ногах, а сейчас так же полон сил и энергии, как гончая, когда почует дичь.
Милдред провела по его щеке кончиками пальцев и поцеловала в глаза.
— Сиди спокойно, отдыхай и не думай о Грэмпсе. Я пойду и поставлю жариться мясо. Картошка уже варится, так что скоро будем ужинать.
Дюриэа благодарно взглянул на жену:
— Ты уж у меня обо всем позаботилась. Скажи, а нельзя как-нибудь устроить, чтобы найти хотя бы приходящую прислугу?
— Да, наверное, возможно, но, по-моему, от этого беспокойства больше, чем пользы. Впрочем, я постараюсь найти кого-нибудь. Не волнуйся об этом.
Она отправилась на кухню, и Дюриэа скоро услышал приятное, возбуждающее позвякивание тарелок и стаканов; затем до его ушей донеслось бульканье жидкости, и почти сразу же своим легким шагом в комнату влетел Грэмпс.
— О’кей, Милдред, у меня все готово, и они действительно получились достаточно слабые… Готов поклясться, что вы ничего подобного в жизни не пробовали.
— А что это, Грэмпс? Одна из ваших фантазий или рецепт, полученный от какого-то приятеля?
— Да так, ни то, ни другое, — ответил Грэмпс. — Это совершенно необычный состав.
— А что ты имеешь в виду?
Грэмпс слегка опешил от подозрительности в ее голосе.
— Ну не будь такой вредной, Милдред. Не такой он уж и новый. В принципе можно сказать, что даже старый. Я использовал тут кое-что из своих запасов.
— Где же ты сделал эти запасы?
— В Мексике.
— Хорошо, только дай сначала мне попробовать, прежде чем ты убьешь им Френка.
Дюриэа рассмеялся.
— Да ну, Грэмпс, не обращайте на нее внимания. Несите ваши коктейли.
Через пару минут Дюриэа услышал, как жена воскликнула:
— Ой, Грэмпс, да это действительно очень вкусно!
— Конечно вкусно! — подтвердил Грэмпс. — Я же тебе говорил.
Милдред внесла поднос с бокалами. Грэмпс в последний раз красиво встряхнул шейкер, затем разлил по бокалам пенящуюся светло-палевую жидкость, которая внезапно стала прозрачной, а бокалы немедленно запотели и красиво отливали на солнце.
Дюриэа взял свой коктейль, поднес его к губам и, заговорщически подмигнув Милдред, осторожно отпил глоток.
Не успел обжигающий напиток коснуться его нёба, как он понял, что пьет что-то необычное.
— Необыкновенно вкусно! — объявил он. С невинным видом Грэмпс спросил:
— А он не чересчур слабый?
Смакуя восхитительный напиток, Дюриэа покачал головой:
— Нет, нет, в самый раз, не очень слабый, некрепкий, но достаточно мягкий и приятный.
— Ну не такой уж он мягкий и безобидный, — кинулся защищать свое творение Грэмпс. — Попробуй, выпей парочку, и посмотришь, какой у тебя будет волчий аппетит.
Милдред отставила недопитый бокал, чтобы перевернуть мясо на сковородке. Грэмпс в это время долил оставшуюся в шейкере смесь себе и Френку, так что к приходу Милдред они уже допивали третий бокал.
В тот момент, когда Милдред объявила, что можно идти ужинать, Френк обнаружил, что с его ногами происходит что-то непонятное. Голова тоже слегка кружилась, хотя и казалась совершенно ясной. Ноги были ватными, но что самое странное — усталость исчезла и на смену ей явилось удивившее его самого ощущение радости бытия.
Пораженный этим, он бросил взгляд на жену. Этого было достаточно, чтобы понять, что она испытывает то же самое.
— Грэмпс, — с усилием произнес Дюриэа, бросив взгляд на жизнерадостного маленького старика, который даже не повернул в его сторону головы, — что вы нам намешали?
Грэмпс широко улыбнулся.
— Это меня научили делать в Мексике. Они берут мескаль и выдерживают его так, что он становится практически желтым. Замечательный напиток! Потом надо его смешивать…
— Ты хочешь сказать, что смешал текилу с джином?!
Грэмпс похлопал его по плечу:
— Посиди спокойно, глупый. И не волнуйся так по поводу того, что ты выпил что-то не то. Считай, что это просто тоник… А вкусно было, верно?
Дюриэа рухнул обратно в кресло. Милдред бросила на него озабоченный взгляд:
— Ну, — спросила она, — и кто же будет есть мясо? Френк вяло улыбнулся.
— Грэмпс, наверное, — пролепетал он. Милдред молча положила перед дедом вилку с ножом.
Глава 16
Глава 17
— Что вы имеете в виду?
— Горевшую в комнате масляную лампу!
— А она-то какое отношение имеет ко всему этому? Грэмпс раздулся от гордости.
— Я там рассмотрел кое-что, пока заглядывал в окошко. Не знаю, сынок, заметил ли ты меня, но лично я постарался заметить как можно больше. Пока ты был в доме, я походил вокруг него и заглянул во все окна… Ну а теперь, сынок, я тебе кое-что расскажу. Человек, который поселился в этом домике, хотел, чтобы его принимали за старого отшельника, на тот случай, если кто-то придет к нему, но на самом деле он был точен и аккуратен, как хорошо отлаженный механизм.
— Ну, чтобы понять это, не нужно быть Шерлоком Холмсом, Грэмпс. Если вы хотите…
— Погоди, — перебил его Грэмпс, — дай мне закончить. Я сказал уже, что он был точен как часы. Больше того, он никогда не изменял своей привычке к аккуратности… И вот что я хотел тебе сказать: человек такого типа не стал бы заправлять маслом и зажигать только одну лампу, коль скоро в доме их было две. Одна масляная лампа была на кухне, а другая — в комнате, где лежало тело. Та лампа, которая стояла в кухне, была полностью заправлена, и ламповое стекло тщательно протерто, так что она светила достаточно хорошо…
— Мне не совсем понятно… — перебил его Дюриэа.
— Естественно, тебе непонятно, — ответил Грэмпс, — ты для этого слишком молод, чтобы иметь какое-то представление о таких лампах. Ты ведь ими никогда не пользовался. А я вот пользовался в свое время. Я все о них знаю. Все домохозяйки в мое время знали, как заправлять лампы, обрезать фитиль и протирать от копоти стекло. И потому, что я ими пользовался, могу тебе точно сказать, что человек не будет заправлять только одну лампу, если их у него две, а заправит сразу их обе… Можешь спросить любого, кто ими пользовался.
Отсюда я делаю вывод, что лампа в кухне была заправлена вчера днем, поскольку ею не пользовались, а ведь готовил он себе на кухне. Это значит, что лампа, которая оставалась в комнате, тоже была заправлена днем, в то же время. Сделав такой вывод, я пошел дальше и купил себе точно такую же лампу, заправил ее маслом, поставил в трейлере, зажег и наблюдал, как она горела… За каждый час в лампе сгорало примерно одно и то же количество масла, и, пока ты осматривал тело, я постарался как можно точнее заметить, сколько масла оставалось в лампе, которая горела в комнате, где произошло убийство… Готов побиться об заклад, что ни ты, ни шериф этого не заметили, разве не так?
— Да, тут вы не ошиблись, — вынужден был признать Дюриэа. — Однако это очень интересное наблюдение. Что же вам удалось выяснить?
— Убийство, — торжественно заявил Грэмпс, — было совершено примерно за шесть часов до того, как вы вошли в эту комнату.
Внезапно на лице Дюриэа появилась улыбка.
Что такое, что случилось? — всполошился Грэмпс.
— Здесь есть одна маленькая деталь, — заявил Дюриэа, — которую, по-моему, вы пропустили.
— Что именно?
— А то, что лампой, которая была в комнате, могли пользоваться гораздо чаще, чем той, что была на кухне.
— Что ты имеешь в виду?
— Давайте предположим, — сказал Дюриэа, — что лампы были заправлены не вчера, а, скажем, два дня назад. Та лампа, которая была на кухне, выглядит почти полной, так как человек, который жил там, готовил себе в основном при дневном свете. Может быть, она горела кое-какое время, но недолго, пока он, скажем, мыл посуду и прибирал на кухне. Затем он возвращался в комнату и зажигал другую лампу, читал часов до одиннадцати, затем тушил ее и шел спать. Это объясняет тот факт, что хотя обе лампы и были заправлены одновременно, но в лампе, стоявшей в комнате, масла почти не было, так как ею гораздо больше пользовались.
— Лампой на кухне могли просто редко пользоваться… — задумчиво протянул Грэмпс. — Может быть, в этом что-то и есть. Она выглядела такой чистой, просто как новенькая.
— Вы делаете ту же ошибку, что и большинство любителей, — объяснил ему Дюриэа. — Вы забываете о том, что расследование убийства должно производиться беспристрастно, хладнокровно и, только опираясь на логические рассуждения, словом, выполняться, как любая рутинная работа. Например, первое, что мы делаем, чтобы определить, когда был убит человек, это вскрытие тела. Патологоанатомы прекрасно знают, как это делается. Вот, пожалуйста, в данном случае из лаборатории сообщили, что смерть наступила между шестнадцатью и двадцатью тремя часами.
— Только не пытайся меня убедить, что твои полицейские врачи никогда не ошибаются, — объявил Грэмпс. — Я знаю кучу примеров, когда они попадают пальцем в небо. Какое заключение о времени убийства ты получил, когда исследовал убийство Тельмы Тодд, ну-ка, вспомни?!
— Ну хорошо, я признаю, что когда-то, в исключительных случаях, они могут ошибиться, с неохотой признал Дюриэа. — Но тот врач, который сейчас делал вскрытие, насколько я помню, достаточно опытный и добросовестный. Если он говорит, что смерть наступила между шестнадцатью и двадцатью тремя часами, можешь на это положиться… Мы знаем, что этот человек был еще жив часов в пять, потому что в это время к нему приезжали Сондерс и Тру. Они слышали, как он ходил по дому, а тот факт, что он не подходил к дверям и не открывал им, доказывает, причем достаточно очевидно, что это был Прессман и что он достаточно хорошо понимал, что им нужно, и отдавал себе отчет, что его инкогнито раскрыто… Стемнело около семи. Может быть, было не настолько темно, чтобы убийца совсем не видел, что он делает, но это только до половины восьмого… Убийство было совершено вскоре после того, как зажгли лампу, то есть после окончательного наступления темноты. Мы установили, что лампу зажгли где-нибудь между половиной восьмого и десятью. Ты потом обнаружишь, что убийство было совершено именно в этом промежутке времени.
Грэмпс вдруг внезапно прищелкнул языком.
— Что такое? — спросил Дюриэа.
— Да вот ты рассуждаешь обо всех этих масляных лампах, — заметил Грэмпс. — А ведь ты ни черта в них не разбираешься. Твои доводы говорят против тебя.
— Что вы имеете в виду?
Грэмпс принялся было объяснять, но внезапно замолчал на полуслове:
— Нет, ничего сейчас вам не скажу. Но запомни: полицейский врач тоже может ошибаться.
Внезапно вмешалась Милдред:
— Ну хорошо, а теперь отправляйтесь наверх и выкиньте это убийство из головы. Прислуги сейчас у нас нет, и поэтому ужин я буду готовить сама. Если хотите выпить по коктейлю, бутылка в баре.
Грэмпс радостно объявил:
— А кстати, я знаю рецепт нового коктейля! Хотите попробовать?
— Нет, — твердо заявила Милдред. — Я уже достаточно напробовалась твоих коктейлей, Грэмпс. И сейчас я бы хотела, чтобы мой муж был в состоянии съесть мой ужин.
— Да нет, он не такой уж крепкий, — оправдывался Грэмпс.
— Хорошо, — со вздохом уступила Милдред, — но пусть он действительно будет некрепкий. Ликер стоит в баре на…
— Не нужен мне твой ликер, — перебил ее Грэмпс. Я возьму свой. Дай мне только шейкер. Лед я возьму из холодильника, и это будет самый лучший в мире коктейль.
— Только не очень крепкий, — напомнила Милдред. — А то твои коктейли обычно напоминают динамит.
Конечно, конечно, терпеливо согласился Грэмпс. — Я же тебе пообещал, так ведь? Я туда кое-что добавлю, уверен, что тебе понравится.
Милдред достала ему шейкер, а Френк Дюриэа с глубоким вздохом удовлетворения поудобнее расположился в кресле. Милдред подсела к нему.
— Господи, откуда у него столько энергии?! — пробормотал Дюриэа. — Лично я устал как собака.
— У тебя гораздо больше проблем, дорогой.
— Ну нет, я и вполовину так не суечусь, как Грэмпс. Он весь день был на ногах, а сейчас так же полон сил и энергии, как гончая, когда почует дичь.
Милдред провела по его щеке кончиками пальцев и поцеловала в глаза.
— Сиди спокойно, отдыхай и не думай о Грэмпсе. Я пойду и поставлю жариться мясо. Картошка уже варится, так что скоро будем ужинать.
Дюриэа благодарно взглянул на жену:
— Ты уж у меня обо всем позаботилась. Скажи, а нельзя как-нибудь устроить, чтобы найти хотя бы приходящую прислугу?
— Да, наверное, возможно, но, по-моему, от этого беспокойства больше, чем пользы. Впрочем, я постараюсь найти кого-нибудь. Не волнуйся об этом.
Она отправилась на кухню, и Дюриэа скоро услышал приятное, возбуждающее позвякивание тарелок и стаканов; затем до его ушей донеслось бульканье жидкости, и почти сразу же своим легким шагом в комнату влетел Грэмпс.
— О’кей, Милдред, у меня все готово, и они действительно получились достаточно слабые… Готов поклясться, что вы ничего подобного в жизни не пробовали.
— А что это, Грэмпс? Одна из ваших фантазий или рецепт, полученный от какого-то приятеля?
— Да так, ни то, ни другое, — ответил Грэмпс. — Это совершенно необычный состав.
— А что ты имеешь в виду?
Грэмпс слегка опешил от подозрительности в ее голосе.
— Ну не будь такой вредной, Милдред. Не такой он уж и новый. В принципе можно сказать, что даже старый. Я использовал тут кое-что из своих запасов.
— Где же ты сделал эти запасы?
— В Мексике.
— Хорошо, только дай сначала мне попробовать, прежде чем ты убьешь им Френка.
Дюриэа рассмеялся.
— Да ну, Грэмпс, не обращайте на нее внимания. Несите ваши коктейли.
Через пару минут Дюриэа услышал, как жена воскликнула:
— Ой, Грэмпс, да это действительно очень вкусно!
— Конечно вкусно! — подтвердил Грэмпс. — Я же тебе говорил.
Милдред внесла поднос с бокалами. Грэмпс в последний раз красиво встряхнул шейкер, затем разлил по бокалам пенящуюся светло-палевую жидкость, которая внезапно стала прозрачной, а бокалы немедленно запотели и красиво отливали на солнце.
Дюриэа взял свой коктейль, поднес его к губам и, заговорщически подмигнув Милдред, осторожно отпил глоток.
Не успел обжигающий напиток коснуться его нёба, как он понял, что пьет что-то необычное.
— Необыкновенно вкусно! — объявил он. С невинным видом Грэмпс спросил:
— А он не чересчур слабый?
Смакуя восхитительный напиток, Дюриэа покачал головой:
— Нет, нет, в самый раз, не очень слабый, некрепкий, но достаточно мягкий и приятный.
— Ну не такой уж он мягкий и безобидный, — кинулся защищать свое творение Грэмпс. — Попробуй, выпей парочку, и посмотришь, какой у тебя будет волчий аппетит.
Милдред отставила недопитый бокал, чтобы перевернуть мясо на сковородке. Грэмпс в это время долил оставшуюся в шейкере смесь себе и Френку, так что к приходу Милдред они уже допивали третий бокал.
В тот момент, когда Милдред объявила, что можно идти ужинать, Френк обнаружил, что с его ногами происходит что-то непонятное. Голова тоже слегка кружилась, хотя и казалась совершенно ясной. Ноги были ватными, но что самое странное — усталость исчезла и на смену ей явилось удивившее его самого ощущение радости бытия.
Пораженный этим, он бросил взгляд на жену. Этого было достаточно, чтобы понять, что она испытывает то же самое.
— Грэмпс, — с усилием произнес Дюриэа, бросив взгляд на жизнерадостного маленького старика, который даже не повернул в его сторону головы, — что вы нам намешали?
Грэмпс широко улыбнулся.
— Это меня научили делать в Мексике. Они берут мескаль и выдерживают его так, что он становится практически желтым. Замечательный напиток! Потом надо его смешивать…
— Ты хочешь сказать, что смешал текилу с джином?!
Грэмпс похлопал его по плечу:
— Посиди спокойно, глупый. И не волнуйся так по поводу того, что ты выпил что-то не то. Считай, что это просто тоник… А вкусно было, верно?
Дюриэа рухнул обратно в кресло. Милдред бросила на него озабоченный взгляд:
— Ну, — спросила она, — и кто же будет есть мясо? Френк вяло улыбнулся.
— Грэмпс, наверное, — пролепетал он. Милдред молча положила перед дедом вилку с ножом.
Глава 16
Харви Стэнвуд обвел глазами погруженный в сумрак бар, в котором только по углам в тяжелых канделябрах горело несколько свечей, что создавало обстановку интимности и уюта. В нем всегда было, или казалось, довольно пусто. Здесь Стэнвуд никогда не бывал прежде.
Стэнвуд заказал коктейль, а затем вошел в телефонную будку и набрал номер Джорджа Карпера.
Дождавшись, пока Карпер возьмет трубку, он произнес:
— Надеюсь, вы узнали меня, мистер Карпер. Позавчера мы с вами вместе обедали.
— Ах да, — приветливо сказал Карпер. — Надеюсь, кухня в этом ресторане вам понравилась. Как поживаете?
— Спасибо, все прекрасно, — отозвался Стэнвуд, — но мне кажется, что для меня и для вас было бы полезно встретиться и немного поболтать…
— Только не для меня, — твердо ответил Карпер.
— И в таком месте, где бы нас не могли увидеть вдвоем, — как ни в чем не бывало предложил Стэнвуд. — Я сейчас, кстати, звоню вам из маленького бара под названием “Эльмвуд” на Гранд-авеню. Я буду ждать вас здесь еще минут десять после того, как повешу трубку. Столик в конце зала по правой стороне.
Карпер возмутился:
— Но… но это совершенно невозможно. Насколько я понимаю, вы пьяны. Вы…
Но Стэнвуд не собирался давать ему возможность высказаться.
— Я не собираюсь брать все это на себя, Карпер. Мне необходимо с кем-то поговорить. Вам лучше приехать сюда, и как можно быстрее.
— Или что? — с иронией спросил Карпер.
— Да все, что угодно, — коротко ответил Стэнвуд и бросил трубку.
Примерно через восемь минут после окончания телефонного разговора Карпер вошел в бар, близоруко щурясь, обвел глазами полутемный бар, а затем подошел к столику Стэнвуда и громогласно приветствовал его:
— Эй, привет! Каким ветром тебя сюда занесло? Сто лет тебя не видел.
Стэнвуд, помешкав, встал и протянул ему руку.
— Да, давненько не виделись. А я как раз зашел сюда выпить. Не хочешь присоединиться? Ты, наверное, был за городом в последнее время? Давай выпьем, и ты расскажешь мне об этом подробнее.
— Неплохая мысль, — добродушно сказал Карпер, с удобством располагаясь на кожаных подушках дивана. Но, усевшись за столик, он недовольно взглянул на Стэнвуда и понизил голос: — Во-первых, мне не нравится способ, которым вы добивались встречи со мной. Во-вторых, ни для вас, ни для меня нежелательно, чтобы нас видели вместе.
— Вы говорите, это нежелательно. Мне бы хотелось узнать: для кого? — холодно спросил Стэнвуд.
— Для меня, для вас, для нас обоих, в конце концов. Стэнвуд, нажав кнопку, вызвал официанта.
— Что вам заказать? — спросил он.
— Классический, — ответил Карпер.
— Ну а мне шотландский с содовой, — заказал Стэнвуд.
Как только официант отошел, Стэнвуд наклонился вперед, держа в зубах незажженную сигарету, и спросил:
— Спички у вас есть?
— Есть, — неприязненно ответил Карпер.
— Ну так дайте мне прикурить, — повелительно сказал Стэнвуд.
Поколебавшись немного, Карпер вынул спички из кармана и, наклонившись вперед, поднес зажженную спичку к сигарете Стэнвуда.
Глядя ему в глаза, Стэнвуд быстро и очень тихо сказал:
— Я попал в ловушку. Вытащить меня из нее можете только вы.
Только не я, — вежливо отозвался Карпер. — Как бы все для вас ни сложилось, вы сами во всем виноваты.
Стэнвуд бросил на него злобный взгляд.
— Когда я говорил вам, что босс скрывается, я совершенно не был готов к тому, что вы отправитесь туда и прикончите его… Это что-то уж слишком круто для меня.
Он глубоко затянулся сигаретой и снова откинулся на спинку дивана, всем своим видом показывая, что ему хорошо и он наслаждается жизнью.
Карпер возмутился:
— Так вот какую игру вы затеяли. Ну уж нет, меня вы в это не втянете. Этот номер у вас не пройдет.
— Не надо делать из меня дурака, — предупредил Стэнвуд.
Тон Карпера был сух и холоден:
— По-моему, самое лучшее для меня — это обратиться в полицию.
— И что же вы им скажете? — поинтересовался Стэнвуд.
— Ну если вам это действительно интересно, за вами уже в течение некоторого времени следят мои детективы. Вы, конечно, быстро действуете, но и я от вас не отстаю. Многие из ваших подвигов могут быть доказаны. Вы ведь позаимствовали из кассы патрона семнадцать тысяч. Вы хотели отыграться, но потерпели неудачу. Перед вами грозной тенью маячил Прессман. Он мог обратиться в связи с этим делом прямо к окружному прокурору. Вы больше всех были заинтересованы в том, чтобы вывести его из игры.
Улыбка Стэнвуда больше походила на гримасу.
— Я продал вам эту информацию только потому, что вы заставили меня это сделать. И через несколько часов после того, как вам стало известно, что Прессман скрывается под фамилией Ридли, Прессман был убит.
— Если вы хотите этим воспользоваться, учтите, у меня есть алиби, — немного помолчав, сказал Карпер.
— И на какое же время у вас алиби?
— Да на любое, если это необходимо. А кстати, что вы делали после того, как мы расстались?
— Послушайте, — взволнованно сказал Стэнвуд, — это нам не поможет. Вот что вам необходимо сделать. Когда полиция будет спрашивать меня по поводу этой недостачи, я скажу им, что у вас с Прессманом были какие-то не известные мне деловые отношения; что Прессман выплатил вам эти деньги в качестве аванса, но он не хотел, чтобы эта сумма проходила по книгам; что Прессман велел мне забрать вашу долю наличных и пустить ее в оборот, чтобы оплатить вашу долю расходов; а затем вы должны были компенсировать мне эту сумму наличными и я бы вернул их в кассу, как обычный депозит.
— И чего ради я должен это делать?
— Это ваша доля при разработке кое-каких шахт.
— Вы с ума сошли!
— Пусть так, но запомните две вещи: первое — если вы соглашаетесь, то участвуете в весьма прибыльном деле, и второе — если вы отказываетесь, то я сажусь в тюрьму за растрату, а вы, возможно, за убийство.
Карпер оглядел Стэнвуда с головы до ног с холодной яростью.
— Я этого так не оставлю. Немедленно, прямо отсюда, иду в полицию и…
— И говорите, что сразу после нашего разговора совершили небольшую и неафишируемую прогулку в Петри, — подхватил Стэнвуд.
Казалось, Карпера обухом по голове хватили.
— Вы что, думали, я об этом не узнаю?.. — спросил Стэнвуд.
Карпер перебил его:
— Я ездил туда чисто в политических целях. Я хотел помешать его планам, сообщив о его авантюре окружному прокурору и еще, может быть, шерифу.
Стэнвуд торжествующе улыбнулся:
— Но ведь центральный город округа — Санта-Дельбарра. И там же находится офис окружного прокурора. Но вы почему-то поехали в Петри. Я знаю, зачем вам это понадобилось. Вы…
Внезапно Карпер прервал его:
— Спокойно, Стэнвуд, прервитесь. За соседний столик садится кто-то.
Какое-то время они молчали, исподтишка разглядывая пожилого человека в мятом, неопрятном костюме, который расположился за соседним столиком, развернул спортивную газету и лихорадочно начал ее читать, время от времени делая какие-то непонятные пометки на полях.
— Все в порядке, — сказал Стэнвуд. — Просто какой-то старый чудак, помешанный на спортивных пари.
Карпер, который не отрывал глаз от Грэмпса Виггинса, осторожно сказал:
— Я, честно говоря, в этом не уверен… Нет, это очень рискованно. Нас ни в коем случае не должны видеть вместе.
— А с другой стороны, — тихо возразил Стэнвуд, — это единственное место, где нашу встречу как-то можно объяснить.
Карпер повернулся к нему.
— У меня создалось впечатление, что, для того чтобы защитить себя наилучшим образом, вы решили принести меня в жертву.
— Можно подумать, вы поступили бы по-другому, — усмехнулся Стэнвуд. — Именно так хотели поступить и вы, только я опередил вас. А теперь я скажу вам кое-что, над чем вам следует поломать голову: полчаса назад мне звонил Френк Дюриэа, окружной прокурор в Санта-Дельбарре, и просил меня приехать вечером обсудить это дело. Он хотел бы узнать побольше о тех, с кем Прессман был связан деловыми интересами.
Карпер вздрогнул.
Официант наконец принес заказанные напитки. Заплатил за них Карпер.
Когда официант отошел, Карпер заговорил уже более любезно:
— Давайте обсудим все спокойно, Стэнвуд. Может быть, мы с вами оба погорячились. Вы понимаете, как вы сами мне сказали, что сможете все утрясти, если Прессман не вернется в офис. Ну и я, естественно, подумал, что вы приняли меры, чтобы так и случилось. Может быть, я ошибался. Надеюсь, что так.
— Именно так, — коротко сказал Стэнвуд. — И постарайтесь не повторять подобных ошибок.
Карпер вытащил сигару из кармана и бросил быстрый взгляд на Гремпса Виггинса, который внимательно изучал список скаковых лошадей.
— Надеюсь, вы меня поняли, Стэнвуд. Я ни черта не понимаю, что там могло произойти с Прессманом. И я начинаю думать, что и вы тоже. Надеюсь, вы простите мне мои слова, и я надеюсь, что, разговаривая с окружным прокурором, вы не скажете ничего такого, что могло бы втянуть меня в эту проклятую историю. Послушайте, почему бы нам не договориться относительно этого дела?
— Как?
— Вы делаете все, чтобы вытащить меня, а я отвечаю тем же.
— Этого я от вас и ждал.
Холодные глаза Карпера остановились на Стэнвуде.
— Ну вот и договорились, — сказал он и поднял свой бокал.
Через пятнадцать минут Грэмпс Виггинс послал срочную телеграмму Френку Дюриэа, окружному прокурору округа Санта-Дельбарра в Калифорнии:
Стэнвуд заказал коктейль, а затем вошел в телефонную будку и набрал номер Джорджа Карпера.
Дождавшись, пока Карпер возьмет трубку, он произнес:
— Надеюсь, вы узнали меня, мистер Карпер. Позавчера мы с вами вместе обедали.
— Ах да, — приветливо сказал Карпер. — Надеюсь, кухня в этом ресторане вам понравилась. Как поживаете?
— Спасибо, все прекрасно, — отозвался Стэнвуд, — но мне кажется, что для меня и для вас было бы полезно встретиться и немного поболтать…
— Только не для меня, — твердо ответил Карпер.
— И в таком месте, где бы нас не могли увидеть вдвоем, — как ни в чем не бывало предложил Стэнвуд. — Я сейчас, кстати, звоню вам из маленького бара под названием “Эльмвуд” на Гранд-авеню. Я буду ждать вас здесь еще минут десять после того, как повешу трубку. Столик в конце зала по правой стороне.
Карпер возмутился:
— Но… но это совершенно невозможно. Насколько я понимаю, вы пьяны. Вы…
Но Стэнвуд не собирался давать ему возможность высказаться.
— Я не собираюсь брать все это на себя, Карпер. Мне необходимо с кем-то поговорить. Вам лучше приехать сюда, и как можно быстрее.
— Или что? — с иронией спросил Карпер.
— Да все, что угодно, — коротко ответил Стэнвуд и бросил трубку.
Примерно через восемь минут после окончания телефонного разговора Карпер вошел в бар, близоруко щурясь, обвел глазами полутемный бар, а затем подошел к столику Стэнвуда и громогласно приветствовал его:
— Эй, привет! Каким ветром тебя сюда занесло? Сто лет тебя не видел.
Стэнвуд, помешкав, встал и протянул ему руку.
— Да, давненько не виделись. А я как раз зашел сюда выпить. Не хочешь присоединиться? Ты, наверное, был за городом в последнее время? Давай выпьем, и ты расскажешь мне об этом подробнее.
— Неплохая мысль, — добродушно сказал Карпер, с удобством располагаясь на кожаных подушках дивана. Но, усевшись за столик, он недовольно взглянул на Стэнвуда и понизил голос: — Во-первых, мне не нравится способ, которым вы добивались встречи со мной. Во-вторых, ни для вас, ни для меня нежелательно, чтобы нас видели вместе.
— Вы говорите, это нежелательно. Мне бы хотелось узнать: для кого? — холодно спросил Стэнвуд.
— Для меня, для вас, для нас обоих, в конце концов. Стэнвуд, нажав кнопку, вызвал официанта.
— Что вам заказать? — спросил он.
— Классический, — ответил Карпер.
— Ну а мне шотландский с содовой, — заказал Стэнвуд.
Как только официант отошел, Стэнвуд наклонился вперед, держа в зубах незажженную сигарету, и спросил:
— Спички у вас есть?
— Есть, — неприязненно ответил Карпер.
— Ну так дайте мне прикурить, — повелительно сказал Стэнвуд.
Поколебавшись немного, Карпер вынул спички из кармана и, наклонившись вперед, поднес зажженную спичку к сигарете Стэнвуда.
Глядя ему в глаза, Стэнвуд быстро и очень тихо сказал:
— Я попал в ловушку. Вытащить меня из нее можете только вы.
Только не я, — вежливо отозвался Карпер. — Как бы все для вас ни сложилось, вы сами во всем виноваты.
Стэнвуд бросил на него злобный взгляд.
— Когда я говорил вам, что босс скрывается, я совершенно не был готов к тому, что вы отправитесь туда и прикончите его… Это что-то уж слишком круто для меня.
Он глубоко затянулся сигаретой и снова откинулся на спинку дивана, всем своим видом показывая, что ему хорошо и он наслаждается жизнью.
Карпер возмутился:
— Так вот какую игру вы затеяли. Ну уж нет, меня вы в это не втянете. Этот номер у вас не пройдет.
— Не надо делать из меня дурака, — предупредил Стэнвуд.
Тон Карпера был сух и холоден:
— По-моему, самое лучшее для меня — это обратиться в полицию.
— И что же вы им скажете? — поинтересовался Стэнвуд.
— Ну если вам это действительно интересно, за вами уже в течение некоторого времени следят мои детективы. Вы, конечно, быстро действуете, но и я от вас не отстаю. Многие из ваших подвигов могут быть доказаны. Вы ведь позаимствовали из кассы патрона семнадцать тысяч. Вы хотели отыграться, но потерпели неудачу. Перед вами грозной тенью маячил Прессман. Он мог обратиться в связи с этим делом прямо к окружному прокурору. Вы больше всех были заинтересованы в том, чтобы вывести его из игры.
Улыбка Стэнвуда больше походила на гримасу.
— Я продал вам эту информацию только потому, что вы заставили меня это сделать. И через несколько часов после того, как вам стало известно, что Прессман скрывается под фамилией Ридли, Прессман был убит.
— Если вы хотите этим воспользоваться, учтите, у меня есть алиби, — немного помолчав, сказал Карпер.
— И на какое же время у вас алиби?
— Да на любое, если это необходимо. А кстати, что вы делали после того, как мы расстались?
— Послушайте, — взволнованно сказал Стэнвуд, — это нам не поможет. Вот что вам необходимо сделать. Когда полиция будет спрашивать меня по поводу этой недостачи, я скажу им, что у вас с Прессманом были какие-то не известные мне деловые отношения; что Прессман выплатил вам эти деньги в качестве аванса, но он не хотел, чтобы эта сумма проходила по книгам; что Прессман велел мне забрать вашу долю наличных и пустить ее в оборот, чтобы оплатить вашу долю расходов; а затем вы должны были компенсировать мне эту сумму наличными и я бы вернул их в кассу, как обычный депозит.
— И чего ради я должен это делать?
— Это ваша доля при разработке кое-каких шахт.
— Вы с ума сошли!
— Пусть так, но запомните две вещи: первое — если вы соглашаетесь, то участвуете в весьма прибыльном деле, и второе — если вы отказываетесь, то я сажусь в тюрьму за растрату, а вы, возможно, за убийство.
Карпер оглядел Стэнвуда с головы до ног с холодной яростью.
— Я этого так не оставлю. Немедленно, прямо отсюда, иду в полицию и…
— И говорите, что сразу после нашего разговора совершили небольшую и неафишируемую прогулку в Петри, — подхватил Стэнвуд.
Казалось, Карпера обухом по голове хватили.
— Вы что, думали, я об этом не узнаю?.. — спросил Стэнвуд.
Карпер перебил его:
— Я ездил туда чисто в политических целях. Я хотел помешать его планам, сообщив о его авантюре окружному прокурору и еще, может быть, шерифу.
Стэнвуд торжествующе улыбнулся:
— Но ведь центральный город округа — Санта-Дельбарра. И там же находится офис окружного прокурора. Но вы почему-то поехали в Петри. Я знаю, зачем вам это понадобилось. Вы…
Внезапно Карпер прервал его:
— Спокойно, Стэнвуд, прервитесь. За соседний столик садится кто-то.
Какое-то время они молчали, исподтишка разглядывая пожилого человека в мятом, неопрятном костюме, который расположился за соседним столиком, развернул спортивную газету и лихорадочно начал ее читать, время от времени делая какие-то непонятные пометки на полях.
— Все в порядке, — сказал Стэнвуд. — Просто какой-то старый чудак, помешанный на спортивных пари.
Карпер, который не отрывал глаз от Грэмпса Виггинса, осторожно сказал:
— Я, честно говоря, в этом не уверен… Нет, это очень рискованно. Нас ни в коем случае не должны видеть вместе.
— А с другой стороны, — тихо возразил Стэнвуд, — это единственное место, где нашу встречу как-то можно объяснить.
Карпер повернулся к нему.
— У меня создалось впечатление, что, для того чтобы защитить себя наилучшим образом, вы решили принести меня в жертву.
— Можно подумать, вы поступили бы по-другому, — усмехнулся Стэнвуд. — Именно так хотели поступить и вы, только я опередил вас. А теперь я скажу вам кое-что, над чем вам следует поломать голову: полчаса назад мне звонил Френк Дюриэа, окружной прокурор в Санта-Дельбарре, и просил меня приехать вечером обсудить это дело. Он хотел бы узнать побольше о тех, с кем Прессман был связан деловыми интересами.
Карпер вздрогнул.
Официант наконец принес заказанные напитки. Заплатил за них Карпер.
Когда официант отошел, Карпер заговорил уже более любезно:
— Давайте обсудим все спокойно, Стэнвуд. Может быть, мы с вами оба погорячились. Вы понимаете, как вы сами мне сказали, что сможете все утрясти, если Прессман не вернется в офис. Ну и я, естественно, подумал, что вы приняли меры, чтобы так и случилось. Может быть, я ошибался. Надеюсь, что так.
— Именно так, — коротко сказал Стэнвуд. — И постарайтесь не повторять подобных ошибок.
Карпер вытащил сигару из кармана и бросил быстрый взгляд на Гремпса Виггинса, который внимательно изучал список скаковых лошадей.
— Надеюсь, вы меня поняли, Стэнвуд. Я ни черта не понимаю, что там могло произойти с Прессманом. И я начинаю думать, что и вы тоже. Надеюсь, вы простите мне мои слова, и я надеюсь, что, разговаривая с окружным прокурором, вы не скажете ничего такого, что могло бы втянуть меня в эту проклятую историю. Послушайте, почему бы нам не договориться относительно этого дела?
— Как?
— Вы делаете все, чтобы вытащить меня, а я отвечаю тем же.
— Этого я от вас и ждал.
Холодные глаза Карпера остановились на Стэнвуде.
— Ну вот и договорились, — сказал он и поднял свой бокал.
Через пятнадцать минут Грэмпс Виггинс послал срочную телеграмму Френку Дюриэа, окружному прокурору округа Санта-Дельбарра в Калифорнии:
“Слежу за определенными лицами. Кое-что стало известно. Если будешь в Лос-Анджелесе, чтобы выслушать всех здесь, дай мне знать, где и когда мы сможем увидеться. Уверен, что смогу помочь тебе принять решение. Ответ посылай на адрес “Вестерн юнион”.
Грэмпс”.
Глава 17
Пелли Бакстер казался раздавленным горем, поскольку он сам себя считал другом семьи Прессманов.
Дворецкого он приветствовал именно так, как и следовало: дружелюбно, демократично, по-мужски, так, как это бывает, когда горе стирает существующую между сословиями грань.
— Добрый день, Артур. Какое несчастье!
— Да, мистер Бакстер.
— Могу себе представить, как вы переживаете, Артур.
— Благодарю вас, сэр.
— Вы ведь служили у него довольно давно?
— Четыре года, сэр.
— Какой был замечательный человек! Нам будет не хватать его.
— Да, сэр.
— Для миссис Прессман это, вероятно, было тяжелым ударом?
— Совершенно верно. С тех пор она почти ничего не ест.
— Спроси, не найдется ли у нее для меня пары минут или она предпочитает, чтобы ее не беспокоили? Если она предпочитает побыть одна, спроси, не могу ли я быть ей чем-нибудь полезен.
— Хорошо, сэр. Она наверху. Если вы подождете в библиотеке, сэр, я поднимусь и сообщу ей, что вы здесь.
Пелли Бакстер прошел через холл и вошел в огромную прихожую.
Комната показалась ему кладбищем, такая в ней стояла неестественная тишина. Тускло отсвечивали корешки книг на полках, будто надгробия в лунном свете. До половины спущенные портьеры делали царившую в библиотеке тишину еще более непроницаемой.
Всего несколько минут пробыл он в этой погребальной тишине, как, к большому его облегчению, вернулся дворецкий.
— Миссис Прессман просит вас подняться наверх, в ее гостиную. Сюда, пожалуйста.
Дворецкий поднялся по лестнице, потом свернул в длинный коридор и наконец ввел его в кокетливую, изящную гостиную, залитую солнечными лучами, которые врывались в комнату через французское окно, выходившее на маленький балкон. В другом конце гостиной через открытую дверь был виден кусочек спальни.
Софи Прессман всегда отличалась тем, что ни на минуту не теряла ни присутствия духа, ни бдительности, словно тренер во время решающего матча. Вот и сейчас в присутствии дворецкого она казалась погруженной в скорбь и всем своим видом полностью соответствовала атмосфере, царившей в библиотеке.
— Здравствуйте, Пелли, — сказала она дрожащим голосом. — Так мило, что вы зашли… Конечно, словами делу не поможешь, но внимание и сочувствие друзей облегчает горе.
Она указала ему на стопку телеграмм на столе.
— В прошлом мне тоже приходилось посылать соболезнования, и, подыскивая слова для того, чтобы выразить людям, что я чувствую, я часто ощущала беспомощность. И только теперь я понимаю, что важно не то, какими словами друзья стараются выразить сочувствие, важно то, что они пытаются вам сказать… Садитесь, Пелли. Артур сейчас принесет вам виски с содовой.
— Нет, спасибо, — отказался Пелли. — Я только зашел к вам на минуту, чтобы выразить свое сочувствие и спросить, не могу ли я хоть чем-нибудь, помочь вам.
— Спасибо, Пелли, мне ничего не нужно. Я всегда чувствовала, что могу на вас положиться… вы свободны, Артур.
Дворецкий осторожно прикрыл за собой дверь. Еще минуту в гостиной царило молчание; потом Бакстер подошел вплотную к Софи Прессман.
— Так ты все раздобыла? — спросил он.
— Да.
— И положила в безопасное место.
— Да.
— Я не доверяю твоему дворецкому.
— Я тоже.
— Расскажи, как тебе это удалось. Она улыбнулась.
— Я отправилась прямехонько к Ральфу в контору, сказала секретарше, что собираюсь забрать всю почту домой, чтобы Ральф мог узнать все новости, как только вернется.
— И что же она сказала?
Дворецкого он приветствовал именно так, как и следовало: дружелюбно, демократично, по-мужски, так, как это бывает, когда горе стирает существующую между сословиями грань.
— Добрый день, Артур. Какое несчастье!
— Да, мистер Бакстер.
— Могу себе представить, как вы переживаете, Артур.
— Благодарю вас, сэр.
— Вы ведь служили у него довольно давно?
— Четыре года, сэр.
— Какой был замечательный человек! Нам будет не хватать его.
— Да, сэр.
— Для миссис Прессман это, вероятно, было тяжелым ударом?
— Совершенно верно. С тех пор она почти ничего не ест.
— Спроси, не найдется ли у нее для меня пары минут или она предпочитает, чтобы ее не беспокоили? Если она предпочитает побыть одна, спроси, не могу ли я быть ей чем-нибудь полезен.
— Хорошо, сэр. Она наверху. Если вы подождете в библиотеке, сэр, я поднимусь и сообщу ей, что вы здесь.
Пелли Бакстер прошел через холл и вошел в огромную прихожую.
Комната показалась ему кладбищем, такая в ней стояла неестественная тишина. Тускло отсвечивали корешки книг на полках, будто надгробия в лунном свете. До половины спущенные портьеры делали царившую в библиотеке тишину еще более непроницаемой.
Всего несколько минут пробыл он в этой погребальной тишине, как, к большому его облегчению, вернулся дворецкий.
— Миссис Прессман просит вас подняться наверх, в ее гостиную. Сюда, пожалуйста.
Дворецкий поднялся по лестнице, потом свернул в длинный коридор и наконец ввел его в кокетливую, изящную гостиную, залитую солнечными лучами, которые врывались в комнату через французское окно, выходившее на маленький балкон. В другом конце гостиной через открытую дверь был виден кусочек спальни.
Софи Прессман всегда отличалась тем, что ни на минуту не теряла ни присутствия духа, ни бдительности, словно тренер во время решающего матча. Вот и сейчас в присутствии дворецкого она казалась погруженной в скорбь и всем своим видом полностью соответствовала атмосфере, царившей в библиотеке.
— Здравствуйте, Пелли, — сказала она дрожащим голосом. — Так мило, что вы зашли… Конечно, словами делу не поможешь, но внимание и сочувствие друзей облегчает горе.
Она указала ему на стопку телеграмм на столе.
— В прошлом мне тоже приходилось посылать соболезнования, и, подыскивая слова для того, чтобы выразить людям, что я чувствую, я часто ощущала беспомощность. И только теперь я понимаю, что важно не то, какими словами друзья стараются выразить сочувствие, важно то, что они пытаются вам сказать… Садитесь, Пелли. Артур сейчас принесет вам виски с содовой.
— Нет, спасибо, — отказался Пелли. — Я только зашел к вам на минуту, чтобы выразить свое сочувствие и спросить, не могу ли я хоть чем-нибудь, помочь вам.
— Спасибо, Пелли, мне ничего не нужно. Я всегда чувствовала, что могу на вас положиться… вы свободны, Артур.
Дворецкий осторожно прикрыл за собой дверь. Еще минуту в гостиной царило молчание; потом Бакстер подошел вплотную к Софи Прессман.
— Так ты все раздобыла? — спросил он.
— Да.
— И положила в безопасное место.
— Да.
— Я не доверяю твоему дворецкому.
— Я тоже.
— Расскажи, как тебе это удалось. Она улыбнулась.
— Я отправилась прямехонько к Ральфу в контору, сказала секретарше, что собираюсь забрать всю почту домой, чтобы Ральф мог узнать все новости, как только вернется.
— И что же она сказала?