Правление с предельной осторожностью относилось к списку постоянных клиентов, имеющих право на вход через дверь с надписью «Не входить», расположенную позади гардероба. Отсюда лестница вела на второй этаж, в комнаты, где стрекот рулетки перемешивался с ровным гулом приглушенных голосов. На первом этаже правление поощряло смех и обильные возлияния. Этажом выше картина была совершенно иная. Администрация недвусмысленно давала понять, что предпочитает видеть здесь своих завсегдатаев в строгих вечерних костюмах. Те, кто приходил сюда поклониться богине Судьбы, сразу могли почувствовать, что любые проявления эмоций будут здесь неприличны и неуместны. Толстые ковры скрадывали звук шагов. Тяжелые портьеры, мягкий свет скрытых бордюрами ламп, роскошная обстановка, царящая повсюду атмосфера аристократических салонов, казалось, исключали саму возможность всякого шума и суеты.
В этом месте, где алкогольные напитки текут рекой и прячущееся под маской светских манер азартное возбуждение не ослабевает ни на минуту, человек, которому проигрыш оказывался не по средствам, легко мог, как здесь принято говорить, «набычиться». Но если проигравший делал вид, что ему просто «немного не повезло», считал возможным появляться за игорным столом только в смокинге и был окружен всеми внешними атрибутами богатства, то он, как правило, принимал свой проигрыш с достоинством, расплачивался и незаметно покидал клуб. И только дома, сняв смокинг и оглядевшись вокруг себя при беспощадном свете дня, он с раскаянием и самоосуждением начинал осознавать, что проигрыш — это все-таки проигрыш. И тогда он вдруг понимал, что выражение «проигрывать как джентльмен» чаще всего повторялось теми, кто на этом наживался, и по сути это тот же самый грабеж — но исправить уже ничего нельзя.
Эстер Дилмейер не догадывалась о подлинном значении психологии в том бизнесе, частью которого она являлась. Но при этом уже научилась понимать, что когда ее вызывают для участия в вечерней шоу-программе или просят подменить одну из девушек, по той или иной причине не появившуюся в клубе, она должна добиться того, чтобы каждый из присутствующих мужчин почувствовал, что ее тело двигается в синкопированном ритме только для него, чтобы, глядя на нее, он забыл обо всем на свете и «вошел в настроение».
В тех случаях, когда ей доводилось прохаживаться между столиками на верхнем этаже, она держала себя с достоинством настоящей леди. Здесь она не позволяла себе громко смеяться, завлекающе поводить плечами и покачивать бедрами.
Женщины, как правило, относились к Эстер Дилмейер с холодной подозрительностью. Что же касалось мужчин, то тут Эстер была уверена, что ни один не пройдет мимо, не оглянувшись, и обязательно попытается приударить за ней при малейшем поощрении е ее стороны. Мужчин Эстер знала так хорошо, что не могла не испытывать к ним глубокого отвращения. Зато она часто ловила себя на мысли, что совершенно не знает женщин.
Эстер Дилмейер, тщательно скрывая свое настроение, сидела за столиком одна и поигрывала бокалом имбирного пива с содовой: для непосвященных эта смесь выглядит как шампанское. Профессиональная привычка изогнула ее губы в искусственной, как у манекена, полуулыбке. Приглашение присоединиться, на которое намекали ее одиночество и привлекательная внешность, никак не соответствовало ее мрачному, подавленному настроению.
Сколько часов она высидела вот так, ожидая какого-нибудь прощелыгу? История каждый раз была одна и та же. Мужчины проплывали мимо. Те, кто пришли со своими женами, завистливо поглядывали на нее и принимали в душе твердое решение заглянуть сюда как-нибудь вечерком, когда будут одни. Те же, кто появлялся без сопровождения, прибегали к одному из пяти стандартных способов завязывать знакомство. За годы, проведенные в клубе, Эстер разработала свою классификацию и с первых слов безошибочно угадывала дальнейшее развитие событий — как опытный шахматист узнает о том, какой дебют будет разыгрывать его противник сразу после того, как на доске двинулась вперед первая пешка.
Что ж, думала она, так ей и надо. У нее было все, чтобы распорядиться своей жизнью более разумно. Вместо этого она попала сюда, на дно, сделав ставку на свою внешность и молодость. Мужчины липли к ней как мухи на мед. Она позволяла им угощать себя коктейлями. Если их намерения не шли дальше того, чтобы полапать ее, она, как бы между делом, смотрела на часы и говорила, что минут через десять — пятнадцать за ней зайдет муж, или незаметно подмигивала официанту и тот приглашал ее к телефону, откуда она через несколько минут возвращалась с тем же известием.
Если клиент был при деньгах, она помогала ему их тратить, а если он к тому же казался подходящим типом, она осторожно намекала на то, что происходит наверху. Если после ее рассказа человек не терял интереса к тому, что услышал, Эстер доставала приглашение и провожала его к рулеточному столу.
Крупье, как правило, определяли, с кем имеют дело, уже после первых нескольких ставок. Они видели человека насквозь: осторожен он или бесшабашен, прижимист или азартен; иногда встречался лучший, с их точки зрения, тип — человек, который терпеть не мог проигрывать и считал, что после нескольких потерянных ставок судьба у него в неоплатном долгу и он имеет полное право на солидный куш.
Между Эстер Дилмейер и крупье существовала система условных знаков. Если барашек попался с густой шерстью, она оставалась рядом и наблюдала за стрижкой. В противном случае она незаметно исчезала и спускалась вниз в поисках нового клиента.
Эстер подняла голову. Рядом с ее столиком стояла Милдред Фолкнер.
Милдред посмотрела ей в глаза и улыбнулась.
Эстер Дилмейер внутренне вся собралась. Господи, неужели это должно произойти именно сейчас, когда ее и так буквально тошнит от жизни. Наверное, какая-нибудь матрона, чей муженек разрыдался на родном плече и покаянно поведал о блондинке, которую встретил в ночном клубе, о визите наверх, в игорный дом, и о последовавшем за всем этим проигрыше. Как Эстер ненавидела таких слюнтяев! Сначала они жаждут острых ощущений, а потом, скуля и подвывая, бегут домой, где сознаются во всех своих грехах, проливая крокодиловы слезы, и выказывают глубочайшее раскаяние, бьют себя в грудь, чтобы при первой же возможности, не колеблясь, вернуться сюда еще раз.
Милдред отодвинула стул и села.
— Привет, — сказала она.
Один из официантов на всякий случай замаячил неподалеку, ожидая сигнала от Эстер. Сцен здесь не любили.
— Добрый вечер, — ответила Эстер Дилмейер как можно холоднее и официальное.
Милдред вздохнула.
— Я увидела, что вы сидите тут одна, — начала она, — и я тоже одна. Больше того, мне так тоскливо; и я совершенно, полностью и абсолютно устала от мужчин. Я попробовала присесть и выпить коктейль, так трое по очереди успели нахально улыбнуться мне, прежде чем я закончила. Не возражаете, если я угощу вас бокалом чего-нибудь, а потом пойду?
У Эстер отлегло от сердца. Значит, скандала все-таки не будет. Она подозвала официанта.
— Еще один коктейль с шампанским? — спросила Милдред. Блондинка улыбнулась.
— Принесите два, — сказала Милдред официанту.
— Уберите этот бокал, — попросила его Эстер. — Шампанское уже выдохлось, — с коротким смешком пояснила она, повернувшись к Милдред. — Наверное, все это время я больше думала, чем пила.
Возникла ситуация, требующая известного такта. Пока эта женщина сидела за ее столиком, Эстер не могла рассчитывать на встречу с более выгодным клиентом. С другой стороны, почему бы Милдред не заплатить за ее шампанское, раз ей так хочется.
Эстер взглянула на часы.
— Мой приятель что-то запаздывает, — заметила она.
— О, у вас здесь свидание. Мне следовало бы догадаться. Что ж, не буду вам мешать.
— Да нет, все в порядке. Садитесь. Чтобы выпить бокал шампанского, у нас времени больше чем достаточно. Он постоянно заставляет себя ждать, чертенок этакий!
— Простите, я не могла вас раньше где-нибудь видеть? Ваше лицо кажется мне знакомым.
— Нет, не думаю, — покачала головой Эстер. — Я вас не помню.
— И все-таки где-то я вас уже видела… Погодите-ка, минутку. Не вы ли тогда попали в аварию? «Бьюик» типа седан? Да, да, ну конечно же, это были вы. Теперь я вспомнила. Я видела в машине.
— А, значит, вы видели, как мы врезались?
— Да, я как раз шла по улице. Если приятель, о котором вы говорили, тот самый человек, что сидел тогда за рулем, его стоит подождать.
— Его-то? — презрительно скривив губы, переспросила Эстер. — Что ж, физиономия у него смазливая, это верно, но вы бы знали, какая это тряпка. Нет, мой приятель тот, другой. Его зовут Синдлер. Вот уж кто действительно красив, да только, черт его возьми, он сам слишком хорошо это знает. А вы чем занимаетесь? Или, может быть, я кажусь вам чрезмерно любопытной?
— У меня собственное дело. Совсем небольшое. Я занимаюсь магазинами. Их у меня три. — Боже мой, — с завистью произнесла Эстер, — какое это, должно быть, счастье — иметь собственное дело и ни от кого не зависеть. Если бы я с самого начала стала работать и поднакопила хоть немного настоящего делового опыта, возможно, впереди у меня маячило бы что-нибудь более светлое, чем этот рэкет.
— Рэкет? — переспросила Милдред.
— Да. Я работаю в этом клубе.
— А, понимаю.
— Нет, не понимаете. И никогда не поймете, если сами не попробуете. Ох и гнусная же это работа.
— А почему вы тогда не бросите ее и не подыщете себе что-нибудь другое?
— А как бы я могла? Стенографии я не знаю, печатать на машинке не умею, опыта — никакого. Мыть полы и прибирать в доме у какой-нибудь хозяйки, у которой одна забота: не испортить грязной работой своих холеных рук, чтобы она могла убивать день за днем, играя с соседками в бридж? Нет уж, спасибо!
— Для женщины с приятной наружностью и располагающим к себе характером открыты сотни профессий.
— Ага, знаю. В газетах время от времени можно прочесть объявление с надписью «Требуется». Я как-то попробовала ответить на парочку предложений. Помойка еще похуже этой.
Милдред внимательно посмотрела на нее и отметила про себя горечь во взгляде и чуть заметные морщинки у глаз и уголков рта.
— Я же имею в виду другое, — сказала она. — Есть места, где все делается честно. Я сама время от времени нанимаю девушек, которые имеют привлекательную внешность, приятны в общении, научились сдерживать свои чувства и обращаться с покупателями.
Эстер Дилмейер подняла на нее глаза; в них вдруг засветилась надежда, потом этот огонек угас.
— Да, знаю, — кивнула она. — Иной человек купит билет на скачках, и, смотри-ка, его фотографии уже во всех газетах. Подобные вещи случаются, хоть и не часто.
— У вас очень красивое платье, — заметила Милдред.
— Вам нравится?
— Очень.
— Оно, кстати, не слишком дорогое. Если играешь в эти игры, приходится прилично выглядеть, только тратиться на одежду особенно не из чего. Так что со временем учишься, что, где и как покупать.
— К этому цвету изумительно подошла бы бутоньерка из орхидей на корсаже.
— Да, наверное. Только мне не часто дарят бутоньерки, тем более из орхидей, а сама я их покупать не собираюсь.
— У меня есть несколько штук, я их вам пришлю.
— Есть орхидеи?
— Да. Они были заказаны одной покупательницей, которая заболела гриппом и не смогла их надеть. Вы здесь еще побудете? Если да, то я их сейчас же пришлю.
— О, это было бы чудесно. Огромное вам спасибо, только… вы уверены, что это не доставит вам хлопот?
— Абсолютно никаких. Я буду рада сделать вам подарок. Кому мне их адресовать?
— Эстер.
— Просто Эстер?
— Меня здесь знают. Ну, если хотите, можете написать Эстер Дилмейер. А вас как зовут?
— Милдред.
— Красивое имя.
— Спасибо.
Официант принес заказанные коктейли.
— За удачу, — сказала Милдред, глядя на собеседницу поверх бокала.
— Мне она понадобится.
— А вам действительно очень хочется отсюда выбраться, Эстер? — вдруг спросила Милдред.
— Вы имеете в виду бросить эту работу?
— Да.
— Действительно. О, я выложу вам все начистоту. Я с самого начала знала, на что иду. Я занимаюсь этим вот уже пять лет. Часто не сплю почти всю ночь, слишком много пью, курю и слишком мало бываю на свежем воздухе. Это становится заметным по моему лицу, что для меня больнее всего.
Милдред кивнула.
— Обычно, когда смотришь на других и видишь, как они стареют, не задумываешься о том, что то же самое происходит и с тобой. А потом вдруг — р-раз! — и мужчина бросает тебя, потому что нашел кого-то помоложе… Черт! Да появись у меня настоящая возможность, я бы лишней минуты здесь не осталась.
— Вас это, видимо, очень глубоко задевает.
Эстер Дилмейер пригубила коктейль.
— Знаете почему?
— Нет.
— Мой приятель, тот самый, с кем вы меня видели в машине, на короткой ноге с боссом. Недавно он завел себе новую подружку. Он постарался, чтобы я об этом ничего не узнала, но в конце концов, как раз сегодня днем, я сообразила что к чему. Он хочет пристроить ее на мое место, а меня сплавить куда-нибудь подальше.
Они думают, что я ничего не подозреваю. Я сижу тут, работаю, а они копошатся за моей спиной. Колл как раз с ней сейчас. Харви Линк — он заправляет этим клубом с одним компаньоном — уехал в свою хижину в Лиловом Каньоне. К часу или к двум утра все будет решено. Ну и как по-вашему, может это меня не задевать?
Милдред покачала головой.
— Только покажите мне возможность жить честно, чтобы я могла посмеяться над этими подонками, и я исчезну отсюда так быстро, что вы и глазом моргнуть не успеете, — ядовито заключила Эстер.
— Как бы вам понравилась работа в цветочном магазине?
— Господи, это было бы замечательно. А вы что, этим и занимаетесь?
— Я владею магазинами «Фолкнер Флауэр Шопс». Эстер Дилмейер, подкосившая в этот момент бокал к губам, медленно поставила его на столик.
— Значит, вы… вы свояченица Боба. И все это время вы прекрасно знали… и… и я…
Милдред посмотрела ей в глаза.
— Да. Я пришла сюда, чтобы попытаться выяснить наконец, что же происходит. Я намеревалась обмануть вас, но, поговорив с вами, я поняла, что вы мне не враг — вы просто женщина, старающаяся выжить в этом мире.
— Значит, ваше предложение лишь приманка, чтобы подразнить меня?
— Не будьте глупой, Эстер.
— А откуда мне знать, что вы не придумали все это, чтобы меня надуть?
— А оттуда, глупенькая, что я назвала тебе свое имя. Я ведь вполне могла этого не делать, а продолжать водить тебя за нос и попытаться вытянуть из твоей головки все, что возможно.
Эстер Дилмейер нервно помяла сигарету.
— Да, — признала она, — это верно.
— Итак, хочешь работать у меня?
— А что мне придется сделать, чтобы получить это место?
— Просто отдавать делу все лучшее, что в тебе есть, постараться найти общий язык с покупателями, собрать всю свою добрую волю и…
— Нет, я не об этом. Что я должна буду рассказать вам взамен?
— Абсолютно ничего, если ты сама этого не захочешь. Эстер несколько секунд обдумывала ее слова, затем сказала:
— Нет, так не пойдет. Я замешана в одной махинации, которую проворачивают у вас за спиной. Я бы никогда не смогла работать на вас, пока не рассказала бы вам всего, что мне известно, и не получила бы вашего прощения после того, как вы все узнаете.
— Тебе в самом деле этого хочется?
— Ну, не могу сказать, чтобы я горела желанием, но без этого я никак не могла бы работать у вас.
— Если тебя привлекает эта работа, место — твое. Оно будет твоим, даже если ты ничего не скажешь.
— Нет, я расскажу все как есть.
— Ты знаешь, где сейчас Линк? — неожиданно спросила Милдред.
— Да, в своей хижине. Ждет, когда эту дурочку привезут к нему, чтобы она…
— А ты знаешь, где эта хижина находится?
— Ну конечно. — Она невесело усмехнулась. — Я ведь там тоже была. Все девушки, которые работают здесь, побывали у него.
— Мне сейчас нужно сходить позвонить: Пока меня не будет, напиши его адрес на листе бумаги. Когда я вернусь, ты передашь его мне, хорошо?
Эстер кивнула.
Милдред направилась к телефонной будке и еще раз набрала ночной номер Мейсона.
— Думаю, вы застанете его в конторе, если позвоните туда прямо сейчас, — посоветовала ей телефонистка. — Он сказал, что собирается поработать там пару часов, а я говорила с ним всего лишь Час назад.
Милдред набрала номер конторы Мейсона; на другом конце ей ответил голос Деллы Стрит.
— Это опять мисс Фолкнер, мисс Стрит. (Ситуация становится угрожающей. Мне просто необходимо увидеться с мистером Мейсоном сегодня.
— Сегодня?
— Да.
— Очень сожалею. В данный момент мистер Мейсон готовит важную справку и не закончит диктовать раньше полуночи. Он просто не в состоянии никого принять.
— А он не мог бы встретиться со мной после полуночи?
— Боюсь, что нет. Знаете, ему ведь тоже нужно спать.
— Послушайте, дело крайне важное. Я готова заплатить любой гонорар в пределах разумного. У меня есть серьезные опасения, что завтра утром может быть уже слишком поздно.
— А почему? Что случилось?
— Я только что узнала, что моя сестра — она инвалид — переписала все свои ценные бумаги на имя мужа. Совершенно очевидно, что он использовал их как обеспечение под те долги, которые наделал на скачках или еще где-нибудь. Среди этих бумаг находится сертификат на владение акциями моей корпорации. К полуночи я узнаю все подробности и… О, прошу вас, уговорите, пожалуйста, мистера Мейсона…
— Подождите минутку, — прервала ее Делла Стрит, — я посмотрю, что он делает.
Она подошла к трубке через полминуты.
— Мистер Мейсон не закончит диктовать раньше полуночи или около этого, затем он выйдет выпить чашку кофе. Если вы согласны приехать сюда в час ночи, он готов с вами встретиться.
— Даже не знаю, как мне вас благодарить! Теперь послушайте, я сейчас работаю со свидетельницей. Ее зовут Эстер Дилмейер. Пожалуйста, запомните это имя. Я попробую уговорить ее тоже прийти к мистеру Мейсону. Если мне это удастся, прошу вас, не отпускайте ее до моего прихода и постарайтесь расположить ее к себе. Ей известны все факты. Сомневаюсь, что без нее я могу рассчитывать на что-нибудь в этом деле.
— Я должна буду выписать счет за эту консультацию независимо от того, придете вы или нет. Будьте добры, назовите мне ваше имя и адрес.
— Милдред Фолкнер. Я владелица «Фолкнер Флауэр Шопс». Мой адрес: 819, Уайтли-Пайн-Драйв. В доме есть телефон. Если хотите, я могу перевести вам часть денег до полуночи.
— В этом нет необходимости, — ответила Делла Стрит. — Мистер Мейсон будет ждать вас в час.
Милдред Фолкнер повесила трубку. С решительным видом она вернулась к столику, где Эстер Дилмейер пододвинула к ней сложенный пополам лист бумаги.
— Во сколько ты обычно заканчиваешь здесь, Эстер? — спросила она.
— О, после часа я могу уйти в любое время.
— Я хочу, чтобы ты выполнила одно поручение.
— Какое?
— Зайди в контору Перри Мейсона. Это мой адвокат.
— Когда?
— Сегодня в час ночи.
— Вы имеете в виду Перри Мейсона, адвоката, который распутал дело Тайдингсов об убийстве?
— Да, того самого.
— Ух ты. Он… он отличный адвокат. Я всегда говорила, что, если мне доведется убить кого-нибудь, я сразу же вслед за этим ограблю банк. Тогда у меня будет достаточно денег, чтобы заплатить мистеру Мейсону, а уж он-то меня вытащит. — Она рассмеялась.
— Итак, как ты смотришь на то, чтобы встретиться со мной в конторе мистера Мейсона в час?
— Его же не бывает в конторе в такое время.
— Он будет на месте, мы обо всем договорились.
— А зачем я вам там понадобилась?
— Затем, что я хочу вывести Боба Лоули из своего дела. В этом мне потребуется твоя помощь. Если ты собираешься работать у меня, тебе должно быть все равно, что подумают на твой счет эти люди.
— О’кей, для меня это пустяк. Только я могу опоздать минут на пять — десять.
— Это не страшно. И я обязательно пришлю орхидеи.
— О, не волнуйтесь, к чему столько хлопот?
— Это ничуть не хлопотно. У меня в самом деле есть несколько орхидей, оставшихся от невыкупленного заказа. Они изумительно подойдут к этому платью, поэтому, пожалуйста, не отказывайся.
Эстер Дилмейер наклонилась поближе к Милдред.
— Послушайте, — сказала она, понизив голос, — если будете разговаривать с Л инком, смотрите в оба. И не говорите, что узнали что-то от меня. Клянусь, я не заикнулась бы ни о чем, но вы появились, когда мне было так тоскливо, а тут еще это ваше предложение — знаете, очень уж редко я встречаю в людях искреннее желание помочь мне. Интересно, а как вы узнали про меня и про то, что Лоули у них вместо дойной коровы?
— Я попыталась заставить его предъявить некоторые бумаги… Впрочем, тебе лучше пока забыть обо всем этом, Эстер. Запомни, ты никогда и никому не должна рассказывать о нашем разговоре.
— Само собой. А вы не проболтайтесь Линку, что мне известно, что он уже намылил для меня салазки. Я хочу, чтобы он думал, будто я ухожу по собственной воле. Кстати, сегодня ночью любые посетители будут ему особенно неприятны. Так что будьте с ним поосторожнее. Что же касается Синдлера Колла и того дьяволенка с ангельским личиком, которого он привезет с собой… — Она моргнула, потом еще раз, натянуто улыбнулась и сказала:
— А, да ладно, мне-то какое дело?
Милдред посмотрела на часы.
— Решительно никакого. Ну что же, мне пора идти. До часа еще очень много нужно успеть сделать. Я все-таки хочу навестить Л инка.
— Будьте с ним начеку, — еще раз предупредила ее Эстер. — Он становится опасным, если пытаться загнать его в угол. Характер у него просто ужасный. Если он не согласится беседовать по душам, не давите на него. И не пугайте его Перри Мейсоном.
— Спасибо за совет. Я буду вести себя тактично, — улыбнулась Милдред.
Она направилась к выходу, но Эстер вдруг позвала ее назад:
— Послушайте, я хочу играть с вами в открытую. Я не из той породы людей, что легко меняют хозяев. Тем, на кого я работаю, я отдаю все, что у меня есть, но… — Она замолчала.
— Да? — помогла ей Милдред.
— Видите ли, Линк думает, что ему удастся обмануть меня в таком деле, которое касается меня лично, но я позабочусь, чтобы у него ничего не вышло.
— Что ж, это будет только справедливо, но позволь мне вернуть тебе твой же совет: будь осторожна и берегись Линка.
Эстер улыбнулась. Улыбка совершенно преобразила ее лицо.
— Не думайте, будто я не представляю, какую опасную игру затеяла. И не думайте, что Линк настолько глуп, чтобы не начать подозревать меня. Но у меня есть кое-какие средства… А, черт! Что вам за дело до моих горестей? Увидимся в час — может быть, самую чуточку позже.
Глава 3
В этом месте, где алкогольные напитки текут рекой и прячущееся под маской светских манер азартное возбуждение не ослабевает ни на минуту, человек, которому проигрыш оказывался не по средствам, легко мог, как здесь принято говорить, «набычиться». Но если проигравший делал вид, что ему просто «немного не повезло», считал возможным появляться за игорным столом только в смокинге и был окружен всеми внешними атрибутами богатства, то он, как правило, принимал свой проигрыш с достоинством, расплачивался и незаметно покидал клуб. И только дома, сняв смокинг и оглядевшись вокруг себя при беспощадном свете дня, он с раскаянием и самоосуждением начинал осознавать, что проигрыш — это все-таки проигрыш. И тогда он вдруг понимал, что выражение «проигрывать как джентльмен» чаще всего повторялось теми, кто на этом наживался, и по сути это тот же самый грабеж — но исправить уже ничего нельзя.
Эстер Дилмейер не догадывалась о подлинном значении психологии в том бизнесе, частью которого она являлась. Но при этом уже научилась понимать, что когда ее вызывают для участия в вечерней шоу-программе или просят подменить одну из девушек, по той или иной причине не появившуюся в клубе, она должна добиться того, чтобы каждый из присутствующих мужчин почувствовал, что ее тело двигается в синкопированном ритме только для него, чтобы, глядя на нее, он забыл обо всем на свете и «вошел в настроение».
В тех случаях, когда ей доводилось прохаживаться между столиками на верхнем этаже, она держала себя с достоинством настоящей леди. Здесь она не позволяла себе громко смеяться, завлекающе поводить плечами и покачивать бедрами.
Женщины, как правило, относились к Эстер Дилмейер с холодной подозрительностью. Что же касалось мужчин, то тут Эстер была уверена, что ни один не пройдет мимо, не оглянувшись, и обязательно попытается приударить за ней при малейшем поощрении е ее стороны. Мужчин Эстер знала так хорошо, что не могла не испытывать к ним глубокого отвращения. Зато она часто ловила себя на мысли, что совершенно не знает женщин.
Эстер Дилмейер, тщательно скрывая свое настроение, сидела за столиком одна и поигрывала бокалом имбирного пива с содовой: для непосвященных эта смесь выглядит как шампанское. Профессиональная привычка изогнула ее губы в искусственной, как у манекена, полуулыбке. Приглашение присоединиться, на которое намекали ее одиночество и привлекательная внешность, никак не соответствовало ее мрачному, подавленному настроению.
Сколько часов она высидела вот так, ожидая какого-нибудь прощелыгу? История каждый раз была одна и та же. Мужчины проплывали мимо. Те, кто пришли со своими женами, завистливо поглядывали на нее и принимали в душе твердое решение заглянуть сюда как-нибудь вечерком, когда будут одни. Те же, кто появлялся без сопровождения, прибегали к одному из пяти стандартных способов завязывать знакомство. За годы, проведенные в клубе, Эстер разработала свою классификацию и с первых слов безошибочно угадывала дальнейшее развитие событий — как опытный шахматист узнает о том, какой дебют будет разыгрывать его противник сразу после того, как на доске двинулась вперед первая пешка.
Что ж, думала она, так ей и надо. У нее было все, чтобы распорядиться своей жизнью более разумно. Вместо этого она попала сюда, на дно, сделав ставку на свою внешность и молодость. Мужчины липли к ней как мухи на мед. Она позволяла им угощать себя коктейлями. Если их намерения не шли дальше того, чтобы полапать ее, она, как бы между делом, смотрела на часы и говорила, что минут через десять — пятнадцать за ней зайдет муж, или незаметно подмигивала официанту и тот приглашал ее к телефону, откуда она через несколько минут возвращалась с тем же известием.
Если клиент был при деньгах, она помогала ему их тратить, а если он к тому же казался подходящим типом, она осторожно намекала на то, что происходит наверху. Если после ее рассказа человек не терял интереса к тому, что услышал, Эстер доставала приглашение и провожала его к рулеточному столу.
Крупье, как правило, определяли, с кем имеют дело, уже после первых нескольких ставок. Они видели человека насквозь: осторожен он или бесшабашен, прижимист или азартен; иногда встречался лучший, с их точки зрения, тип — человек, который терпеть не мог проигрывать и считал, что после нескольких потерянных ставок судьба у него в неоплатном долгу и он имеет полное право на солидный куш.
Между Эстер Дилмейер и крупье существовала система условных знаков. Если барашек попался с густой шерстью, она оставалась рядом и наблюдала за стрижкой. В противном случае она незаметно исчезала и спускалась вниз в поисках нового клиента.
Эстер подняла голову. Рядом с ее столиком стояла Милдред Фолкнер.
Милдред посмотрела ей в глаза и улыбнулась.
Эстер Дилмейер внутренне вся собралась. Господи, неужели это должно произойти именно сейчас, когда ее и так буквально тошнит от жизни. Наверное, какая-нибудь матрона, чей муженек разрыдался на родном плече и покаянно поведал о блондинке, которую встретил в ночном клубе, о визите наверх, в игорный дом, и о последовавшем за всем этим проигрыше. Как Эстер ненавидела таких слюнтяев! Сначала они жаждут острых ощущений, а потом, скуля и подвывая, бегут домой, где сознаются во всех своих грехах, проливая крокодиловы слезы, и выказывают глубочайшее раскаяние, бьют себя в грудь, чтобы при первой же возможности, не колеблясь, вернуться сюда еще раз.
Милдред отодвинула стул и села.
— Привет, — сказала она.
Один из официантов на всякий случай замаячил неподалеку, ожидая сигнала от Эстер. Сцен здесь не любили.
— Добрый вечер, — ответила Эстер Дилмейер как можно холоднее и официальное.
Милдред вздохнула.
— Я увидела, что вы сидите тут одна, — начала она, — и я тоже одна. Больше того, мне так тоскливо; и я совершенно, полностью и абсолютно устала от мужчин. Я попробовала присесть и выпить коктейль, так трое по очереди успели нахально улыбнуться мне, прежде чем я закончила. Не возражаете, если я угощу вас бокалом чего-нибудь, а потом пойду?
У Эстер отлегло от сердца. Значит, скандала все-таки не будет. Она подозвала официанта.
— Еще один коктейль с шампанским? — спросила Милдред. Блондинка улыбнулась.
— Принесите два, — сказала Милдред официанту.
— Уберите этот бокал, — попросила его Эстер. — Шампанское уже выдохлось, — с коротким смешком пояснила она, повернувшись к Милдред. — Наверное, все это время я больше думала, чем пила.
Возникла ситуация, требующая известного такта. Пока эта женщина сидела за ее столиком, Эстер не могла рассчитывать на встречу с более выгодным клиентом. С другой стороны, почему бы Милдред не заплатить за ее шампанское, раз ей так хочется.
Эстер взглянула на часы.
— Мой приятель что-то запаздывает, — заметила она.
— О, у вас здесь свидание. Мне следовало бы догадаться. Что ж, не буду вам мешать.
— Да нет, все в порядке. Садитесь. Чтобы выпить бокал шампанского, у нас времени больше чем достаточно. Он постоянно заставляет себя ждать, чертенок этакий!
— Простите, я не могла вас раньше где-нибудь видеть? Ваше лицо кажется мне знакомым.
— Нет, не думаю, — покачала головой Эстер. — Я вас не помню.
— И все-таки где-то я вас уже видела… Погодите-ка, минутку. Не вы ли тогда попали в аварию? «Бьюик» типа седан? Да, да, ну конечно же, это были вы. Теперь я вспомнила. Я видела в машине.
— А, значит, вы видели, как мы врезались?
— Да, я как раз шла по улице. Если приятель, о котором вы говорили, тот самый человек, что сидел тогда за рулем, его стоит подождать.
— Его-то? — презрительно скривив губы, переспросила Эстер. — Что ж, физиономия у него смазливая, это верно, но вы бы знали, какая это тряпка. Нет, мой приятель тот, другой. Его зовут Синдлер. Вот уж кто действительно красив, да только, черт его возьми, он сам слишком хорошо это знает. А вы чем занимаетесь? Или, может быть, я кажусь вам чрезмерно любопытной?
— У меня собственное дело. Совсем небольшое. Я занимаюсь магазинами. Их у меня три. — Боже мой, — с завистью произнесла Эстер, — какое это, должно быть, счастье — иметь собственное дело и ни от кого не зависеть. Если бы я с самого начала стала работать и поднакопила хоть немного настоящего делового опыта, возможно, впереди у меня маячило бы что-нибудь более светлое, чем этот рэкет.
— Рэкет? — переспросила Милдред.
— Да. Я работаю в этом клубе.
— А, понимаю.
— Нет, не понимаете. И никогда не поймете, если сами не попробуете. Ох и гнусная же это работа.
— А почему вы тогда не бросите ее и не подыщете себе что-нибудь другое?
— А как бы я могла? Стенографии я не знаю, печатать на машинке не умею, опыта — никакого. Мыть полы и прибирать в доме у какой-нибудь хозяйки, у которой одна забота: не испортить грязной работой своих холеных рук, чтобы она могла убивать день за днем, играя с соседками в бридж? Нет уж, спасибо!
— Для женщины с приятной наружностью и располагающим к себе характером открыты сотни профессий.
— Ага, знаю. В газетах время от времени можно прочесть объявление с надписью «Требуется». Я как-то попробовала ответить на парочку предложений. Помойка еще похуже этой.
Милдред внимательно посмотрела на нее и отметила про себя горечь во взгляде и чуть заметные морщинки у глаз и уголков рта.
— Я же имею в виду другое, — сказала она. — Есть места, где все делается честно. Я сама время от времени нанимаю девушек, которые имеют привлекательную внешность, приятны в общении, научились сдерживать свои чувства и обращаться с покупателями.
Эстер Дилмейер подняла на нее глаза; в них вдруг засветилась надежда, потом этот огонек угас.
— Да, знаю, — кивнула она. — Иной человек купит билет на скачках, и, смотри-ка, его фотографии уже во всех газетах. Подобные вещи случаются, хоть и не часто.
— У вас очень красивое платье, — заметила Милдред.
— Вам нравится?
— Очень.
— Оно, кстати, не слишком дорогое. Если играешь в эти игры, приходится прилично выглядеть, только тратиться на одежду особенно не из чего. Так что со временем учишься, что, где и как покупать.
— К этому цвету изумительно подошла бы бутоньерка из орхидей на корсаже.
— Да, наверное. Только мне не часто дарят бутоньерки, тем более из орхидей, а сама я их покупать не собираюсь.
— У меня есть несколько штук, я их вам пришлю.
— Есть орхидеи?
— Да. Они были заказаны одной покупательницей, которая заболела гриппом и не смогла их надеть. Вы здесь еще побудете? Если да, то я их сейчас же пришлю.
— О, это было бы чудесно. Огромное вам спасибо, только… вы уверены, что это не доставит вам хлопот?
— Абсолютно никаких. Я буду рада сделать вам подарок. Кому мне их адресовать?
— Эстер.
— Просто Эстер?
— Меня здесь знают. Ну, если хотите, можете написать Эстер Дилмейер. А вас как зовут?
— Милдред.
— Красивое имя.
— Спасибо.
Официант принес заказанные коктейли.
— За удачу, — сказала Милдред, глядя на собеседницу поверх бокала.
— Мне она понадобится.
— А вам действительно очень хочется отсюда выбраться, Эстер? — вдруг спросила Милдред.
— Вы имеете в виду бросить эту работу?
— Да.
— Действительно. О, я выложу вам все начистоту. Я с самого начала знала, на что иду. Я занимаюсь этим вот уже пять лет. Часто не сплю почти всю ночь, слишком много пью, курю и слишком мало бываю на свежем воздухе. Это становится заметным по моему лицу, что для меня больнее всего.
Милдред кивнула.
— Обычно, когда смотришь на других и видишь, как они стареют, не задумываешься о том, что то же самое происходит и с тобой. А потом вдруг — р-раз! — и мужчина бросает тебя, потому что нашел кого-то помоложе… Черт! Да появись у меня настоящая возможность, я бы лишней минуты здесь не осталась.
— Вас это, видимо, очень глубоко задевает.
Эстер Дилмейер пригубила коктейль.
— Знаете почему?
— Нет.
— Мой приятель, тот самый, с кем вы меня видели в машине, на короткой ноге с боссом. Недавно он завел себе новую подружку. Он постарался, чтобы я об этом ничего не узнала, но в конце концов, как раз сегодня днем, я сообразила что к чему. Он хочет пристроить ее на мое место, а меня сплавить куда-нибудь подальше.
Они думают, что я ничего не подозреваю. Я сижу тут, работаю, а они копошатся за моей спиной. Колл как раз с ней сейчас. Харви Линк — он заправляет этим клубом с одним компаньоном — уехал в свою хижину в Лиловом Каньоне. К часу или к двум утра все будет решено. Ну и как по-вашему, может это меня не задевать?
Милдред покачала головой.
— Только покажите мне возможность жить честно, чтобы я могла посмеяться над этими подонками, и я исчезну отсюда так быстро, что вы и глазом моргнуть не успеете, — ядовито заключила Эстер.
— Как бы вам понравилась работа в цветочном магазине?
— Господи, это было бы замечательно. А вы что, этим и занимаетесь?
— Я владею магазинами «Фолкнер Флауэр Шопс». Эстер Дилмейер, подкосившая в этот момент бокал к губам, медленно поставила его на столик.
— Значит, вы… вы свояченица Боба. И все это время вы прекрасно знали… и… и я…
Милдред посмотрела ей в глаза.
— Да. Я пришла сюда, чтобы попытаться выяснить наконец, что же происходит. Я намеревалась обмануть вас, но, поговорив с вами, я поняла, что вы мне не враг — вы просто женщина, старающаяся выжить в этом мире.
— Значит, ваше предложение лишь приманка, чтобы подразнить меня?
— Не будьте глупой, Эстер.
— А откуда мне знать, что вы не придумали все это, чтобы меня надуть?
— А оттуда, глупенькая, что я назвала тебе свое имя. Я ведь вполне могла этого не делать, а продолжать водить тебя за нос и попытаться вытянуть из твоей головки все, что возможно.
Эстер Дилмейер нервно помяла сигарету.
— Да, — признала она, — это верно.
— Итак, хочешь работать у меня?
— А что мне придется сделать, чтобы получить это место?
— Просто отдавать делу все лучшее, что в тебе есть, постараться найти общий язык с покупателями, собрать всю свою добрую волю и…
— Нет, я не об этом. Что я должна буду рассказать вам взамен?
— Абсолютно ничего, если ты сама этого не захочешь. Эстер несколько секунд обдумывала ее слова, затем сказала:
— Нет, так не пойдет. Я замешана в одной махинации, которую проворачивают у вас за спиной. Я бы никогда не смогла работать на вас, пока не рассказала бы вам всего, что мне известно, и не получила бы вашего прощения после того, как вы все узнаете.
— Тебе в самом деле этого хочется?
— Ну, не могу сказать, чтобы я горела желанием, но без этого я никак не могла бы работать у вас.
— Если тебя привлекает эта работа, место — твое. Оно будет твоим, даже если ты ничего не скажешь.
— Нет, я расскажу все как есть.
— Ты знаешь, где сейчас Линк? — неожиданно спросила Милдред.
— Да, в своей хижине. Ждет, когда эту дурочку привезут к нему, чтобы она…
— А ты знаешь, где эта хижина находится?
— Ну конечно. — Она невесело усмехнулась. — Я ведь там тоже была. Все девушки, которые работают здесь, побывали у него.
— Мне сейчас нужно сходить позвонить: Пока меня не будет, напиши его адрес на листе бумаги. Когда я вернусь, ты передашь его мне, хорошо?
Эстер кивнула.
Милдред направилась к телефонной будке и еще раз набрала ночной номер Мейсона.
— Думаю, вы застанете его в конторе, если позвоните туда прямо сейчас, — посоветовала ей телефонистка. — Он сказал, что собирается поработать там пару часов, а я говорила с ним всего лишь Час назад.
Милдред набрала номер конторы Мейсона; на другом конце ей ответил голос Деллы Стрит.
— Это опять мисс Фолкнер, мисс Стрит. (Ситуация становится угрожающей. Мне просто необходимо увидеться с мистером Мейсоном сегодня.
— Сегодня?
— Да.
— Очень сожалею. В данный момент мистер Мейсон готовит важную справку и не закончит диктовать раньше полуночи. Он просто не в состоянии никого принять.
— А он не мог бы встретиться со мной после полуночи?
— Боюсь, что нет. Знаете, ему ведь тоже нужно спать.
— Послушайте, дело крайне важное. Я готова заплатить любой гонорар в пределах разумного. У меня есть серьезные опасения, что завтра утром может быть уже слишком поздно.
— А почему? Что случилось?
— Я только что узнала, что моя сестра — она инвалид — переписала все свои ценные бумаги на имя мужа. Совершенно очевидно, что он использовал их как обеспечение под те долги, которые наделал на скачках или еще где-нибудь. Среди этих бумаг находится сертификат на владение акциями моей корпорации. К полуночи я узнаю все подробности и… О, прошу вас, уговорите, пожалуйста, мистера Мейсона…
— Подождите минутку, — прервала ее Делла Стрит, — я посмотрю, что он делает.
Она подошла к трубке через полминуты.
— Мистер Мейсон не закончит диктовать раньше полуночи или около этого, затем он выйдет выпить чашку кофе. Если вы согласны приехать сюда в час ночи, он готов с вами встретиться.
— Даже не знаю, как мне вас благодарить! Теперь послушайте, я сейчас работаю со свидетельницей. Ее зовут Эстер Дилмейер. Пожалуйста, запомните это имя. Я попробую уговорить ее тоже прийти к мистеру Мейсону. Если мне это удастся, прошу вас, не отпускайте ее до моего прихода и постарайтесь расположить ее к себе. Ей известны все факты. Сомневаюсь, что без нее я могу рассчитывать на что-нибудь в этом деле.
— Я должна буду выписать счет за эту консультацию независимо от того, придете вы или нет. Будьте добры, назовите мне ваше имя и адрес.
— Милдред Фолкнер. Я владелица «Фолкнер Флауэр Шопс». Мой адрес: 819, Уайтли-Пайн-Драйв. В доме есть телефон. Если хотите, я могу перевести вам часть денег до полуночи.
— В этом нет необходимости, — ответила Делла Стрит. — Мистер Мейсон будет ждать вас в час.
Милдред Фолкнер повесила трубку. С решительным видом она вернулась к столику, где Эстер Дилмейер пододвинула к ней сложенный пополам лист бумаги.
— Во сколько ты обычно заканчиваешь здесь, Эстер? — спросила она.
— О, после часа я могу уйти в любое время.
— Я хочу, чтобы ты выполнила одно поручение.
— Какое?
— Зайди в контору Перри Мейсона. Это мой адвокат.
— Когда?
— Сегодня в час ночи.
— Вы имеете в виду Перри Мейсона, адвоката, который распутал дело Тайдингсов об убийстве?
— Да, того самого.
— Ух ты. Он… он отличный адвокат. Я всегда говорила, что, если мне доведется убить кого-нибудь, я сразу же вслед за этим ограблю банк. Тогда у меня будет достаточно денег, чтобы заплатить мистеру Мейсону, а уж он-то меня вытащит. — Она рассмеялась.
— Итак, как ты смотришь на то, чтобы встретиться со мной в конторе мистера Мейсона в час?
— Его же не бывает в конторе в такое время.
— Он будет на месте, мы обо всем договорились.
— А зачем я вам там понадобилась?
— Затем, что я хочу вывести Боба Лоули из своего дела. В этом мне потребуется твоя помощь. Если ты собираешься работать у меня, тебе должно быть все равно, что подумают на твой счет эти люди.
— О’кей, для меня это пустяк. Только я могу опоздать минут на пять — десять.
— Это не страшно. И я обязательно пришлю орхидеи.
— О, не волнуйтесь, к чему столько хлопот?
— Это ничуть не хлопотно. У меня в самом деле есть несколько орхидей, оставшихся от невыкупленного заказа. Они изумительно подойдут к этому платью, поэтому, пожалуйста, не отказывайся.
Эстер Дилмейер наклонилась поближе к Милдред.
— Послушайте, — сказала она, понизив голос, — если будете разговаривать с Л инком, смотрите в оба. И не говорите, что узнали что-то от меня. Клянусь, я не заикнулась бы ни о чем, но вы появились, когда мне было так тоскливо, а тут еще это ваше предложение — знаете, очень уж редко я встречаю в людях искреннее желание помочь мне. Интересно, а как вы узнали про меня и про то, что Лоули у них вместо дойной коровы?
— Я попыталась заставить его предъявить некоторые бумаги… Впрочем, тебе лучше пока забыть обо всем этом, Эстер. Запомни, ты никогда и никому не должна рассказывать о нашем разговоре.
— Само собой. А вы не проболтайтесь Линку, что мне известно, что он уже намылил для меня салазки. Я хочу, чтобы он думал, будто я ухожу по собственной воле. Кстати, сегодня ночью любые посетители будут ему особенно неприятны. Так что будьте с ним поосторожнее. Что же касается Синдлера Колла и того дьяволенка с ангельским личиком, которого он привезет с собой… — Она моргнула, потом еще раз, натянуто улыбнулась и сказала:
— А, да ладно, мне-то какое дело?
Милдред посмотрела на часы.
— Решительно никакого. Ну что же, мне пора идти. До часа еще очень много нужно успеть сделать. Я все-таки хочу навестить Л инка.
— Будьте с ним начеку, — еще раз предупредила ее Эстер. — Он становится опасным, если пытаться загнать его в угол. Характер у него просто ужасный. Если он не согласится беседовать по душам, не давите на него. И не пугайте его Перри Мейсоном.
— Спасибо за совет. Я буду вести себя тактично, — улыбнулась Милдред.
Она направилась к выходу, но Эстер вдруг позвала ее назад:
— Послушайте, я хочу играть с вами в открытую. Я не из той породы людей, что легко меняют хозяев. Тем, на кого я работаю, я отдаю все, что у меня есть, но… — Она замолчала.
— Да? — помогла ей Милдред.
— Видите ли, Линк думает, что ему удастся обмануть меня в таком деле, которое касается меня лично, но я позабочусь, чтобы у него ничего не вышло.
— Что ж, это будет только справедливо, но позволь мне вернуть тебе твой же совет: будь осторожна и берегись Линка.
Эстер улыбнулась. Улыбка совершенно преобразила ее лицо.
— Не думайте, будто я не представляю, какую опасную игру затеяла. И не думайте, что Линк настолько глуп, чтобы не начать подозревать меня. Но у меня есть кое-какие средства… А, черт! Что вам за дело до моих горестей? Увидимся в час — может быть, самую чуточку позже.
Глава 3
В одиннадцать тридцать Перри Мейсон отпер дверь своего личного кабинета и посторонился, пропуская вперед себя Деллу Стрит.
— Тебе совсем не обязательно ждать, Делла, — сказал он. — Справка отняла меньше времени, чем я предполагал. Я тут сам посижу до часу, почитаю предварительные решения.
— Я хочу ее дождаться.
Мейсон повесил пальто и шляпу.
— Но твое присутствие совершенно ничего не даст. Я переговорю с ней и…
— Нет, — прервала его Делла, — К тому же теперь мне просто придется остаться: я выпила чашку кофе, а это значит, что следующие полтора часа я все равно не смогу заснуть.
Мейсон с наслаждением вытянулся в своем вращающемся кресле. В его движениях совсем не чувствовалось неуклюжести или неповоротливости, свойственной многим высоким людям с длинными конечностями и крупной фигурой. И не один человек, посчитавший его за этакого увальня, сочинял перед судом свою историю в полной уверенности, что может лгать и кривить душой совершенно безнаказанно, пока вдруг не чувствовал, как в него упирается гранитный взгляд серых глаз, и не осознавал — увы!., слишком поздно, — насколько яростной может быть атака, с которой Мейсон обрушивался на лжесвидетеля, нанося своими быстрыми, неожиданными вопросами удары столь же разящие, как удары рапиры.
Мейсону нравилось опускать на себя добродушный, беспечный вид, простой и совсем не официальный. Он очень не любил делать все так, как это делают большинство людей, и эта неприязнь ко всему традиционному сказывалась на его манере ведения дел в суде.
Делла Стрит научилась безошибочно улавливать меняющиеся настроения своего шефа. Между ними существовало редкое взаимопонимание, которое возникает только тогда, когда два похожих друг на друга человека посвящают себя одному общему делу. Если обстановка накалялась, они умели действовать с поразительной слаженностью, словно хорошо сыгранная футбольная команда.
Мейсон откинулся назад вместе с креслом и закинул ноги на угол стола, положив их одна на другую.
— Вам следовало бы договориться с ней о встрече в рабочее время, — заметила Делла. — День и так выдался тяжелый, а потом еще эта диктовка…
Мейсон жестом показал, что не согласен с ее замечанием.
— Не тот случай. Судя по голосу, она действительно попала в беду.
— Постойте, откуда вы можете это знать? Вы ведь не разговаривали с ней.
— Я следил за твоим лицом.
— Что ж, сознаюсь, она произвела на меня такое впечатление, но это ровным счетом ничего не значит, я не вижу никаких причин, почему бы ее дело не могло подождать до завтра.
— Тебе совсем не обязательно ждать, Делла, — сказал он. — Справка отняла меньше времени, чем я предполагал. Я тут сам посижу до часу, почитаю предварительные решения.
— Я хочу ее дождаться.
Мейсон повесил пальто и шляпу.
— Но твое присутствие совершенно ничего не даст. Я переговорю с ней и…
— Нет, — прервала его Делла, — К тому же теперь мне просто придется остаться: я выпила чашку кофе, а это значит, что следующие полтора часа я все равно не смогу заснуть.
Мейсон с наслаждением вытянулся в своем вращающемся кресле. В его движениях совсем не чувствовалось неуклюжести или неповоротливости, свойственной многим высоким людям с длинными конечностями и крупной фигурой. И не один человек, посчитавший его за этакого увальня, сочинял перед судом свою историю в полной уверенности, что может лгать и кривить душой совершенно безнаказанно, пока вдруг не чувствовал, как в него упирается гранитный взгляд серых глаз, и не осознавал — увы!., слишком поздно, — насколько яростной может быть атака, с которой Мейсон обрушивался на лжесвидетеля, нанося своими быстрыми, неожиданными вопросами удары столь же разящие, как удары рапиры.
Мейсону нравилось опускать на себя добродушный, беспечный вид, простой и совсем не официальный. Он очень не любил делать все так, как это делают большинство людей, и эта неприязнь ко всему традиционному сказывалась на его манере ведения дел в суде.
Делла Стрит научилась безошибочно улавливать меняющиеся настроения своего шефа. Между ними существовало редкое взаимопонимание, которое возникает только тогда, когда два похожих друг на друга человека посвящают себя одному общему делу. Если обстановка накалялась, они умели действовать с поразительной слаженностью, словно хорошо сыгранная футбольная команда.
Мейсон откинулся назад вместе с креслом и закинул ноги на угол стола, положив их одна на другую.
— Вам следовало бы договориться с ней о встрече в рабочее время, — заметила Делла. — День и так выдался тяжелый, а потом еще эта диктовка…
Мейсон жестом показал, что не согласен с ее замечанием.
— Не тот случай. Судя по голосу, она действительно попала в беду.
— Постойте, откуда вы можете это знать? Вы ведь не разговаривали с ней.
— Я следил за твоим лицом.
— Что ж, сознаюсь, она произвела на меня такое впечатление, но это ровным счетом ничего не значит, я не вижу никаких причин, почему бы ее дело не могло подождать до завтра.