Страница:
Обычные люди не в состоянии понять всего этого. Обычные люди, дай-то Бог, никогда и не поймут таких вещей.
Кэрол допила свой бокал и, достаточно подкрепленная, двинулась домой.
Газетчиков поблизости не наблюдалось. Это было большим облегчением. Они, должно быть, весь день гуртовались возле ее дома — вот и еще она причина, почему ей не следовало туда спешить. Сейчас, однако, был уже седьмой час, слишком поздно, чтобы подкарауливать очередную сенсацию для пятичасовых «Новостей». А может, просто полиция проводит брифинг для прессы на другом конце города. Джиллиан, Кэрол и Мег научились ценить полицейские брифинги, когда репортеры сломя голову мчались от лужаек перед их домами к зданию полицейского управления, давая женщинам хотя бы пятнадцатиминутную передышку. Разумеется, только до тех пор, пока пресс-конференция не закончится и орды репортеров снова не двинутся по улицам боевым порядком. Вереницы белых микроавтобусов с легионами вооруженных вопросами боевиков. В лучшие свои дни Кэрол сладострастно мечтала установить на крыше пулемет и покосить их всех. В худшие же забивалась в ванную комнату на втором этаже, единственном в доме помещении без окон, и, съежившись в пустой ванне, лихорадочно, пинтами, заглатывала мороженое «Бен и Джерри».
На подъездной дорожке стояла машина Дэна. Капот на ощупь был холодным: видно, он находился дома уже изрядное время. Не слишком хороший знак.
Еще через пять минут Кэрол увидела Дэна в гостиной, освещаемой лишь неумолчным телевизором. При ее появлении муж поднялся, и Кэрол могла бы поклясться, сопроводив это каким-то вороватым движением. Однако, подойдя ближе, поняла, что он просто подносил к губам большой круглый коньячный бокал, чтобы выпить последний глоток. Кэрол молча уставилась на него, ожидая, кто заговорит первым. Потом заметила, что Дэн все еще в костюме, а короткие темно-каштановые волосы сильно взъерошены — волнуясь, Дэн имел обыкновение всей пятерней пробегаться по волосам.
На экране белокурая журналистка стояла перед зданием суда и говорила в микрофон, а над головой у нее водоворотом кружился заградительный огонь из красных и синих полицейских прожекторов.
«Только что полиция подтвердила, что так называемый Насильник из Колледж-Хилла был застрелен сегодня утром на этом самом месте. Из источников, близких к следствию, известно, что двадцативосьмилетний Комо был убит одиночным выстрелом в голову в тот самый момент, когда его выводили из тюремного фургона перед зданием Дворца правосудия, примерно в половине девятого утра. По словам его товарища-заключенного...»
— Я приехал домой, как только услышал новости, — проговорил наконец Дэн.
Кэрол промолчала.
— Я подумал, что, возможно, понадоблюсь тебе.
Кэрол по-прежнему хранила молчание.
— Ты могла бы по крайней мере позвонить, — тихо сказал муж. Он поднял глаза, встречаясь с ней взглядом. — Ты же знаешь, что я беспокоюсь.
— Ты одет как для работы.
— Господи, Кэрол, я отменил сегодня три встречи...
— Ты возвращаешься в офис.
— А что мне делать! Клиенты платят мне за то, чтобы я был доступен в любой момент, по первому их зову. Адвокатская практика — это работа с ненормированным рабочим днем, а не отсиживание на службе с девяти до пяти. Ты прекрасно это знаешь.
— Будет уже темно, — промолвила она.
Дэн опустил глаза. Он открыл было рот, потом закрыл, сложив его в мрачную, жесткую линию и вместо ответа начал с преувеличенным вниманием вертеть в пальцах опустошенный бокал. Дэн злился. В очертаниях его застывших плеч Кэрол заметила напряженность. Но он не сказал больше ни слова. И молчание все тянулось и тянулось, оно было нескончаемо.
— Я прошлась по магазинам, — сообщила наконец Кэрол, вызывающе вздернув подбородок.
— Я вижу.
— Купила три костюма. Прелестные.
— Хорошо, Кэрол.
— Истратила две тысячи долларов, — поднажала она.
На челюсти Дэна дрогнул какой-то мускул. Он с удвоенным старанием начал теребить в руках изысканный хрустальный бокал.
Она решила испробовать другую тактику. Солнце уже садилось. Сумерки спускались на их слишком большой, слишком пустой дом. И опять Дэн уходил, оставляя ее и лишний раз доказывая, что, какую бы кару она ему ни придумала, он был способен вернуть ее сторицей.
— Сегодня нас навестила полиция, — объявила Кэрол. — Детектив Фитцпатрик испортил нашу встречу.
— Он хотел первым сообщить важную новость?
— Нет, он хотел первым спросить, не мы ли убили его.
— И что же на это ответила Джиллиан?
— Послала его подальше. В более пристойных выражениях, конечно.
— Уж детективу Фитцпатрику следовало бы лучше разбираться в ситуации. — Дэн, наконец-то опустив свой бокал на кофейный столик, встал с кушетки. Движения его были нервными и возбужденными.
— Фитцпатрик был не один, а с парнем из полиции штата.
— Из полиции штата? — Голова Дэна удивленно дернулась вверх.
— Детектив, сержант Роун Гриффин. Крутой мужик. Хитрый как черт. Заявил, что в качестве следующего шага они в судебном порядке проверят наши банковские счета и всю финансовую отчетность. Понимаешь? Чтобы узнать, нет ли там необъяснимых изъятий или переводов крупных сумм, которые можно было бы истолковать как плату наемному убийце. Он очень недвусмысленно высказался на этот счет.
Дэн рассеянно прошелся по комнате, остановился перед красивой каминной доской, провел сверху вниз пальцем по затейливой деревянной резьбе. С такими длинными, тонкими пальцами Дэн мог бы быть скульптором или музыкантом. Или отцом, обучающим маленького сына завязывать узел бантиком.
— Почему они озаботились расследованием? — отрывисто спросил он. — Эдди Комо причинил много зла. Теперь он мертв. Ну и Бог с ним.
— Мне лично наплевать! — с жаром выпалила Кэрол. — Мне дела нет до того, кто его застрелил! Меня это абсолютно не волнует!
Она затаила дыхание, желая, чтобы муж обернулся и посмотрел ей в глаза. Кэрол затеяла этот разговор, чтобы подстегнуть, раззадорить его, но вот сейчас... Сейчас она услышала боль в своем голосе. Кэрол не говорила об этом никому — даже Мег и Джиллиан, — но втайне надеялась, что это ее муж пристрелил или нанял кого-то пристрелить Эдди Комо. Это был бы первый знак, что он еще любит ее.
«Я знаю, где ты был в ту ночь. Я никогда никому не рассказывала, но я знаю, где ты был в ту ночь и что задержался вовсе не на работе».
Дэн обернулся и пристально посмотрел на жену темно-карими глазами. За десять лет, прошедших со дня их свадьбы, лицо его приобрело новые складки, темные тени залегли под глазами, в волосах появилась седина. Эти годы не прошли бесследно для них обоих. Столь многое обернулось иначе, чем они планировали. И все-таки Кэрол по-прежнему считала его красивым. И по-прежнему желала, чтобы он подошел к ней, вот, например, сейчас, и обнял.
«Если бы ты пообещал попытаться дотронуться до меня, я бы пообещала попытаться не отдернуться. Если бы ты пообещал попытаться протянуть ко мне руку, я бы пообещала постараться не реагировать на тебя как на второго Эдди Комо. Если бы ты пообещал попытаться полюбить меня снова, я бы пообещала попытаться простить тебя. И быть может, если бы ты как следует постарался и я как следует постаралась, то...»
Но Дэн сказал:
— Я должен идти. Совещание начинается в семь, а мне еще надо подготовиться.
— Дэн... — начала Кэрол и вдруг оборвала себя на полуслове. Прикусила язык. Поперхнулась.
— Ты закроешь за мной дверь?
— Конечно.
— И включишь сигнализацию?
— Я знаю, Дэн.
— Скоро здесь появится пресса. В конце концов, тогда ты уже не будешь одна. Постарайся мыслить в этом ключе, Кэрол.
Дэн обошел вокруг дивана, бросил взгляд на принесенные ею из магазина пакеты, поморщился и вышел из комнаты. Открылась и закрылась за ним парадная дверь. Еще через несколько секунд с подъездной дорожки перед домом тронулась, отъезжая, его машина.
Взгляд Кэрол невольно устремился за окно, туда, где солнце уже почти полностью скрылось за горизонтом. Спускались сумерки. Приближалась ночь. Постылая темнота была тут как тут. Она сгущалась и сгущалась, настигая Кэрол.
Но тишина уже опередила ее.
В телевизоре та же бойкая блондинка говорила:
— Сегодня днем семья Эдди Комо объявила, что будет требовать возвращения его тела из ведомства судмедэксперта не позже чем сегодня вечером, дабы в соответствии с католическим обрядом подготовить тело к погребению, которое должно состояться в среду утром. Родственники убитого, по-прежнему утверждающие, что он невиновен, сообщили также, что намерены учредить мемориальный фонд помощи другим мужчинам, ставшим жертвами несправедливого обвинения...
Кэрол заперла парадную дверь, включила систему сигнализации, поднялась наверх и прошла по всему длинному и мрачному, погруженному в полумрак холлу к плотно закрытой двери в конце. Открыла эту дверь. Заглянула в комнату — ту самую, которую некогда делила с мужем, где когда-то предавалась с ним любви. Но то, что теперь предстало перед ее глазами, было просто вместилищем пыльной мебели, похороненной здесь, в плену, за коваными железными решетками.
Ни открытых окон. Ни заляпанных кровью льняных простынь. Ни груды жгутов из латекса, облепленных клочьями длинных светлых волос.
Ничего такого.
Нет-нет, ничего такого.
Руки Кэрол начали дрожать. Сердце опять дико заколотилось. «Он же мертв, — убеждала себя Кэрол. — Он мертв, все кончено. Конец твоим страданиям, ты можешь наконец вздохнуть спокойно».
Но все было напрасно. Все уговоры тщетны. Тщетны, тщетны, тщетны.
Отскочив в ужасе и отвращении, Кэрол стремительно захлопнула за собой дверь и без оглядки бросилась назад по коридору, точно слепая, хватаясь руками за стены. Бежать, бежать прочь, скрыться, спрятаться... Включенный телевизор продолжал верещать. Не важно, не важно... Дом слишком велик, тишина могущественна, страшна и враждебна, и Дэн все равно придет слишком поздно. Она одна, она сама по себе. Всегда одна. Беги, Кэрол!
Спотыкаясь, она ввалилась в ванную верхнего этажа. Как безумная, захлопнула за собой дверь. А потом наклонилась над красивой раковиной из белого фарфора, и ее вывернуло наизнанку...
"Эдди Комо мертв. Эдди Комо мертв. Эдди Комо мертв.
Все позади, Кэрол. Ты наконец свободна".
Но все тело ее дрожало, тряслось, содрогалось от ужаса. Она никак не могла перестать думать о своей пустой спальне. Перестать думать об окне. О том, что готова поклясться, поклясться, поклясться: там, за ним, стоял мертвый Эдди Комо!
Глава 16
Кэрол допила свой бокал и, достаточно подкрепленная, двинулась домой.
Газетчиков поблизости не наблюдалось. Это было большим облегчением. Они, должно быть, весь день гуртовались возле ее дома — вот и еще она причина, почему ей не следовало туда спешить. Сейчас, однако, был уже седьмой час, слишком поздно, чтобы подкарауливать очередную сенсацию для пятичасовых «Новостей». А может, просто полиция проводит брифинг для прессы на другом конце города. Джиллиан, Кэрол и Мег научились ценить полицейские брифинги, когда репортеры сломя голову мчались от лужаек перед их домами к зданию полицейского управления, давая женщинам хотя бы пятнадцатиминутную передышку. Разумеется, только до тех пор, пока пресс-конференция не закончится и орды репортеров снова не двинутся по улицам боевым порядком. Вереницы белых микроавтобусов с легионами вооруженных вопросами боевиков. В лучшие свои дни Кэрол сладострастно мечтала установить на крыше пулемет и покосить их всех. В худшие же забивалась в ванную комнату на втором этаже, единственном в доме помещении без окон, и, съежившись в пустой ванне, лихорадочно, пинтами, заглатывала мороженое «Бен и Джерри».
На подъездной дорожке стояла машина Дэна. Капот на ощупь был холодным: видно, он находился дома уже изрядное время. Не слишком хороший знак.
Еще через пять минут Кэрол увидела Дэна в гостиной, освещаемой лишь неумолчным телевизором. При ее появлении муж поднялся, и Кэрол могла бы поклясться, сопроводив это каким-то вороватым движением. Однако, подойдя ближе, поняла, что он просто подносил к губам большой круглый коньячный бокал, чтобы выпить последний глоток. Кэрол молча уставилась на него, ожидая, кто заговорит первым. Потом заметила, что Дэн все еще в костюме, а короткие темно-каштановые волосы сильно взъерошены — волнуясь, Дэн имел обыкновение всей пятерней пробегаться по волосам.
На экране белокурая журналистка стояла перед зданием суда и говорила в микрофон, а над головой у нее водоворотом кружился заградительный огонь из красных и синих полицейских прожекторов.
«Только что полиция подтвердила, что так называемый Насильник из Колледж-Хилла был застрелен сегодня утром на этом самом месте. Из источников, близких к следствию, известно, что двадцативосьмилетний Комо был убит одиночным выстрелом в голову в тот самый момент, когда его выводили из тюремного фургона перед зданием Дворца правосудия, примерно в половине девятого утра. По словам его товарища-заключенного...»
— Я приехал домой, как только услышал новости, — проговорил наконец Дэн.
Кэрол промолчала.
— Я подумал, что, возможно, понадоблюсь тебе.
Кэрол по-прежнему хранила молчание.
— Ты могла бы по крайней мере позвонить, — тихо сказал муж. Он поднял глаза, встречаясь с ней взглядом. — Ты же знаешь, что я беспокоюсь.
— Ты одет как для работы.
— Господи, Кэрол, я отменил сегодня три встречи...
— Ты возвращаешься в офис.
— А что мне делать! Клиенты платят мне за то, чтобы я был доступен в любой момент, по первому их зову. Адвокатская практика — это работа с ненормированным рабочим днем, а не отсиживание на службе с девяти до пяти. Ты прекрасно это знаешь.
— Будет уже темно, — промолвила она.
Дэн опустил глаза. Он открыл было рот, потом закрыл, сложив его в мрачную, жесткую линию и вместо ответа начал с преувеличенным вниманием вертеть в пальцах опустошенный бокал. Дэн злился. В очертаниях его застывших плеч Кэрол заметила напряженность. Но он не сказал больше ни слова. И молчание все тянулось и тянулось, оно было нескончаемо.
— Я прошлась по магазинам, — сообщила наконец Кэрол, вызывающе вздернув подбородок.
— Я вижу.
— Купила три костюма. Прелестные.
— Хорошо, Кэрол.
— Истратила две тысячи долларов, — поднажала она.
На челюсти Дэна дрогнул какой-то мускул. Он с удвоенным старанием начал теребить в руках изысканный хрустальный бокал.
Она решила испробовать другую тактику. Солнце уже садилось. Сумерки спускались на их слишком большой, слишком пустой дом. И опять Дэн уходил, оставляя ее и лишний раз доказывая, что, какую бы кару она ему ни придумала, он был способен вернуть ее сторицей.
— Сегодня нас навестила полиция, — объявила Кэрол. — Детектив Фитцпатрик испортил нашу встречу.
— Он хотел первым сообщить важную новость?
— Нет, он хотел первым спросить, не мы ли убили его.
— И что же на это ответила Джиллиан?
— Послала его подальше. В более пристойных выражениях, конечно.
— Уж детективу Фитцпатрику следовало бы лучше разбираться в ситуации. — Дэн, наконец-то опустив свой бокал на кофейный столик, встал с кушетки. Движения его были нервными и возбужденными.
— Фитцпатрик был не один, а с парнем из полиции штата.
— Из полиции штата? — Голова Дэна удивленно дернулась вверх.
— Детектив, сержант Роун Гриффин. Крутой мужик. Хитрый как черт. Заявил, что в качестве следующего шага они в судебном порядке проверят наши банковские счета и всю финансовую отчетность. Понимаешь? Чтобы узнать, нет ли там необъяснимых изъятий или переводов крупных сумм, которые можно было бы истолковать как плату наемному убийце. Он очень недвусмысленно высказался на этот счет.
Дэн рассеянно прошелся по комнате, остановился перед красивой каминной доской, провел сверху вниз пальцем по затейливой деревянной резьбе. С такими длинными, тонкими пальцами Дэн мог бы быть скульптором или музыкантом. Или отцом, обучающим маленького сына завязывать узел бантиком.
— Почему они озаботились расследованием? — отрывисто спросил он. — Эдди Комо причинил много зла. Теперь он мертв. Ну и Бог с ним.
— Мне лично наплевать! — с жаром выпалила Кэрол. — Мне дела нет до того, кто его застрелил! Меня это абсолютно не волнует!
Она затаила дыхание, желая, чтобы муж обернулся и посмотрел ей в глаза. Кэрол затеяла этот разговор, чтобы подстегнуть, раззадорить его, но вот сейчас... Сейчас она услышала боль в своем голосе. Кэрол не говорила об этом никому — даже Мег и Джиллиан, — но втайне надеялась, что это ее муж пристрелил или нанял кого-то пристрелить Эдди Комо. Это был бы первый знак, что он еще любит ее.
«Я знаю, где ты был в ту ночь. Я никогда никому не рассказывала, но я знаю, где ты был в ту ночь и что задержался вовсе не на работе».
Дэн обернулся и пристально посмотрел на жену темно-карими глазами. За десять лет, прошедших со дня их свадьбы, лицо его приобрело новые складки, темные тени залегли под глазами, в волосах появилась седина. Эти годы не прошли бесследно для них обоих. Столь многое обернулось иначе, чем они планировали. И все-таки Кэрол по-прежнему считала его красивым. И по-прежнему желала, чтобы он подошел к ней, вот, например, сейчас, и обнял.
«Если бы ты пообещал попытаться дотронуться до меня, я бы пообещала попытаться не отдернуться. Если бы ты пообещал попытаться протянуть ко мне руку, я бы пообещала постараться не реагировать на тебя как на второго Эдди Комо. Если бы ты пообещал попытаться полюбить меня снова, я бы пообещала попытаться простить тебя. И быть может, если бы ты как следует постарался и я как следует постаралась, то...»
Но Дэн сказал:
— Я должен идти. Совещание начинается в семь, а мне еще надо подготовиться.
— Дэн... — начала Кэрол и вдруг оборвала себя на полуслове. Прикусила язык. Поперхнулась.
— Ты закроешь за мной дверь?
— Конечно.
— И включишь сигнализацию?
— Я знаю, Дэн.
— Скоро здесь появится пресса. В конце концов, тогда ты уже не будешь одна. Постарайся мыслить в этом ключе, Кэрол.
Дэн обошел вокруг дивана, бросил взгляд на принесенные ею из магазина пакеты, поморщился и вышел из комнаты. Открылась и закрылась за ним парадная дверь. Еще через несколько секунд с подъездной дорожки перед домом тронулась, отъезжая, его машина.
Взгляд Кэрол невольно устремился за окно, туда, где солнце уже почти полностью скрылось за горизонтом. Спускались сумерки. Приближалась ночь. Постылая темнота была тут как тут. Она сгущалась и сгущалась, настигая Кэрол.
Но тишина уже опередила ее.
В телевизоре та же бойкая блондинка говорила:
— Сегодня днем семья Эдди Комо объявила, что будет требовать возвращения его тела из ведомства судмедэксперта не позже чем сегодня вечером, дабы в соответствии с католическим обрядом подготовить тело к погребению, которое должно состояться в среду утром. Родственники убитого, по-прежнему утверждающие, что он невиновен, сообщили также, что намерены учредить мемориальный фонд помощи другим мужчинам, ставшим жертвами несправедливого обвинения...
Кэрол заперла парадную дверь, включила систему сигнализации, поднялась наверх и прошла по всему длинному и мрачному, погруженному в полумрак холлу к плотно закрытой двери в конце. Открыла эту дверь. Заглянула в комнату — ту самую, которую некогда делила с мужем, где когда-то предавалась с ним любви. Но то, что теперь предстало перед ее глазами, было просто вместилищем пыльной мебели, похороненной здесь, в плену, за коваными железными решетками.
Ни открытых окон. Ни заляпанных кровью льняных простынь. Ни груды жгутов из латекса, облепленных клочьями длинных светлых волос.
Ничего такого.
Нет-нет, ничего такого.
Руки Кэрол начали дрожать. Сердце опять дико заколотилось. «Он же мертв, — убеждала себя Кэрол. — Он мертв, все кончено. Конец твоим страданиям, ты можешь наконец вздохнуть спокойно».
Но все было напрасно. Все уговоры тщетны. Тщетны, тщетны, тщетны.
Отскочив в ужасе и отвращении, Кэрол стремительно захлопнула за собой дверь и без оглядки бросилась назад по коридору, точно слепая, хватаясь руками за стены. Бежать, бежать прочь, скрыться, спрятаться... Включенный телевизор продолжал верещать. Не важно, не важно... Дом слишком велик, тишина могущественна, страшна и враждебна, и Дэн все равно придет слишком поздно. Она одна, она сама по себе. Всегда одна. Беги, Кэрол!
Спотыкаясь, она ввалилась в ванную верхнего этажа. Как безумная, захлопнула за собой дверь. А потом наклонилась над красивой раковиной из белого фарфора, и ее вывернуло наизнанку...
"Эдди Комо мертв. Эдди Комо мертв. Эдди Комо мертв.
Все позади, Кэрол. Ты наконец свободна".
Но все тело ее дрожало, тряслось, содрогалось от ужаса. Она никак не могла перестать думать о своей пустой спальне. Перестать думать об окне. О том, что готова поклясться, поклясться, поклясться: там, за ним, стоял мертвый Эдди Комо!
Глава 16
Мег
— Иисус, Мария и святой Иосиф! Ты что, пьяна?!
— Я просто... это шампанское. Только один бокал. Ну, может, два. Клянусь.
— Мистер Песатуро, прошу вас, успокойтесь и выслушайте...
— А вы! — Глава семьи Песатуро, с красным, мясистым, лоснящимся лицом, резко повернулся к Джиллиан и обличающе ткнул в нее пальцем. Синяя форменная одежда электрика туго облегала его толстый живот, и две белые пуговицы трепетали под натиском его ярости. Производимый эффект был довольно комическим, и теперь, когда негодующий отец благополучно переключился на Джиллиан, Мег снова разобрал смех и она захихикала. Джиллиан метнула на нее предостерегающий взгляд, но без толку. На Мег, которая выдула бокалов шесть шампанского, это не возымело никакого действия.
— Как вы смеете спаивать мою несовершеннолетнюю дочь! — гремел Том Песатуро. — Ради всего святого! Неужто вам еще мало всего, что вы понаделали? Никак не можете остановиться?
Джиллиан растерянно заморгала:
— Не могу остановиться?
— Папа...
— Том, успокойся, присядь. Мег теперь дома, а это самое главное. — Лори, мать семейства, успокаивающе положила ладонь на возмущенно выброшенную вперед руку мужа. Слава Богу, в этой семье явно ей принадлежал голос разума. Мистер Песатуро еще раз сверкнул на Джиллиан глазами, но наконец нехотя опустился на стул.
Мег, воспользовавшись этим моментом, воскликнула:
— Ой, мне надо в туалет! — И рысью выбежала из комнаты.
Отец снова начал сердиться.
Джиллиан вздохнула, присела на потертую синюю кушетку и только сейчас поняла, как мучительно у нее болит голова.
— Мистер Песатуро...
— Вы видели вечерние «Новости»? Вы понимаете, что случилось сегодня утром? Наш телефон разрывается с девяти часов. Первый микроавтобус с телевизионщиками был здесь уже в четверть десятого. А мы даже знать не знали, где в это время находится Мег.
— Я совершенно точно знала, где Мег, — твердо возразила Лори. — Я говорила, что она завтракает вместе с Джиллиан и Кэрол.
— Это она так сказала, — с сомнением заметил Том.
Джиллиан взглянула на него.
— Мистер Песатуро, неужели вы думаете, что мы все утро бегали и стреляли в Эдди? Неужели, по-вашему, мы занимались этим?
— Э... послушайте, я не говорю, что не одобряю...
— Мы сидели в ресторане, мистер Песатуро, весь день. При свидетелях. Хотя вам скорее всего уже известно, что туда к нам заезжали полицейские — детектив Фитцпатрик и сотрудник полиции штата сержант Гриффин. Вот уж кто неукоснительно держал нас в поле своего зрения.
— И что вы им сказали?
— Ничего, конечно. Мы не обязаны делать какие-либо заявления, а я даже не желаю делать их. От меня они дождутся сотрудничества не раньше чем воскресят мою сестру.
Мистер Песатуро перестал хмуриться и метать искоса сердитые взгляды. Еще через секунду он, проворчав что-то себе под нос, уселся поглубже в широкое двойное кресло — поближе к жене, насколько позволяли ее габариты.
— Да... вот, — хрипло пробурчал он, устраиваясь. Сидевшая вплотную к нему жена добродушно улыбнулась.
— Сейчас они начнут приглядываться к нам всем, — спокойно предупредила Джиллиан. Последние полчаса она ни о чем не думала, но только последние полчаса. За дело взялась полиция штата. Хотелось бы понять, что у них на уме. Большой грозный сержант Гриффин, пожалуй, был вполне способен оторвать голову тому педофилу. Грозный сержант Гриффин с его проницательными пронзительными синими глазами. Джиллиан снова начала злиться, и это смутило ее. Большой и грозный сержант Гриффин... Она отогнала эти мысли, сконцентрировав внимание на деле. — Мне сказали, что все сыщики, находящиеся в подчинении полиции штата, работают над этим делом. И следующим шагом в расследовании станет проверка состояния наших финансовых документов на предмет каких-либо необычных трат.
Мистер Песатуро возбужденно выкатил глаза:
— Слава Богу хоть тут повезло. У меня нет никаких необычных трат. У меня закладная на дом и двое детей. На это все и уходит.
— Как я понимаю, они захотят также побеседовать и с вашим братом, — заметила Джиллиан. — Я имею в виду дядюшку Винни.
Улыбка слиняла с лица миссис Песатуро. Она отпрянула от мужа и острым взглядом уставилась на него.
— Том?
— О, ради Бога, оставь ты это. Пускай себе говорят с Винни. Его это ничуть не обеспокоит.
Тогда миссис Песатуро перевела внимательный взгляд на гостью. Из дальнего конца коридора до Джиллиан доносился голос Мег, сопровождаемый чьим-то тоненьким, потешным хихиканьем. Это девушка разговаривала со своей младшей сестренкой Молли. Вот и новый взрыв смеха прокатился по коридору.
— А вас обеспокоит? — внезапно напрямик обратился Том к Джиллиан. Та была отнюдь не дура. Она понимала все оттенки этого вопроса.
— У меня все в порядке.
— Потому что, знаете, если вам что-то понадобится...
Джиллиан улыбнулась. По-своему мистер Песатуро был славным и любезным человеком. У него это прозвучало почти заманчиво, но стоявшие перед ней проблемы были совсем иного свойства. Вряд ли он поможет разобраться с ними. Теперь, хорошенько поразмыслив над вероятными последствиями гибели Эдди Комо, Джиллиан поняла, что через сутки — максимум двое — она вновь увидится с сержантом Гриффином. Жизнь станет хитрой и мудреной, полной подводных камней. Но, с другой стороны, когда она была простой?
— У меня все в порядке, — повторила она.
Мистер Песатуро, однако, оказался умнее, чем можно было предположить. Его лицо явно выражало сомнение.
— Знаете... Винни... у него много друзей.
— Понимаю. Кстати, кажется, у вашего брата и моей матери есть общие знакомые.
— Что, в самом деле?
— Вы не следите за музыкальной жизнью? Моя мать была когда-то профессиональной певицей. Пела блюз...
— Погодите-ка... Хейз. Оливия Хейз. Так это она? Она ваша мама?
— Ей будет приятно, что вы помните.
Том Песатуро был явно впечатлен. Откинувшись назад, он обратился к жене:
— Ну надо же — Оливия Хейз! Ты когда-нибудь слышала о ней? Такая прелестная крохотная пичужка, наверное, фунтов сто весом, никак не больше... А как запоет — того и гляди разнесет все вокруг. Мой отец все время слушал ее пластинки. Кажется, у меня на чердаке тоже припрятана пара винилов. Прекрасная, утонченная леди, красавица! — Он опять повернулся к Джиллиан: — А что с ней потом стало? Я уже много лет не слышу ее имени.
— Она удалилась на покой. — «Да, — подумала Джиллиан, — мама тогда сказала, что собирается наконец посвятить время своим дочерям. А потом с ней случился удар. Отказали ноги. Отказал голос. Хорошо хотя бы то, что семья не испытывает нужды в деньгах».
— Передавайте ей привет.
— Непременно передам.
— Винни просто рехнется, — вдруг расплылся в улыбке мистер Песатуро и гордо выпрямился. — Моя дочь дружит с дочерью Оливии Хейз! Мать честная, Винни помрет от зависти!
— Том... — Его жена, сделав большие глаза, выразительно посмотрела на супруга, реагируя на его лексику. Потом перевела смущенный взгляд на Джиллиан. Та улыбнулась. Ее искренне обрадовала реакция мистера Песатуро. Времена молодости ее матери и времена детства самой Джиллиан — то была навсегда ушедшая эпоха, которую уже мало кто помнил. Для маленькой Триш истории и легенды из жизни ночных клубов были любимыми рассказами. Например, рассказ о том вечере, когда ее мать пела для Синатры. О том, как потом Фрэнк позволил восьмилетней девчушке посидеть у него на колене. Джиллиан старалась как можно лучше донести эти рассказы, хотя даже для нее самой они уже расплывались в туманной дымке. Жизнь, протекавшая так давно... сейчас она казалась скорее далеким сном, чем реальностью.
В те давние времена у матери был голос. Теперь Джиллиан уже годами не слышит от нее даже незатейливого мурлыканья под нос.
Том Песатуро снова уселся поудобнее. Лицо его расслабилось, большие руки спокойно устроились на коленях. Родословная Джиллиан произвела эффект. Теперь они словно сделались старыми друзьями, и Том рад был принимать ее в своей гостиной. Забавно, но за этот последний год, за двенадцать месяцев, когда жизнь Джиллиан была тесно переплетена с жизнью Мег, она никогда не бывала у девушки в доме. Так же как и в доме у Кэрол. Следуя неписаному и не высказанному вслух, но молчаливо подразумеваемому неизменному правилу, их группа всегда сходилась в кафе или каких-то других публичных местах. Словно после всего, что было высказано ими друг другу, они уже не вынесли бы этой последней малости.
— Понимаете, я волновался! — с чуть извиняющейся интонацией признался Том Песатуро. — Когда услышал по телевизору новости и не мог нигде найти Мег... Я был просто сам не свой, у меня голова пошла кругом.
— Понимаю.
— У вас есть дети?
Джиллиан подумала о Триш, и перед ее мысленным взором предстали ясные голубые глаза сестры. Потом подумала о матери, парализованной и прикованной к инвалидному креслу.
— Нет.
— Это не так-то легко, иметь детей. Хочется уберечь их, обезопасить, чтобы все у них было в порядке, понимаете? Конечно, мечтаешь, чтобы они вышли в люди, в большой мир. Чтобы были сильными, чтобы ими можно было гордиться. Но больше всего хочется, чтобы с ними не случилось ничего плохого. Чтобы они были счастливы. Чтобы у них было все хорошо, все нормально.
— У нее все нормально, — умиротворяюще пробормотала миссис Песатуро. — Они у нас обе молодцом.
— Если бы я только мог быть там в ту ночь... Вот что меня убивает, понимаете? Этот Комо... — Мистер Песатуро сплюнул. — Он ведь даже не очень крупный. Окажись я там, уж и насыпал бы я ему соли на хвост, уж и надрал бы его поганую испанскую задницу.
У Джиллиан перед глазами возникла погруженная во тьму квартирка. Недвижное тело сестры на кровати. И те железные руки, схватившие ее сзади.
— Мне тоже жаль, что вас там не было, — сказала она.
— Ну да что теперь, дело прошлое. Уже и то слава Богу, что этот человек мертв. И мне сейчас гораздо спокойнее. Послушайте, — голова его дернулась вверх, — как вы думаете, у Мег теперь все будет в порядке?
Джиллиан озадаченно посмотрела на него:
— По-моему, у Мег и так все в порядке.
— Нет, нет. Начнет возвращаться память... вернется прошлое... и все такое. Понимаете?
— Нет... не уверена. Я, право, плохо разбираюсь в амнезии.
— А она с вами не говорит? Никогда ничего не рассказывает?
— Что вы имеете в виду?
— Да эту ее амнезию. О том, что этот вонючий козел с ней сделал. Разве вы, девушки, не толкуете между собой о таких вещах? За чашкой кофе или еще как?
— Мистер Песатуро... — начала было Джиллиан, но Лори Песатуро опередила ее:
— Том, замолчи.
— А что такого? — заморгал, повернувшись к жене, отец Мег.
— Джиллиан не станет рассказывать тебе об умонастроении нашей дочери. Если хочешь узнать, что думает Мег, спроси ее сам.
— Я просто поинтересовался, что тут такого? — возразил Том, но под огнем критических взглядов жены уныло повесил свою большую голову. Джиллиан стало немного жаль его.
— Во всеуслышание заявляю, — обратилась она к нему. — На мой взгляд, Мег делает замечательные успехи. Она сильная молодая леди, мистер Песатуро. Вы можете гордиться ею.
— А я и горжусь!
— Разве? Или, скорее, боитесь за нее?
— Эй, послушайте! — Мистеру Песатуро совсем не понравились эти слова. Но, столкнувшись с устремленным на него твердым взглядом Джиллиан и не менее пристальным взглядом жены, он опять сник. — Я отец, — пробормотал Том. — Отцам положено оберегать своих дочерей. Тут ничего плохого.
— Ей уже двадцать, — напомнила Лори.
— Все равно слишком молода.
— Том, ведь уже несколько лет... — сказала Лори, и Джиллиан не поняла, о чем это она. Может, хотела сказать: месяцев?
— Да, и это счастье, что она сейчас в таком состоянии, — отозвался мистер Песатуро.
— Это несправедливо.
— Кому ты это говоришь?
Джиллиан почувствовала себя лишней, что, вероятно, отразилось у нее на лице, потому что мистер и миссис Песатуро внезапно умолкли на полуслове. Они посмотрели на гостью, переглянулись, и разговор оборвался.
— Ну, мне пора, — сказала Джиллиан, поскольку молчание затянулось. Родители Мег не поднялись с диванчика.
— Спасибо, что привезли Мег домой, — промолвила миссис Песатуро. — О ее машине мы сами позаботимся.
— А шампанское... Понимаете, в тот момент это показалось нам хорошей идеей.
Миссис Песатуро улыбнулась:
— День выдался непростой, не правда ли?
— Да, — согласилась Джиллиан, и почему-то в этот момент ей захотелось заплакать. Она взяла себя в руки. Нервы были напряжены с самого утра, а разговор с глазу на глаз с сержантом Гриффином только обострил это состояние. Однако ее нервная усталость сейчас не самое главное. Вполне возможно, что за дверями снова поджидают репортеры со своими камерами. Необходимо держать на лице маску. К тому же надо сберечь побольше сил — и моральных, и физических — для того момента, когда она вернется домой. Там ее мать, пораженная афазией, вероятно, уже услышала вечерние новости и теперь листает свою специальную книжку с условными знаками в поисках образов, которые могли бы выразить что-то вроде: «Убийца моей дочери умер сегодня, и я чувствую...»
В гостиную вернулась Мег.
— Пойдем я провожу тебя, — сказала она Джиллиан.
Джиллиан последовала за ней по узкому коридору. Маленькая сестренка Мег таращилась на них из-за угла — копна темных кудряшек и огромные глаза газели. Триш, подумала Джиллиан. Ей захотелось поскорее выбраться из этого дома.
Мег открыла дверь, и Джиллиан неприятно поразило, что снаружи уже темно. В лицо ударил холодный осенний ветер. Улица казалась длинной и пустой. Ни одного репортера не было в поле зрения, и это, с одной стороны, наполнило Джиллиан благодарным чувством, с другой, усилило тревогу. Где-то сейчас все эти слепящие вспышки и автоматные очереди вопросов? Как быстро и незаметно пролетел день. Куда он улетучился? Уже сильно смеркалось, очертания предметов расплывались в надвигающейся на город темноте.
— Я просто... это шампанское. Только один бокал. Ну, может, два. Клянусь.
— Мистер Песатуро, прошу вас, успокойтесь и выслушайте...
— А вы! — Глава семьи Песатуро, с красным, мясистым, лоснящимся лицом, резко повернулся к Джиллиан и обличающе ткнул в нее пальцем. Синяя форменная одежда электрика туго облегала его толстый живот, и две белые пуговицы трепетали под натиском его ярости. Производимый эффект был довольно комическим, и теперь, когда негодующий отец благополучно переключился на Джиллиан, Мег снова разобрал смех и она захихикала. Джиллиан метнула на нее предостерегающий взгляд, но без толку. На Мег, которая выдула бокалов шесть шампанского, это не возымело никакого действия.
— Как вы смеете спаивать мою несовершеннолетнюю дочь! — гремел Том Песатуро. — Ради всего святого! Неужто вам еще мало всего, что вы понаделали? Никак не можете остановиться?
Джиллиан растерянно заморгала:
— Не могу остановиться?
— Папа...
— Том, успокойся, присядь. Мег теперь дома, а это самое главное. — Лори, мать семейства, успокаивающе положила ладонь на возмущенно выброшенную вперед руку мужа. Слава Богу, в этой семье явно ей принадлежал голос разума. Мистер Песатуро еще раз сверкнул на Джиллиан глазами, но наконец нехотя опустился на стул.
Мег, воспользовавшись этим моментом, воскликнула:
— Ой, мне надо в туалет! — И рысью выбежала из комнаты.
Отец снова начал сердиться.
Джиллиан вздохнула, присела на потертую синюю кушетку и только сейчас поняла, как мучительно у нее болит голова.
— Мистер Песатуро...
— Вы видели вечерние «Новости»? Вы понимаете, что случилось сегодня утром? Наш телефон разрывается с девяти часов. Первый микроавтобус с телевизионщиками был здесь уже в четверть десятого. А мы даже знать не знали, где в это время находится Мег.
— Я совершенно точно знала, где Мег, — твердо возразила Лори. — Я говорила, что она завтракает вместе с Джиллиан и Кэрол.
— Это она так сказала, — с сомнением заметил Том.
Джиллиан взглянула на него.
— Мистер Песатуро, неужели вы думаете, что мы все утро бегали и стреляли в Эдди? Неужели, по-вашему, мы занимались этим?
— Э... послушайте, я не говорю, что не одобряю...
— Мы сидели в ресторане, мистер Песатуро, весь день. При свидетелях. Хотя вам скорее всего уже известно, что туда к нам заезжали полицейские — детектив Фитцпатрик и сотрудник полиции штата сержант Гриффин. Вот уж кто неукоснительно держал нас в поле своего зрения.
— И что вы им сказали?
— Ничего, конечно. Мы не обязаны делать какие-либо заявления, а я даже не желаю делать их. От меня они дождутся сотрудничества не раньше чем воскресят мою сестру.
Мистер Песатуро перестал хмуриться и метать искоса сердитые взгляды. Еще через секунду он, проворчав что-то себе под нос, уселся поглубже в широкое двойное кресло — поближе к жене, насколько позволяли ее габариты.
— Да... вот, — хрипло пробурчал он, устраиваясь. Сидевшая вплотную к нему жена добродушно улыбнулась.
— Сейчас они начнут приглядываться к нам всем, — спокойно предупредила Джиллиан. Последние полчаса она ни о чем не думала, но только последние полчаса. За дело взялась полиция штата. Хотелось бы понять, что у них на уме. Большой грозный сержант Гриффин, пожалуй, был вполне способен оторвать голову тому педофилу. Грозный сержант Гриффин с его проницательными пронзительными синими глазами. Джиллиан снова начала злиться, и это смутило ее. Большой и грозный сержант Гриффин... Она отогнала эти мысли, сконцентрировав внимание на деле. — Мне сказали, что все сыщики, находящиеся в подчинении полиции штата, работают над этим делом. И следующим шагом в расследовании станет проверка состояния наших финансовых документов на предмет каких-либо необычных трат.
Мистер Песатуро возбужденно выкатил глаза:
— Слава Богу хоть тут повезло. У меня нет никаких необычных трат. У меня закладная на дом и двое детей. На это все и уходит.
— Как я понимаю, они захотят также побеседовать и с вашим братом, — заметила Джиллиан. — Я имею в виду дядюшку Винни.
Улыбка слиняла с лица миссис Песатуро. Она отпрянула от мужа и острым взглядом уставилась на него.
— Том?
— О, ради Бога, оставь ты это. Пускай себе говорят с Винни. Его это ничуть не обеспокоит.
Тогда миссис Песатуро перевела внимательный взгляд на гостью. Из дальнего конца коридора до Джиллиан доносился голос Мег, сопровождаемый чьим-то тоненьким, потешным хихиканьем. Это девушка разговаривала со своей младшей сестренкой Молли. Вот и новый взрыв смеха прокатился по коридору.
— А вас обеспокоит? — внезапно напрямик обратился Том к Джиллиан. Та была отнюдь не дура. Она понимала все оттенки этого вопроса.
— У меня все в порядке.
— Потому что, знаете, если вам что-то понадобится...
Джиллиан улыбнулась. По-своему мистер Песатуро был славным и любезным человеком. У него это прозвучало почти заманчиво, но стоявшие перед ней проблемы были совсем иного свойства. Вряд ли он поможет разобраться с ними. Теперь, хорошенько поразмыслив над вероятными последствиями гибели Эдди Комо, Джиллиан поняла, что через сутки — максимум двое — она вновь увидится с сержантом Гриффином. Жизнь станет хитрой и мудреной, полной подводных камней. Но, с другой стороны, когда она была простой?
— У меня все в порядке, — повторила она.
Мистер Песатуро, однако, оказался умнее, чем можно было предположить. Его лицо явно выражало сомнение.
— Знаете... Винни... у него много друзей.
— Понимаю. Кстати, кажется, у вашего брата и моей матери есть общие знакомые.
— Что, в самом деле?
— Вы не следите за музыкальной жизнью? Моя мать была когда-то профессиональной певицей. Пела блюз...
— Погодите-ка... Хейз. Оливия Хейз. Так это она? Она ваша мама?
— Ей будет приятно, что вы помните.
Том Песатуро был явно впечатлен. Откинувшись назад, он обратился к жене:
— Ну надо же — Оливия Хейз! Ты когда-нибудь слышала о ней? Такая прелестная крохотная пичужка, наверное, фунтов сто весом, никак не больше... А как запоет — того и гляди разнесет все вокруг. Мой отец все время слушал ее пластинки. Кажется, у меня на чердаке тоже припрятана пара винилов. Прекрасная, утонченная леди, красавица! — Он опять повернулся к Джиллиан: — А что с ней потом стало? Я уже много лет не слышу ее имени.
— Она удалилась на покой. — «Да, — подумала Джиллиан, — мама тогда сказала, что собирается наконец посвятить время своим дочерям. А потом с ней случился удар. Отказали ноги. Отказал голос. Хорошо хотя бы то, что семья не испытывает нужды в деньгах».
— Передавайте ей привет.
— Непременно передам.
— Винни просто рехнется, — вдруг расплылся в улыбке мистер Песатуро и гордо выпрямился. — Моя дочь дружит с дочерью Оливии Хейз! Мать честная, Винни помрет от зависти!
— Том... — Его жена, сделав большие глаза, выразительно посмотрела на супруга, реагируя на его лексику. Потом перевела смущенный взгляд на Джиллиан. Та улыбнулась. Ее искренне обрадовала реакция мистера Песатуро. Времена молодости ее матери и времена детства самой Джиллиан — то была навсегда ушедшая эпоха, которую уже мало кто помнил. Для маленькой Триш истории и легенды из жизни ночных клубов были любимыми рассказами. Например, рассказ о том вечере, когда ее мать пела для Синатры. О том, как потом Фрэнк позволил восьмилетней девчушке посидеть у него на колене. Джиллиан старалась как можно лучше донести эти рассказы, хотя даже для нее самой они уже расплывались в туманной дымке. Жизнь, протекавшая так давно... сейчас она казалась скорее далеким сном, чем реальностью.
В те давние времена у матери был голос. Теперь Джиллиан уже годами не слышит от нее даже незатейливого мурлыканья под нос.
Том Песатуро снова уселся поудобнее. Лицо его расслабилось, большие руки спокойно устроились на коленях. Родословная Джиллиан произвела эффект. Теперь они словно сделались старыми друзьями, и Том рад был принимать ее в своей гостиной. Забавно, но за этот последний год, за двенадцать месяцев, когда жизнь Джиллиан была тесно переплетена с жизнью Мег, она никогда не бывала у девушки в доме. Так же как и в доме у Кэрол. Следуя неписаному и не высказанному вслух, но молчаливо подразумеваемому неизменному правилу, их группа всегда сходилась в кафе или каких-то других публичных местах. Словно после всего, что было высказано ими друг другу, они уже не вынесли бы этой последней малости.
— Понимаете, я волновался! — с чуть извиняющейся интонацией признался Том Песатуро. — Когда услышал по телевизору новости и не мог нигде найти Мег... Я был просто сам не свой, у меня голова пошла кругом.
— Понимаю.
— У вас есть дети?
Джиллиан подумала о Триш, и перед ее мысленным взором предстали ясные голубые глаза сестры. Потом подумала о матери, парализованной и прикованной к инвалидному креслу.
— Нет.
— Это не так-то легко, иметь детей. Хочется уберечь их, обезопасить, чтобы все у них было в порядке, понимаете? Конечно, мечтаешь, чтобы они вышли в люди, в большой мир. Чтобы были сильными, чтобы ими можно было гордиться. Но больше всего хочется, чтобы с ними не случилось ничего плохого. Чтобы они были счастливы. Чтобы у них было все хорошо, все нормально.
— У нее все нормально, — умиротворяюще пробормотала миссис Песатуро. — Они у нас обе молодцом.
— Если бы я только мог быть там в ту ночь... Вот что меня убивает, понимаете? Этот Комо... — Мистер Песатуро сплюнул. — Он ведь даже не очень крупный. Окажись я там, уж и насыпал бы я ему соли на хвост, уж и надрал бы его поганую испанскую задницу.
У Джиллиан перед глазами возникла погруженная во тьму квартирка. Недвижное тело сестры на кровати. И те железные руки, схватившие ее сзади.
— Мне тоже жаль, что вас там не было, — сказала она.
— Ну да что теперь, дело прошлое. Уже и то слава Богу, что этот человек мертв. И мне сейчас гораздо спокойнее. Послушайте, — голова его дернулась вверх, — как вы думаете, у Мег теперь все будет в порядке?
Джиллиан озадаченно посмотрела на него:
— По-моему, у Мег и так все в порядке.
— Нет, нет. Начнет возвращаться память... вернется прошлое... и все такое. Понимаете?
— Нет... не уверена. Я, право, плохо разбираюсь в амнезии.
— А она с вами не говорит? Никогда ничего не рассказывает?
— Что вы имеете в виду?
— Да эту ее амнезию. О том, что этот вонючий козел с ней сделал. Разве вы, девушки, не толкуете между собой о таких вещах? За чашкой кофе или еще как?
— Мистер Песатуро... — начала было Джиллиан, но Лори Песатуро опередила ее:
— Том, замолчи.
— А что такого? — заморгал, повернувшись к жене, отец Мег.
— Джиллиан не станет рассказывать тебе об умонастроении нашей дочери. Если хочешь узнать, что думает Мег, спроси ее сам.
— Я просто поинтересовался, что тут такого? — возразил Том, но под огнем критических взглядов жены уныло повесил свою большую голову. Джиллиан стало немного жаль его.
— Во всеуслышание заявляю, — обратилась она к нему. — На мой взгляд, Мег делает замечательные успехи. Она сильная молодая леди, мистер Песатуро. Вы можете гордиться ею.
— А я и горжусь!
— Разве? Или, скорее, боитесь за нее?
— Эй, послушайте! — Мистеру Песатуро совсем не понравились эти слова. Но, столкнувшись с устремленным на него твердым взглядом Джиллиан и не менее пристальным взглядом жены, он опять сник. — Я отец, — пробормотал Том. — Отцам положено оберегать своих дочерей. Тут ничего плохого.
— Ей уже двадцать, — напомнила Лори.
— Все равно слишком молода.
— Том, ведь уже несколько лет... — сказала Лори, и Джиллиан не поняла, о чем это она. Может, хотела сказать: месяцев?
— Да, и это счастье, что она сейчас в таком состоянии, — отозвался мистер Песатуро.
— Это несправедливо.
— Кому ты это говоришь?
Джиллиан почувствовала себя лишней, что, вероятно, отразилось у нее на лице, потому что мистер и миссис Песатуро внезапно умолкли на полуслове. Они посмотрели на гостью, переглянулись, и разговор оборвался.
— Ну, мне пора, — сказала Джиллиан, поскольку молчание затянулось. Родители Мег не поднялись с диванчика.
— Спасибо, что привезли Мег домой, — промолвила миссис Песатуро. — О ее машине мы сами позаботимся.
— А шампанское... Понимаете, в тот момент это показалось нам хорошей идеей.
Миссис Песатуро улыбнулась:
— День выдался непростой, не правда ли?
— Да, — согласилась Джиллиан, и почему-то в этот момент ей захотелось заплакать. Она взяла себя в руки. Нервы были напряжены с самого утра, а разговор с глазу на глаз с сержантом Гриффином только обострил это состояние. Однако ее нервная усталость сейчас не самое главное. Вполне возможно, что за дверями снова поджидают репортеры со своими камерами. Необходимо держать на лице маску. К тому же надо сберечь побольше сил — и моральных, и физических — для того момента, когда она вернется домой. Там ее мать, пораженная афазией, вероятно, уже услышала вечерние новости и теперь листает свою специальную книжку с условными знаками в поисках образов, которые могли бы выразить что-то вроде: «Убийца моей дочери умер сегодня, и я чувствую...»
В гостиную вернулась Мег.
— Пойдем я провожу тебя, — сказала она Джиллиан.
Джиллиан последовала за ней по узкому коридору. Маленькая сестренка Мег таращилась на них из-за угла — копна темных кудряшек и огромные глаза газели. Триш, подумала Джиллиан. Ей захотелось поскорее выбраться из этого дома.
Мег открыла дверь, и Джиллиан неприятно поразило, что снаружи уже темно. В лицо ударил холодный осенний ветер. Улица казалась длинной и пустой. Ни одного репортера не было в поле зрения, и это, с одной стороны, наполнило Джиллиан благодарным чувством, с другой, усилило тревогу. Где-то сейчас все эти слепящие вспышки и автоматные очереди вопросов? Как быстро и незаметно пролетел день. Куда он улетучился? Уже сильно смеркалось, очертания предметов расплывались в надвигающейся на город темноте.