Страница:
Узники будут скованы общей цепью, как рабы в кандалах.
Большинство — в одежде цвета хаки или синих тюремных робах. Но Эдди Комо будет одет не так, как другие. Киллер знал, что на первый день своего судебного процесса Эдди явится в костюме...
Джерси подождал, пока судебный пристав не пролает приказ выходить из фургона. Почувствовал, как его прошиб первый легкий пот. Но не вскочил, не вскинул голову. И рука его все еще не сжимала курка.
Два десятка журналистов и операторов через улицу. Двадцать репортеров, изготовившихся перед большим рывком, в вечном ожидании своего счастливого часа...
— Обеспечить безопасность площадки! Открыть дверь! Джерси услышал лязг металла — это отъехала в сторону дверца фургона. Услышал шлепанье первой резиновой подошвы о каменные плиты внутреннего дворика...
Раз, два, три, четыре, пять...
Как подброшенный Джерси вскочил с колен и взял ракурс в двадцать два градуса к вертикали. Поиск, поиск...
Из фургона показалась темная голова Эдди Комо. Взгляд его был устремлен вперед, на дверь здания суда, плечи опущены. Он сделал три медленных, шаркающих шага...
И тут Джерси снес ему макушку. Какую-то долю секунды Эдди продолжал стоять, поскольку был скован с двумя сотоварищами. В следующее мгновение он, складываясь пополам, начал тихо заваливаться, а потом камнем рухнул на графитно-серые плиты.
Бросив свою незарегистрированную, купленную на черном рынке винтовку, Джерси кинулся бежать.
Обостренное сознание воспринимало одновременно множество вещей. Ощущение солнца на лице. Запах бездымного пороха в воздухе. Шум города, начинающего новую трудовую неделю, с его рычащими моторами и скрипящими тормозами. А затем как запоздалая реакция — пронзительные вскрики людей.
— Снайпер! Снайпер!
— Ложись! Ложись!
— Вон он! Вон! На крыше!
Джерси улыбался. Джерси чувствовал себя отлично. Он пробирался через крышу здания суда; резиновые подошвы альпинистских ботинок уверенно нащупывали точки опоры. Джерси повернул за угол, огибая центральную башню с часами, поднимающуюся еще на несколько этажей. «Сейчас вы меня еще видите. А сейчас — уже нет».
Прогремели выстрелы. Несколько чрезмерно ретивых судебных приставов изо всех сил палили по недоступному их взору врагу.
Улыбка Джерси расцветала все больше. Он довольно мурлыкал себе под нос, сдирая перчатки и отбрасывая их за спину. Вот он уже почти у двери, ведущей с крыши. Ухватив левой рукой верхний из своих черных комбинезонов, Джерси с треском расстегнул кнопки. Еще через три секунды оба комбинезона последовали за уже ненужными винтовкой и перчатками. Еще через пять секунд Джерси заменил ботинки скалолаза итальянскими мокасинами, начищенными до блеска. Теперь надо только подобрать оставленный возле башенной двери черный кожаный кейс-атташе. Ночью в этом кейсе хранилась разобранная на части винтовка «AR-15». Сегодня утром в нем лежали лишь деловые бумаги.
Превращение первоклассного снайпера в обычного, ничем не примечательного мужчину в цивильном костюме осуществилось менее чем за пять минут.
Джерси потянул на себя дверь. Нынешней ночью он защемил замок куском проволоки — так, чтобы сегодня можно было моментально отпереть его. Через несколько секунд Джерси, уже сбежав по ступеням, влился в поток служащих; еще один издерганный юрист, слишком занятый своими заботами, чтобы встречаться с кем-то взглядом.
Мимо проносились охранники и судебные приставы. Люди внутри здания растерянно озирались, все отчетливее осознавая, что произошло нечто из ряда вон выходящее, но не понимая, что именно. Целеустремленно шагающий своим маршрутом Джерси, следуя их примеру, тоже придал лицу озадаченное выражение.
Еще один затянутый в серую форму судебный пристав на спринтерской скорости бежал навстречу. На поясе у мужчины надрывалось радиопереговорное устройство, из него неслись взволнованные голоса. На бегу он сильно толкнул Джерси в плечо. «Простите», — поспешно и бессвязно пробормотал киллер, и чиновник пронесся дальше, направляясь к лестнице, ведущей на крышу.
— Что случилось? — спросила идущая рядом с Джерси дама.
— Сам не знаю, — ответил он. — Должно быть, что-то скверное.
Они обменялись энергичными кивками. А тридцать две секунды спустя Джерси уже вышел из парадной двери, свернул налево и по круто уходящей вниз Колледж-стрит двинулся обратно, в сторону Мемориального парка. Теперь, оказавшись уже на финишной прямой, он снова начал тихонько мурлыкать себе под нос. Даже если какой-нибудь полицейский офицер остановит его, ну и что этот офицер найдет? При Джерси не было ни оружия, ни следов пороха на руках или одежде. Он был просто бизнесменом и всегда имел при себе надежное удостоверение личности.
Громкий, пронзительный вой полицейских сирен рассек пространство, перекрывая городской шум. Город был невелик, и штаб-квартира управления полиции Провиденса тоже располагалась в старом городе. Вскоре копы стекутся сюда со всех сторон, кордоны на дорогах — всего лишь вопрос времени. Джерси прибавил шагу, но остался при этом спокоен. Его вдумчивый, внимательный к мелочам клиент, несомненно, зная о кризисной ситуации с парковкой в центральной части Провиденса, прислал Джерси гостевой пропуск на стоянку машин при художественной школе. Эта площадка располагалась прямо через улицу. Копы будут там через две минуты. Джерси покинет ее уже через одну.
Рев сирен приближался. Джерси вошел на крохотную автостоянку в начале Колледж-стрит и Саут-Мейн, принадлежащую колледжу. Вынул ключ от арендованной им синей машины. Отпер дверцы, забросил внутрь кейс, скользнул на сиденье.
Спокойствие и самоконтроль. Это легкое задание. Здесь нет ничего такого, чего бы он не делал раньше. Ничего такого, с чем бы не мог справиться.
Джерси повернул ключ зажигания. И в тот же миг услышал щелчок.
Мгновенно его обдало леденящим холодом. Глаза Джерси расширились в непритворной растерянности. Но как же... как же его конспиративная тактика? Никто никогда не знал его имени. Он тоже не знал ничьих имен. Как же могло... как могло...
А затем взгляд его упал на гостевой парковочный пропуск, свисающий с зеркальца заднего вида, одинокий гостевой пропуск на миниатюрной городской стоянке, рассчитанной всего на двадцать машин.
Предусмотрительность его клиента...
Спокойствие и самоконтроль, беспомощно мелькнуло в голове у Джерси. Это легкое задание. Здесь нет ничего такого, чего бы он не делал раньше. Ничего такого, с чем бы не мог справиться.
Электрический ток из стартера машины достиг электрического включателя самодельной бомбы, и арендованная Джерси машина взлетела в яркое утреннее небо.
— Вы слышали? — спросил кто-то из подавальщиц.
Люди в шикарном ресторанчике переглянулись. Но едва они начали оправляться от первоначального легкого испуга, как в наступившую тишину ворвался резкий, неприятный звук сирен. Две полицейские машины на бешеной скорости пронеслись по улице. Вслед за ними проревела машина «скорой помощи».
— Должно быть, что-то произошло, — сказал кто-то.
— Что-то серьезное, — эхом отозвался другой клиент.
Три женщины, сидящие за маленьким столиком, притулившимся в дальнем углу, наконец подняли головы, отрываясь от своих громадных кружек чая, приправленного специями. Две были постарше, одна помоложе. Все три, появившись на пороге и войдя в зал, произвели небольшой ажиотаж. Сейчас они переглянулись. Затем одновременно, как по команде, отвели взгляды.
— Хотела бы я знать... — промолвила одна.
— Не надо, — отрезала вторая.
Больше они не произнесли ни слова.
До тех самых пор, как прибыли копы.
Глава 2
Глава 3
Большинство — в одежде цвета хаки или синих тюремных робах. Но Эдди Комо будет одет не так, как другие. Киллер знал, что на первый день своего судебного процесса Эдди явится в костюме...
Джерси подождал, пока судебный пристав не пролает приказ выходить из фургона. Почувствовал, как его прошиб первый легкий пот. Но не вскочил, не вскинул голову. И рука его все еще не сжимала курка.
Два десятка журналистов и операторов через улицу. Двадцать репортеров, изготовившихся перед большим рывком, в вечном ожидании своего счастливого часа...
— Обеспечить безопасность площадки! Открыть дверь! Джерси услышал лязг металла — это отъехала в сторону дверца фургона. Услышал шлепанье первой резиновой подошвы о каменные плиты внутреннего дворика...
Раз, два, три, четыре, пять...
Как подброшенный Джерси вскочил с колен и взял ракурс в двадцать два градуса к вертикали. Поиск, поиск...
Из фургона показалась темная голова Эдди Комо. Взгляд его был устремлен вперед, на дверь здания суда, плечи опущены. Он сделал три медленных, шаркающих шага...
И тут Джерси снес ему макушку. Какую-то долю секунды Эдди продолжал стоять, поскольку был скован с двумя сотоварищами. В следующее мгновение он, складываясь пополам, начал тихо заваливаться, а потом камнем рухнул на графитно-серые плиты.
Бросив свою незарегистрированную, купленную на черном рынке винтовку, Джерси кинулся бежать.
Обостренное сознание воспринимало одновременно множество вещей. Ощущение солнца на лице. Запах бездымного пороха в воздухе. Шум города, начинающего новую трудовую неделю, с его рычащими моторами и скрипящими тормозами. А затем как запоздалая реакция — пронзительные вскрики людей.
— Снайпер! Снайпер!
— Ложись! Ложись!
— Вон он! Вон! На крыше!
Джерси улыбался. Джерси чувствовал себя отлично. Он пробирался через крышу здания суда; резиновые подошвы альпинистских ботинок уверенно нащупывали точки опоры. Джерси повернул за угол, огибая центральную башню с часами, поднимающуюся еще на несколько этажей. «Сейчас вы меня еще видите. А сейчас — уже нет».
Прогремели выстрелы. Несколько чрезмерно ретивых судебных приставов изо всех сил палили по недоступному их взору врагу.
Улыбка Джерси расцветала все больше. Он довольно мурлыкал себе под нос, сдирая перчатки и отбрасывая их за спину. Вот он уже почти у двери, ведущей с крыши. Ухватив левой рукой верхний из своих черных комбинезонов, Джерси с треском расстегнул кнопки. Еще через три секунды оба комбинезона последовали за уже ненужными винтовкой и перчатками. Еще через пять секунд Джерси заменил ботинки скалолаза итальянскими мокасинами, начищенными до блеска. Теперь надо только подобрать оставленный возле башенной двери черный кожаный кейс-атташе. Ночью в этом кейсе хранилась разобранная на части винтовка «AR-15». Сегодня утром в нем лежали лишь деловые бумаги.
Превращение первоклассного снайпера в обычного, ничем не примечательного мужчину в цивильном костюме осуществилось менее чем за пять минут.
Джерси потянул на себя дверь. Нынешней ночью он защемил замок куском проволоки — так, чтобы сегодня можно было моментально отпереть его. Через несколько секунд Джерси, уже сбежав по ступеням, влился в поток служащих; еще один издерганный юрист, слишком занятый своими заботами, чтобы встречаться с кем-то взглядом.
Мимо проносились охранники и судебные приставы. Люди внутри здания растерянно озирались, все отчетливее осознавая, что произошло нечто из ряда вон выходящее, но не понимая, что именно. Целеустремленно шагающий своим маршрутом Джерси, следуя их примеру, тоже придал лицу озадаченное выражение.
Еще один затянутый в серую форму судебный пристав на спринтерской скорости бежал навстречу. На поясе у мужчины надрывалось радиопереговорное устройство, из него неслись взволнованные голоса. На бегу он сильно толкнул Джерси в плечо. «Простите», — поспешно и бессвязно пробормотал киллер, и чиновник пронесся дальше, направляясь к лестнице, ведущей на крышу.
— Что случилось? — спросила идущая рядом с Джерси дама.
— Сам не знаю, — ответил он. — Должно быть, что-то скверное.
Они обменялись энергичными кивками. А тридцать две секунды спустя Джерси уже вышел из парадной двери, свернул налево и по круто уходящей вниз Колледж-стрит двинулся обратно, в сторону Мемориального парка. Теперь, оказавшись уже на финишной прямой, он снова начал тихонько мурлыкать себе под нос. Даже если какой-нибудь полицейский офицер остановит его, ну и что этот офицер найдет? При Джерси не было ни оружия, ни следов пороха на руках или одежде. Он был просто бизнесменом и всегда имел при себе надежное удостоверение личности.
Громкий, пронзительный вой полицейских сирен рассек пространство, перекрывая городской шум. Город был невелик, и штаб-квартира управления полиции Провиденса тоже располагалась в старом городе. Вскоре копы стекутся сюда со всех сторон, кордоны на дорогах — всего лишь вопрос времени. Джерси прибавил шагу, но остался при этом спокоен. Его вдумчивый, внимательный к мелочам клиент, несомненно, зная о кризисной ситуации с парковкой в центральной части Провиденса, прислал Джерси гостевой пропуск на стоянку машин при художественной школе. Эта площадка располагалась прямо через улицу. Копы будут там через две минуты. Джерси покинет ее уже через одну.
Рев сирен приближался. Джерси вошел на крохотную автостоянку в начале Колледж-стрит и Саут-Мейн, принадлежащую колледжу. Вынул ключ от арендованной им синей машины. Отпер дверцы, забросил внутрь кейс, скользнул на сиденье.
Спокойствие и самоконтроль. Это легкое задание. Здесь нет ничего такого, чего бы он не делал раньше. Ничего такого, с чем бы не мог справиться.
Джерси повернул ключ зажигания. И в тот же миг услышал щелчок.
Мгновенно его обдало леденящим холодом. Глаза Джерси расширились в непритворной растерянности. Но как же... как же его конспиративная тактика? Никто никогда не знал его имени. Он тоже не знал ничьих имен. Как же могло... как могло...
А затем взгляд его упал на гостевой парковочный пропуск, свисающий с зеркальца заднего вида, одинокий гостевой пропуск на миниатюрной городской стоянке, рассчитанной всего на двадцать машин.
Предусмотрительность его клиента...
Спокойствие и самоконтроль, беспомощно мелькнуло в голове у Джерси. Это легкое задание. Здесь нет ничего такого, чего бы он не делал раньше. Ничего такого, с чем бы не мог справиться.
Электрический ток из стартера машины достиг электрического включателя самодельной бомбы, и арендованная Джерси машина взлетела в яркое утреннее небо.
* * *
В дюжине кварталов от места событий, на Хоуп-стрит, ухоженные посетители стильного, ультрамодного ресторана «Улица Надежды» (особый шик придавало ему написание названия строчными буквами по-французски) подняли головы от своего изысканно-декадентского бизнес-ленча в виде яиц «бенедикт» и тончайших французских тостов. Сидя за столиками в уютных полуотгороженных кабинках, они обвели взглядом сочный, нарочито грубо-приземленный интерьер, где стены имели цвет старинных медных котелков, а кабинки были отделаны в красных, серых, коричневых и баклажановых тонах. Звуки взрывов, хотя и слабые, слышались довольно отчетливо. Даже официантки, совершая привычный маршрут, на миг замерли со своими подносами.— Вы слышали? — спросил кто-то из подавальщиц.
Люди в шикарном ресторанчике переглянулись. Но едва они начали оправляться от первоначального легкого испуга, как в наступившую тишину ворвался резкий, неприятный звук сирен. Две полицейские машины на бешеной скорости пронеслись по улице. Вслед за ними проревела машина «скорой помощи».
— Должно быть, что-то произошло, — сказал кто-то.
— Что-то серьезное, — эхом отозвался другой клиент.
Три женщины, сидящие за маленьким столиком, притулившимся в дальнем углу, наконец подняли головы, отрываясь от своих громадных кружек чая, приправленного специями. Две были постарше, одна помоложе. Все три, появившись на пороге и войдя в зал, произвели небольшой ажиотаж. Сейчас они переглянулись. Затем одновременно, как по команде, отвели взгляды.
— Хотела бы я знать... — промолвила одна.
— Не надо, — отрезала вторая.
Больше они не произнесли ни слова.
До тех самых пор, как прибыли копы.
Глава 2
Гриффин
Утром в понедельник, в восемь часов тридцать одну минуту, детектив полиции штата Род-Айленд по городу Провиденсу сержант Роун Гриффин опаздывал на утреннюю летучку, назначенную на половину девятого. Это было нехорошо. Сегодня был его первый рабочий день после полуторагодового перерыва. Конечно же, ему следовало прийти точно к сроку. Черт побери, ему бы следовало прийти даже заранее! Появиться в штаб-квартире в четверть девятого, в полной боевой готовности, в безукоризненно отутюженном костюме, отдавая честь уверенными, отточенными движениями. «Вот он я, готов к службе!»
А потом...
— Добро пожаловать снова в наши ряды! — приветствовали бы они его. (С надеждой.)
— Спасибо, — ответил бы он. (Вероятно.)
— Как вы себя чувствуете? — спросили бы они. (С подозрением.)
— Хорошо, — ответил бы он. (С излишней готовностью.) А, черт! Хорошо — это очень глупый ответ. Уж слишком часто произносят это слово — для того чтобы так же часто ему верить. Ответь Гриффин «хорошо» — и они бы жестче, пристальнее уставились на него, стараясь прочесть что-то между строк. «Хорошо в том смысле, что ты готов открыть папку с делом, или же в том, что мы можем положиться на тебя, когда ты с заряженным огнестрельным оружием?» Это интересный вопрос.
Гриффин побарабанил пальцами по рулю машины и начал все сызнова.
— Добро пожаловать обратно! — скажут они.
— Приятно вернуться в строй, — ответит он.
— Как ваши дела? — спросят они.
— Уровень возбудимости в пределах нормы, — ответит он.
Нет. Никуда не годится. От одной перспективы такой псевдомедицинской болтовни ему захотелось надрать собственный зад. Забудь об этом. Надо было последовать совету отца и прийти в футболке с надписью: «Вам просто всем завидно, что я слышу голоса».
По крайней мере они могли бы все вместе хорошенько посмеяться.
Гриффин начал работать в полиции штата Род-Айленд шестнадцать лет назад. Он начал с того, что провел четыре суровых месяца в учебном лагере для новобранцев, изучая все: от хитрых приемов ухода от погони при вождении до умения вступить в рукопашный бой после того, как подвергся обработке перечным газом из газового баллончика. (Вам хочется понять, что такое боль? Если засыпать вам глаза перцем — это очень больно. Хотите понять, что такое самообладание? Самообладание означает, что ты продолжаешь стоять на том же месте, с готовностью ожидая, когда тебя опрыскают вторично.) После учебного лагеря Гриффин восемь лет носил форму, служа простым полицейским. Он способствовал пополнению казны штата, выписав немалое количество штрафных билетов водителям. Он помогал автомобилистам менять покрышки. Присутствовал при регистрировании чертовой прорвы дорожных аварий, в том числе слишком большого количества с участием детей. Потом Гриффин поступил в группу следователей по особо важным делам, начав со сбора секретной информации, где его усилия в одном крупном деле, над которым работало ФБР, снискали ему блестящую репутацию. Вслед за этим он работал над несколькими делами об отмывании денег, незаконном ввозе оружия, подделывании произведений искусства, над делами об убийствах. Возможно, Род-Айленд и не отличался ощутимым количеством убийств, но, как говаривали местные детективы, мог похвастаться их качеством.
Гриффин был хорошим детективом. Умным, смекалистым. Хитрым и практичным. Упрямым и настойчивым. Порой безжалостным. Иногда с чудинкой. Эта закваска была у него в крови. Дед Гриффина, тертый, видавший виды нью-йоркский коп, потерял здоровье на этой работе. Отец был шерифом в Северном Кенсингтоне. Двое его братьев сейчас служили судебными приставами штата. Когда несколько лет назад, на туристическом маршруте в Нью-Гемпшире, Гриффин познакомился с Сильвией, впервые заглянул в ее глаза и, как удар молнии, ощутил ее улыбку, он сразу же — прежде чем представиться и даже поздороваться — выпалил, запинаясь: «Я коп». К счастью для него, Синди поняла.
Гриффин был хорошим сыщиком. Сослуживцы любили с ним работать. Средствам массовой информации нравилось следить за его карьерой. Он был приглашен в эфир телепрограммы Дэйва Леттермана[9], когда полиция штата Род-Айленд завоевала общенациональную награду за лучшую униформу. Гриффин возглавлял полицейскую операцию, в результате которой была прекращена деятельность крупной банды, занимавшейся угоном автомобилей, — о чем прокричал с обложки «Провиденс джорнал». Гриффина даже назначили в специальную комиссию при губернаторе, занимавшуюся вопросами поддержания порядка и безопасности в жилых районах; возможно, потому, что с тех пор, как он с важным видом расхаживал в съемочном павильоне у Леттермана, маленькие пожилые леди всегда справлялись о нем и вызывали только его. «Синеглазый полицейский» — именно так окрестил Гриффина «Провиденс джорнал», и его коллеги-детективы явно превратили это в слоган на майке.
Два с половиной года назад в Уэйкфилде стали бесследно исчезать дети. Когда пропал уже третий ребенок и ясно обрисовался образ действий объявившегося здесь пожирателя детей, ни у кого не возникло сомнения, что именно Гриффин должен возглавить расследование. Он помнит, как был взволнован, выходя с того совещания. Он помнит тогдашнее бурление адреналина в жилах, охотничью гибкость изготовившихся мускулов, терпкое, пьянящее чувство, возникающее у него всякий раз, как вновь начиналась погоня.
За два дня до этого Синди отправилась на плановое медицинское обследование. Полугодом раньше дела обстояли между плохим и очень плохим. А одиннадцатью месяцами раньше Гриффин впервые узнал, как выглядит черная бездна отчаяния.
Для официального протокола, забегая вперед, следует отметить: он все-таки поймал того сукина сына... Так, для сведения, справедливости ради...
На развилке шоссе номер шесть Гриффин свернул влево, взяв курс на север. Теперь он находился в пяти минутах езды от штаб-квартиры управления полиции штата. Гриффин вел машину вдоль гигантского водохранилища, и направо глазам открывалось широкое водное пространство, а налево — весело круглящиеся зеленые холмы. Скоро навстречу начнут попадаться любители бега трусцой, совершающие утреннюю пробежку. Потом пойдет комплекс зданий, относящихся к полицейским структурам штата. Первым делом — плоское, уродливое коричневое строение, образца шестидесятых годов, в котором располагается служба поддержки следствия. Затем на заднем плане появится огромная серая, похожая на сарай постройка, дающая представление о том, какой вид имела когда-то вся соответствующая недвижимость. И наконец — здание самой штаб-квартиры, красивый старый полудворец белого цвета, с изящной резной лестницей и широкими окнами-эркерами, из которых открывалась еще более широкая панорама холмов. Новички называли его Белым домом, то есть местом, где заседали важные персоны.
Вот черт! Оказывается, он скучал по всему этому. Проклятие!
— Добро пожаловать, Гриффин, — скажут они.
— Спасибо, — ответит он.
— Как себя чувствуете? — спросят они.
И он ответит...
Слева, по узкой дорожке, с противным ревом промчался мимо синий полицейский «форд-таурус», посверкивая красными мигалками. За ним, тоже визжа сиренами, проследовали еще две машины, уже без полицейской раскраски. Что за черт?
Гриффин свернул к стоянке машин полицейского управления в тот момент, когда из здания службы поддержки высыпали детективы и наперегонки помчались за своим боевым оружием. Он узнал двоих парней из отдела идентификации: Джека Каппелли и Джека Нидема, иначе называемых Джек-и-Джек; они забирались в большой серый вэн, оснащенный всем необходимым для проведения криминологической экспертизы на месте преступления. Усевшись и врубив габаритные огни, они пулей вылетели со стоянки — только их и видели.
Гриффин подъехал к зданию службы поддержки. Не успел он заглушить мотор, как в стекло ему уже барабанила лейтенант Марси Морелли из отдела расследования особо тяжких преступлений.
— Лейтенант! — Гриффин вскинул было руку, отдавая честь, но Морелли оборвала его:
— Только что звонили из городской полиции и доложили о снайпере и о крупном взрыве возле судебного комплекса. Технические эксперты и начальник пожарной охраны штата берут на себя взрыв. Наша задача — разобраться с убийством. На это брошены все подразделения.
— Убийство у здания суда? — Брови Гриффина изумленно взлетели вверх. Неужто такое возможно?
— Вы ведь следили за делом Комо? Похоже, кому-то не хватило терпения дождаться начала процесса. Хуже того, представители СМИ уже давно там, они фиксировали все как до, так и после. А что, если часов в одиннадцать уже появится фильм? Как вам такое?
— Кто-то там, в небесной канцелярии, настроен против вас, лейтенант.
— Не время для шуток. Видите ли, что бы там сейчас ни произошло, мы понимаем: это будет крупное дело. Я уже запросила у начальника следственного отдела дополнительные ресурсы. Кроме того, хочу, чтобы все детективы из отдела особо тяжких преступлений отправились туда как можно скорее. Патрульные полицейские займутся поиском свидетелей, но нужно, чтобы вы, ребята, взяли на себя первоначальные опросы. Выясните, когда, где, почему и как. Передайте это по радиосвязи каждому патрульному полицейскому в тамошней округе. Так, чтобы те хорошенько прочесали все в поисках снайпера и, черт подери, как можно скорее схватили этого типа. Ну да вы сами знаете, как это делается, не мне вам объяснять. — Морелли умолкла, чтобы перевести дух. Но тут глаза ее сощурились, потому что она впервые по-настоящему разглядела сидящего в машине человека. — Господи, Гриффин, а я-то думала, вы проводили время за рыбалкой или чем-то подобным.
— Ну да, в общем. И еще немного — за поднятием тяжестей. — Он скромно пожал плечами.
— Н-да.
— Ну и бегал немного.
— Н-да.
— Ну ладно, еще бокс.
Лейтенант взирала на него широко раскрытыми от изумления глазами. Последний год своего полуторагодового лечебного отпуска Гриффин овладевал искусством психологической сублимации. Иными словами — преобразовал непродуктивное состояние нервного стресса в полезный продукт. Он сильно преуспел в этом. Гриффин мог пробежать десять миль, преодолевая каждую за пять минут. Мог боксировать по шестнадцать раундов. Мог выжать «вольво».
Его тело было в отличной форме. Лицо, правда, еще сохраняло излишнюю жесткость и суровость — лицо человека, скверно спящего по ночам. Однако физически... С физической точки зрения худой, жилистый Гриффин являл собой превосходно действующую машину.
Лейтенант выпрямилась.
— Ну что ж, — бодро произнесла она. — Босс уже в пути. Так что приступайте к делу, сержант. И помните: на нас нацелены всего какие-нибудь сто камер, фиксирующие каждый наш шаг.
Лейтенант Морелли бегом припустила дальше. Гриффин еще секунду посидел неподвижно, в некотором оцепенении. «Мой уровень возбудимости в пределах нормы», — тупо подумал он. — А, да что там! Вернулся — так давай работай! — Гриффин щелкнул, включая габариты, и присоединяясь к своим коллегам-офицерам, ревя мотором, устремился в сторону Провиденса.
А потом...
— Добро пожаловать снова в наши ряды! — приветствовали бы они его. (С надеждой.)
— Спасибо, — ответил бы он. (Вероятно.)
— Как вы себя чувствуете? — спросили бы они. (С подозрением.)
— Хорошо, — ответил бы он. (С излишней готовностью.) А, черт! Хорошо — это очень глупый ответ. Уж слишком часто произносят это слово — для того чтобы так же часто ему верить. Ответь Гриффин «хорошо» — и они бы жестче, пристальнее уставились на него, стараясь прочесть что-то между строк. «Хорошо в том смысле, что ты готов открыть папку с делом, или же в том, что мы можем положиться на тебя, когда ты с заряженным огнестрельным оружием?» Это интересный вопрос.
Гриффин побарабанил пальцами по рулю машины и начал все сызнова.
— Добро пожаловать обратно! — скажут они.
— Приятно вернуться в строй, — ответит он.
— Как ваши дела? — спросят они.
— Уровень возбудимости в пределах нормы, — ответит он.
Нет. Никуда не годится. От одной перспективы такой псевдомедицинской болтовни ему захотелось надрать собственный зад. Забудь об этом. Надо было последовать совету отца и прийти в футболке с надписью: «Вам просто всем завидно, что я слышу голоса».
По крайней мере они могли бы все вместе хорошенько посмеяться.
Гриффин начал работать в полиции штата Род-Айленд шестнадцать лет назад. Он начал с того, что провел четыре суровых месяца в учебном лагере для новобранцев, изучая все: от хитрых приемов ухода от погони при вождении до умения вступить в рукопашный бой после того, как подвергся обработке перечным газом из газового баллончика. (Вам хочется понять, что такое боль? Если засыпать вам глаза перцем — это очень больно. Хотите понять, что такое самообладание? Самообладание означает, что ты продолжаешь стоять на том же месте, с готовностью ожидая, когда тебя опрыскают вторично.) После учебного лагеря Гриффин восемь лет носил форму, служа простым полицейским. Он способствовал пополнению казны штата, выписав немалое количество штрафных билетов водителям. Он помогал автомобилистам менять покрышки. Присутствовал при регистрировании чертовой прорвы дорожных аварий, в том числе слишком большого количества с участием детей. Потом Гриффин поступил в группу следователей по особо важным делам, начав со сбора секретной информации, где его усилия в одном крупном деле, над которым работало ФБР, снискали ему блестящую репутацию. Вслед за этим он работал над несколькими делами об отмывании денег, незаконном ввозе оружия, подделывании произведений искусства, над делами об убийствах. Возможно, Род-Айленд и не отличался ощутимым количеством убийств, но, как говаривали местные детективы, мог похвастаться их качеством.
Гриффин был хорошим детективом. Умным, смекалистым. Хитрым и практичным. Упрямым и настойчивым. Порой безжалостным. Иногда с чудинкой. Эта закваска была у него в крови. Дед Гриффина, тертый, видавший виды нью-йоркский коп, потерял здоровье на этой работе. Отец был шерифом в Северном Кенсингтоне. Двое его братьев сейчас служили судебными приставами штата. Когда несколько лет назад, на туристическом маршруте в Нью-Гемпшире, Гриффин познакомился с Сильвией, впервые заглянул в ее глаза и, как удар молнии, ощутил ее улыбку, он сразу же — прежде чем представиться и даже поздороваться — выпалил, запинаясь: «Я коп». К счастью для него, Синди поняла.
Гриффин был хорошим сыщиком. Сослуживцы любили с ним работать. Средствам массовой информации нравилось следить за его карьерой. Он был приглашен в эфир телепрограммы Дэйва Леттермана[9], когда полиция штата Род-Айленд завоевала общенациональную награду за лучшую униформу. Гриффин возглавлял полицейскую операцию, в результате которой была прекращена деятельность крупной банды, занимавшейся угоном автомобилей, — о чем прокричал с обложки «Провиденс джорнал». Гриффина даже назначили в специальную комиссию при губернаторе, занимавшуюся вопросами поддержания порядка и безопасности в жилых районах; возможно, потому, что с тех пор, как он с важным видом расхаживал в съемочном павильоне у Леттермана, маленькие пожилые леди всегда справлялись о нем и вызывали только его. «Синеглазый полицейский» — именно так окрестил Гриффина «Провиденс джорнал», и его коллеги-детективы явно превратили это в слоган на майке.
Два с половиной года назад в Уэйкфилде стали бесследно исчезать дети. Когда пропал уже третий ребенок и ясно обрисовался образ действий объявившегося здесь пожирателя детей, ни у кого не возникло сомнения, что именно Гриффин должен возглавить расследование. Он помнит, как был взволнован, выходя с того совещания. Он помнит тогдашнее бурление адреналина в жилах, охотничью гибкость изготовившихся мускулов, терпкое, пьянящее чувство, возникающее у него всякий раз, как вновь начиналась погоня.
За два дня до этого Синди отправилась на плановое медицинское обследование. Полугодом раньше дела обстояли между плохим и очень плохим. А одиннадцатью месяцами раньше Гриффин впервые узнал, как выглядит черная бездна отчаяния.
Для официального протокола, забегая вперед, следует отметить: он все-таки поймал того сукина сына... Так, для сведения, справедливости ради...
На развилке шоссе номер шесть Гриффин свернул влево, взяв курс на север. Теперь он находился в пяти минутах езды от штаб-квартиры управления полиции штата. Гриффин вел машину вдоль гигантского водохранилища, и направо глазам открывалось широкое водное пространство, а налево — весело круглящиеся зеленые холмы. Скоро навстречу начнут попадаться любители бега трусцой, совершающие утреннюю пробежку. Потом пойдет комплекс зданий, относящихся к полицейским структурам штата. Первым делом — плоское, уродливое коричневое строение, образца шестидесятых годов, в котором располагается служба поддержки следствия. Затем на заднем плане появится огромная серая, похожая на сарай постройка, дающая представление о том, какой вид имела когда-то вся соответствующая недвижимость. И наконец — здание самой штаб-квартиры, красивый старый полудворец белого цвета, с изящной резной лестницей и широкими окнами-эркерами, из которых открывалась еще более широкая панорама холмов. Новички называли его Белым домом, то есть местом, где заседали важные персоны.
Вот черт! Оказывается, он скучал по всему этому. Проклятие!
— Добро пожаловать, Гриффин, — скажут они.
— Спасибо, — ответит он.
— Как себя чувствуете? — спросят они.
И он ответит...
Слева, по узкой дорожке, с противным ревом промчался мимо синий полицейский «форд-таурус», посверкивая красными мигалками. За ним, тоже визжа сиренами, проследовали еще две машины, уже без полицейской раскраски. Что за черт?
Гриффин свернул к стоянке машин полицейского управления в тот момент, когда из здания службы поддержки высыпали детективы и наперегонки помчались за своим боевым оружием. Он узнал двоих парней из отдела идентификации: Джека Каппелли и Джека Нидема, иначе называемых Джек-и-Джек; они забирались в большой серый вэн, оснащенный всем необходимым для проведения криминологической экспертизы на месте преступления. Усевшись и врубив габаритные огни, они пулей вылетели со стоянки — только их и видели.
Гриффин подъехал к зданию службы поддержки. Не успел он заглушить мотор, как в стекло ему уже барабанила лейтенант Марси Морелли из отдела расследования особо тяжких преступлений.
— Лейтенант! — Гриффин вскинул было руку, отдавая честь, но Морелли оборвала его:
— Только что звонили из городской полиции и доложили о снайпере и о крупном взрыве возле судебного комплекса. Технические эксперты и начальник пожарной охраны штата берут на себя взрыв. Наша задача — разобраться с убийством. На это брошены все подразделения.
— Убийство у здания суда? — Брови Гриффина изумленно взлетели вверх. Неужто такое возможно?
— Вы ведь следили за делом Комо? Похоже, кому-то не хватило терпения дождаться начала процесса. Хуже того, представители СМИ уже давно там, они фиксировали все как до, так и после. А что, если часов в одиннадцать уже появится фильм? Как вам такое?
— Кто-то там, в небесной канцелярии, настроен против вас, лейтенант.
— Не время для шуток. Видите ли, что бы там сейчас ни произошло, мы понимаем: это будет крупное дело. Я уже запросила у начальника следственного отдела дополнительные ресурсы. Кроме того, хочу, чтобы все детективы из отдела особо тяжких преступлений отправились туда как можно скорее. Патрульные полицейские займутся поиском свидетелей, но нужно, чтобы вы, ребята, взяли на себя первоначальные опросы. Выясните, когда, где, почему и как. Передайте это по радиосвязи каждому патрульному полицейскому в тамошней округе. Так, чтобы те хорошенько прочесали все в поисках снайпера и, черт подери, как можно скорее схватили этого типа. Ну да вы сами знаете, как это делается, не мне вам объяснять. — Морелли умолкла, чтобы перевести дух. Но тут глаза ее сощурились, потому что она впервые по-настоящему разглядела сидящего в машине человека. — Господи, Гриффин, а я-то думала, вы проводили время за рыбалкой или чем-то подобным.
— Ну да, в общем. И еще немного — за поднятием тяжестей. — Он скромно пожал плечами.
— Н-да.
— Ну и бегал немного.
— Н-да.
— Ну ладно, еще бокс.
Лейтенант взирала на него широко раскрытыми от изумления глазами. Последний год своего полуторагодового лечебного отпуска Гриффин овладевал искусством психологической сублимации. Иными словами — преобразовал непродуктивное состояние нервного стресса в полезный продукт. Он сильно преуспел в этом. Гриффин мог пробежать десять миль, преодолевая каждую за пять минут. Мог боксировать по шестнадцать раундов. Мог выжать «вольво».
Его тело было в отличной форме. Лицо, правда, еще сохраняло излишнюю жесткость и суровость — лицо человека, скверно спящего по ночам. Однако физически... С физической точки зрения худой, жилистый Гриффин являл собой превосходно действующую машину.
Лейтенант выпрямилась.
— Ну что ж, — бодро произнесла она. — Босс уже в пути. Так что приступайте к делу, сержант. И помните: на нас нацелены всего какие-нибудь сто камер, фиксирующие каждый наш шаг.
Лейтенант Морелли бегом припустила дальше. Гриффин еще секунду посидел неподвижно, в некотором оцепенении. «Мой уровень возбудимости в пределах нормы», — тупо подумал он. — А, да что там! Вернулся — так давай работай! — Гриффин щелкнул, включая габариты, и присоединяясь к своим коллегам-офицерам, ревя мотором, устремился в сторону Провиденса.
Глава 3
Джиллиан
Она едет на машине навестить сестру. Задержалась на работе, опаздывает на час, и вот теперь гонит вовсю. Движение на улицах, конечно, ужасно, проехать невозможно. Вот еще одна авария на 195-м шоссе — разве хоть раз обходится без аварии? Джиллиан размышляет о тех вещах, которые ей предстоит сделать, — они ждут своей очереди. Анализ притока наличности за первое полугодие. Перспективная оценка притока наличности на следующее полугодие. Подборка газетных материалов из архива для Роджера. Пробные оттиски для Клер.
Сегодня ей на работу позвонила Топпи и сказала, что Либби в последнее время неважно себя чувствует. Попросила не задерживаться слишком надолго.
Джиллиан ведет машину, направляясь к дому сестры, но голова у нее забита другими вещами. Она не испытывает радостного предвкушения от того, что ей предстоит обедать вместе с Триш. Просто обед этот — еще один пункт в длинном перечне необходимых дел, и где-то в глубине души это вызывает у нее тоскливое ощущение неправильности, смутное чувство вины. Она утратила перспективу. По ее недосмотру жизнь каким-то образом утекает между пальцев. Впрочем, остальная часть ее сознания слишком занята, чтобы переживать из-за этого.
У нее масса серьезных обязанностей и важных обязательств. Она человек деловой и ответственный.
Триш уехала учиться в колледж. Это первая квартира, которую сестра снимает самостоятельно, — маленькая, тесная, но уютная, потому что полностью своя, целиком обустроенная по собственному вкусу. У Триш новые друзья, новая жизнь, новые цели. На прошлой неделе она взволнованно поведала Джиллиан, что мечтает стать драматургом. До этого ей хотелось посвятить себя системам коммуникаций. Еще раньше — заниматься исследованием английской словесности. Триш юная, красивая, талантливая. Мир для нее — как устрица, которую надо вскрыть, чтобы добыть свою жемчужину, и Джиллиан не сомневается, что Триш найдет себя в этом мире и воплотит свои мечты.
Но почему-то мысли об этом причиняют Джиллиан какую-то странную душевную боль. Она и сама этого не понимает. Эти мысли то возносят ее ввысь, то придавливают к земле. С одной стороны, она суррогатная мать своей сестры, гордая достижениями ребенка. С другой — усталая, замотанная старшая сестра, ощущающая вечную, ноющую муку ревности, когда нет повода ревновать. Да, ее стезя была тяжелее. И в свои девятнадцать лет она никогда не была такой вот уверенной и беззаботной. У нее никогда не было возможности жить самостоятельно, для себя — даже сейчас ее нет. Но она закончила колледж, упорным трудом заслужила диплом профессионала. В свои тридцать шесть лет неплохо заправляет собственным рекламным агентством. Всем распоряжается, за все отвечает, все на ней. Она не приносила себя в жертву матери и сестре. Она тоже выстроила свою жизнь по собственной модели.
И тем не менее...
В последнее время для нее стало нелегким делом навещать Триш. Джиллиан делает это далеко не так часто, как следовало бы.
Она объезжает Тейер-стрит, высматривая, где бы припарковаться. Идет третья неделя мая, вечер, солнце уже садится, и тротуары запружены студентами, проходящими летний курс в университете Брауна. Они толпами шатаются возле ресторанчика «Старбакс»[10], вокруг магазинов «Гэп»[11], «Аберкромби и Фитц». Джиллиан все еще немного тревожит то, что Триш живет одна. Особенно после недавних сообщений о двух изнасилованиях — последнее произошло не далее как две недели назад. Правда, хотя первый случай и имел место в студенческом городке, на территории колледжа, однако второй жертвой — тоже в собственном доме! — стала владелица какого-то шикарного особняка.
Триш знает об этих нападениях. Они с ней даже обсуждали это на прошлой неделе. Некоторые ее подруги начали носить с собой в качестве средства самообороны баллончики с перечным газом. Триш тоже купила такой баллончик. А кроме того, проверила надежность замков в своей квартире. Ее квартира действительно вполне безопасна, хорошо защищена от проникновения. Небольшая студия в цокольном этаже, окна маленькие и расположены высоко. В такое окно не забраться взрослому мужчине. Кроме того, подписывая в прошлом году договор аренды, Триш укрепила двери специальным замком засовного типа. Замок имеет отдельный ключ для того, чтобы войти, отдельный — чтобы выйти; по общему мнению, это один из лучших замков, какой только можно купить.
— Все со мной будет нормально, — заявила сестре Триш тем сердитым, раздраженным тоном, который так хорошо удается тинейджерам. — Бога ради! Я прошла два курса самообороны!
Наконец Джиллиан находит пятачок, куда втиснуть машину — далеко в глубине Энджел-стрит. Теперь ей придется совершить небольшую пешую прогулку до квартиры Триш, но, учитывая ситуацию с парковкой в Провиденсе, в этом нет ничего необычного. К тому же сумерки напоены весенним ароматом, и совсем недурственно немного размять ноги.
У Джиллиан нет газового баллончика. Она размышляет на эту тему, запирая дверцу своего золотистого «лексуса». Поэтому взамен женщина делает, как показывали по телевизору: сжимает в кулаке ключи от машины — так, чтобы самый большой ключ торчал между костяшками пальцев, на манер холодного оружия. Кроме того, она держит голову прямо и движется энергичной, пружинящей походкой. Разумеется, эта осанка у нее не наигранная. Так уж она привыкла держаться. Джиллиан никогда не была нежной фиалкой, клонящейся от малейшего ветерка. И ей приятно думать, что Триш переняла у нее этот независимый дух.
Сегодня ей на работу позвонила Топпи и сказала, что Либби в последнее время неважно себя чувствует. Попросила не задерживаться слишком надолго.
Джиллиан ведет машину, направляясь к дому сестры, но голова у нее забита другими вещами. Она не испытывает радостного предвкушения от того, что ей предстоит обедать вместе с Триш. Просто обед этот — еще один пункт в длинном перечне необходимых дел, и где-то в глубине души это вызывает у нее тоскливое ощущение неправильности, смутное чувство вины. Она утратила перспективу. По ее недосмотру жизнь каким-то образом утекает между пальцев. Впрочем, остальная часть ее сознания слишком занята, чтобы переживать из-за этого.
У нее масса серьезных обязанностей и важных обязательств. Она человек деловой и ответственный.
Триш уехала учиться в колледж. Это первая квартира, которую сестра снимает самостоятельно, — маленькая, тесная, но уютная, потому что полностью своя, целиком обустроенная по собственному вкусу. У Триш новые друзья, новая жизнь, новые цели. На прошлой неделе она взволнованно поведала Джиллиан, что мечтает стать драматургом. До этого ей хотелось посвятить себя системам коммуникаций. Еще раньше — заниматься исследованием английской словесности. Триш юная, красивая, талантливая. Мир для нее — как устрица, которую надо вскрыть, чтобы добыть свою жемчужину, и Джиллиан не сомневается, что Триш найдет себя в этом мире и воплотит свои мечты.
Но почему-то мысли об этом причиняют Джиллиан какую-то странную душевную боль. Она и сама этого не понимает. Эти мысли то возносят ее ввысь, то придавливают к земле. С одной стороны, она суррогатная мать своей сестры, гордая достижениями ребенка. С другой — усталая, замотанная старшая сестра, ощущающая вечную, ноющую муку ревности, когда нет повода ревновать. Да, ее стезя была тяжелее. И в свои девятнадцать лет она никогда не была такой вот уверенной и беззаботной. У нее никогда не было возможности жить самостоятельно, для себя — даже сейчас ее нет. Но она закончила колледж, упорным трудом заслужила диплом профессионала. В свои тридцать шесть лет неплохо заправляет собственным рекламным агентством. Всем распоряжается, за все отвечает, все на ней. Она не приносила себя в жертву матери и сестре. Она тоже выстроила свою жизнь по собственной модели.
И тем не менее...
В последнее время для нее стало нелегким делом навещать Триш. Джиллиан делает это далеко не так часто, как следовало бы.
Она объезжает Тейер-стрит, высматривая, где бы припарковаться. Идет третья неделя мая, вечер, солнце уже садится, и тротуары запружены студентами, проходящими летний курс в университете Брауна. Они толпами шатаются возле ресторанчика «Старбакс»[10], вокруг магазинов «Гэп»[11], «Аберкромби и Фитц». Джиллиан все еще немного тревожит то, что Триш живет одна. Особенно после недавних сообщений о двух изнасилованиях — последнее произошло не далее как две недели назад. Правда, хотя первый случай и имел место в студенческом городке, на территории колледжа, однако второй жертвой — тоже в собственном доме! — стала владелица какого-то шикарного особняка.
Триш знает об этих нападениях. Они с ней даже обсуждали это на прошлой неделе. Некоторые ее подруги начали носить с собой в качестве средства самообороны баллончики с перечным газом. Триш тоже купила такой баллончик. А кроме того, проверила надежность замков в своей квартире. Ее квартира действительно вполне безопасна, хорошо защищена от проникновения. Небольшая студия в цокольном этаже, окна маленькие и расположены высоко. В такое окно не забраться взрослому мужчине. Кроме того, подписывая в прошлом году договор аренды, Триш укрепила двери специальным замком засовного типа. Замок имеет отдельный ключ для того, чтобы войти, отдельный — чтобы выйти; по общему мнению, это один из лучших замков, какой только можно купить.
— Все со мной будет нормально, — заявила сестре Триш тем сердитым, раздраженным тоном, который так хорошо удается тинейджерам. — Бога ради! Я прошла два курса самообороны!
Наконец Джиллиан находит пятачок, куда втиснуть машину — далеко в глубине Энджел-стрит. Теперь ей придется совершить небольшую пешую прогулку до квартиры Триш, но, учитывая ситуацию с парковкой в Провиденсе, в этом нет ничего необычного. К тому же сумерки напоены весенним ароматом, и совсем недурственно немного размять ноги.
У Джиллиан нет газового баллончика. Она размышляет на эту тему, запирая дверцу своего золотистого «лексуса». Поэтому взамен женщина делает, как показывали по телевизору: сжимает в кулаке ключи от машины — так, чтобы самый большой ключ торчал между костяшками пальцев, на манер холодного оружия. Кроме того, она держит голову прямо и движется энергичной, пружинящей походкой. Разумеется, эта осанка у нее не наигранная. Так уж она привыкла держаться. Джиллиан никогда не была нежной фиалкой, клонящейся от малейшего ветерка. И ей приятно думать, что Триш переняла у нее этот независимый дух.