Страница:
Свадебный пир длился до вечера. Хукеры то и дело вносили огромные подносы с потрясающе ароматным мясом. Гости ели, нахваливали и веселились от души. Арни придумал, как удлинить стол с помощью двери, которую отыскал в сарае, так разместились все. То Элли, то Сильвия вскакивали, чтобы наполнить тарелки или подать новый пирог. Даже Мэри Бэн вскоре перестала дичиться и весело рассмеялась вместе со всеми, когда Купер заявил, что просто обязан расцеловать свою новую сестру.
Лорну упросили спеть еще. На этот раз она порадовала слушателей веселыми мелодиями, а потом запела любимую их с Купером песню.
… Вниз по течению жизни вдвоем Мчимся под парусом ты и я, Не теряя надежды, что сможем однажды причалить, Что истинное чувство не иссякнет, Несмотря на бурные волны и острые рифы. Сегодня небо над нами безоблачно, Завтра же все может перемениться. Тучи могут закрыть от нас солнце. Будешь ли ты любить меня, ненаглядный, Когда волосы мои посеребрятся инеем седины?..
Ванесса влажными от слез глазами взглянула на Кейна. Ей никогда не выпадет счастье состариться рядом с любимым. Она не увидит, как его темные волосы станут цвета перца с солью и как лицо его исчертят морщины. Она будет стариться в горьком одиночестве, лишь память об этом дне будет согревать ее сердце. Хватит ли у нее сил, чтобы прожить без него целую жизнь? Сейчас ей казалось, что нет. Жить без него не стоило.
Полные любви янтарные глаза тут же сказали ей, что Кейн прочел ее мысли. Он взял ее за руку, помог подняться, и они вышли из комнаты. Как только они оказались в холле, подальше от посторонних глаз, она повернулась к нему, уткнулась лицом в его плечо и обняла его.
– Извини, Кейн, я испортила тебе такой замечательный день, да? Но я просто… не могу не думать… не молиться и не надеяться на чудо…
– Не расстраивайся, родная. Ничто не сможет испортить этот день. Мы вместе будем молиться о чуде. Правда, чудеса случаются очень редко.
Неприкрытая боль в его голосе заставила ее поднять глаза. Они замерли.
– Если бы сила моей любви могла помочь тебе, – прошептала Ванесса.
Кейн вздохнул. Его красавица жена, красивее просто не бывает, еле сдерживала рыдания, и губы ее дрожали. Он почувствовал горечь от того, что ничем не может утешить ее, но все же попытался приободрить.
– Зато сегодня мы счастливы, любимая. Мы сумеем в оставшееся нам время так любить друг друга, как иным не довелось и за целую жизнь. – Его голос дрогнул. – Ты подарила мне столько счастья, сколько я и вообразить себе не мог. Ты – звезда на моем небосклоне, и ты осветила всю мою жизнь. Я хотел бы прожить каждый день с тобой так, словно он последний. Иди ко мне, дорогая, и дай осушить твои слезы.
Наступил вечер, детей уложили спать. В доме наконец наступила относительная тишина. Женщины переоделись в свои повседневные платья, чтобы заняться уборкой, а мужчины плотным кольцом окружили яму во дворе, откуда Клей доставал остатки мяса, чтобы раздать гостям. Заодно они обсудили, как поступить, если к ним нагрянут шутники из города, прослышавшие про новобрачных. Здесь любили подшутить над молодоженами. Прошлой ночью Кейн рассказал друзьям про Праймера Тэсса и про его навязчивую идею – прикончить Кейна и захватить Ванессу. И про то, что он сейчас в Джанкшен-Сити.
– У этого парня давно не хватало шариков в голове, но сейчас он вообще свихнулся, – заметил Джеб. – Мы с Клеем сталкивались с ним пару раз. Он совершенно безжалостен, вид крови его не трогает, он стреляет не моргнув глазом. Говорили, что он убьет человека за понюшку табаку, если та ему понадобится.
– Мексиканцы называют таких маньяков «лобо», – сказал Грифф, сидевший на корточках и обстругивавший перочинным ножом ветку. – Самый хладнокровный ублюдок, какого я когда-либо встречал.
Кейн поведал им и о косичке из волос Ванессы. И пока говорил, почувствовал, как его желудок слегка забурлил.
– А я и не знал, что он выстриг ей клок волос, – сказал вдруг Генри.
– Ванесса не хотела понапрасну тревожить тебя и Элли. Логан встал, все остальные последовали его примеру.
– Мы позаботимся о парнях из города, если они приедут пошуметь. Проследим и за тем, чтобы вас не побеспокоил Тэсс. А теперь вспомните, что это ваша первая брачная ночь. Если не хотите, чтобы вас окунули в поилку для скота, то поспешите к своим невестам, они небось заждались.
На лице Кейна снова заиграла улыбка.
– Я вовсе не жажду искупаться, да еще в поилке, а ты, Генри?
– А кому это может прийти в голову нас купать? – недоуменно спросил Генри.
– Здесь, на Западе, такой обычай – остужать разгоряченного жениха в его брачную ночь купанием в поилке.
– Но мне вовсе не жарко. Здесь так холодно, что даже идет пар изо рта…
– Пойдем, Генри. Я знаю парочку леди, которым наше общество будет больше по вкусу, чем этим хулиганам.
Глава 19
Глава 20
Лорну упросили спеть еще. На этот раз она порадовала слушателей веселыми мелодиями, а потом запела любимую их с Купером песню.
… Вниз по течению жизни вдвоем Мчимся под парусом ты и я, Не теряя надежды, что сможем однажды причалить, Что истинное чувство не иссякнет, Несмотря на бурные волны и острые рифы. Сегодня небо над нами безоблачно, Завтра же все может перемениться. Тучи могут закрыть от нас солнце. Будешь ли ты любить меня, ненаглядный, Когда волосы мои посеребрятся инеем седины?..
Ванесса влажными от слез глазами взглянула на Кейна. Ей никогда не выпадет счастье состариться рядом с любимым. Она не увидит, как его темные волосы станут цвета перца с солью и как лицо его исчертят морщины. Она будет стариться в горьком одиночестве, лишь память об этом дне будет согревать ее сердце. Хватит ли у нее сил, чтобы прожить без него целую жизнь? Сейчас ей казалось, что нет. Жить без него не стоило.
Полные любви янтарные глаза тут же сказали ей, что Кейн прочел ее мысли. Он взял ее за руку, помог подняться, и они вышли из комнаты. Как только они оказались в холле, подальше от посторонних глаз, она повернулась к нему, уткнулась лицом в его плечо и обняла его.
– Извини, Кейн, я испортила тебе такой замечательный день, да? Но я просто… не могу не думать… не молиться и не надеяться на чудо…
– Не расстраивайся, родная. Ничто не сможет испортить этот день. Мы вместе будем молиться о чуде. Правда, чудеса случаются очень редко.
Неприкрытая боль в его голосе заставила ее поднять глаза. Они замерли.
– Если бы сила моей любви могла помочь тебе, – прошептала Ванесса.
Кейн вздохнул. Его красавица жена, красивее просто не бывает, еле сдерживала рыдания, и губы ее дрожали. Он почувствовал горечь от того, что ничем не может утешить ее, но все же попытался приободрить.
– Зато сегодня мы счастливы, любимая. Мы сумеем в оставшееся нам время так любить друг друга, как иным не довелось и за целую жизнь. – Его голос дрогнул. – Ты подарила мне столько счастья, сколько я и вообразить себе не мог. Ты – звезда на моем небосклоне, и ты осветила всю мою жизнь. Я хотел бы прожить каждый день с тобой так, словно он последний. Иди ко мне, дорогая, и дай осушить твои слезы.
Наступил вечер, детей уложили спать. В доме наконец наступила относительная тишина. Женщины переоделись в свои повседневные платья, чтобы заняться уборкой, а мужчины плотным кольцом окружили яму во дворе, откуда Клей доставал остатки мяса, чтобы раздать гостям. Заодно они обсудили, как поступить, если к ним нагрянут шутники из города, прослышавшие про новобрачных. Здесь любили подшутить над молодоженами. Прошлой ночью Кейн рассказал друзьям про Праймера Тэсса и про его навязчивую идею – прикончить Кейна и захватить Ванессу. И про то, что он сейчас в Джанкшен-Сити.
– У этого парня давно не хватало шариков в голове, но сейчас он вообще свихнулся, – заметил Джеб. – Мы с Клеем сталкивались с ним пару раз. Он совершенно безжалостен, вид крови его не трогает, он стреляет не моргнув глазом. Говорили, что он убьет человека за понюшку табаку, если та ему понадобится.
– Мексиканцы называют таких маньяков «лобо», – сказал Грифф, сидевший на корточках и обстругивавший перочинным ножом ветку. – Самый хладнокровный ублюдок, какого я когда-либо встречал.
Кейн поведал им и о косичке из волос Ванессы. И пока говорил, почувствовал, как его желудок слегка забурлил.
– А я и не знал, что он выстриг ей клок волос, – сказал вдруг Генри.
– Ванесса не хотела понапрасну тревожить тебя и Элли. Логан встал, все остальные последовали его примеру.
– Мы позаботимся о парнях из города, если они приедут пошуметь. Проследим и за тем, чтобы вас не побеспокоил Тэсс. А теперь вспомните, что это ваша первая брачная ночь. Если не хотите, чтобы вас окунули в поилку для скота, то поспешите к своим невестам, они небось заждались.
На лице Кейна снова заиграла улыбка.
– Я вовсе не жажду искупаться, да еще в поилке, а ты, Генри?
– А кому это может прийти в голову нас купать? – недоуменно спросил Генри.
– Здесь, на Западе, такой обычай – остужать разгоряченного жениха в его брачную ночь купанием в поилке.
– Но мне вовсе не жарко. Здесь так холодно, что даже идет пар изо рта…
– Пойдем, Генри. Я знаю парочку леди, которым наше общество будет больше по вкусу, чем этим хулиганам.
Глава 19
– Мэри Бэн? Ты здесь? – Генри напряженно всматривался в темноту спальни, пытаясь уловить движение. – Мэри Бэн?
– Да, я здесь.
– Почему ты не зажгла лампу? Тебе не страшно сидеть в такой тьме?
– Мне… захотелось посидеть в тишине и в темноте.
– Ты заболела или… боишься?
– Нет, глупенький. Я уже в постели и… жду тебя. Генри наткнулся на стул, с грохотом отодвинул его и наконец нашарил рукой спинку железной кровати.
– Хочешь, я зажгу лампу?
– А ты не можешь раздеться в темноте?
– Всю жизнь только этим и занимался.
– Что вы там делали у ямы?
– Болтали. Знаешь, что здесь есть обычай охлаждать разгоряченных женихов в конской поилке?
– Кто это сказал?
– Логан.
– Тебе очень нравятся твои новые братья, да?
– Да. Они такие же славные, как Кейн. Не смеются, если я их расспрашиваю о чем-нибудь. – На пол со стуком упал ботинок. – Господи, даже не верится, что наше время наконец пришло. А тебе? Мэри Бэн? – С грохотом упал второй ботинок. – Ты долго уже здесь?..
– Недолго. Твоя ма поцеловала меня и велела ничего не бояться, потому что у тебя и в мыслях нет обидеть меня. А я ей ответила, что всегда это знала.
В спальне наступила тишина.
– Только не засыпай, ладно? – Буме! Что-то с грохотом покатилось по полу и замерло под кроватью. – Тьфу, дьявольщина!
– Что это за грохот? Что там упало, Генри?
– Так… один пустячок из моего кармана. Кое-что, что мне посоветовал взять с собой Кейн.
Слова Генри звучали невнятно; он как раз снимал рубашку через голову.
– И что же это?
– Ну-у, я сказал ему, что боюсь причинить тебе боль. Я-то знаю, каким становлюсь огромным, когда хочу тебя.
– Ну и?
– И спросил его, что в таких случаях делать.
– Ну и за каким дьяволом тебе понадобилось болтать об этом с Кейном?
– Потому что я хотел узнать, как сделать, чтобы тебе не было больно.
– Ты мог бы спросить у меня!
– Но ты тоже никогда в жизни не занималась этим. Откуда же тебе знать?
– Я же велела тебе не волноваться.
– А я все равно волнуюсь. Вот Кейн и посоветовал мне воспользоваться мазью.
– Мазью? Это… не той гадкой темной массой, которую твоя ма намазывала на бинт, чтобы пластырь не прилипал намертво?
– Кейн сказал, что ею можно помазать…
– Слышать больше не желаю, что тебе там посоветовал Кейн! Мы как-нибудь и сами разберемся, что нам делать.
– Но, ласточка моя… – Генри присел на краешек кровати, а затем начал осторожно принимать горизонтальное положение, пока не почувствовал под головой подушку. Он потянулся к Мэри Бэн и наконец прижал ее к себе. Она мгновенно почувствовала, как он волнуется. – Какая ты теплая и мягкая… словно котенок. – Он уткнулся губами в ее волосы. – Что это на тебе надето?
– Ночная рубашка. Мне подарила ее твоя ма. Она… белая. Я взяла и продела в горловину ту розовую ленточку, что ты мне подарил. – Мэри Бэн взяла его руку и поднесла к своей шее. – Вот она, чувствуешь?
– Да. Ты… такая крошечная. И так приятно пахнешь. Ты подушилась туалетной водой, да?
– Угу.
Губы Генри начали медленно покрывать поцелуями ее лицо, пока не добрались до губ. Он задрожал.
– Мне ведь больше не надо сдерживаться, да?
– Только если сам этого захочешь.
– Ни за что!
– Тогда почему ты не разделся совсем?
– Я не знал, можно ли?
– Глупый.
Когда Генри вернулся к ней, она уже успела снять ночную рубашку. Дыхание Генри стало прерывистым, а сердце молотом билось в груди. Желание, завладевшее им, и пугало, и манило. Каждым своим касанием и стуком сердца он словно раскрывал перед ней глубины своей страсти.
– …Моя сладкая, моя чудная девочка… моя и ничья больше…
Его руки жадно прижали ее к себе. Она обняла его за шею, нежно покусывая мочку. Он содрогнулся и невольно потерся о ее мягкий живот. Он застонал от удовольствия, но вскоре ему было уже мало этого, он уже не выдерживал сумасшедшего желания, требовавшего выхода, и в отчаянии он обхватил ее, хрипло вскрикнул и обильным потоком излился на ее живот. Когда Генри отдышался и пришел в себя от сладчайшего и невероятного облегчения, то вдруг понял, что случилось, и застонал от разочарования.
– О милая моя девочка! Боже, что я за нескладеха! Посмотри, что я наделал! Я всю тебя… измазал, а должен был сдерживаться и терпеть, пока и ты не захочешь меня так же! Но я не смог сдержаться…
– Ну и в чем трагедия? Кому не о чем волноваться, так он сам придумает тысячу забот…
– Но я испортил тебе…
– Ничего ты мне не испортил, дурачок, – прошептала Мэри и, выгнувшись ему навстречу, поцеловала его в губы. – Ты и не мог бы ничего испортить. Мы же занимаемся этим не в последний раз. И совсем не похоже, что все это опустошило тебя.
– Так, значит, все в порядке?
Она мягко рассмеялась, уткнувшись в его грудь. Какой же он смешной и чудный.
– Конечно, все в порядке, мой славный, мой нежный мужчина.
– Я люблю тебя, Мэри Бэн! Ты самая лучшая девушка на всем свете! Как я счастлив, что ты досталась именно мне! – В голосе Генри звучали накопленные годами одиночества нежность и любовь. Он страстно обнял ее. – Боже, я как будто в раю!
– Я тоже рада, что теперь ты только мой. Иногда я так горжусь этим, что боюсь сойти с ума.
Она шептала ему слова любви и утешения и целовала его разгоряченное страстью лицо.
А в спальне внизу Ванесса лежала рядом с Кейном, положив голову на плечо любимого. Его рука лежала на ее бедре.
– Надеюсь, ты не жалеешь, что не сохранила себя для брачной ночи?
– Глупости! С каждым разом у нас получается все лучше и лучше.
Расслабленная и сонная, она прислушивалась к ровному стуку его сердца и не уставала восхищаться тем, что все эти налитые мускулы вдруг оказались столь удобным пристанищем для ее тела. Чудеса да и только!
Она приподняла голову, чтобы взглянуть на него, и он тут же взял в плен ее губы. Поцелуй был долог и жаден, а затем они снова успокоились, и она легонько погладила его грудь.
– Я рада, что все твои друзья смогли выбраться на наш праздник. Думаю, что тетя Элли теперь намного оптимистичнее смотрит в будущее.
– Мать Купера не пробыла здесь и трех минут, как они нашли общий язык и вместе принялись за дело, словно знали друг друга всю жизнь.
Ванесса снова не удержалась и поцеловала его.
– Мне кажется, что Лорна легко сходится с людьми и чувствует себя со всеми свободно. А вот Розали – крепкий орешек, ее и не раскусишь так сразу.
– Ей пришлось многое пережить до замужества с Логаном, но и после замужества осталось немало трудностей. Люди тут вовсе не считают этот брак благословением Господним. Ведь Логан – полукровка, а значит, Розали согрешила перед Богом, когда вышла за него. У них есть, конечно, друзья, но не так уж много. Если бы только Логан не был наполовину индеец, то любой счел бы за честь водить с ним компанию. А так…
– В Миссури я знала одну женщину, наполовину индианку. Она вышла замуж за местного галантерейщика, и никто не сказал по этому поводу ни одного худого слова.
– Видишь ли, здесь, на Западе, существуют разные нормы поведения: одни – для мужчин, другие – для женщин. Уйма мужчин взяли себе в жены индианок, ведь женщины здесь на вес золота. Но стоит белой женщине выбрать в мужья индейца, как общество отворачивается от нее.
– Это несправедливо.
– В жизни вообще мало справедливости, – с глубоким вздохом заметил Кейн. – Возможно, через несколько поколений все это пройдет и важные посты в правительстве займут люди с индейской кровью. Но до этого далеко. Знаешь, милая, мы, белые, вели себя по отношению к индейцам хуже самых кровожадных варваров. Мы считали своим долгом показать им, что они вообще нелюди. Розали – единственная среди известных мне женщин, у которой хватило смелости плюнуть на все эти условности.
– Должно быть, она его очень любит.
– Как и он ее, в этом нет никакого сомнения. Он прошел через такие испытания, которые любого другого уже давно заставили бы дрогнуть и отступиться. Когда-нибудь я расскажу тебе, как они встретились.
– Когда я впервые увидела тебя в Додже, я и помыслить не могла, что мы поженимся.
– Ты была сегодня потрясающе красивой, любовь моя. И стала теперь целиком моей.
– Я и раньше была твоей. А теперь я – Ванесса де Болт. Гм, мне нравится, как это звучит: Ванесса де Болт, миссис Кейн де Болт. Если у нас появится ребенок, то я назову его Кейн, независимо от того, мальчик это будет или девочка. – Тут ее голос дрогнул, и па плечо Кейна упала горячая слеза.
Из его горла вырвался отчаянный низкий стон.
– Любимая, умоляю тебя, сегодня никаких слез! Драгоценная моя! — хрипло зашептал он. Повернувшись на бок, он стал целовать переливающиеся через край соленые озера.
– Извини. Я помню, что обещала больше не плакать, но иногда просто не могу удержаться.
– Знаю, родная. – Его губы ласково коснулись ее виска.
– Я все продолжаю надеяться и молиться, чтобы случилось чудо… и тебе не нужно было покидать меня. А ты не мог бы поделиться твоей проблемой с Купером, Логаном и Гриффом? Может быть, они сумеют помочь?
– Я уже рассказал им о Тэссе.
– А… о другом? – умоляюще спросила она.
– Это бессмысленно, родная. Я очень надеюсь, что ты никогда не пожалеешь о нашей свадьбе и что наше счастье стоит всей этой предстоящей боли.
– Я никогда не пожалею! Эти несколько последних недель были самыми счастливыми в моей жизни! И… самыми мучительными.
– Со мной творится то же самое. А теперь поспи, милая. Если ты не перестанешь целовать меня, я, пожалуй, снова вынужден буду заняться тобой.
– Я вовсе не против. – Ее руки скользнули по его спине. Она погладила его и несколько раз ущипнула.
– Ну-у, тогда я считаю, что получил добро. Потому что я тоже… совершенно… ничего… не… имею… против! – прошептал он, накрывая ее рот своими губами.
К огромному облегчению дежуривших у дома мужчин никто из города не заявился, чтобы устроить кошачий концерт под окнами новобрачных и повеселить их прочими «шутками».
Гости остались еще на день, что привело Генри в полный восторг. Новые братья нравились ему с каждой минутой все больше. Он проводил с ними все свободное время. Стоило одному из них оказаться где-нибудь во дворе, как к нему тут же присоединялся Генри. Он присаживался на корточки рядом и внимательно слушал все, о чем ему говорили. Они обращались с ним с любовью и терпением, естественными в обращении с младшим братом. Они поддразнивали его, давали советы и внимательно слушали, когда он делился своими мыслями. Он показал им свои инструменты, с помощью которых изготовлял кнуты и арапники. Он также подарил Лорне кнут длиной в четырнадцать футов, а та продемонстрировала Генри, как сшибить листок с дерева, не повредив ничего другого, и рассекла кнутом на две равные части картофелину, которую держал в руках Купер.
Генри говорил, что это самое счастливое время в его жизни. Теперь у него есть Мэри Бэн и еще два брата. И Купер и Логан взяли с него обещание обязательно приехать к ним в гости вместе с молодой женой и матерью.
Купер и Логан предложили остаться у Кейна до тех пор, пока не объявится Праймер Тэсс. Но Кейн знал, что и того и другого дома ждет уйма работы, и тактично отклонил предложение, объяснив, что у раненого Праймера могут уйти месяцы на подготовку нападения.
Грифф и Бонни задержались на два дня. Кейн и Грифф безрезультатно проторчали на крыше сарая, выискивая хоть какой-то знак присутствия Праймера Тэсса, успев предварительно съездить в город и разузнать, не появлялся ли Праймер. Но его там больше никто не видел. Через Макклауда Кейн постарался распространить весть о том, что Праймер – опасный маньяк и убийца и, мол, де Болт будет очень благодарен, если кто-нибудь сразу же даст знать, если заметит его.
Тем же вечером Кейн с Гриффом довольно долго беседовали о том, что жизнь и так слишком хрупкая штука, чтобы еще позволять в нее вмешиваться таким маньякам, как Праймер Тэсс. Кейн сказал, что, если с ним что-нибудь случится, он был бы очень обязан Гриффу, если бы тот позаботился о Ванессе.
– Тебе незачем и просить, это самое малое, что я смогу сделать для тебя. Можешь быть уверен, я не забуду. Если я сам увижу Тэсса, то он уже не сможет причинить вам вред. И знаешь что, Кейн, сидеть и ждать, пока змея укусит тебя, – по-моему, неверная тактика. Змею надо убивать раньше, чем она успеет ужалить.
Обитатели дома вышли на крыльцо и махали вслед удалявшимся Гриффу и Бонни. Мэри Бэн и Бонни успели всерьез подружиться, так что Мэри охотно пообещала навестить новую подругу. Грифф торопился. Его ковбои объезжали сейчас лошадей-двухлеток для армии, и он хотел присутствовать при этом и проверить готовность лошадей.
После отъезда гостей жизнь пошла по-старому. Не теряя бдительности по поводу Праймера Тэсса, братья Хукеры тем не менее умудрились скатить с холмов порядочное количество срубленных деревьев, чтобы потом распилить их на дрова. Джон проводил время, колдуя над фургоном Ванессы и своей развалюхой. Генри и Кейн врывали в землю столбы для будущего загона.
Однажды утром Кейн почувствовал жуткую резь в желудке и ушел в сарай, где его стошнило. Когда он снова заметил кровь в рвоте, его опять охватила паника. Уже неделю желудок давал о себе знать, однако боли были вполне терпимыми. Сегодня же желудок словно горел. Понадобилось несколько минут, чтобы сердце снова стало биться ровно, и тут ему пришло в голову, что на этот раз крови было совсем немного, гораздо меньше, чем бывало у шерифа из Аризоны. Может быть, еще не все потеряно? Он вышел из сарая и присел на большое бревно, пережидая нахлынувшую слабость.
Свыкнувшись с мыслью о смерти, Кейт научился все замечать и ценить даже самую малость – тепло солнечных лучей, парящего в небе орла, холодный до ломоты в зубах глоток воды… Он запоминал, что видит и чувствует, ощущал все намного глубже, чем раньше, понимая, что, возможно, испытывает все это в последний раз. Ванесса, его жена, его любовь… все, что касалось ее, было величайшим сокровищем. Мягкая и обворожительная в постели, милая и воспитанная за столом, прекрасная и гордая в выцветшем старом платье, когда моет посуду на кухне. Она, наверное, так никогда и не поймет до конца, что само ее существование значило для него. Может быть, надо открыть ей правду – сказать, что он умирает? Но она и так страдает от тяжкого груза предстоящей разлуки. Это тяжким бременем легло бы на ее плечи и омрачило ей радость бытия. Нет! Он не вынесет отчаяния, которое непременно появится в этих неповторимых сияющих глазах. Он напишет ей письмо-признание и оставит его у Элли. В нем он расскажет Ванессе, как любит ее и как хотел бы прожить с ней всю жизнь, бок о бок, деля все радости и заботы. И если ей повезет встретить мужчину, с которым она сумеет почувствовать себя счастливой, пусть не раздумывает, а выходит замуж. И чтобы никакого чувства вины. Тут ему едва удалось сдержать рыдание: его любимая в объятиях другого мужчины!
Он уже начал приводить в порядок свои дела, так чтобы смерть не застала его врасплох. Логан увез с собой не только бумаги Элли, но и написанное заново завещание, которое будет храниться у адвоката Рэндольфа в Денвере. Так что у Дэллы ничего не выйдет, если она вознамерится захапать дом. Разве что Ванесса сама пожелает продать его со всей причитающейся землей и за солидную сумму. Ванесса и Хиллы смогут припеваючи зажить здесь с Хукерами и Джоном. А Логан и Купер будут помогать деловыми советами.
Оставался еще Праймер Тэсс, которого придется прикончить, другого входа нет. У него не было никаких сомнений, что Праймер сейчас присматривается и выжидает удобного момента, чтобы нанести удар. Но Тэсс не станет стрелять, пока на все сто процентов не будет уверен, что убьет. Это может продлиться не одну неделю и вымотает нервы не хуже любой перестрелки. Но у Кейна просто нет такого количества времени, и если Тэсс не объявится в ближайшие дни, Кейну придется самому пойти в атаку. Возможно, Тэсс выстрелит первым и убьет его. Тогда прикончить этого бандита придется Хукерам и Джону. Кейн знал: если Тэсс убьет его, Грифф не успокоится, пока не отомстит. От Гриффа ему не уйти. Грифф не признавал правил в смертельных играх, а уж убийце вообще никогда не давал спуску. Проведенная в тюрьме Юмы юность ожесточила парня, а борьба за процветание своего ранчо вообще лишила его жалости к соперникам. Уж тут Адам Клейхилл постарался.
Из дома вышла Ванесса. Она накинула на плечи шаль и встревоженно огляделась. Заметила Кейна и торопливо зашагала к нему.
– Моя сладкая, обожаемая рыжая пичужка, – вздохнул он и протянул ей руку.
– Генри сказал, что тебе стало плохо.
– А-а, пустяки. Наверно, опять слопал что-нибудь острое, вот желудок и отказался переварить.
Он потянул ее за руку и усадил к себе на колени.
– Как, скажи на милость, мясной бульон может оказаться острым для твоего желудка? А ты ничего, кроме него, утром не ел! Или все-таки попробовал мяса, приготовленного Хукерами?
– Ну-у, если быть честным, то я не удержался, – солгал Кейн. – Прекрати волноваться. Я и так прибавил в весе за последнее время. Это, наверное, из-за молока, которое Элли вливает в меня галлонами.
– Если тебя стошнит еще раз, ты непременно покажешься врачу, ясно? Розали сказала, что месяц назад в Джанкшене появился неплохой врач, он теперь ездит по вызовам. Она говорит, что он довольно молодой, но из докторской семьи. Его отец тоже врач.
– Замечательно. Я рад за Джанкшен, наконец-то цивилизация докатилась и до него. Раньше здесь, по-моему, вообще не было врачей. Не пройдет и года, как у нас появятся свой шериф и торговая палата…
– Прекрати болтать чепуху и увиливать от ответа! Если ты еще раз почувствуешь себя плохо, то навестишь доктора. – Она обняла его. – Я люблю тебя.
– Тебе не следует бросаться такими словами. Это очень опасно, сладкая моя. Я ведь могу захотеть немедленно утащить тебя в спальню. – Он рассмеялся, глядя на ее удивленное лицо.
– Ты просто маньяк, вот ты кто, Кейн де Болт! Мы с тобой женаты пять дней, и каждую ночь…
– Если уж ты начала считать дни и ночи, любовь моя, то не забудь и те, которые подарила мне до свадьбы!
– Да ты к тому же еще и не джентльмен! Как гадко с твоей стороны упоминать об этом!
Ее сверкающие глаза с вызовом и одновременно одобрением глядели на него. Она выгнула бровь и крепко сжала губы, стараясь удержать на лице суровое выражение.
Кейн рассмеялся и обнял ее за талию.
– Красавица моя! Особенно приятно, что моя! Его поддразнивание перешло в ласку.
– Ты на ходу исправляешься. – Она вздохнула. – Скажи, любимый, это не будет выглядеть слишком неприличным, если мы начнем целоваться среди бела дня?
– Да, я здесь.
– Почему ты не зажгла лампу? Тебе не страшно сидеть в такой тьме?
– Мне… захотелось посидеть в тишине и в темноте.
– Ты заболела или… боишься?
– Нет, глупенький. Я уже в постели и… жду тебя. Генри наткнулся на стул, с грохотом отодвинул его и наконец нашарил рукой спинку железной кровати.
– Хочешь, я зажгу лампу?
– А ты не можешь раздеться в темноте?
– Всю жизнь только этим и занимался.
– Что вы там делали у ямы?
– Болтали. Знаешь, что здесь есть обычай охлаждать разгоряченных женихов в конской поилке?
– Кто это сказал?
– Логан.
– Тебе очень нравятся твои новые братья, да?
– Да. Они такие же славные, как Кейн. Не смеются, если я их расспрашиваю о чем-нибудь. – На пол со стуком упал ботинок. – Господи, даже не верится, что наше время наконец пришло. А тебе? Мэри Бэн? – С грохотом упал второй ботинок. – Ты долго уже здесь?..
– Недолго. Твоя ма поцеловала меня и велела ничего не бояться, потому что у тебя и в мыслях нет обидеть меня. А я ей ответила, что всегда это знала.
В спальне наступила тишина.
– Только не засыпай, ладно? – Буме! Что-то с грохотом покатилось по полу и замерло под кроватью. – Тьфу, дьявольщина!
– Что это за грохот? Что там упало, Генри?
– Так… один пустячок из моего кармана. Кое-что, что мне посоветовал взять с собой Кейн.
Слова Генри звучали невнятно; он как раз снимал рубашку через голову.
– И что же это?
– Ну-у, я сказал ему, что боюсь причинить тебе боль. Я-то знаю, каким становлюсь огромным, когда хочу тебя.
– Ну и?
– И спросил его, что в таких случаях делать.
– Ну и за каким дьяволом тебе понадобилось болтать об этом с Кейном?
– Потому что я хотел узнать, как сделать, чтобы тебе не было больно.
– Ты мог бы спросить у меня!
– Но ты тоже никогда в жизни не занималась этим. Откуда же тебе знать?
– Я же велела тебе не волноваться.
– А я все равно волнуюсь. Вот Кейн и посоветовал мне воспользоваться мазью.
– Мазью? Это… не той гадкой темной массой, которую твоя ма намазывала на бинт, чтобы пластырь не прилипал намертво?
– Кейн сказал, что ею можно помазать…
– Слышать больше не желаю, что тебе там посоветовал Кейн! Мы как-нибудь и сами разберемся, что нам делать.
– Но, ласточка моя… – Генри присел на краешек кровати, а затем начал осторожно принимать горизонтальное положение, пока не почувствовал под головой подушку. Он потянулся к Мэри Бэн и наконец прижал ее к себе. Она мгновенно почувствовала, как он волнуется. – Какая ты теплая и мягкая… словно котенок. – Он уткнулся губами в ее волосы. – Что это на тебе надето?
– Ночная рубашка. Мне подарила ее твоя ма. Она… белая. Я взяла и продела в горловину ту розовую ленточку, что ты мне подарил. – Мэри Бэн взяла его руку и поднесла к своей шее. – Вот она, чувствуешь?
– Да. Ты… такая крошечная. И так приятно пахнешь. Ты подушилась туалетной водой, да?
– Угу.
Губы Генри начали медленно покрывать поцелуями ее лицо, пока не добрались до губ. Он задрожал.
– Мне ведь больше не надо сдерживаться, да?
– Только если сам этого захочешь.
– Ни за что!
– Тогда почему ты не разделся совсем?
– Я не знал, можно ли?
– Глупый.
Когда Генри вернулся к ней, она уже успела снять ночную рубашку. Дыхание Генри стало прерывистым, а сердце молотом билось в груди. Желание, завладевшее им, и пугало, и манило. Каждым своим касанием и стуком сердца он словно раскрывал перед ней глубины своей страсти.
– …Моя сладкая, моя чудная девочка… моя и ничья больше…
Его руки жадно прижали ее к себе. Она обняла его за шею, нежно покусывая мочку. Он содрогнулся и невольно потерся о ее мягкий живот. Он застонал от удовольствия, но вскоре ему было уже мало этого, он уже не выдерживал сумасшедшего желания, требовавшего выхода, и в отчаянии он обхватил ее, хрипло вскрикнул и обильным потоком излился на ее живот. Когда Генри отдышался и пришел в себя от сладчайшего и невероятного облегчения, то вдруг понял, что случилось, и застонал от разочарования.
– О милая моя девочка! Боже, что я за нескладеха! Посмотри, что я наделал! Я всю тебя… измазал, а должен был сдерживаться и терпеть, пока и ты не захочешь меня так же! Но я не смог сдержаться…
– Ну и в чем трагедия? Кому не о чем волноваться, так он сам придумает тысячу забот…
– Но я испортил тебе…
– Ничего ты мне не испортил, дурачок, – прошептала Мэри и, выгнувшись ему навстречу, поцеловала его в губы. – Ты и не мог бы ничего испортить. Мы же занимаемся этим не в последний раз. И совсем не похоже, что все это опустошило тебя.
– Так, значит, все в порядке?
Она мягко рассмеялась, уткнувшись в его грудь. Какой же он смешной и чудный.
– Конечно, все в порядке, мой славный, мой нежный мужчина.
– Я люблю тебя, Мэри Бэн! Ты самая лучшая девушка на всем свете! Как я счастлив, что ты досталась именно мне! – В голосе Генри звучали накопленные годами одиночества нежность и любовь. Он страстно обнял ее. – Боже, я как будто в раю!
– Я тоже рада, что теперь ты только мой. Иногда я так горжусь этим, что боюсь сойти с ума.
Она шептала ему слова любви и утешения и целовала его разгоряченное страстью лицо.
А в спальне внизу Ванесса лежала рядом с Кейном, положив голову на плечо любимого. Его рука лежала на ее бедре.
– Надеюсь, ты не жалеешь, что не сохранила себя для брачной ночи?
– Глупости! С каждым разом у нас получается все лучше и лучше.
Расслабленная и сонная, она прислушивалась к ровному стуку его сердца и не уставала восхищаться тем, что все эти налитые мускулы вдруг оказались столь удобным пристанищем для ее тела. Чудеса да и только!
Она приподняла голову, чтобы взглянуть на него, и он тут же взял в плен ее губы. Поцелуй был долог и жаден, а затем они снова успокоились, и она легонько погладила его грудь.
– Я рада, что все твои друзья смогли выбраться на наш праздник. Думаю, что тетя Элли теперь намного оптимистичнее смотрит в будущее.
– Мать Купера не пробыла здесь и трех минут, как они нашли общий язык и вместе принялись за дело, словно знали друг друга всю жизнь.
Ванесса снова не удержалась и поцеловала его.
– Мне кажется, что Лорна легко сходится с людьми и чувствует себя со всеми свободно. А вот Розали – крепкий орешек, ее и не раскусишь так сразу.
– Ей пришлось многое пережить до замужества с Логаном, но и после замужества осталось немало трудностей. Люди тут вовсе не считают этот брак благословением Господним. Ведь Логан – полукровка, а значит, Розали согрешила перед Богом, когда вышла за него. У них есть, конечно, друзья, но не так уж много. Если бы только Логан не был наполовину индеец, то любой счел бы за честь водить с ним компанию. А так…
– В Миссури я знала одну женщину, наполовину индианку. Она вышла замуж за местного галантерейщика, и никто не сказал по этому поводу ни одного худого слова.
– Видишь ли, здесь, на Западе, существуют разные нормы поведения: одни – для мужчин, другие – для женщин. Уйма мужчин взяли себе в жены индианок, ведь женщины здесь на вес золота. Но стоит белой женщине выбрать в мужья индейца, как общество отворачивается от нее.
– Это несправедливо.
– В жизни вообще мало справедливости, – с глубоким вздохом заметил Кейн. – Возможно, через несколько поколений все это пройдет и важные посты в правительстве займут люди с индейской кровью. Но до этого далеко. Знаешь, милая, мы, белые, вели себя по отношению к индейцам хуже самых кровожадных варваров. Мы считали своим долгом показать им, что они вообще нелюди. Розали – единственная среди известных мне женщин, у которой хватило смелости плюнуть на все эти условности.
– Должно быть, она его очень любит.
– Как и он ее, в этом нет никакого сомнения. Он прошел через такие испытания, которые любого другого уже давно заставили бы дрогнуть и отступиться. Когда-нибудь я расскажу тебе, как они встретились.
– Когда я впервые увидела тебя в Додже, я и помыслить не могла, что мы поженимся.
– Ты была сегодня потрясающе красивой, любовь моя. И стала теперь целиком моей.
– Я и раньше была твоей. А теперь я – Ванесса де Болт. Гм, мне нравится, как это звучит: Ванесса де Болт, миссис Кейн де Болт. Если у нас появится ребенок, то я назову его Кейн, независимо от того, мальчик это будет или девочка. – Тут ее голос дрогнул, и па плечо Кейна упала горячая слеза.
Из его горла вырвался отчаянный низкий стон.
– Любимая, умоляю тебя, сегодня никаких слез! Драгоценная моя! — хрипло зашептал он. Повернувшись на бок, он стал целовать переливающиеся через край соленые озера.
– Извини. Я помню, что обещала больше не плакать, но иногда просто не могу удержаться.
– Знаю, родная. – Его губы ласково коснулись ее виска.
– Я все продолжаю надеяться и молиться, чтобы случилось чудо… и тебе не нужно было покидать меня. А ты не мог бы поделиться твоей проблемой с Купером, Логаном и Гриффом? Может быть, они сумеют помочь?
– Я уже рассказал им о Тэссе.
– А… о другом? – умоляюще спросила она.
– Это бессмысленно, родная. Я очень надеюсь, что ты никогда не пожалеешь о нашей свадьбе и что наше счастье стоит всей этой предстоящей боли.
– Я никогда не пожалею! Эти несколько последних недель были самыми счастливыми в моей жизни! И… самыми мучительными.
– Со мной творится то же самое. А теперь поспи, милая. Если ты не перестанешь целовать меня, я, пожалуй, снова вынужден буду заняться тобой.
– Я вовсе не против. – Ее руки скользнули по его спине. Она погладила его и несколько раз ущипнула.
– Ну-у, тогда я считаю, что получил добро. Потому что я тоже… совершенно… ничего… не… имею… против! – прошептал он, накрывая ее рот своими губами.
К огромному облегчению дежуривших у дома мужчин никто из города не заявился, чтобы устроить кошачий концерт под окнами новобрачных и повеселить их прочими «шутками».
Гости остались еще на день, что привело Генри в полный восторг. Новые братья нравились ему с каждой минутой все больше. Он проводил с ними все свободное время. Стоило одному из них оказаться где-нибудь во дворе, как к нему тут же присоединялся Генри. Он присаживался на корточки рядом и внимательно слушал все, о чем ему говорили. Они обращались с ним с любовью и терпением, естественными в обращении с младшим братом. Они поддразнивали его, давали советы и внимательно слушали, когда он делился своими мыслями. Он показал им свои инструменты, с помощью которых изготовлял кнуты и арапники. Он также подарил Лорне кнут длиной в четырнадцать футов, а та продемонстрировала Генри, как сшибить листок с дерева, не повредив ничего другого, и рассекла кнутом на две равные части картофелину, которую держал в руках Купер.
Генри говорил, что это самое счастливое время в его жизни. Теперь у него есть Мэри Бэн и еще два брата. И Купер и Логан взяли с него обещание обязательно приехать к ним в гости вместе с молодой женой и матерью.
Купер и Логан предложили остаться у Кейна до тех пор, пока не объявится Праймер Тэсс. Но Кейн знал, что и того и другого дома ждет уйма работы, и тактично отклонил предложение, объяснив, что у раненого Праймера могут уйти месяцы на подготовку нападения.
Грифф и Бонни задержались на два дня. Кейн и Грифф безрезультатно проторчали на крыше сарая, выискивая хоть какой-то знак присутствия Праймера Тэсса, успев предварительно съездить в город и разузнать, не появлялся ли Праймер. Но его там больше никто не видел. Через Макклауда Кейн постарался распространить весть о том, что Праймер – опасный маньяк и убийца и, мол, де Болт будет очень благодарен, если кто-нибудь сразу же даст знать, если заметит его.
Тем же вечером Кейн с Гриффом довольно долго беседовали о том, что жизнь и так слишком хрупкая штука, чтобы еще позволять в нее вмешиваться таким маньякам, как Праймер Тэсс. Кейн сказал, что, если с ним что-нибудь случится, он был бы очень обязан Гриффу, если бы тот позаботился о Ванессе.
– Тебе незачем и просить, это самое малое, что я смогу сделать для тебя. Можешь быть уверен, я не забуду. Если я сам увижу Тэсса, то он уже не сможет причинить вам вред. И знаешь что, Кейн, сидеть и ждать, пока змея укусит тебя, – по-моему, неверная тактика. Змею надо убивать раньше, чем она успеет ужалить.
Обитатели дома вышли на крыльцо и махали вслед удалявшимся Гриффу и Бонни. Мэри Бэн и Бонни успели всерьез подружиться, так что Мэри охотно пообещала навестить новую подругу. Грифф торопился. Его ковбои объезжали сейчас лошадей-двухлеток для армии, и он хотел присутствовать при этом и проверить готовность лошадей.
После отъезда гостей жизнь пошла по-старому. Не теряя бдительности по поводу Праймера Тэсса, братья Хукеры тем не менее умудрились скатить с холмов порядочное количество срубленных деревьев, чтобы потом распилить их на дрова. Джон проводил время, колдуя над фургоном Ванессы и своей развалюхой. Генри и Кейн врывали в землю столбы для будущего загона.
Однажды утром Кейн почувствовал жуткую резь в желудке и ушел в сарай, где его стошнило. Когда он снова заметил кровь в рвоте, его опять охватила паника. Уже неделю желудок давал о себе знать, однако боли были вполне терпимыми. Сегодня же желудок словно горел. Понадобилось несколько минут, чтобы сердце снова стало биться ровно, и тут ему пришло в голову, что на этот раз крови было совсем немного, гораздо меньше, чем бывало у шерифа из Аризоны. Может быть, еще не все потеряно? Он вышел из сарая и присел на большое бревно, пережидая нахлынувшую слабость.
Свыкнувшись с мыслью о смерти, Кейт научился все замечать и ценить даже самую малость – тепло солнечных лучей, парящего в небе орла, холодный до ломоты в зубах глоток воды… Он запоминал, что видит и чувствует, ощущал все намного глубже, чем раньше, понимая, что, возможно, испытывает все это в последний раз. Ванесса, его жена, его любовь… все, что касалось ее, было величайшим сокровищем. Мягкая и обворожительная в постели, милая и воспитанная за столом, прекрасная и гордая в выцветшем старом платье, когда моет посуду на кухне. Она, наверное, так никогда и не поймет до конца, что само ее существование значило для него. Может быть, надо открыть ей правду – сказать, что он умирает? Но она и так страдает от тяжкого груза предстоящей разлуки. Это тяжким бременем легло бы на ее плечи и омрачило ей радость бытия. Нет! Он не вынесет отчаяния, которое непременно появится в этих неповторимых сияющих глазах. Он напишет ей письмо-признание и оставит его у Элли. В нем он расскажет Ванессе, как любит ее и как хотел бы прожить с ней всю жизнь, бок о бок, деля все радости и заботы. И если ей повезет встретить мужчину, с которым она сумеет почувствовать себя счастливой, пусть не раздумывает, а выходит замуж. И чтобы никакого чувства вины. Тут ему едва удалось сдержать рыдание: его любимая в объятиях другого мужчины!
Он уже начал приводить в порядок свои дела, так чтобы смерть не застала его врасплох. Логан увез с собой не только бумаги Элли, но и написанное заново завещание, которое будет храниться у адвоката Рэндольфа в Денвере. Так что у Дэллы ничего не выйдет, если она вознамерится захапать дом. Разве что Ванесса сама пожелает продать его со всей причитающейся землей и за солидную сумму. Ванесса и Хиллы смогут припеваючи зажить здесь с Хукерами и Джоном. А Логан и Купер будут помогать деловыми советами.
Оставался еще Праймер Тэсс, которого придется прикончить, другого входа нет. У него не было никаких сомнений, что Праймер сейчас присматривается и выжидает удобного момента, чтобы нанести удар. Но Тэсс не станет стрелять, пока на все сто процентов не будет уверен, что убьет. Это может продлиться не одну неделю и вымотает нервы не хуже любой перестрелки. Но у Кейна просто нет такого количества времени, и если Тэсс не объявится в ближайшие дни, Кейну придется самому пойти в атаку. Возможно, Тэсс выстрелит первым и убьет его. Тогда прикончить этого бандита придется Хукерам и Джону. Кейн знал: если Тэсс убьет его, Грифф не успокоится, пока не отомстит. От Гриффа ему не уйти. Грифф не признавал правил в смертельных играх, а уж убийце вообще никогда не давал спуску. Проведенная в тюрьме Юмы юность ожесточила парня, а борьба за процветание своего ранчо вообще лишила его жалости к соперникам. Уж тут Адам Клейхилл постарался.
Из дома вышла Ванесса. Она накинула на плечи шаль и встревоженно огляделась. Заметила Кейна и торопливо зашагала к нему.
– Моя сладкая, обожаемая рыжая пичужка, – вздохнул он и протянул ей руку.
– Генри сказал, что тебе стало плохо.
– А-а, пустяки. Наверно, опять слопал что-нибудь острое, вот желудок и отказался переварить.
Он потянул ее за руку и усадил к себе на колени.
– Как, скажи на милость, мясной бульон может оказаться острым для твоего желудка? А ты ничего, кроме него, утром не ел! Или все-таки попробовал мяса, приготовленного Хукерами?
– Ну-у, если быть честным, то я не удержался, – солгал Кейн. – Прекрати волноваться. Я и так прибавил в весе за последнее время. Это, наверное, из-за молока, которое Элли вливает в меня галлонами.
– Если тебя стошнит еще раз, ты непременно покажешься врачу, ясно? Розали сказала, что месяц назад в Джанкшене появился неплохой врач, он теперь ездит по вызовам. Она говорит, что он довольно молодой, но из докторской семьи. Его отец тоже врач.
– Замечательно. Я рад за Джанкшен, наконец-то цивилизация докатилась и до него. Раньше здесь, по-моему, вообще не было врачей. Не пройдет и года, как у нас появятся свой шериф и торговая палата…
– Прекрати болтать чепуху и увиливать от ответа! Если ты еще раз почувствуешь себя плохо, то навестишь доктора. – Она обняла его. – Я люблю тебя.
– Тебе не следует бросаться такими словами. Это очень опасно, сладкая моя. Я ведь могу захотеть немедленно утащить тебя в спальню. – Он рассмеялся, глядя на ее удивленное лицо.
– Ты просто маньяк, вот ты кто, Кейн де Болт! Мы с тобой женаты пять дней, и каждую ночь…
– Если уж ты начала считать дни и ночи, любовь моя, то не забудь и те, которые подарила мне до свадьбы!
– Да ты к тому же еще и не джентльмен! Как гадко с твоей стороны упоминать об этом!
Ее сверкающие глаза с вызовом и одновременно одобрением глядели на него. Она выгнула бровь и крепко сжала губы, стараясь удержать на лице суровое выражение.
Кейн рассмеялся и обнял ее за талию.
– Красавица моя! Особенно приятно, что моя! Его поддразнивание перешло в ласку.
– Ты на ходу исправляешься. – Она вздохнула. – Скажи, любимый, это не будет выглядеть слишком неприличным, если мы начнем целоваться среди бела дня?
Глава 20
Сидя в огромном кресле в своем рабочем кабинете, Адам Клейхилл вытянул ноги, сложил руки на пухлом животе и уставился на кончики ботинок. Он был странно спокоен. Со времени случайной встречи с Элли Хилл он пребывал либо вот в таком отрешенном молчании, либо взрывался по любому поводу и рычал на слуг. Когда он был в ярости, то метался по кабинету, ругался самыми грязными словами, бросался всем, что попадалось под руку, требовал невесть чего и набрасывался с кулаками на слуг, так что они все в результате разбежались. В доме остались лишь Джозеф и Цецилия. Прачка ушла первой – после того как он ударом кулака свалил ее с ног, за ней поместье покинула повариха. Вместе с помощницей по кухне они просто выскользнули ночью через дверь черного хода. Это случилось после того, как он швырнул в них кастрюлей с горячим супом, вопя, что эти помои годятся только на корм свиньям.
Дэлла слонялась туда-сюда по своей комнате и кипела от гнева. Впервые в жизни она не смогла заставить Адама объяснить ей, в чем, собственно, дело. Она знала, что неожиданно, словно чертик из табакерки, объявился новый отпрыск Адама, который, ко всему прочему оказался придурком, что, несомненно, не прибавит Клейхиллам славы. Она сделала все от нее зависящее, чтобы вывести старика из мрачного состояния. Она даже предложила себя, да только он не заинтересовался, остался равнодушен, словно каменный идол. Это навело ее на мысль, что, возможно, он болен не только физически, но от всех этих потрясений потерял и разум. Дэлла остановилась у окна. Она еще никогда не видела Адама таким. Он уже несколько дней не причесывался и не принимал ванну. До сегодняшнего утра он и не брился. Сегодня она сама взяла мыло, теплую воду и бритву, отнесла к нему в кабинет и лично побрила его. А он тем временем так и сидел, никак не реагируя на ее упреки и не поддерживая разговор, молча глядя перед собой и куря одну сигару за другой. Пепел с сигар падал на пол.
Дэлла слонялась туда-сюда по своей комнате и кипела от гнева. Впервые в жизни она не смогла заставить Адама объяснить ей, в чем, собственно, дело. Она знала, что неожиданно, словно чертик из табакерки, объявился новый отпрыск Адама, который, ко всему прочему оказался придурком, что, несомненно, не прибавит Клейхиллам славы. Она сделала все от нее зависящее, чтобы вывести старика из мрачного состояния. Она даже предложила себя, да только он не заинтересовался, остался равнодушен, словно каменный идол. Это навело ее на мысль, что, возможно, он болен не только физически, но от всех этих потрясений потерял и разум. Дэлла остановилась у окна. Она еще никогда не видела Адама таким. Он уже несколько дней не причесывался и не принимал ванну. До сегодняшнего утра он и не брился. Сегодня она сама взяла мыло, теплую воду и бритву, отнесла к нему в кабинет и лично побрила его. А он тем временем так и сидел, никак не реагируя на ее упреки и не поддерживая разговор, молча глядя перед собой и куря одну сигару за другой. Пепел с сигар падал на пол.